предпримем ничего такого, что могло бы помешать Соединенным Штатам должным образом оценить такой агрессивный акт японцев, как событие, непосредственно касающееся их самих и Японии. Если Соединенные Штаты объявят войну Японии, то мы в тот же час последуем их примеру. Если же после достаточного промежутка времени будет установлено, что Соединенные Штаты неспособны принять какие-либо решительные меры даже при нашей непосредственной поддержке, то мы тем не менее, хотя бы и в одиночку, поддержим голландцев. Всякое нападение на английские владения, само собой разумеется, повлечет за собой войну с Великобританией". * * * Английская секретная служба и воздушная разведка, которые бдительно следили за ходом событий, вскоре заметили передвижения войск и активность, указывавшие на то, что "Япония готовится к нападению на Сиам и что это нападение будет включать отправку морем экспедиционных войск для захвата стратегических пунктов на перешейке Кра". Мы сообщили об этом в Вашингтон. Мы обменялись с главнокомандующим нашими вооруженными силами на Дальнем Востоке, а также с австралийским и американским правительствами целой серией длинных телеграмм по вопросу о том, должны ли мы принять предупредительные меры для защиты перешейка Кра. Было принято правильное решение, учитывавшее соображения как военного, так и политического порядка о том, что нам не следует осложнять развитие событий, нанося первыми удар на второстепенном театре военных действий. 6 декабря как в Лондоне, так и в Вашингтоне были получены известия о том, что из Индокитая через Сиамский залив направляется японская эскадра в составе примерно 35 транспортных судов, 8 крейсеров и 20 эсминцев. Другие японские эскадры также находились в море для выполнения других задач. * * * В 1946 году комиссия конгресса, занимавшаяся подробным расследованием этого вопроса, опубликовала результаты своей работы. В ее отчете были детально описаны все события, предшествовавшие войне между Соединенными Штатами и Японией, и объяснялось, почему через соответствующие военные ведомства флотам и гарнизонам, находившимся в угрожаемых пунктах, не был отдан приказ "быть наготове". В сорока томах, опубликованных комиссией, сообщались для сведения всего мира все подробности, включая текст расшифрованных японских секретных телеграмм и их действительное содержание. Мощь Соединенных Штатов была достаточной для того, чтобы они могли выдержать это тяжелое испытание, которого требовал дух американской конституции. Я не собираюсь выносить на этих страницах суждение по поводу этого чрезвычайно важного эпизода в истории Америки. Мы все знаем, что крупные государственные деятели Америки, окружавшие президента и пользовавшиеся его доверием, не менее остро, чем я, сознавали грозную опасность того, что Япония нападет на английские или голландские владения на Дальнем Востоке и будет тщательно обходить Соединенные Штаты и что вследствие этого конгресс не даст санкции на объявление войны Америкой. Американские руководители понимали, что это могло бы повести к огромным японским завоеваниям и что в случае сочетания этих завоеваний с победой Германии над Россией и последующим вторжением в Великобританию Америка останется одна перед лицом объединенных подавляющих сил торжествующих агрессоров. Потерпели бы крах не только стоявшие на карте великие моральные принципы, но создалась бы угроза для самого существования Соединенных Штатов и их народа, еще не вполне осознавшего грозящую ему опасность. Президент и его верные друзья давно уже понимали, какому серьезному риску подвергают себя Соединенные Штаты, придерживаясь нейтралитета в войне против Гитлера и всех тех сил, которые он собой олицетворял, и тяготились оковами, налагаемыми на них конгрессом. Палата представителей лишь за несколько месяцев до этого приняла большинством всего в один голос необходимый стране закон о возобновлении обязательной воинской повинности, хотя без этого американская армия оказалась бы в самый разгар мировых потрясений почти распущенной. Рузвельт, Хэлл, Стимсон, Нокс, генерал Маршалл, адмирал Старк и как связующее звено между ними Гарри Гопкинс -- все они придерживались единых взглядов. Будущие поколения американцев и свободных людей во всем мире будут благодарить Бога за их дальновидность. Нападение Японии на Соединенные Штаты значительно облегчило бы стоявшие перед ними проблемы и выполнение ими своего долга. Можем ли мы удивляться тому, что они рассматривали фактическую форму такого нападения или даже его масштабы как нечто, имеющее несравненно меньшее значение, нежели то обстоятельство, что весь американский народ, как никогда, сплотился бы для защиты своей безопасности и правого дела? Им, как и мне, казалось, что для Японии нападение на Соединенные Штаты и война с ними были бы равносильны самоубийству. К тому же им были известны все непосредственные планы противника еще до того, как мы в Англии могли узнать о них. Казалось невозможным, чтобы Япония решилась на войну с Англией и Соединенными Штатами, а впоследствии, вероятно, и с Россией, так как эта война могла сулить ей только гибель. Разумному человеку невозможно было себе представить, чтобы Япония пошла на объявление войны. Я был уверен, что подобный безрассудный шаг с ее стороны погубил бы жизнь целого поколения японского народа, и мое мнение полностью подтвердилось. Но правительства и народы не всегда принимают разумные решения. Иногда они принимают безумные решения, или же одна группа людей захватывает в свои руки власть и вынуждает всех остальных подчиниться своей воле и помогать ей в ее безрассудных действиях. Я без всяких колебаний неоднократно выражал свою уверенность в том, что Япония не пойдет на такой безумный шаг. Но как бы искренне мы ни пытались поставить себя в положение другого, мы не можем постигнуть процессы, совершающиеся в человеческом уме и воображении, к которым разум не дает ключа. Однако безумие -- это такое заболевание, которое в войне дает преимущество внезапности. Глава двенадцатая ПЁРЛ-ХАРБОР! В воскресенье вечером 7 декабря 1941 года мы были одни за столом в Чекерсе с Уайнантом и Авереллом Гарриманом. Вскоре после начала передачи последних известий, в 9 часов вечера, я включил свой небольшой радиоприемник. Был передан ряд сообщений о сражениях на русском фронте и на английском фронте в Ливии, а в конце передачи было сказано несколько фраз о нападении японцев на американские суда на Гавайях, а также о японских атаках на английские суда в районе Голландской Индии. Затем последовало сообщение о том, что после последних известий такой-то выступит с комментариями, а затем начнется программа "Мозгового треста" или что-то в этом роде. Я лично не вынес из этой передачи какого-либо ясного впечатления, но Аверелл заявил, что было сказано что-то о нападении японцев на американцев, и, несмотря на нашу усталость и желание отдохнуть, мы не расходились. В этот момент мой дворецкий Сойерс, который уже слышал о том, что произошло, вошел в комнату и сказал: "Это правда. Мы сами слышали это сообщение. Японцы напали на американцев". Воцарилось молчание. 11 ноября на завтраке в Мэншен-Хаус я заявил, что если японцы нападут на Соединенные Штаты, то объявление войны со стороны Англии последует "в тот же час". Я встал из-за стола и прошел через вестибюль в секретариат, где работа никогда не останавливалась. Я попросил вызвать к телефону президента. Посол последовал за мной и, вообразив, что я собираюсь принять какое-то бесповоротное решение, спросил: "Не думаете ли вы, что следовало бы сначала получить подтверждение?" Через две-три минуты я услышал голос президента. "Господин президент, -- спросил я, -- что это такое сообщают о Японии?" "Это правда, -- ответил он. -- Они атаковали нас в Перл-Харборе. Мы все теперь связаны одной веревочкой". Я передал трубку Уайнанту, и они обменялись несколькими фразами, причем посол сначала говорил: "Хорошо, хорошо", а затем более встревоженным тоном: "Вот как!" Я снова взял трубку и сказал: "Это, безусловно, упрощает положение. Да пребудет с вами Бог", -- или что-то в этом роде. Затем мы снова отправились в холл и попытались вдуматься в это событие огромного мирового значения, которое имело настолько сенсационный характер, что потрясло даже тех, кто находился в центре мировой политической жизни. Оба моих американских друга приняли этот удар с достойной восхищения стойкостью. Мы не имели ни малейшего представления о том, сколь серьезный ущерб был нанесен флоту Соединенных Штатов. Они не стали жаловаться или скорбеть по поводу того, что их страна вступила в войну. Они не тратили слов на упреки или на выражения горести. Собственно говоря, можно было даже подумать, что они испытывали облегчение, избавившись от давно мучившей их заботы. * * * Заседание парламента должно было состояться только во вторник, и члены парламента были разбросаны по всей Англии, переживавшей тогда сильные затруднения с транспортом. Я поручил секретариату позвонить спикеру палаты общин, парламентским партийным организаторам и другим лицам, которых это касалось, с тем чтобы совещание обеих палат было созвано на следующий день. Я позвонил в министерство иностранных дел и распорядился подготовить к заседанию парламента декларацию об объявлении войны Японии, что было связано с некоторыми формальностями, с тем чтобы она могла вступить в силу без малейших промедлений. Я также приказал позвонить всем членам военного кабинета и информировать их, так же как и начальников штабов, военного и военно-морского министров и министра авиации, которые, как я справедливо полагал, уже получили соответствующие сообщения. * * * Ни один американец не подумает обо мне плохо, если я открыто признаюсь, что для меня было величайшей радостью иметь Соединенные Штаты на нашей стороне. Я не мог предсказать ход событий. Я не претендую на то, что я точно оценил военную мощь Японии, но в тот момент я знал, что Соединенные Штаты участвуют в войне и что они будут бороться насмерть, вкладывая в эту борьбу все свои силы. Итак, в конце концов мы победили! Да, после Дюнкерка, после нападения Франции, после ужасного эпизода в Оране, после угрозы вторжения, перед лицом которой, если не считать военно-воздушных и военно-морских сил, мы были почти безоружны, после смертельной схватки с подводным флотом врага -- первой битвы за Атлантику, выигранной с таким огромным трудом, после 17 месяцев борьбы в одиночку и 19 месяцев, в течение которых я нес ответственность за страну в такой исключительно напряженной обстановке, -- мы выиграли войну. Англия будет жить; Великобритания будет жить; Содружество наций и империя будут жить. Никто не мог сказать, сколько продлится война и как она закончится, да я и не заботился об этом в тот момент. Как уже не раз за длинную историю нашего острова, мы выйдем из войны хотя и истерзанными и покалеченными, но уцелевшими и с победой. Мы не будем стерты с лица земли. Наша история не придет к концу. Возможно, что даже нам лично удастся избежать смерти. Судьба Гитлера была решена. Судьба Муссолини была решена. Что же касается японцев, то они будут стерты в порошок. Все остальное зависело исключительно от правильного использования наших подавляющих сил. Силы Британской империи, Советского Союза, а теперь и Соединенных Штатов, неразрывно связанных между собой, на мой взгляд, превосходили силы их противников вдвое или даже втрое. Без сомнения, для одержания победы понадобится много времени. Я ожидал, что нам придется понести на Дальнем Востоке ужасающие потери, но все это будет только преходящим этапом. Объединившись, мы могли победить кого угодно во всем мире. Нам предстояли еще многие катастрофы, неизмеримые потери и несчастья, но в том, как закончится война, сомневаться уже не приходилось. Едва проснувшись, я решил немедленно отправиться повидаться с президентом Рузвельтом. Бывший военный моряк -- президенту Рузвельту 9 декабря 1941 года "1. Благодарю за Вашу телеграмму от 8 декабря. Теперь, когда мы, как Вы говорите, "связаны одной веревочкой", не сочтете ли Вы целесообразным снова встретиться для совещания? Мы могли бы рассмотреть все военные планы в свете новой ситуации и реальных фактов, а также решить проблемы производства и распределения материалов. Я считаю, что все эти вопросы, из коих некоторые внушают мне беспокойство, могут быть наилучшим образом разрешены лишь высшими государственными руководителями. Для меня было бы также очень большим удовольствием снова встретиться с Вами, и чем скорее, тем лучше. Я мог бы при желании выехать отсюда через день-два и прибыть на военном корабле в Балтимор или Аннаполис. Путешествие займет около восьми дней, и я мог бы устроить дело таким образом, чтобы пробыть неделю, так что мы могли бы разрешить все важные вопросы. Я захватил бы с собой Паунда, Портала, Дилла и Бивербрука, а также необходимый штат. Сообщите мне, пожалуйста, как можно скорее, что Вы думаете по этому поводу". На следующий день я получил известие от президента. Он сообщал, что в восторге от моего предстоящего визита в Белый дом. Он считал, что сам он не может выехать из страны. Происходит мобилизация, и положение на Тихом океане неопределенно. Он выражал уверенность в том, что мы сможем разрешить все трудности, связанные с вопросами производства и снабжения. Он подчеркивал, что такое путешествие будет связано с личным риском для меня и что этот вопрос необходимо тщательно продумать. * * * Военный кабинет санкционировал немедленное объявление войны Японии, для чего уже были проделаны все необходимые предварительные формальности. Так как Иден уже выехал в Москву и я взял на себя руководство министерством иностранных дел, я послал японскому послу следующее письмо: Министерство иностранных дел 8 декабря "Сэр! Вечером 7 декабря правительству его величества в Соединенном Королевстве стало известно, что японские войска без предварительного предупреждения в форме объявления войны или ультиматума, грозившего объявлением войны, произвели попытку высадиться на побережье Малайи и подвергли бомбардировке Сингапур и Гонконг. Ввиду этих вопиющих актов неспровоцированной агрессии, совершенных в явное нарушение международного права и, в частности, статьи 1 Третьей Гаагской конвенции, относящейся к началу военных действий, участницами которой являются как Япония, так и Соединенное Королевство, послу его величества в Токио поручено информировать японское императорское правительство от имени правительства его величества в Соединенном Королевстве, что между двумя нашими странами существует состояние войны. С глубоким уважением, сэр, имею честь быть Вашим покорным слугой Уинстон С. Черчилль". Некоторым не понравился этот церемонный стиль. Но в конце концов, когда вам предстоит убить человека, быть вежливым ничего не стоит. Обе палаты единогласно голосовали за решение об объявлении войны. * * * В течение некоторого времени нам не сообщали никаких подробностей о том, что произошло в Перл-Харборе, но теперь все это описано исчерпывающим образом. До начала 1941 года японский план войны на море против Соединенных Штатов предусматривал, что их основные военно-морские силы дадут бой в водах близ Филиппин, когда американцы, как этого можно было ожидать, будут пробивать себе путь через Тихий океан, дабы прийти на помощь гарнизону этого аванпоста. Мысль о внезапном нападении на Перл-Харбор зародилась в мозгу главнокомандующего японским флотом адмирала Ямамото. Подготовка к этому предательскому удару, который должен был быть нанесен до объявления войны, проводилась в условиях полной секретности, и к 22 ноября, на редко посещаемой якорной стоянке у Курильских островов, к северу от собственно Японии, были сосредоточены ударные силы в составе шести авианосцев с поддерживающими их линкорами и крейсерами. Дата нападения уже была назначена на воскресенье, 7 декабря, и 26 ноября (время Восточного полушария) эскадра под командованием адмирала Нагумо вышла в море. Держась далеко к северу от Гавайских островов, среди туманов и штормов этих северных широт, Нагумо приблизился к цели незамеченным. Атака была совершена в роковой день перед восходом солнца с позиции, находившейся на расстоянии примерно 275 миль к северу от Перл-Харбора. В ней принимало участие 360 самолетов, среди которых были бомбардировщики всех типов, сопровождавшиеся истребителями. Первая бомба упала в 7 часов 55 минут утра. В гавани в это время находилось 94 корабля американского военно-морского флота. Основными мишенями из них явились восемь линкоров Тихоокеанского флота. К счастью, авианосцы, эскортируемые крупными силами крейсеров, находились в другом месте, выполняя задание. История этого нападения не раз уже была красочно описана. Здесь достаточно будет упомянуть лишь о наиболее ярких фактах и отметить эффективность беспощадных действий японских летчиков. К 8 часам 25 минутам утра первые волны самолетов-торпедоносцев и пикирующих бомбардировщиков нанесли намеченный удар. К 10 часам утра бой уже закончился, и противник удалился, оставив за собой разбитый флот, окутанный завесой огня и дыма, и возбудив у Соединенных Штатов жажду мести. Линкор "Аризона" был взорван, "Оклахома" опрокинулся, "Уэст Вирджиния" и "Калифорния" затонули у своих причалов, а все остальные линкоры, кроме находившегося в сухом доке линкора "Пенсильвания", были сильно повреждены. Погибло свыше двух тысяч американцев и около двух тысяч было ранено. Господство на Тихом океане перешло в руки японцев, и стратегическое соотношение сил в мире на время коренным образом изменилось. * * * Наших американских союзников постигли еще и другие неудачи. На Филиппинах, где командовал войсками генерал Макартур, сообщение, предупреждавшее о серьезном ухудшении дипломатических отношений, было получено 20 ноября. Адмирал Харт, командовавший скромным азиатским флотом Соединенных Штатов, уже консультировался с находившимися поблизости представителями командования английского и голландского военно-морских флотов и в соответствии со своими военными планами начал разворачивать свои силы в южном направлении. Он намеревался собрать ударные силы в голландских водах совместно с будущими союзниками. Он имел в своем распоряжении только один тяжелый и два легких крейсера помимо нескольких старых эсминцев и вспомогательных судов различных типов. Его сила заключалась почти целиком в его подводном флоте: он имел 28 подводных лодок. В 3 часа утра 8 декабря адмирал Харт перехватил сообщение, содержавшее ошеломляющее известие о нападении на Перл-Харбор. Не дожидаясь подтверждения из Вашингтона, он тотчас же предупредил всех, кого это касалось, о том, что военные действия начались. На заре японские пикирующие бомбардировщики совершили налет, и в течение последующих дней воздушные налеты продолжались во все увеличивающихся масштабах. 10 декабря морская база в Кавите была полностью сожжена, и в тот же день японцы произвели первую высадку на севере Лусона. Катастрофы быстро следовали одна за другой. Большая часть американских самолетов была уничтожена в боях или на земле, и к 20 декабря остатки американской авиации были переведены в порт Дарвин в Австралии. Корабли адмирала Харта начали разворачиваться к югу за несколько дней до того, и для борьбы с противником за морские просторы оставались только подводные лодки. 21 декабря в заливе Лингаен высадились основные японские силы вторжения, которые создали угрозу самой Маниле, а вслед за тем ход событий принял примерно такой же характер, как и в Малайе. Однако здесь оборона была более длительной. Таким образом, долго вынашивавшиеся планы Японии увенчались молниеносным триумфом. Но это был еще не конец. * * * Японский посол в Берлине сообщал в своем донесении о посещении им Риббентропа: "На следующий день после атаки на Перл-Харбор, в час дня, я посетил министра иностранных дел Риббентропа и сообщил ему о нашем желании, чтобы Германия и Италия немедленно официально объявили войну Америке. Риббентроп ответил, что Гитлер находится в данный момент на совещании в ставке главнокомандующего (в Восточной Пруссии), на котором обсуждается вопрос о том, как выполнить формальности, связанные с объявлением войны, чтобы произвести хорошее впечатление на германский народ; он также сказал, что он немедленно сообщит ему о вашем желании и сделает все возможное, чтобы оно было должным образом осуществлено". Гитлер и его штаб были изумлены. На процессе Йодль сообщил: "Гитлер явился в середине ночи в мой картографический кабинет, чтобы сообщить это известие фельдмаршалу Кейтелю и мне. Он был чрезвычайно поражен". Однако утром 8 декабря он отдал германским военно-морским силам приказ атаковать американские суда, где бы они их ни встретили. Это было за три дня до официального объявления Германией войны Соединенным Штатам. * * * 9 декабря, в 10 часов вечера, я созвал в военном зале кабинета совещание для рассмотрения положения на море. На это совещание были приглашены главным образом руководители военно-морского министерства. Нас было не более 12 человек. Мы пытались определить, каковы будут последствия этого коренного изменения в нашем положении в войне с Японией. Мы утратили господствующее положение на всех океанах, кроме Атлантического. Австралия, Новая Зеландия и все важнейшие острова в этом районе находились под угрозой нападения. Только одно решающее оружие было у нас в руках: "Принс ов Уэлс" и "Рипалс" прибыли в Сингапур. Они были посланы в эти воды, дабы создать ту неопределенную угрозу, которую могут представлять для всех военно-морских планов противника первоклассные линейные корабли, местонахождение которых неизвестно. Вопрос заключался в том, как нам теперь их использовать. Было совершенно очевидно, что они должны выйти в море и затеряться среди бесчисленных островов. В этом все были единодушны. Я сам считал, что эти линкоры должны направиться через Тихий океан, чтобы присоединиться к остаткам американского флота. В тот момент это было бы гордым жестом, который сплотил бы страны английского языка. Мы уже от всего сердца дали согласие на то, чтобы министерство военно-морского флота Соединенных Штатов отозвало свои линейные корабли из Атлантического океана. Таким образом, через несколько месяцев у западного побережья Америки мог бы быть создан флот, способный в случае необходимости дать решающий морской бой. Самый факт существования такого флота явился бы наилучшей возможной защитой для наших братьев в Австралазии. Этот план показался всем нам очень привлекательным. Но так как было уже поздно, мы решили отправиться спать и принять решение о том, что делать с линкорами "Принс ов Уэлс" и "Рипалс" на следующее утро. Через несколько часов они уже лежали на дне моря. * * * Теперь я должен рассказать о трагедии этих кораблей, в которой такую роковую роль сыграл случай. "Принс ов Уэлс" и "Рипалс" прибыли в Сингапур 2 декабря. 5 декабря адмирал Том Филлипс прилетел в Манилу, чтобы обсудить с генералом Макартуром и адмиралом Хартом возможность совместных действий. Адмирал Харт согласился, чтобы четыре американских эсминца вошли в состав флота, находившегося под командованием Филлипса. Оба адмирала считали, что ни Сингапур, ни Манила не могли в данный момент служить подходящей базой для флота союзников. На следующий день было получено известие о том, что в Сиамский залив вошли крупные экспедиционные силы японцев. Выло ясно, что надо ждать решающих событий. Филлипс вернулся в Сингапур утром 7 декабря. Вскоре после полуночи 8 декабря стало известно, что в Кота-Бару высаживаются японские войска, а позднее поступили сообщения о других десантах, высадившихся близ Сингоры и Патани. Началось вторжение крупных сил противника в Малайю. Адмирал Филлипс счел своим долгом ударить по врагу в тот момент, когда его войска высаживались на берег. 8 декабря, в 5 часов 35 минут вечера, адмирал вышел в море с эскадрой в составе линкоров "Принс ов Уэлс" и "Рипалс" и эсминцев "Электра", "Экспресс", "Вэмпайр" и "Тенедос", но тут им было получено известие о высадке противника. Это сообщение также содержало предупреждение о том, что в Южном Индокитае базируются крупные силы японской бомбардировочной авиации. Ввиду того что частые шквалы с дождем и низкая облачность препятствовали воздушным операциям, Филлипс решил идти дальше. Вечером 9 декабря погода прояснилась, и вскоре у него появились основания опасаться, что за ним следует по пятам авиация противника. Надежда на внезапность исчезла, и на следующее утро близ Сингоры надо было ожидать сильных воздушных налетов. Учитывая это обстоятельство, адмирал Филлипс вынужден был отказаться от своего смелого плана и с наступлением темноты повернул обратно. Он, безусловно, сделал все, что было в его силах, и все еще могло закончиться хорошо. Однако около полуночи, к несчастью, было сообщено о другой десантной операции противника, в Куантане, более чем в 150 милях к югу от Кота-Бару. Адмирал Филлипс счел маловероятным, чтобы противник ожидал его флот на рассвете 10 декабря так далеко к югу, ибо в последний раз он видел его движущимся на север. Он подумал, что в конце концов ему, может быть, все же удастся застигнуть противника врасплох. Он решился пойти на риск и повернул свои корабли в направлении Куантана. В японских документах не говорится, что английская эскадра была замечена 9 декабря с воздуха, но в 2 часа дня, когда эскадра шла курсом на север, ее заметила японская подводная лодка. Японская 22-я воздушная эскадрилья, базировавшаяся поблизости от Сайгона, заправлялась в эти минуты бомбами для налета на Сингапур. Бомбы немедленно были заменены торпедами, и было решено совершить ночной налет на английские корабли. Однако самолеты не нашли их и в полночь вернулись на свою базу. 10 декабря перед рассветом другая японская подводная лодка сообщила, что английские корабли идут курсом на юг, и в 6 часов утра девять японских самолетов отправились в разведку, а через час за ними последовало мощное ударное соединение в составе 84 бомбардировщиков и самолетов-торпедоносцев. Они летели волнами, примерно по девять самолетов в каждой. Сообщение о десанте в Куантане оказалось ложным, но так как из Сингапура не было послано опровержения, адмирал оставался на месте, пока вскоре после рассвета эсминец "Экспресс" не вошел в гавань, где он не нашел и следа противника. Прежде чем двинуться снова в южном направлении, эскадра потратила некоторое время на поиски замеченного ею ранее буксира и нескольких других небольших судов. Но теперь наступил критический момент, и судьба сыграла с английской эскадрой злую шутку. Японские самолеты долетели до Сингапура, ничего не обнаружив. Они возвращались обратно по северному курсу, который случайно вывел их прямо на цель. В 10 часов 20 минут утра с линкора "Принс ов Уэлс" заметили следивший за эскадрой самолет, а в начале двенадцатого появилась первая волна бомбардировщиков. Вражеские самолеты налетали последовательными волнами. Во время налета первой волны в "Рипалс" попала бомба. Она вызвала пожар, но с ним быстро удалось справиться, и скорость корабля не уменьшилась. Во время второго налета в "Принс ов Уэлс", по-видимому, попали сразу две торпеды, на близком расстоянии одна от другой. Корабль был сильно поврежден и дал течь. Оба левых винта были выведены из строя, и полное управление кораблем уже не удалось восстановить. Во время этого налета в "Рипалс" попаданий не было. Через несколько минут "Рипалс" атаковала новая волна самолетов, но ему снова удалось избежать повреждений. К этому моменту корабли несколько отдалились друг от друга, и капитан Теннант, передав в Сингапур срочный сигнал "Налет вражеских бомбардировщиков", повернул "Рипалс" в сторону корабля адмирала. Новый налет, последовавший в 12 часов 22 минуты дня, оказался роковым для обоих линкоров. Успешно избежав попадания нескольких пущенных в него торпед, "Рипалс" был в конце концов поврежден в средней части. Вскоре после этого, во время нового налета, попавшая в корабль торпеда повредила его рулевое управление, а затем в него попали три торпеды подряд. Капитан Теннант понял, что его корабль обречен. Он немедленно отдал команду "Все наверх", и не приходится сомневаться, что это своевременное распоряжение спасло много жизней. В 12 часов 33 минуты дня "Рипалс" опрокинулся и затонул. Примерно в 12 часов 23 минуты дня в "Принс ов Уэлс" попало еще две торпеды, а немного спустя еще одна. Его скорость снизилась до восьми узлов в час, и он вскоре тоже стал тонуть. После новой бомбардировки, во время которой в него попала еще одна торпеда, он перевернулся и в 1 час 20 минут дня затонул. Эсминцы спасли две тысячи офицеров и матросов из общего числа около трех тысяч. Главнокомандующий адмирал Том Филлипс и командир флагманского корабля Джон Лич утонули. 10 декабря я раздвигал полог у своей кровати, когда зазвонил телефон, находившийся у моего изголовья. Звонил начальник военно-морского штаба. Его голос показался мне странным. Он кашлянул и поперхнулся, и сначала я не мог разобрать, что он говорит. "Премьер-министр, я должен сообщить вам, что "Принс ов Уэлс" и "Рипалс" потоплены японцами, по-видимому, в результате воздушного налета. Том Филлипс утонул". -- "Вы уверены в этом?" -- "Не может быть никаких сомнений". Я положил трубку. Я благодарил судьбу за то, что в этот момент я был один. За всю войну я не получал более тяжелого удара. Читатель поймет, как много усилий, надежд и планов пошло ко дну вместе с этими двумя кораблями. Ворочаясь в постели, с боку на бок, не находя себе покоя, я полностью осознал весь ужас этого известия. В Индийском и Тихом океанах не было английских или американских линкоров, за исключением американских кораблей, уцелевших после нападения на Перл-Харбор, которые спешно возвращались в Калифорнию. Япония господствовала над всеми этими огромными водными просторами, а мы были слабы и беззащитны повсюду. * * * В это время тайно велась подготовка к моему выезду 14 декабря в Соединенные Штаты. Последующие 96 часов были чрезвычайно напряженными. 11 декабря мне пришлось сделать подробное заявление в палате о создавшейся ситуации. Члены парламента проявили большую тревогу и некоторое недовольство по поводу затянувшейся битвы в Ливии, исход которой, видимо, был еще неопределенным. Я не пытался скрыть того, что японцы подвергнут нас суровым испытаниям. С другой стороны, победы русских ясно показали, что восточная кампания Гитлера была роковой ошибкой, а вскоре должна была вступить в свои права зима. С подводными лодками противника мы в тот момент боролись успешно, и наши потери значительно снизились. Наконец, на нашей стороне сражались теперь четыре пятых населения всего мира. Конечная победа была бесспорной. В таком духе и было составлено мое выступление. Я придерживался сухой формы изложения фактов, избегая каких-либо обещаний скорых успехов. Палата выслушала меня в полном молчании и, казалось, не хотела сразу высказать свое суждение. Я ничего большего не ожидал и не добивался. * * * В ночь на 8 декабря, в тот самый момент, когда к нам стали поступать известия о нападении на Перл-Харбор, Иден выехал из Скапа-Флоу в Москву. Было время вернуть его, но я считал, что в связи с этим новым ударом его миссия приобретала еще более важное значение. Отношения между Россией и Японией и неизбежный пересмотр вопроса обо всех американских поставках военных материалов как в Россию, так и в Англию выдвигали большие и вместе с тем деликатные проблемы. Кабинет твердо стоял на этой позиции. Иден продолжал свой путь, а я держал его в курсе всего, что происходило. У меня было что сообщить ему. Премьер-министр -- Идену 10 декабря 1941 года "1. С тех пор как Вы уехали, произошли большие события. Во-первых, Соединенные Штаты постигло ужасное бедствие на Гавайях, и в настоящее время они располагают на Тихом океане только двумя боеспособными линкорами против десяти японских. Они переводят сюда все свои линкоры из Атлантики. Во-вторых, согласно американским источникам, японцы, получив господство на море, подвергнут нас сильным атакам в Малайе и на всей территории Дальнего Востока. В-третьих, я уверен, что Италия и Германия объявят войну Соединенным Штатам. В-четвертых, надо отметить великолепные успехи русских под Ленинградом, на всем московском фронте, под Курском и на юге; германские войска в основном перешли к обороне или же отступают в ужасных условиях зимы и все усиливающихся контратак русских. В-пятых, Окинлек сообщает, что в Ливии положение изменилось в нашу пользу, но на этом нашем втором фронте нас ожидают еще тяжелые и длительные бои. В-шестых, необходимо срочно послать в Малайю воздушные подкрепления со Среднего Востока. 2. Ввиду вышеизложенного Вы в настоящий момент не должны предлагать десять эскадрилий. С американскими поставками еще ничего не ясно, и я не могу сказать что-либо определенное по этому поводу, пока не съезжу туда сам". Глава тринадцатая ПУТЕШЕСТВИЕ В РАЗГАР МИРОВОЙ ВОЙНЫ В этот момент, когда столько вопросов еще оставалось неразрешенными, мое присутствие в Лондоне было необходимо по ряду причин. Но я никогда не сомневался в том, что достижение полного взаимопонимания между Англией и Соединенными Штатами имеет больше значения, чем что бы то ни было, и что я должен немедленно отправиться в Вашингтон с самой сильной группой опытных экспертов, которая могла быть выделена для этой цели в данный момент. Было решено, что путешествие по воздуху в это время года в таком небезопасном направлении было бы для нас чересчур рискованным. Поэтому мы выехали 12 декабря на реку Клайд. Линкора "Принс ов Уэлс" уже не существовало. "Кинг Джордж V" сторожил "Тирпица". Мы могли поехать на вновь построенном линкоре "Дьюк ов Йорк", который, кстати, мог развить за время этого путешествия свою полную мощность. Основными участниками нашей группы были: член военного кабинета лорд Бивербрук, начальник военно-морского штаба адмирал Паунд, начальник штаба военно-воздушных сил маршал авиации Портал и фельдмаршал Дилл, которого к этому времени сменил на посту начальника имперского генерального штаба генерал Брук. Я хотел, чтобы Брук остался в Лондоне и вошел в курс тех сложнейших проблем, с которыми ему предстояло столкнуться. Вместо него я пригласил поехать со мной в Вашингтон Дилла, который все еще был в центре всей нашей деятельности и пользовался всеобщим доверием и уважением. Здесь для него открывалась новая сфера деятельности. Мы надеялись совершить это путешествие за семь дней, при средней скорости 20 узлов, учитывая, что нам придется делать много зигзагов и крюков, чтобы избежать встречи с подводными лодками противника. Все наши проблемы неотступно следовали за нами, и мыслями я был с министром иностранных дел, который также находился в это время в море, двигаясь в противоположном направлении. Самым срочным вопросом нашей политики был вопрос о том, должны ли мы просить Советское правительство объявить войну Японии. Я уже послал Идену телеграмму следующего содержания: Премьер-министр -- министру иностранных дел 12 декабря 1941 года "1. Перед своим отъездом Вы интересовались мнением начальников штабов относительно того, было ли бы для нас выгодно, если бы Россия объявила войну Японии. Тщательно продумав этот вопрос, начальники штабов пришли к следующему заключению: объявление Россией войны Японии было бы для нас очень выгодным при условии -- но только при том условии, -- если русские уверены в том, что это не отразится на положении на их Западном фронте теперь или будущей весной". Затем подробно излагались все их доводы "за" и "против". В целом они подчеркивали, что основное значение имеет необходимость избежать поражения России на Западе. Во время нашего путешествия я получил от Идена, который вскоре прибыл в Москву, ряд сообщений, излагавших мнения Советского правительства по другим вопросам, с которыми он столкнулся по прибытии. Суть этих сообщений изложена им самим в подробном донесении, датированном 5 января 1942 года, которое он написал по возвращении. 5 января 1942 года "Во время моей первой беседы со Сталиным и Молотовым, состоявшейся 16 декабря, Сталин довольно подробно изложил свои взгляды на то, какими должны быть послевоенные территориальные границы в Европе, и в особенности свою точку зрения относительно обращения с Германией. Он предложил восстановление Австрии в качестве самостоятельного государства, отделение Рейнской области от Пруссии в качестве самостоятельного государства или протектората и, возможно, создание самостоятельного баварского государства. Он также предложил, чтобы Восточная Пруссия отошла к Польше, а Судетская область была возвращена Чехословакии. Он указал, что Югославию следует восстановить как самостоятельное государство и даже передать ей некоторые дополнительные территории за счет Италии; что Албания должна быть восстановлена в качестве независимого государства и что Турция должна получить Додеканезы с возможным пересмотром в пользу Греции вопроса о судьбе островов в Эгейском море, имеющих важное значение для Греции. Турция могла бы также получить некоторые районы в Болгарии, а возможно, и в Северной Сирии. Вообще говоря, оккупированные страны, включая Чехословакию и Грецию, должны быть восстановлены в своих довоенных границах. Сталин выразил готовность поддержать любые специальные соглашения об обеспечении баз и т. д. для Соединенного Королевства в западноевропейских странах, а именно: во Франции, в Бельгии, Нидерландах, Норвегии и Дании. Что касается особых интересов Советского Союза, то Сталин желает, чтобы было восстановлено положение, существовавшее в 1941 году, до нападения Германии, в отношении Прибалтийских государств, Финляндии и Бессарабии. Линия Керзона должна быть положена в основу будущей советско-польской границы, а Румыния должна предоставить Советскому Союзу необходимые условия для создания там баз и т. п., взамен чего она получит компенсацию за счет территории, оккупированной в настоящее время Венгрией. В ходе этой первой беседы Сталин в общем согласился с тем принципом, что Германия должна будет возместить ущерб, причиненный ею оккупированным странам, товарами, в частности станками и т. п., и исключил репарации в денежной форме как нежелательные. Он проявил интерес к созданию военного союза между "демократическими странами" после окончания войны и заявил, что Советский Союз не возражает против того, чтобы некоторые страны Европы объединились в федерации, если они этого пожелают. Во время второй беседы, состоявшейся 17 декабря, Сталин настаивал на том, чтобы правительство его величества немедленно признало будущие границы СССР и, в частности, включение в состав СССР Прибалтийских государств и восстановление финляндско-советской границы 1941 года. Он заявил, что ставит заключение какого бы то ни было англо-советского соглашения в зависимость от достижения соглашения по этому вопросу. Я, со своей стороны, пояснил Сталину, что ввиду принятых нами ранее обязательств по отношению к правительству Соединенных Штатов правительство его величества не может в настоящее время как-либо связывать себя в вопросе о послевоенных границах в Европе. Однако я обещал по возвращени