ию, а анализировал ее, ни на секунду не забывая, что происходящее существует только на сцене.

50

Основная задача аналитического перевода -- не дать читателю забыть ни на секунду, что перед его глазами текст, переведенный с иностранного языка, совершенно по-другому, чем его родной язык, структурирующего ре­альность; напоминать ему об этом каждым словом с тем, чтобы он не погружался бездумно в то, что "происходит", потому что на самом деле ничего не происходит, а подроб­но следил за теми языковыми партиями, которые разыгры­вает перед ним автор, а в данном случае также и перевод­чик (такое понимание существа и задач художественного текста идет от концепции эстетической функции языка, разработанной в трудах Я. Мукаржовского [Мукаржовский 1975] и P.O. Якобсона [Якобсон 1975] (см. также наши книги [Руднев 1996,1999], где эта точка зрения подробно обоснована).

Задача синтетического перевода, напротив, заключает­ся в том, чтобы заставить читателя забыть не только о том, что перед ним текст, переведенный с иностранного языка, но и о том, что это текст, написанный на каком-либо языке. Синтетический перевод господствовал в советской пере­водческой школе, так же как театр Станиславского -- на советской сцене.

Ясно, что аналитический перевод во многом близок ос­новным установкам аналитической философии, в частнос­ти, идее о том, что язык членит мир специфическим обра­зом, внимательному отношению к речевой деятельности в принципе и, в конечном счете, признанию того, что язык вообще является единственной реальностью, данной чело­веческому сознанию. В соответствии с этим план выраже­ния при переводе ВП (аналитический перевод) соответствовал плану содержания -- задаче, которая заключалась в том, чтобы показать, как соотносится ВП с философией обыденного языка.

Для достижения этих целей прежде всего следовало вы­вести ВП из того "дошкольного" контекста, куда он был

51


помещен, создать эффект отстраненности. Для этого нуж­но было найти стилистический ключ, во-первых, не чуж­дый духу оригинала, во-вторых, хорошо известный русско­му читателю и, в-третьих, достаточно неожиданный и па­радоксальный.

3. Винни Пух и Уильям Фолкнер

Таким ключом, отвечающим всем трем требованиям, показалась нам проза зрелого Фолкнера (или, скорее, тех его замечательных переводов на русский язык -- прежде всего, Р. Райт-Ковалевой, -- которые близки нам по уста­новкам). Парадоксальность, так же как и известность рус­скому читателю, пожалуй, в данном случае очевидны. Ос­тается показать нечуждость Фолкнера ВП. Прежде всего, и Милн, и Фолкнер (в Йокнапатофском цикле) изображают замкнутый мирок с ограниченным количеством персона­жей, которые переходят из одного романа в другой (из од­ной истории в другую). У Милна это Лес, у Фолкнера -- Йокнапатофский округ. Подобно тому как Фолкнер рису­ет карту Йокнапатофского округа, Кристофер Милн при­водит в своей книге [Milne 1976] карту тех мест, где разви­вались события "Винни Пуха". Карта ВП встречается на форзаце многих изданий (оригинальных и переводных) этого произведения, и строится она по тому же принципу, что и фолкнеровская карта Йокнапатофского округа: от­мечаются места наиболее важных событий.

Как ни странно, романы Йокнапатофского цикла и ВП близки по жанру. Недаром и то и другое в критике часто называют сага, то есть -- в широком смысле -- сказание:

ведь и у Фолкнера, и у Милна, как мы старались показать в предыдущей статье, объектом рассказа являются не сами события, но рассказ об этих событиях. При этом речевая деятельность становится лишь предметом внимательного наблюдения и анализа, но не эксперимента, как у Пруста, Джойса и в определенном смысле у Кэрролла.

52


Наконец, Фолкнера и ВП роднит нечто неуловимое в интонации, чего мы не беремся объяснить, но что мы по­пытались передать в переводе. Удалось это или нет, судить читателю.

На формальном уровне "фолкнеризация" текста (разу­меется, все сказанное не следует понимать слишком бук­вально) выразилось, в частности, в одном грамматико-синтаксическом приеме, который в определенном смысле стал ключевым. Этот прием заключался во введении в грамма­тику, милновских повестей отсутствующего там praesens historicum, что позволило при помощи игры на соотноше­нии двух грамматических времен добиться эффекта боль­шей стереоскопичности текста и его большей стилистиче­ской весомости. Кстати, во многом это было и компенсаци­ей отсутствия в русской грамматике формального соотношения между перфектом и имперфектом. С идеей фолкнеровской стилистики связано и единственное круп­ное отступление от оригинала: вместо длинных милнов­ских названий глав мы дали короткие "фолкнеровские" -- "Пчела", "Нора", "Woozle" и т. д.

4. Собственные имена

Следующим шагом на пути к реализации аналитичес­кого перевода явилась выработка принципов отношения к языковой игре и собственным именам. Языковая игра име­ет в ВП не столь большое значение, как в "Алисе". При пе­реводе мы придерживались следующего правила. Там, где русскоязычная аналогия напрашивалась или ее нетрудно было найти, мы переводили на русский. В иных случаях мы оставляли английский вариант и комментировали его. Это коснулось прежде всего имен "индивидных концеп­тов", виртуальных существ -- таких, как Heffalump или Woozle. Важность слова Heffalump проанализирована на­ми в предыдущей статье. Здесь мы остановимся подробнее на Woozl'e.

53


Если перевести его на русский язык, как сделал Захо­дер -- Буки и Бяки, -- то получается забавно, но пропадает эффект загадочности, а главное, семантическая глубина. Слово Woozle, которое ничего не значит, обладает тем не менее богатой коннотативной сферой. Это прежде всего puzzle (загадка); weasel (ласка -- животное); далее, по мне­нию составителей книги [Milne 1983}, bamboozle (обманы­вать, мистифицировать); waddle (ходить, переваливаясь);

waul (кричать, мяукать); whale (нечто огромное, колос­сальное); wheeze (тяжелое дыхание, хрип); whelp (дете­ныш, отродье); whezz (свист, жужжание); wild (дикий, буй­ный, необузданный); wolf (волк); wool (шерсть). В резуль­тате, если суммировать эти семантические составляющие, получится следующее: "нечто загадочное, обманчивое, хо­дящее вразвалочку, с тяжелым дыханием; огромное, крича­щее или мяукающее; покрытое шерстью; дикое; может быть, детеныш волка или ласки'. Это описание как нельзя более подходит к тому, что, вероятно, себе представляли Пух и Поросенок, когда говорили про "настоящего" Woozl'a. Теперь подставим на их место Буку и Бяку и уви­дим, какой жалкий получается эффект.

По тем же или сходным принципам мы сохранили в тексте некоторые английские слова или фразы, иногда да­же оставляя их без комментария в силу их тривиальности (например, Л Happy Birthday! или How do you do!) или же, давая перевод в комментарии. Роль этих слов и выраже­ний -- напоминать время от времени читателю, в какой языковой среде он находится.

Примерно теми же принципами мы руководствовались при переводе имен главных героев.

Имя Winnie-the-Pooh по-русски должно звучать при­близительно как Уинни-де-Пу. Конечно, так Винни Пуха никто не узнает. Между тем, действительно, последняя бук­ва в слове Pooh не произносится, поэтому оно все время рифмуется с who или do. Имя Winnie -- женское. Для вос-

54


приятия Пуха очень важна его андрогинная основа (Крис­тофера Робина Милна в детстве тоже одевали в одежду для девочек). Это соответствует двуприродности Пуха, кото­рый, с одной стороны, обыкновенный игрушечный медве­жонок, а с другой -- настоящий медведь, находящийся в та­инственных и одному Кристоферу Робину доступных не­драх Лондонского зоопарка (см. Интродукцию к книге первой и комментарий 6). Однако гипокористика Winnie от Winifred в русском языке не стала привычным обозначени­ем англо-американского женского полуимени, как Мэгги от Маргарет или Бетси от Элизабет. "Винни" не читается по-русски как имя девочки. Поэтому мы решили оставить но­вому Винни Пуху его первую часть английской и в дальней­шем называем его Winnie Пух. Слово the, которое ставится перед прозвищами типа Великий, Грозный, Справедливый и т. п., в данном случае нам пришлось элиминировать, ина­че мы должны были бы назвать нашего персонажа Winnie Пухский, что представлялось неорганичным.

Имя Пятачок кажется нам слишком слащавым, мы по­меняли его на более суровое Поросенок (одно из значений слова Piglet). Высвободив слово пятачок, мы смогли те­перь его применять по назначению. Например: "А затем он подумал: "Ладно, даже если я на Луне, вряд ли имеет смысл все время лежать, уткнувшись пятачком в землю".

Имя осла Ееуоге мы "перевели" как И-і, придав ему некоторую отстраненность, а его носителю -- облик китай­ского мудреца.

Owl из Совы стал Сычом (живет в лесу один, как сыч), что вернуло ему законный английский мужской род. Та­ким образом, из "дам" осталась только Канга (вариант, бо­лее близкий к английскому произношению этого слова) со своим Бэби (вместо Крошки) Ру. Tigger мы транслитеровали буквально -- как Тиггер (по ассоциации с nigger, так как Тиггер в определенном смысле цветной).

Кролик и Кристофер Робин остались без изменений.

55


5. Стихи

В соответствии с принципами аналитического перево­да, строго говоря, здесь следовало давать литературный подстрочник и оригинал в комментариях. Мы пошли по более рискованному пути, исходя из положения о том, что поэзия -- это дверь в иные возможные миры и здесь Мед­ведь Пух, инспирированный Бог Знает Кем, начинает знать и понимать Вещи, которые ему в его повседневной речевой деятельности недоступны. Это рассуждение поз­волило нам придать виннипуховской поэзии (а заодно и всему переводу) заметный (и желательный) постмодер­нистский оттенок.

Говоря конкретно, мы поступали следующим образом. Там, где более важным казался формальный метрический план, мы сохраняли метрику за счет большей вольности лексико-семантического плана. В тех случаях, где, как нам казалось, семантика была важнее, мы варьировали метри­ку. Мы переводили Виннипуховы стихи русскими стихо­творными размерами с русскими метрико-семантическими аллюзиями. Наиболее интересные случаи мы проком­ментировали. Поэтому, если читатель в ямбах, хореях, амфибрахиях, гексаметрах и танках Winnie Пуха услышит реминисценции из Пушкина, Лермонтова, Ахматовой или Высоцкого, пусть не удивляется: в Настоящей Поэзии Все Возможно.

Как заканчивал свою книгу Кристофер Милн: "Я скло­нен думать, что Пух понял. Надеюсь, что теперь поймут и остальные" [Milne 1976:169}. Мы тоже на это надеемся.

AЛAH АЛЕКСАНДР МИЛН

WINNIE ПУХ. ЕЙ1

Рука об руку мы идем, Кристофер Робин и я, Чтоб положить эту книгу тебе на колени. Скажи, ты удивлена?

Скажи, она тебе нравится? Скажи, это ведь как раз то,

чего ты хотела? Потому что она твоя -- Потому что мы тебя любим.

 


Интродукция2

Если вам приходилось читать другую книгу о Крис­тофере Робине3, то, может, вы вспомните, что у него ког­да-то был лебедь (или он был когда-то у лебедя, теперь уже не припомню точно, кто у кого был) и что он назы­вал этого лебедя Пух4. Было это давно, и, когда лебедь ушел от нас, мы его имя оставили себе, поскольку мы считали, что оно лебедю больше не понадобится. Ладно, а когда Эдуард Бэр5 сказал, что ему, мол, нравятся все захватывающие имена, то Кристофер Робин как-то по­раскинул мозгами и решил его назвать Winnie Пух. Так он и стал называться. Ладно, поскольку я объяснил, как обстояло дело с Пухом, теперь объясню все остальное.

Лондон такой город, что в нем нельзя долго прожить и не пойти в Зоопарк. Бывают люди, которые начинают осматривать Зоопарк с самого начала, которое называ­ется WAYIN (ВХОДНАПРАВО), а потом быстро-быст­ро, так быстро, как только могут, пробегают все клетки, пока не подойдут к последней, которая называется WAYOUT (ВЫХОД НАЛЕВО). Но настоящие посети­тели сразу идут к своим любимым животным и подолгу возле них остаются. И вот когда Кристофер Робин идет в Зоопарк, он сразу проходит к тому месту, где живут Белые Медведи и что-то шепчет третьему -- сторожу слева, и тогда двери открываются, и мы пробираемся сквозь темные проходы и поднимаемся по крутым лест-

59


ницам, пока наконец не попадаем к особой клетке. И клетка открывается, и оттуда спешит кто-то коричне­вый и меховой, и с радостным криком "О, Медведь!" Кристофер Робин бросается ему в объятья.

Теперь этого медведя зовут Winnie, что само по себе показывает, насколько хорошо такое имя подходит к медведю, но при этом забавно, что мы уже не можем вспомнить: Winnie назвали потом Пухом или Пуха на­звали потом Winnie. Одно время мы знали, но теперь за­были.

Я как раз дописал до этого места, когда выглянул По­росенок и говорит своим писклявым голоском: "А как же Я?" "Мой дорогой Поросенок", говорю, "да вся кни­га о тебе". "Но она же о Пухе", пищит он. Видите, что творится. Он завидует, думает, что Большая Интродук­ция целиком принадлежит Пуху. Конечно, Пух -- лю­бимчик, бесполезно это отрицать, но Поросенок годится во многих хороших делах, которые Пуху приходится пропускать. Потому что ты не можешь взять Пуха в школу так, чтобы никто об этом не узнал, а Поросенок такой маленький, что помещается в кармане, где его очень удобно чувствовать, когда ты не вполне уверен, сколько будет дважды семь -- двенадцать или двадцать два. Иногда он вылезает и заглядывает в чернильницу, и в этом плане он гораздо в большей мере охвачен образо­ванием, чем Пух, но Пух не берет в голову. У кого-то есть мозги, у кого-то нет, так уж устроено.

А теперь все другие говорят: "А как же Мы?" Так что, может, лучше всего перестать писать Интродукцию и приступить к самой книге.

А. А. М.

60


Глава 1. ПЧіЛЫ

Это -- Эдуард Бэр, в данный момент спускаю­щийся по лестнице, -- bump, bump, bump, -- заты­лочной частью своей головы, позади Кристофера Робина. Это, насколько он знает, единственный способ спускаться вниз; правда, иногда он чувст­вует, что на самом деле можно найти другой спо­соб, если только остановиться, перестать на секун­ду делать bump и сосредоточиться. А иногда ему кажется, что, возможно, иного пути нет. Тем не ме­нее, он уже внизу и рад с вами познакомиться. Winnie Пух.

Когда я впервые услышал его имя, я сказал, точ­но так же, как вы теперь собирались сказать: "Но я думал, он мальчик?"

"Ну да", говорит Кристофер Робин.

"Тогда ты не можешь называть его Winnie"8.

"Не могу".

"Но ты сказал___ "

"Его зовут Winnie-ther-Пуx. Ты что, не знаешь, что значит ther?"9

"А, да, теперь да", быстро говорю я и, надеюсь, вы тоже, потому что других объяснений все равно больше не будет.

61


Иногда Winnie Пуху нравится игра -- спуск по лестнице, -- а порой он любит тихо посидеть перед камином и послушать истории.

В тот вечер__

"Как насчет истории", говорит Кристофер Ро­бин.

"Насчет какой истории?", говорю.

"Не может ли твоя светлость рассказать Winnie Пуху одну?"

"Может, и может", говорю, "а какого рода исто­рии ему нравятся?"

"О нем самом. Потому что он ведь у нас тот еще Медведь!"

"О, понимаю!"

"Так что не могла бы твоя светлость?"

"Попробую", говорю.

Итак, я попробовал.

Однажды, давным-давно, вероятно, в прошлую Пятницу, жил-был Winnie Пух, жил он в Лесу сам по себе под именем Сандерс.

"Что значит 'под именем'?", говорит Кристофер Робин.

"Это значит, что имя было написано у него на двери золотыми буквами, а он под ним жил".

"Winnie Пух в этом не вполне уверен", говорит Кристофер Робин.

"Все нормально", говорит ворчливый голос. "Тогда я продолжаю", говорю.

62


Однажды во время прогулки по Лесу он подо­шел к открытому месту на середине Леса, а в сере­дине этого места стояло огромное дубовое дерево и с верхушки дерева раздавалось громкое гудение.

Пух сел у подножья дерева, положил голову на лапы и стал думать.

Прежде всего он сказал себе: "Это гудение что-то да значит. Нельзя просто вот так гудеть, гудеть и гудеть без всякого смысла. Если оттуда раздается гудение, значит, это кто-то гудит, и я знаю только одну причину, которая заставила бы меня гудеть, -- это если бы я был пчелой".

Он еще довольно долго размышлял и после это­го сказал: "А единственный резон быть пчелой, ко­торый я знаю, состоит в том, чтобы делать мед".

И тогда он встал и сказал: "А единственный ре­зон делать мед состоит в том, чтобы я мог его есть". Итак, он начал карабкаться на дерево.

Он лез, и лез, и лез, и по мере того, как он лез, он пел самому себе небольшую песню. Там было при­мерно так:

Не забавно ли?

Медведю подавай мед.

Зачем он ему!10

Затем он вскарабкался немного дальше... и еще немного дальше... и затем еще немного дальше. Но в это время он придумал уже другую песню:

Забавно, что будь мы, Медведи, Пчелой,

То мы бы спилили деревья пилой.

И, лакомым медом влекомы,

Не лазали б так далеко мы.

63


Тогда бы Пчела (а она же Медведь!), Уставши все время летать и гудеть, Построила тихо берлогу

И в ней бы жила понемногу11.

К тому времени он начал уставать, потому-то он и пел ЖАЛОБНУЮ ПЕСНЮ. Он уже был бы поч­ти на месте, если бы только успел встать во-н на ту ветку...

Crack!

"Ox, на помощь!", сказал Пух, скользнув по вет­ке на десять футов вниз.

"Если бы я только не__", сказал он, подпрыг­нув на следующей ветке двадцатью футами ниже.

"Дело в том, что__", объяснил он, переворачи­ваясь и врезаясь в другую ветку тридцатью футами ниже, "что я имел в виду__"

"Конечно, это было с моей стороны__", заметил он, быстро скатываясь по шести последним веткам.

"Полагаю, что все это от того__", решил он и попрощался с последней веткой, перевернулся три раза в воздухе и грациозно свалился в куст утЈсника, "все это происходит от слишком большой люб­ви к меду. Ох, на помощь!"

Он выполз из куста утЈсника, вынул колючки из носу и снова задумался. И первый человек, о кото­ром он подумал, был Кристофер Робин.

("Неужели обо мне", говорит Кристофер Робин благоговейным шепотом, с трудом отваживаясь в это поверить.

"О тебе".

64


Кристофер Робин ничего не говорит, только гла­за у него становятся большие-пребольшие, а лицо делается пунцовым.)

Итак, Winnie Пух отправился к своему другу Кристоферу Робину, который жил за зеленой дверью на другом конце леса.

"Доброе утро, Кристофер Робин", говорит.

"Доброе утро, Winnie-ther-Пух", говорит Крис­тофер Робин.

"Я вот думаю, нет ли у тебя такой вещи, как воз­душный шар?"

"Воздушный шар?"

"Да, я только что иду и говорю себе, проходя ми­мо твоего дома: "Вот интересно, есть ли у Кристофе­ра Робина такая вещь, как воздушный шар?""

"Зачем тебе воздушный шар?", говоришь ты.

Тут Winnie Пух огляделся, не подслушивает ли их кто, и говорит замогильным шепотом: "Мед!"

"Но ты не можешь достать мед при помощи воз­душного шара".

могу", говорит Пух.

Ладно, тут как раз случилось, что ты был за день до этого на вечеринке в доме своего друга Поросен­ка и там дарили воздушные шарики. Тебе достался большой зеленый шар, а один из друзей-и-родственников Кролика получил большой синий; но он не смог его получить, так как был на самом деле еще слишком молодым, чтобы ходить на вечеринки; и тогда ты принес домой и зеленый, и синий.

"Какой выбираешь?" спрашиваешь ты у Пуха.

65


Тот обхватил голову лапами и глубоко задумался.

"Ведь тут какое дело", говорит. "Когда идешь за медом с воздушным шаром, самое главное не дать пчелам понять, что ты пришел. Теперь смотри, если у тебя зеленый шар, они могут подумать, что это просто часть леса, и тебя не заметят, а если у тебя синий шар, то они могут подумать, что это часть не­ба, и опять-таки тебя не заметят. И вот вопрос: что на что больше похоже?"

"А если они тебя заметят под шаром?", спраши­ваешь ты.

"Могут заметить, а могут и нет", говорит Winnie Пух, "о пчелах ничего нельзя сказать заранее". Он подумал с минуту и говорит: "Я попробую выглядеть небольшой черной тучей. Это их собьет с толку".

"Тогда тебе лучше взять синий шар", говоришь ты. Ну, и вопрос был решен.

Ладно, вы оба пошли с синим шаром, и ты взял с собой свое ружье, просто на всякий случай, как ты всегда делаешь, a Winnie Пух наведался в самое грязное место в Лесу, которое он только знал, и так вывалялся в грязи, что стал совершенно черным. И когда шар надули и он стал большим пребольшим, ты и Пух придерживали его за веревочку, и ты вдруг как отпустишь его -- и Медведь Пух грациоз­но взлетел под небеса и остановился аккурат на уровне верхушки дерева, приблизительно в двадца­ти футах от него.

Тут ты как заорешь: "Ура-а-а!"

A Winnie Пух тебе сверху кричит: "На что я по­хож?"

66


"Ты похож", говоришь ты, "на Медведя, держа­щего воздушный шар".

"Да нет", говорит Пух несколько тревожно, "а на небольшую черную тучу в синем небе?"

"Не очень сильно".

"А, ну, может, отсюда это выглядит по-другому. И потом, как я уже говорил, о пчелах заранее ниче­го не скажешь".

Не было ветра, который прибил бы его ближе к дереву, так он и висит: видит мед, чует его, а достать не может.

Спустя некоторое время он зовет тебя.

"Кристофер Робин!", говорит он громким ше­потом.

"Хэлло".

"Я думаю, пчелы что-то заподозрили!"

"Что именно?"

"Не знаю. Но что-то мне подсказывает, что они стали подозрительны!"

"Может, они думают, что ты пришел за их ме­дом?"

"Может, и так. О пчелах заранее ничего не ска­жешь".

Следует непродолжительное молчание, и потом он зовет тебя опять:

"Кристофер Робин!"

"Да?"

"У тебя дома есть зонтик?"

"Думаю, есть".

"Я бы хотел, чтобы ты поглядывал на меня время от времени и говорил: "Тц-тц-тц, похоже на дождь".

67


Я думаю, если бы ты так сделал, это бы помогло об­мануть пчел".

Ладно, ты про себя посмеялся, мол, "глупый ста­рый Медведь!", но вслух ничего не сказал, уж очень ты его любил, и идешь себе домой за зонтиком".

"О, где ты там!", зовет Пух, как только ты воз­вращаешься к дереву. "Я в тревоге, так как я сделал открытие, что пчелы теперь определенно Подозри­тельны".

"Мне зонтик раскрыть?", говоришь ты.

"Да, но подожди минутку. Надо быть практич­ными. Самое главное, сбить с толку Королевскую Пчелу. Ты видишь снизу Королевскую Пчелу?"

"Нет".

"Жаль. Ладно, теперь, если ты прогуливаешься с зонтиком, говори: Тц-тц-тц, похоже на дождь', а я сделаю то, что в моих силах, -- спою небольшую Песнь Тучи, какую может петь туча... Начали!"

Итак, пока ты ходишь туда-сюда и интересу­ешься, не пахнет ли дождем, Winnie Пух поет свою Песнь:

Сладко спит на небе Туча

В Голубом Краю!

Я тебе погромче песню

Завсегда спою.

"Сладко спать мне, Черной Туче,

В Голубом Краю!"

Горделивой черной тучей

Завсегда лететь12.

А пчелы гудят себе и гудят все так же подозри­тельно. Некоторые из них даже покидают на время

68


свои гнезда и облетают вокруг тучи, и, как раз ког­да начался второй куплет, одна пчела взяла да и се­ла ненадолго туче на нос и сразу опять улетела.

"Кристофер -- Оу -- Робин", -- зовет туча.

"Да?"

"Я только что подумал и пришел к важному за­ключению. Это пчелы не того сортам.

"В самом деле?"

"Совершенно не того сорта. Поэтому я склонен думать, они и мед делают не того сорта, как ты ду­маешь?"

"Кто бы мог подумать?"

"Да. Так что я думаю, надо мне спускаться?"

"Как?", спрашиваешь ты.

Winnie Пух об этом еще не думал. Если он выпу­стит веревку, он упадет -- bump! -- и ему это явно придется не по вкусу. Итак, он долго думает и затем говорит:

"Кристофер Робин, ты должен прострелить шар из ружья. Ты взял ружье?"

"Конечно, взял", говоришь ты, "но если я его прострелю, это его испортит".

"А если ты этого не сделаешь", говорит Пух, "мне придется отпустить веревку, и это меня испортит".

Когда он так повернул вопрос, ты видишь, что дело серьезное, тщательно прицеливаешься в шар и стреляешь.

"Оу!", говорит Пух.

"Я что, промахнулся?", спрашиваешь ты.

"Ты не то чтобы промахнулся", говорит Пух, "но ты промахнулся в шар".

69


"Извини, старик", говоришь ты и опять стреля­ешь и на этот раз попадаешь в шар. Воздух выходит из него, и Winnie Пух приземляется. Но его руки, онемевшие от держания шара, долгое время так и остаются торчать вверх, целую неделю, и, какая бы муха его ни укусила или просто ни села ему на нос, он должен был ее сдувать. И я думаю -- хоть я и не уверен в этом -- вот почему его всегда звали Пух".

"Это конец рассказа?", спросил Кристофер Ро­бин.

"Конец этого. Есть другие".

"Про Пуха и Меня?"

"И про Поросенка, и Кролика, и всех-всех. Ты что, не помнишь?"

"Я-то помню, но потом, когда я пытаюсь вспом­нить, то забываю".

"Помнишь тот день, когда Пух и Поросенок пы­тались поймать Heffalump'a?"

"Они ведь его не поймали?"

"Нет".

"Пух не может, потому что у него совсем нет мозгов. А я поймал его?"

"Это входит в рассказ".

Кристофер Робин кивнул.

"Я-то помню", говорит, "только Пух не очень-то. Вот он и любит, когда ему рассказывают по новой. Потому что тогда это действительно рассказ, а не одно воспоминание".

"Вот и мне так показалось", говорю.

70


Кристофер Робин глубоко вздыхает, берет своего медведя за ногу и выходит из комнаты, волоча Пуха за собой. В двери он поворачивается и говорит:

"Придешь посмотреть, как я принимаю ванну?"

"Может быть", говорю.

"Я ему не повредил, когда попал в него?"

"Нисколечко".

Он кивает и выходит, и через минуту я слышу Winnie Пуха -- bump, bump, bump, -- поднимающе­гося вслед за ним по лестнице.


Глава II. НОРА

Эдуард Бэр, более известный своим друзьям как Winnie Пух, или просто Пух для краткости, однаж­ды, громко хмыкая про себя, гулял по Лесу. Не да­лее как сегодня утром он сочинил небольшую Хмыкалку14. Произошло это во время утренних Уп­ражнений от Тучности, глядя на себя в зеркало:

Tra-la-la, tra-la-la, потягиваясь во всю мочь; и далее Tra-la-la, tra-la-la-ox, на помощь, -la, пытаясь на­гнуться до полу. После завтрака он несколько раз повторил ее про себя, пока не вызубрил всю наи­зусть, и теперь он ее хмыкал уже должным обра­зом. Она звучала примерно так:

Rum-tum-tiddle-um-tum. Tiddle-iddle, tiddle-iddle, Tiddle-iddle, tiddle-iddle, Rum-tum-tum-tiddle-um.

Ладно, он, значит, хмыкает себе Хмыкалку и весе­ло гуляет по Лесу, размышляя, что бы он делал, если бы он был не он, а кто-то еще, но вдруг он попадает на песчаный откос и обнаруживает в нем большую Дыру15.

"Так-так!", говорит Пух (Rum-tum-tum-tiddle-um). "Если я что-нибудь в чем-нибудь понимаю, то дыра -- это Кролик", говорит, "а Кролик -- это Ком-72


пания", говорит, "а Компания -- это Еда и Послушай-Как-Я-Хмыкаю и все такое. Rum-tum-tum-tid-dle-um".

Тогда он просунул голову в дыру и заорал: "До­ма есть кто?"

Из дыры раздался сдавленный шум, кто-то бес­покойно завозился, и затем все стихло.

"Я говорю "Дома есть кто?"", очень громко за­орал Пух.

"Нет!", говорит голос и после этого добавляет:

"Совершенно необязательно было так вопить. Я и в первый раз прекрасно тебя слышал"16.

"Черт возьми!", говорит Пух. "Неужели там во­обще никого нет?"

"Никого".

Winnie Пух вытащил голову из дыры и слегка поразмыслил. И ход его мыслей был примерно та­ков: "Там должен кто-то быть, потому что кто-то должен был сказать "Никого""17.

Он сунул голову обратно в дыру и говорит:

"Хэлло, это ты, что ли, Кролик?"

"Нет", говорит Кролик чужим голосом.

"Но это же Кролика голос?"

"Мне так не кажется", говорит Кролик, "во вся­ком случае, я его не имел в виду".

"О!", говорит Пух.

Он вытаскивает голову из дыры, и ему приходит в голову другая мысль, и он сует голову обратно в дыру и говорит:

"Ладно, а вы не будете так добры сказать мне, где Кролик?"

73


"Он пошел повидать своего друга Пуха-Медве­дя, он его лучший друг".

"Так это же Я!", говорит Медведь, весьма сби­тый с толку.

"Какого рода Я?"

"Пух-Медведь".

"А вы уверены?", говорит Кролик, еще более сбитый с толку.

"Я совершенно, совершенно уверен", говорит Пух.

"Ну ладно, тогда входи".

Итак, Пух проталкивался, и проталкивался, и проталкивался в нору и наконец оказался внутри.

"Ты был совершенно прав", говорит Кролик, ог­лядев его. "Это действительно ты. Рад тебя ви­деть".

"А кто это был, как ты думал?"

"Ладно, я просто не был уверен. Знаешь ведь, как у нас в Лесу. Нельзя пускать к себе кого попало. Надо быть настороже. Как насчет того, чтобы пере­кусить чего-нибудь?"

Пух всегда не прочь чего-нибудь перехватить в районе одиннадцати часов утра, поэтому он с радо­стью наблюдает, как Кролик расставляет тарелки и кружки, и когда Кролик сказал: "Тебе меду или сгу­щенного молока на хлеб?", он настолько взволно­ван, что говорит: "И того, и другого", но потом, что­бы не казаться жадным, добавляет: "Но о хлебе, по­жалуйста, не беспокойся". И после этого на протяжении долгого времени он вообще ничего не говорит... пока наконец, хмыкая довольно-таки

74


липким голосом, он не встает, дружески жмет Кро­лику лапу и говорит, что должен идти.

"В самом деле?"

"Видишь ли", говорит Пух. "Я еще мог бы задер­жаться ненадолго, если -- если ты__", и он с боль­шой надеждой смотрит в сторону буфета.

"Честно говоря", говорит Кролик, "я сам соби­рался идти по делу".

"О, ну тогда я пошел. До свиданья".

"Ладно, до свиданья, если ты уверен, что ты больше ничего не хочешь".

есть что-нибудь еще?", быстро говорит Пух.

Кролик заглядывает под крышки всех мисок и говорит:

"Нет, ничего нет".

"Так я и думал", сказал себе Пух, "ладно, до сви­данья. Мне пора идти".

Итак, он начал пролезать в дыру. Он проталки­вался передними лапами и отталкивался задними лапами и вскоре, в то время как его нос был уже на открытом просторе, его уши... и его передние лапы... а затем плечи, а затем__

"Ох, на помощь!", сказал Пух. "Я бы лучше вер­нулся бы назад".

"Ах, зараза!", сказал Пух. "Лучше уж я полезу дальше".

"Ничего не могу сделать!", сказал Пух. "Ох, на помощь, зараза!"

Ладно, Кролик тем временем тоже захотел выйти и, обнаружив, что передняя дверь забита, вышел через заднюю, обошел вокруг Пуха и посмотрел на него.

75


"Хэлло, ты что, застрял, что ли?", спрашивает Кролик.

"Н-нет", говорит Пух небрежно, "просто отды­хаю и размышляю, хмыкаю вот наедине с собой".

"Ну-ка, больной, дайте-ка вашу лапу".

Пух-Медведь протянул лапу, и Кролик тащил, и тащил, и тащил.

"Ой!", закричал Пух. "Оторвешь!"

"Факт остается фактом", говорит Кролик, "ты застрял".

"Это все из-за того", ворчливо сказал Пух, "ког­да строят слишком маленькие двери".

"Это все из-за того", говорит Кролик неумоли­мо, "когда едят слишком много. Я все время ду­мал", говорит, "только мне не хотелось произно­сить этого вслух", говорит. "И я знаю точно, что из нас двоих это был не я", говорит. "Ну ладно, пойду схожу за Кристофером Робином".

Кристофер Робин жил на другом конце Леса, и, когда они с Кроликом пришли и увидели переднюю часть Пуха, Кристофер Робин и говорит: "Глупый старый Медведь", но таким любящим голосом, что все снова почувствовали себя счастливыми.

"Я только что начал думать", говорит Пух, слегка сопя носом, "что Кролик теперь, возможно, никогда не будет в состоянии пользоваться своей парадной дверью. А мне бы не хотелось этого", го­ворит.

"Мне бы тоже", говорит Кролик.

"Пользоваться парадной дверью?", говорит Кри­стофер Робин. "Конечно, он будет ею пользоваться".

76


"Хотелось бы", говорит Кролик.

"Если мы не сможем вытолкнуть тебя наружу, Пух, то мы протолкнем тебя внутрь".

Кролик встопорщил усы и говорит, что, мол, протолкни они Пуха внутрь, так он и останется внутри, и, разумеется, никто так не рад видеть Пу­ха, как он, но существует, дескать, естественный по­рядок вещей, в соответствии с которым одни живут на деревьях, другие -- под землей, а третьи__"

"Ты имеешь в виду, что я никогда не выберусь оттуда?"18, говорит Пух.

"Я имею в виду", говорит Кролик, "что, зайдя так далеко, жалко останавливаться на полпути".

"Тогда", говорит Кристофер Робин, "есть только одна вещь, которую мы можем сделать. Надо подо­ждать, пока ты снова похудеешь".

"А как же долго я буду худеть?", спрашивает Пух тревожно.

"Да уж неделю, как минимум, придется".

"Но я не могу здесь оставаться целую неделю!"

"Ты прекрасно можешь оставаться здесь, глупый старый Медведь. Это поможет вытащить тебя от­сюда, что довольно трудно".

"Мы будем тебе читать", бодро сказал Кролик. "И надо надеяться, что не будет снега", добавил он. "И я скажу тебе, старина, ты занял большую часть моей комнаты -- так ты не станешь возражать, если я буду использовать твои задние ноги в качестве ве­шалки для полотенца? Потому что они, я хочу ска­зать, висят там без дела, а вешать на них полотенца было бы вполне удобно".

77


"Неделю!", мрачно говорит Пух. "А что я буду есть?"

"Боюсь, ничего", говорит Кристофер Робин, "что­бы быстрее похудеть. Но мы ведь будем читать тебе".

Медведь попробовал вздохнуть, но понял, что и этого ему теперь не дано, настолько туго он здесь застрял, и из его глаза выкатилась слеза, когда он сказал: "Может, тогда читайте мне какую-нибудь калорийную книгу, которая могла бы поддержать Медведя, которого заклинило в Великой Тесноте".

Итак, целую неделю Кристофер Робин читал та­кого рода книгу на Северном окончании Пуха, а Кролик вешал свое полотенце на его Южном окон­чании. Между тем Медведь чувствовал, что стано­вится все тоньше и тоньше. И, наконец, Кристофер Робин говорит: "Теперь!"

Итак, он схватил Пуха за передние лапы, а все друзья-и-родственники Кролика схватились за Кролика, и все вместе они потащили...19

Долгое время Пух говорил только "Оу!"...

И лишь "Ох!"...

И потом неожиданно он говорит: "Оп!", совер­шенно как вылетающая из бутылки пробка.

И Кристофер Робин, и Кролик, и друзья-и-род­ственники Кролика -- все опрокинулась назад один на другого... а наверху этой кучи восседает Winnie Пух -- освобожденный!

Итак, благодарно кивнув своим друзьям, он про­должает свою прогулку по Лесу, гордо хмыкая про себя. А Кристофер Робин посмотрел на него с лю­бовью и говорит: "Глупый старый Медведь!"

78


Глава III. WOOZLE20

Поросенок жил в очень большом доме посереди­не букового дерева, а буковое дерево находилось посередине Леса, а Поросенок жил посередине сво­его дома. Прямо возле дома находился кусок сло­манной доски, на котором значилось: "Нарушитель Г"21. Когда Кристофер Робин спросил Поросенка, что это значит, тот сказал, что это имя его дедушки и что оно хранится как семейная реликвия. Кристо­фер Робин сказал, что не может быть, чтобы тебя так звали -- Нарушитель Г, а Поросенок сказал, что, мол, да, вполне может быть, чтобы тебя так звали, потому что так звали его дедушку, и что это сокра­щение для имени Нарушитель Гарри, которое, в свою очередь, является сокращением полного име­ни Генрих Нарушитель. И его дедушка был облада­телем двух имен на тот случай, если бы одно поте­рялось.

"У меня два имени", небрежно заметил Кристо­фер Робин.

"Вот видишь, это только доказывает мою право­ту", сказал Поросенок.

Однажды в прекрасный зимний день, когда По­росенок расчищал снег возле своего дома, ему слу­чилось посмотреть наверх, и он увидел Winnie Пуха.

79


Пух ходил по кругу, думая о чем-то своем, и, когда Поросенок окликнул его, он даже не остановился.

"Хэлло", сказал Поросенок, "что ты делаешь?"

"Охочусь", говорит Пух.

"За кем охотишься?"

"Кое-за-кем слежу", говорит Пух, весьма таин­ственно.

"За кем следишь?", сказал Поросенок, подходя поближе.

"Вот об этом я сам себя все время спрашиваю. Кто это?"

"И как ты думаешь, что ты себе ответишь?"

"Я должен подождать, покуда я его не выслежу", говорит Пух. "Вот смотри". Он показал на засне­женную землю перед собой. "Что ты видишь?"

"Следы", сказал Поросенок, "отметки лап". Он издал небольшой писк, выражавший возбуждение:

"О! Пух! Ты думаешь, это Woozle?"

"Возможно", говорит Пух, "иногда вроде он, а иногда вроде не он. По следам разве чего скажешь?"

С этими словами он продолжал слежку, и Поро­сенок, последив за ним одну-две минуты, побежал следом. Winnie Пух вдруг остановился, и, нагнув­шись, стал загадочным образом изучать следы.

"В чем дело?", спросил Поросенок.

"Весьма презабавная вещь", говорит Медведь, "но тут, кажется, теперь уже два животных. Этот Кто-бы-он-нибыл присоединился к другому Кому-бы-то-ни-былу, и теперь они разгуливают целой компанией. Чего бы тебе не пойти со мной, Поросенок, на тот случай, если это окажутся Враждебные Животные?"

80


Поросенок весьма грациозно почесал в ухе и го­ворит, что до Пятницы он вполне свободен и будет рад присоединиться к слежке, особенно, если речь идет о настоящем Woozl'e.

"То есть ты хочешь сказать, если речь идет о двух настоящих Woozl'ax", говорит Пух, а Поросенок го­ворит, что, дескать, Что-бы-там-нибыло, до Пятни­цы он абсолютно свободен.

Короче говоря, они пошли вместе.

Тут началась небольшая поросль ольховых дере­вьев, и стало казаться, что эти два Woozl'a, если это были именно Woozl'ы, обошли вокруг рощи; итак, Пух и Поросенок поплелись вокруг этой же рощи за ними. При этом Поросенок рассказывал Пуху о том, что предпринимал его Дедушка Нарушитель Г для того, чтобы избавиться от астмы после длитель­ной слежки, и как его Дедушка Нарушитель Г стра­дал на склоне лет Сердечной Недостаточностью, а также о других не менее увлекательных материях, а Пух размышлял о том, как выглядел этот легендар­ный Дедушка, и что, если, предположим, там, впе­реди, оказались бы Два Дедушки, нельзя ли было бы в этом случае получить разрешение взять хотя бы одного домой и там его держать и что бы сказал по этому поводу Кристофер Робин. А следы все еще тянулись впереди них...

Вдруг Winnie Пух останавливается и взволно­ванно показывает вперед: "Смотри!"

"Чего?", говорит Поросенок, от неожиданности подпрыгивая, но тут же, чтобы показать, что он во­все и не боится, подпрыгивает еще два раза, как будто это он упражняется в прыжках.

81


"Следы!", говорит Пух, "третье животное при­соединилось к двум первым!"

"Пух!", закричал Поросенок. "Ты думаешь, это еще один Woozle?"

"Нет", сказал Пух, "потому что он оставляет другие следы. Это либо Два Woozl'a и Один, воз­можно, Wizzle или Два, положим, Wizzl'a, и Один, если угодно, Woozle. Будем продолжать слежку".

Итак, они пошли дальше, испытывая некоторое смятение, так как нельзя было исключить, что трое животных, преследуемых ими, были полны Враждебных Намерений. И Поросенок очень бы хотел, чтобы его Дедушка Нарушитель Гарри бо­лее, чем Кто-бы-то-нибыло другой, был сейчас здесь, а Пух думал, что как было бы славно, если бы они сейчас вдруг встретили Кристофера Роби­на, но, конечно, совершенно случайно и всего лишь потому, что он так сильно привязан к Крис­тоферу Робину.

И тут совершенно уже неожиданно Winnie Пух остановился опять и хладнокровно облизал кончик носа, ибо чувствовал он жар и смятение больше, чем Когда-бы-то-нибыло в своей жизни. Впереди них тянулись следы четырех животных!

"Ты только посмотри, Поросенок. Видишь их следы? Три Woozl'a, как облупленные, и