Юрий Никитин. Изгой --------------------------------------------------------------- © Copyright (C) Юрий Никитин Оригинал этой книги расположен на сайте Юрия Никитина http://nikitin.wm.ru/ Ў http://nikitin.wm.ru/ Email: frog@elnet.msk.ru Ў mailto:frog@elnet.msk.ru Изд.: М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф, 2000 "Трое из леса" --------------------------------------------------------------- Часть первая Глава 1 Корчма как корчма, только потолок низковат, зато вширь раздалась так, что вместо стен только облака си-зого дыма. Олег остановился на пороге, разом охватив взглядом и народ за столами, и закопченные стены, и тусклые светильники. Воздух горячий, жарится мясо, рыба. За столами пьют и едят смуглокожие люди, прокаленные солнцем, про-пахшие потом. Все в коже с головы до ног, в отличие от горожан, у которых даже штаны полотняные. Степняки пригоняют скот на продажу дважды в год, для них по-сещение корчмы -- праздник... Между столами шныряют подростки, разносят еду и питье. Да еще пробирается, выискивая место, плечистый, но сгорбленный парень с падающими на плечи волосами цвета темной беззвездной ночи. Серая протертая до дыр рубаха перехвачена в поясе старым ремешком. Судя по тонкому стану, парень молод, совсем молод, еще Олегу показалось, что парень смертельно устал, озлоблен, голо-ден и чем-то напуган. Больше, чем бывают напуганы жиз-нью такие вот бездомные бродяги. Пока Олег шел к уединенному столу в дальнем углу, парень подсел на освободившееся место к четверым степнякам. Олег успел увидеть красивое мужественное лицо, квадратную челюсть, губы стиснуты, в каждом же-сте и движении готовность дать в зубы всякому, кто рас-хохочется над его драной обувью или дырявой рубахой, явно с чужого плеча. Олег таких задир терпеть не мог, отвернулся. Из окошка кухни выглянуло широкое лоснящееся лицо, красное и распаренное. Олег решил, что повар, но из боковой двери вышел массивный человек в ко-жаном переднике, глаза навыкате, волосатые руки на ходу вытирает о штаны, взгляд обыскивающий, так смотрят хозяева постоялых дворов, сразу стараясь оп-ределить, с кем имеют дело. Этот мужик, явно хозяин, оказался перед столом Оле-га едва ли не раньше, чем гость опустился на лавку. Олег принял как должное, хотя он чуть ли ни в тряпье, не дело мудреца замечать, что на нем, но торговцы и хозя-ева постоялых дворов как-то угадывают в нем человека, который... который может расплатиться. -- Пообедать? -- спросил хозяин. -- Вина? Ком-нату? -- Рыбы, -- велел Олег. -- И слабого вина. Но -- хо-рошего. Он бросил на стол пару золотых монет. Глаза хозяи-на округлились, давно не видел ничего, кроме серебра и меди, поклонился, сказал почтительно: -- Принесу сам. Есть и рыба, и самое лучшее в этих краях вино! Олег не ответил, голова опустилась на кулаки, локтя-ми уперся в столешницу. Хозяин поспешно удалился, под личиной простолюдинов по земле ходят, как гово-рят старые люди, даже боги. Остро пахло жареным мясом, луком, ноздри щекота-ли и дразнили ароматы горьких трав. Двое мальчишек сбиваются с ног, разнося кувшины с вином, толстая девка носится между столами, вытирает столешницы, со всех сторон гам, шум, пьяные песни, выкрики. .. Перед его взором появилось широкое блюдо с огром-ной, только что испеченной рыбиной. Рядом бесшумно, чтобы не спугнуть думы богатого гостя, опустился широ-кий кувшин с узким горлышком. Смуглые руки сковыр-нули смоляную печать. Ноздри Олега дрогнули, запах в самом деле приятный, а вино старое, выдержанное. Мысли вспорхнули, как испуганные воробьи. Прихо-дят с трудом, а улетают с такой легкостью, что скрипел зубами от злости: уже почти что додумался до чего-то важного, уже ухватил за хвостик... но запах самой про-стой еды как ударом оглобли вышибает высокие и даже возвышенные мысли о Великом. Иногда даже запах жен-щины... А уж если пройдет близко, двигая бедрами из стороны в сторону... Что он за скот такой? Насытился быстро, дальше вяло ковырялся в рыбине. Мясо на редкость нежное, но костей напихано столько, что вся радость от смакования ушла, осталось только глу-хое раздражение, что никогда радость не бывает чистой, незамутненной. В голове звон, звучат обрывки мудрых фраз, одна другой закрученнее, замысловатее, мелькают свитки с письменами, в глазах рябит от значков и символов, что остались от древних народов... Он чувствовал, что на ощупь пробирается через зыб-кий туман, мокрый и вязкий, под ногами то гнило чав-кает, то невыносимо и отвратительно шелестят, лопаясь, пересохшие панцири перелинявших тварей. Он зависал в паутине, натыкался на каменные стены, тонул в гни-лых болотах, под ногами обрушивалась земля, он в смер-тельном страхе падал, падал, падал в бездну... и все эти страхи -- лишь туман его мыслей, хитиновые шкурки его перелинявших идей, это его собственная жажда сказать все четко и ясно увязает в ощущениях, которые не может вместить в слова! И когда под ногами вдруг пусто-та, он в самом деле терял опору не только мыслям и себе, но и чему-то более важному, чем он сам. Из-за стены тумана все громче звучали раздраженные злые голоса. Перед глазами нехотя проступило простор-ное помещение, заполненное народом, появились столы с едой и плохим вином. Пьют, едят, бахвалятся, бранят-ся, горланят песни... А, вон там затевается драка. Молодой парень, кото-рый в простой холщовой рубашке и похож на бродягу, вскочил, лавка с грохотом упала. Напротив поднялись двое, но парень толкнул одного в грудь, тот рухнул на-взничь, словно его ударило бревном, тоже опрокинул лавку, ударился о стену. Второй благоразумно кулаки в ход не пустил, но орал, бешено выкатив глаза, ука-зывал на черноволосого, обращаясь к присутствующим. Ссора вообще-то пустяшная, таких в каждой корч-ме по десятку за вечер, и когда молодой бродяга вдруг могучим ударом кулака отшвырнул и второго спорщи-ка, Олег поморщился, отвернулся. Всегда одно и то же, осточертело. Дальше кусок рыбы оказался несколько чище, без костей, снова проснулся аппетит, елось с не-которым даже удовольствием, запивал вином. Однако что-то беспокоило, он чуть повернулся, краем глаза ловил движения этих потных сопящих существ, к роду которых принадлежит и сам. Один из степняков за два стола от места ссоры поднялся, пошел к выходу. Что-то в его движениях насторожило, послало дрожь вдоль спинного хребта. Степняк двигается к двери, на лице под-черкнутое отвращение к пьяной драке, но одна рука что-то щупает под полой. Олег взял кувшин, привстал. Перед степняком от-крылся проход к двери, но он почему-то шагнул в ту сторону, где драка. Олег торопливо швырнул кувшин. Молодой бродяга дрался люто, от его ударов спорщики разлетались как орехи. Почти никто не успел уви-деть, как подошедший выхватил длинный узкий нож. Рука начала подниматься в замахе... Кувшин ударил ручкой в висок. Черепки разлетелись как сухие листья. Пара красных капель упала на голое плечо бродяги. Тот на миг оглянулся, в глазах свирепая радость: наконец-то настоящая драка, с оружием, теперь можно бить, крушить, ломать, а там плевать, что даль-ше его самого убьют, растопчут, разорвут на части! Из-за стола, что рядом, вскочили двое. Уже не скры-ваясь, с ножами в руках бросились на бродягу. Олег под-нялся, вмешаться и разнять уже не успеет... массивная лавка на самом деле оказалась не такой уж и тяжелой, как выглядит. Он без размаха швырнул ее над головами пирующих. Бродяга успел оглянуться, глаза расширились, видя двух с ножами. Тут же тяжелая дубовая лавка обрушилась им на плечи, как бревно, падающее с горы. Бродяга успел на лету выдернуть у одного из руки нож, отпрыгнул. Оглушенные неожиданным ударом в спины, оба во-рочались, сопели и ругались, пробовали подняться, а черноволосый с наслаждением попинал их, все огляды-вался, искал глазами того, кто так неожиданно пришел на помощь. Хозяин примчался со стулом в обеих руках. Стул вы-глядел почти новым, спинка и сиденье красиво обиты медвежьей шкурой. -- Еще вина? -- спросил он. -- У тебя хорошее вино, -- одобрил Олег. -- Вот возьми... Принеси еще кувшин такого же. Он придвинул ногой стул ближе к столу, хороший стул, настоящее кресло для почетных гостей, неспокой-но сел. На него поглядывали из-за каждого стола. Он чувствовал недоброжелательство и настороженность. На столе появился кувшин, широкий медный кубок с чеканкой по ободку, но теперь не шли даже прежние мыс-ли, в черепе запоздало шумела кровь, а мышцы подер-гивались, не получив ожидаемой драки. Это вино не хуже, если даже не лучше, но отпил чуть, поднялся. На него смотрели от столов насторо-женно, как степняки, так и местные. Он улыбнулся, кивнул на оставленный кувшин. Дескать, кто желает хорошего вина на дармовщину, налетай. Когда шел к выходу, чувствовал на спине эти злые и растерянные взгляды. С падающими на плечи красными, как огонь, волосами, он и так всегда привлекает внима-ние, а встречные не раз останавливались, пораженные сочетанием этих красных волос и пронзительно зеленых глаз, ярко-зеленых, светлых, от которых, казалось, идет странный колдовской свет. Теплый вечерний воздух легонько взъерошил влаж-ные волосы. Запахи конюшни текут медленно, успока-ивающе. На том конце двора легонько стучит металлом, в щели крыши пробивается легкий сизый дымок. С колоды, где поили коней, поднялся молодой бродя-га. На Олега взглянули синие глаза, непривычно яркие на смуглом лице с черными соболиными бровями. Волосы он смочил у колодца, теперь падают на плечи ровными прядями, блестящие, как застывшая на холоде смола. -- Спасибо, -- сказал он сиплым, совсем не юношес-ким голосом. -- Если бы не ты... Олег отмахнулся: -- Забудь. Все равно тебя скоро зарежут. Бродяга насторожился: -- Почему? -- Сам лезешь в ссоры, -- объяснил Олег. -- А такие долго не живут. К тому же ты кого-то рассердил доста-точно могущественного. По крайней мере трое жажда-ли тебя убить не за сегодняшние резкие слова. Бродяга кивнул: -- Вот за них я и хотел сказать спасибо. Считаешь, их кто-то нанял? Олег пожал плечами: -- Возможно. Двери конюшни распахнуты, в тишине слышно, как сопят и чешутся кони. Налетел легкий ветерок, зашеле-стел ветками высокого старого клена в пяти шагах от ко-нюшни. В одном месте ветки качались и после того, как ветерок улетел далече. Олег прошел мимо, слегка отодвинув богатыря пле-чом. Тот был весь как из дерева, но Олег знал, что он и сам как из камня. Он был почти у ворот конюшни, ког-да сзади догнал стук шагов. Все тот же сиплый голос воскликнул: -- Я знаю, тебе это не нужно! Но ты единственный, кто помог мне в этом проклятом городе. -- Ну и что? Юноша сказал с явным раздражением: -- Я должен был сказать хотя бы спасибо. -- Пустое, -- отмахнулся Олег. -- Не стоит за такую малость. Из конюшни выскочил мальчишка, в глазах удивление. -- Уезжаете? Я бы оставил вашего коня у коновязи... Красивый конь, я таких еще не видел! -- Оседлай, -- разрешил Олег благосклонно. -- Он не укусит. Снова догнали быстрые и вместе с тем тяжелые шаги. В молодом сильном голосе прозвучало уже не раздраже-ние, а злость: -- Это я -- малость? Олег отмахнулся, не оборачиваясь:  Только не затевай драку еще и со мной.  Почему? -- спросил бродяга задиристо.  Мне очень не хочется быть битым в такой чудес-ный вечер, -- объяснил Олег. Бродяга несколько мгновений всматривался в его лицо. В синих глазах злость переплавилась в ярость. --- Так говорят только очень уверенные в себе... Олег услышал тихий шелест. Рука его метнулась в сто-рону, пальцы начали смыкаться еще в пустоте, но, когда сжались, в ладони уже была зажата рукоять швыряльного ножа. Рука по инерции качнулась в сторону горла бога-тыря, тут же Олег швырнул нож обратно. В темноте по-слышался сдавленный вскрик. В листве клена зашелестело. На землю вывалился, цеп-ляясь за ветки, крупный человек в темной одежде. Бро-дяга инстинктивно сделал к нему шаг, Олег остановил: -- Что тебе?.. Это его нож. -- Что? -- спросил бродяга ошарашенно. -- Я говорю, -- объяснил Олег как глухому, -- нож вернулся к хозяину. Или тебе пограбить зудит? Из ворот выбежал мальчишка, ведя в поводу могуче-го жеребца, легкого, с сухими мышцами и горящими как жар глазами. Олег пошел навстречу, конь призывно зар-жал, подбежал к хозяину и потерся мордой о плечо. Олег похлопал по огромной голове, чмокнул в бархатные кон-ские губы. Конь фыркнул и отодвинулся, телячьи не-жности это не для взрослого коня. Со спины послышались торопливые шаги. Бродяга подходил, как чувствовал по его походке Олег, раздира-емый сомнениями. Шаги нетвердые, а ведь человек он, несмотря на крайнюю молодость, уже умелый в боях, знающий, как ставить ноги. -- Прости, -- донесся его голос, -- ты мне спас жизнь уже дважды. -- Трижды, -- поправил Олег, он всегда любил точность. -- Что? -- Трижды, -- пояснил Олег. Он уже чувствовал, как губы расползаются в улыбке. -- Но это такая малость, что даже спасиба не стоит. Сзади засопело, он уже ожидал новую вспышку злости но бродяга за спиной зло рассмеялся: -- Прости, я только сейчас понял, что под малостью понимаешь не меня, а то, что ты сделал. Я еще не ви-дел, чтобы вот так могли поймать нож... да еще в тем-ноте! Так что бросить кувшин или лавку -- это в самом деле для тебя малость. Олег положил одну руку на седло, но что-то застави-ло обернуться. Этот молодой бродяга стоит перед ним почти такой же рослый, как и он сам, широкий, с длин-ными черными волосами до плеч и неправдоподобно си-ними глазами. Снова в сердце Олега кольнуло неясное узнавание. И почудилось, что желание именно сегодня зайти в корчму и просидеть там целый вечер среди пья-ных мужиков было совсем не случайным. -- Кто ты есть? -- спросил он. -- Впрочем, не хо-чешь -- не говори. Но только простых бродяг не под-стерегают такие. И ножи в этом городе не умеют ме-тать... так умело. Тебе надо хотя бы одеться по-друго-му, волосы спрятать. А уходить из города лучше всего тайно, ночью. Бродяга открыл и закрыл рот. На скулах выступили красные пятна. Олег уже полагал, что смолчит, уйдет, сохраняя тайну, но тот вдруг заговорил быстро, захлебы-ваясь словами: -- А я и таился!.. Но когда увидел, во что превраща-юсь, это ж позор для воина! Уж лучше навстречу... луч-ше грудью! И будь то, что предначертано. Я не опозорю своего имени ни бегством, ни... Он запнулся, глаза застыли. Олег повторил: -- Не хочешь -- не говори. -- Меня зовут Скиф, -- сказал бродяга с усилием. На лице Олега ничего не отразилось, и он сказал уже чуть свободнее: -- В этих краях мое имя ничего не говорит... но есть и другие края. Голос его впервые прозвучал гордо, с достоинством. Плечи раздвинулись, он выпрямился и стал чуть выше ростом. Олег ощутил, как в сердце дрогнула и отозва-лась сладкой болью неведомая жилка. Вот откуда си-ние глаза Таргитая, черные волосы Миш, гордая стать Колоксая! Глава 2 Все это годы он сам был занят Высоким: собрал са-мых могучих магов и основал Совет Семерых, который должен погасить все войны на земле, восстановить мир и справедливость, везде нести свет и правду, однако в его высокую башню доходили вести и о простых людях, которые не знают, что они -- простые, ведь зовут себя тцарами, властителями, властелинами. А также эти слухи догоняли его в скитаниях, находи-ли на вершинах гор, с взрывами хохота долетали от кос-тров, где веселятся воины, вкрадчивым шепотом впол-зали в уши во дворцах... У Миш, как рассказывали редкие гости, от Колоксая родилось трое сынов: Агафирс, Гелон и Скиф. Все в отца силой и отвагой, все с детства не знали равных хоть в скачке на конях, хоть в борьбе, все росли красивыми и любимыми... ...но однажды до них дошел слух, что их доблестный отец умер не сам, а был отравлен их матерью. Неизвест-но, как они отнеслись на самом деле, все скрыто за сте-нами дворца, но Гелон и Скиф ушли от матери, а един-ственного, кто остался, оскорбленная Миш объявила не просто наследником, а демонстративно передала всю власть над своей страной. Агафирс, став правителем, тут же попытался восста-новить с братьями дружбу. Гелон, который ушел на дикие земли и основал там город, названный соседями просто Гелоном, постепенно не то что простил мать, но с Агафирсом поддерживал почти дружеские отноше-ния, хотя в прежних землях уже не появлялся. И только самый младший, Скиф, не простил. Он ис-чез, никто его не видел в течение трех последних лет, хотя иногда возникали слухи, что видели убитым в та-ких-то землях, женатым на богатой купчихе -- в других, Спившимся и умершим от болезней -- в третьих. Сейчас Олег не снимал руки с седла, даже подобрал-ся для прыжка в седло, но заколебался, повернулся и взглянул в синие глаза. -- И что же? -- спросил он в упор. -- Для бродяги, что скрывается от гнева Миш, ты слишком близко от ее земель. В самом деле прешь на погибель? -- Я иду к брату, -- возразил Скиф. -- Там Агафирс. Олег покачал головой: -- Тебя встретит Миш. -- Она моя мать, -- сказал Скиф, но в голосе прозву-чала неуверенность. -- Ты в самом деле считаешь, -- спросил Олег, -- что эти трое пытались тебя убить из-за твоей драной руба-хи... наверное, очень ценной? Скиф нахмурился, непривычно черные брови на бе-лом лице сдвинулись к переносице. Но в синих глазах сверкала прежняя непримиримая злость. Олег со вздо-хом забросил поводья на седло. -- Побудь с моим конем, -- велел он. -- Вы чем-то похожи. А я поговорю с хозяином . Через полчаса они выехали с постоялого двора бок о бок. Под Скифом шел поджарый гнедой конь, а са-мого всадника Олег переодел в чистую одежду из вы-беленного полотна. Скиф предпочел бы доспехи, пусть хоть из кожи, но Олег заметил, что надо лопать что дают. Хорошо, что хоть такое отыскалось. Зато для Скифа купил настоящий боевой топор. Слегка пощербленный, рукоять пора заменить, но все же не с голы-ми руками. За ними в поводу двигался заводной конь. Справа и слева от седла колыхались мешки с необходимой в дороге мелочью и одеялами для ночевки под открытым небом. Когда выехали из города и отъехали на три-четыре полета стрелы, Олег, прервав фразу, оглянулся. Во всей его фигуре была настороженность бывалого воина. Скиф невольно опустил руку на рукоять топора. Новенькое седло вкусно заскрипело, когда он тоже развернулся всем корпусом. Из ворот выехали две телеги, явно селяне отправи-лись за лесом: кони тяжелые, медленные, но сильные, а также с десяток всадников. Эти на легких конях, без оружия, едут не спеша, переговариваются весело. Один толкнул соседа, тот едва не свалился. Остальные весе-лились, размахивали руками, Скиф рассмотрел их сме-ющиеся лица. Олег покачал головой, лицо оставалось задумчивым. Скиф некоторое время ехал молча, но не в его характе-ре долго держать что-то в себе, спросил: -- Тебя что-то тревожит? -- Да так, -- ответил Олег хмуро. -- Не люблю, когда подсматривают. -- Подсматривают? -- А ты любишь? -- спросил Олег. -- Вот ты думаешь, что никто тебя не видит, чешешься, как свинья, о дере-во, ковыряешься в носу, достаешь оттуда жирную зеле-ную соплю... Убивал бы таких! Скиф пугливо оглянулся, посмотрел по сторонам, вверх. В синем небе пронеслась стайка мелких птах. Верещат, машут крохотными крылышками, затеяли драку совсем как люди. Посыпались крохотные перышки. -- За нами разве подглядывают? -- Еще как, -- ответил Олег. -- В корчме, потом во дворе да сейчас... Они потому на легких конях и без ору-жия что в бой и не думают. А без тяжелых мечей и дос-пехов за нами легче. Скиф зябко передернул плечами. Оглянулся, но всад-ники далеко, постепенно отстают. В их сторону никто вроде бы не смотрит. Впрочем, даже если они двое скро-ются из виду, опытный следопыт отыщет следы и через месяц, если за это время не размоют ливни. -- Не знаю, -- пробормотал он, -- с чего это... Столько лет не замечали, а теперь вдруг! А может быть, следят не за мной? Олег не ответил, красные волосы под встречным ве-терком трепетали, похожие на раздуваемое пламя горя-щего дома. Лицо его показалось Скифу выкованным из светлого, но невообразимо твердого металла. В зеле-ных глазах не бушевало пламя, но Скиф видел силь-ный ровный огонь, рассчитанный на очень долгое го-рение. Он с внезапным холодком понял, что его слова, ска-занные просто так, чтобы уколоть, могут оказаться страш-новатой правдой. Олег иногда подносил к глазам ладонь козырьком, за-щищая их от солнца, но Скифу всякий раз казалось, что этот рыжеволосый всматривается не в даль, а в то, что за далью, что зримо только богам и тем людям, что бы-вают равны богам. -- А кто ты? -- спросил вдруг Скиф внезапно. Олег устало пожал плечами: -- Тебе-то что? -- Да так, -- ответил Скиф. Он подумал, что на са-мом деле у него хватает своих забот, жизнь висит на волоске, к черту этого бродягу в старой волчовке... новсе-таки этот бродяга единственный человек, кто за последнее лето не пытался обжулить, обмануть, огра-бить, обсчитать в корчме. -- Если я не всегда похож на простого бродягу, то ты -- тем более. Мне все время кажется, что ты тоже от кого-то скрываешься, бе-жишь... Ты убил кого-то из знатных?.. Или ограбил казну местного царька? От кого ты скрываешься? -- От себя, -- ответил Олег. Всего двадцать лет тому, мелькнула горькая мысль, ему удалось ценой непомерных усилий свести воедино шестеро самых могучих чародеев, колдунов и волшеб-ников. До этого между ними шла ожесточенная война, что не прекращалась ни на минуту. Уговорами, лестью, хитростью, силой -- но удалось! Двадцать лет правят не своими крохотными мирками... из которых самый крупный не больше мелкого племени горцев, а всем человечеством. Но почему у него крепнет ощущение, что за эти двадцать лет счастья на земле вовсе не при-бавилось? Может быть, даже стало меньше? -- От себя? -- повторил Скиф непонимающе. -- Это как? Что ты такое натворил? -- Я волхв, -- ответил Олег горько. -- Я всего лишь пытался сделать людей счастливыми. Скиф широко распахнул глаза, став до щема в груди похожим на Таргитая. -- Как это? -- Ну, хотел, чтобы все жили справедливо и доброде-тельно. В голосе волхва звучала неподдельная горечь. Скиф расхохотался: -- Вот оно что! Тогда понятно... Мой учитель гово-рил, что когда пробуешь людей сделать добрыми, муд-рыми, свободными, воздержанными, великодушными, то неизбежно приходишь к желанию перебить их всех! Вот потому он и пил беспробудно, только бы его глаза этих людей не видели. Олег кивнул:  Может быть, он прав. Скиф поинтересовался: -- А почему ты в одиночку? Странствующие всегда сбиваются в кучи. И безопаснее, и легче. Да и есть с кем словом перемолвиться. Олег покосился на него полусонно, ответил равно-душно, но подозрительному Скифу почудились насмеш-ка и намек разом: -- Если странствующий не встретит подобного себе или лучшего, пусть укрепится в одиночестве. С глупцом не бывает дружбы. Скиф ощерился: -- А я в друзья и не набиваюсь! Олег хмыкнул, открыл было рот, но посмотрел на Скифа, засмеялся и смолчал. Скиф сказал рассерженно: -- Ну, говори! Говори, что хотел сказать! Олег усмехнулся, голос его стал тише, добрее: -- Лучше отказаться от острого словца, чем от друга. Возможного, только возможного друга. Скиф жадно всматривался в простор, что начинался по ту сторону конских ушей. Места тянулись незаселенные, хотя земля здесь неплохая, стоило бы жить и возделывать. Далеко-далеко справа, упираясь вершинами в небо, белели острыми вершинами горы, а слева, как он уже знал от Олега, небо подпирают вековые леса, тропок там нет, народ пробирается только по берегам рек, а дальше в низовьях эти леса часто прерываются топкими пойма-ми, где кусты растут твердые, как железо, злые. Ни кон-ному, ни пешему не пробраться, зато зверю тут такое раздолье, что даже бывалые охотники вздыхают, расска-зывая о сокровищах тех дебрей, трясин и непролазных зарослей. Там туры ходят не по десятку голов, как привыкли видеть они в пути, а такими несметными стадами, что редкие счастливчики, кому удавалось их узреть, не мог-ли даже приблизительно сказать, сколько же голов ви-дели, а когда идет стадо свиней, то землю нельзя разгля-деть на расстоянии двух-трех полетов стрелы. Медведи здесь живут сытые, огромные, ленивые, их не боятся даже козы, эти гиганты чаще всего лежат кверху пузом в зарослях дикого малинника, лакомятся, а через кусты осторожно пробираются остроухие волки, высматривают круторогих оленей, но нападают и на опасных лосей, что ударом переднего копыта нередко проламывают черепа нерасторопным охотникам. Зато по суходолу с грозным гулом, от которого дро-жит земля, проносятся грозные табуны диких коней, волшебных, дивных, с огненными хвостами и глазами лесных зверей. Реки выходят из берегов от обилия круп-ной рыбы, а сверху не всегда разглядишь воду из-за оби-лия уток, гусей и всего, что плавает, ныряет, ловит рыбу, крякает и гогочет, создавая свой мир, мир реки. Когда огромное красное солнце приблизилось к тем-ному краю земли, Олег повернул коня в небольшую рощу. Из-под корней самого могучего дуба выбивается родник, а по всей роще видны побелевшие, как старые кости, су-хие ветки. Все еще погруженный в думы, Олег нетороп-ливо спешился, начал расседлывать коня. Двигался он как муха на первом морозе, медленно и осторожно, едва не засыпая на ходу, но Скиф молчал, помнил, с какой ско-ростью этот красноголовый может поймать нож и швыр-нуть обратно. Хворост сразу исчез в красных языках огня. Сухие прутья часто щелкали, словно мелкие камешки под копытами тяжелого коня. От перегретой за день земли тя-нуло сухим теплом. Олег сидел перед огнем, сгорбив-шись, как старик, что-то чертил прутиком на земле. Скиф придирчиво осмотрел коней, пучком травы по-тер бока, стреножил, поискал, чем бы еще заняться, но не нашел и, помывшись в ледяной воде, вернулся к костру. Его красноголовый спутник поднял с земли засохший листок. Зеленые глаза всматривались долго и вниматель-но. Скифу почудилось, что Олег видит перед собой не-объятную карту, по которой несутся конные войска, где горят города и веси, а в соседних землях ничего не по-дозревающие земледельцы убирают урожай. Он не выдержал, спросил с насмешкой: -- Лечебная? -- Разрыв-траву, -- ответил Олег все так же замедлен-но, словно засыпал или разговаривал еще с тремя неви-димыми собеседниками, -- называют еще спрыг-травой или скакун-травой... Когда засуха или что еще, она пе-редвигается с места на место. Не так, как перекати-поле, а медленнее... -- Как вьюнок? -- Быстрее, -- ответил Олег равнодушно, глаза смот-рели уже не на траву, а в костер. Что-то видел, судя по тому, как слегка поворачивались глазные яблоки. -- Бы-стрее... как жаба. -- Ну и что? -- спросил Скиф уже раздраженно. -- Сидеть среди поля и смотреть, вдруг какая трава попол-зет? Жизни не хватит! Это ж трава редкая? -- Редкая. -- Ну вот!-- -- Ее можно заметить издали, -- пояснил Олег рав-нодушно. -- Где она идет, там лопаются деревья... если наткнется, конечно. Даже камни -- вщент, скалу в со-стоянии расколоть, если та окажется на дороге. Да и на тебя если наползет спящего... гм... За спинами раздался жуткий хруст. Скиф в испуге подпрыгнул, обернулся, рука на рукояти топора. Конь Олега выдвинулся из кустов, блеснули огромные зубы, бодро поедает молодые веточки. Так и кажется, что вот-вот схватит за плечо могучими челюстями. Когда Скиф оглянулся во второй раз, ближайшие ку-сты уже словно ножом срезало, из земли торчат белые расщепленные прутья, а конь как ни в чем не бывало сжирает соседний кустарник. Жрет как траву, в то вре-мя как его конь, а у него хороший конь, деликатно сры-вает только самые сочные верхушки трав. -- Что у тебя за зверь? -- пробормотал он. -- Не по-нимаю. -- Конь? -- переспросил Олег рассеянно. -- Да так... Просто конь. -- Ничего себе просто! У меня не такой. -- Мы все не такие, -- ответил Олег. -- Мы все раз-ные... Эх, как найти это счастье для всех! Одинаковое. Он зачем-то перекладывал щепочки, сухие палочки, мелкие камешки. Скиф решил, что странный друг зани-мается колдовством, насторожился, колдунов никто не любит, но Олег, оказывается, просто строил преграды для ползущего червяка. Тот старательно выгибал спин-ку, полз, потом натыкался головой на препятствие и, если прутик оказывался мал, переползал, а если прутик оказывался выше, чем хотелось червяку, он разворачи-вался и полз в другую сторону, хотя с легкостью мог бы переползти и этот, ведь такие же точно червячки взби-раются даже по дереву на самые вершины. Скиф смотрел-смотрел, начал фыркать, тоже мне заба-ва для взрослого сильного мужчины. Да еще для такого, который в состоянии поднять дубовую лавку и швырнуть через всю корчму! Не утерпел, поинтересовался: -- Что ты делаешь? -- Наблюдаю, -- ответил Олег. Он даже не повернул головы, пальцы на ощупь подо-брали прутик потолще. -- За червяком? --Да. -- А люди разве не интереснее? -- Есть общая основа, -- ответил Олег кротко. -- Мы все из одного и того же мяса. Да, все! Будь это жалкие червячки, гордые орлы, холодные рыбы или отважные и мудрые тцары. На всех нас одинаково действует солнце, дождь, холод... Всех нас одинаково тянет к женщинам, всеми нами владеют одинаковые страсти, все мы в дождь хотим спать, а весной нас всех одолевает бешеная страсть к размножению. На нас всех действует солнце на ясном небе и за тучами, нас подталкивают к неким дви-жениям луна и звезды, нами руководит как затишье пе-ред бурей, так и само послебурье... По червяку я могу предсказать и тебя. Скиф отшатнулся. Олег раздвинул прутики, освобож-денный червяк пополз в сторону деревьев, так и не по-няв, что за высшая сила то мешала ему достичь цели, возможно -- Высшей Цели, а потом вдруг вняла его мо-литвам или обетам и разом сняла все преграды. -- Это было оскорбление? -- спросил Скиф с вызовом. Олег поднял голову. Глаза такие удивленные, что Скифу стало стыдно. Однако волхв задумался, на лбу морщинки, сказал с некоторым удивлением: -- Оскорбление... Какое обыденное слово! И как ча-сто люди прибегают к этим... оскорблениям. Странно, я за всю жизнь так никого и не... Не понимаю. Поче-му бы это? Он умолк, на лбу морщины стали глубже. Скифу ста-ло настолько не по себе, что снизу вдруг остро начали колоть сучья, от земли потянуло могильным холодом. Олег поднялся, нарубил веток, бросил у костра. --- Поспи. Сейчас ночи короткие. Но сам остался сидеть у костра. Перед глазами все еще пресмыкалось жалкое тельце червячка. Неужели верно, как говорят старики, что если знать, когда и в какой час ты родился, то судьбу твою можно рассказать наперед? Глава 3 Сквозь сон он услышал тревожное конское ржание. Мгновенно вскочил, топор в одной руке, вторая на ощупь искала несуществующий щит, сна уже ни в одном глазу, сердце колотится, нагнетая кровь в мускулы. Рассвет осветлил восточную часть неба, но темная земля такая же черная, какой была ночь. Олег приподнялся на локте, задумчиво смотрел в подернутые серым пеплом багровые угли. Скиф спросил зло: -- Чего твое животное ржет? -- Сюда едут, -- сообщил Олег. -- Откуда знаешь? -- Сам послушай. Зевая, он вытащил из-под головы походный мешок. Глаза Скифа округлились, когда красноголовый выта-щил могучий лук, толстый, составной, блестящий от ча-стого употребления. Так же неспешно Олег выудил два темных мотка, брезгливо потыкал в них пальцем, один забросил обрат-но, второй размотал, накинул петельку на рог, упер лук рогом в землю... так сперва показалось Скифу, но потом обнаружил, что упер в камень, и не зря, как оказалось. Лицо Олега покраснело, под волчовкой вздулись бугры, словно проступили каменные валуны. Накинув петлю и на второй рог, он щелкнул пальцем по туго натянутой тетиве, прислушался. -- Гм, -- сказал он разочарованно, -- струна как стру-на! Не понимаю... -- Чего? -- Да как эти певцы различают?.. Я только и слышу, что одна громче, другая -- тише... Не торопясь он высыпал из тулы стрелы. Скиф впер-вые видел такие длинные и толстые, больше похожие на короткие дротики. И только сейчас уловил быстро при-ближающийся стук копыт. В их сторону, судя по грохо-ту, несется не меньше десятка человек. Скиф торопливо поймал коня, понял, что оседлать не успеет, беспомощно оглянулся на Олега: -- Может, в лес? -- Зачем? -- Всадникам там труднее. -- Да какой это лес, -- ответил Олег брезгливо. ~ Насквозь все видно. Из утреннего тумана вынырнули скачущие всадники. Конские тела блестели от пота, но еще ярче блестел меч в руке у каждого. Скиф посмотрел на их лица, и сердце дрогнуло. Олег посуровел, в зеленых глазах вспыхнула мрачная угроза, а пальцы нащупали стрелы. Похоже, ус-пел подумать Скиф, красноголовому волхву тоже ясно, что этим не нужны ни рабы, ни пленники. Хотя такой мог понять как-то и по стуку копыт. Говорят, есть такие, могут рассказать по конскому топоту все, даже кто ког-да родился... Скиф не успел подумать, что могут рассказать ве-тераны про него самого, в руках красноволосого на древко лука легла стрела с белым оперением. Звонко вжикнуло. Потом щелчки слились в непрерывный звон. Всадники налетели с поднятыми мечами. Скиф закричал, ярость ударила в голову, его метнуло на-встречу, топор ударился о меч, звон еще не утих, а лезвие рассекло плоть, тело развернулось, топор от-разил удар, снова звук рассекаемого мяса и хруст костей... Страшно ржали кони, кричали люди. Вдруг лезвие его топора бесцельно рассекло воздух. Он едва не упал от удара, ощутил, что бешено вертится один среди трупов и двух умирающих коней. Остальные кони отбежали, во-лоча поводья. На земле корчатся раненые, но больше тех, кто распластался или скрючился в неподвижности... Страшно пахнет горелым мясом. Огляделся, не веря себе, глаза горят бешенством, кровь носится по телу, как заяц по комнате. Пространство вок-руг костра в трупах, один рухнул на угли, горит одежда, а обгорелая плоть источает сизо-черный дымок. Олег отшвырнул меч, весь по рукоять в крови. Лук в сторонке, стрел ни одной. Покачал головой, вместо меча подобрал топор и пошел высвобождать стрелы с дороги-ми наконечниками. Скиф наконец проговорил с удивлением: -- Ровно десять человек!.. И ни один не ушел. -- Да, -- согласился Олег. -- А могли бы. Они на ко-нях, мы -- пешие. У их ног раскинулся на спине, раскинув руки, краси-вый черноусый воин. Стрела торчала из правой глазни-цы. Скиф поежился, когда Олег попытался высвободить стрелу, та не поддавалась, тогда он хладнокровно раско-лол череп, выдернул стрелу и одним движением швыр-нул в родник. -- Да я не о том! -- заорал Скиф ликующе. -- Ты еще не понял? -- Чего? -- Да мы же их побили! Их было десятеро!.. А нас? Олег буркнул: -- Их было всего десятеро. Он перевернул на спину всадника, которого явно сразил первым. Тот лежал дальше всех, стрела ударила в горло, проломила кадык и сломала шейные позвон-ки. В отличие от других, был он немолод, без доспехов а на поясе при движении зазвенели Обереги, аму-леты. На груди тоже на цепочке блестит затейливый амулет. Олег пошарил в сумке, нахмурился, вытряхнул все на землю. Скиф с отвращением уставился на вырезанные из дерева и камня фигурки людей и животных, всякие бле-стящие камешки, связку высохших лапок лягушек, рос-сыпь сорванных с покойников ногтей. Как всякий чест-ный воин, он ненавидел и боялся колдунов. -- Странно, -- произнес Олег. -- Что?  Почему не воспользовался магией? Скиф удивился: -- Когда бы успел? Ты ж его первым... -- Все равно, -- заметил Олег. -- Не понимаю. -- Да он просто ничего не успел! -- Должен был успеть, -- сказал Олег трезво. -- Это недолго. Как только увидел, что я натягиваю лук, дол-жен был защиту... Это проще всего. Скиф махнул рукой: -- Нашел над чем ломать голову! А то что они со-всем не собирались начинать с ругани, привычной бра-ни, угроз, приказаний бросить оружие и стать покорно на колени? Им не нужны были ни рабы, ни пленни-ки, они сразу неслись, чтобы нас убить! -- Да, -- сказал Олег. Он ощутил, что отвлекается от чего-то важного, но решил вернуться позже, чтобы об-думать глубже. -- Да, у них была ясная цель. Заранее об-говоренная. Если пошаришь хорошенько по карманам, то узнаешь, во сколько нас оценили. Скиф с энтузиазмом вытряхивал и карманы, и меш-ки, вскрывал даже седла, куда многие прячут золотые монеты. Когда он вытряхнул на землю все собранное, у Олега распахнулись глаза, он даже забыл, что собирался обдумать нечто важное. Кто-то очень тебя не любит, -- сказал он пораженно. -- Я б за тебя столько не дал! Скиф сам с удивлением смотрел на горку золотых и серебряных монет. Наконец в глазах блеснула гордость. -- А почему и нет? Ты посмотри, эти десять наглецов разлеглись в собственной крови! Следующим должны за-платить больше! Олег пробормотал: -- Странно, все-таки странно... В глазах убитого колдуна застыл не ужас, что было бы естественно, а почему-то безмерное удивление . Скиф сказал с нервным смешком и в то же время с гордостью:  Не думал, что за мной пошлют... колдуна. Олег смолчал. В груди растекался жуткий холод. Что-бы прихлопнуть комара -- не бьют со всей дури дубиной. А Скиф для повелителей мира -- еще меньше комара. Но вот он, Олег... Олег принял как должное, что коней оседлал, а ему даже подвел сам тцарский сын. В седло взобрался с таким видом, словно с тяжелым мешком за плечами поднялся на тяжелую гору. Лицо хмурое, зеленые глаза потемнели. Если присмотреться, там, в глубине, двигаются тучи, по-блескивают молнии, виден отблеск далеких пожаров. По утренней прохладе кони пошли резво, игриво. До-рога постепенно понижалась, слева медленно начала вы-растать из земли пологая и каменистая возвышенность, но так медленно, неспешно, что на нее не обращали вни-мания, пока не превратилась в нагромождение камней, скал, исполинских валунов, что дивным образом держат-ся друг на друге, образуя целые столбы. Скиф все чаще посматривал на Олега, поинтересо-вался: -- Говорят, легче найти золотой самородок с конскую голову, чем хоть самую завалящую истину. Верно? -- Наверное... -- А ты находил? -- Самородки? -- Да нет, истины. Олег горько усмехнулся: -- Пока только самые расхожие... -- Это какие? -- Ты их хорошо знаешь. Если голова болит, значит, она есть. Утро вечера дряннее. Человек может все, пока не начинает что-то делать... Достаточно? Скиф кивнул: -- Да, для этого надо было стать мудрецом, чтобы та-кое изречь... Мне чудится, что дерешься ты все-таки луч-ше, чем мыслишь. Олег промолчал, глаза были устремлены поверх кон-ских ушей. Слева поднялась желтая, как медовые соты, гора. Скиф дивился, гора кажется слоеным пирогом. Только в пироге от силы три--пять слоев, а здесь сот-ни, и все так четко отделены друг от друга, что просто непонятно, зачем боги проделали такую дивную рабо-ту, а потом все бросили. А эта гора лишь кусок от сло-еного пирога, срезанного грубо и небрежно, крошки осыпались на землю, но там, к счастью, ветер раздро-бил в пыль и разметал без следа, коням не помеха. Стук копыт звонко отдавался в тиши. Гора нависала