иктор Алексеевич, можно? Если что -- я на месте. x x x -- Что это? -- спросила Настя, открывая толстую зеленую папку. -- Монография Ирины Сергеевны. У меня диссертация по проблеме показателей преступности, и она дала почитать, здесь есть очень интересные рассуждения о латентности. Экземпляр был почти "слепой", вероятно четвертый. Интересно, а где же первые три? -- Давно она вам это дала? -- Давно, сразу после Нового года. Я бы раньше принес, но я подумал, раз у вас все равно есть первые экземпляры, то этот вам не нужен. А вчера мне сказали, что ваш сотрудник интересовался монографией Ирины Сергеевны... -- Вас как зовут? -- Антон. -- Очень приятно. Так вот, Антон, вы не знаете случайно, где остальные экземпляры? Мы не смогли их найти. -- Как это? -- Антон неподдельно удивился. -- Они лежали все вместе, в зеленых папках, все четыре экземпляра. Ирина Сергеевна при мне их доставала из сейфа. Она сказала, что три экземпляра пойдут в редакционно-издательский отдел, а четвертый ей не нужен, и я могу держать его у себя столько, сколько потребуется. Как же так? Настя неопределенно пожала плечами -- Скажите, Антон, вы никогда не были в Энске? -- Ну как же не был. -- Он широко улыбнулся. -- А Ирина Сергеевна не просила вас привезти ей оттуда статистику по предварительному следствию? Настя задала вопрос для проформы, потому что уже знала ответ. Но реакция Антона ей не понравилась. Он напрягся, словно почуявший опасность зверь. -- Так что, Антон? Просила или нет? Не утруждайте себя попыткой соврать, я знаю, что просила. И знаю, какие цифры вы ей оттуда привезли. Взгляните. Вот эти? Настя протянула ему листок Филатовой. Антон мельком взглянул на него и молча кивнул. -- Почему вам так неприятен этот разговор? -- мягко спросила Настя. -- В том, что вы сделали, нет ничего противозаконного или неприличного. Антон упрямо молчал, глядя куда-то мимо Насти. -- Хорошо, оставим это. -- неожиданно сказала она. -- Когда вы привезли Ирине Сергеевне статистику? -- Прошлым летом, в августе, -- с явным облегчением ответил Антон. -- Припомните, пожалуйста, как это произошло. Какими словами она излагала свою просьбу. Может быть, что-то объясняла вам? -- Она спросила, куда я собираюсь в ближайшее время в командировку. Я сказал, что в Кемерово. Она говорит: "Жаль. А в Энск вы не собираетесь?" Я ответил, что он у меня запланирован на ноябрь, но если нужно, я могу командировки поменять местами, большого значения это не имеет. Ну, она сказала, что будет очень мне признательна, если я сначала съезжу в Энск, потому что ей для работы нужна статистика, которой нет в Москве, в ГИЦе, а в зональном центре есть. И объяснила, какие данные ей нужны. Вот и все. -- Ирина Сергеевна до этого никогда не говорила с вами об Энске? -- Сейчас вспомню... Да нет, пожалуй. Только однажды спросила, где они защищаются. -- Что делают? -- не поняла Настя. -- Где жители Энска защищают диссертации по юридическим дисциплинам, -- терпеливо пояснил Антон. -- И где же? -- Обычно или в Москве, или в Екатеринбурге, в юридическом институте. Я ей так и сказал. -- И больше ничего? -- Больше ничего. -- Еще вопрос, Антон. Ирина Сергеевна никогда не упоминала в связи с Энском имя Владимира Николаевича? -- Не помню. Нет, кажется. -- А фамилию Павлов? -- Нет. -- А не в связи? Упоминала? -- Конечно. Она его автореферат искала. Точнее, искал я по ее просьбе. -- Когда это было? -- Год назад примерно. Она сказала, что есть очень интересная диссертация, с которой и мне не мешало бы ознакомиться, только она не помнит, кто автор, зато название знает Я этот автореферат в библиотеке Академии МВД нашел. Автор -- Павлов. -- Теперь, Антон, будьте повнимательней. Мне нужно знать точно, что было сначала, что -- потом. Как можно точнее. -- Сначала был автореферат, это совершенно точно. Я помню, что списал с титульного листа выходные данные для Ирины Сергеевны, а читать его не стал, торопился Я еще тогда подумал: до закрытия библиотеки на каникулы у меня целый месяц, успею в другой раз. В академии библиотека закрывается первого августа и до первого сентября не работает. Потом закрутился, так и не прочитал. Так вот, когда я ей привез выходные данные, она прочитала, что диссертация подготовлена на кафедре уголовного права юридического факультета Энского университета, и спросила, где защищаются жители Энска. А когда я ей ответил, она плечами пожала и говорит: "А этот почему-то в Саратове". Насчет командировок же разговор был накануне августовских событий, я как раз перед самым путчем улетел в Энск. -- И все-таки вернемся к Энску, -- плавно свернула Настя, когда ей показалось, что Антон достаточно освоился с ситуацией. -- Вы разумный человек, юрист, вы прекрасно понимаете, что речь идет об убийстве. Ваша попытка что-то скрыть бессмысленна. Чем больше вы будете молчать, тем больше мы будем к вам приставать и не отстанем до тех пор, пока вы не скажете, что вы сделали в Энске такого, о чем вам неприятно говорить. Ирине Сергеевне повредить вы не можете, ее нет в живых. Вы боитесь за себя? Уверяю вас, мы все здесь взрослые люди, и что бы там, в Энске, вы ни натворили, грозить пальчиком вам не будут, тем более что вы выполняли просьбу научного руководителя, то есть человека, от которого вы зависели. Хотите, я попробую догадаться, что вы сделали? Антон сидел, по-прежнему уставившись в стену. -- После того, как сняли с компьютера статистику для Ирины Сергеевны, вы пошли в картотеку и попросили выбрать карточки за несколько лет на уголовные дела, приостановленные по части два статьи сто девяносто пять. Верно? Он затравленно кивнул. -- А потом? Что вы сделали потом? Сняли с них копии? -- Нет -- Антон глубоко вздохнул, как перед прыжком в воду -- Я только выписал фамилии следователей и подследственных и номера статей. Честное слово, это все. -- Кто же вам позволил это сделать? -- А, -- Антон обреченно махнул рукой. -- Меня там все знают, никто за мной не присматривал. -- Где сейчас эти списки? -- Не знаю. Я Ирине Сергеевне отдал. -- И, конечно, никаких фамилий не помните? -- Только следователей, и то не всех а тех, чьи фамилии чаще всего встречались А подследственных, конечно, нет. -- Пишите, что вспомните. -- Настя протянула ему бумагу. Пока Антон вспоминал фамилии следователей. Настя разыскала по телефону Мишу Доценко и попросила его срочно приехать. -- Антон, вам придется задержаться здесь. Сейчас подъедет наш сотрудник, поможет вам восстановить фамилии подследственных. -- Но я же сказал: не помню. -- Это вам кажется, -- усмехнулась Настя. -- На самом деле вы просто не умеете вспоминать. А Михаил Александрович специально этому учился. Антон сидел насупившись. "Переживает, -- сочувственно подумала Настя. -- Выполнил просьбу научного руководителя на свою голову" -- Послушайте. -- вдруг заговорил Антон, -- у меня в октябре защита диссертации. Если мне будут объявлять выговор, можно сделать так, чтобы не до защиты, а после?.. -- Перестаньте. Антон. -- Настя рассердилась. -- Что вы как ребенок, честное слово! Никто не будет объявлять вам выговор, никто ничего не узнает. Вы что первый день в милиции? Антон неопределенно покрутил головой, но немного успокоился. Убрав со стола все бумаги и заперев их в сейф, Настя оставила адъюнкта в своем кабинете и отправилась к Гордееву. -- Порядок, Анастасия, -- с облегчением сообщил он. -- Рудник никуда не улетел. Посадил жену на самолет и вернулся в город. -- В отпуск отправил? -- Настя задала вопрос автоматически, мысли ее были далеко от Рудника и тем более от его жены. Но ответ Гордеева заставил ее чуть не подпрыгнуть. -- В Энск. Наверное, к родителям. Они же оттуда в Москву года полтора как приехали. Славный город Энск! Не слишком ли часто ты упоминаешься в последние дни? Настя поделилась с начальником своими сомнениями. -- Может быть, Рудник знаком с Павловым? Это можно было бы красиво использовать. Ты сказала Павлову, что уходишь в отпуск? -- Да. Как мы договорились. -- Отлично. Значит, поступим таким образом... x x x Вернувшись к себе, Настя из-за двери услышала возбужденные голоса. В кабинете чуть ли не в обнимку хохотали Антон и Миша Доценко. Оказывается, они вместе учились в Омской школе милиции и теперь весело вспоминали юношеские проказы. Да, папуля, как всегда, прав, подумала про себя Настя, всюду натыкаешься на своих. Хорошо еще, что Павлов не успел обрасти знакомствами в московской милицейской среде. Это сильно затруднило бы работу. Она положила перед собой послужной список Павлова. Юрист по образованию, работал в партийных и советских органах, в 1986 году назначен в УВД области на должность начальника следственного отдела. Кому могла прийти в голову такая идея? Впрочем, чего удивляться, в то время считалось нормальным "бросать" партработников на любые руководящие должности "для укрепления". Стало быть, Павлов в следственно-розыскном деле разбирается мало. Он -- непрофессионал. Он по специальности -- начальник. А по стилю мышления -- типичная баба в штанах. Настя очень любила замечательный рассказ Аркадия Аверченко "Ложь", часто его перечитывала. Жизнь показывала, что известный сатирик был прав: женщина, чтобы скрыть малозначительный пустяк, возводит целую Эйфелеву башню лжи, причем делает это неумело, конструкция каждую минуту грозит обвалиться, и она подпирает ее еще большей ложью, увязая в обмане, как муха в капле меда. Мужское же мышление отличается тем, что они предпочитают недосказанную правду и не рискуют быть разоблаченными на ерунде. Итак, Александр Евгеньевич, какую же правду вы хотите замаскиро- вать байками о неземной любви? Зашел Коля Селуянов, попросил клей и ножницы. Пока Настя рылась в столе, он подошел к распахнутому настежь окну, выглянул на улицу. -- Аська, а где твой поклонник? Что-то я его сегодня не вижу. -- Какой поклонник? -- Тот, что тебя после работы вчера дожидался. И позавчера я его видел. -- Ты не шутишь? Настя привыкла к бесконечным розыгрышам и подначкам Селуянова. Но сейчас у нее от тревожного предчувствия заныл желудок. -- Коля, я серьезно спрашиваю. У меня нет никакого поклонника, у меня вообще никого нет, кроме Лешки. Но Лешку ты знаешь. -- Значит, кому-то на хвост наступила. Помощь нужна? Известный шутник и балагур Коля умел мгновенно перестраиваться, чутко улавливая грань между игрой и реальной опасностью -- Я... не знаю... Настя растерялась. Она и в самом деле не очень хорошо представляла себе, что надо делать в таких случаях. Ах, какая она была дура, негодовала на Колобка, недоумевала, почему он держит ее на привязи, почему прячет от всех. И вот он перестал ее прятать, он "отдал" ее Павлову, а она, оказывается, ничего не умеет... -- Погоди, не дергайся. Я сейчас. Коля быстро вернулся, позвякивая связкой ключей. -- Колобок сказал, чтобы я отвез тебя на квартиру к его сыну, они сейчас все в деревне. Сначала к тебе домой, соберешь вещи, и отправим тебя в отпуск. Да не бойся ты, -- добавил он, видя Настино побледневшее лицо. -- Оторвемся. Не в первый раз. Настя Каменская боялась напрасно. Весть об уходе в отпуск уже достигла нужных ушей, и за ней, как за человеком, выбывшим из игры и более опасности не представляющим, решили не наблюдать. Услуги частных фирм стоят дорого, нечего деньги впустую выбрасывать. x x x У Гордеева-младшего квартира была просторной, с удобной планировкой, большой квадратной прихожей. Селуянов поставил на пол большую дорожную сумку, критически осмотрел дверной замок, заглянул в комнаты. -- Располагайся, отдыхай. Колобок велел передать, чтобы ты не стеснялась. Ну, я пошел. Проводив Колю, Настя начала распаковывать свой багаж. Вытащила яркие красивые майки, юбки, две пары светлых модных брюк, три коробки с обувью. У нее, зимой и летом ходившей на работу в одних и тех же джинсах, был хороший гардероб, постоянно пополняемый живущей за границей матерью. Вещи эти Настя не надевала, но обожала примерять и крутиться перед зеркалом. Разложив одежду на стульях, она вытащила из большой сумки сумочку поменьше. В ней Настя захватила с собой то, что ее отец называл "игрушками", мать -- забавным хобби, а сама она -- лучшим в мире развлечением. Расставила на столе многочисленные флакончики, баночки, коробочки, замшевые футляры. Рядом положила несколько толстых, прекрасно оформленных журналов. Сегодня она слишком устала. Она займется этим завтра. Постелив себе на диване в маленькой комнате, Настя приняла душ, забралась в постель и раскрыла зеленую папку, в которой лежал четвертый экземпляр монографии Ирины Сергеевны Филатовой. x x x Из здания Ленинской библиотеки вышла стройная женщина с рыже-каштановыми волосами. Весело цокая тонкими каблуками изящных босоножек, она дошла до Военторга, свернула за угол и села в темно-вишневый "москвич-алеко". -- Ну как? -- спросил сидящий за рулем мужчина. -- Ознакомилась? Женщина кивнула. -- Потрясающе. -- Она помолчала, словно подбирая нужные слова. -- Язык, логика изложения, четкость формулировок -- просто блеск. Работа уникальная. -- И какой из этого вывод? -- Какой может быть вывод? -- Женщина достала из сумочки зеркало и принялась подправлять косметику. -- У уникальных работ должны быть уникальные авторы Вот и весь вывод. Я не опаздываю? Мужчина посмотрел на часы. -- Нормально. Успеваешь. x x x Александр Евгеньевич Павлов предупредительно ждал свою гостью на крыльце, в тени, возле стеклянных вращающихся дверей. -- Здравствуйте, Лариса. Он поцеловал протянутую руку, сжимая кисть на секунду дольше, чем полагалось бы. -- Александр Евгеньевич, -- начала Лебедева, когда Павлов подал ей кофе и дал понять, что готов к работе, -- я понимаю, что вы человек занятой, поэтому я постараюсь сделать так, чтобы отнять у вас как можно меньше времени. -- Вы меня огорчаете, Лариса, -- с шутливой обидой протянул Павлов. -- Я бы хотел, чтобы мы с вами общались как можно дольше. -- Я показала материал, который подготовила после беседы с вами, своему редактору, -- невозмутимо продолжала она, не поддаваясь на легкий тон, -- и он очень заинтересовался вашей концепцией. Мне поручено сделать не короткое интервью, как сначала планировалось, а развернутое, типа проблемной статьи. Чтобы не отвлекать вас, я прочла вашу диссертацию в Ленинке. Это избавит вас от необходимости подробно объяснять мне все нюансы и детали. Теперь мы можем только обсудить план интервью, согласовать вопросы, которые я собираюсь вам задать. А ответы я напишу сама, исходя из текста вашей диссертации. Вас устраивает мое предложение? -- Я польщен, что мою работу кто-то читал, а тем более -- вы. Вот уж не думал, что она кого-нибудь заинтересует. -- Не скромничайте, Александр Евгеньевич. -- Лебедева обворожительно улыбнулась. -- Вы прекрасно знаете, что проблема борьбы с коррупцией сегодня -- одна из самых актуальных. И не далее как в среду вы публично заявили, что будете отстаивать свою концепцию. Но вы не ответили на мои вопрос. Вас мое предложение устраивает? -- Вполне, если вам так удобнее, -- суховато сказал Павлов. -- А вам? -- Шоколадные глаза блеснули, полные губы приоткрылись, будто желая подсказать Павлову нужный ответ. И он услышал подсказку. .-- Не дразните меня, Лариса. -- Он натянуто улыбнулся. -- Вы же видите, я очарован вами. Я согласен на любое ваше предложение, если оно устраивает вас. Но взамен вы позволите пригласить вас на ужин? -- Позволю. Если мы договорились, то давайте начнем работать. Некоторое время они деловито обсуждали вопросы, ответы на которые Лариса собиралась формулировать сама, без помощи Павлова. -- Давайте уточним несколько моментов. Вы ссылаетесь на проведенный американцами опрос советских граждан в конце семидесятых годов. Что это был за опрос, какова была выборка респондентов? Я хотела бы, чтобы это непременно было в статье. -- Вы думаете, нужно? -- засомневался Павлов. -- По-моему, это не очень интересно. Давайте не будем это включать. -- Хорошо, -- покладисто согласилась журналистка. -- Вы критикуете работу Сьюзан Роуз-Эккерман, которая предлагает математическую модель, позволяющую определять вероятность того, будут ли чиновники при той или иной иерархической структуре брать взятки. Чем вас не устроила эта модель и чем отличается от нее ваша концепция? -- Да что вы, Лариса, неужели вы собираетесь терзать читателей этими тонкостями? Зачем им математика? Они дочитают до этого места, и им станет скучно. Не надо портить материал, -- убедительно уговаривал Павлов. -- Как скажете. Это ведь ваше интервью Лариса, казалось, ничуть не обижается. -- Вы пишете, что пользуетесь классическим определением коррупции, которое сформулировал Наг. Вы сами перевели с английского формулировку или пользовались опубликованным русским переводом? -- Я где-то прочитал определение. Сейчас уже запамятовал. У вас еще много вопросов? -- Много, -- вполне серьезно ответила Лебедева. -- Но я боюсь вам надоесть, и вы в отместку оставите меня без ужина. Мне бы не хотелось остаться голодной. Когда официант принес кофе, Лариса посмотрела на часы. -- В моем распоряжении ровно тридцать минут. -- А что будет через тридцать минут? Пробьют часы, и вы превратитесь из принцессы в Золушку? -- пошутил Александр Евгеньевич. Брови Ларисы приподнялись, губы изогнулись в легкой улыбке, но глаза ее не улыбались. Они были серьезными и странно неподвижными. "Будто спрятанный в лесу капкан, -- подумал Павлов. -- Неподвижно стоит и ждет, когда в него попадется дичь. Опасная, чертовка". -- Через полчаса меня будет ждать муж с машиной. Вы же не думаете, что я вечером поеду одна в общественном транспорте. -- Я бы проводил вас. Это доставило бы мне удовольствие. -- Пешком? Или на такси? -- Лариса тихо рассмеялась своим хрипловатым смехом. -- Не усложняйте, Александр Евгеньевич. Муж сейчас у родителей, на Бронной. Через полчаса он встретит меня возле "Макдоналдса", и все будет прекрасно. Если мы пойдем теперь же, то можем не спеша прогуляться. Они медленно шли по бульвару от Арбата до Тверской. Женщина чувствовала горьковатый запах туалетной воды, которой пользовался ее спутник. Ей нравилось слушать его тихий напряженный голос, его недосказанные многозначительные фразы, нравилось ощущать прикосновения его руки к своему обнаженному плечу, как бы случайные, но исполненные страсти. Ей нравилось чувствовать, что она желанна. Но ей не нравился сам Павлов. Не доходя до "Макдоналдса", Лариса остановилась. -- Меня уже ждут. Дальше я пойду одна. Я вам позвоню. Она на мгновение приблизилась к Павлову, ровно настолько, чтобы коснуться его грудью и дать ему почувствовать сладкий запах своих духов. Потом порывисто повернулась и почти бегом направилась к серебристому "вольво", припаркованному на углу Тверской. Машина была другой, но водитель -- тот же. Захлопывая дверь, женщина восхищенно сказала: -- Роскошная тачка. -- Я же все-таки работник МИДа, -- улыбнулся мужчина за рулем. -- Сказала бы, что я слесарь, я бы на "москвиче" прикатил. Женщина расхохоталась. -- Димка, ты -- прелесть. Поехали скорее домой, глаза болят -- сил нет терпеть. Как будто песку насыпали. Ты не забыл, что сегодня ночуешь со мной? -- Как же, забудешь, -- шутливо проворчал Дима. -- Не каждому такое счастье выпадает-- провести ночь с самой Каменской. x x x Они вошли в квартиру Гордеева-младшего, где на всякий случай должны были изображать семейную пару. Прямо от порога Настя бросилась в кресло и вытянула ноги. -- Господи, как же все болит! -- простонала она. -- Муки адские. По-моему, босоножки с кожей срослись. Эй! -- позвала она. -- Муж ты или не муж? Помоги больной жене. Захаров опустился перед ней на колени и начал осторожно снимать с Насти обувь. -- У тебя ноги красивые, -- сказал он, проводя рукой вверх от лодыжки до колена. -- Только сейчас заметил? -- насмешливо спросила Настя. -- Ты же в джинсах все время, как тут заметишь. -- Подай мне, пожалуйста, вон ту коробочку, -- попросила она. Отвинтив крышки с двух пластмассовых емкостей с физраствором, Настя быстро и умело вынула из глаз контактные линзы, сделавшие ее светлые глаза шоколадно-коричневыми. Проделав эту операцию, она облегченно вздохнула. -- Теперь можно жить. Ты так и будешь сидеть на полу? -- Буду. Отсюда смотреть удобнее. Настя откинулась в кресле, закрыла глаза, отдыхая. -- И что же ты видишь со своего удобного места? -- спросила она, не открывая глаз. -- Что ты очень красивая. -- Не выдумывай. Это все грим. Сейчас я соберусь с силами, пойду в ванную, смою с себя этот маскарад, сниму парадные тряпки и опять превращусь в серую мышку. Настя говорила медленно, лениво, едва шевеля губами. Целый день в образе темпераментной энергичной журналистки дался ей нелегко. -- Павлов, наверное, умирал от желания? -- Умирал, -- равнодушно подтвердила Настя. -- А ты? Тебя это не будоражит? -- Нет. Если бы это был не Павлов, тогда -- может быть. -- А я? -- Что -- ты? Дима осторожно поцеловал ее колено Настя не шевельнулась. -- Ты очень красивая. -- Ты уже говорил. У меня с памятью все в порядке. -- И еще раз повторю. -- Зачем? -- Чтобы ты это запомнила. -- Я запомнила. -- Но не поверила? -- Нет. -- А почему именно этот типаж ты выбрала? Павлов любит рыжих? -- Не знаю. -- Настя чуть заметно шевельнула плечом. -- Просто увидела такую женщину на улице, она мне понравилась. Срисовала. -- А кого еще ты можешь изобразить? -- Кого угодно. Много лет тренируюсь. У меня хобби такое-- менять внешность. Мама часто за границей бывала, привозила всякие игрушки. -- Какие игрушки? -- Ну, грим, краски для волос, линзы всех цветов. Остальное я сама придумывала. Училась менять голос, жесты, походку. Очень хорошо отвлекает. -- От чего отвлекает? -- От мыслей о бренности существования. -- Она усмехнулась. -- Так что если меня выгонят из милиции, без работы не останусь. Пойду на киностудию фильмы озвучивать. Дима подвинулся ближе, положил голову ей на колени. -- Если ты все это умеешь, то почему не пользуешься? Настя лениво подняла руку, безвольно свисавшую с подлокотника кресла, запустила пальцы в его волосы. -- Зачем своих обманывать? Какая есть -- такая есть. -- Мужики по тебе сохли бы. -- Мне неинтересно. -- Почему? Нормальной женщине это должно быть интересно. -- Я -- не нормальная женщина. Я вообще не женщина. Я -- компьютер на двух ногах. И потом, они все равно увидели бы меня после ванны. И вся любовь тут же кончилась бы. -- Не наговаривай на себя. Ты -- нормальная молодая красивая женщина. Только в тебе огня нет. -- Огня нет, -- согласилась Настя. -- Может, ты не хочешь его зажигать? -- Может, не хочу. Перестань меня уговаривать. Я очень устала. У меня сил нет дойти до душа, а ты мне рассказываешь про высокую страсть. Ну нет ее во мне что я могу поделать? -- Хочешь, я тебе помогу? -- В чем? -- Настя открыла глаза, внимательно посмотрела на Захарова. -- До душа дойти. Раз в тебе нет высокой страсти, тебя это не должно смущать. -- Помоги. -- Она опять расслабленно прикрыла глаза. Дима включил в ванной воду, налил в нее пенящийся "Бадузан", вернулся в комнату. Не поднимая Настю с кресла, осторожно снял с нее мини-юбку, потом аккуратно, стараясь не касаться тела руками, стянул бирюзовую майку на бретельках. -- А грудь-то! -- Он укоризненно покачал головой. -- Это надо совсем себя не любить, чтобы такую красоту прятать. -- А я и не люблю. Настя по-прежнему не открывала глаз. -- А что ты любишь? -- Задачки решать. Он легко подхватил Настю на руки, отнес в ванную и осторожно опустил в воду. В горячей воде она быстро приходила в себя, бледные щеки порозовели. Дима уселся на край ванны, продолжая с любопытством рассматривать Настино умытое лицо. -- Сколько раз тебя Павлов видел в натуральном виде? -- Два. -- И ты не боялась, что он тебя узнает? Рисковая ты девушка. -- Никакого риска. Меня почти невозможно запомнить Я -- никакая. Вот ты столько лет меня знаешь, а описать словами не сможешь. Во мне нет ни одной яркой черты. -- Кто тебе сказал, что ты - никакая? Сама придумала? -- Отчим. Это случайно вышло. Мне тогда пятнадцать лет было. Он по телефону разговаривал, не думал, что я слышу. Кого-то распекал, что слишком заметного парня куда-то послали. Он тогда еще в розыске работал И говорит: "Он должен быть таким как моя Аська. Никаким. Сто раз мимо пройдешь и не запомнишь". Я, естественно, в слезы. Он понял, что я слышала, утешать начал. Вот тогда-то он мне и сказал: "У тебя лицо как чистый лист бумаги. На нем что угодно можно нарисовать. И красоту, и уродство Это редчайший дар природы, им надо уметь пользоваться". Кроме того, Димуля. мы ведь не черты лица запоминаем, а масть. мимику, моторику, голос, манеры. А это все легко меняется, было бы желание. Так что, повторяю, риска не было ни малейшего. -- Ты с ним и голос меняла? -- Конечно. -- Скажи что-нибудь, мне интересно, как ты с ним разговаривала, -- попросил Дима. Низким голосом, в котором явственно слышались англоязычные интонации, Настя произнесла: -- Мне кажется, Дмитрий Владимирович, вы предпринимаете попытки меня соблазнить. Я полагаю, что вы человек трезвомыслящий и отдаете себе отчет в полной безнадежности вашего предприятия. Она скользнула вниз, и белая пена укрыла ее до самого подбородка. x x x -- Ну, ожила? -- спросил Захаров, когда Настя, укутанная в длинный халат, вышла из ванной. -- Я чай заварил. Садись, рассказывай. -- Мне перед сном чай нельзя, -- помотала головой Настя. -- Я яблоко погрызу. Значит, так, Димуля. Первое. Александр Евгеньевич Павлов хорошо ориентируется в тексте своей диссертации, помнит его и достаточно связно излагает. Но я абсолютно убеждена, что он ее не писал. Он всего лишь добросовестно выучил ее. Он не смог ответить ни на один вопрос, на который ответил бы любой настоящий автор. -- Значит, Филатова не преувеличивала, когда говорила мне в машине, что начальникам диссертации пишут профессора? Я честно говоря, ей не поверил. -- Зря. Очень распространенная практика. Я это специально выяснила. Теперь второе. Свою монографию Ирина Сергеевна Филатова писала, несомненно, сама. Среди ее бумаг есть переводы всех зарубежных работ, на которые она ссылается, причем переводы не официальные, а рукописные, выполненные ею же. Она хорошо владела английским. Стиль, логика, подача материала -- все указывает на ее авторство. -- А что, были какие-то сомнения? -- Посуди сам. План на следующий год верстается в сентябре. До этого долгое время Филатова отказывается заниматься докторской диссертацией, она постоянно загружена текущей научной работой. Наконец, после длительных уговоров она заявляет в план монографию, происходит это в сентябре прошлого года, а уже к Новому году книга отпечатана начисто. Ее адъюнкт получает экземпляр, по его словам, сразу после праздников. Когда она успела ее написать? -- Бывает же, что все материалы и наброски уже готовы, остается только скомпоновать их. Это не занимает много времени. -- Бывает, -- согласилась Настя. -- Но где эти наброски? Я не нашла ничего, ни одного самого малюсенького листочка. Такое может, быть только в том случае, если книгу ей кто-то написал. Или она украла рукопись. Но все это не так, потому что, повторяю, ее авторство сомнению не подлежит. -- Ты видишь какую-то связь между диссертацией Павлова и этой монографией? -- недоверчиво спросил Дима. -- Самую прямую. -- Настя вздохнула. -- Тексты абсолютно идентичны. Слово в слово. Только названия разные. У Павлова -"Криминологическая характеристика консенсуальных деликтов в сфере советского государственного управления", а у Филатовой "Криминология. Коррупция. Власть". Да по существу и названия не так уж отличаются, консенсуальные деликты в сфере государственного управления -- это эвфемизм, характерный для того периода, когда Павлов защищался. На самом деле это завуалированное название коррупции. -- Ничего не понимаю. В восемьдесят седьмом году кто-то пишет Павлову диссертацию, а спустя четыре года Филатова самостоятельно пишет точно такую же работу? Настя, не морочь мне голову. -- А ты не допускаешь, что этим "кто-то" и была Филатова? Почему бы ей не написать Павлову диссертацию за деньги? Тогда, по крайней мере, ясно, что Павлов действительно давно знает ее, но не хочет афишировать деловой характер знакомства и прикрывается амурными делами. Здесь многое не сходится, согласна, но в качестве рабочей гипотезы подойдет. Во всяком случае, эта гипотеза объясняет отсутствие черновых материалов и невероятную скорость написания книги. Павлов чем-то очень обидел Ирину, и она решилась на публикацию давно написанной рукописи. Если бы Павлов поднял скандал и обвинил ее в плагиате, она бы в два счета доказала свое авторство. -- А что у тебя не сходится? По-моему вполне правдоподобно. -- Нет, в этой гипотезе дыр больше, чем связок. В одну дыру у меня провалился автореферат диссертации Павлова, который Филатова искала по названию, а не по фамилии автора. В другой дыре торчит голова какого-то Владимира Николаевича. И вообще это не вяжется с ее характером: написать кому-то работу, получить за это деньги а потом пытаться при помощи этой же работы пролезть в докторантуру. Мошенническим путем собрать два урожая с одного посева. Нет, не вяжется. Если бы она написала диссертацию за деньги, то не стала бы публиковать книгу. И наоборот, она опубликовала бы книгу только в том случае, если бы не было этой истории с диссертацией Или -- или. И анализ статистики по Энской области никак сюда не приклеивается. Ирина искала компромат на Павлова, это совершенно очевидно. Зачем? -- Может быть, чтобы он не возникал когда она опубликует книгу? -- Слишком сложно, -- покачала головой Настя. -- Ей незачем было бояться этого. Любая филологическая экспертиза подтвердит ее авторство. И потом, заткнуть рот Павлову -- вовсе не решение вопроса. Кто угодно может прочитать и диссертацию, и монографию, тем более что они посвящены одной проблеме. Нет, тут что-то другое. Но самое главное -- непонятно, какое отношение все эти научные дела имеют к убийству. Пойдем-ка спать, Димуля. В постели лучше думается. -- Женщина, у которой постель ассоциируется с местом для размышлений, совершенно безнадежна, -- шутливо вздохнул Захаров. Но Дима Захаров ошибался, Настя вовсе не была так уж безнадежна. Просто она привыкла решать задачи последовательно, по мере их возникновения. Лежа в постели в маленькой комнате квартиры Гордеева-младшего, она снова и снова пыталась составить такое уравнение, при решении которого в ответе получились бы два идентичных текста и один труп. Было почти четыре часа утра, когда уравнение наконец составилось. Настя встала, накинула халат и на цыпочках подошла к комнате, в которой спал Дима. Дверь была распахнута настежь, Настя осторожно заглянула в комнату. -- Дима, -- шепотом позвала она. Тот мгновенно открыл глаза, словно и не спал. -- Ты чего не спишь? -- спросил он тоже шепотом. -- Я решила. -- Что ты решила? -- Задачку. Я все поняла. У меня возникли новые вопросы, но зато не осталось ни одной дыры. Дима включил лампу у изголовья и посмотрел на Настино сияющее лицо и сверкающие от радости ярко-голубые глаза. -- Сумасшедшая! -- тихо проговорил он с улыбкой. -- Для тебя решенная задачка слаще шоколадной конфеты. Иди сюда. Настя вытянулась рядом с ним на диване, обняла за шею и возбужденно зашептала: -- Скорей бы утро! Тогда я смогу кое-что выяснить... -- Замолчи, -- одними губами произнес Дима, крепко прижимая ее к себе и целуя -- Хватит быть умницей. Побудь хоть немного просто женщиной... x x x -- Я думаю, произошло следующее. -- рассказывала на другой день Настя приехавшему к ней Гордееву. -- В 1986 году Павлов, став начальником следственного отдела УВД области, решает, что неплохо бы ему стать кандидатом наук, для дальнейшего продвижения. О том, чтобы написать работу самому, речь не идет. Он обращается к некоему лицу, назовем его условно посредником. чтобы тот нашел "рабочую лошадку", желающую заработать десять тысяч. В то время именно столько стоила диссертация "под ключ", то есть с введением, заключением, списком литературы и авторефератом. Посредник находит Филатову, которая остро нуждается в деньгах, потому что из-за жилищных условий не может устроить свою личную жизнь. У нее в разгаре роман с хирургом Корецким, и роман этот наверняка закончился бы разводом Корецкого и браком с Филатовой, если бы решился квартирный вопрос. Ирина берется за диссертацию и занимается кооперативом, рассчитывая на обещанный гонорар. Но Павлов -- человек осторожный. Он ставит посреднику условие: "рабочая лошадка" ни в коем случае не должна знать, на кого она работает. Ни имени, ни должности, ни даже города, в котором живет заказчик. Он известен Ирине под вымышленным именем "Владимир Николаевич", она не знает даже его телефона. Она имеет дело только с посредником, который передает заказчику ее координаты. Связь, таким образом, у них односторонняя, "Владимир Николаевич" сам звонит Ирине, согласовывает с ней тему, содержание глав и параграфов, а когда она сообщает, что работа готова, присылает посредника за текстом. И исчезает, не заплатив. Вот они, те десять тысяч, которых Ирина ждала, но не дождалась. Где искать недобросовестного заказчика, она не знает Связи с посредником у нее нет. Она понимает, что ее обманули. Будучи человеком одновременно обидчивым и гордым, она не пытается искать обманщика. И историю эту, по вполне понятным причинам, никому не рассказывает. На том этапе она ее похоронила в душе Проходит четыре года, начальник все настойчивее рекомендует ей заняться докторской диссертацией, чтобы номинально соответствовать занимаемой должности ведущего научного сотрудника. Филатова раздумывает, можно ли использовать написанную ею работу. Может быть, заказчик не стал защищать диссертацию? Передумал, обстоятельства изменились, текст не понравился -- да мало ли по каким причинам. Если диссертация не защищена, то рукопись готова к использованию. Она обращается к своему адъюнкту, и он приносит ей ответ: диссертация защищена в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году, автор -- Александр Евгеньевич Павлов из Энска. По-видимому, она наводит о нем справки и узнает, где и кем он работает. В ней поднимается прошлая обида, на которую наслаивается и неудавшаяся личная жизнь, и пренебрежительное отношение к науке со стороны руководителей-управленцев. Замкнутая, трудолюбивая, безотказная Ирина Филатова испытывает к Павлову такую жгучую ненависть, которую трудно было даже заподозрить в ней. Она понимает, что человек, "нагревший" ее на десять тысяч, наверняка нечестен в работе. Опытный аналитик, она знает где искать. Но она ищет не просто компромат на Павлова, она не собирается его шантажировать и тем более не собирается ничего доказывать. Она ищет, чем его можно напугать, смертельно напугать, а еще лучше -- уничтожить как личность, заставив жить в вечном ожидании неприятностей. И она находит. Она находит фамилии людей, которые не простят Павлову, если вокруг него поднимется скандал, который может вывести на их прошлые грешки. А скандал обязательно возникнет, если она опубликует свою книгу и найдется хоть один человек, который сравнит ее с диссертацией Павлова. Тогда она ставит книгу в план НИР института. Павлов тем временем объявляется в Москве, в Штабе МВД России. Ирина никогда не видела его в лицо, фамилия у него достаточно распространенная, услыхав, что в министерстве появился новый главный эксперт Павлов, она еще ни в чем не уверена. Она "примеряет" его, думает о нем, даже записывает его служебный телефон. Но их очное знакомство происходит позже, зимой. Начальник Филатовой помнит, что он лично знакомил их у себя в кабинете представляя новому главному эксперту своего ведущего сотрудника. Павлов понимает, кто перед ним Некоторое время Ирина держит его в напряжении, потом дает понять, что узнала в нем своего заказчика. По-видимому, это произошло в марте, потому что как раз тогда Павлов начал наезжать в институт, как говорит Семенова, "с цветами и подарками". Можно предполагать, что он узнал о замысле Ирины и пытался уломать ее, как говорится, добром. Убедившись, что она не поддается, принял более жесткий тон. С середины апреля начались вызовы в министерство и морока с переработкой документов. На самом деле Павлов использует любой повод повидаться с Ириной и уговорить при помощи денег, угроз или еще чего-нибудь, он пробует взять ее измором. Та же Семенова утверждает, что Ирина не умела никому говорить "нет", была очень мягкой и уступчивой. Один Бог знает, чего ей стоило не уступить Павлову. После этих разговоров она приезжает в институт измученная и разбитая. Видно, уж очень сильна была обида. Мошенничества она никогда не прощала. Но Ирина чего-то не учла, где-то просчиталась, потому что Павлов испугался этого скандала гораздо сильнее, чем она предполагала. Настолько, что стал бояться за свою жизнь. Что-то в этой ситуации есть такое, чего Ирина не знала и не могла знать, а сказать ей это Павлов не мог или не имел права. Это и послужило причиной ее гибели. Когда Павлов попал в поле нашего зрения, он начал отчаянно врать про любовь, про то, что давно знает Ирину. Казалось бы, зачем? Все имеющиеся в наличии экземпляры рукописи исчезли, надо думать, не без его помощи. Про четвертый экземпляр он и знать не знал. Никто никогда не связал бы имя Ирины с его диссертацией. Могу предположить, что дело здесь в посреднике. Павлов ему не доверяет. У него нет никаких гарантий, что посредник еще тогда, в 1986 году, не "сдал" его Филатовой. А вдруг Ирина кому-нибудь об этом сказала? Он начнет отрицать их знакомство, а кто-то станет утверждать обратное, ссылаясь на Ирину. Он решил подстраховаться, но сделал это крайне неумело и топорно. Это влетело ему в копеечку, а нас заставило приглядеться к нему повнимательнее Я думаю, все было именно так. И возникают два вопроса, чем конкретно Филатова думала испугать Павлова и чего он так сильно испугался на самом деле? Понятно, что убийство совершил не он. Убийство "заказное", это значит, что повод для него был очень и очень серьезный... -- Складно выходит -- Гордеев задумчиво постучал ложечкой о край чашки, из которой пил чай. -- И все, что мы на сегодняшний день знаем, вроде бы в эту картинку укладывается. А вдруг все было не так? А, Анастасия? Может такое быть? -- Может, конечно. Просто я пока ничего другого не придумала. -- Ну что ж, раз нет пока ничего другого, будем работать с этой версией. Давайте определимся, что мы можем и чего не можем. Мы можем пойти по тому же пути, по которому шла Филатова, поехать в Энск, поднять карточки и архивные уголовные дела, восстановить полностью список фамилий, развернуть мощную проверочную деятельность и попытаться выяснить, чем она напугала нашего друга Павлова. Допустим, мы это выяснили. Что нам это дает? В нашу задачу не входит обвинение Павлова во взяточничестве, тем более что доказать здесь практически ничег