-- Давай вон к тем скалам побыстрее,-- велел Олег. В спину тянуло смрадом, и Томас, выбиваясь из сил, как можно быстрее карабкался на крутой берег, а затем бежал за Олегом к торчащим скалам, похожим на окровавленные пальцы. Самая высокая задевала за низкие тучи, там трещало, на землю брызгало красным. Вокруг скал земля поблескивала, Томас догадался измученно, что из земли выступает на поверхность камень, добрый надежный камень. Калика добрался первым, сел, деловито стащил сапог, перевернул кверху подошвой, потряс. Выпали два мелкие камешка, размером с вишневые косточки. Калика принялся их рассматривать с таким удивлением, будто это были куриные яйца. Томас, гремя железом, без сил повалился под скалу рядом. Ветер завывал над головами, а в низких тучах скрежетало, слышались тоскливые голоса, жалобы, плач. Камень был горячий, как накаленный сарацинский песок. Почему-то пахло горелой кровью. Томас с отвращением отодвинулся от блестящей, словно отполированной стены. Она вздымалась на высоту столетней сосны, за верхушку цеплялись тучи, алые потеки крови ползли вниз, быстро сворачивались в темнокоричневые шарики. -- Только бы пройти,-- прошептал он.-- Кто мог помыслить... Здесь не ступала нога человека! Живого человека... Он с проклятием отодвинулся еще дальше. Оказалось, раздавил с полсотни червей, что питались, несмотря на жар, спекшимися сгустками крови. Скала была в мелких трещинках, так показалось вначале, но на всякий случай спросил: -- Это не магические ли знаки? Калика сумрачно смотрел вдаль. Томас потряс за плечо, калика вздрогнул, оглянулся на рыцаря, потом на скалу. Зеленые глаза прищурились: -- Какие знаки? Ах да, у вас там даже короли неграмотные, как и медведи, с которыми короли живут. -- Короли с медведями не живут,-- ответил Томас, задетый.-- У нас королевы, куда там твоим медведицам! А чего ж знаки такие разные? Калика хмыкнул: -- Не все твою латынь знали. -- Демоны, значит,-- сказал Томас убежденно. -- Почему демоны? -- Латынь -- язык священный,-- объяснил Томас покровительственно.-- А демоны боятся латыни. Как услышат церковное пение, так на стены от злости кидаются! Это и понятно, подумал Олег, любой здоровый на стену кинется. Он вспомнил отвратительное пение бесполых холопов нового бога, с отвращением передернул плечами: -- Сомневаюсь, чтобы твой Христос знал латынь. Может быть, он вовсе был неграмотный, хоть и иудей. Богу, как и королям Европы, зачем грамота?.. Погоди, эта вот зарубка... гм... знакомая. И эта... А здесь значок клинописью. Что значит: "Здесь побывал Гильгамеш", это вот Энкиду отколол, здесь след от дубины Геракла, Тезей оставил свой знак рода... ух ты, что делал здесь Громобой?.. Какой скромный значок у Заратуштры! Не то, что его царственный покровитель Виштаспа: на треть скалы размахнулся. Такой бы ему размах в битвах да делах царcтва... Это ж сколько пота пролил, пока вырубил "Здесь был Вашя", гранит -- порода крепкая. Так, это хитроумный Одиссей... Ага, вот и ваш прародитель латыни, только тогда еще не знал, что женится на дочке Латина, а его народ победителей примет язык и название побежденного племени... ну как же, отдыхал, вон как ты... Томас поспешно подтянул ноги и принял более достойную позу. Калика с интересом рассматривал скалу, где наряду со значками попадались рисунки, часто непристойные с точки зрения христианина и крайне сдержанные на взгляд вишнуиста, были криптограммы, над которыми морщил лоб и усиленно двигал бровями, попадались тамги, обрядовые символы, из которых Олег кое-что узнал и новенькое, а Томасу сказал с усмешкой: -- Иштар тут вовсе прошла без отдыха, только знак свой оставила. А на латыни здесь только один оставил имя... Да ты его видел, он нам еще сюда дорогу показывал! Тот, что правую руку от левой отличить не умеет. Видать, сильный поэт. Они такие: чем гениальнее, тем... -- Это худой такой? -- Он самый. Гм, только одна женщина побывала здесь ради сына... Мать Лемминкейнена. Но знака не оставила. Сил не было, да и спешила. А это Ван Лунь... Гм, сколько героев, а только один Мулянь отправился в преисподнюю, чтобы спасти свою мать. За собаками даже шли, а за матерью -- один... Мало мы ценим родителей. Томас поморщился, калика часто бывает занудным и нравоучительным, видно так на людей пещерство действует, а в странные значки всмотрелся с недоверием: -- Ты и это понимаешь? Тут черт ногу сломит! -- Ничего подобного,-- сказал Олег с обидой.-- Это совсем понятные иероглифы. И красота в них есть, если присмотреться внимательно. Да не так, как ты смотришь бараньим взором, а вроде бы как внутренним взором под углом на плоскости в две шеренги. Не такой уж я был пьяный, когда помогал мудрому... черт, забыл имя... придумывать эти значки! Разве что дурман-травки малость пожевал, но только чтобы горечь настойки мухомора заглушить, ибо утром целое ведро сомы выхлестал, больно в груди горело после... гм... Хочешь, вот тут рядом, только чуть-чуть ниже, тебя высеку? Да не дергайся, я говорю про имя. Мол, здесь был сэр Томас. Томас поерзал, лицо от удовольствия порозовело. Калика взял обломок острого камня, но рыцарь неожиданно опомнился: -- А может, не надо? -- Стесняешься? -- Да нет, сэр калика. Лестно, конечно, увековечить свое имя на скале, где Геракл отметился, но все-таки как-то... Геракл сюда за собакой явился, а я все-таки за любимой женщиной! Как-то неловко. Калика задумался: -- Гм... В чем-то ты прав. Верней собаки нет на земле человека. Но, по правде, сюда не только за собаками перли. Вон Орфей как и ты, всего лишь за женщиной... Да только ли Орфей! За века здесь прямо как цыгане топтались. Проходной двор. Томас со вздохом поднялся, повел усталыми плечами. Железо заскрипело. Окинул на прощанье коротким взором скалу, начал отворачиваться, но вдруг спохватился: -- А то что за значок? -- Где? -- Во-о-он!.. Да не туда глядишь!.. Левее! Еще левее! Калика поднялся, он выглядел смущенным. Сразу начал собирать мешок, промямлил: -- Знакомое нечто, но сразу так не скажу, надо припоминать. Томас смотрел то на скалу, то на друга, вдруг ухватил его за обереги на шее: -- А это что? Ты говорил, что это твой знак! -- Говорил? -- удивился калика. -- Клянусь! -- Гм, это когда же... -- А в монастыре, где ты взял золотую ветвь. Кстати, ты даже не показал своему русу. Там я видел твой знак, монахи указывали. Олег, ты зубы не заговаривай. Говорил! Я еще подумывал, что неплохо бы так же научиться предвещать свою дорогу. А потом раздумал. Не рыцарское это дело. Калика поспешно поднял мешок, вдел руки в лямки. Лицо было смущенное, словно рыцарь указал на расстегнутые портки: -- Пойдем. Неча в глаза тыкать детскими шалостями. Ну, пусть не детскими, но сила приходит много раньше мудрости. Или мудрость весьма отстает от мощи рук. По тебе видно. Мало ли, что отметился! Всего-то разок. -- Два,-- уличил Томас. Присмотрелся, заорал радостно,-- три! Калика раздраженно отмахнулся, но как-то излишне поспешно, направился в сторону стены тумана. Не объяснишь, что кто-то взрослеет быстро, а кто-то еще долго живет в детских мечтаниях, взрослеет медленно, даже с седой бородой уже, умен и степенен, а детскость проглянет то в одном, то в другом... Но шел чересчур быстро, словно не хотел, чтобы рыцарь увидел скалу и с той стороны. Томас догнал, спросил заинтересованно: -- Так говоришь, здесь уже проходил? -- Здесь... и не здесь,-- ответил калика, не оборачиваясь. -- Как это? -- Здесь было по-другому. Пустыня, а теперь народу тьма. Где стояли высокие горы, теперь черт-те что... Чудовищ было больше, но я их знал. Это не то, что новые, из христианского мира... Правда, и те чудища были не мед. Помню, как достала та хищная тварь, что, как свихнутая, металась над пылающим озером! Ну, вроде птицы, только еще больше летучей мыши... так, с индюка. Оранжевая, нет, желтовато-песочная вся. Верещала, я застывал, молодой был. А еще и плевалась огнем. Да так мощно и метко, что куда там даже призрачным гусям! Я сколько пытался в нее попасть из-за скалы, но носилась, как угорелая, к тому же живучая, как не знаю кто! Я уж и не знаю, сколько на нее магии потратил, совсем обессилел. И не всегда ж промахивался. Чувствую, скоро простые мухи затопчут... Тогда плюнул на все, не останавливаться же из-за такой гадкой твари, ну и... -- Ну и? -- Ну и применил кое-что из т е х заклятий. Он скривился, и Томас понял по его лицу, что то ли не так уж, чтоб совсем запрещенные заклятия, у этих проклятых язычников ничего святого нет, а как бы не совсем этичные. Кто к ним прибегает, старается помалкивать, чтобы не терять уважения других магов. Иначе выгонят, еще и по шее надают. Разве что совсем уж пропащие говорят о таком. Томас сказал настойчиво: -- Какие? -- Не знаешь? -- удивился тот.-- Я уже нетвердо помню, это давно было... да и воспользовался только разок... что-то вроде айдэбучер... или айдэсатан... На лице калики выразилось отвращение. Томас понял, что его друг еще не совсем пропащий язычник. Но с другой стороны, как же пройти, уповая только на свою силу, отвагу и ловкость? -- Торопился, видать,-- сказал он сочувствующе. -- Работать надо было,-- ответил калика раздраженно.-- Когда с каждым драться по отдельности, ключи искать... а добраться до конца хотелось. Ты присматривайся к тучам, ладно? Что-то с ними неладное. Томас ощущал неимоверную тяжесть над головой, там в самом деле двигались каменные громады, а когда задевали друг друга краями, грохотало, как будто незримый великан скреб гигантским ножом по исполинской сковороде. От туч падали угольно черные тени, бежали быстро как стадо скачущих зверей, хищных и злобных, подминали камни, скалы. -- Только что-то? -- пробормотал он. От страшного скрежета волосы вздымались по рукам и ногам, щекотали.-- Чего ты только не навидался... Олег головы не поднимал, все знакомо, зеленые глаза тревожно всматривались в недобрую стену тумана. Томас вскрикнул: -- Что за тварь... Калика недовольно поднял голову, глаза округлились, он ударил в железное плечо: -- Падай! Томас рухнул, и еще не коснулся земли, когда по спине скрежетнуло, словно пытались зацепить сарацинским крюком. Он ударился оземь, с проклятием вскочил, в руках очутился меч. Огромная тварь, похожая на багровую летучую мышь, трусливо нырнула в тучу. В просветах мелькнуло в двух местах красное, донесся злобный крик летающих зверей, пронзительный и страшный, от которого кровь превратилась в ледяные комочки. Калика растерянно озирался. Глаза были круглые: -- Как она сюда попала? -- Что это? -- Она здесь не должна быть,-- сказал Олег напряженно.-- Слишком рано... Кто-то выслал навстречу. Хорошо, что ты, ротозей, вовремя заметил. Я не ожидал, на небо не смотрел. Из туч внезапно вынырнули уже две громадные твари. Быстро и нацелено ринулись на них: красные, с темными когтями. Томас с содроганием успел увидеть в раскрытых клювах мелкие острые зубы. Олег бросил раздраженно: -- Не отстают! -- Мы ж в аду,-- напомнил Томас, его била дрожь, но меч держал крепко. Твари падали так, будто готовились вбить их в землю. Томас успел увидеть, как Олег лишь шире раздвинул ноги, его посох поднялся острием вверх. Тварь в последний миг свернула, но калика угадал, Томас услышал треск распарываемой плоти, жуткий крик, хлопанье крыльев. Сам он, подражая калике, изготовился бить в бок, не станет же летучая тварь расшибаться насмерть о его железные доспехи, тварь в самом деле круто свернула, но в другую сторону. Томас ощутил сильный удар в плечо, пошатнулся, свободной рукой непроизвольно попробовал ухватиться за воздух... под пальцы попалось мягкое, горячее. Тварь, что бросилась на Олега, билась в трех шагах в сторонке. Пробовала взлететь, трепыхала сломанным крылом, из распоротого бока хлестала зеленая кровь. А справа летучая тварь орала, клевалась, била крыльями, пробуя взлететь. Под ней блестело железо, Олег не сразу понял, что Томас цепко держит за лапу, меч выронил, другой рукой хватает за клюв. -- Дави и пойдем,-- сказал он раздраженно.-- Не рыцарское это дело -- птиц изучать. Томас прохрипел, продолжая драться: -- Дядя мой... полеты... -- Летать -- не рыцарское дело,-- снова сказал Олег убежденно.-- Тоже мне -- летун. Клювом не вышел! Рука в железной перчатке наконец ухватила за клюв. Олег услышал хруст, птица вскрикнула. Томас с наслаждением перехватил выше, сломал шею. Крылья обвисли, он с размаха отшвырнул крылатое чудовище. Блестящие доспехи теперь были во вмятинах, будто на нем молотили железный горох с орех размером. -- Уходим,-- сказал Олег напряженно. Он быстро оглядывал небо, взгляд цеплялся за каждый разрыв в тучах.-- Что-то здесь не так. -- Это уж точно,-- сказал Томас саркастически. -- Да нет, даже в аду свой порядок. Эти твари должны напасть позже. Там их целые стада. Стаи, то есть. Томас поклонился: -- Спасибо, утешил. -- Не за что. -- Если эти вылетели навстречу, то представляю, что дальше. Калика сказал медленно: -- Нет. -- Что нет? -- Не представляешь. Он покарабкался через каменную насыпь, почти задевая красными волосами низкие тучи. Небо почернело, тучи ползли тяжелые и громыхающие, будто разом рассыпались небесные Авзацкие горы, и теперь по небосводу катится нескончаемая каменная лавина. Когда тучи задевали одна другую, скрежетало, сухо взламывалось, мертвенно белые искры недобро озаряли неподвижные края темных, почти фиолетовых глыб. Слева доносилось зловонное дыхание Стикса. Берег закрывал реку гноя и слизи, но Томас чувствовал ее близость по своему желудку. С правой стороны несло сухим жаром, там коричневело каменистое плато, высохшее и выжженное. Три огненных ручья бежали резво, плескались искрами, поверху плыли корочки темнобагрового шлака. Дважды, пока Томас смотрел с опаской, вспыхивали быстрые огоньки, тут же исчезали с легким дымком. То ли птица какая роняла перо, то ли чья-то душа приблизилась чересчур близко. Но прямо между Стиксом и плато огненных ручьев простиралась обычная долина, Томас видел кусты, редкие деревья, невысокую траву, проплешины вытоптанной земли. В глазах рябило, и, всмотревшись, различил сотни, тысячи женщин, что бродили стайками и поодиночке, качались на ветвях деревьев, сидели на траве. Всматриваясь, он видел их все яснее, словно наливались живой плотью. Не сразу понял, что некоторые выглядят странноватыми, хотя он не противился бы, если бы у женщин в самом деле была грудь такого размера, такие вот бедра, а волосы ниспадали до пят. Олег остановился, вертел головой. Томас понял с недоумением, что калика выбирает между берегом Стикса и каменным плато. Там загремело, из черной тучи ударила молния. На ровной, как турнирное поле, плите вспыхнул огонь, взвился красными наконечниками и погас, на камне осталось медленно тускнеющее багровое пятно размером с круглый стол короля Артура. В небе загрохотало, будто катилась горная лавина. Страшно и слепяще вспыхивали молнии, ветвистые, как светящиеся корни невиданного древа. Одним концом упирались в тучу, другим с шипением вгрызались в камни. Вспыхивали огни, камень плавился, тут же остывал, оставляя оспины размером с миску для большой собаки. Томас не понял, почему калика остановился в нерешительности. Дыхание вырывалось с хрипами, он переводил взор то на берег, покрытый слизью, то на огненное плато. Там гремело, редкие молнии превратились в огненный лес, что вершинами упирался в низкое небо, а корнями взрывал каменистую землю. Этот лес постоянно двигался, молнии ядовито шипели. Когда ветер подул с той стороны, пахнуло горящей землей. Томас оглянулся: -- Там опять птицы!.. Вперед. Я не вижу опасности! Олег сказал сиплым голосом: -- А это? Томас в недоумении поглядел в ту сторону, куда указал калика. -- Все равно не зрю. Одни женщины! -- Так какой опасности тебе еще? -- От женщин? -- изумился Томас. Калика покачал головой: -- Мало тебя били. Томас негодующе фыркнул. Если бы столько били по каменной скале, то раздробили бы в песок, а по железной -- вогнали бы в землю так, что виднелась бы на дне глубокого колодца. Но язычнику что объяснить, если он ни разу не грамотный. Однако присмотрелся, женщины не все выглядят обычными, а у одной вовсе в полупрозрачном теле нечто темное, словно сгусток мрака... -- Только там и можно пройти,-- сказал он настойчиво.-- Ежели слева -- слизь Стикса, где нас из воды достанут те зубастые, справа -- вон что творится... даже на Змее не пролетишь -- молнии спину издолбают как дятлы... Только здесь. Олег сказал измученно: -- Ну и что, зубатые? Что храброму рыцарю жалкие ручейки с огнем? Да и молния не обязательно попадет в спину. Авось, промахнется... Голос его был настолько решительным, в нем прозвучало столько страха, что Томас стиснул челюсти, но смолчал. Он знал, когда калику не сдвинуть с места ни пряником, ни обухом по голове. Вместо этого он побежал вперед сам, стараясь держаться по самому краю долины, почти по краю огненного плато. Земля гудела и стонала, под ногами тряслось как будто встряхивали как шкуру, от слепящих молний болели глаза, и плавали красные пятна. За спиной тяжело бухало в землю, словно тараном вбивали камни. Калика пересилил необъяснимый страх, не отставал. Томас на бегу оглянулся, Олег отстал всего на десяток шагов, но плечи и голову закрыл полой волчовки, бежал почти вслепую. Они почти миновали долину, дальше поднимались старые скалы, виднелись уютные гроты. Томас разглядел бегущий с высоты ручей, вода красиво прыгала по камням. Немногие женщины обратили внимание на бегущих, но одна внезапно всмотрелась, Томас видел, как на изумительно красивом лице взлетели брови. Женщина распахнула рот в удивлении: -- Кто вы, странники, облик одного из вас мне странно знаком? Олег ускорил шаг, Томас подождал друга, бежал рядом, поддерживая за локоть. Женщина вскрикнула громко: -- Олег?.. Это ты, Олег? -- Не отставай,-- бросил калика свистящим шепотом. Он перестал прятать голову, Томасу почудилось на лице друга смущение, будто его уличили в чем-то непотребном. До черной скалы, что загородит от них луг, оставалось несколько шагов. Томас сделал рывок, вкладывая в него остаток сил. В локоть Олега вцепился как охотничий пес, тащил, взрывая землю подкованными сапогами. Тяжелый меч звонко бренчал на железной спине. Вдогонку раздался пронзительный вопль: -- Опять бежишь?.. Как в обитель вкрадываться, так ты прямо медом истекаешь, а как... Они забежали за скалу, голос затих. Томас тяжело дышал, во все глаза смотрел на калику. Тот посерел лицом, глаза бегали как у кота, своровавшего рыбу. От Томаса отмахнулся: -- Ты им верь! Такое нагородят... -- Да, конечно,-- поспешно подтвердил Томас. Чересчур поспешно, калика посмотрел недобрым взором. Томас торопливо поправился.-- Конечно, я не верю. На святого отшельника таких здоровенных собак вешать!.. Не думаю, что ты ходил тайком в ее обитель. Скорее, сама бегала к тебе в лес, в пещеру. Хотя с такими роскошными телесами... я рассмотрел, рассмотрел!.. не набегаешься. Разве что ты проездом, проскоком, на ходу, не снимая лыж... А что такое обитель? Разве уже тогда были женские монастыри? -- Томас,-- прорычал калика. -- Да молчу-молчу,-- заверил Томас.-- Я ж знаю, ты -- святой аскет. Сам видел, в каком виде ты тащился из Святой Земли. Какие там бабы, борщу б горячего, сам говорил... Правда, потом вроде бы у половцев проповедовал что-то языческое... Гнусный скрипучий крик, от которого застыла кровь и заныли зубы, пронесся как выпущенный из пращи камень. Томас инстинктивно пригнулся, в руки прыгнул меч. По железному затылку скрежетнули когти. Он взмахнул мечом, но не достал, лезвие со звоном ударило по камню. Сверху обрушилась волна смрада. Томас закашлялся: -- Черт бы их... В трех шагах три твари истошно орали и набрасывались на Олега. Томаса шатало от ветра, крылья хлопали резко и оглушительно, будто кнутом били по Круглому столу. Томаса едва не сбивали с ног волны гнусного запаха. Он ударил одну в спину, плевать на правила, пусть не портит воздух, и без того мерзкий, острие вошло на глубину ладони, но тварь лишь вскрикнула, обернулась, на Томаса взглянули горящие дикой злобой круглые глаза. Похолодев, он выдернул меч, но тварь набросилась, Томас споткнулся и рухнул на спину. Тварь насела, крупная, как здоровенная бойцовская собака. Да еще с крыльями, он слышал скрежет когтей по железу, тварь ударила острым клювом в опущенное забрало. Томас вскрикнул от боли: железо прогнулось и больно прижало нос. Он ощутил на губах соленое. Только бы не сопли, подумал в диком страхе. Калика узрит, засмеет... С усилием перекатился на бок, ухватил, подмял, кости слабо хрустнули, но тварь все еще клевалась, царапала, била крыльями, он с наслаждением сдавил гнусную шею, повернулся, услышал сладостный хруст, лапы твари задрыгались и начали вытягиваться. Томас с трудом возделся, забрало скрипело, скрежетало, но оставалось на месте. Слезы выступили от боли, он шипел и постанывал, а рядом калика с остервенением бил оземь крылатую тварь, ухватив за короткие, как у гуся, лапы. Вторая тварь разбросала крылья по земле, не двигаясь, в воздухе стояло облако коричневой шерсти. Земля вздрагивала от ударов, а когда тварь перестала даже шипеть, калика отшвырнул ее Томасу под ноги. -- Что с тобой? -- осведомился он.-- Нашел, когда чесаться! Слезы заволокли взор Томаса. Спину щемило, жгло губу, одна вмятина пришлась на нижнюю часть шлема. Томас почти не мог раскрыть рот, только шипел сквозь стиснутые челюсти. -- Чего? -- допытывался Олег.-- Говори громче. Томас знаками показал, что не может, калика подошел, сочувствующе присвистнул. Томас ощутил его сильные грубые руки, его рвануло, прищемило сильнее, потом на лицо хлынул воздух, показавшийся свежим, боль в лице почти исчезла. Он смахнул слезы, губы показались чересчур вздутыми. Когда взор прояснился, увидел на земле обезображенный шлем. По нему как будто били не только топорами, но и здоровенным молотом деревенского кузнеца, что не знает благородной работы оружейника. -- Ничего,-- утешил Олег хладнокровно.-- У тебя голова что валун. Любой меч затупится. Медный лоб, это все-таки... -- У тебя самого,-- огрызнулся Томас.-- То-то с непокрытой головой, как блудница иерусалимская. Нехристь! -- Точно,-- согласился Олег довольно, и Томас запоздало вспомнил, что калика чтет за доблесть быть не во Христе, а во тьме со старыми богами. Глава 4 Он с великим сожалением оглянулся на брошенный шлем. Глаза защипало, словно прощался со старым надежным другом. Без него гол и беззащитен, воздух непривычно овевает со всех сторон разгоряченную голову, мигом выпивает мелкие капельки пота. А если еще потерять доспехи, то просто уму непостижимо как ходит калика. Ветер всего лишь шевелит волосы, а ему чудится, что чужая рука тянется к голове! Сейчас даже слабая стрела, пущенная рукой неумелого оруженосца, поразит насмерть, если попадет в ухо или в глаз... Донельзя настороженный, он крался за каликой, тот начал надолго затаиваться в тени, там исчезал, Томас чувствовал его только по запаху и совсем редко -- по дыханию. Однажды нырнул за ним в эту черноту, перевел дыхание, начал продвигаться в ту же сторону, куда и шли, высунул голову как из черной воды, похолодел. Калики след простыл. Томас даже попятился, пошарил руками по стене, но ни дыхания, ни запаха отшельника, только мертвые камни, подрагивающая земля, громадные звери бродят в толщах земли... В отчаянии, потоптавшись на месте, он вытащил меч и, взяв обеими руками, начал пробираться в ту сторону, где, как ему чудилось, должен быть этот пещерник, переоценивший его силы и прыть в железе. Он был уверен, что уже не выберется, когда в сторонке послышался тоненький свист. Из-за скал показалась рука, поманила. Томас пригнулся, перебежал, пригибаясь за камнями. Калика сидел сгорбившийся как церковная мышь, что выбралась из бочки с вином. Влажные космы волчьей шкуры свисали на каменный пол, словно вспотела и она. Однако обхватил себя обеими руками за плечи, вздрагивал, губы посинели. Томас и сам ощутил, что холодные мурашки бегают по телу, несмотря на горячий воздух. -- Куда ты пер? -- спросил Олег шепотом.-- Еще бы малость, заметили бы. Там за этим гребнем, их как муравьев в старом пне. -- Кого? -- спросил Томас. Он чувствовал, что спросил глупо, но так устал, и был так счастлив, что отыскался звероватый друг. -- А кого ты надеешься встретить в аду? -- ответил Олег вопросом на вопрос.-- Ангелов, конечно. Ну, тех, которые с рогами и хвостами. Зато с крыльями! Правда, волосатыми... Томас вслушался в неясные звуки. Впереди слышались голоса, глухие удары металлом по камню. Калика сделал знак Томасу, но рыцарь, искушенный в воинских уловках, уже крался как ящерица, неслышный, как клок тумана, и смертоносный, как большой Змей. Гряда понижалась, калика последние шаги проделал вприсядку, там упал и осторожно высунул голову. Дальше голая, как ладонь, долина, прижатая непривычно низким небом. Она упиралась в эту гору, и теперь Олег понял, почему под ним предостерегающе вздрагивает гранит, в глубине камня нарастает напряжение, рвутся незримые каменные нити. Внизу как муравьев полуголых людей, изможденных, в цепях, которые рубят, откалывают, тащат массивные глыбы, и несокрушимая гора тает как затвердевшая глыба меда в горячей воде. Томас тихонько присвистнул. Вся долина -- дело рук каторжных душ, как и все изменения в царстве Тьмы, которым так дивится калика. Из долины медленно поднимается как тесто в квашне тяжелый запах пота, мочи, разлагающейся крови. За кишащей массой измученных людей видна цепочка неподвижных фигур, при виде которых у Томаса сами собой передернулись плечи. Железо зазвенело, калика яростно шикнул. -- Это же... черти! -- прошептал Томас оправдываясь. -- Ну и что? Чертей не видел? -- Да вообще-то видел,-- пробормотал Томас.-- После пиров, что мы закатывали в Сарацинии, одному рыцарю... являлись всякие... синие, голубые, пятнистые, с рогами и без... только мелкие, не больше кошек. -- А ты откуда знаешь? -- Я сам их видел,-- обиделся Томас,-- и даже помогал ему ловить! Чтоб я другу не помог? Плохо же ты обо мне думаешь... Лунный свет выхватывал их красноватые тела только на вершине гребня, потом черти снова исчезали в тени, но Томас успевал видеть блестящие, словно политые маслом тела, толстые и мускулистые, ноги короткие и кривые, руки едва ли не до земли, а на маленьких головах, что сидят прямо на плечах, тускло поблескивают кончики коротких рогов. Почти у всех трезубцы, калика их обозвал вилами, хвостов Томас сперва не разглядел, уже хотел было спросить не родня ли лягушкам, потом все же увидел... Олег посматривал на чертей и на Томаса. Рыцарь едва не вываливался из укрытия, страха на лице нет, скорее -- дурацкий восторг, что вот наконец-то сразится с врагами своего бога, к тоже же похитившими невесту. Когда к высоким мотивам добавляются корыстные интересы, лучшего воина не отыскать. Благородный рыцарь задрал лицо к луне и втягивал воздух подобно охотничьему псу, правда, тоже благородных кровей, дергал носом, наконец пробормотал недоумевающе: -- Что-то кровяной колбасой с чесноком пахнет. Как будто караван рахдонитов на привале. -- А почему и нет? Томас пренебрежительно фыркнул: -- Так рахдониты ж все -- иудеи! Скупают всякую дрянь, а потом перепродают где-то в глубинах Востока. Олег посоветовал: -- А ты присмотрись, присмотрись. Тучи сползли с мертвой бледной как смерть луны. Призрачный свет залил мир светящейся дрянью, резче выступили скалы. Томас хмурился, стискивал зубы. Здоровенные черти, толстые и неуклюжие, с кожаными крыльями за спиной, другие черти помельче, но у всех, теперь глаза притерпелись и видят все мелочи -- вислые носы, толстые губы, пейсы... -- И здесь иудеи,-- сказал Томас с отвращением.-- А кого ж они там в котлах, а? Уже и не орут, охрипли... Глотки посрывали. -- Крестоносцы,-- невинно сказал Олег, но видя, как рыцарь вскипел и начал нащупывать рукоять меча, ухватил за локоть.-- Постой! Не только, конечно. Всякий там народ, разный. А сперва только своих сажали... ты позаглядывай в котлы, которые тут с самого начала! Одни иудеи. Томас зашипел как змей: -- Издеваешься? -- Клянусь,-- ответил Олег. Томас по тону понял, что на этот раз калика не врет. -- Ну тогда ладно,-- проворчал он, все еще не остыв.-- Если своих, то... пусть чуточку и наших... которые преступили законы рыцарства и чести. Правда, не понимаю: у них же свой должен быть ад! Иудейский! Какого черта они и в нашем аду, христианском? Олег невинно заметил: -- А где их нет? -- Но все-таки, это же ад, не ихняя чесночная колбаса! Калика сказал серьезно, зеленые глаза стали узкими как щели, высматривал проход: -- А они перешли из своего ада в ваш. Хотя, по сути, это тоже их, только порядки здесь малость другие. В филиалах надо применяться к местным обычаям... но интересы блюсти свои... Вон там тень лежит всегда, даже когда луна светит вовсю. Там переждем, когда та тучка приползет... -- Думаешь, наползет? -- Если какой-нибудь дуралей не вздумает отогнать. Эх, с каким бы я удовольствием связал всех колдунов и магов спина к спине... да забросил в самое глубокое место в океане! Томас сказал саркастически: -- А ты чтоб остался один? -- Ах, Томас... Магом нравится быть первые сто-триста лет, ну, триста-четыреста. Так же, как хочется быть непобедимым воином в первые сто лет от рождения. А потом, когда приходит мудрость, когда начинаешь жить умом... Он вздохнул, а Томас, перед которым распахнулась бездна веков, о которых калика говорит так равнодушно, с торопливостью в голосе сказал: -- Замолчи, я уже и так вон холодный камень!.. Кровь застыла... Скорее отсюда, а то я и не знаю... Он выскользнул из щели, удары тяжелых молотов сотрясали землю, и чем ближе пробирались к гряде скал, где можно укрыться, тем сильнее там вздрагивала земля. Олег поднял руку, Томас застыл с поднятой ногой. Между камней брел, освещенный слабым лунным светом, изможденный человек. Плоть на нем висела клочьями, ребра торчали наружу, как голые прутья орешника. Его шатало, он тащился медленно, загребая голыми ногами землю. Когда приблизился, Томас с содроганием разглядел обезображенное лицо. Под расколотой бровью темная пустая впадина, а глазное яблоко болтается на щеке, удерживаемое темными жилками и сосудами. Томас в нетерпении выступил из тени: -- Погоди, добрый человек... Ты здесь, как по тебе видно, свой. Подскажи, как пройти к дворцу Вельзевула? Человек посмотрел тупо, его шатало. Затылок, как только теперь рассмотрел Томас, был когда-то снесен могучим ударом, в открытом черепе что-то копошилось белое, склизкое. -- Вы,-- проскрипел он, во рту темнели беззубые десны,-- вы.. должны знать... -- Не получается,-- сказал Томас. Его корчило от жалости и сострадания, он отводил глаза, но взгляд как зачарованный поднимался то к болтающемуся глазу, то к шевелению на черепе.-- Подскажи, ты наверняка знаешь! Человек посмотрел одним глазом, но Томасу почудилось, что и второй глаз тоже повернулся и смотрит на него недобро, с непонятной злостью. -- Как можете... не знать... Это знают все... -- Но не мы,-- сказал Томас быстро и умоляюще.-- Помоги, мы только что пришли из мира живых! Человек отшатнулся: -- Нет! Томас вскрикнул тихо: -- Кто бы ты ни был, ты же человек был! -- Нет,-- ответил человек, обезображенное лице задергалось, на нем к изумлению Томаса отразилась злобная радость.-- Не скажу... Пусть и вам достанется... Он прошел мимо, даже ногами загребал не так сильно. Томас ошеломленно уставился вслед: -- Что с ним? -- Пойдем, сэр Томас.-- сказал Олег нехотя.-- Это и есть тот, которого слепили десятым. -- Этот? -- не понял Томас. -- Или его потомство. -- А-а-а-а,-- наконец сообразил Томас,-- таких людей больше, чем хороших. Размножался, мерзавец, чересчур быстро, теперь понятно почему... Почва вздрагивала, Томас услышал далекий полурев-полустон, от которого ужас сковал все тело. Земля дрогнула снова. Будто неведомый подземный великан пытался выбраться из могилы. Олег бежал с суровым лицом, Томас, задыхаясь, осмелился спросить: -- Никто не выскочит... из-под земли? Нам только оттуда не хватает. -- Из Тартара? -- переспросил Олег,-- да пока еще никто не выбирался... Уверенности в его голосе не было, Томас сжался в комок, прибавил шагу, хотя уже купался в ручьях рыцарского пота. Олег поглядывал по сторонам, бежал как белка по дереву, на замученного рыцаря внимания почти не обращал. В голове Томаса стучали молоты, он даже калику видел смутно, а когда тот на ходу обратился с вопросом, Томас не услышал, переспросил: -- Что? -- Впереди говорю, нарака, а слева от нараки диюй. Как думаешь, проще через нараку? Или через диюй? Томас прохрипел, качаясь от усталости: -- Через диюй... -- Понятно,-- согласился Олег,-- значит, через нараку. Томас зло просипел: -- Так чего ж спрашивал? -- А чтобы не ошибиться,-- ответил Олег убежденно.-- Тут один шаг в сторону -- и костей не соберешь. Обязательно надо с тобой советоваться. Томас прошептал про себя, что когда-нибудь рассчитается за все эти штучки. Он смутно помнил, что, пройдя половину мили, оглянулся, а на том месте, где был диюй, взметнулись фонтаны огня, и все плато рухнуло в темную бездну. Олег сказал в сомнении: -- Не поспешили мы? Нам все равно туда спускаться... -- Куда? Олег кивнул, Томас сквозь завесу пота усмотрел, что дальше дорога вроде бы обрывается. Шатаясь, он подошел к краю, а дальше, прямо за сапогом открывалась бездна. Он отшатнулся при мысли, что придется спускаться Из провала, до краев заполненного ядовито-желтым туманом, поднимался едкий и густой смрад. Олег поморщился: -- Переведи дух... Пусть к вони привыкнет нутро. -- Неужели к такому можно привыкнуть? -- простонал Томас. -- Человек ко всему привыкает,-- утешил калика с хмурой бодростью.-- А потом и замечать перестанешь. Другие заметят, что в дерьме сидишь, а ты -- нет. Отдыхать не дал, торопил, крылатые твари потеряли на время, но если постоянно не двигаться... Томас двигался как железная кукла, почти не понимая, что делает. Руки механически цеплялись за выступы, ноги нащупывали опору, иногда чувствовал руку калики, тот что-то орал в ухо, толкал, Томас послушно сдвигался, тело как одеревенело, но вниз все же легче, чем наверх, он спускался и спускался, затем ноги перестали нащупывать выступы, что-то вроде площадки, он рискнул повести затуманенными глазами по сторонам. Он стоял у подножья отвесной стены, дальше расстилалась безрадостная выгоревшая степь, покрытая серым пеплом. Красное, как объятое заревом пожара, небо нависало по-прежнему низко, тяжелые громады туч бежали как стада туров, оттуда шел неумолчный грохот, не оглушающий, но от которого мурашки бежали по коже. Томас чувствовал, что над ним двигаются каменные лавины, и что в любой миг могут обрушиться вниз. В трех сотнях шагов был огонь, извилистый и подвижный, Томас не сразу понял, что там страшная огненная река. Ветер пахнул с той стороны, кожа вскрикнула в ожидании ожога: пахло не только огнем, но и почему-то горелым мясом. Вдали по берегу неслись три крохотные фигурки. Томас сперва решил, что к ним скачут всадники, но нечто странное было в их скачке, пока не понял потрясенно, что к ним спешат люди-кони, до пояса люди, а дальше -- лошади! На скаку быстро стреляли в реку, Томас всмотрелся, теперь и ему показалось, что изредка мелькают головы, кто-то пытается выбраться на берег, но безжалостные стрелы сбрасывают обратно. Олег, оставив Томаса, пошел навстречу. Томас с сильно бьющимся сердцем и мечом в руке спрашивал себя, почему не бросается на помощь, сейчас же убьют дурака, вон уже луки натянули, целятся, а все трое громадные, как быки, хоть и наполовину кони. Олег обернулся, помахал Томасу. Кентавры опустили луки, Олег сказал торопливо: -- Томас, нас перевезут через огненную реку. Нет, они тоже сгорят, ежели вплавь, но ниже по течению есть брод... Хилон, перейти сможем? Самый старый из кентавров бросил хмуро: -- Там едва по копыта. Несс перенесет обоих. Кентавр, самый молодой и с дерзким лицом, словно взорвался: -- Опять я? Прошлый раз перевозил этого... как его, пиита, копыта обгорели, до сих пор хромаю. Ну, почти хромаю. Пусть Фол, ему все непочем. Хилон в сомнении посмотрел на третьего: -- Если не уронит... -- Да он сегодня не так уж и пьян! -- возразил Несс. -- Гм... Ну да ладно, уронит так уронит. Подхватив луки, они снова помчались по берегу, тетивы щелкали звонко, Томас слышал частые щелчки по задубевшей коже рук, крики несчастных, что падали обратно в огонь. Фол кивнул: -- Пойдемте. Тут близко. Он слегка раскачивался на ходу, от него несло ароматом хорошего вина. Вид у кентавра был благодушный. Томас понял, что здесь многих чудищ прошлых времен приспособили к делу, ибо если рождены до Христа, то нельзя сказать, что обязательно были бы его врагами. Но и в рай таких пускать нельзя... Томас от усталости даже не очень-то удивился, что едут на таком странном звере. Фол часто поворачивал голову, завел разговор с каликой об устройстве мира, едва не сверзился в огонь. От него несло вином, Томас вяло подумал, что наверняка сам свалится в огненный поток, либо их уронит, но сил не было спорить, равнодушными глазами смотрел, как кентавр выбрал самое широкое место, огонь полыхает так, что не видно другой берег. -- Держитесь крепче,-- предупредил Фол. По железу звякнуло, Томас ощутил, что панцирь сминается под ладонью калики, их прижало друг к другу, пахнуло огнем. Оранжевая стена надвинулась, вокруг запылало. Копыта гремели, кентавр все же успевал увидеть торчащие из огненной лавы камни, раскаленные и обугленные. Однажды вскрикнул, явно копыта попали в кипящее, или же волна плеснула выше, но могучие мышцы ходили под Томасом как сытые удавы, тугие как старое дерево, кентавр сопел, почти рычал, огонь бросался в лицо уже не оранжевый -- красный. Томас обеими руками закрывал голову. Волосы мигом высохли, трещали, он уловил запах паленого, и тут впереди в красной ревущей стене огня мелькнуло на миг коричневое, они влетели в эту щель, впереди раскинулась безжизненная каменная россыпь с почти черной стеной впереди. Копыта простучали уже медленнее, могучий голос прохрипел: -- Слезайте... Фу, старею. Томас покачивался, одуревший от жара, скачки, грохота. В спину все еще пекло, страшная река еще близко, а Олег спрыгнул, Томас услышал голос: -- Да нет, Фол. Это у моего друга задница тяжеловата. Томас всхрапнул от оскорбления как кентавр, поспешно соскочил следом. Колени подогнулись, спина кентавра выше чем у рослого боевого жеребца, Томас уперся ладонями в каменистую землю, разогнулся с достоинством высокорожденного. Река страшно горела в десятке шагов, ветерок относил жар, но Томас чувствовал, как продолжают накаляться доспехи. Калика и Фол беседовали, Томас уловил насмешку в голосе кентавра, калика раздраженно оправдывался, промелькнуло что-то о бабах, затем Олег звучно шлепнул по лосн