бойцов из
отряда "коммандос" под командованием полковника Лейкока были доставлены
подводной лодкой к одному из пунктов на побережье, находившемуся в 200 милях
за линией фронта противника. 30 человек, которых удалось высадить в бурном
море, были разделены на две группы. Одной из них было поручено перерезать
телефонные и телеграфные провода, а другой, действовавшей под командованием
подполковника Кейса, сына адмирала Кейса, атаковать помещение штаба Роммеля.
В полночь 17 ноября эта группа ворвалась в одно из помещений штаба и
застрелила нескольких немцев. В рукопашной схватке, завязавшейся в темной
комнате, Кейс был убит. Данью подвигам Кейса было посмертное награждение его
"Крестом Виктории" 1.
1 Море было слишком бурным, чтобы можно было принять на борт
уцелевших бойцов двух отрядов "коммандос", подвергавшихся яростному
преследованию. Поэтому полковник Лейкок приказал им рассеяться и укрыться на
пересеченной местности. До наших позиций после пяти недель лишений и
невероятных приключений удалось Добраться только полковнику Лейкоку и
сержанту Терри, отличившемуся при нападении на германский штаб. -- Прим.
авт.
Рано утром 18 ноября, под сильным дождем, 8-я армия рванулась вперед, и
согласно своему плану 13-й корпус обошел позиции противника на границе, в то
время как 30-й корпус, не встретив на первых порах сопротивления, двинулся
на север, к Сиди-Резегу. Этот кряж достигает примерно 100 футов высоты. Его
северный склон представляет собой почти отвесный утес, господствующий над
дорогой на Капуццо -- главной линией коммуникаций Роммеля с запада на
восток. Поблизости от него находится очень большой аэродром. В южном
направлении с этой, хотя и незначительной, возвышенности открывается хороший
вид на холмистую пустыню. Обе стороны считали ее ключом ко всему району
боев, и занятие ее было важным шагом к освобождению Тобрука.
Первые три дня все шло хорошо. 19 ноября основная, как мы полагали,
масса германских танков двинулась на юг из береговой зоны, где она
находилась до тех пор, и на следующий день встретилась в 15 милях к западу
от Сиди-Омара с нашими 4-й и 22-й бронетанковыми бригадами. Английская 7-я
бронетанковая дивизия развернулась на широком фронте в поисках врага. Одна
из ее бригад (7-я) и поддерживающая группа заняли Сиди-Резег. Африканский
корпус успешно атаковал эти и другие части. В течение 21 и 22 ноября шли
ожесточенные бои, главным образом вокруг аэродрома и на нем самом. Обе
стороны стянули в этот район фактически все танки, которые вели яростный бой
под огнем артиллерийских батарей. Благодаря лучшему вооружению немецких
танков и их численному превосходству в пункте столкновения противник получил
преимущество. Несмотря на героическое и блестящее командование бригадного
генерала Кэмпбелла, немцы взяли верх, и мы понесли большие потери в танках,
чем они. Ночью 22 ноября немцы вновь заняли Сиди-Резег. Командующий 30-м
корпусом генерал Норри, потеряв две трети своих танков, отдал приказ об
общем отступлении на 20 миль, чтобы переформировать свои части в районе к
северу от проселочной дороги на Эль-Абд. Это было тяжелое поражение.
* * *
21 ноября, когда танки противника были заняты в бою, генерал Кэннингхэм
приказал 13-му корпусу начать наступление. Индийская 4-я дивизия уже обошла
Сиди-Омар. Слева от нее новозеландская дивизия под командованием генерала
Фрейберга двигалась на север и подошла к окраинам Бардии, перерезав, таким
образом, коммуникации всех пограничных гарнизонов. Она захватила штаб
Африканского корпуса и 23 ноября едва не отбила Сиди-Резег, откуда ее
товарищи из 7-й бронетанковой дивизии были только что выбиты. 24 ноября
Фрейберг сосредоточил основную часть новозеландской дивизии в пяти милях к
востоку от аэродрома. Таким образом, в этот день наши бронетанковые силы,
отброшенные от Сиди-Резега, подвергались переформированию. Отряды,
предпринявшие вылазку из Тобрука, завязали бой с немецкой пехотой, но не
сумели прорваться. Новозеландская дивизия после своего триумфального марша
стояла под Сиди-Резегом. Пограничные гарнизоны противника были отрезаны, а
его танки, выиграв сражение против 30-го корпуса, находились севернее
Эль-Губи. Противники нанесли друг другу очень сильные удары и понесли
тяжелые потери, но исход сражения был неясен.
В этот момент произошел драматический эпизод. Роммель решил захватить
тактическую инициативу и пробиться со своими танками на восток, к границе,
надеясь вызвать этим такое смятение и панику, чтобы побудить наше
командование отказаться от дальнейшей борьбы и отступить.
Он сосредоточил большую часть Африканского корпуса, все еще
представлявшего самую грозную силу на поле боя, и двинулся по Эль-Абдской
дороге или тропе к Шеферзену, едва не захватив штаб 30-го корпуса и два
больших склада, без которых мы не могли бы продолжать борьбу. Подойдя к
границе, он разделил свои войска на колонны, часть которых повернула на
север и на юг, а остальные вклинились на 20 миль на территорию Египта. Он
произвел опустошения в наших тыловых районах и захватил много пленных.
Однако появление его колонн не испугало индийскую 4-ю дивизию. Их
преследовали отряды, поспешно выделенные из 7-й бронетанковой бригады,
поддерживающей группы и гвардейской бригады. А самое главное, наша авиация,
добившаяся к этому времени значительного превосходства в воздухе над
сражающимися армиями, не давала противнику на всем пути ни минуты покоя.
Колонны Роммеля, фактически не поддерживаемые германской авиацией, попали в
столь же тяжелое положение, в каком находились наши войска, когда господство
в воздухе над полем боя принадлежало немцам. 26 ноября все танки противника
повернули на север и укрылись в Бардии и ее окрестностях. На следующий день
они поспешили на запад, обратно к Сиди-Резегу, куда их срочно отозвали.
Тяжелые удары, полученные нами, и беспорядок, казалось, вызванный в
тылу нашего фронта рейдом Роммеля, побудили генерала Кэннингхэма заявить
главнокомандующему, что продолжение нашего наступления могло бы привести к
уничтожению наших танковых сил и тем самым поставить под угрозу безопасность
Египта. Это было бы равносильно признанию поражения и означало бы провал
всей операции. В этот решающий момент Окинлек вмешался лично. По просьбе
Кэннингхэма он вместе с маршалом авиации Теддером вылетел 23 ноября в штаб в
Пустыне и, вполне отдавая себе отчет во всех опасностях, приказал генералу
Кэннингхэму "продолжать Развивать наступление на противника". Так, своим
личным вмешательством Окинлек спас положение и показал себя выдающимся
боевым командиром.
* * *
В этот момент также было важно лишить Роммеля подвоза горючего, и
поэтому я телеграфировал генералу Окинлеку и главнокомандующему
военно-морскими силами, требуя нанести удар по вражеским коммуникациям.
Премьер-министр -- генералу Окинлеку 23 ноября 1941 года
"Когда видишь, как в Бенгази отправляется бесценный груз горючего и
противник сосредоточивает в Бенине свою авиацию, кажется, что нужно решиться
на любой риск, чтобы вывести эти пункты из строя хотя бы на три-четыре дня.
Страх противника перед этой операцией, очевидно, вполне обоснован. За такое
предприятие можно взяться, лишь пока противник поглощен битвой. Шансы на
успех уменьшатся, как только он получит подкрепления за счет войск,
отступающих из зоны боев или уклоняющихся от нее. Сейчас в Бенгази и к
западу от Эль-Агейлы можно добиться очень многого недорогой ценой, но цена
эта колоссально возрастет, как только закончится главное сражение".
Премьер-министр -- адмиралу Кэннингхэму, главнокомандующему
Средиземноморским флотом 23 ноября 1941 года
"Я просил начальника военно-морского штаба сообщить Вам сегодня по
радио о том, как важно перехватывать надводные суда, везущие в Бенгази
подкрепления, снабжение, а главное -- горючее. По имеющимся у нас сведениям,
довольно большое количество судов приближается сейчас к Бенгази или
отправляется туда. Противник просил о воздушном прикрытии, но такое
прикрытие не может быть обеспечено ему, поскольку его африканская авиация
занята в боях. Все эти сведения переданы Вам. Буду рад узнать через
военно-морское министерство, какие меры Вы намерены принять. Если эти суда
будут перехвачены, это может спасти тысячи жизней, не говоря уже о том, что
это поможет одержать победу, имеющую важнейшее значение".
Адмирал Кэннингхэм сделал все, что мог, но самый эффективный удар был
нанесен с Мальты. Ночью 24 ноября крейсера и эсминцы соединения "К"
перехватили два танкера, на которые противник очень рассчитывал.
* * *
Пока генерал Роммель проводил свой смелый, но дорого обошедшийся ему
рейд по коммуникациям и тылам английской 8-й армии, Фрейберг со своими
новозеландцами, поддерживаемыми 1-й армейской бронетанковой бригадой,
оказывал сильный нажим на Сиди-Резег. После двухдневных тяжелых боев они
вновь заняли этот пункт. Одновременно гарнизон Тобрука снова предпринял
вылазку и захватил Эд-Дуду. Ночью 26 ноября была установлена связь между
гарнизоном Тобрука и войсками, шедшими ему на выручку. Некоторые части
новозеландской дивизии и штаб 13-го корпуса вступили в осажденный Тобрук.
Это заставило Роммеля вернуться из Бардии. Он пробился к Сиди-Резегу,
атакованный на фланге приведенной в порядок 7-й бронетанковой дивизией,
имевшей теперь в своем распоряжении 120 танков. Роммель отбил Сиди-Резег и
отбросил новозеландскую 6-ю бригаду, нанеся ей огромные потери. Эта и 4-я
бригада, за исключением двух батальонов, соединившихся с гарнизоном Тобрука,
были отведены на юго-восток, к границе, где героическая дивизия, потерявшая
более 3 тысяч человек, была переформирована. Гарнизон Тобрука, вновь
окруженный, удержал благодаря своей стойкости все захваченные позиции.
Генерал Ритчи реорганизовал свою армию, включив гарнизон Тобрука в 13-й
корпус, а новозеландскую дивизию отвел в резерв. Теперь объектом нашего
наступления стал Эль-Адем, расположенный в долине, в 15 милях к западу от
Сиди-Резега, и лежащий на главных коммуникациях противника с востока на
запад. Были использованы оба наши корпуса. 13-й корпус двигался от Эд-Дуды,
а 30-й подходил с юга. Во время этих приготовлений Роммель предпринял
последнюю попытку выручить свои пограничные гарнизоны. Она была отбита.
После этого началось общее отступление войск держав оси на линию Эль-Газалы.
* * *
1 декабря Окинлек лично отправился на командный пункт и пробыл с
генералом Ритчи десять дней. Он не взял командования в свои руки, но
внимательно наблюдал за своим подчиненным. Такой порядок не казался мне
наилучшим ни для одного из них. Однако 8-я армия была сейчас хозяином
положения, и 10 декабря главнокомандующий мог доложить мне:
"Противник, по-видимому, осуществляет полное отступление на запад.
Эль-Адем взят. Южноафриканские и индийские войска соединились там с
англичанами из Тобрука, и я считаю позволительным утверждать теперь, что
осада Тобрука снята. Мы энергично преследуем противника в полном
взаимодействии с королевским военно-воздушным флотом".
* * *
Мы знаем теперь из немецких документов, что потери противника в
результате операции "Крусейдер", включая гарнизоны, отрезанные в Бардии,
Эс-Саллуме и Халфайе и позже взятые в плен, составили около 13 тысяч немцев
и 20 тысяч итальянцев, то есть всего 33 тысячи человек. Противник потерял
также 300 танков. За этот же период (с 18 ноября до середины января) потери
английских и имперских войск составили 2908 офицеров и солдат убитыми, 7339
ранеными и 7547 пропавшими без вести -- всего 17704 человека, а также 278
танков. Девять десятых этих потерь были понесены в первый месяц наступления.
* * *
Действия германских подводных лодок в Средиземном море сильно давали
себя знать. "Арк Ройал" погиб. Две недели спустя "Бархэм" был поражен тремя
торпедами и затонул в три минуты, причем погибло более 500 человек. Впереди
нас ждали новые потери. Ночью 18 декабря итальянская подводная лодка подошла
к Александрии и выпустила три торпеды, каждой из которых управляли по два
человека. Проникнув в гавань, когда боны были открыты для прохода судов, они
установили бомбы замедленного действия, которые взорвались рано утром 19
декабря под линкорами "Куин Элизабет" и "Вэлиант". Оба корабля были сильно
повреждены и на несколько месяцев превратились в бесполезное бремя. Таким
образом, за несколько недель весь наш линейный флот в восточной части
Средиземного моря был фактически выведен из строя как боевая сила. Мне
предстоит еще поведать о гибели на другом театре войны кораблей "Принс ов
Уэлс" и "Рипалс". В течение некоторого времени нам удавалось скрывать
потери, причиненные линейному флоту. Уже значительно позже я заявил на
закрытом заседании палаты общин: "За несколько недель у нас погибло или было
выведено из строя на долгое время семь больших кораблей, или более трети
наших линкоров и линейных крейсеров".
Соединение "К" также понесло урон. В тот самый день, когда в
Александрии произошла катастрофа, на Мальте были получены известия о том,
что в Триполи направляется большой конвой противника. Крейсера "Нептун",
"Орор" и "Пинелопи" с четырьмя эсминцами тотчас же вышли в море, чтобы
перехватить этот конвой. Приближаясь к Триполи, наши корабли натолкнулись на
новое минное поле. "Нептун" был тяжело поврежден, а два других крейсера
получили повреждения, но смогли уйти. Эсминец "Кэндахар" вошел в минное
поле, чтобы спасти экипаж "Нептуна", но также подорвался на мине и стал
беспомощным. "Нептун", дрейфуя в минном поле, наткнулся еще на две мины и
затонул. Из его экипажа в 700 с лишним человек спасся лишь один, да и тот
попал в плен.
Так было уничтожено ядро соединения "К". Крейсер "Галатеа" также был
потоплен германской подводной лодкой. От английского флота в восточной части
Средиземного моря уцелело лишь несколько эсминцев и три крейсера из эскадры
адмирала Вайана.
До конца ноября благодаря своим объединенным усилиям на суше, на море и
в воздухе мы господствовали на Средиземном море. Но теперь наши морские силы
понесли страшные потери. 5 декабря Гитлер, осознав наконец смертельную
опасность, грозившую Роммелю, приказал перебросить из России на Сицилию и в
Северную Африку целый авиационный корпус. По указанию генерала Кессельринга
было предпринято новое воздушное наступление на Мальту. Налеты на этот
остров вновь достигли страшной силы, и Мальта могла лишь бороться за свое
существование. К концу года господство над морскими путями в Триполи
принадлежало германской авиации, что позволило немцам переформировать
разбитые армии Роммеля. Редко когда взаимосвязь военных операций на море, на
суше и в воздухе проявлялась в столь яркой форме, как во время событий этих
нескольких месяцев.
Но теперь все это потускнело в свете новых мировых событий.
Глава одиннадцатая
ЯПОНИЯ
Наступил момент, когда Японии предстояло сделать самый страшный и
решительный шаг за всю ее многолетнюю и полную романтики историю.
Летом 1940 года принц Коноэ оказал нажим на правительство Виши, чтобы
получить разрешение на создание авиационных баз в Северном Индокитае, а в
сентябре он подписал Тройственный пакт с Германией и Италией. Этот документ
обязывал Японию вступить в европейскую войну на стороне держав оси, в случае
если Америка вступит в войну на стороне Англии.
К концу ноября 1940 года результаты битвы за Англию и то
обстоятельство, что Гитлер явно побоялся выполнить свое хвастливое обещание
о вторжении в Англию, были признаны в Японии фактами первостепенной
важности. Успешный воздушный налет английской авиации на итальянский флот в
Таранто, в результате которого на многие месяцы были выведены из строя
современные первоклассные линкоры, произвел глубокое впечатление на японский
флот, оценивший всю мощь нового воздушного оружия и возможности, которые
давало его применение, в особенности когда оно сочеталось с элементом
внезапности. Япония убедилась, что с Англией еще далеко не покончено. Она,
безусловно, продолжала держаться и даже становилась сильнее. В стране
получило широкое распространение мнение, что заключение Тройственного пакта
было ошибкой. Японцы всегда опасались возможности объединенных действий
Британской империи и Соединенных Штатов, обладавших сильнейшими в мире
флотами и ресурсами, которые при надлежащей разработке были неистощимы и
недосягаемо велики. Эта опасность, казалось, надвигалась. Весной 1941 года
премьер-министр Коноэ получил согласие кабинета начать с Соединенными
Штатами переговоры об урегулировании имевшихся между обеими странами
нерешенных вопросов. Следует отметить, что в этом случае генерал Тодзио в
качестве военного министра поддерживал политику Коноэ против министра
иностранных дел Мацуоки. Возражения последнего насчет того, что такие
переговоры с Америкой будут противоречить японскому союзу с Германией, не
были приняты во внимание.
Эмбарго, объявленное Соединенными Штатами, Англией и Голландией,
отрезало Японию от всех источников нефти, от которых зависели не только
военно-морские силы, но и вся военная мощь Японии. Японскому флоту сразу же
пришлось обратиться к своим нефтяным запасам, и к моменту возникновения
войны на Тихом океане он фактически уже израсходовал четырехмесячный запас
нефти из общего количества своих запасов, рассчитанных на полтора года. Было
совершенно очевидно, что Япония попала в тиски и что единственный выход для
нее -- вступить в соглашение с Соединенными Штатами или начать войну.
Требования Америки предусматривали отказ Японии не только от ее новой
агрессии в Индокитае, но также и от войны в Китае, которая велась уже очень
давно и очень дорого обходилась Японии. Это было справедливое, но суровое
требование. При этих обстоятельствах флот решил поддержать армию в ее
политике войны, если нельзя будет добиться приемлемого дипломатического
соглашения. Тот факт, что флот к этому времени усовершенствовал свою
авиацию, сделав ее мощным наступательным оружием, укрепил его в этом
решении.
Ожесточенные споры в правящих кругах Японии продолжались в течение
всего лета и всей осени. Как нам теперь известно, основной вопрос о
вступлении в войну с Соединенными Штатами обсуждался 31 июля, на следующий
день после введения эмбарго.
Всем японским руководителям было совершенно ясно, что у них мало
времени для того, чтобы сделать выбор. Германия могла выиграть войну в
Европе, прежде чем Япония успеет осуществить какой-либо из своих
честолюбивых планов. Переговоры между японским и американским
правительствами продолжались. Японские консервативные политические деятели и
императорский двор надеялись добиться условий, которые позволили бы им
держать в узде военную партию в своей стране. Государственный департамент в
Вашингтоне, как и я, полагал, что Япония, вероятно, отступит перед мощью
Соединенных Штатов, которая в конечном счете значительно превосходила ее
собственную.
* * *
Читатель уже убедился в том, что с первого же дня войны нас постоянно
тяготила тревога в отношении Японии. Аппетиты Японии и ее возможности к их
удовлетворению были совершенно очевидны. Мы удивлялись тому, что она не
выступила в момент падения Франции. Впоследствии мы почувствовали некоторое
облегчение, но все это время мы напрягали свои силы до предела, чтобы
уберечь Британские острова от уничтожения и продолжать войну в Западной
пустыне. Я должен признаться, что в моем сознании окутанная зловещим туманом
японская угроза была как бы отодвинута на задний план другими нашими
задачами. Я полагал, что если Япония нападет на нас, Соединенные Штаты также
вступят в войну. Если бы они этого не сделали, у нас не было бы возможности
защищать Голландскую Индию или даже нашу собственную империю на Востоке.
Если же, с другой стороны, японская агрессия повела бы к вовлечению Америки
в войну, то я готов был смириться с ней. Дальше этого я не загадывал.
Очередность наших задач в 1941 году была такова: во-первых, защита
метрополии, включая угрозу вторжения и действия подводного флота противника;
во-вторых, борьба на Среднем Востоке и в районе Средиземного моря;
в-третьих, после июня, поставки Советской России; и наконец, сопротивление
нападению Японии. Всегда, однако, подразумевалось, что, если Япония
вторгнется в Австралию или Новую Зеландию, нам придется пожертвовать Средним
Востоком для защиты своих братьев по крови. Такую возможность мы все считали
чрезвычайно отдаленной и маловероятной, так как у Японии был большой выбор
более легких и привлекательных для нее объектов, таких, как Малайя, Сиам и в
первую очередь Голландская Индия. Я уверен, что, сколько бы мы ни послали
оружия в Малайю, даже если бы мы решились ради этого пожертвовать
Средневосточным театром войны или прекратить поставки в Советский Союз, мы
не могли изменить ее судьбу. С другой стороны, вступление Соединенных Штатов
в войну перевесило бы все неблагоприятные моменты.
Не следует полагать, что эти широкие решения принимались бессознательно
или без глубокого и постоянного обсуждения их военным кабинетом и его
военными экспертами.
* * *
По мере того как шло время и я осознал, какой грозный эффект оказало
введенное президентом Рузвельтом 26 июля эмбарго, к которому присоединились
мы и голландцы, я стал все больше стремиться к тому, чтобы противопоставить
Японии в Тихом и Индийском океанах возможно более мощные английские и
американские военно-морские силы. Военно-морские силы -- это было все, что
мы могли выделить в тот момент. Мы тщательно проанализировали, чем мы
располагаем.
25 августа я послал начальнику военно-морского штаба памятную записку
по поводу создания дальневосточного флота и изложил свое мнение относительно
его корабельного состава. Я был убежден, что в недалеком будущем можно будет
дислоцировать в Индийском океане эскадру, которая послужит сдерживающим
фактором для японцев, и что эта эскадра должна состоять из небольшого числа
первоклассных кораблей.
В качестве передового отряда нашего дальневосточного флота было решено
послать два линкора -- "Принс ов Уэлс" и "Рипалс" с четырьмя эсминцами и,
как важнейший элемент такого флота, современный бронированный авианосец
"Индомитебл". К сожалению, "Индомитебл" был временно выведен из строя в
результате аварии. Несмотря на это, было решено отправить оба быстроходных
линкора, что, как мы надеялись, стабилизирует политическую обстановку в
Японии. Эти линкоры должны были установить контакт с Тихоокеанским флотом
Соединенных Штатов. Наши военно-морские планы предусматривали создание под
прикрытием главных сил американского флота в далеких водах Тихого океана
английского дальневосточного флота, базирующегося на Сингапур. К весне 1942
года этот флот должен был включать 7 линкоров различных боевых качеств, 1
первоклассный авианосец, 10 крейсеров и 24 эсминца. Командование этим флотом
было поручено адмиралу сэру Тому Филлипсу, который до этого с честью
выполнял обязанности заместителя начальника военно-морского штаба. 24
октября адмирал Фил-липе поднял свой флаг в Гриноке.
В октябре принц Коноэ сложил с себя бремя управления страной. Он просил
о личной встрече с президентом Рузвельтом в Гонолулу, куда он собирался
захватить с собой представителей командования японской армии и флота. Он
надеялся таким образом связать их соглашениями, которые могли бы быть
достигнуты во время этой встречи. Но президент отклонил его предложение, и
армия стала все более и более критически относиться к этому мудрому
государственному деятелю. Его сменил генерал Тодзио, который одновременно
занял посты премьер-министра, военного министра и министра внутренних дел.
Генерал Тодзио, которого победители в соответствии с существующей практикой
повесили после войны, заявил на суде, что он сам занял пост министра
внутренних дел потому, что "столкнулся с грозными тенденциями, предвещавшими
внутренние беспорядки, если бы было решено сохранять мир, а не начать
войну". По приказу императора он возобновил дипломатические переговоры с
Соединенными Штатами, но в то же время вступил в секретное соглашение с
членами своего кабинета о том, что Япония начнет войну, если представления
кабинета будут отвергнуты.
* * *
В начале ноября я получил от генерала Чан Кайши взволнованное
предупреждение о дальнейших операциях японцев в Китае. Он считал, что японцы
решили предпринять наступление из Индокитая, чтобы захватить Куньмин и
перерезать Бирманскую дорогу. Он просил, чтобы мы оказали ему помощь,
направив свою авиацию из Малайи. В заключение он писал:
"Вам на первый взгляд может показаться, что это втянет вас в войну с
Японией в то время, когда вы с таким мужеством сражаетесь в Европе и на
Среднем Востоке. Я смотрю на вещи иначе. Я не верю, что Япония считает себя
достаточно сильной для того, чтобы выступить, пока Китай продолжает
сопротивляться, но, когда она избавится от этого противодействия, она
нападет на вас там и тогда, где и когда ее это будет устраивать... Китай в
настоящий момент переживает наиболее критическую фазу своей войны -- фазу
сопротивления. Его способность оборонять сухопутные подступы к Сингапуру и
Бирме в настоящее время зависит в основном от готовности Англии и Америки
сотрудничать с ним в обороне Юньнани. Если японцам удастся прорвать наш
фронт здесь, мы будем отрезаны от вас, и всей системе координации наших
военно-воздушных и военно-морских сил с силами Америки и Голландской Индии
будет серьезно угрожать новая опасность с новой стороны. Я хотел бы со всей
силой подчеркнуть свое убеждение в том, что мудрость и предусмотрительность
требуют оказания Китаю упомянутой мною помощи. Ничто иное не сможет
обеспечить в той же мере поражение Японии и успех стран, сопротивляющихся в
настоящее время агрессии. Я с нетерпением ожидаю Вашего ответа".
Я не мог сделать ничего иного, как переправить это послание президенту
Рузвельту.
Бывший военный моряк -- президенту Рузвельту 5 ноября 1941 года
"1. Я получил от Чан Кайши адресованное нам обоим обращение с просьбой
о предоставлении ему помощи авиацией. Вам известно, какими военно-воздушными
силами мы располагаем в Сингапуре. Тем не менее я был бы готов послать
летчиков и даже некоторое количество самолетов, если бы они могли прибыть
вовремя.
Нам необходимо в настоящий момент принять общие меры устрашающего
характера. Японцы еще не приняли окончательного решения, и император,
по-видимому, оказывает сдерживающее влияние. Когда мы беседовали об этом в
Пласеншии, Вы говорили о необходимости выиграть время, и эта политика до сих
пор блестяще себя оправдывала. Но проводимое нами совместно эмбарго
постепенно вынуждает японцев сделать выбор между войной и миром.
В настоящее время похоже на то, что они собираются вступить в Юньнань,
перерезав Бирманскую дорогу, что будет иметь катастрофические последствия
для Чан Кайши. Прекращение сопротивления с его стороны не только само по
себе, явилось бы трагедией для всего мира, но и оставило бы в распоряжении
японцев крупные силы, с которыми они могли бы предпринять наступление на
север или на юг.
Китайцы обратились к нам и, вероятно, к Вам также с просьбой
предостеречь японцев от наступления на Юньнань. Я надеюсь, что Вы сочтете
возможным напомнить японцам о том, что такое наступление против Китая из
района, в котором мы никогда не признавали за ними права содержать свои
войска, было бы открытым выражением пренебрежения к ясно определенной
позиции правительства Соединенных Штатов. Мы, конечно, были бы готовы
сделать аналогичное заявление.
Никакие самостоятельные действия с нашей стороны не удержат Японию от
выступления, так как наши силы слишком связаны в других местах. Но, конечно,
мы будем на Вашей стороне и сделаем все возможное, чтобы оказать Вам
поддержку, какой бы курс Вы ни избрали. Я лично считаю, что Япония скорее
втянется в войну постепенно, чем решится начать ее сразу. Пожалуйста,
сообщите мне, что Вы думаете по этому поводу".
9 ноября президент ответил, что, хотя было бы большой ошибкой
недооценивать всю серьезность создавшейся угрозы, он сомневается в том, что
подготовка японцев к сухопутной кампании против Куньмина свидетельствует о
том, что они собираются выступить в ближайшем будущем. Он обещал сделать все
возможное путем оказания Китаю помощи по ленд-лизу и путем создания там
авиационного отряда из американских добровольцев. Он считал, что при
нынешнем настроении Японии всякие "новые официальные устные предупреждения
или протесты" могли с таким же успехом вызвать обратный эффект. "Мы будем
неослабно и с большим вниманием изучать всю эту проблему и прилагать все
усилия для ее разрешения".
Я сделал все, что мог, чтобы успокоить генералиссимуса, передав ему
суть этого осторожного ответа.
У нас не было иного пути, как продолжать осуществление своих
военно-морских планов на Дальнем Востоке, предоставив Соединенным Штатам
пытаться с помощью дипломатических средств как можно дольше удерживать
Японию от выступления на Тихом океане.
* * *
20 ноября Япония направила в Вашингтон свой "окончательный ответ". Хотя
из ее предложений было совершенно ясно, что она фактически пыталась
заполучить плоды победы, не ведя войны, правительство Соединенных Штатов
сочло себя обязанным сделать еще одно последнее дипломатическое предложение.
25 ноября президент сообщил мне по телеграфу о ходе переговоров.
Японское правительство предложило эвакуировать Южный Индокитай впредь до
окончательного урегулирования китайского вопроса или общего восстановления
мира в районе Тихого океана, когда Япония согласится полностью отвести
войска из Индокитая. Соединенные Штаты должны были взамен снабжать Японию
нефтью, воздерживаться от вмешательства в действия Японии по восстановлению
мира в Китае, помочь Японии получать продукцию Голландской Индии и создать
нормальную основу для торговых отношений между Японией и Соединенными
Штатами. Обе стороны должны были договориться о том, чтобы не производить
"вооруженного продвижения" в Северо-Восточной Азии и в южной части Тихого
океана.
Американское правительство в свою очередь собиралось сделать
контрпредложение. Принимая в основном условия японской ноты, оно выдвигала
специальные условия, которые Япония должна была соблюсти при отводе своих
войск из Южного Индокитая. О положении в Китае в американском
контрпредложении не упоминалось. Соединенные Штаты были готовы пойти на
ограниченное экономическое соглашение, изменив свой первоначальный приказ о
замораживании японских фондов. Так, например, нефть могла поставляться
ежемесячно, но только для гражданских нужд. Это американское предложение
должно было иметь силу в течение трех месяцев, при условии, что на
протяжении этого периода будет обсуждаться вопрос об общем урегулировании на
Тихом океане.
Когда я прочел проект ответа, который назывался (и теперь еще
называется) "модус вивенди", я счел его неудовлетворительным. Такое же
впечатление он произвел на голландское и австралийское правительства и в
особенности на Чан Кайши, который послал в Вашингтон отчаянный протест.
Однако я ясно понимал, что мы должны соблюдать определенные границы,
комментируя политику Соединенных Штатов в таком вопросе, в котором они одни
были способны предпринять решительные действия. Я понимал опасность,
связанную с представлением, что "англичане стараются втянуть нас в войну".
Поэтому я предоставил решать вопрос тому, от кого это зависело, а именно
президенту. Я послал ему телеграмму, упомянув в ней только о той стороне
вопроса, которая касалась Китая.
Бывший военный моряк -- президенту Рузвельту 26 ноября 1941 года
"Получил сегодня вечером Ваше послание относительно Японии, а также
полный отчет лорда Галифакса о ходе переговоров и Вашем контрпредложении
Японии... Конечно, этот вопрос должны разрешить только Вы, и мы, безусловно,
не хотим развязывания еще одной войны. Нас беспокоит только один вопрос. Как
насчет Чан Кайши? Не слишком ли скудную диету он получает? Нас тревожит
судьба Китая. Если он падет, то опасность, угрожающая всем нам, чрезвычайно
усилится. Мы уверены, что Вашими действиями будет руководить то уважение, с
каким Соединенные Штаты относятся к борьбе китайцев. Мы считаем, что японцы
чрезвычайно в себе не уверены".
В тот же день Хэлл принял японских посланцев в государственном
департаменте. Он даже не упомянул им о "модус вивенди", по поводу которого
президент телеграфировал мне 23 ноября. Напротив, он сразу же вручил им
"ноту из десяти пунктов". Два пункта этой ноты гласили:
"Правительство Японии отведет из Китая и Индокитая все военные,
военно-морские, военно-воздушные и полицейские силы.
Правительство Соединенных Штатов и правительство Японии не будут
оказывать поддержку -- военную, политическую или экономическую -- какому бы
то ни было правительству или режиму в Китае, за исключением Национального
правительства Китайской Республики, столица которого временно находится в
Чунцине".
Посланцы были "ошеломлены" и удалились чрезвычайно огорченные.
Возможно, что их огорчение было искренним. Их избрали для этой миссии
главным образом из-за их репутации миролюбивых и умеренных людей, которым
удастся убаюкать Соединенные Штаты, внушив им чувство безопасности, пока не
будут приняты все необходимые решения и закончена вся подготовка. Они плохо
были осведомлены об истинных намерениях своего правительства. Они не
подозревали, что Хэлл был лучше информирован в этом отношении, чем они сами.
С конца 1940 года американцы проникли в тайну важнейших шифров Японии и
расшифровывали большое количество их военных и дипломатических телеграмм. В
кругах американской разведки они обозначались словом "Магия". Расшифрованные
телеграммы "Магия" передавались нам, но они попадали в наши руки с
неизбежной задержкой, иногда в два-три дня. Поэтому в каждый данный момент
мы не знали всего того, что было известно президенту или Хэллу. Я не жалуюсь
на это.
В тот же день президент послал верховному комиссару Филиппин письмо
следующего содержания:
"Становится очевидным, что ведется подготовка... к каким-то агрессивным
операциям в недалеком будущем, хотя нет еще точных указаний на масштабы этих
операций и на то, будут ли они направлены против Бирманской дороги,
Таиланда, Малаккского полуострова, Голландской Индии или Филиппин. Наиболее
вероятной представляется операция против Таиланда. Я считаю возможным, что
эта новая японская агрессия вызовет вооруженный конфликт между Соединенными
Штатами и Японией... "
Я не знал, что жребий уже брошен Японией; мне также не было известно,
как далеко простирается решимость президента.
Бывший военный моряк -- президенту Рузвельту 30 ноября 1941 года
"Мне кажется, что осталось неиспользованным еще одно важное средство,
которое могло бы предотвратить войну между Японией и нашими двумя странами,
а именно ясная декларация, -- секретная или публичная, в зависимости от
того, что будет признано более целесообразным, -- о том, что всякий
дальнейший акт агрессии со стороны Японии немедленно повлечет за собой самые
серьезные последствия. Я понимаю, какие трудности конституционного порядка
стоят перед Вами, но было бы трагедией, если бы Япония постепенно втянулась
в войну в результате своих посягательств на территорию других стран, без
того, чтобы ей ясно и честно указали на грозную опасность, какую повлекут за
собой для нее новые акты агрессии. Прошу Вас подумать над тем, не следовало
ли бы Вам в момент, который вы сочтете подходящим и который может наступить
очень скоро, заявить о том, что "всякий дальнейший акт агрессии со стороны
Японии вынудит Вас поставить перед конгрессом самые серьезные вопросы" или
что-нибудь в этом роде. Мы, конечно, выступили бы с аналогичной декларацией
или присоединились к Вашей. Во всяком случае, мы принимаем меры к тому,
чтобы синхронизировать свои действия с Вашими. Простите меня, мой дорогой
друг, за то, что я позволяю себе навязывать Вам такой курс, но я убежден,
что он мог бы в корне изменить положение и предотвратить прискорбное
расширение войны".
Но к этому времени и он, и Тодзио зашли уже слишком далеко. То же надо
сказать и об общем ходе событий.
* * *
Днем 30 ноября, в начале первого (по американскому времени), Хэлл
посетил президента, у которого на столе лежала моя телеграмма, датированная
тем же числом и посланная ночью 1. Они не считали, что мое
предложение сделать совместное предупреждение Японии сможет принести
какую-либо пользу. Нам и не приходится удивляться этому, так как перед ними
уже лежала перехваченная телеграмма из Токио в Берлин, также датированная 30
ноября, в которой японскому послу в Берлине предлагалось сделать Гитлеру и
Риббентропу следующее сообщение:
"Сообщите им в строго секретном порядке, что существует чрезвычайно
большая угроза внезапного возникновения войны между англосаксонскими
странами и Японией в результате какого-либо военного столкновения, и
добавьте, что момент возникновения этой войны может настать скорее, чем
кто-либо это представляет".
1 Читателя не должны удивлять даты телеграмм, поскольку они
указаны в надлежащей последовательности. Я работал до 2--3 часов ночи (по
английскому времени), а для зашифровки и расшифровки каждого моего послания
требовалось два-три часа. Тем не менее все послания, написанные мною до
того, как я ложился спать, достигали президента почти немедленно, к тому
времени, когда он просыпался. Иногда в силу необходимости его будили. --
Прим. авт.
Я получил эту расшифрованную телеграмму 2 декабря. Она не требовала
каких-либо специальных мероприятий со стороны Англии. Мы просто должны были
выжидать. Фактически японская эскадра авианосцев со всей морской авиацией,
которой предстояло совершить нападение на Перл-Харбор, вышла в море еще
25-го. Конечно, она могла еще получить из Токио приказ воздержаться от
операций.
* * *
Во время состоявшегося в Токио 1 декабря совещания с участием
императора было принято решение начать войну с Соединенными Штатами.
Согласно показаниям Тодзио на суде, император не произнес ни единого слова.
В течение следующей недели на Тихом океане воцарилось зловещее молчание.
Возможности к урегулированию вопроса дипломатическим путем были исчерпаны.
Ни один акт военной агрессии еще не совершился. Я больше всего опасался, что
японцы нападут на нас или на голландцев и что трудности конституционного
порядка помешают Соединенным Штатам объявить войну. После длительного
заседания кабинета, состоявшегося 2 декабря, я послал министру иностранных
дел памятную записку, суммировавшую выводы, к которым мы пришли.
Премьер-министр -- министру иностранных дел 2 декабря 1941 года
"Наша неизменная политика состоит в том, чтобы не предпринимать
каких-либо радикальных мер раньше, чем это сделают Соединенные Штаты. За
исключением случая, если японцы попытаются захватить перешеек Кра, у нас еще
будет время прямо поставить перед Соединенными Штатами вопрос о новом акте
японской агрессии. Если они выступят, мы немедленно выступим в поддержку.
Если они не выступят, мы должны будем заново пересмотреть свою позицию...
Японцы могут в любой момент напасть на голландские владения. Это было
бы прямым выпадом против Соединенных Штатов, которые только что вели с
Японией переговоры. Мы должны заявить голландцам, что мы не