ас где не надо, разговор с
Прыщом иметь будешь. А разговор у него короткий. Вопросы есть?
Я мотнул головой.
Гундос кивнул, и все трое вышли. Я подобрался к окну и осторожно
выглянул вниз. Пару минут спустя из подъезда показалась моя бритоголовая
троица и прямиком направилась к ожидавшей их иномарке. За рулем иномарки я
разглядел еще одного бритого урода. Значит, всего четверо, отметил я про
себя сам не знаю зачем. А затем вернулся к дивану и растянулся на нем во
весь рост.
Какое-то время башка у меня была пуста, как колхозное поле после
нашествия саранчи. Ни мыслей, ни желаний, ни каких-либо умственных
испражнений -- сплошной вакуум. Но постепенно визит бритоголовых козлов
начал принимать более четкие очертания. И в конце концов я понял, что еще
дешево отделался. Хрен с ней, с газетой -- главное, что черепок мой цел
остался. А ведь могли и проломить, от этих придурей всего можно ждать.
Но обидно, мужики, обидно до поросячьего визга! Вот так, запросто,
взяли да вломились в мою халупу, а я даже вякнуть не смог, не посмел-с. В
штаны от страха наложил, в дерьме по самые уши увяз. Прямо хоть волком вой
от уязвления моей личности.
Стоп! А как они, кстати, меня вычислили? Как мой адресок-то откопали?
Я повертел в руках газету, которую они по забывчивости оставили -- и
тут только обнаружил, что на первой полосе, вверху, на полях, карандашом от
руки небрежно нацарапаны номер моей квартиры и, что было досаднее всего, моя
фамилия. Так, теперь все ясно. Найти по этим скудным данным адрес подписчика
проще пареной репы: достаточно методично обзвонить городские отделения связи
и разузнать, нет ли среди их подписчиков на "МК" человека с нужной фамилией,
а заодно и выцарапать у них его адресок. Словом, раз плюнуть.
Ладно, пущай забирают мою газетку, раз от нее одни только неприятности.
Все равно через пару недель подписка на нее кончится, а с нею исчезнут и все
мои проблемы. Так что ничего страшного, Василь Петрович, не произошло, не
так ли?
Однако кошки на душе скребли -- и еще как скребли!
Утром был понедельник, и я как обычно попилил на работу. Светка к тому
времени со смены еще не вернулась. Оно и к лучшему: сейчас я не был готов
пускаться в объяснения вчерашнего инцидента. Спустившись на первый этаж, я
успел заметить, как от подъезда отчаливает вчерашняя иномарка. Ага, думаю,
эти молодчики уже успели опорожнить мой ящичек! Ну и хрен с вами, катитесь
вы с моей газеткой знаете куда...
Прошло десять дней. Светке я так ничего и не сказал: не хотелось
расстраивать. Тем более, что инцидент я считал исчерпанным и повторного
визита бритоголовых не ожидал. Однако глаз с них не спускал. Каждый день я
видел, как к нашему подъезду подкатывает их дурацкая иномарка, из нее
вываливает Прыщ, через минуту возвращается, уже с газетой -- моей газетой!
-- и иномарка укатывает восвояси. Все по отработанному и спланированному
сценарию.
Меня они больше не трогали. Казалось бы, плюнуть на все это надо как на
досадное недоразумение, и растереть, забыть, выкинуть из башки -- однако
забыть-то как раз у меня и не получалось. Не мог я забыть, и все тут.
Вертелись, крутились шарики в черепке, не давали мысли тревожные покоя, не
отпускало какое-то смутное беспокойство. Ведь ясно как день, что замышляют,
мерзавцы, какую-то пакость, отслеживают, вынюхивают в газетке нужную им
информацию -- но вот какую? Четыре здоровенных бугая, да еще при тачке,
способны на многое, в том числе и на серьезное преступление. Мог ли я
допустить нечто подобное? дрыхнуть по ночам без задних ног, зная, что
готовится что-то нехорошее, гнусное, а я, хоть и косвенно, причастен ко
всему этому -- через эту дурацкую газетку?
Не мог. Но и воспрепятствовать их преступному замыслу, даже не зная
его, я тоже был не в силах. Оставалось только ждать, не спускать с них глаз
и надеяться... на что? Собственно, я и сам не знал -- на что. На случай,
наверное.
На десятый день этот случай произошел. Я снова топал на работу и как
раз спустился вниз. Проходя мимо своего почтового ящика, который в последние
дни старался обходить стороной, от греха подальше, я вдруг заметил, как из
него призывно торчит газетный уголок. Я остановился, как вкопанный. Что это
значит, черт побери? Ведь буквально четверть часа назад я собственными
глазами видел, как Прыщ выходит из моего подъезда с газетой в руках! Иваныч,
что ли, по ошибке в мой ящик чужую газету сунул? Я ведь никакой другой
прессы не получаю, дедморозовский "МК" -- единственное мое газетное чтиво.
Подкрадываюсь к ящику и осторожно тяну газету за уголок. Газета идет
легко, без труда, и вскоре вся целиком выскальзывает мне прямо в руки.
Впиваюсь взглядом в название и число -- и обалдеваю.
Завтрашний "Московский комсомолец"!
Ну, думаю, все, сейчас крыша у меня точно съедет. Опять какая-то
чертовщина начинается. Ведь не могут же у меня в ящике оказаться две
совершенно одинаковые газеты, да притом еще завтрашние! Или Прыщ по ошибке
какую-нибудь другую газету взял? Скажем, из соседнего ящика? Ключи-то
практически идентичные, почти ко всем ящикам подходят.
Не мог я не прочитать эту газету, чувствовал, кроется за всем этим
что-то очень важное. Неспроста все это, как пить дать неспроста. Хотя бы
вскользь, по диагонали, но прочитать я ее должен.
Так уж получилось, что Светка в тот день мотала очередной срок на своем
дурацком дежурстве. А потому плюнул я на работу (ежели и опоздаю на часок,
катастрофы не случится) и потопал обратно до хаты. Пролистаю, думаю, газетку
в нормальных человеческих условиях, с комфортом и вдали от посторонних глаз.
Поднимаюсь в свою квартиру, запираюсь изнутри -- так, на всякий
пожарный, раскладываю газетку на столе и начинаю изучать. Поначалу ничего
путного не нахожу и потому принимаюсь за повторный просмотр, на этот раз
более въедливо и дотошно. Опять ничего. Так, обычная повседневная белиберда,
кочующая из номера в номер.
И тут... Что-то с газетой стало происходить. Текст на листах начал
мутнеть, бледнеть, растворяться в каком-то тумане -- и вот, наконец, исчез
без следа. Теперь передо мной лежали чистые, без единой буковки или
закорючки, белые листы газетной бумаги. Что за чертовщина!
Однако исчезло не все: один абзац остался. И не абзац даже, а всего
лишь несколько строк из рубрики "Срочно в номер!". И не просто остался, а
даже как бы весь светился изнутри, словно пытаясь привлечь мое внимание. Ну
вот и все, думаю, поехала моя крыша, и поехала капитально. Раз дело до
глюков дошло, то хреново твое дело, Василь Петрович, ой как хреново! Может,
пора уже бригаду молодцов из психушки вызывать?
Пока я сокрушался по поводу моей съехавшей крыши, глаза сами собой
забегали по оставшимся строкам. И вот что я там вычитал:
"Вчера в Москве, в 15.30, четырьмя неизвестными лицами было совершено
дерзкое нападение на 116 отделение Сбербанка по улице Радио. Угрожая
оружием, грабители похитили из банка крупную сумму денег и скрылись еще до
приезда представителей органов правопорядка".
Я ошалело пялился на эти скупые строки. В башке творился самый
настоящий кавардак. Я ничего не понимал, но чувствовал, всем нутром своим
чуял -- есть во всем этом какой-то скрытый смысл. Постепенно, капля за
каплей, в мозгу начала выстраиваться череда каких-то взаимосвязанных мыслей.
И вдруг меня словно бревном по чайнику шарахнуло. Э, нет, Василь
Петрович, с крышей-то у тебя все в норме. Не крыша твоя виновата, а дурацкие
проделки Деда Мороза, этого фрукта занзибарского, будь он трижды неладен!
Он, он, стервец, подсунул мне эту левую газетку.
Словом, осенило меня, нашло на меня прозрение.
Дело представилось мне следующим образом. Во-первых, ежу было понятно,
что те четверо неизвестных -- не кто иные, как банда Гундоса, эта свора
бритоголовых ублюдков. Во-вторых, раскусив секрет газетки, эти безмозглые
придури решили использовать ее в своих корыстных целях (как и я, собственно,
не далее месяца назад -- чего уж греха таить). Задумав грабануть банк (поди,
киношек американских насмотрелись, идиоты!), они, с помощью все той же
газетки, занялись вычислением нужного дня и часа, когда их гнусное
преступление должно увенчаться успехом. Наткнувшись же на нынешнюю заметку в
завтрашнем "МК", Гундос со товарищи наверняка пойдут на дело именно сегодня,
и именно в 15.30, уверенные, что все у них будет о'кей. Ведь "Комсомолец",
хотя бы и завтрашний, врать не будет! С другой стороны, если бы заметка
заканчивалась словами типа "налетчики задержаны на месте совершения
преступления", Гундос просто отказался бы от своего замысла. Элементарно,
Ватсон, не правда ли? Одного только козлы плешивые не учли: изменить ход
времени им не по зубам. Ха! они думают, что при неблагоприятной газетной
заметке они смогут отказаться от задуманного! Ан нет, господа налетчики,
ничего-то у вас и не выйдет. Газета-то, хоть и завтрашняя, а все ж таки
печатает только то, что уже имело место быть, и если сказано: "налетчики
задержаны" -- значит, они обязательно будут задержаны. Не отбрыкаетесь,
гундосы прыщавые, не отвертитесь, кретины тугодумные. Всех вас к ответу
притянут, все-ех к ногтю прижмут.
Вернее, прижали бы. Однако, при имеющемся раскладе, они, похоже, выйдут
сухими из воды. В газете черным по белому написано, что "грабители скрылись
еще до приезда представителей органов правопорядка".
И вот тут-то у меня в черепке снова случился каламбур. То, что газетка
мне подброшена Санта-Клаусом, ясно как день: газетка-то ненормальная, с
чудинкой, с эдакой сверхъестественной изюминкой. Но вот вопрос: а на хрена
он мне ее подкинул? С какой такой целью, а? Проинформировать меня о
готовящемся преступлении? Но зачем? Ведь, даже если я вмешаюсь в ход
событий, я все равно ничего изменить не смогу. Что же в таком случае задумал
этот лапландский прохиндей? Вопросик, надо сказать, на засыпку.
А задумал он, видать, совершеннейший абсурд: именно это самое
вмешательство в ход мировых событий! Ни много ни мало, черт побери. Он
вообще-то соображает, во что сует свой отмороженный занзибарский нос, а? И
меня -- меня! -- он как бы подбивает на эту авантюру, подсовывая свою
потустороннюю газетенку. Вот умора! Он что же, думает, что я сейчас все
брошу, сорвусь, как полоумный, и помчусь обезвреживать банду бритоголовых?
За идиота, что ли, меня держит?..
Кстати, на какой час назначен налет? Ага, на 15.30. Так, улица Радио.
М-да... далековато. Я кинул взгляд на часы. 10.00. Уйма времени. Успею!
Я сорвался и, как полоумный, помчался спасать сберкассу.
Ну не идиот?!
Глава семнадцатая
По пути я нашел исправный телефон-автомат и набрал "02". Надо, думаю, в
ментовку сообщить, пущай группу захвата высылают к месту предполагаемого
налета. На вопрос дежурного по городу я зачитал газетную заметку, по ходу
дела изменив прошедшее время на будущее. "Представьтесь", -- строго
потребовал мент на том конце провода. "Осведомитель" -- хихикнул я в трубку
-- и дал отбой. Тоже мне, дурака нашел!
Как я плутал по серым, обшарпанным, грязным от подтаившего снега кривым
улочкам -- это особая эпопея. Я был страшно зол на самого себя; видно, рожа
у меня была далеко не самая приветливая, так как люди шарахались при виде
моей смурной персоны, как от ВИЧ-инфицированного. И какого, спрашивается,
хрена я влез в эту авантюру? Сидел бы сейчас в своем цеху, в тепле и уюте --
и горя не знал. Ан нет, подписал меня черт на доброе дело, на выполнение,
так сказать, моего гражданского долга. Идиотизм какой-то! Вот и вечно я так:
сам приключения на свою задницу ищу. Мало мне, выходит, моего геройства на
стадионе, когда мне зубья-то проредили, так я в новое дерьмо влезть норовлю,
еще похлеще прежнего. Ну не идиот?
Идиот и есть. Только таким уж, видать, я на свет уродился, такова,
значит, у меня фортуна -- шагу ступить не даст, чтобы тумаком не оделить. А
ну ее к лешему совсем! Мне дело делать надо, а не саморентгеном заниматься.
Допилил-таки я до той дурацкой сберкассы. Наткнулся на нее совершенно
случайно, когда уж решил было, что корова ее языком слизнула. Глянул на
часы. Ё-мое, 14.30! Еще цельный час кантоваться в ожидании налета. Сунулся
было в дверь -- и уперся в табличку: "Обед -- с 14.00 до 13.00". Плюнул с
досады, выматерился от души -- и вроде как отлегло. Ладно, думаю,
перекантуюсь как-нибудь, вон хотя бы в том парадняке в доме напротив. И
местность оттуда просматривается, и вход в сберкассу как на ладони, и глаза
мозолить никому не буду. Не дай Бог, Гундос с Прыщом на меня наткнутся --
хана тогда тебе, Василь Петрович, запросто порешить могут. Ведь при них и
пушки наверняка имеются -- как они без пушек банк брать будут, а? Итак,
решено, засяду-ка я в засаду и буду бдеть.
Сижу я, значит, в подъездном тамбуре, нос свой сквозь выбитое окошко
высовываю -- и бдю. Тоскливо как-то на душе стало, муторно. Прежние мысли
снова в башке забегали: и чего, думаю, я здесь торчу? Мне чего, больше всех
надо?.. А тут как раз и сберкассу открыли.
Гляжу -- минут десять четвертого подкатывают на иномарке орлики мои
бритоголовые. Значит, клюнули, уроды, на газетную заметку! Чувствую,
начнется сейчас заварушка.
Тачку они остановили не у входа в сберкассу, а чуть поодаль, метрах в
двадцати от моего укрытия. Гундос, Прыщ и еще один выбрались из своего
лимузина и нервно закурили, а четвертый, тот, что был за рулем, так за рулем
и остался. Перебрасываясь отдельными словечками, которые разобрать я так и
не смог, они изредка косились на входную дверь сберкассы. А туда уже,
кстати, прошмыгнуло несколько посетителей.
И тут... поджилки у меня затряслись, когда я увидел, как Прыщ
направляется в мою сторону. Вот черт! Чего ему здесь понадобилось, в моем
подъезде?
-- Ты куда намылился? -- резко окрикнул его Гундос.
-- Пойду отолью, -- не оборачиваясь, на ходу бросил Прыщ.
-- Что, очко играет?
-- Да пошел ты...
Прыщ был уже в нескольких шагах от моего убежища, когда до меня вдруг
дошло, что далее торчать здесь мне совсем не светит. От этого типа можно
ожидать любой пакости, да и засвечивать себя в мои планы явно не входило.
Взяв ноги в руки, я мигом взлетел на второй этаж и затих. Прыщ тем временем
рванул дверь парадняка и проник в тамбур. На мою удачу, выше подниматься он
не стал.
Слышу -- зажурчало. Кряхтя и сопя, Прыщ делал свое мокрое дело. Делал
тщательно, не спеша, вдумчиво. А сделав, так же не спеша, вразвалочку
заковылял к своим плешивым сообщникам.
Время уже подходило к часу "Х". Чем ближе стрелки часов подбирались к
15.30, тем сильнее одолевал меня колотун. Спокойно, Василь Петрович,
нервишки свои держи в узде, все будет о'кей.
Однако, где же менты? Где, в конце концов, группа захвата в камуфляжных
спецовках? Пора бы им уже и объявиться.
Я прильнул к пыльному стеклу лестничной клетки, пытаясь обозреть
взглядом окружающую сберкассу местность. Но, увы, видимость была практически
на нуле. Тогда я спустился вниз, в тамбур, на свою исходную позицию. В нос
мне тут же шибануло вонью общественного сортира. Скорчив брезгливую рожу, я
бочком, чтобы не влезть в парящую лужу Прыщовой мочи, осторожно выглянул в
оконную амбразуру.
Гундос о чем-то шептался с сообщниками. Ага, последние инструкции
козлам своим дает. Те молча кивали, очевидно, соглашаясь с главарем. Потом
все трое одновременно отшвырнули докуренные до самого фильтра бычки и
решительно двинулись к объекту ограбления.
А ментов все не было. А вдруг они совсем не объявятся? Вдруг решили,
что все это розыгрыш? Что мне тогда делать? Самому, что ли, брать всю банду?
Я понятия не имел, что мне предпринять. Может, шум поднять? Народ, глядишь,
сбежится, повяжут супостатов. Да нет, что это я, какой народ! Как узнают про
налет, так и те, кто еще остался на улице, по норам попрячутся. Тот еще у
нас народец!
Гундос со товарищи давно уже были внутри. Что там происходило, я не
видел: большие оконные стекла сберкассы зеркально отражали уличный свет, и
вместо внутренностей помещения я видел лишь отражение моего парадняка да
чахлый кустарник возле него. Опять меня злость разобрала. Ну что это за
дерьмо такое, а? Саданул я с досады кулаком в обшарпанную стену, да малость
не рассчитал: кожу на костяшках пальцев содрал аж до крови. Это еще больше
меня завело. Ну все, думаю, кранты вам, уроды бритоголовые, была не была,
сам пойду на разборку.
И только было я собрался покинуть свой наблюдательный пункт и эдаким
Робин Гудом вломиться в сберкассу, как произошло два события, которые резко
изменили все мои планы.
Гляжу -- выплывают из сберкассы, затылок в затылок, трое моих орликов,
понурые какие-то, невеселые, а на запястьях -- е-мое! -- браслетики
стальные! А следом вываливают четверо квадратных типов в штатском, с пушками
в руках. Вот оно что, думаю, менты-то засаду им устроили! Там же, на месте
преступления, всех и повязали. Ловко, ничего не скажешь, а главное -- без
жертв, без пальбы, все тихо, мирно, полюбовно. Браво, господа оперативнички,
ведь можете, когда захотите!
Тут откуда ни возьмись воронков понаехало, штук десять зараз. Ментов
понавысыпало, как кур нерезаных, кто с автоматом, кто с мобильником, кто с
папироской. Все вокруг оцепили, зевак шуганули, чтоб под ногами не
мельтешили. Четвертого налетчика, того, что за рулем оставался, тоже
повязали -- он и пикнуть не успел, как его из тачки выволокли и в браслетики
упаковали.
Это что касается первого события. Зато второе было далеко не столь
приятное. Только я взялся было за дверную ручку, чтобы выбраться наконец на
волю, как слышу -- кто-то мне дышит в затылок. Я замер, боясь
пошевельнуться. Меж лопаток уперлось что-то твердое и нехорошее.
-- Не двигаться! -- рявкнул над ухом чей-то голос. -- Руки за спину!
Живо!
Я подчинился. А что мне еще оставалось делать, когда тебе в спину
стволом тычут? На руках тут же защелкнулись браслеты.
-- Вперед! -- скомандовал неизвестный.
Я боднул плечом дверь и выбрался из подъезда.
-- Шагай!
И я зашагал. Туда, где сгрудилась вся эта ментовская шатия-братия
вперемешку с задержанными горе-налетчиками.
-- Товарищ капитан, -- доложил мой конвоир какому-то типу в штатском.
-- Вот, задержал подозрительную личность. Уже больше часа в подъезде
ошивается, за объектом наблюдение ведет. Похоже, что один из них.
-- Да вы спятили! -- взорвался я. -- Не имею я к ним никакого
отношения! Я тут совершенно не при делах!
-- А в подъезде что делал? -- сурово спросил капитан.
-- Я что, не имею права в подъезде находиться? -- запальчиво ответил я.
Капитан скользнул по мне невидящим взглядом.
-- В машину его! -- распорядился он. -- Там разберемся.
Тем временем банду Гундоса под прицелом полудюжины автоматов
заталкивали в зарешеченный воронок. Последним шел Прыщ. Когда,
подталкиваемый автоматчиком, он уже наполовину влез в кузов, ему взбрело в
голову обернуться -- и наши взгляды пересеклись. Поначалу физиономия Прыща
выражала одно только удивление, но уже в следующий момент она исказилась от
ярости и ненависти. Похоже, он все понял.
-- Это он, он нас навел! -- завопил Прыщ злорадно. -- Он все
спланировал!
-- Так, разберемся, -- кивнул капитан.
-- Не поеду! -- заартачился я. -- Это поклеп! Меня подставили, я тут
совершенно не причем! Ничего общего с этими ублюдками я не имею и иметь не
желаю! Не поеду, и все тут!
Однако слушать меня было некому -- каждый был занят своим делом.
Пинками и затрещинами конвоир погнал меня к ментовозке, в которую только что
погрузили банду Гундоса. Я, разумеется, взъерепенился. Ехать в одном кузове
с этими уродами, да еще с браслетами на руках -- этого мне только не
хватало! Я упирался, как мог, но пользы это, ясное дело, не принесло.
Внезапно перед нами возник мент в погонах старшины. Лет ему было никак
не меньше пятидесяти; пожалуй, он был несколько староват для рядового
работника наших доблестных органов, леший их забодай.
-- Погоди, парень, -- остановил он моего конвоира, -- машина уже
битком. Надо сажать в другую.
-- В чем дело, Жиряхин? -- окликнул его издали капитан. -- Почему
препятствуете задержанию?
-- Товарищ капитан, в машине больше нет места, -- отрапортовал
старшина, вытянувшись во фрунт. -- Я могу отвезти его на своей, -- и он
кивнул в сторону стоявшего на отшибе воронка с решетками на окнах.
Капитан с пару секунд раздумывал, потом кивнул.
-- Давай, Жиряхин. Следом за нами поедешь.
-- Есть! -- отчеканил старшина; обернувшись ко мне, рявкнул грозно: --
В машину! Быстро! И чтоб без разговоров!
Ладно, думаю, хрен с тобой, сяду. Все-таки лучше, чем бок о бок с теми
бритоголовыми живорезами по колдобинам трястись. Чего доброго, пришьют еще
по дороге, это у них запросто. Как не верти, а прав капитан: там, на месте,
разберемся. В конце концов, я в этом деле ни ухом ни рылом. Мое дело
сторона, пущай разбираются. Хотя, надо признаться, влип я основательно. По
самые уши в дерьме увяз. Это уж точно.
Я подчинился и занял место в пустом кузове воронка. Дверь за мной тут
же захлопнулась -- я оказался в полнейшей темноте. Взревел мотор, ментовозка
дернулась и покатила меня навстречу моей растреклятой судьбе.
Глава восемнадцатая
Воронок остановился. Я прислушался: все было тихо. Это меня
насторожило. Куда, спрашивается, этот дьявол меня завез? Потом хлопнула
дверца кабины, и по снежному насту зашлепали неторопливые шаги старшины.
Через несколько секунд дверь моей темницы распахнулась.
-- Выходите! -- скомандовал Жиряхин.
Я кое-как выбрался из машины -- и остолбенел. Вокруг был лес. Самый
обыкновенный лес, с деревьями, оврагами, пустыми бутылками, ржавыми
консервными банками и чьими-то рваными сапогами.
-- Что это за шутки, старшина! -- возмутился я. -- Куда вы меня
привезли, черт возьми?
-- Отставить разговоры, задержанный! -- строго потребовал тот.
Я прикусил язык. Ну что я мог ему ответить, имея на запястьях стальные
браслеты?
А старшина Жиряхин тем временем совершал действия совершенно для меня
необъяснимые. Вынув из кабины внушительных размеров тюк, он раскатал его на
снегу. Тюком оказался большой брезентовый чехол. Старшина поднатужился и
ловко накинул его на ментовозку. Затем, обойдя ее со всех сторон, методично
расправил складки. Отойдя на несколько шагов назад, он оценивающим взглядом
окинул плоды своих трудов -- и, по-видимому, остался доволен.
То, что произошло следом, походило на бред обколовшегося наркомана.
Совершенно не обращая на мою персону внимания, Жиряхин ухватился руками за
какие-то тесемки, уперся сапогом в передний бампер, скрытый под брезентовым
чехлом, и стал тянуть веревку на себя. И вот тут-то случилось нечто
странное. Контуры машины под брезентом начали вдруг сжиматься, съеживаться,
уменьшаться в размерах -- и вот уже передо мной маячила не зачехленная
ментовозка, а обыкновенный, средних размеров мешок.
Ошалев от увиденного, я разинул рот и вылупил зенки. Что за чертовщина!
Если всему предыдущему я еще как-то смог найти объяснение, то теперь понял:
крыша у меня, точно, дала течь. Да еще какую! Тут, пожалуй, никакая Кащенка
уже не поможет.
Упаковав машину в мешок, Жиряхин принялся за меня. Первым делом он
молча расстегнул мои браслеты. Я машинально стал тереть затекшие запястья,
не спуская в то же время глаз со странного старшины. Не хватало еще, чтобы
он и меня в мешок упрятал! С этого типа станется, это я уже понял.
-- Вы свободны, Василий Петрович, -- сказал он и внезапно улыбнулся. --
Да не напрягайтесь вы так, сударь, расслабьтесь. Самое страшное уже позади.
За сегодняшний день со мной произошло столько всего разного, что я уже
устал удивляться, однако... откуда, леший его забодай, он узнал мое имя?!
И тут... О, черт! Да ведь это же Санта-Клаус собственной персоной! Тот
самый, из Занзибара! Ну точно, он, он и есть! А я, е-мое, его и не признал
поначалу-то! Да и мудрено его было признать в этом ментовском камуфляже, без
бороды, без усов, без обязательного дедморозовского тулупа. Ну и дела, скажу
я вам, творятся на белом свете!
-- Вижу, сударь, вы меня признали. -- Он хитро прищурился. -- Надо
заметить, немало вы мне доставили хлопот.
Я уперся смущенным взглядом в его дурацкий мешок. Почему-то мне стало
стыдно. Действительно, делов натворил я цельную кучу. А все, собственно,
почему? А потому, собственно, что всучил он мне свой идиотский подарочек, в
виде подписки на завтрашний "МК", а я, как дурак, клюнул на эту удочку,
поддался на провокацию -- ну и увяз во всем этом дерьме. Ха! хлопот я ему
доставил! А сколько он мне доставил, об этом он как-то не скумекал?
-- Позвольте! -- возразил я. -- Если бы не вы и ваша газетка...
-- Знаю, -- перебил он меня, -- все знаю. Полностью информирован о
ваших проделках. Однако такова специфика моего подарка, ничего тут не
поделаешь. Детям-то я дарю подарки попроще, знаете ли.
-- Выходит, вам все про меня известно?
-- Разумеется. И не только про вас. Я ведь все-таки чудеса творить
обучен.
Так, думаю. Обучены, значит, чудесам, герр Санта-Клаус? Отличненько.
Тогда почему, леший тебя забодай, ты не остановил тех бритоголовых ублюдков
еще до того, как они пошли на дело? А ведь мог бы, мог!
-- А зачем? -- проговорил он в ответ на мои мысли, пожимая плечами. --
Минимум вмешательства с нашей стороны. Так, небольшие направляющие усилия,
не более того. Опять-таки, согласитесь, я ведь все-таки не Господь Бог, мои
возможности ограничены.
-- Ага, ограничены, как же! -- вспылил я. -- Видал я, как вы ментовозку
в мешок упаковали. Да тут перед вами сам Коперфилд спасовал бы. Ума не
приложу, зачем вы это сделали!
-- Ментовозку, как вы ее именуете, я с собой заберу. У нас, сударь,
проблемы с транспортом, приобретающие наибольшую остроту в горячий сезон, то
есть в канун новогодних торжеств. Был у меня свой "жигуленок" -- помните? --
но, увы, канул в пучину речную. Сдам эту так называемую ментовозку нашим
дизайнерам, пускай стилизуют под аэросани. И современно, и в значительно
большей степени соответствует моему статусу. Еще вопросы есть, сударь?
-- А как же! -- Я уже завелся и теперь пер напролом, как танк. -- Что
это за чертовщина такая с газетой? Ведь там черным по белому написано:
грабители скрылись еще до приезда милиции. А на деле вон как вышло.
Согласитесь, накладочка какая-то получается, неувязочка, знаете ли,
несостыковочка в причинно-следственных связях -- так, кажется, это
называется?
-- О, да вы, сударь, гляжу, до самой сути докопаться пытаетесь. Что ж,
вы на правильном пути, и ваша тревога мне понятна. Однако сразу же хочу вас
успокоить: никаких катаклизмов, связанных с вашим вмешательством в
предначертанную свыше череду событий, не произойдет. Потому как никакого
вмешательства, собственно, и не было, а действовали вы исключительно в
рамках того самого плана, который обычно именуют божественным. Вы что же,
Василий Петрович, полагаете, что можете изменить заведенный порядок,
переломить ход мирового времени, направить временной поток в иное русло? --
Дед Мороз тире старшина Жиряхин печально покачал головой и беспомощно
растопырил руки. -- Увы, сударь, такое даже мне неподвластно.
-- Но позвольте! -- в сердцах воскликнул я. -- Вы что же лапшу мне на
уши вешаете, а? Я ведь собственными своими глазами газетку эту видел! И даже
читал ее. Не укладывается как-то газетка в вашу схему.
-- А что газета? -- Он пожал плечами. -- Фальшивка это, а не газета.
Выпущена в количестве два экземпляра, специально для предотвращения
известных вам событий. Один те недотепы получили, что по недоумию своему
злое дело замыслили, а второй экземпляр, сударь, вам достался. Истинный же
номер вас дома дожидается, в вашем почтовом ящике. А знаете, скольких трудов
мне стоило перехватить, а потом и задержать нашего рассыльного, чтобы
вовремя подсунуть вам фальшивые экземпляры?.. Да не горячитесь вы так,
Василий Петрович! Расслабьтесь. Хорошо все то, что хорошо кончается. А
кончилось все для вас самым наилучшим образом, уж можете мне поверить.
-- Ой ли? -- засомневался я, вспоминая, что этот мнимый старшина увел
меня из-под носа ментов в самый критический момент. -- А ежели меня искать
начнут, что тогда?
-- Не начнут, сударь. Никто о вас и не вспомнит, ручаюсь. Положитесь на
меня, я обо все позабочусь.
-- Как же, позаботитесь! -- недоверчиво произнес я; я все еще был зол
на этого новогоднего колдуна, однако уже начал потихоньку обретать душевное
равновесие. Действительно, что это я на него взъелся? Ничего плохого, если
мозгами-то пораскинуть, он мне не сделал, а во всех моих бедах виноват, как
правило, я сам. Сам на свою задницу приключения искал. И находил -- вот ведь
в чем самая умора!
Санта-Клаус, похоже, видел меня насквозь и мысли мои читал, как в
открытой книге.
-- Да-с, сударь, наломали вы дров немало. Ну да нет худа без добра.
Я почему-то смутился.
-- Да... понимаете... не готов я был...
-- Но теперь-то, надеюсь, вы готовы?
-- Готов -- к чему? -- насторожился я.
-- А к тому, чтобы продлить подписку.
И тут я снова вскипел.
-- Да вы что, за идиота меня держите?! Какая, к едрене фене, подписка?
Сыт по горло я вашей газеткой. Все, баста, никаких подписок!
-- Ну, как знаете, -- холодно пожал плечами Санта-Клаус. -- Мое дело
предложить. А на нет и суда нет. Сегодня же аннулирую ваш абонемент. Отныне,
Василий Петрович, можете спать спокойно. За сим, сударь, позвольте
откланяться. Думаю, наши пути-дорожки впредь не пересекутся. Адью!
Взвалив на спину мешок, он вразвалочку поковылял куда-то вглубь леса. А
я стоял и растерянно пялился ему вослед. Уж не обидел ли я его невзначай?
Может, брякнул что-то невпопад? Мне стало как-то не по себе. Я даже мысленно
пожалел старого колдуна -- дед-то как лучше хотел. Впрочем, разве поймешь
их, этих лапландских чудаков-чудотворцев? У них и мозги-то шиворот-навыворот
скроены, не так, как у нас, простых смертных.
Да Бог с ним, с Санта-Клаусом! У меня и своих проблем невпроворот.
Я и не заметил, как ноги вынесли меня на опушку леса и очутили в районе
каких-то новостроек, где-то на окраине Москвы. На душе было муторно и
неуютно. Что-то не давало мне покоя, точил мое нутро какой-то ненасытный
червь. Почему это, думаю, я не могу влиять на ход событий? Кто же, как не я,
может и должен на них влиять? Кто, как не я, может и должен строить свою
судьбу -- по собственной мерке? Почему, мужики, я должен безропотно
принимать то, что готовит мне эта дура фортуна? Не-ет, дедуля, здесь ты явно
соврал. В небо пальцем попал. По уши обложался. Я тебе не какая-нибудь
марионетка, которую можно за ниточки дергать -- я и сам кого угодно дернуть
могу, если потребуется. И еще как дернуть, о-го-го! Например, ту же дуру
фортуну.
Может, зря я от подписки отказался, а, мужики?
____________________________
Май -- июнь 1994 г., ноябрь -- декабрь 1998 г., январь 1999 г.
Москва