Анатолий Федорович Кони. Пропавшая серьга
--------------------
Анатолий Федорович Кони. Пропавшая серьга (Из записок и воспоминаний судебного деятеля) [8.06.04]
--------------------
ИЗ ЗАПИСОК И ВОСПОМИНАНИЙ СУДЕБНОГО ДЕЯТЕЛЯ
Несколько лет назад я - по профессии врач - был приглашен одним из
судебных следователей Петербурга для осмотра и вскрытия трупа мещанки Эммы
Герзау, отравившейся медным купоросом. Обстановка и причины этого
самоубийства заинтересовали меня, и я просил у следователя позволения
познакомиться с подлинным делом, когда оно будет окончено. Я выписал из
дела дословно некоторые протоколы и документы и не раз задумывался над их
печальным смыслом. Теперь, когда со времени этого происшествия прошло
много лет, я полагаю, что не совершу особой нескромности, если напечатаю
эти протоколы и документы в том порядке, в каком они следовали друг за
другом в подлинном виде, вероятно, тлеющем теперь в архивной пыли. Я
только изменил собственные имена и фамилии и кое-где сделал грамматические
поправки.
Телеграмма. 20-го октября 188... года. 5 часов пополудни. - Судебному
следователю N участка. "На углу N проспекта и N улицы, дом Иванова,
отравилась ревельская мещанка Эмма Герзау. Жизнь в опасности". Помощник
пристава N.
Телеграмма. 21-го октября 188... года. 10 часов пополудни. - Судебному
следователю N участка. "Эмма Герзау скончалась. Отравилась медным
купоросом. Предсмертное показание мною снято и следы преступления
предохранены". Помощник пристава N.
Протокол допроса. 20-го октября. 7 часов вечера. - "Зовут меня Эмма, по
отчеству Иванова, Герзау, 36 лет, незамужняя мещанка, под судом и
следствием не была, грамотная, имею рожденных вне брака детей: Екатерину -
15 лет, Петра - 14 лет, Николая - 12 и Варвару - 7. Отравилась сама
купоросом потому, что не в силах больше жить.
К самоубийству побудило меня безвыходное положение, а главное - случай
пропажи серьги у квартирантки моей Сидоровой, в краже которой обвиняется
моя дочь Екатерина.
Я убеждена, что не она украла ее. Записка, оставленная на столе,
написана мною собственноручно, ночью на сегодняшнее число". - По прочтении
этого показания, Эмма Герзау, подтвердив оное, от подписания его
отказалась, отзываясь, что не может, и присовокупила: "Не мучьте, ради
Христа". Помощник пристава, околоточный надзиратель, двое понятых.
Предсмертная записка Герзау. - "Нет сил больше бороться. Жизнь надоела.
Причин тому много. Главным образом побуждает меня лишить себя жизни
история этих дней.
Я верю, что не Катя серьгу украла, но одному богу известно, кто мог это
сделать. Тяжело, очень тяжело расстаться с детьми! Что-то будет с ними -
сохрани их, Господи!
Письма отца их оставляю на столе. Эти дни я лишилась своей последней
нравственной опоры. Я не была достойна того, что со мной сделали. У меня
ничего не осталось для детей. Сил моих не достает. Благодарю добрую Амалию
Карловну за ее искреннее чувство ко мне. Она добрая душа, и я очень
виновата перед нею, ставя ее в такое положение.
Госпожа Сидорова в своем праве, но все-таки поступила со мной жестоко.
Много оставляю долгов. При иных обстоятельствах поправила бы их, но теперь
нет больше сил жить..."
Из письма господина NNN. - "Кавказ. 187... Милая Эммочка! Получил твои
оба письма разом. Поздравляю с дочкой. Очень жаль, что тебе так много
пришлось страдать.
Много сокрушаюсь об этом и представь себе - не могу и утешить особенно.
По приезде сюда захворал общим расстройством организма. Теперь поправился,
но работы на постройке много. Поцелуй детей. Буду писать, а теперь
некогда... Твой..." и т. д.
Через полгода, оттуда же. - "Вчера получил твое грустное письмо. Не
могу я не понимать твоих страданий и вместе с тобою бедных деток. Сердце
разрывалось при воспоминании о вас. Посылаю все, что могу - - 50 р[ублей]
с[еребром]. Дела свои запутанные все еще не могу устроить.
Надо вооружиться терпением и энергией. Я хорошо понимаю твое тяжелое
положение, но бессилен еще настолько, что не могу даже совета подать:
действуй по своему усмотрению и благоразумию..."
Через год затем - оттуда же. - "...Как ты поживаешь и как живут детки?
Посылаю 25 р. Жизнь веду отшельническую, замаливаю прежние грехи. Был я в
Москве и так летал, что не успел заехать в Питер и написать тебе об этом.
Время ужасно быстро скачет. До свидания - скоро увидимся. Некогда
писать. Твой..." и т. д.
Через полтора года затем - оттуда же. - "Милая Эммочка, два твоих
письма получил вчера. Не стану описывать впечатления, произведенного ими.
Они раскрыли мне картину вашей жизни несколько живее, чем это было
постоянно в моей душе. Бедные мученики - да хранит вас провидение!
Как ни тяжела трудовая жизнь и лишения, но нравственные страдания еще
хуже - тяжелым гнетом лежат они на душе и не дают ей покоя. Но довольно об
этом - все это мы оба знаем. Новый год даст вам лучшее положение, мои
милые труженики. Если есть возможность - потерпи немного, месяца через
полтора обстановка будет яснее. Посылаю, что могу - 25 р.".
Через два с половиною года затем. Юг России. - "Добрый, милый друг. Я
много виноват перед тобою и вообще против всех обязанностей человека. Если
бы это продолжалось небольшое время, то было бы простительно, но на самом
деле выходит, что я вовсе не такой порядочный человек, как думала ты и как
думал я сам. До людей, впрочем, тут вообще нет дела. Они никогда не
поймут, как надо. Все они, по большей части, глупы или злы, как собаки. Не
следует быть простаком и судить по себе о них. В этом состоит большая
ошибка, из-за которой много приходится страдать...
Получив твою вторую телеграмму, с удовольствием отвечаю на нее, тем
более, что могу действительно выслать с этим письмом 25 р., другие же
постараюсь выслать на днях и вообще буду присылать непременно каждый
месяц. Пора за ум взяться. Может быть, я еще успею сколько-нибудь
загладить мои грехи перед вами... Много у меня долгов - вот я и верчусь,
как муха на свечке: и греться надо, и крылья не сжечь... Так-то, милая
Эмма, будем по-старому дружбу водить и переписываться не реже, как раз в
месяц, если это будет удобно. А чувства мои открыты для вас всех.
Милый Колюшка! Я рад за твои успехи, - ты уже порядочно пишешь, и я
непременно буду высылать тебе деньги на школу. После первого числа
получишь. Целую тебя, а ты поцелуй маму за меня. Твой папа".
Протокол осмотра. 21-го октября. - "...Тело Эммы Герзау лежит на
кровати в протянутом положении. Одето в белой холщовой рубахе и
полубатистовой кофте и покрыто простынею. Посреди комнаты письменный стол,
на нем рас печатанные лекарства, записка Герзау и пачка с письмами г-на
NNN. В соседней комнате много следов рвоты с зеленого цвета осадком
купороса. По наружному осмотру тела оказалось: покойной, по-видимому, 35
лет, телосложения слабого, сильно изнуренная. Волосы на голове распущены,
темно-русые, а глаза и рот закрыты, лицо бледно-исхудалое, грудь впалая с
выдающимися ребрами, знаков наружного насилия на теле нет". Помощник
пристава. Врач. Двое понятых.
Акт дознания полиции. - "...Около двух лет назад покойная ездила на юг
России для свидания с г. NNN и затем, возвратись в Петербург, не имела с
ним больше переписки.
Она терпела большую нужду. Добывала скудное насущное содержание
белошвейною работою. В последние годы содержала также меблированные
комнаты. В прошлом году покойная страдала женскою болезнью, от которой
пользовалась в Максимильяновской лечебнице, по скорбному листу Э 000.
Пользовавший ее врач запретил работу на машине, вследствие чего нужда
усилилась. 16-го октября квартировавшая у покойной дочь чиновника Сидорова
заявила полиции о пропаже у ней серьги, оцененной в 50 р., обвиняя в краже
15-летнюю дочь Эммы Герзау. Это последнее обстоятельство очень повлияло на
моральное состояние покойной, и она, в стесненных своих обстоятельствах,
решилась на самоубийство. Свидетелями по делу могут быть бывшие жильцы
квартиры Герзау. Дело о похищении бриллиантовой серьги у Сидоровой
передано мировому судье N участка". Помощник пристава.
Протокол допроса свидетеля. - "Зовут меня Петр Иванович Высоколоб, 25
лет, дворянин, студент Технологического института. Я жил у Эммы Герзау
около десяти месяцев, платя за квартиру по 15 р. в месяц. Хозяйка все
время находилась в крайне стесненных материальных обстоятельствах.
К этому присоединилось еще огорчение, причиненное тем, что старший сын
не выдержал вступительного экзамена в реальное училище, а она страстно
желала дать ему порядочное образование и во всем себе для этого отказывала.
Незадолго до ее смерти старшая дочь ее была заподозрена в похищении
бриллиантов у жилицы Сидоровой. По заявлению Сидоровой явилась полиция, и
был составлен протокол, причем обнаружилось, что Эмма Герзау не вдова, за
каковую она себя выдавала, а незамужняя девушка. Оказалось также, что дети
ее - все незаконнорожденные, о чем они тотчас и узнали. Это все привело
Герзау в ужасное нравственное состояние, так что, уезжая вскоре затем к
отцу в деревню, я говорил детям, чтобы они берегли свою мать, ввиду крайне
расстроенного ее состояния..."
Протокол допроса свидетельницы. - "Зовут меня Александра Петровна
Сидорова, 28 лет, дочь чиновника. Около двух лет жила я у Герзау, нанимая
отдельную комнату.
Лично я ее почти совсем не знала, но мне было известно, что она
находилась в крайне стесненной материальной обстановке, с четырьмя детьми
на руках и без всяких средств.
16-го октября у меня пропала бриллиантовая серьга. Заподозрив дочь
Герзау, я заявила об этом полиции. За два дня до самоотравления Герзау я
съехала у нее с квартиры. Разбирая чрез несколько дней на новой квартире
свои вещи, я отыскала между ними и серьгу, которую считала пропавшею".
Пропавшая серьга
Очерк появился в газете "Неделя" (1901. Э 33). Поэт А. Н. Апух тин
(1840 - 1893) на материале очерка создал поэму "Последняя ночь"
(опубликована "Вестником Европы" в Э 4 за 1889 г под названием "Из
бумаг прокурора")
Составление, вступительная статья и примечания Г. М. Миронова и Л. Г.
Миронова
Художник М. 3. Шлосберг
Кони А. Ф.
К64 Избранное/Сост., вступ. ст. и примеч. Г. М. Миронова и Л. Г.
Миронова. - М.: Сов. Россия, 1989. - 496 с.
В однотомник замечательного русского и советского писателя, публициста,
юриста, судебного оратора Анатолия Федоровича Кони (1844 - 1927) вошли его
избранные статьи, публицистические выступления, описания наиболее
примечательных дел и процессов из его богатейшей юридической практики.
Особый интерес вызывают воспоминания о деле Веры Засулич, о литературном
Петербурге, о русских писателях, со многими из которых Кони связывала
многолетняя дружба, воспоминания современников о самом А. Ф. Кони. Со
страниц книги перед читателем встает обаятельный образ автора, истинного
российского интеллигентадемократа, на протяжении всей жизни превыше всего
ставившего правду и справедливость, что и помогло ему на склоне лет
сделать правильный выбор и уже при новом строе отдать свои знания и опыт
народу.
К --------------- 80-89 PI
М-105(03)89
Анатолий Федорович Кони
ИЗБРАННОЕ
Редактор Т. М. Мугуев
Художественный редактор Б. Н. Юдкин
Технические редакторы Г. О. Нефедова, Л. А. Фирсова
Корректоры Т. А. Лебедева, Т. Б. Лысенко
Сдано в набор 02.02.89. Подп. в печать 14.09.89. Формат 84Х108/32.
Бумага типографская Э 2.
Гарнитура обыкновенная новая. Печать высокая. Усл. печ. л. 26,04. Усл.
кр.-отт. 26,04. Уч.- изд. л. 30,22. Тираж 750000 экз. (5-й завод
620001-750000 экз.) Зак. 2995 Цена 5 р. 40 к.
Изд. инд. ЛХ-245.
Ордена "Знак Почета" издательство "Советская Россия" Госкомиздата
РСФСР. 103012, Москва, проезд Сапунова, 13/15.
Калининский ордена Трудового Красного Знамени полиграфкомбинат детской
литературы им. 50-летия СССР Госкомиздата РСФСР. 170040, Калинин, проспект
50-летия Октября, 46.
OCR Pirat
Last-modified: Mon, 26 May 2003 05:50:04 GMT