белую стену. Торчащие уши еще слабо виднелись впереди, но с боков раздавалось жутковатое уханье, топот, вроде бы и не родной конский, зловеще звякало, лица сразу покрылись капельками влаги, а потом и вовсе водяной пленкой, под ногами чавкало как в болоте, а оглянувшись, трудно было рассмотреть даже свой хвост, то есть, хвост своего коня. Лишь далеко впереди раздавался настойчивый голос, что звучал словно из-за дальнего леса, хотя молодой король должен был ехать всего на два-три конских корпуса впереди. Олег слышал за спиной шепот множества голосов, что бормотали одну и ту же молитву. Судя по всему, никто дальше трех первых слов не знает, рыцари тоже люди, но зато все чувствуют себя как бы под добавочным доспехом. -- Вперед, вперед,-- слышался голос Томаса.-- Нас ничто не остановит. Олег сказал негромко: -- Да туман-то обыкновенный. Ничего чародейского. -- Правда? -- Чем хошь поклянусь. -- Знаю я твои клятвы! Но спасибо, утешил. А то уже мороз по шкуре пробрал. Олег покачал головой: -- А мне кажется, ты только рад, что кто-то пытается встать у тебя на дороге. Томас оглянулся по сторонам, понизил голос: -- Сэр калика, признаюсь честно. Король из меня, как из сарацина священник. Не рожден я править, моя рука привычна к мечу. Но сейчас взялся, ведь остальные еще хуже. Ты погляди на их рожи! Да и надо свой родовой замок поправить! А там поглядим. В тумане копыта стучали совсем глухо, конские фигуры расплывались. Наконец белый мрак стал таким плотным, что Томас уже не различал даже уши своего коня. Впереди слышались растерянные голоса рыцарей, в плотном тумане не видно даже конских копыт, не то, что дороги, и тогда послышался властный уверенный голос старого Макдональда. Судя по радостным голосам, он взялся вести отряд напрямик без всякой дороги. Томас успел подумать, что странновато это, как это выведет без дороги, даже птицы в тумане сбиваются с пути, но впереди уже загрохотали копыта, а рядом калика чему-то загадочно усмехнулся и тоже послал коня вперед. Когда туман начал рассеиваться, Томас с облегчением увидел, что не потерялись, едут плотной группой, а вдали из редеющего тумана уже проступают крыши замка. Под копытами прошмыгнул юркий зверек, Томас бросил: -- Деревня близко... Хорек явно за курами охотится. Кто-то из рыцарей поправил почтительно: -- Это суслик. Томас не успел буркнуть, что ему все равно, как раздался грозный окрик Макдональда: -- Король сказал "Хорек"!. И никаких сусликов. В ответ Олег услышал только невнятное бормотание, рыцарь оправдывался, объяснялся, а строгий голос Макдональда приобрел отеческие нотки: -- И вообще, доблестный рыцарь, голова у рыцаря, чтобы думать, а мозги, чтобы соображать. Поправлять короля, это вам чревато боком, а мне неловко, все-таки я сам отбирал отряд сопровождения... Эх, вывести бы вас в чистое поле, поставить лицом к стенке да зарубить к чертовой матери, чтобы на всю жизнь запомнили!. -- Да я... -- Молчать, когда вас спрашивают! Я тебе руки оборву, чтобы не болтал когда попало. Над замком колыхалась странная черная туча. Ее заносило то вправо, то влево. Время от времени от нее отрывались и падали вниз темные точки. Когда подъехали ближе, кто-то из рыцарей громко ахнул, узнав невиданную стаю черных воронов. -- К добру ли? -- прошептал он.-- О, Езус Кристос... Томас зло бросил: -- Конечно, не к добру! Но для тех, куда едем. Мост был поднят, а над воротами блестели шлемы. Томас сорвал с луки седла боевой рог, громко и страшно протрубил, могуче раздувая щеки. Рев пронесся долгий и грозный, в нем были свирепость дикого зверя, жажда крови. Однако со стены крикнули достаточно нагло: -- Кто такие? Томас сказал люто: -- Ваш король! И если сейчас же не откроете ворота во всю ширь, то клянусь святым гвоздем в рукояти моего меча, разрушу ваш замок, смету холм, а на этом месте велю вырыть озеро, где поселятся жабы! Олег ощутил, как вздрогнули и застыли рыцари за его спиной. Томас был страшен как бог англов прошлых лет, свирепый и грозный, а ладонь его уже метнулась к грозному мечу. Он напомнил: -- У тебя ж давно того гвоздя нету. -- Да ладно тебе,-- огрызнулся Томас.-- Что за мелочный человек! На воротах уже задвигались, началась суета. Вниз крикнули торопливо: -- Сейчас откроем! Сейчас... Послышался хрип, Томас увидел, как высокий воин ударом кулака в железной рукавице вогнал шлем говорившего в плечи. Воин повернулся к пришельцам, лицо было грозное, с пылающими очами, крикнул громовым голосом: -- Никто не смеет... Томас и его рыцари видели, как в слабом рассвете за спиной великана блеснули острые копья. Воин выгнулся от предательского удара, быстро повернулся и ухватил одного за горло, но второй налег на копье, и дерзкий рухнул с высокой стены, увлекая жертву. Конь Томаса вздрогнул, когда два тела с металлическим звоном грохнулись в вытоптанную землю. Наверху была суета, снова торопливо крикнули: "Сейчас, сейчас...", ворота начали открываться. Заскрипело, загремели цепи, подъемный мост пошел вниз как гигантская челюсть. Вход открывался темный, тесный. -- Не западня ли,-- пробормотал Макдональд.-- Пусть сначала проедут люди, потом поедем мы. Томас поколебался, но перед глазами встала Ярослава, он ощутил такую острую боль в сердце, что стиснул челюсти, чтобы не выдать себя криком. Выдавил сквозь зубы: -- Гадать некогда. Идем. Бревна моста глухо вздрагивали под конскими копытами. По обе стороны ров был глубок, заполнен водой, со дна просматривались сквозь мутную воду острые колья. Над воротами в башнях были узкие отверстия для арбалетчиков, а немного погодя виднелись еще одни ворота. Томас нахмурился, подозревая предательство, но створки тех ворот медленно пошли в стороны. Когда миновали ворота, вороний крик стал оглушительным. Черные тени мелькали над головами, перечеркивали ясный свет солнца. Больше всего ворон вилось над угрюмой башней, что одиноко высилась на темной стороне замка. Таких башен было четыре, но от южной веяло злом, могильным холодом. За воротами дорогу перегородил коренастый немолодой воин. Лицо суровое, в шрамах, глаза бывалого и опытного рубаки -- холодные, прицельные. Рядом с ним и за его спиной маячили еще с десяток, все в неплохих доспехах и с боевыми топорами, но Томас обращал внимание только на этого человека, в глазах которого были достоинство и верность своему сюзерену. -- Я -- сэр Малькольм,-- сказал он Томасу.-- Брат Клотильды и дядя Мангольда. Замок вверен в мое распоряжение. -- Я Томас Мальтон из рода Мальтонов,-- ответил Томас резко.-- На всеобщем воинском сборе я провозглашен королем. Со мной лучшие из рыцарей, достойнейшие представители знатнейших родов королевства. Я приехал повидать Клотильду. Сам Сатана не сумеет мне помешать сделать то, ради чего я приехал. Сэр Малькольм поклонился, но в голосе его прозвучала насмешка: -- Боюсь, сэр король, что это невозможно. Макдональд бросил, набычившись, предостерегающее: -- Если вам, сэр рыцарь, не нравятся ваши гости, мы вам устроим более другие! А Томас вытащил меч, луч солнца жутко блеснул во всю длину лезвия размером с потолочную балку. Голос его был свиреп как у сарацина перед боем за торжество веры ислама: -- Да, ты не был на сборе. Но отныне это мое королевство. И всякий, кто противится воле короля, умрет! Сэр Малькольм, не двигаясь с места, сказал невозмутимо: -- Я не был на собрании воинов, но это не значит, что не признаю волю знатнейших рыцарей. И хотя я сам предпочел бы другого короля, но сейчас говорю: добро пожаловать во владения Мангольдов, где неделю тому прекратился древний род этих великих воинов! Он слегка поклонился, отступил, давая дорогу. Расступились и другие, хотя смотрели зло, угрожающе, позвякивали мечами и топорами. Томас слез с коня, швырнул поводья в лицо Малькольму. Часть рыцарей спешилась вслед за королем, другие зорко посматривали по сторонам, выискивали засевших арбалетчиков. Макдональд с высоты седла критически оглядел сэра Малькольма: -- В каком вы виде, рыцарь? Перед вами целый король стоит!.. А вы и ухом не моргнули! И не трясите мордой лица, если хотите и дальше сохранить какую-то власть и влияние. Томас, не слушая дальше, бегом бросился в черную башню. Олег догнал уже на ступеньках. Сзади топали трое или четверо рыцарей. Томас бросил через плечо встревожено: -- Одного я не понял... Он сказал, что невозможно поговорить с Клотильдой, мерзновеннейшей из ведьм, но пропустил меня свободно! Олег крикнул вдогонку: -- Ты что, ворон не видел? -- Видел... Томас осекся. Смертельная бледность залила лицо, он как ветер понесся по винтовой лестнице. Олег, хоть и не тащил на себе два пуда железа, едва поспевал: Томас как горный козел прыгал через две ступени. Рыцари сразу отстали так, словно шестой день взбирались на Мировое Дерево. На верхней площадке была только одна дверь. Возле нее виднелась сгорбленная фигурка священника, тот сидел на корточках. Обе руки бережно прижимали к впалой груди толстую книгу в латунном переплете. Увидев взбегающих вооруженных людей, испуганно вскочил, побелел лицом. -- Еще жива? -- крикнул Томас, задыхаясь и хватая ртом воздух, как глубокодонная рыба. -- Еще...-- пролепетал священник, его трясло, он с ужасом оглядывался на дверь. Олег уловил слабый запах серы, горелой смолы.-- Но она... гонит меня... Томас спросил быстро: -- Тебя или твою книгу? Не дожидаясь ответа, рывком распахнул дверь. По ушам стегнул злобный крик ворон, пахнуло дымом, донесся далекий сдавленный хохот, слабый стон, скрежет. Потом в полумраке прорисовалось окно, но по ту сторону так часто мелькали черные тени, что Томас не сразу разглядел широкое ложе с роскошными звериными шкурами, расшитыми подушками. Олег вошел следом в тесную комнату, стены круглые, окна забраны железными решетками. На ложе, только сейчас разглядел, иссохшая безобразная старуха с крючковатым носом, щеки впали, выпученные глаза с ужасом смотрят в потолок. Руки дергаются, пальцы мнут шкуру с такой силой, что слышится скрип. Олег сказал быстро: -- Закрой дверь! Томас послушно притянул за собой дверь. Пальцы старухи сразу затихли, а из высохшей груди вырвался глубокий вздох. Веки начали закрываться. Томас вскрикнул: -- Погоди!.. Я приведу священников, дабы отмолили твои грехи, но ты за это... Ведьма прошептала тихо, но ее свистящий шепот был похож на шелест ползущей гадюки, и Томас умолк на полуслове. -- Поздно... Меня ужасает вид Книги... меня терзают слова Откровения... меня сжигает... Томас перебил: -- Все равно! Что-то всегда можно сделать. Давай договоримся. Ведьма прошептала, не поднимая век: -- Ночами я творила черное... кровь младенцев... крылья упырей... кости самоубийц из чужих гробов... за что не найду покоя в своем... -- Ну-ну,-- перебил Томас с гневным отвращением,-- наш прелат говорит, что раскаяться можно и в последний миг жизни. Ее шепот был едва слышен: -- Брехня... Что натворил, то натворил... Но я прошу... Святой водой обрызгайте мой труп, тогда мне будет нипочем... И гроб мой окропите... И саван... и черный весь покров... А гроб из толстого свинца, семью толстыми обручами оковать... внести во храм и пред алтарем прибить к помосту на штырях железных... еще и цепями приковать толстыми, как змеи... И цепи тоже окропите... И пусть священники три дня и три ночи кряду читают заупокойные о моей душе... чтоб сорок на хорах... и свечи чтоб горели... Рыцари за спиной Томаса начали переговариваться, ведьма совсем обнаглела, хоть это и ее замок, но такие почести разве что епископу, да и то не всякому, а разве что близкому друге папе... -- Чтоб во все колокола,-- продолжала ведьма угасающим голосом,-- чтоб заперта во храме дверь была... Чтоб воскуряли фимиам во славу бога... чтобы все двери и окна крепкими запорами... до восхода солнца... Всех священников одари... пусть поют трое суток... И тогда все -- твое! Земли Мангольдов, замок, подвалы... Шепот оборвался. Лицо исказилось, она с ужасом смотрела в потолок. Томас хмуро кивнул, отступил на шаг, указал калике взглядом на ведьму. Олег покачал головой, брезговал или боялся покойников, и тогда из-за спины Томаса выступил неустрашимый Макдональд, провел ладонью по лицу ведьмы. Ее веки опустились. -- Видите,-- прошептал Томас своим рыцарям укоряюще.-- Старик, а не боится ведьмы. Рыцари мялись, только один пробормотал: -- Так то Макдональд... Она ему еще и не то позволяла. -- Опустить ли, задрать ли,-- бросил второй, оправдываясь.-- Потому он и дорогу в тумане... Ваше величество, вы в самом деле проявите такую неразумную щедрость? Томас сказал надменно: -- Почему нет? Все-таки мы отбираем в свое распоряжение... э-э... принимаем под свою милостивую длань немалые земли с селами, лугами, мостами, дорогами, лесом и двумя озерами. Да один этот замок чего стоит! Сэр Макдональд, ты возьми на себя заботу выполнить последнюю волю усопшей. Не скупись на священников, колокола пусть не умолкают, не оглохнем, свечи доставить самые толстые из чистого воска, кузнецы пусть спешно куют цепи... Да увидит весь народ и все знатное рыцарство, что король не хранит зла на мерзавца, который пытался убить его так подло! Глава 3 Церковь высилась из массивных каменных глыб, между камнями зеленел мох, узкие окна забраны толстыми железными гратами. Колокольня, высокая и тоже великолепно приспособленная для обороны, примыкала слева. По винтовой лестнице можно подниматься только по одному, защитить легко, а стрелки за верхним парапетом могут держать под прицелом весь двор. Замок висел на воротах пудовый. Священник ключ отыскал нескоро, а когда пытались открыть ворота, то лишь усилиями трех могучих рыцарей сдвинули вросшие в землю створки. Томас покачал головой: -- Не похоже, чтобы здесь заботились о слове Божьем! Священник съежился, будто ждал удара. Он не был, на взгляд Олега, похож на пьяницу или бабника. Скорее, как раз и был истинным приверженцем новой веры, наивно верил в то, что проповедовал, пытался делать то, что говорил, а оказался чужим в этом жестоком мире, где Бога начали изображать на иконах, что запрещено, Пречистую Деву одели в доспехи и усадили на коня, а святые в рыцарских латах бросились совершать воинские подвиги. -- Господь не в церкви,-- пробормотал он.-- Господь в сердцах... Томас перехватил насмешливый взгляд Олега. Тот смотрел как на покойника, мол, такой долго не проживет в мире, где от имени молчаливого Бога говорит всезаграбастывающая Церковь. Макдональд, оглядевшись, сообщил: -- Забор вокруг храма как год тому упал, так до сих пор и стоит! Мерзость запустения всюду... Эй, ответствуй, почему здесь, как я вижу, водятся крысы и другие насекомые? Священник втянул голову в плечи. Голос был тонкий: -- Это все козни врага рода человеческого... -- Козни,-- прорычал Макдональд свирепо.-- А ты чего хромаешь? Рожать что ли собрался? У тебя целибат, вот и ходи с прямой спиной как боевой гусь. Ведь день в кузницах горели все горны, звонко и часто били молоты. Калика отыскал тайную комнатку с награбленными сокровищами, Томас велел взломать, и теперь щедро рассыпал золотые монеты в руки работников. Гроб изготовили из свинца, двенадцать рыцарей из клана Мангольдов, не доверяя работникам, с трудом втащили его в храм. Обвязав веревками и цепями, подняли на помост перед алтарем. Когда принесли старую владелицу замка, в помост уже вогнали шесть толстых железных штырей с длинными цепями в руку толщиной. Сэр Макдональд взмахом длани велел опустить умершую в гроб. На лице было беспокойство, поместится ли, делали без мерки, но затем складки на лбу разгладились. Он довольно щелкнул языком: точно по росту. Томас обернулся, поискал глазами: -- Где священники?.. Я же велел собрать их всех по всем землям, откуда успеваем до вечера! Дядя Томаса выволок за шиворот трясущегося человека в черной монашеской одежде: -- Прости, Томас, но они еще не слышали, что их ждет и добавочная плата. Томас бросил коротко: -- Окропи святой водой. Не жалей. За каждую ночь, проведенную в храме с мертвой, каждый получит по сто золотых! Священник ахнул, подался вперед, волоча вцепившегося в его ворот дядю. -- Конечно, конечно!.. Богоугодное дело! Он торопливо брызнул святой водой на лицо умершей. Томас услышал, как все ахнули. Лицо ведьмы страшно исказилось, веки медленно начали подниматься. Кто-то из рыцарей попятился, двое вовсе бросились из церкви. Старый Макдональд недрогнувшей рукой надвинул веки снова, придержал, и лицо ведьмы медленно расслабилось. Когда кропили саван, покровы, там вздымались дымки, а на плотной материи оставались дыры с обугленными краями. Вторично лицо умершей исказилось, когда священники хором запели панихиду. Томас украдкой и с тревогой косился на калику, не потерять бы друга, но тому все как с гуся вода, только морщится от чересчур усердных воплей. А потом и вовсе предложил: -- Неплохо бы гроб приковать цепями. -- К чему? -- не понял Томас. -- К помосту. -- Да нет, я не о том. Зачем? -- Да так... Не хотелось бы, чтобы начал летать по церкви. Стены обобьет -- не жалко, пусть хоть все иконы порушит, но если такая махина саданет в спину, синяком не отделаешься. Томас ахнул, даже отступил на шаг: -- Ты что? С чего бы гробу... да еще свинцовому!.. летать? Олег развел руками: -- Не знаю. Предчувствие. Как будто такое со мной уже было. Хотя знаю, что нет. Ложные воспоминания? Но висит же гроб Мухаммада в воздухе вот уже сотни лет? Томас возразил: -- Так то Мухаммада! Хоть и неверный, но все же святой. Для сарацинов. А это тварь, предавшая веру Христа. Сарацины тоже не жалуют предателей. Нет, это не бабочка, порхать не станет. -- Ну гляди,-- ответил Олег.-- Твой гроб, твоя церквушка, твое королевство. Грохот сотрясал церковь. Со свода сыпалась пыль, мелкие камешки. Шестеро дюжих кузнецов оковали гроб семью широкими полосами железа, а потом еще наложили массивные цепи, прижали ими к полу и закрепили намертво на штырях. Томас качал головой: -- Надо ли столько всего? Священники один за другим брызгали святой водой на гроб, цепи, штыри. Все блестели сперва в крупных каплях, потом с гроба на пол натекла большая лужа. Олег оглянулся на раскрытые врата. Тени легли резче, длиннее. Небо окрасилось красным. Слышался конский топот, скрипели телеги. Громкий голос Макдональда гремел как раскаты грома, в церковь поспешно вбегали священники, испуганные монахи, срочно привезенные из дальнего монастыря. У всех в руках были книги, священные реликвии, запахло фимиамом и благовонными смолами. При виде Олега шарахались, кое-кто тут же начинал творить молитвы. Местный священник деятельно загружал всех работой, нанесли связки толстых монастырских свечей, приклеивали перед всеми иконами, в каждой нише и к каждому выступу, к аналоям и образам. Наконец церковь засияла нестерпимо ярким светом, которого не знала со дня основания. Однако вверху чернота стала угрюмее, злее, свод исчез, оттуда веяло холодом, словно открылось черное беззвездное небо. Томас чувствовал, как мурашки бегут по коже. При контрасте света и тьмы иконы ожили, глаза святых сверкали, следили за каждым движением молодого короля, а черты и без того аскетических лиц стали резкими как вырубленные топором. Послышались грубые шаги, в церковь вошел Макдональд. Негромким голосом произнес: -- Ваше величество, солнце зашло. Томас быстро оглядел церковь: -- Народу вроде бы довольно... Но на всякий случай замани еще пару дюжин монахов. Заплачено будет хорошо. А сейчас накорми, если надо -- напои, но чтоб через пару часов все были здесь и начали читать молитвы. -- Ваше величество,-- осторожно сказал Макдональд, -- Нечистая сила появляется вроде бы только с полночи... -- Знаю, но рисковать не стоит. Да и споются к тому времени, осмелеют. Ты уже сказал про сто золотых каждому? -- А разве сумел бы столько привезти народу? Стены монастыря крепче, чем у этого замка. А так и настоятель прибежал, подобрав рясу. Когда поздно вечером, плотно поужинав, подходили к церкви, на колокольне раздался звон, а от приоткрытых врат уже доносилось пение. Оно становилось все громче, по мере того как Томас и Олег подходили ближе, увереннее. Когда переступили порог, двое рыцарей молча закрыли за их спинами ворота и слышно было как лязгают массивные железные запоры. Церковь была залита нещадным светом, слишком сухим и выжигающим, на хорах громко и уже слаженно пели монахи. Около дюжины священников стояли перед гробом, у каждого в руках книга, что-то бормотали. Массивный гроб придавил помост, тот словно бы присел под неимоверной тяжестью. Томасу почудилось, что алтарь погружается в землю под тяжестью грехов Клотильды. -- Вроде все,-- сказал Томас озабоченно. -- Подождем, увидим,-- ответил Олег. Макдональд бросил на него острый взгляд, вздрогнул, чувствуя себя так, будто оказался голым в чужом лесу среди ночи, и вернулся к рыцарям у ворот. Воздух был теплый, быстро пропитался ладаном и фимиамом, свечи наполняли еще и запахом расплавленного воска. Медлительные голоса певчих сливались, колыхались, взмывали к черным сводам храма, и там тьма как будто отступала, хоть и ненадолго, бледные лица были удлиненные и строгие, а голоса чистые и сильные. Фигуры священников перед свинцовым гробом колыхались и подрагивали, Томас сперва встревожился, потом понял, что волны фимиама проделывают то же, что горячий воздух в сарацинских пустынях, где показывает даже несуществующие города. Олег видел, как один из попов упал на колени, был поклоны и обливался слезами, громко умоляя простить прегрешения усопшей, а другие в рясах громко и мощно гудели как огромные шмели, шелестели страницами книг. Томас ерзал, ночь слишком тянется, вдруг плечо калики отвердело, а дыхание стихло. Скосив глаза, Томас видел, как напряженно вслушивается красноволосый друг, затем и сам услышал далекий волчий вой. За окнами метнулись гигантские тени, скрывая звезды. Неожиданно и страшно за решетками раздался крик, визг, скрежет. Стройное пение на миг сбилось, но тут же, словно ища спасения, монахи запели громче, истовее, запрокидывая лица. Священники пали на колени как один, били земные поклоны, громко молились, взывали к своему богу. -- Сэр калика,-- прошептал Томас пересохшим горлом. -- Взгляни,-- посоветовал калика. Томас осмотрел себя: -- Что не так? -- На гроб глянь! Цепи подрагивали, будто их перебирали невидимые руки. Донеслось едва слышное звяканье. Томас с содроганием видел, как железные кольца тряслись, словно пытались рассоединиться. Священники вздымали к своду руки, молились громко, но все заглушал мощный хор монахов. Томас то бросал ладонь на рукоять меча, то поспешно снимал, вспоминая где находится. Калика вслушивался в дикие вопли за окнами, взгляд стал отстраненный. Хрипло и страшно выли волки. Казалось, они окружили церковь со всех сторон, заполнили весь замок. Кто-то вскрикнул в ужасе, Томас быстро повернулся к воротам. Створки подрагивали, засовы тряслись в широких железных скобах. Рыцари вытащили мечи, глупо и бесстрашно встали у двери. Настоятель монастыря, толстый круглый аббат, метался от монахов к священникам, подбадривал, тряс крестом, брызгал во все стороны святой водой. Вой за окнами не умолкал, только больше стало жутковатого скрежета, словно хищные клювы старались перегрызть железные прутья. Томас чувствовал, как от жаркого воздуха лоб покрылся потом, а затем и спина взмокла, будто целый день рубился с сарацинами. Запах фимиама лез в ноздри, забивал грудь, там першило, он уже не верил, что ночь когда-то кончится... ...как вдруг сквозь дикий рев, вой и жуткий хохот явственно прорезался чистый звонкий крик. И следом наступила гремящая непривычная тишина, только хор разом запел еще громче, победнее. Томас понял, что вой и сатанинские крики продолжались долго, он весь мокрый, трясется как осиновый лист. Калика изумленно качал головой. -- Кто бы подумал, что в нем такая мощь... -- В ком? -- прохрипел Томас. -- В петухе. -- Это... был петух? -- Не узнал? А кто у вас еще такой же гордый и драчливый, как рыцарь? И такой же умный? -- Сэр калика,-- сказал Томас и не узнал своего голоса,-- мы выстояли? -- Вроде бы,-- сказал калика с сомнением.-- Правда, еще две ночки... Только на петуха и надежда. Гм, а с виду дурак дураком. Вот так и суди по внешности Рыцари послушали у дверей, потом двое сняли запоры, а остальные обнажили мечи. Ворота открылись со скрипом, свежий утренний воздух пахнул с такой силой, что Томас пошатнулся, ноги сами понесли к выходу, грудь колыхалась, жадно хватая чистую свежесть. Двенадцать рыцарей, что ночевали в церкви, весь день пировали в главном зале, окруженные жадным вниманием. Им смотрели в рот, наливали в кубки, шикали на тех, кто пытался перебить или заорать песню в другом конце зала. Если кто из них и подумывал о второй ночи с тревогой, то молодой король раздраженно поглядывал на солнце, что двигалось медленнее крестоносца, которого послали штурмовать крепость, где не было добычи. Старый Макдональд велел привезти из монастыря еще свечей, заранее прилепили рядом со старыми, те непривычно быстро сгорели до половины. Лишь когда солнце клонилось к закату, лицо Томаса стало несколько озабоченным. Судя по складкам на лбу, молодого короля посетили тревожные думы, а то и неясные страхи. Олег видел, как несколько раз Томас раскрывал уже рот, желая что-то сказать ему, но в последний миг сдерживался, лицо снова становилось суровым и надменным. Когда стемнело, и на черном небе высыпали холодные колючие звезды, они снова направились к церкви. В темноте зловеще кричали вороны, шумно хлопали крыльями. Томас ежился, невольно пригибал голову. Ночью все птицы спят, даже вороны, а если какие и летают, как совы, к примеру, то бесшумно, перед мордой пролетит не заметишь, если крылом не ляпнет. Старый Макдональд пробормотал: -- Кровли под ними гнутся, проклятые! -- Это вороны,-- бросил Томас.. -- Да, но... -- Всего лишь вороны,-- повторил Томас настойчиво. Он поймал внимательный взгляд калики, повторил с некоторым раздражением.-- Ночные вороны! Только много. -- И только крупные, как индюки,-- пробормотал Макдональд в сторону.-- И то и как кони. Только по весне старый Мангольд ремонт делал, столько денег угрохал. Всю истопчут! На башнях вовсе заново кровлю перестилал... Ворота церкви открылись с такой неохотой, будто их удерживали невидимые руки. Изнутри пахнуло могильной сыростью. Воздух был холодный, промозглый, словно внутри церкви был другой мир и другое время года. Рыцари с горящими факелами зашли первыми, их гулкие шаги сразу потерялись, едва отошли на пару шагов. Красный свет очерчивал трепещущий круг, Томас видел, как рыцари поспешно разошлись к стенам, там вспыхивали один за другим жалкие огоньки свечей, такие трепетные и слабые. За спиной ругался Макдональд, орал, и вслед за рыцарями в церковь почти вбежали черные, как вороны, монахи. Высокие капюшоны скрывали их бледные лица. Томасу на миг померещилось вовсе невесть что, но за монахами тесной стайкой вошли священники, их белые одежды казались серыми, потерявшими блеск, а сияния у книг Томас к своему страху не обнаружил. -- Начинайте,-- велел Томас, его губы подрагивали.-- Что-то свечи горят слабо... Монахи, стуча сандалиями и оскальзываясь на ступеньках, торопливо взбирались на хоры, священники с опаской приблизились к гробу. К удивлению и страху Томаса тот стал совсем черным. В тиши и недвижимости он ждал зловеще и угрожающе. Макдональд внезапно заорал: -- Да зажгите же, мать вашу, все свечи!.. За них уже заплачено! Он сам смутился своего крика, вздрогнул, а из группы рыцарей крикнули: -- Все вчерашние горят! -- Еще и новые зажгли! -- Все зажигаем! Макдональд пробормотал: -- Черт-те что мерещится. Только что Моргану видел с Мордредом. Сзади Томаса вялый голос калики посочувствовал: -- В темноте, а хуже того -- в полутьме, всегда всякое чудится... По спине Томаса пробежала огромная холодная ящерица. Калика вперед не лезет, по сторонам поглядывает быстро, цепко, словно уже примеряет сколько кому отвесит. Конечно, в чужой костел с языческими богами не попрешь, но раньше за ним избыточной осторожности Томас не замечал. Ворота захлопнулись гулко и, как показалось Томасу, чересчур легко, быстро. Словно деревянная калитка, которую толкнула детская рука. Но загрохотали тяжелые засовы, заскрипели, а двое рыцарей задвинули железные бруски в широкие уши и снаружи, обнажили мечи и встали рядом. Лица их были бледными и мученическими. Макдональд вскинул руку, словно перед сигналом к рыцарской атаке, но монахи на хорях уже и так шелестели псалтырями, тянули сперва вразнобой, торопясь от усердия, постепенно выравнивались, голоса звучали громче, мощнее. Священники у гроба раскрыли книги, бормотали молитвы, их монотонные голоса ослабили натянутую тетиву нервов Томаса. -- Наконец-то,-- сказал он с облегчением. -- Темновато,-- сказал Олег озабоченно. -- Свечей пожалели,-- бросил Томас.-- Сейчас велю зажечь до единой! -- Разуй глаза,-- посоветовал калика тихо.-- Да что там... сам знаешь, что только иконы еще не зажгли. Воздух был странной смесью теплых струй ладана с могильной сыростью. Лики на иконах потемнели, лица заострились как у покойников, только глаза наблюдали за людьми с неприкрытым недоброжелательством. Томас сжал челюсти, стараясь не выдать дрожь во всем теле. Несмотря на свет от свечей, странно тусклый, на лицах монахов, священников и даже его рыцарей был желтый цвет, как будто только что поднялись из могил. От надбровных дух падали густые темные тени. Глаз Томас не видел, только чудилось, будто там иногда поблескивают красные дьявольские искорки. -- Ничего,-- сказал он с натужной твердостью,-- половину срока уже перевалили... Истошный вопль раздался над самым ухом с такой неожиданной мощью, что Томас отпрыгнул как ужаленный, повернулся, выхватывая меч. Сверху звякнуло, вниз брызнули цветные осколки. Стекло звякнуло на каменных плитах, а сверху пахнуло вонью. Окно заслонила темная крылатая тварь, Томас рассмотрел только мохнатую когтистую лапу... Медные когти ухватились за решетку и пытались ее согнуть или выломать. Один из рыцарей быстро поднял что-то из угла, приложил к плечу. Щелкнуло металлом, за окном страшно вскрикнул получеловеческий голос, полный боли и разочарования. Тень исчезла, блеснуло звездное небо. В помещение пахнуло свежим ночным воздухом. Макдональд рявкнул: -- Кто нарушил мой запрет проносить в церковь оружие?.. Ты, Георг? Благодарю! Рыцарь с облегчением отнял от плеча арбалет, двое тут же бросились помогать ему крутить ворот, а еще один услужливо подавал пучок коротких металлических стрел. Наконец Томас сквозь шум крови в ушах услышал странный крик, тонкий и далекий, но исполненный скрытой мощи. И тут же в яростном визге, зубовном скрежете, воплях нечистой силы послышалось разочарование, ярость побежденных, Он тряхнул головой, отступил шатаясь, и ощутил, как стал слышнее хор перепуганных монахов. Их трепещущие разрозненные голоса взмыли ввысь, слились в победном гимне, в нем была радость победителей, а у гроба священники поднимались с колен, бледные и трясущиеся, но лица оживали на глазах. Рядом голос калики произнес озадаченно: -- Во как все меняется... -- Что? -- не понял Томас. Он чувствовал как по лбу текут горячие струи пота, щиплют глаза.-- Что меняется? -- Да, грю, простой петух заменил всех жар-птиц, фениксов, рухов... До чего дожили! Петуху рады... Что ж, иная нечисть, иные герои. Оруженосец вытер Томасу лоб шелковым платком. Томас чувствовал, как дрожат пальцы мужественного мальчика. Глаза очистились, вся церковь озарилась радостным светом: пламя свечей приподнялось, тьма с писком поднялась под самые своды, да и там схоронилась лишь за толстыми балками. Только сейчас Томас рассмотрел, что страшные космы, что тянутся оттуда -- это просто толстый слой сажи на могучей паутине, которую раскачивают теплые потоки воздуха. День отсыпались, ели и пили, слушали рассказы челяди о страшных случаях, когда ведьмы утаскивали с собой несчастных, посмевших помешать их обрядам. К вечеру, суровые и мрачные, полные недобрых предчувствий, облачились в доспехи. Монахи и священники, отрабатывая щедрую плату, уже ушли в церковь. Томас со вздохом одел через плечо широкую перевязь с мечом: -- Пора. -- Что-то у меня недоброе чувство,-- сказал Макдональд. Томас сказал угрюмо: -- Две ночи выстояли? Кто говорит, что не выстоим и третью? Видно, проклятая бабка много напылила, если вся нечистая сила боится ее потерять. -- Это первый раз трудно,-- поддакнул дядя Эдвин.-- А потом человек привыкает. На третью ночь все будет привычно, знакомо. Как будто вы всю жизнь так прожили! -- Да,-- согласился Олег,-- такая битва за никчемную, по сути, душу! Хорошие времена настают. Томас не понял, но переспрашивать не стал. Тесной гурьбой вышли, на той стороне двора угрюмо вырастало здание церкви. За двое суток оно стало страшнее, потемнело, камни сплавились в единую стену, щелочки не отыскать, а решетки на выбитых окнах в закатных лучах выглядели совсем рыжими. Макдональд покачал головой: -- Неделю тому поставили, а вся поржавела. От слюней их поганых, что ли? -- Или грызли,-- предположил другой рыцарь. -- Да, зубы у них еще те. Прозвучал дикий волчий вой, огромная стая выла прямо за стенами замка. По эту сторону начинали бесноваться собаки, но не бросались к стенам, а пытались забиться поглубже в щели, прятались под крыльцо, старались проникнуть в покои и затаиться под столами среди людей. Над головами почти неслышно пролетали гигантские нетопыри. Когда Томас вскидывал голову, всякий раз видел красные угольки глаз, устремленных прямо на него. Макдональд опередил, и когда Томас с рыцарями догнали, старый кастелян задумчиво рассматривал врата, качал головой. Томас смолчал, боялся выдать себя дрожью в голосе. Церковные врата будто опалил язык гигантского пожара. Почернели, медные рукояти расплавились и оплыли будто воск на солнце. Черная нагар закрыл сцены из жизни святого семейства. Томас отмахнулся, уже поздно что-то делать. Когда переступили порог, холодок страха пробежал по коже у каждого. Томас искоса оглянул лица рыцарей, увидел посеревшие, вытянувшиеся лица. Гроб на помосте стал вроде еще массивнее, выше, а иконы совсем почернели, оттуда сверкали только красные искорки, похожие на глаза нетопырей. -- Зажечь все свечи! -- раздался властный голос Макдональда. Рыцари с поспешностью простолюдинов расхватали факелы и бросились вдоль стен. Один носил огромный пучок новых свечей, их ставили рядом с огарками, сразу поджигали, и когда уже факелы бросили под ноги и затоптали, у Томаса в груди стало холодно, будто ведро воды превратилось в лед. Священники в белоснежных одеждах выглядели серыми тенями и едва-едва маячили в полумраке гнетущего зала. Свечи горели, освещая только себя, воздух был с тяжелый запахом ладана, горелого дерева и... серы. Томас нервно оглянулся, крикнул сорванным голосом: -- Макдональд! Огден!.. Где монахи? Пусть начинают петь. -- Но... еще рано. Голоса сорвут, поди... Охрипнут. Да и, правду сказать, некому уже петь. Трое-четверо ушли еще после второй ночи, никакие деньги им не нужны, трусы, а на эту ночь не пришло больше половины. Вон двое оставшихся пытаются взобраться на хоры... Да, накачали их, но иначе бы вовсе не пришли. А так даже не знают, где они. Остальные ушли. Заставить не удастся... Томас зарычал: -- Я король или не король? -- Но, ваше величество, все страшатся силы, что превосходит мощь земных королей. Я не думаю, что их можно заставить. Томас в отчаянии огляделся: -- Сэр Винстон! Сэр Чосер! Вся надежда на вас. Вы должны заменить тех трусов. Олег видел, как отшатнулся рыцарь по имени Чосер, а сэр Винстон сделал шаг назад. Чосер воскликнул: -- Ваше Величество! Да ежели я запою, да еще в церкви, то мне уж точно в аду гореть!.. Томас, ты ж знаешь, что я кроме похабных песен никогда и ничего... Да и то, когда надирался так, что домой за ноги приволакивали. -- Выучишь,-- бросил Томас зло.-- А ты, Винстон, я слышал твой рев на поле брани! Да неужели ты струсишь? Винстон пробормотал: -- Я не трушу, но ослиный рев благозвучнее моего пения. Не будет ли это оскорблением небес? Томас взорвался: -- К черту небеса! Нам надо, чтобы дьявол не утащил эту бабку к своей матери. Видишь, той подруга понадобилась. Главное, чтобы мы держали оборону. Я не думаю, что дьявол такой уж знаток пения. Если надо, я велю прикатить бочку вина. Но только чтобы вы пели церковное, а не солдатское! Чосер все еще колебался, а Винстон почесал в затылке. Похоже, к бочке вина хотел запросить и гулящих девок, но все же пересилил себя, вздохнул и сказал твердо: -- Сделаем. Только не забудь, ваше Величество, насчет пустующих земель за Верхними Мхами... -- Твои будут,-- пообещал Томас твердо.-- Хоть они и не совсем пустующие, но... освободим. Только продержитесь, как держался ты в битве за знамя при Гусьярде. А Чосер сделал последнюю попытку: -- Ваше величество, тогда бы и тебе с нами, а? Пели бы вместе. Томас содрогнулся, железо на нем мелко зазвенело: -- Ни за что!.. Я хотел сказать, что мой долг с мечом в руке охранять гроб. Там будет самая рубка, как за знамя. Олег видел, как два рыцаря, обнявшись словно перед последним боем, полезли на хоры. Петь начали еще на ступеньках, чело Томаса чуть разгладилось. Правда, пение вскоре оборвалось, монахи совали рыцарям псалтыри, те, судя по их жестам, с негодованием объясняли, что они -- благородные рыцари, им грамота вообще до этого места, затем Олег ревниво заметил, что нашли разумную середину, как водится у англов, после чего все четверо заревели мощно и громко, как водится на Руси. Поблизости прошел суровый Макдональд, внезапно вперил грозные очи в коренастого воина, широкого в плечах и с выпуклой, как бок бочки грудью, которую закрывала роскошная бородища: -- Ты почему ходишь с таким веником? -- Хочу быть похожим на героя битвы под Гусьярдом МакОгона! Макдональд рявкнул: -- Чтобы к вечеру... ладно, к утру был похож на кастеляна Макдональда! Глава 4 Ворота затрясло. За окнами возник и распространился во все стороны дикий волчий вой. Донесся металлический скрежет, словно зубы или клювы грызли железные решетки. В церкви стоял такая мгла, что Томас не мог отличить в самом ли деле вдруг заметались крылатые тени, или же усталые глаза видят то, что подсказывает воображение. -- Надо держаться,-- процедил Томас с ненавистью.-- Ему нас не сломить, мохнатому! Ворота сотрясались, словно в них били океанские волны. Начали вздрагивать стены, мелькнул во мраке и прочертил светящуюся дугу слабый огонек упавшей свечи. От постоянного неумолчного грохота начало ломить в висках, в ушах появился настырный комариный звон. Томас ощутил, как заныли зубы, будто рядом водили по стеклу гигантским ножом.