озрительно посмотрел на Галла, -- ты Лариску не знаешь? Не местный, что ли? -- Почему, местный. Из вон того подъезда. Недавно переехал. -- Как же ты Лариску не знаешь? -- продолжал сокрушаться пьяный. -- Ее все мужики знают, кто в этих домах живет. У нее машина шикарная была, иномарка. Она ее раз в неделю здесь, во дворе, сама, своими наманикюренными руками мыла. Представляешь? Баба -- и машину моет. Мечта, а не баба. -- А муж что же? Не помогал? -- как можно безразличнее спросил Галл. -- У-у, она с ним давно развелась. Машину уже после развода купила. А весной -- тюк! -- и нет машины. Теперь не моет. -- Угнали, что ли? -- Разбила. Баба есть баба, что ты хочешь. Теперь ни мужа, ни машины. Ну-ка погляди, я пройдусь. Мужчина встал и неуверенно пошел к подъезду. -- Ну как? -- Не очень. -- Ладно, еще посижу. А ты чего тут околачиваешься? -- Знакомую провожал до метро, возвращался -- тебя вот увидел. Пойду я, пожалуй, спокойной ночи. -- Бывай. -- Пьяный покачнулся, изображая приветственный жест. Галл вернулся к своему подоконнику. Свет на лестнице не горел, и мужчина на скамейке был ему хорошо виден. Минут через двадцать тот поднялся, немного походил вдоль дома и, убедившись в своей устойчивости, скрылся в подъезде. Еще через десять минут Галл вышел и отправился пешком в сторону Рижского вокзала, оттуда, поймав частника, поехал туда, где остановился. Это была пустая квартира, ключи от которой он забрал в автоматической камере хранения на Ленинградском вокзале. Оперативникам, блокирующим квартиру, где находилась Настя, разрешили смениться и отдохнуть. x x x Гордеев, расслабив мышцы спины, обмяк в кресле. Хорошо ночью, не жарко. Если бы можно было днем спать, а ночью работать! Он позвонил Насте. -- Поспи, деточка. Твой ухажер тоже спать пошел. -- Не могу. Меня всю трясет. -- Ну что ты, Стасенька, не надо так. Ребята сидят в соседней квартире, они его не упустят. -- А вдруг упустят? Вот, подумал Виктор Алексеевич, наша болезнь -- ни в ком не быть уверенным до конца и никому не доверять полностью. И все-таки кто такой этот объект? Убийца или нет? Кто явится разбираться с шантажисткой Лебедевой? x x x Настя прилегла. Сказались длинные бессонные ночи, и ей удалось забыться тяжелой болезненной дремой. Ей снилось, что она стоит на высокой, абсолютно гладкой скале, с которой нельзя спуститься. Ее охватил безысходный ужас. "Я разобьюсь, я разобьюсь, -- думала она, -- никакого выхода нет, стены гладкие и отвесные, ухватиться не за что. Я умру, это конец". В тот момент, когда страх и отчаяние достигли апогея и стали невыносимыми, пришла спасительная мысль: "Я же как-то сюда забралась, значит, где-то есть спуск, надо его найти". Радость и облегчение были такими острыми, что Настя проснулась, взглянула на часы -- проспала восемь минут. Она закрыла глаза. ...В большой комнате за столом Гордеев что-то сосредоточенно писал. Почему-то он был в форме, с полковничьими погонами на плечах. В квартире расположилась группа захвата -- Настя никак не могла сосчитать, сколько их. Под окном остановился грузовик, и из кабины вышла женщина со светлыми волосами в голубом пальто. Это же женщина, подумала Настя, это не может быть Галл. Блондинка подняла голову и встретилась глазами с Настей. У нее было немолодое приятное лицо с мелкими чертами. Господи, пронеслось в голове у Насти, это же моя смерть приехала, сейчас она войдет в квартиру -- и я умру. Женщина вошла в подъезд. Насте казалось, что она отчетливо слышит ее шаги по лестнице. "Виктор Алексеевич! -- закричала она. -- Я же сейчас умру! Сделайте что-нибудь, спасите меня!" Но Гордеев даже головы не поднял от бумаг. Женщина в голубом пальто вошла в квартиру. Настя вцепилась в рукав полковничьего кителя: "Помогите же мне! Не пускайте ее сюда!" Гордеев недовольным и каким-то брезгливым жестом выдернул руку и отстранился. Парни из группы захвата молча расступились, пропуская блондинку. Она строго посмотрела на Настю. "Ну, здравствуй, красавица", -- тихо сказала она. "Это ошибка, -- хотелось крикнуть Насте, -- вы не ко мне пришли, я же никакая не красавица, это все знают. Это ошибка!" Она почувствовала, что летит куда-то назад, в темноту. "Я умерла", -- подумала Настя и с этой мыслью проснулась. К снам Настя относилась бережно. Сновидение -- продукт работы мозга, считала она, просто так ничего не снится. Смерть в сновидениях -- признак сердечной недостаточности или легкого приступа, произошедшего во время сна. Надо выпить горячего чаю, покрепче и с сахаром. Она вылезла из постели и поплелась на кухню. Пальцы плохо слушались ее, в подушечках покалывало -- верный признак приступа. Ну смерть -- ладно, а вот что означает все остальное? Неужели она и в самом деле не надеется на своих товарищей? Неужели она действительно до такой степени не уверена в них? И что же, получается, что в глубине сознания она считает Колобка способным бросить ее в трудный момент без поддержки? "Наверное, это потому, что в первый раз, -- успокаивала себя Настя. -- Просто еще не приходилось на собственной шкуре испытать, насколько надежно и основательно планируются подобные операции". Но в голову упорно лезло совсем другое объяснение. За последние годы ей столько раз приходилось делать ана- лиз различных комбинаций и операций -- как успешно завершенных, так и прова- ленных, -- столько раз приходилось выискивать слабые места и недостатки, что она хорошо, даже слишком хорошо знала, как часто случаются осечки, как часто кто-то халтурит, проявляет небрежность, забывчивость, подводит других. "Воистину, многия знания -- многия горести", -- подумала она. x x x Володя Ларцев с удовлетворением подумал, что Галл -- или кто бы он там ни оказался, этот "объект", -- фактически выполнил за них грязную работу. -- Я вас ни к чему не принуждаю, -- спокойно сказал он. -- Вы можете выбирать. Если вы не с нами, вам это ничем не грозит Подумайте. Его собеседник нервно постучал пальцами по колену. -- Мне кажется, вы меня обманываете. Разве меня не могут привлечь за соучастие? -- Обязательно привлекут. Когда я говорил, что вам ничего не грозит, я имел в виду, что ваш отказ от сотрудничества с нами не повлияет на меру вашей ответственности. -- А согласие повлияет? -- Конечно. -- Что я должен сделать? -- Ничего. Не делайте ничего, этого будет достаточно. -- Вы хотите сказать, что я должен молчать о том, что произошло сегодня? -- Вы меня правильно поняли. Живите, как будто ничего не случилось. Поймите, вы оказались не между двух огней, а между трех. С одной стороны -- организация, с другой -- ваш друг, с третьей -- мы. Единственный способ не обжечься -- стоять неподвижно. -- Вы правы. А если меня о чем-нибудь попросят? -- Пообещайте. Но не делайте ничего, не позвонив мне. Хорошо? Все это долго не продлится, самое большое -- дня три. Три дня выдержите? -- Попробую, -- вздохнул собеседник. -- Веселая жизнь -- сидеть и ждать, когда тебя привлекут, да еще по такой статье. -- Согласитесь, это все же лучше, чем ждать, что тебя просто убьют, -- рассудительно возразил Ларцев. 11 Утром схема опять .начала пробуксовывать. Так, по крайней мере, думали Коротков и Селуянов, узнав о передвижениях объекта. Гордеев выслушал их и отослал, коротко сказав: -- Я подумаю. Сидите на месте, далеко не уходите. К часу дня те, кто вел наблюдение за объектом, сообщили, что потеряли его. Группа, блокирующая квартиру на проспекте Мира, была немедленно приведена в готовность. Напряжение нарастало. Объект возле дома не появлялся. Гордеев сидел красный и злой. Он видел, что ситуация выходит из-под контроля. -- И все-таки я не понимаю, почему мы не можем слушать телефонные переговоры из квартиры Муртазова, -- недовольно говорил заместитель Гордеева подполковник Жерехов. -- Я не сомневаюсь, что прокурор дал бы разрешение. -- Поздно, Паша. Да и опасно. Неужто жизнь тебя ничему не научила? Чем выше уровень преступной организации, тем активнее идет утечка информации. Риск слишком велик. -- Но так мы ничего не добьемся. Это -- нельзя, то -- опасно, ты хоть понимаешь, к чему мы придем? Ты подставил убийце неопытную девчонку и рассчитываешь взять его голыми руками. Что с тобой, Виктор? О чем ты думаешь? Разрабатывать Павлова должно Министерство безопасности, а не мы с тобой. -- Да плевать я хотел на Павлова! -- взорвался Гордеев. -- Я убийцу ищу. А Павлов мне неинтересен. Кнопки нажимать каждый дурак может. -- Какие кнопки? -- не понял Жерехов. Гордеев вскочил и заметался по кабинету, раздраженно разбрасывая в стороны попадавшиеся на пути стулья. -- Пойми, Паша, мы столкнулись со сложной и четко организованной системой, о которой ничего не знаем. Считай, что это компьютер, у которого есть абонентская сеть пользователей. Павлов, Рудник, Иванов-Петров-Сидоров -- любой из них, если он является абонентом, может нажать кнопку. Машина пожужжит, пощелкает, и на экране появится слово. Мне неинтересны эти пользователи, я и так про них все знаю. Мне интересно, что происходит в машине, когда она жужжит и щелкает. Ты прав, девчонка неопытная, но у нее есть мозги, и она сможет то, чего мы с тобой не сможем. Она эту машину всю по деталям разберет. -- Если жива останется, -- тихо сказал Жерехов, не глядя на полковника. -- Прекрати! -- Голос Гордеева сорвался на визг. -- Я за нее не меньше твоего боюсь. В крайнем случае, дадим убийце уйти Черт с ним. доказательств все равно мало Жерехов работал с Гордеевым не один год. вместе они составляли как бы систему сдерживателей и противовесов. Резкий и отчаянный Гордеев, который никого и ничего не боялся, несся сломя голову в одному ему видимые дали. Обстоятельный и консервативный Павел Васильевич Жерехов, хоть и был моложе Гордеева, играл при нем роль мудрого дедушки, бдительно следящего. чтобы не в меру резвый внучек не упал в пруд, не лазал через заборы и не играл со спичками. В главном они были единомышленниками, но в методах всегда расходились. -- Тогда ради чего все это? -- продолжал настаивать Жерехов. -- Павлов тебе неинтересен, убийцу ты готов упустить. Столько усилий, столько волнений -- и все ради информации, которую ты то ли получишь, то ли нет. Я не узнаю тебя, Виктор. -- А я не узнаю тебя, -- уже спокойнее ответил Гордеев. -- Ты не хуже меня видишь, куда мы все идем. Время той преступности, к которой мы привыкли и приспособились, кончилось. У нее были свои законы, свои правила игры, но теперь этого больше нет. Меняется страна, меняется политика и экономика, и вместе с ними меняется преступность. Это совсем другие преступники, и искать их, работать по их изобличению мы не умеем. И вот у нас появился шанс хоть чему-то научиться. Перестрой же наконец свои извилины в другом порядке, заставь себя признать, что и в нашей работе могут быть ситуации, когда процесс познания важнее результата. Пусть это во вред дню сегодняшнему, но зато на пользу дням завтрашним. Пусть мы сегодня не раскроем одно убийство. Мало, что ли, у нас этих "висяков"? Зато завтрашние заказные убийства мы встретим во всеоружии. -- Тебе голову оторвут за такие мысли, Виктор. Где это видано -- сознательно идти на нераскрытие преступления, да еще убийство офицера милиции. -- Пусть отрывают, -- махнул рукой Гордеев. -- У меня выслуги тридцать один год, уйду на пенсию. Все равно на мою зарплату нынешнюю я могу только две пары туфель жене купить. Цепляться за кресло не стану. А вот вы еще мно- го лет будете мне спасибо говорить, если удастся то, что я задумал. -- Генерал, конечно, не знает о твоем наполеоновском походе? -- Конечно, не знает. У Павлова есть на него какой-то выход. -- Почему ты решил? -- А он пытался через генерала узнать, не нарыла ли Анастасия чего-нибудь эдакого в деле Филатовой. -- Но почему? Почему именно Каменская? Гордеев довольно улыбнулся. "Вот тебе, Пашенька, доказательство, что я не ошибся, когда брал к себе никому не известную девчонку из райотдела. Как ты тогда сопротивлялся!" -- Потому что, -- раздельно и веско произнес он, сделав паузу. -- Вот ты мне не верил, когда я говорил, что из нее будет толк. И ошибся. А я оказался прав. Да, она многого не умеет. Да, у нее кое в чем нет опыта. Но репутация -- это тоже оружие, и немаловажное. Знаешь, Паша, -- добавил Гордеев, остановившись за спиной у своего зама, -- я, честно признаться, сам не знал этого. Только когда генерал меня вызвал и стал орать, что Настя -- моя любовница, тогда я понял, что тот, кто его на меня натравил, интересуется в основном Каменской. А это значит, ему сказали, что реальная опасность может исходить только от нее. Конечно, в первую минуту мне было обидно. Что же, выходит, мы все не в счет? Я тридцать лет в розыске работаю, и меня преступник не боится, а она -- всего шесть лет, и уже такая слава. Вот тогда, Пашенька, я и понял, что это -- другие преступники. Поэтому они и не боятся тех, кто вырос из старой школы, они понимают, что у нас логика другая, мышление другое. Если хочешь, привычки другие. А Анастасия -- она особенная. У нее мозги набекрень. А это означает, что я прав. -- Ну хорошо, пусть ты прав, -- примирительно произнес Павел Васильевич. -- И пусть ты такой храбрый, что ничего не боишься. Но объясни мне, Бога ради, неужели нельзя никаким другим способом убедиться, что тот, кого мы пасем, и есть убийца Филатовой? Неужели так необходимо ждать, пока он придет убивать Настю? Тьфу, -- с досадой добавил он, -- даже произносить страшно. Гордеев вздохнул, сел за стол, потер рукой лысину и лоб. -- Не знаю, Паша. Я ничего не могу придумать. То есть на самом деле способов много, но я боюсь его спугнуть. Я на сто процентов уверен, что оружие он при себе не носит и документы его в идеальном порядке. Так что имитация облавы ничего не даст. Задерживать его незаконно я не хочу. Ты мои принципы знаешь, и отступать от них я не буду даже ради этого "заказника". А уж если это и вовсе не убийца, а кто-то, кто делает по его поручению черновую работу, мы просто-напросто сорвем всю комбинацию. У нас есть улики, по которым можно судить, этот ли человек был в квартире Филатовой. Ну и что? Когда он там был? Как доказать, что именно в момент убийства, а не за час и не за день до него? У нас, Паша, есть повод для разговора с ним, но и только. А оснований для задержания и тем более ареста -- ноль. -- И чего ты добиваешься? Ждешь, когда он начнет убивать Настю, и возьмешь его с поличным? Ты в своем уме? -- Я, Паша, жду, когда он принесет мне доказательства. Сам принесет, своими руками. -- А если не принесет? -- Тогда я скажу тебе, что прав ты, а не я. Оставлю отдел на тебя и уйду с позором. x x x В этот же день рано утром Ларцеву позвонили. -- Он хочет, чтобы я поехал с ним. -- Когда? -- Мы встречаемся через час. -- Он объяснил, зачем? Вы же дали ему адрес. -- Хочет, чтобы я сам его познакомил Мол, свой человек, не с улицы пришел. -- Хорошо, поезжайте. Только будьте посдержаннее. И не мешайте ему, пусть делает все, что сочтет нужным: Можете даже ему помочь. Когда оказалось, что наблюдатели упустили объект. Ларцев в следственном изоляторе допрашивал по поручению следователя четверых арестованных. Дело находилось в производстве у Константина Михайловича Ольшанского, который подробно проинструктировал Володю. Им нравилось работать вместе, Ларцев был, пожалуй, единственным из сотрудников Гордеева, к кому Ольшанский относился не просто с симпатией. а с огромным профессиональным доверием. Въедливый, дотошный, невероятно требовательный, Константин Михайлович пользовался авторитетом человека, знающего свое дело досконально, но работать с ним оперативники и особенно эксперты в большинстве своем не любили. Ему все время казалось, что они что-то упустят, забудут при осмотре места происшествия, он был совершенно невыносим, гонял всех и распоряжался, как барин в своей вотчине. И хотя все понимали, что он прав, многие обижались на его резкую безапелляционность, граничащую порой с откровенным хамством. И только с Ларцевым он разговаривал не просто вежливо, а даже ласково, признав для себя, что допросы получаются у Володи намного лучше и результативнее, чем у него самого. Проведя ночь, как и Гордеев, на Петровке и уходя в восемь утра из своего кабинета, Ларцев хотел было доложить полковнику о телефонном разговоре, но, приоткрыв дверь, увидел Колобка спящим, откинувшись в кресле, с расстегнутым воротом рубахи и съехавшим набок галстуком. Будить начальника было жалко, и Володя решил, что позвонит ему попозже, уже из Бутырки. Во время коротких пауз между допросами дозвониться до Гордеева ему не удалось: дважды было подолгу занято, один раз никто не снял трубку. Собственно, острой нужды в этих звонках не было, он знал, что за объектом следят и ничего принципиально нового он Колобку не сообщит. Кроме, пожалуй, одного. Но это может подождать, это не к спеху. Главное, сам он сделал все, что считал в данной ситуации правильным и необходимым. Уже выходя из следственного изолятора, он сделал еще одну попытку дозвониться до Гордеева, но опять безуспешно. Ларцев позвонил домой. Трубку сняла десятилетняя Надюшка. -- Папочка! -- Она захлебнулась плачем. -- Приезжай быстрей. Маму увезли. -- Как увезли? -- оторопел он. -- Рано еще. Жена Ларцева была на девятом месяце беременности. -- Увезли! -- рыдала дочка. -- Ей плохо стало. Ларцев кинулся домой, не разбирая дороги. Несколько раз он чуть не попал под машину, выбегая на проезжую часть в надежде поймать такси. Они с Наташей очень хотели второго ребенка. После Надюшки у жены была уже третья беременность. В первый раз она подхватила корь, которой не переболела в детстве, и случился выкидыш. Во второй раз ребенок родился мертвым. Жалея жену, Ларцев уговаривал ее, а заодно и себя отказаться от этой затеи, но Наташа была непреклонна. "Я пройду этот путь до конца", -- говорила она. И в этот раз шло не очень гладко, но все же надежда была, ведь уже девятый месяц. И вдруг такое... Надюшку жалко, одна в квартире, плачет, боится. Ворвавшись домой, Володя схватил в охапку опухшую от слез девочку и помчался в больницу. -- Не буду напрасно вас обнадеживать, -- сказал ему врач. -- Положение очень серьезное. Не исключено, что придется решать -- или мать, или ребенок. Крепко прижав к себе дрожащую девочку, Володя Ларцев застыл на скамейке в коридоре, раздавленный случившимся. О звонке Гордееву он забыл. x x x Около десяти часов потерянный на целый день объект появился на проспекте Мира. -- Пошел, -- сообщили Гордееву. Тот мысленно благословил Настю и быстро побежал по длинным коридорам здания на Петровке вниз, к машине. x x x Когда раздался звонок в дверь, Настя словно очнулась. Внутренняя дрожь утихла, ладони из ледяных мгновенно сделались горячими. Она уверенно пошла к двери. -- Кто? -- Лариса? -- послышался приятный баритон. -- Откройте, пожалуйста. Я от Александра Евгеньевича. Щелкнул замок, Настя впустила гостя. Перед ней стоял мужчина чуть выше ее ростом, с застенчивым лицом и обаятельной улыбкой. Он был похож на старательного бухгалтера. Через плечо -- темно-синяя мужская сумка на длинном ремне. -- Я никого не жду от Александра Евгеньевича, -- недовольно сказала она. -- Мы должны с ним созвониться завтра. Что за спешка? -- Где можно помыть руки? -- не обращая внимания на ее слова, спросил Галл. -- В вашем доме очень грязные перила. -- Проходите, -- сухо сказала Настя, провожая его в ванную. В ванной Галл быстрым движением повернул обе рукоятки, открыв воду на полную мощность, ловко развернулся, схватив Настю за запястье, и она в мгновение ока оказалась прижатой спиной к раковине. Справа была ванна, слева -- стиральная машина, впереди -- убийца. Держа ее одной рукой за кисть, другой -- за плечи, Галл приблизил губы к ее уху. -- Ну, здравствуй, красавица, -- тихо сказал он. "Как в страшном сне, -- подумала Настя. -- И никакой надежды проснуться". -- А почему шепотом? -- громко спросила она. Пальцы на ее запястье сжались сильнее, от боли выступили слезы. -- Потому что ты слишком умна, чтобы быть дурой, -- не повышая голоса, ответил Галл. -- Если ты работаешь на легавых, у тебя в квартире может быть полно микрофонов. А если ты настоящая журналистка и настоящая шантажистка, у тебя всегда под рукой есть диктофон, чтобы записать что-нибудь интересное. Я правильно рассуждаю? -- Правильно. Дальше что? -- Настя постаралась, чтобы ее голос звучал вызывающе. -- Поэтому мы с тобой поговорим здесь. x x x Гордеев вытер о брюки вспотевшие от напряжения ладони. Ну, что там? -- нетерпеливо спросил он. -- В ванной включена вода. Слышно только, что два голоса, но слов не разобрать. -- Ребята готовы? -- Готовы. -- Без моей команды не начинать. x x x -- Ну что ж, давай поговорим. -- Она легко перешла на "ты". -- Тебя правда Павлов прислал? -- А кто же еще? -- Откуда я знаю? Может, ты из милиции. Вдруг наш бравый полковник ни в чем не замешан и заявил на меня. -- А в чем он замешан? Ну-ка расскажи. -- Пошел бы ты знаешь куда? -- выразительно прошептала Настя и уже громче добавила: -- Так вас и тянет все узнать за бесплатно. Запомни, ты, шустрый, я свой язык распускаю только за деньги. Говори быстрей, зачем пришел, мне стоять надоело. Но сначала докажи мне, что ты не из милиции. Тогда и поговорим. -- А если я из милиции, что ты сделаешь? -- Ничего не сделаю. Но разговор у нас с тобой не получится. А завтра телегу на тебя накатаю, что ты, представившись работником милиции, проник в квартиру и пытался меня изнасиловать. Или ограбить. Я еще не решила. Пока оправдываться будешь -- поседеешь. -- Шантажируешь? -- А как же. Я больше ничего не умею. -- Ладно, кончай дурака валять. Павлов приготовил деньги, но он тебе не доверяет. Поэтому завтра мы с тобой поедем на встречу с ним. Ты ему -- рукопись и информацию, он тебе -- сто сорок штук, и разбежались. -- А ты-то тут при чем? Деньги будешь считать? Кассир на общественных началах! -- фыркнула Настя. -- Посмейся у меня, -- с угрозой сказал Галл и опять сжал ей кисть. -- Досмеешься. Я пробуду здесь до утра. За это время я должен убедиться, что тебе можно верить. -- Врешь ты все, -- неожиданно громко сказала она. -- Убедиться в этом невозможно. -- Тихо! -- В этом невозможно убедиться, -- понизив голос, повторила Настя. -- Надо быть круглым идиотом, чтобы для этого прийти сюда. Говори, зачем пришел? -- Убить тебя. x x x -- Голосов не слышно, -- донесся из рации встревоженный возглас лейтенанта Шестака. -- Только шум воды. -- Приготовиться, -- скомандовал Гордеев. Ему хотелось бежать впереди машины. В сорок девятой квартире бесшумно приоткрылась дверь. Еще два человека появились на лестничной площадке между этажами. x x x Женщина обмякла в руках Галла. На лице ее был неподдельный страх. -- За что? -- едва слышно прошептала она. -- За то самое. Ты влезла в чужую игру. Меня наняли тебя убить. Я лично к тебе никаких претензий не имею. Будешь умницей -- останешься жива. Поняла? -- Мне плохо, -- простонала она, едва шевеля побелевшими губами. -- Дай мне сесть куда-нибудь. Галл посторонился и усадил ее на край ванны, продолжая крепко держать обеими руками. -- Теперь слушай, -- сказал он. -- У меня с Павловым свои дела. Мне нужна эта рукопись, но заплатить за нее сейчас я не могу, у меня нет таких денег. Завтра ты пойдешь со мной, я получу гонорар за твое убийство и из этих денег с тобой расплачусь. Будешь меня слушаться -- и все пройдет хорошо. Настя молча кивнула. -- Сейчас мы выйдем отсюда и будем вести себя как приличные люди. Язычок придержи. Одно неосторожное слово -- и я могу подумать, что квартира прослушивается ментами. Я, знаешь ли, очень подозрительный и юмор плохо понимаю. Ты умрешь задолго до того, как сюда успеют прибежать твои дружки, даже если они засели в соседней квартире. Ну, признайся, есть там засада? x x x -- Есть голос, -- сообщил Шестак. -- Но только один, мужской. Они все еще в ванной. -- Посторонних звуков нет? Шума борьбы? -- Нет, не слышно. -- Ждем еще тридцать секунд. Если через тридцать секунд она не заговорит -- начнем. Командир группы захвата взглянул на секундную стрелку. x x x Насте казалось, что аналитическая машина у нее в голове работает оглушительно громко. Надо немедленно что-то сказать, все равно что, любую чушь, только бы подать голос. Иначе ворвутся в квартиру и все испортят. Галла ни в коем случае нельзя брать сейчас, пока она не поймет, что он задумал. Какая-то хитрая игра с Павловым... Что он спросил? Есть ли в соседней квартире засада? -- Ага, есть. В двух квартирах по десять человек и еще человек сто на лестнице. И здесь в каждом шкафу по засаде. Давай, ищи. -- Шутница, -- процедил сквозь зубы Галл, закрывая воду. -- Пошли отсюда, а то помрешь еще. Ты мне живая нужна. x x x Командир группы захвата посмотрел на часы. Прошло двадцать пять секунд. Он махнул рукой, и тут же три человека встали перед сорок восьмой квартирой. В руках у одного из них был ключ. В машине, где ехали Гордеев, Короткое и Доценко, раздался голос Шестака: -- Женщина заговорила. Воду выключили. Гордеев бросил взгляд на секундную стрелку. Двадцать девять секунд. -- Отставить! -- заорал он. x x x Галл, по-прежнему держа Настю за руку, вывел ее на кухню и кивком головы указал на стоящий в углу диванчик. -- Садись туда. Так и быть, поухаживаю за тобой. Ты ужинала? -- Нет еще. Собиралась, да ты помешал. -- Давай поедим. Он хозяйским жестом открыл холодильник и присел перед ним на корточки. Достал яйца, молоко, две банки консервов без этикетки. -- Что это? -- спросил он, вертя банки в руках. -- Рыба какая-то, кажется, кильки в томате. А ты быстро освоился, -- зло сказала Настя. -- Послушай, -- Галл повернулся к ней, -- нам с тобой еще ночь коротать придется. Так что давай дружить, так будет лучше. Омлет будешь? Сиди спокойно, я сам приготовлю. -- Да ладно, чего ты в самом деле. Настя собралась встать с дивана. Она никак не желала проникнуться серьезностью мысли о возможной скорой смерти. -- Я сказал, сиди спокойно, -- сказал Галл с металлом в голосе. -- И руки положи так, чтобы я их видел. Третий раз повторять не буду. -- Черт с тобой, -- вздохнула Настя, сворачиваясь калачиком на диване. -- Раз в жизни мне мужик ужин приготовит -- все-таки приятно. Трудись, шеф-повар. Галл подивился ее самообладанию. Похоже, она и в самом деле профессиональная шантажистка. И не глупа, весьма не глупа. x x x Машина въехала в соседний двор. Из нее выскочили трое мужчин и бегом кинулись к стоящему возле арки микроавтобусу. -- Что там? -- задыхаясь, спросил Гордеев. -- Ужинать собираются. Он ее подозревает. Усадил в углу на диван и не разрешает встать. Собирается торчать там до утра. -- Черт знает что, -- задумчиво проворчал Виктор Алексеевич, -- интересно, что он задумал? Кстати, -- он повернулся к Короткову, -- а где Ларцев? -- С утра был в Бутырке, -- пожал плечами Юра. -- Больше не объявлялся. -- Найди-ка его. Может, он что-нибудь нам прояснит. Коротков подсел к радиотелефону. x x x Володя Ларцев неподвижно сидел в больничном коридоре, боясь пошевелиться, чтобы не разбудить уснувшую у него на коленях дочь. На душе было черно. Наташа лежала в палате интенсивной терапии, и, судя по лицам врачей, выходящих оттуда, все было хуже некуда. x x x Настя с аппетитом ела омлет, хоть и не была голодна. В ней проснулся экспериментатор. Интересно съесть ужин, приготовленный убийцей. -- Вкусно! -- похвалила она вполне искренне. -- Ты, наверное, холостой? -- А ты, наверное, очень любопытная, -- в тон ей ответил Галл. -- Естественно, -- засмеялась она, -- если бы я не была любопытной, у меня не было бы денег. -- Ну, денег-то у тебя, по всему видно, не так уж много, раз ты до сих пор новую машину не купила. Что скажешь? -- поддел ее Галл. "Удачно!" -- подумала Настя. Она медленно отложила вилку и сузила глаза. -- Значит, ты все-таки мент. Вот ты и попался. -- Почему? -- непритворно удивился Галл. -- Павлов про мои автомобильные дела не может знать. А милиция знает. Да и с адресом мне пока не все понятно. Как ты меня нашел, если Павлов тебе моего адреса не давал, а? -- Откуда ты знаешь, что не давал? Он в МВД работает, ему твой адрес узнать -- раз плюнуть. -- Не свисти.-- Она презрительно скривила губы. -- Я здесь не прописана. Здесь прописан мой экс-супруг, а у него фамилия другая. До конца жизни буду гордиться, что меня капитан милиции кормил яичницей собственного приготовления. Или ты уже майор? Покажи удостоверение, хочу поглядеть, как ты в форме выглядишь. -- А тебя в самом деле Ларисой зовут? -- парировал Галл. -- Покажи-ка паспорт. -- Ты же вставать не разрешаешь, -- усмехнулась она. -- Принеси сумку из прихожей. Не сводя глаз с женщины, Галл медленно вышел в прихожую и тут же вернулся с сумкой в руках. Настя протянула руку, но он сам открыл замок-"молнию" и высыпал содержимое сумки на кухонный стол. -- Ну ты и наглец, -- возмутилась она. Галл, не обращая внимания на ее слова, открыл паспорт. Настя была спокойна, она знала, что Юра Коротков сделал все как надо. И содержимое сумки она проверяла по нескольку раз в день, там тоже не должно быть ничего подозрительного. -- Убедился, контролер? -- насмешливо спросила она. -- Теперь вымой посуду и свари даме кофе. А заодно покажи мне свои документы, чтобы все по-честному. -- Обойдешься, -- буркнул Галл, неторопливо собирая рассыпанные по столу дамские мелочи и складывая их в сумку. -- Но имя-то у тебя какое-нибудь есть? Мне же с тобой всю ночь разговаривать. -- Какое-нибудь есть. Выбирай любое, какое тебе нравится. Хоть Вася, хоть Петя. -- Мне нравится изысканное имя Эммануил. Можно, я буду называть тебя Эммануилом? -- Называй как хочешь. Какой губкой посуду мыть? Галл поставил тарелки и вилки в раковину, привычным жестом повязал висевший на крючке фартук. -- Нет, хозяйственный ты мой, Эммануил тебе не подходит. Надо что-нибудь попроще. Придумала! Ты будешь Михрюткой. Годится? x x x -- Что она делает? -- с ужасом сказал Коротков. -- Зачем она его дразнит? Она же выведет его из себя. Он ее прибьет со злости. Нашла, с кем шутки шутить -- с наемным убийцей. Сумасшедшая. -- Беда в том, что мы так и не знаем, убийца это или нет. Будем надеяться, что она даст нам понять. Ты нашел Ларцева? -- Его нигде нет -- ни дома, ни на работе. -- Родителям звонил? -- Звонил. Они ничего не знают. -- А родители жены? -- Она из Куйбышева. Родители там живут. -- Вот разгильдяй! x x x Галл разлил в чашки дымящийся кофе. Он думал о том, что если забыть обо всем, то жизнь может иногда показаться удивительно приятной. Чистая уютная кухня, красивая женщина в изящном пеньюаре, крепкий горячий кофе, неспешная беседа -- чем не семейная идиллия? Почему в его жизни нет этому места? -- Сахару достаточно? -- спросил он, когда Настя отхлебнула кофе. -- В самый раз, спасибо. Подай, пожалуйста, сигареты. Галл протянул ей пачку и зажигалку, придвинул пепельницу. Он невольно залюбовался ее длинными пальцами с безупречным маникюром, когда она доставала из пачки сигарету. -- А ты что, не куришь? -- спросила она, сделав глубокую затяжку. -- Нет. И никогда не курил.. А вот ты зачем себя травишь, если у тебя сердце слабое? -- Да ну тебя. Настя повертела сигарету, прочертила ею в воздухе какой-то замысловатый символ. -- Мое здоровье никому не нужно. Да и сама я никому не нужна. Мужа нет, детей нет. Родители далеко, небось забыли уже про меня. Что меня ждет? Одинокая старость в приюте для престарелых. Веселая перспектива. Лучше уж до такой старости не дожить. Галл понял, что сейчас она не шутит. В глазах -- настоящая боль. -- Ты можешь еще замуж выйти. Умная, красивая, богатая. Чего ж ты на себе крест ставишь? -- Замуж? -- Она стряхнула пепел с сигареты. -- Вот уж нет. Я привыкла быть одна. Когда надеешься на саму себя, как-то спокойнее. В этой хреновой жизни никому верить нельзя, только себе. Разве не так? -- Пожалуй, -- согласился Галл. -- Вот видишь, -- удовлетворенно сказала она. -- И ты такой же волк-одиночка. Потому что знаешь, что так надежнее. Галл молчал. После напряжения последних дней ему хотелось расслабиться хотя бы ненадолго. Просто посидеть в теплой кухне, поговорить с этой рыжей Ларисой о чем угодно, поговорить без суеты, доверительно, тепло. x x x -- Это -- убийца, -- решительно сказал Гордеев. -- Какие будут мнения? -- Я считаю, его надо задерживать, пока не стало поздно, -- подал голос Доценко. -- А я думаю, пусть еще поговорят, -- возразил Короткое. -- Обстановка там вполне мирная. Может, узнаем что-нибудь интересное. -- Но она же там один на один с убийцей! -- не сдержался Миша. -- Как вы можете быть так спокойны? -- А он там один на один с Анастасией. Тебе это ни о чем не говорит? Подождем, -- резюмировал полковник. x x x Они выпили уже по второй чашке кофе. Настя переменила позу и стала растирать затекшую от неподвижного сидения ногу. Уже больше часа они вели спокойную дружелюбную беседу ни о чем, обсуждая достоинства и недостатки разных автомобилей, сортов коньяка, приморских курортов. Настя вглядывалась в лицо своего собеседника и удивлялась его обыкновенности и своеобразной привлекательности. Кто там говорил о пустых и холодных глазах убийц? Чушь все это, думала она. Нормальный мужик, с нормальными глазами, с приятной улыбкой. Спокойный, серьезный, будто на работе. Ну, в общем-то, он и был на работе. Пора, решила она. Будем менять пряник на кнут. Он уже достаточно отдохнул. -- Слушай, Михрютка, от тебя псиной разит. Ты что, не моешься? Переход от дружелюбия к сарказму был таким резким, что Галл вздрогнул и залился краской. -- Пойди душ прими, -- продолжала Настя. -- А ты в это время что будешь делать? В милицию звонить? Или в сумке у меня рыться? Нашла дурака, -- зло ответил он. -- Если хочешь, я с тобой пойду. Покараулю тебя, чтобы не утонул. Чего так смотришь? Думаешь, я голых мужчин не видела? Давай, давай, -- она стала подниматься с дивана, -- пошли в ванную. Самому должно быть противно. Настя преследовала двойную цель. Во-первых, унизить его и поставить в положение оправдывающегося. И, во-вторых, поговорить о том, о чем в кухне и заикнуться было нельзя, чтобы не насторожить Галла. Галл неохотно встал и, пропустив хозяйку вперед, пошел в ванную. Разделся до плавок, аккуратно сложил джинсы и рубашку на стиральную машину и остановился в нерешительности. -- Отвернись. -- Еще чего. Чтобы ты меня сзади по затылку стукнул? Умный какой. -- Я же сказал, ты мне живая нужна. -- Мало ли что ты сказал. Ты же мне не веришь, так почему я должна тебе верить? Она включила воду. "Ну давай же, давай, -- мысленно торопила его Настя. -- Голый мужик -- не боец, он уже не может сохранять достоинство". -- Да лезь ты в ванну, -- раздраженно сказала она, -- не строй из себя девственника. Занавесочку задернешь -- и порядок. -- Зачем она его в ванную потащила? -- недовольно спросил Короткое. -- Ведь не слышно же ничего. -- Затем и потащила, -- загадочно ответил Гордеев, разгадавший маневр Каменской. -- После того, как они выйдут из ванной, всем -- предельное внимание. Она может попытаться передать какую-нибудь информацию. Судя по всему, он не исключает мысль о том, что мы их слушаем. В его высказываниях нет ничего, что можно было бы ему инкриминировать, он очень осторожен. x x x Галл с наслаждением подставлял тело под теплые упругие струи воды. Все-таки хорошая она баба, думал он, жалко, что придется ее убить. Двое волков-одиночек. У них могло бы получиться... -- Ну как, Михрютка? -- раздался ее голос из-за непрозрачной пластиковой шторки. -- Правда, хорошо? -- Правда, -- ответил он, не скрывая удовольствия. -- А ты сопротивлялся. -- Она негромко засмеялась. -- Слушай, а можно я тебя кое о чем спрошу? Галл насторожился, на всякий случай повернул ручки крана, чтобы усилить шум воды. Но Лариса, видно, крепко усвоила урок, потому что отодвинула шторку и придвинулась к нему почти вплотную. -- А Ирку... тоже ты? Галл сделал вид, что не понял. -- Какую Ирку? -- Филатову. Она моей подругой была. Ее как раз из-за этой рукописи и убили. -- Впервые слышу. -- А кто же, если не ты? -- Я сказал тебе: впервые слышу. Не знаю никакой Филатовой. -- Не врешь? -- Да почему ты решила, что я должен ее знать? -- Этот экземпляр рукописи мне Ирка дала. -- Ну ты и ловка! Хочешь сорвать с Павлова сорок штук только за то, что скажешь ему об этом? Я бы тебе за эти сведения и рубля не дал. -- Так то ты, а то -- Павлов. Он бы и больше дал. А тебе рукопись зачем? -- Хочу с Александром Евгеньевичем по-мужски поговорить. Он мне не нравится. Похоже, это он твою подружку убил. -- Откуда ты знаешь? -- Знаю. Все, отойди, разговор окончен. Настя послушно отошла к двери. Галл выключил воду и потянулся за полотенцем. После душа он чувствовал себя гораздо лучше. Можно было бы, конечно, признаться ей насчет убийства Филатовой. Все равно она не жилец. Завтра в это время ее уже не будет. Зато сейчас она бы стала его по-настоящему бояться и не изводила бы своими ядовитыми насмешками. Но Галл почему-то был уверен, что признаваться нельзя. -- Надень халат, -- предложила Настя, видя, что он собирается одеваться. -- Рубашку можешь выстирать, хозяйственный ты мой, к утру высохнет. -- Обойдусь, -- ответил он сердито. Не хватало еще у нее на глазах стиркой заниматься. Придется вытаскивать все из карманов, и она увидит... Хотя, может, и не сообразит. Но халат он все-таки надел, очень уж не хотелось натягивать на чистое тело пропотевшую за жаркий день рубаху. -- Пошли в комнату, хватит на кухне торчать, -- скомандовал он. -- И сколько еще мы будем так сидеть? -- спросила Настя. -- Спать хочешь? Ложись, я разбужу, когда надо. -- Еще что придумаешь? Нашел дурочку -- спать, когда в квартире посто- ронний мужик. А может, ты и не мент вовсе, а обыкновенный ворюга. -- Да не мент я, сколько можно тебе повторять! -- взорвался Галл. -- А ты докажи, -- невозмутимо потребовала она. -- Как?! Я не знаю, как тебе доказать! Предлагай свой вариант, я на все согласен. x x x -- Допекла она его, -- довольным голосом прокомментировал Гордеев. -- Посмотрим, как он будет выкручиваться. -- Виктор Алексеевич, вы понимаете, что она делает? -- озабоченно спросил Доценко. -- То, что она делает, называется "метод научного тыка", -- усмехнулся Коротков. -- Она пробует разные варианты, импровизирует на ходу, пытается понять, почему он ее не убивает. -- Черт побери, где Ларцев? -- вскипел Колобок. -- Ему самое место сейчас здесь. Михаил, начинай обзванивать больницы. Может, случилось что-нибудь с ним. x x x -- Зайдите, попрощайтесь с ней, -- шепотом сказал врач, чтобы не разбудить Надюшку. Ларцев осторожно переложил девочку на скамейку и на негнущихся ногах зашел в палату. Нат