а пузырилась на губах. Железный наконечник копья отлетел в сторону. Рюрик замахнулся на всадника, тот поспешно выронил бесполезное копье, ухватил меч, левой рукой укрылся щитом. Рюрик обрушил бешеный удар, щит со звоном разлетелся в щепки. Испуганный конь шарахнулся, Рюрик парировал удар меча. Всадник вздыбил коня, закрылся им. Меч Рюрика с хрустом рассек конскую грудь, брызнула струя крови, обнажились белые кости и желтые жилы. Конь страшно всхрапнул, упал навзничь, придавив всадника. Второй, которого звали Бумторком, мощным ударом снес навес из веток, открылась телега, а в ней -- молодая женщина с испуганными глазами прижимала к груди ребенка... Бумторк зло оскалил зубы -- работа окончена, деньги легкие! -- занес над головой женщины меч. Вдруг сзади воздух прорезал отчаянный вопль. Разбрасывая копытами землю, бился умирающий конь, кровь хлестала из развороченной груди фонтанами, под жеребцом страшно кричал напарник -- кости хрустели под тяжестью жеребца, что осатанело лупил копытами воздух. Вокруг бегал с окровавленным мечом в руке озверелый варвар, орал, пытался достать мечом придавленного, но меч бессильно звенел о стальные подковы коня. Олег опустил руку со швыряльным ножом, ибо Бумторк оставил несчастную беспомощную женщину, с руганью пустил коня на варвара. Рюрик отпрыгнул, ударил мечом, но едва не поплатился, промахнувшись в богатырском замахе. Всадник развернул коня, попытался стоптать пешего. Рюрик орал, плевался, но при всем бешенстве берсеркера на рожон не пер, удары отбивал не только отважно, но и умело. Меч холодно блестел, пот катился по красному лицу. Улучив момент, он полоснул лезвием по горлу коня, из артерии брызнула ярко-алая струя крови с таким напором, что зашипела и пошла паром. Конь грохнулся оземь, всадник едва успел выдернуть ноги из стремян и скатиться по другую от Рюрика сторону. Рюрик в огромном прыжке перескочил тушу коня, тот еще хрипел и скреб копытами, ударил крест-накрест. Враг уже вскочил, попятился, но удары парировал хорошо, взгляд его был мрачным, но не испуганным. Бой был на равных, а он знал себя как самого умелого из северных наемников на службе ромейского базилевса. Рюрик и чужак зло рубились, кружили, скрестив мечи, оба быстро взмокли и отшвырнули плащи, когда наконец за деревьями раздался треск сучьев и что-то мелькнуло. Олег сжал рукояти швыряльных ножей, неслышно скользнул навстречу. Возвращались Асмунд и Рудый, за ними шла Гульча. Поймав пристальный взгляд Олега, зарделась, почему-то отвела глаза. Асмунд тащил в поводу упирающегося чужого коня. Рюрик услышал хруст сучьев, усилил натиск. Противник оглянулся, Рюрик прыгнул, как рысь, обрушил сверкающий меч. Железный шлем раскололся, словно гнилой орех. Лезвие рассекло до челюсти, и Рюрик, оставив меч, торопливо побежал к телеге. Умила одной рукой прижимала перепуганного Игоря, другой до синевы в пальцах сжимала рукоять ножа. Ее лицо было бледным, глаза отчаянными. -- Рюрик... -- Успокой Игоря, -- сказал Рюрик, его грудь вздымалась, как море в бурю. -- Он не должен бояться... От него... слишком многое зависит! Асмунд почтительно принес меч князя, потыкал в землю, очищая от крови. Рюрик вытер мокрый лоб: -- Ну? Где их головы? -- Один удрал, -- ответил Рудый с досадой. -- Таких хитрых я еще не встречал. Здесь все в порядке? -- Все, -- ответил Рюрик резко. -- Я положил двоих, а вы двое -- одного... Эх! -- И одну лошадь, -- сказал Рудый браво. -- Что лошадь... Я две убил. Рудый вопросительно вскинул брови: -- Стоило ли? Я убил -- другого выхода не было, тот убегал. Четыре стрелы пустил, бил сильно -- что за кольчуга у него? А коня пришлось зарубить, чтобы он пешкодралом не скоро добежал до людей... Рюрик крутнулся, как ужаленный, заорал: -- Так возьмите наших коней, догоните! Нельзя, чтобы он привел новых! -- Сразу нырнул в кусты, затем по высокой траве, -- ответил Рудый сожалеюще. -- Асмунд долго звал на поединок, трусом кликал, лаял по-своему, честь бередил, мать и родню вспоминал... Другой бы не стерпел, а этот на крючок не попался. Знающий, матерый! Они обернулись на слабый стон. Царапая землю окровавленными пальцами, из-под мертвого жеребца вытаскивал себя залитый кровью человек. Его меч лежал в двух шагах, обезображенная рука тянулась к нему, и Рудый отбросил меч пинком в кусты. Рюрик досадливо поморщился, взялся за рукоять своего меча: -- Асмунд, ты поспешил очистить... Олег схватил его за руку: -- Я расспрошу. Надо узнать, кто послал и что велел. Рюрик заколебался, острие меча коснулось шеи врага. Тот зло прохрипел, уткнувшись залитым кровью лицом в землю: -- Убей сразу, мразь... Ничего не скажу. Олег опять удержал взбешенного Рюрика, отнял меч и бросил Асмунду. Тот, двигаясь, как медведь, все же на лету ухватил тяжеленный меч точно за рукоять. -- Скажешь, -- пообещал Олег сумрачно. -- Я на тебе попробую кое-какие заклятия. Он выдернул его из-под коня, поволок за кусты. Рудый сорвался с места, ринулся вдогонку, крича: -- Всю жизнь мечтал увидеть, как действуют заклятия!.. Рюрик переставил коней, захваченного у наемников запряг вместо измученного коренника. Из-за кустов раздался страшный крик, в нем не было ничего человеческого, затем -- хриплый стон. Вскоре кусты раздвинулись, показался бледный, как смерть, Рудый. Его шатало, глаза бессмысленно шарили по невинно зеленеющим вершинкам деревьев. Асмунд бросился поддержать соратника, подставил плечо. Рудый слепо водил по воздуху пальцами, вдруг его переломило в поясе, он дико взвыл, изо рта брызнула остро пахнущая желчь. Потом он долго полз на четвереньках к телеге, там сидел совершенно обессиленный, вытирая мокрое лицо пучками травы, а из-за дальних кустов показался пещерник. Лицо его было задумчивым. Увидев вопрошающие глаза Рюрика и Асмунда, он помолчал, отыскал взглядом Гульчу. Она смотрела на него во все глаза, ее нижняя губа была плотно прикушена. Держалась она прямо, ноги чуть заметно подрагивали. -- Он в самом деле почти ничего не сказал, -- ответил Олег, глядя ей в глаза. -- Его и других наняли убить Игоря и Умилу. Уплатили вперед. Кто -- не знает, только обрисовал приметы, да и то слабо... Нанимали в темноте, человек был в капюшоне, голос менял. Асмунд покосился на Рудого, тот взбирался на телегу и сказал уважительно: -- Волхвование, как вижу, сурьезная вещь... Непосвященным даже смотреть нежелательно, верно? -- Верно, -- ответил Олег, думая о чем-то своем. Гульча разжала кулачки, глубоко вздохнула и полезла вслед за Рудым. Асмунд поинтересовался: -- Он умер? -- Да. Но сперва сказал все, что знал. Асмунд перевел взгляд с его одухотворенного лица на трясущегося Рудого, сказал еще с большим убеждением: -- Нужная вещь -- волхвование! Дальше дорога карабкалась по холмам. Даже Гульча вылезала, хватала коней под уздцы, помогала тащить телегу. Ночью большой костер не разводили, обе женщины зябли. Ударили ранние заморозки, все покрылось инеем, лужи замерзли. Гульча влезла Олегу под плащ, тряслась там, стучала зубами. Он спросонья обхватил ее, она тут же заснула, почти помещаясь в его огромных ладонях. Но Олег теперь спал неспокойно, скрипел зубами, поворачивался с боку на бок, и она снова карабкалась к нему в руки, согреваясь от огромного горячего тела. Игорь начал покашливать, захлебываясь в соплях. Утром Олег вздохнул с облегчением: впереди показались крыши Даниловки, городища на перепутье дорог, речного порта для соседних племен. Рудый ожил, охотно указал путь к постоялому двору. Когда повозка подъехала к воротом, заверил Умилу: -- Княгиня, не надо хмуриться! Этот дом с виду неказист, но зато лучший постоялый двор на сотни верст вокруг. Я здесь однажды бывал... гм... по делам. -- Надеюсь, что лучший, -- ответила Умила подозрительно. -- А то я кое-что слышала о постоялых дворах Даниловки. -- Нет-нет, -- горячо заверил Рудый. -- Те непристойные постоялые дворы с продажными девками, бочками пива, горячим вином -- на другом конце города. Туда надо перебраться через речку! -- Я уверена, что ты их хорошо знаешь, -- заметила Умила ядовито. -- Надеюсь, знаешь их только ты один. Она обратила прекрасные глаза на Рюрика, и мечтательная улыбка мигом слетела с лица князя. Умила ровным голосом напомнила: -- Он был здесь позапрошлым летом в твоей свите, мой князь! -- Да, -- подтвердил Рюрик твердо. -- Но от меня не отходил ни на шаг, клянусь! -- Это я и хотела выяснить, -- произнесла Умила совсем ледяным тоном. Она взяла спящего Игоря на руки, понесла его, гордо ступая по деревянным скрипучим ступеням. Рюрик смотрел уныло, Рудый ответил заговорщическим взглядом: не пойман -- не вор, даже пещерник может знать те нехорошие дворы. Рюрик незаметно для жены отмахнулся: мол, пещерник может знать такое, что нам и не снилось, но помалкивает, не портит невинные души князя и его воевод. Асмунд распахнул перед княгиней двери, проводил в зал, выпячивая грудь и грозно сверкая очами на возможных обидчиков. Вечером, когда проверили коней, все спустились в нижнюю палату. Туда набился народ, казалось, не только поселившийся на постоялом дворе, но и со всего городища. Асмунд буркнул, оглядывая зал: -- Народу многовато. И все разные. Не городище -- ярмарка. -- Угадал, -- согласился Олег. -- Как раз сейчас осенняя ярмарка. В этом городище живут только торгом. Покупают, перепродают... Половина домов -- склады. Местные покупают у восточных купцов, хранят их товары на складах, потом продают втридорога северным. Обдирают всех, как водится. Асмунд с любопытством смотрел на черноволосого человека, тот сидел за дальним столом с двумя такими же смуглыми темноволосыми людьми. У них были одинаково длинные носы, выпяченные губы. Все трое были в длинных халатах. -- Кто это? -- спросил он. -- Гевляне, -- ответил Олег безучастно. Он придвинул к себе миску, тщательно вытер деревянную ложку. Асмунд побагровел, глаза выкатились, налились кровью. Его огромные, как детские головы, кулаки сжались с такой силой, что послышался скрип суставов. -- Это те, -- заявил он громким голосом, -- которые поклоняются смоку! Они подло убили бога моего племени! Гульча оглянулась на троих купцов, перевела взгляд на разъяренного Асмунда. Воевода уже начал ощупывать рукоять чудовищного топора, но на поясе висел только крохотный нож. -- Убили? -- спросила Гульча с сомнением. -- Когда это случилось, я просмотрела... Наверное, еще спала? -- Это было пять тысяч лет назад! -- рявкнул Асмунд яростно. Его глаза пропарывали воздух, трое гевлян начали оглядываться. Асмунд запыхтел, начал подниматься из-за стола. Усы встопорщились, глаза округлились, как у разъяренного быка. Гевляне поспешно вскочили, оставив недопитое пиво, ушли, пугливо оглядываясь на огромного гиперборея, что уже раздулся, словно разъяренный дракон. Гульча спросила осторожно: -- Стоит ли сердиться так долго? -- Есть вещи, которые прощать нельзя, -- ответил Асмунд резко. -- Никогда! Он скользнул подозрительным взглядом по ее черным, как смоль, волосам, задержался на точеном носике и пухлых губах, повторил с нажимом: -- Никогда и ни за какие пряники! Олег чувствовал себя усталым, мысленно уже лег в постель, дал отдых измученному телу. Рудый стучал ложкой, вылавливая из огромной миски последние капли супа. Когда хозяин принес на огромном подносе крупного поросенка, Рудый уставился с недоверием, осторожно потыкал ножом: -- Мы кабанчика не заказывали! С чего такая внезапная щедрость?.. Или ты зажарил его месяц назад, но так ни одному бродяге и не сбыл? Хозяин покачал головой, указал на Асмунда: -- Поросенок еще утром бегал, но вот этот князь, когда соскочил с телеги, наступил прямо на него... Задавил. Рудый покосился на смущенного Асмунда, сунул руку в карман, отыскивая кошель с монетами: -- Я могу его заменить. Хозяин осмотрел его внимательно, сожалеюще покачал головой: -- Ты худой да жилистый. Не заменишь... Вот если бы сам князь, который задавил... Рюрик посмеивался, заботливо срезал для Умилы поджаренные корочки хлеба -- она любила их. Олег слушал болтовню спутников краем уха, почти не обратил внимания на выросшие посреди стола огромные кружки с квасом. До Новгорода осталось два-три конных перехода. Послезавтра они должны принять из рук Гостомысла ключ от ворот Новгорода. Не успеют -- рухнет все. Участь славянских племен будет решена бесповоротно, трагически. Он отодвинул пустую кружку, произнес рассеянно: -- Квас был хорош, благодарствую. За столом была тишина, он поднял голову. Все смотрели на него во все глаза. В глазах Асмунда был откровенный восторг. Наконец Рудый скромно кашлянул, сказал благочестиво: -- Святой отец, ты так был погружен в мысли о высоком, что вместо своего кваса... съел моего кабанчика. Олег пожал плечами, все еще в тяжелых мыслях о самом трудном переходе -- последнем, как сквозь толстое одеяло из шкур услышал сочувствующий голос Асмунда: -- Если не смотришь, что ешь, то все одно, что не ел. По себе знаю. Хозяин попятился, в его глазах был ужас и благоговение: -- Говорят, что волхвы не творят чудеса! Своими глазами видел... Один из гуляк в корчме поднял руку почесать нос, шевельнул пальцами, почесал щеку, в задумчивости коснулся мизинцем уха. Олег бросил взгляд в ту сторону, откуда гуляка был хорошо виден. Краснолицый купец с широким темным лицом поднялся, пошел к двери. Из-под короткого плаща-- западного кроя выглядывали ножны широкого меча. Рудый внимательно смотрел на Олега, спросил тихо: -- Что-то случилось? Олег взял кружку с пивом, поднес ко рту, ответил, едва шевеля губами: -- Вон тот, с серьгой в ухе -- чтец по губам. Рудый поднес свою кружку ко рту, закрывая губы: -- Они опасны? -- Не знаю. Пока что замышляют какой-то грабеж. Вряд ли нас касается, но будь наготове. -- Откуда знаешь? -- Язык офеней, -- ответил Олег коротко. Рудый тихонько сказал Гульче, все еще прихлебывая пиво мелкими глотками: -- Я думал, только я знаю язык этих коробейников!.. Они придумали свой язык, чтобы при покупателе тайно вздувать цену, торговаться. Олег почти не слушал. Рудый знал только язык северных офеней, их там называли коробейниками, на самом же деле было много таких языков -- жеста, свиста, птичьего клекота и цвириньканья, а южные офени сохранили много скифских слов и даже киммерийских, которых не помнили сами потомки скифов, растворившись среди славян. Внезапно что-то заставило его поднять глаза. В корчму вошли трое крупных мужчин, заняли стол возле выхода. Еще двое остановились в дверях. Их лица словно высечены из камня, глаза смотрели холодно и оценивающе. Все пятеро двигались с той уверенностью, какую дают доспехи, укрытые под простой сорочкой. -- Готовьтесь, -- шепнул Олег, отхлебнув пива. -- Гульча, верни Умилу. Если легла спать -- тащи силой. Не забудь маленького Игоря. -- Почему я? -- спросила Гульча. Увидела лицо Олега, быстро спросила: -- Что случилось? -- Слева у двери стоит тот, единственный, кому удалось ускользнуть. Асмунд, Рудый, не поворачивайтесь. Держите головы ниже, громко не говорите. Я приведу коней ко входу в корчму. Меня он не видел, не знает, что я с вами. Не поворачивайтесь, что бы со мной ни случилось. Он вылез из-за стола, медленно побрел к выходу. Спину держал сгорбленной, выпячивал живот, руки нелепо болтались. Воины у двери встретили его ощупывающими взглядами, один грубо схватил за руку повыше локтя. Олег поспешно расслабил мышцы, чтобы под пальцами ощутилось дряблое слабое тело. -- Эй, волхв-пещерник!.. Хороша у тебя пещера!.. Ха-ха!.. Не видал двух татей: один с перебитым носом, здоровый, как сарай у бабки, а другой с мордой коня, который из гордости не желает жрать сено? Олег ответил смиренно: -- Боги велят мне зреть в душу, а не на скорлупу. Воин пнул его ниже спины, и Олег, выпав из дверей, прокатился по ступенькам и растянулся во весь рост. Из дверей еще несся хохот, ему кричали вслед веселое, давали похабные советы. Олег медленно поднимался, громко кряхтел, прикидывая, успела ли Гульча пробраться незамеченной к Умиле. Шатаясь, он ушел в темноту, а когда угол сарая скрыл вход в корчму, быстро перебежал к конюшне. Двери были заперты, сторожа он видел в корчме. Олег выдернул железные скобы вместе с засовом, проскользнул в приоткрытые двери. На повозке Рудому заработать не удастся, придется бросить, но и хорошо, иначе Рудый продаст ее так, что за ними весь город погонится с кольями в руках. Когда у славян кончаются доводы в споре, они хватаются за колья или топоры, ибо боги велят начатое доводить до конца. Кони хорошие, но седла пришлось таскать из другого сарая, а еще захватить одежду, одеяла, котел, разные мелочи, без которых выживут мужчины, но Умиле с малым Игорем придется туго... Он оседлывал последнего коня, когда от корчмы раздался крик. Двери с треском распахнулись, одна створка закачалась, трепеща, как бабочка в огне, другая вылетела из проема вместе с человеком в панцире. Тот упал, скатился по ступеням, перевернулся на спину и так остался лежать, разбросав руки. Следом вывалилась целая толпа орущих, размахивающих руками и оружием людей. Одни разбежались, другие продолжали яростно рубить друг друга мечами и топорами. Один, высокий и ревущий, как див, страшно вертел над головой огромным топором, с лезвия веером летели темные брызги. На пороге возникла женщина, она прижимала к груди ребенка. Вокруг нее, словно барс, вертелся высокий воин, молниеносно отражал удары, что сыпались с двух сторон. На него наседали два огромных дружинника, рубашки на обоих лопнули -- то ли от богатырских замахов, то ли от меча Рюрика. Железные доспехи блестели кроваво-красным и мертвенно-бледным -- от пылающих жаровен и белесой луны. Олег бегом потащил коней, ворвался в постоялый двор, закричал: -- Умила, Рюрик! Рюрик оглянулся, в этот миг над его головой взвился меч. Умила вскрикнула в ужасе, но что-то коротко блеснуло в лунном свете, меч упал на пол, его рукоять еще стискивали пальцы. Нападавший страшно крикнул, схватился за обрубок руки с торчащей костью. Гульча отпихнула калеку, побежала к Олегу, брезгливо держа окровавленную сабельку на вытянутой руке. Умила кинулась во двор, Рюрик яростно насел на другого воина, нанося быстрые тяжелые удары. Тот закрывался щитом, пятился, от щита летели щепки, булатные накладки. Во дворе Асмунд и Рудый дрались с целой толпой. Умила добежала до лошадей, Гульча помогла ей взобраться, подала Игоря. Ее глаза горели, как у дикой кошки, она все время поглядывала на Олега. -- Приведи еще коней, -- крикнул ей Олег. -- Я оседлал, они в конюшне! Гульча исчезла. Олег выдернул из потайного чехла швыряльные ножи. Рюрик нанес последний удар, враг сполз по стене, под ним растекалась кровавая лужа. Асмунд вертел гигантским топором, вокруг него был забор из сверкающего булата, уже несколько человек лежали неподвижно, еще трое ползли прочь, оставляя за собой темные дорожки крови. Один из нападающих исчез, вернулся с коротким луком, годным для стрельбы с коня. Быстро наложил стрелу, но тетиву натянуть не успел -- швыряльный нож вонзился сбоку в мягкую шею по рукоять. Лучник упал, никто не заметил -- он был на краю двора в темноте. Послышался конский топот. Гульча бежала со всех ног, таща в поводу двух оседланных коней. Бабскую одежду, которую так ненавидела, сорвала еще в конюшне, оставшись в боевом наряде амазонки. Увидев, что схватка еще длится, запрыгнула в седло, взвизгнула. Увидев ее на коне и с окровавленной саблей в руке, кто-то заорал дурным голосом: -- Поляница! У них еще поляница! Гульча налетела, держа второго коня в поводу, сшибла конями двоих, ударив в спины. Рудый воспользовался тут же: одного молниеносно ткнул острием в горло, другого полоснул острием по глазам. Гульче заорал, дурашливо кривя лицо: -- На кровавой тризне! Всех напоим кровавым вином! -- Дурак, -- крикнула Гульча. -- Прыгай в седло! -- А подраться? -- Не валяй... самого себя! Рудый взлетел в седло с притворным унынием: -- Уже сейчас кричишь, а что будет, когда поженимся? От судьбы не уйдешь, Гульча... Нам просто на роду начертано. Асмунд, пробивайся к пещернику, он кончает молиться. Рюрик рубил уже с коня. Он рискнул оставить Умилу, бросив на Олега яростно умоляющий взгляд, врубился в толпу, насевшую на Асмунда, яростно засверкал мечом, рассекая шлемы, бармы. Асмунд отклеился от стены, пробежал между Рюриком и Рудым, что, вертясь в седлах, как на горячих углях, рубили во все стороны. Олег подставил Асмунду коня, тот кое-как вскарабкался, сопя от натуги и хватая ртом воздух, будто гигантский сом на берегу, тут же заорал, выкатывая глаза: -- Теперя всех порешим! -- Быстро из городища, -- велел Олег. -- Рудый, вперед! Рюрик и княгиня -- следом. Мы с Асмундом прикроем сзади. -- А я? -- вскрикнула Гульча обиженно. -- Где хочешь, -- отмахнулся Олег. -- Тебе все поперек. Кони вихрем пронеслись по улице. В темноте кто-то вскрикнул, исчез под копытами. Сзади внезапно озарилось багровым светом, осветило им дорогу впереди. Черные тени пронеслись впереди, пугая редких прохожих. Конские копыта грозно гремели в ночи. Рудый оглянулся, довольно оскалил зубы: -- Пока вы дрались, аки дети малые, я поджег это гнездо. С детства люблю жечь, меня за это еще тятька порол. -- Мало порол! -- крикнул Асмунд. -- У всех изъяны. Я поджег, кто-то коней спер, несмотря на святость, кто-то бедного поросенка задавил... Асмунд обиженно хмыкнул, пришпорил коня. С грохотом пронеслись из городища, яркая луна озарила далекий лес, широкую извилистую дорогу. Олег оторвался вперед, обнаружил рядом скачущего коня. На нем, пригнувшись, спасаясь от встречного ветра, распласталась Гульча. На Олега не смотрела. Когда выросла стена высоких деревьев, Олег пустил коня шагом, отыскал звериную тропку. Олег быстро высек огонь, поджег лохмотья сухого мха. Гульча молча бросилась к березе, принялась обдирать бересту, усердно царапая ствол, как медвежонок. Сзади слышались голоса, всхрапывание коней. Асмунд проговорил где-то в темноте: -- Рудого нельзя к костру... Его мало секли, он и лес спалит! Рудый не ответил, в кромешной тьме шуршали сухие листья, ветки. Асмунд опустился на четвереньки, звучно хлопал ладонями по земле, отыскивая во тьме сучки. Вдруг разразился проклятиями, тут же злорадно захихикал Рудый. Костер разгорелся, Рудый подбросил новую охапку. Появился злой Асмунд -- без хвороста, ладонь оскоблил о шершавую кору деревьев. Когда все уселись вокруг костра, Олег сказал с мольбой: -- Осталось немного. Потерпите пару дней, в Новгороде заживете по-княжески... Лучше, чем на Рюгене! Они долго сидели, глядя в пляшущие языки огня, отдыхали от скачки. Вдруг Умила вскрикнула, прижала к груди Игоря. В темноте за деревьями светились желтые глаза. Они окружили поляну плотным кольцом. Можно было различить массивные неподвижные формы. Волки подошли к черте, отделяющей освещенную поляну от темного леса. В полосу света вышел огромный волк-вожак. Шерсть на массивной груди поседела, но он явно был еще силен, свиреп, а взгляды, которые бросал на застывших людей, яснее ясного говорили об их участи. -- Мы пропали, -- шепнул Рудый обреченно. -- Асмунд хворосту не набрал в запас, он искал и нашел что-то другое. Есть, правда, почему-то не стал... Вожак смотрел на Олега, в его глазах блестел золотой свет, словно внутри черепа горел светильник. Олег ответил таким же прямым взглядом. Волк чуть наклонил голову, из горла вырвался хрипловатый звук. Олег понял вопрос, хотя говорил с волками очень давно. -- Приветствую тебя с братьями в твоем лесу, -- ответил он по-волчьи. Краем глаза видел, как побелела Умила, закрывая телом сына, как Рюрик и Асмунд бросили руки на рукояти мечей, а Рудый опасливо отодвинулся. -- Почему вы здесь? -- Идем в дальний город, -- ответил Олег, приглушая голос на верхней ноте. -- Мы только идем через ваш лес. - Долго? - Нет, мы пройдем без остановок. Вожак обернулся, рыкнул неразборчиво, верхняя губа угрожающе приподнялась, показывая острые клыки. Олег пристально рассматривал волка. Тот снова повернул к нему голову, шерсть на загривке опустилась, огоньки из красноватых стали золотыми: -- Пусть дорога ваша будет хорошей. Прощай, Старший Брат. Мне есть что рассказать по возвращении. Он шагнул вперед, лизнул руку Олега. Олег погладил лобастую голову, пропустил между пальцев чистую плотную шерсть. Волк мгновение стоял, закрыв глаза, потом вздохнул, повернулся, в два огромных прыжка скрылся в темноте. Темные плотные силуэты колыхнулись, странные желтые глаза начали исчезать. Рюрик со стуком бросил меч в ножны. Рудый шумно перевел дух, повернул к Олегу бледное лицо с выпученными глазами: -- Ну... Эти серые на офеней не больно похожи. -- Они ушли, -- сказал Асмунд язвительно, -- потому что услышали от тебя какой-то странный запах. -- От меня? -- удивился Рудый. -- Что-то не видел, чтобы ты мылся после штурма стен Твердыни... Святой пещерник, ты знаешь язык и этих офеней? Олег сказал неохотно: -- Они охраняют собственные земли так же, как Твердислав или любой другой князь. Хотели узнать, не собираемся ли рыть здесь логовища... -- И ушли, когда ты заверил, что не будем ухлестывать за их девками? Да-а, а еще говорят о кровожадности волков! Овечки рядом с Твердиславом. Или с Асмундом. Верно, в отшельничестве что-то есть. Когда наберусь грехов достаточно, обязательно уйду в пещеры! Асмунд удивился: -- Сколько тебе надо? Ящеру в дядьки годишься! Сложи свои грехи на его горный хребет, у того спина хряснет, как лучинка под колесом. Самого Чернобога посрамишь! Или киваешь, что святой отец пошел в пещеры лишь потому, что грехов было... гм... Рудый посмотрел в сторону исчезнувших волков, отчаянно помотал головой. Человек, сумевший своей святостью защитить от серых, всегда был непорочным! На рассвете они спустились в укрытую от ветров долину. Там в самом зеленом месте высились амбары, виднелись даже трехповерховые. Жилые домики выглядели рядом совсем крохотными. Рудый потер ладони, сказал оживленно: -- Сюда приезжает князь на полюдье! В эти амбары свозят со всех концов меха, мед, мясо, шкуры, ожерелья... Асмунд тоже начал смотреть на огромные склады с интересом. Олег сказал с неудовольствием: -- Сейчас не до этого. Смири свои волчьи порывы. Рудый с обиженным видом пожал плечами: -- Ну... я ничего такого не замышлял... -- В самом деле? -- не поверил Олег. -- Ты тяжело заболел? Они обогнули деревушку, пробираясь между деревьями. Умила сердилась, стала раздражительной и плаксивой. Игорь много времени проводил теперь у Гульчи на руках, поднимал рев, когда их разлучали. Мужчины терпели молча, сцепив зубы. До Новгорода остался всего день хорошей езды на конях. От силы два. Олег предложил войти в деревушку с другой стороны, а выйти с этой, сбить погоню. -- А в селе сразу в корчму? -- предложил Асмунд. -- До корчмы эта деревушка еще не доросла, -- пробурчал Рудый с презрением. -- Если есть, где выпить, то лишь у войта. -- Тогда к войту? Рудый поморщил нос, сказал раздумчиво: -- У местных старост в каждой бочке с пивом плавает по десятку утопших крыс, не считая мух, комаров, птичьего помета... Олег оглядел свой маленький отряд: -- Если даже Рудый отказывается от пива, то силы есть. Проедем эту весь. Потерпите! Скоро Новгород! ГЛАВА 27 Страх и подозрительность чувствовались в самом воздухе. В каждой веси, через которые проезжали, видели вооруженных людей. В двух весях встретили на околице крепкие мужики с топорами в руках. Их лица были недружелюбными, глаза обшаривали путников подозрительно. В третий раз, когда столкнулись с такой заставой, усталый и взвинченный Рюрик рявкнул раздраженно: -- Прочь с дороги, смерды!.. Нас четверо и две женщины с ребенком -- какой от нас вред? Нам только преклонить головы на ночь, купить еды. За ночлег и еду заплатим. Если не расступитесь, то, клянусь Перуном, сметем с пути, хоть вас семеро! Мужик стоял посреди дороги, в руках блестел огромный топор. Он еще шире расставил ноги, лицо исказила зловещая улыбка. Олег ожидал услышать ругань, но мужик лишь рявкнул зло: -- Иваш! Степан! Справа и слева по обе стороны дороги из-за сваленных деревьев поднялись кудрявые головы. Кривичи, судя по всему, -- каждый кривил левый глаз, целясь правым. Длинные стрелы с железными наконечниками остро смотрели на чужаков, каждая тетива была оттянута до уха. -- Мы друзья! -- сказал Олег громко. -- Я волхв-пещерник, видите сами. Мы смертельно устали, у нас больны женщины, ребенок... Но если вы не пропустите нас, мы смиренно объедем стороной. Игорь на руках Гульчи заревел во весь голос, обиженно потер ягодицу. Мужик поглядел на Гульчу подозрительно: -- Иваш, всех держать на прицеле. Святого пещерника в особенности, у меня глаз на таких наметан. Возле них всегда черти крутятся! А вы, бродяги, завертайте оглобли! Олег придержал Рюрика, который налился злой кровью и рвал из ножен меч: -- Уходим. Не надо сердиться. Рюрик бросил на него возмущенный взгляд, но пещерник уже повернул. Гульча ухватила коня Умилы под уздцы, пустила следом за Олегом, Асмунд толкнул Рудого, они повернули коней. -- Как он тебя, -- покрутил головой Асмунд. -- Как в воду глядел! Возле святых, мол, завсегда что-то такое крутится. Такое-эдакое, сам понимаешь... -- Ты к нему едешь ближе, -- напомнил Рудый. -- Может быть, это о тебе? А какой князь у нас, а? Орел, верно? Который деревья клюет. -- Горяч, -- согласился Асмунд, не поняв намека. -- В походы никогда не берет обозы. Но ежели война в самом деле кормит сама себя -- а она кормит! -- то чего таскаться с запасами? Рюрик, однако, понял громко сказанный намек, поспешно подъехал к Умиле, обнял, сказал виновато: -- Прости... Забываю обо всем, когда гнев бьет в голову. Они объехали и эту весь, заночевали в лесу. Олег с помощью Асмунда насобирал ягод. Рудый сбил стрелами двух рябчиков. Вернулся чубатый воевода какой-то смущенный. Асмунд спросил подозрительно: -- Это все? Ничего не подстрелил? -- Да не, почему же... Козу подстрелил, -- ответил Рудый вяло. -- Козу? -- удивился Асмунд. -- Дикую? -- Да не то чтобы уж очень дикую... Совсем диким оказался хозяин козы. Костер разожгли покрупнее, потому что Умила часто кашляла, в груди у нее хрипело, она теперь постоянно зябла, куталась в оба плаща: свой и мужа. Олег поджег длинную сушнину, вместе с мужчинами натаскали гору сухих веток. Перед сном Рудый долго гнездился, подтыкивая шкуру со всех сторон, уже засыпая, поинтересовался: -- Скажи, мудрый волхв, что нужно, чтобы прожить сто лет? Или тысячу? Олег подумал, ответил медленно: -- Не пей вина, пива, медовухи, не бегай по бабам, не играй в кости, не дерись... -- И проживу? -- Нет, но так покажется. Рудый возмущенно фыркнул, укрылся с головой. Из-под шкуры донесся глухой голос: -- Пусть вам приснятся вещие сны!.. Я, правда, не люблю заглядывать в грядущее. -- Правильно делаешь, -- одобрил Асмунд. -- Что за радость рассматривать себя на виселице с высунутым языком? -- Вещих снов не бывает, -- пробурчал Рудый из-под шкуры. -- Бывают только плохие. -- Ты веришь в плохие сны? -- удивился Асмунд. -- Конечно, верю, -- отозвался Рудый убежденно. -- С той поры, как меня сонного обокрали! Рюрик заботливо укрыл Умилу, Игоря взял к себе на колени. Голос князя был задумчивым: -- Прошлую ночь мне приснился вещий сон, но только наполовину вещий. Мне снилось, будто я несу тяжеленный мешок золота. Несу на гору, правая рука разнылась, плечо просто онемело... Проснулся: золота нет, а плечо и правая рука в самом деле болят! После скудного завтрака снова выехали на дорогу, почти сразу увидели густой дым вдалеке. Горела весь. Дважды Олег уводил отряд в лес: по дороге проносились конные дружинники, а позади поперек седел везли раненых и убитых. Когда подъехали к Шаруграду, крупному городищу, еще издали заметили черные клубы дыма. Из-за бревенчатой городской стены несло гарью, слышался звон оружия, ржание испуганных коней. Ворота были распахнуты настежь, трупы стражей лежали поперек дороги, земля под ними пропиталась кровью. Упершись спиной в ворота, сидел старший дружинник. Он был утыкан стрелами так густо, что походил на гигантского ежа. Бледный, как мел, он умирал в луже крови. -- Кто в городе? -- крикнул Рюрик. Воин пошевелил синими губами. В уголке вздулись красные пузыри, он сипло закашлялся, на квадратный подбородок брызнули сгустки крови. -- Под личиной купцов... Если вы... спасите князя Годоя... Губы застыли, как на морозе, последняя струйка крови иссякла. Рюрик зло выругался, сдавил шпорами бока коня, вихрем пронесся в городище. Асмунд вытащил топор, и все -- согласно или несогласно -- помчались за князем. На улицах было странно тихо, окна плотно закрыты толстыми ставнями. Шум схватки доносился от центра городища, оттуда ветер принес запах дыма и гари. Маленький отряд галопом ворвался на площадь, где яростно рубились около двух сотен воинов. В середке дрались, окруженные со всех сторон, бородатые воины в остроконечных шлемах -- все в добротных доспехах, крепкие, явно дружинники. Их окружили воины в шеломах, похожих на чугунные горшки. Над головами мелькали копья, топоры и странно изогнутые посередине мечи. Железо сшибалось со звоном и жутким лязгом, страшно кричали раненые. В воздухе висела тяжелая брань, кроме гари пахло кровью и потом. Асмунд спросил жадно: -- Мы за которых? А Рудый пробормотал: -- Что-то не узрел родни... На миг Олег ощутил симпатию к пронырливому воеводе, глупо и очень по-славянски лезть в междоусобную свару соседних племен, рисковать головами, в двух шагах от цели свернуть в сторону, забросить все, ради чего пролили свою и чужую кровь... -- Наши в середке! -- закричал Рюрик. -- Всегда правы те, кто в меньшинстве!!! По беде! Слава! -- Слава! -- заревел Асмунд страшным голосом. -- Как благородно, -- пробурчал Рудый иронически. Рюрик и Асмунд пустили коней в галоп. Рудый вздохнул, вытащил сверкающую саблю и нехотя послал коня следом. Олег взял в руки лук, поправил за плечами колчан. Полянина учат с трехсот шагов попадать в тыкву, а еще пять стрел должны быть в воздухе. Олег помнил свои слезы, но с тех пор научился держать в воздухе семь стрел, прежде чем первая срывала подвешенное на нити обручальное кольцо... Рюрик с воеводами ворвались в плотную толпу, оставляя за собой широкую просеку. Нападающие были пешими, тяжелый меч Рюрика молниеносно падал сверху направо и налево, с хрустом рассекая железные шлемы. Асмунд с ревом обрушивал страшный топор, разрубал противника до пояса. Рудый легко помахивал саблей, но вокруг него опускались на землю чаще, чем от длинного меча князя или тяжелого топора воеводы. Олег, остановившись в стороне от боя, бил стрелами прицельно, выбирая лишь тех, кто замахивался дротиком, кто подкрадывался к русичам со спины, кто бросал меч и хватался за лук. Гульча азартно вскрикивала рядом, глаза горели, как у лесного зверя, маленькие кулачки сжимались. Нападающие не думали о внезапном ударе в спину. Рюрик с воеводами в первые же мгновения сразили десятка два воинов. Наконец нападающие повернулись и взяли их самих в кольцо. Князь Годой заревел, как раненый лев, смахнул кровь с лица и ринулся на соединение с неожиданными союзниками, страшно размахивая секирой. За ним бросились воины, в последнем усилии опрокинули редеющую стену врага. Гульча возбужденно схватила Олега за руку: -- Почему не стреляешь? -- Они люди, -- ответил Олег глухо, -- не мишени! Часть нападающих бросили мечи, метнулись врассыпную в переулки. Оставшиеся сражались яростно, однако князь Годой и воины уже воспрянули духом, налегли из последних сил. Еще несколько человек упали под их мечами и топорами. Гульча повернулась к Олегу, глаза ее странно блестели: -- Они даже не замечают, что этой победой обязаны тебе! -- Они сражаются сами. -- Не понимаю тебя! Как только мы соединились с этими тремя руянами, ты даже не вытаскивал свой меч. Ты всегда в тени! -- Я пещерник! -- напомнил ей Олег настойчиво. -- Пещерник! Когда не было другого выхода, я взялся за меч. А теперь воюют те, кто... только воины. Люди Годоя с князем потеснили оставшихся врагов, окружили. Годой закричал громовым голосом: -- Бросай оружие! Кто сдается, будет пощажен! Один из воинов, молодой парень с чистым, как у девушки, лицом, поспешно уронил меч. Его сосед ухмыльнулся, взмахнул топором, и голова паренька покатилась под ноги. Олег быстро схватил лук, стрела исчезла с тетивы, а появилась в голове убийцы: оперение торчало из левого уха, наконечник высунулся из правого. Годой выругался, его воины навалились на противника, начали вырывать мечи, бить плашмя обухами топоров. Когда схватка затихла, Годой поманил отрока -- тот в стороне с трудом удерживал двух пышно убранных коней. Рюрик с воеводами вернулись к Умиле, она держалась за спинами Олега и Гульчи. Игорь спокойно спал, улыбался до ушей. Губы Рюрика поползли в стороны: -- Воин растет! Звон мечей слаще колыбельной. Годой подъехал медленно, настороженно, жеребец пугливо раздувал ноздри, чуя кровь на седоке. Глаза князя с удивлением и беспокойством обшаривали возбужденные лица пришельцев. Взгляд его остановился на Рюрике. Годой медленно заговорил, угадав наиболее знатного: -- Боги прислали вас вовремя! Впрочем, мы и сами уже добивали остатки. Но кто вы? Я не знаю таких могучих витязей ни среди лупов, ни среди драбичей, ни даже среди пастернаков... Он бросил подозрительный взгляд на Рудого. Тот чистосердечно улыбнулся, но поводьями и шпорами заставил коня пятиться, встал позади Рюрика и Асмунда. Рюрик открыл было рот, но Олег оттеснил его конем, ответил с поклоном: -- Мы странники. Велики наши грехи, едем поклониться святыням. Годой снова бросил испытующий взгляд в сторону Рудого, понимающе кивнул: -- Ежели вы такие же праведники, как вон тот... Вам надо торопиться, а то грехи задавят. Рюрик оглянулся на Рудого, тот что-то нашептывал на ухо Гульче, она краснела и хихикала. -- Его и здесь знают? Годой нехорошо улыбнулся: -- Будьте готовы, что к вам прибегут матери обесчещенных дочерей, обворованные купцы, обманутые женщины... Вообще ждите много интересного. Торговые лавки закроются! Это не война виновата -- ее переживем: значит, на улицах нашего городища гуляет на свободе Рыжий Волк. Рюрик с отвращением взглянул на Рудого: -- Ты как чума на наши головы! Хоть когда-либо в жизни что-то сделал доброе? Рудый ответил обидчиво: -- А разве благодаря мне десять человек в этом племени не получат от князя Годоя по пять серебряных гривен лишь за то, что гоняются за мною? Годой с безнадежностью развел руками: -- Зря выбросил деньги... Я прошу вас быть моими гостями. Весь небольшой теремок в вашем распоряжении. Теремок Годоя оказался добротным теремом. Каменный фундамент, толстые бревенчатые стены, зарешеченные окна-бойницы. На крыше -- бочки со смолою, тяжелые горы булыжников. Перед князем и гостями услужливо распахнули ворота, гридни перехва