онен по всем правилам, но потом всплыл в Оснабрюке. Он выдает себя за эльзасца, хотя на самом деле - судетский немец. Сейчас он носит имя Франца Гюбнера. Кулак Бертона с силой обрушился на хрупкий столик. Была уже половина первого ночи, когда Мицуда вернулся к себе в кабинет. Достав кофейник, он выпил подряд несколько чашек холодного черного кофе. Внезапно до него донесся сдавленный крик. Дверь распахнулась. Вошли двое, в шляпах, в светлых плащах. Третий остался стоять в коридоре. Левой рукой он крепко держал за локоть Люсьену, в правой был пистолет. - Проходите, господа, - сказал Мицуда. - Я ждал вас. Отпустите девушку: она все равно ничего не знает. - Нас интересует Анри Бертон! - сказал один из вошедших. - Знаю, - сказал японец. - Анри Бертон находится здесь. - Я уполномочен арестовать его по обвинению в государственной измене. - Это его не должно обескуражить, - сказал Мицуда. - Он человек привычный... Пройдемте со мной, господа. В дверях Мицуда замешкался на секунду, встретив напряженный взгляд своей секретарши. - В чем дело, Люсьена? - спросил он. - Вы мне больше не нужны сегодня. Прошу вас уйти... Мицуда вел ночных гостей по коридору, на ходу включая освещение. У распределительного щита с надписью "Студия К.М." он остановился и перевел рубильник в положение "включено". - Прошу сюда, господа. Следуйте за мной, господа, - то и дело повторял японец, показывая дорогу в лабиринте галерей и переходов. Гости чертыхались, спотыкались о связки толстых кабелей, озирались по сторонам, разглядывая диковинные аппараты, похожие не то на радиотелескопы, не то на ракетные установки. Все четверо протопали по металлическому трапу и вошли в небольшое помещение, наполовину занятое полукруглым пультом, с окном в зал. - Это - режиссерский пульт, - пояснил Мицуда, присаживаясь. - Сейчас я включу освещение в зале студии и вызову туда Бертона. Остальное - ваша забота... Мицуда пробежал пальцами по тумблерам и кнопкам, как опытный пианист по клавишам. - Внимание! - загремели громкоговорители. - Внимание, Анри Бертон! Прошу вас выйти в зал студии. Это необходимо! Трое в плащах переглянулись и завертели головами в поисках того, кто был им нужен. Минуту спустя в зал вошел Бертон. - Анри Бертон, не двигайтесь с места, - наклонявшись к микрофону, сказал японец. - Вы арестованы. Зал окружен, сопротивление бесполезно. Один из агентов похлопал Мицуду по плечу и жестом приказал остальным спуститься в зал. Мицуда оскалил зубы: - Чтобы он не вздумал сопротивляться, я посажу его в клетку. - Не стоит. Мои ребята сделают это быстрее и лучше. Теперь он от нас не уйдет, - сказал агент. - Кто знает, - возразил японец. - Лишняя предосторожность не мешает. Вот посмотрите... У агента от удивления отвисла челюсть. В центре зала появилась массивная клетка. Бертон оказался за частоколом железных прутьев. - Подойдите к нему, - предложил Мицуда. И они спустились по трапу в зал. - Вы арестованы, Бертон, - сказал агент, приближаясь к клетке вплотную и держа пистолет наготове. - Вы ошибаетесь, месье, - спокойно возразил Бертон. - Пока что я в клетке. Лицо агента побагровело. - Освободите его, - приказал он Мицуде. - Да поживей, черт побери! Мицуда галантно поклонился. - Ну что ж, если вы настаиваете, месье... У вас доброе сердце. - К черту! Освободите его немедленно! - Слушаю и повинуюсь. Мицуда трижды хлопнул в ладоши. Откуда-то сверху слетело черное, блистающее звездами покрывало и накрыло клетку с Бертоном. Красивый, звучный аккорд разогнал тишину. Один из агентов бросился к клетке и приподнял покрывало, но тут же с проклятием отскочил в сторону. Двое других мгновенно сорвали покрывало... и остались стоять, остолбенев: в клетке, свернувшись кольцами, лежал громадный питон. Бертон исчез. Первым опомнился старший. Схватив Мицуду за воротник, он встряхнул его так, что у японца слетели очки. - Где Бертон? - Он уже далеко отсюда, месье, - невозмутимо ответил японец. - Кстати, должен предупредить, что я не выношу грубиянов. - Ах ты, старая крыса! - заорал агент. Львиный рык потряс воздух. Ошеломленные шпики выхватили из карманов оружие. Мицуда поднял очки и водрузил их на прежнее место. - Пойдемте, господа, я покажу вам дорогу обратно. Здесь вам, право же, больше нечего делать. На обратном пути японец так же педантично щелкал выключателями. Спектакль окончен, иллюминация уже ни к чему. Едва он переступил порог кабинета, как наручники щелкнули у него на запястьях. - Прошу прощения, господа, - сказал Мицуда, возвращая наручники. - Одну минутку, я должен надеть свой плащ. Он не спеша оделся, запер в стол бумаги, отключил телефон. - Ну вот, господа, теперь я готов. Пожалуйста... надевайте браслеты. Мицуда протянул свои худые руки. 6. ДЯДЮШКА СЛУЧАЙ И ТЕТУШКА ОКАЗИЯ Искусство разведки - это вроде игры в футбол. Футбол - прекрасная игра. Но лучше, чем футбол, и лучше, чем всякая другая игра, - игра в охоту на человека. Английский генерал Баден-Пауэлл Счастливый случай позволил нам познакомиться с любопытной рукописью. Она готовилась к выпуску в свет в Дублинском издательстве. На фоне мутного потока криминальной литературы, напичканной ужасами и непристойностями, которая захлестнула книжные рынки Европы и Соединенных Штатов, среди всех этих "черных серий" и похождений суперменов выгодно выделялись документальные книги, написанные либо разведчиками, ушедшими на покой, либо непосредственными участниками сенсационных событий, либо умелыми журналистами, соглядатаями тайн. Авторам их не было надобности выдумывать. И все-таки эти книги по занимательности и остроте ситуаций оставляли далеко позади любой приключенческий роман. Мы ведем речь о книге "Засекреченный легион", в которой отставной агент английской разведки делится некоторыми воспоминаниями. Время сгладило остроту событий, история рассекретила многое из того, о чем он рассказывает. Но, по вполне понятным соображениям, автор предпочел скрыться под псевдонимом Патрика Филби. "Древние создавали свои мифы, - пишет он. - Современность создает свои. Один из таких мифов - "Сикрет интеллидженс сервис" ("Секретная осведомительная служба"). Она - вездесущая и всевидящая - присутствует во многих романах - но увы! - такой службы никогда не существовало. Есть секретные службы военной, морской и воздушной разведок, носящие соответствующие шифры, существует "Скотланд Ярд" с его особым отделом и другие учреждения, традиционно связанные с защитой колониальных интересов британского империализма, но "Сикрет интеллидженс сервис" была и остается таким же мифом, как неподкупность знаменитого полковника Т.Е.Лоуренса. Армейская служба разведки именовалась "М.И.", и при ней во время второй мировой войны были созданы две организации специально для оккупированной Франции - "РФ" и "Ф". Они были тесно связаны с подпольными организациями Французского Сопротивления и занимались, главным образом, вопросами диверсий и саботажа. Приводим одну из глав этой книги, имеющую непосредственное отношение к "Аргусу" и его создателю. ...Стук в дверь костяшкой согнутого пальца, тихий, как шепот. Открыв дверь мансарды, посетитель видит скромную обстановку - стол, два стула, койку, умывальник - жилище рабочего человека. Видит хозяина - высокого, стройного, горбоносого человека, чисто выбритого, в дешевом пиджаке и черном свитере. - Месье Роше? - Да, это я. Входите. Невозмутим, как изваяние Будды. Вытирает руки полотенцем, указывает на стул. - Садитесь. Посетитель подает свою визитную карточку: "Томас Брукман и сыновья (инженеры), лимитед, 21-25 Табернейкл-стрит, Лондон". Даже бровью не пошевелил. - Чем могу служить? - Давно искал встречи с вами. - Я слушаю. - Месье Роше, имею к-вам очень небезвыгодное предложение. - Так. - Наша фирма закупила у вашего завода электрооборудование. Вас устроила бы продолжительная, хорошо оплачиваемая командировка в Англию, месяца на три, за счет нашей фирмы? - Ваша фирма, насколько мне известно, производит деревообрабатывающие станки. Чем же могу быть вам полезен я, простой мастер? - Эти станки работают на электрооборудовании нового типа, патент на которые принадлежит вашему заводу. По соглашению, монтировать его должны ваши специалисты. Руководители предприятия, в частности, главный инженер месье Клавель, дали на вас самые благоприятные рекомендации. - Ясно. А если я откажусь? - Тогда дирекция завода сделает из этого свои выводы, не совсем для вас благоприятные... Роше садится за стол против "Брукмана и сыновей" и говорит чуть насмешливо: - Ну, положим, насчет месье Клавеля вы врете. Карты на стол, мистер Брукман. Он встает, ставит правую ногу на стул, рука в кармане. - Оставим эту детскую игру. Мы с вами уже вышли из того возраста, когда забавляются жмурками. - Заверяю вас, что к французским правительственным органам я не имею никакого отношения. - Верю. Из этого следует, что если я наотрез откажусь, вы предложите мне единовременно чрезвычайно крупную сумму. Вы, несомненно, уполномочены на это. В случае отказа вы попробуете похитить меня. Или что-нибудь еще хуже... Вроде пули в затылок. Мистер Брукман тоже встал. - Месье Бертон, разрешите назвать вас подлинным именем. Я знаю, вы бывший макизар, умный и храбрый человек. Не подумайте, что я какой-нибудь банальный убийца... - Оружие на стол, мистер Брукман, - сказал Бертон, не вынимая руки из кармана. Мистер Брукман, не колеблясь, вынул из кармана небольшой пистолет необычной формы и протянул его рукоятью к Бертону. Бертон с любопытством посмотрел на оружие. - Это что-то новое. - Бесшумный. Пневматика. Стреляет микроскопическими ампулами, снаряженными курареподобным ядом. Кстати, яд получен химическим путем и по силе действия в десять раз превосходит свой прототип. Смерть наступает в какие-то доли секунды. Бертон усмехнулся и положил пистолет на стол. Взял сигарету и выхватил из кармана... зажигалку, оформленную в виде миниатюрного пистолета. Закурил и бросил свое "оружие" на скатерть. - Это будет джентльменский разговор? - Да, месье Бертон. Чертовское самообладание было у этого француза. - Прежде всего, вы должны понять, что провокация, подкуп, угрозы, шантаж и тому подобное - это средства, которыми никто и никогда не смог и не сможет от меня ничего добиться, - сказал Бертон. - Повторяю, разговор джентльменский. Вы получите обратно все, что потеряли здесь, и вам будет обеспечена безопасность. - Подобные предложения я слышу уже не впервые. В лагере Нейе Бремме, когда меня допрашивали в шестнадцатый раз, внезапно распахнулась дверь - и в ней показались два отлично одетых молодчика. Один гаркает: "Р-р-р-аус". Гестаповцы улетучиваются. Второй молодчик заявляет: "Хватит шутить. Вы имеете дело не с гестапо, а с абвером. Мы предлагаем вам работать над электромагнитным методом обнаружения летящих самолетов, - вы получите почетное место в Берлинском институте кайзера Вильгельма..." Я тогда едва держался на ногах, я был уже теоретически мертв... - И вы сказали?.. - Я сказал - "нет!" Мистер Брукман опустил голову. - Я тоже прошел через это... - Вы? Каким образом? - Я работал в отделе "РФ"... Вы, конечно, знаете, что скрывалось за этим кодовым обозначением. В сорок четвертом году, незадолго до парижского восстания, я выбросился с парашютом на территорию Франции, имея особое задание. Купол моего парашюта накрыл верхушку дерева, я повис в десяти метрах от земли. Пришлось перерезать стропы ножом. При падении в темноте рука с ножом подвернулась, и в момент удара о землю лезвие вошло в бедро. Эта оплошность чуть не стоила мне жизни. К счастью, меня подобрали люди, сочувствующие Сопротивлению. Но проклятые немецкие ищейки все-таки разыскали меня... Я не мог передать важное сообщение руководителям группы "Мистраль"... - "Мистраль"?! - Да! - А кому оно было адресовано? - Человеку с кличкой "Зевс". Бертон положил на стол крепко сжатые кулаки. - "Зевс" - это я. - Не может быть! - Может. А вы - "Пифагор". Мы ждали человека под этим псевдонимом, который должен был доставить нам сведения о немецкой агентуре, проникшей в ряды Сопротивления. - Я - "Пифагор". Черт побери, что делают дядюшка Случай и тетушка Оказия, эти удивительные режиссеры! - Удивляться нечему. Случайность в этих положениях играет иногда огромную роль. Да, впрочем, и случайности нет, есть неизвестные нам причины: не зная их, мы не в силах противостоять последствиям. - Вы правы, Бертон. Помню, как в начале войны мы хотели украсть генерала Роммеля из его африканской резиденции в Веда-Литторио. Операция была продумана на сто шагов вперед, до мельчайших мелочей, на это дело были брошены отборные "коммандос". Но дядюшка Случай подставлял им ножку на каждом шагу. Роммеля не оказалось на месте, а из двадцати шести участников операции осталось в живых только двое - полковник и сержант. - Дело прошлое. И если уж его ворошить, это прошлое, скажите, кто числился в провокаторах? - Фотографию этого человека я уничтожил. Он был в группе "Запад". Примета: у него были карманные часы, уникальная вещь - круглый циферблат в квадратной платиновой оправе; по углам вставлены камни - рубин, сапфир, изумруд и топаз... Бертон побледнел. - Дальше. - В наши руки попал любопытный секретный документ: Поль, обергруппенфюрер и генерал войск СС, доносил Гиммлеру, что в его распоряжении находятся ценности, изъятые у жертв Майданека и Освенцима, в частности, около 50 тысяч штук часов, из которых сотни две особо ценных - из платины и золота с бриллиантами. Эти дорогие часы раздавались в подарок "самым надежным и достойным эсэсовцам". Платиновые часы с четырьмя камнями получил по списку некий Фридрих Кунц. Но фамилия, под которой он проник в ряды участников Сопротивления, так и осталась нам неизвестной. Я не знаю ее и доныне. - Я знаю этого человека, - хрипло сказал Бертон. - Это он провалил группу "Запад", Вики Шереметьеву, и... - И? - И выдал ваш визит. - Какое совпадение! - Я видел эти часы в его руках. Помнится, заинтересовался, спросил, где он сумел раздобыть такую антикварную редкость. И он со слезами в голосе ответил, что это подарок старика-еврея, которого он спас в годы гитлеровской оккупации. Но этот субъект, новый владелец часов, - мертв. - Как его звали? - В последние годы он носил имя Франца Гюбнера. Теперь пришла очередь подскочить мистеру Брукману. - Вы считаете его покойником? Только вчера я разговаривал с ним за столиком в одном загородном ресторанчике. - Вы смеетесь?.. - Напротив, теперь я вижу, насколько все это серьезно. - Не он ли навел вас на мой след? - Вы угадали. - Я задушу его своими руками. - Не глупите, Бертон. Не хватало еще, чтобы вам предъявили обвинение в уголовном преступлении. - Что он рассказывал вам? - Мы говорим по большому счету? - Да, конечно. - Он догадывался о существе вашего изобретения. Гюбнер пытался проникнуть и в тайну Корфиотиса. - Тайну? - Какими-то неведомыми путями в руки вашего химика попали материалы замечательного русского ученого Михаила Михайловича Филиппова, открывшего способ электропередачи взрывной волны на большие расстояния. Филиппов погиб при взрыве в своей лаборатории, а вся документация об его изобретении была изъята царской охранкой и бесследно исчезла в ее недрах. Дорогой мой, в то время, как вы на третьем этаже работали над проблемой дальновидения, под вами, на втором этаже, готовилось опаснейшее изобретение, которое в сочетании с вашим открытием принесло бы человечеству неизмеримые бедствия... - Это лишний раз подтверждает простую истину: в наши дни не существует "чистой науки". Любое научное достижение можно рассматривать с точки зрения его пригодности для военных целей. - Страшно за науку, но это так... - Вы думаете, что Гюбнеру не удалось завладеть материалами Корфиотиса? - спросил Бертон. - Видимо, нет. Корфиотис был хитрым и бдительным человеком. А когда Гюбнер выбрал момент, чтобы подобраться к его сейфу, случилось нечто непредвиденное... Когда он проник в лабораторию и уже приближался к вожделенному объекту, перед ним появилась... тигрица. Совершенно реальный зверь, она лежала перед сейфом на песке, вытянув передние лапы и поджав задние. Голова ее находилась в полутора метрах от незваного гостя, и на морде тигрицы была улыбка, какую можно видеть на морде собаки, приветствующей хозяина после долгой отлучки. Затем тигрица раскрыла пасть и зевнула, показав страшные клыки. Гюбнер, понятно, оцепенел. Он ожидал чего угодно, только не этого. Но вдруг странное видение начало терять краски, истаивать, как мираж... Исчезла тигрица, исчез песок, на котором она лежала. Гюбнер стоял перед закрытым сейфом. Тут в коридоре послышались, шаги, время было упущено, и Гюбнеру пришлось срочно ретироваться. Бертон кивнул головой: - Ничего невероятного тут нет. Я помню этот день: не выходя из студии, я путешествовал по дебрям Индии. Мне неясно только одно: каким образом изображение дублировалось на лабораторию Корфиотиса. Впрочем, сейчас меня интересует иное: значит Гюбнер уцелел? - Да, ему удалось спастись и скрыться, он цел, если не считать изрядно попорченной физиономии. Он заинтересован в том, чтобы его считали мертвым. Сейчас вы его не узнали бы: столько на нем напутано бинтов. - Насколько я понимаю, этот тип несет на плечах тройной груз предательства и измены: в период оккупации работал на гестапо, затем обслуживал "Второе бюро" и продавал его секреты боннской разведке, а теперь, видимо, предложил свои услуги "М.И.". - Вы опять угадали. - Какой подлец! - В 1944 году я должен был передать вам его фотографию и пять слов: "Это - предатель. Его нужно устранить..." Но он опередил и меня, и вас, сделал свое черное дело и исчез. Поэтому приговор не был приведен в исполнение. - Я полагаю, что для таких мерзавцев не существует никаких сроков давности, - сказал Бертон. - Я тоже так полагаю. Бертон внимательно посмотрел на собеседника. Помолчал. - А как же вы отчитаетесь за задание по проекту "Аргус"? - спросил он. - Я думаю, что мне придется огорчить военное ведомство Великобритании. - Вы порядочный человек, мистер Брукман. - Спасибо на добром слове. Во-первых, с годами я поумнел. Во-вторых, я слышал о вас давно и питаю к вам чувство глубокого уважения. Я знаю, что группа "Мистраль" передала нам ценнейшие сведения о немецком секретном оружии, известном под названием "Бич Израиля", о радиоактивном "Песке смерти", производство которого нацисты пытались наладить в Гамбурге. И, наконец, самое главное - от вас мы получили данные о "фау" и это спасло жизнь многим тысячам ни в чем не повинных людей. Народ Англии должен быть вам благодарен. Брукман встал. - Как вы намерены поступить со своим изобретением? - неожиданно спросил он. - Вы спрашиваете об этом как исполнитель операций по изъятию проекта "Аргус" или как "Пифагор"? - Как "Пифагор". - Тогда я отвечу. "Аргус" будет служить людям, которым нужен прочный мир на планете Земля. Как вы относитесь к такому решению? - С величайшим уважением, месье Бертон, - серьезно ответил Брукман. - Я скоро ухожу в отставку, брошу осточертевшую службу и поселюсь в домике на берегу моря в родной Ирландии. Буду воспитывать внучат и выращивать оранжерейные цветы. Поверьте, мне война ни к чему. - Если все сойдет благополучно и мне удастся передать "Аргус" в надежные руки, считайте, что в этом деле есть доля вашего участия, мистер Брукман. - Удастся, - сказал ирландец. - Такой уж вы человек. Кстати, известно ли вам, что содержимое сейфа из вашей студии сейчас внимательно изучается экспертами французского военного министерства? - Это меня не беспокоит, - отвечал Бертон. - Вся основная техническая документация зашифрована и находится в таком месте, где искать ее никогда и никому не придет в голову. - Вы молодец, Бертон. Бертон пожал протянутую ему руку. - Прощайте, Пифагор! - Прощайте, Зевс! В дверях Брукман обернулся: - Что касается Гюбнера, то забудьте о нем, как будто его больше не существует. Я постараюсь принять меры, чтобы он больше не смог вам вредить. Брукман надвинул котелок, застегнул пальто и вышел, солидный, степенный, по всем внешним данным - преуспевающий делец. Больше он никогда не встречался с Бертоном. На этом кончалась глава записок Патрика Филби, в которой упоминалось об "Аргусе". 7. БОЛЬШЕ, ЧЕМ ДРУГ Завтра настанет день, Когда все потеряно И все начинается вновь. Марсель Ашар Полицейский обеспокоенно крутил головой. Только что он видел скромно одетого человека, неспешно направлявшегося мимо стоянки автомобилей к дверям кафе "Тереза". Конечно, он не обратил бы особого внимания на этого прохожего, но дело в том, что человек внезапно исчез. Он не мог пройти незамеченным в кафе или скрыться за поворотом. Тут что-то не так... Полицейский высвободил руку из-под накидки и направился к автомобилям. Бертон понял свою ошибку, когда сквозь щель в занавеске увидел полицейские башмаки, топчущие в лужах отражения рекламных огней. Незаметно покинуть машину было теперь невозможно, ему не оставалось ничего другого, как примириться с неизбежностью. Белая перчатка взлетела под козырек. Хриплый басок произнес: - Простите, месье, но по долгу службы я обязан... - Вы хотите знать, кто я такой, не так ли, сержант? Хомо сапиенс - к вашим услугам... - мягко сказал Бертон. (Фу, какое глупое положение! Этот флик, вероятно, принял его за похитителя автомобилей). - Мне не хочется, месье Сапиенс, казаться навязчивым, но, согласитесь, я просто вынужден проверить документы у человека, который влез... э-э-э... проник в чужую машину. Флик оказался на редкость вежливым. Бертон начал рыться в карманах, делая вид, что ищет документ. Что предпринять? Дать ему сто франков? Бертон старался выиграть время: вот-вот должен появиться тот, с кем он назначил здесь свидание. Флик терпеливо ждал. - Все в порядке, сержант, - раздался вдруг голос, который Бертон узнал бы из тысячи других. - Это мой друг, я попросил его подождать в моей машине. Человек, который назначил Бертону свидание возле кафе "Тереза" в машине N_213-81, показал удостоверение, и флик, еще раз козырнув, удалился. Хозяин машины, засунув руки в карманы пальто, смотрел на Бертона большими серыми навыкате глазами, качал седеющей головой и смеялся почти беззвучно: - Здравствуй, Анри. Я, кажется, подоспел вовремя. - Как всегда, Мишель, - тепло ответил Бертон. Они обнялись. Анри Бертона и Мишеля Шови - коммерческого директора крупной электрохимической фирмы - связывала не только студенческая дружба и не только совместная подпольная работа в годы оккупации. Их связывало крещение огнем и кровью... ...Марсель, солнечное утро, свежий солнечный ветер, синее море и... кованые сапоги эсэсовцев. Немцы торопились: с часу на час ожидался десант союзников. Бертон и Шови были включены в группу участников Сопротивления, подлежащую немедленному уничтожению. На корабль смерти, носивший звучное имя "Валькирия", смертников грузили, как скот. Впрочем, нет, скот грузят гораздо бережней... Когда Бертона швырнули в трюм, он сшиб Мишеля с ног. - Что за манера входить без доклада, - сказал Шови, зажимая кровоточащий нос. Они сразу узнали друг друга, хотя полгода, проведенные в тюрьмах и концлагерях, изменили обоих до неузнаваемости. Мишель поцеловал друга окровавленными губами. Они так и просидели обнявшись, пока "Валькирия" тащилась до места, где ее должны были торпедировать. Бертон теперь не помнил, что говорили они друг другу в те страшные минуты. Возможно, что-то легкомысленное. Они смеялись, потому что не хотели чувствовать себя живыми мертвецами. А рядом какой-то юноша плакал навзрыд. Раздался первый взрыв. Палуба накренилась, и люди в трюме сбились в одну огромную кучу. Взрывом сорвало крышку люка вместе с наваленными на нее лебедками, и они увидели небо... Люди облепили узкий трап, как пчелы. Трап рухнул под тяжестью тел. Крики и стоны... Трап подняли снова, и первый человек выскочил на верхнюю палубу. - Выходите все! - крикнул он остальным. - На корабле конвоя нет. Но едва люди показались из трюма и, скользя деревянными колодками, стали съезжать по накренившейся палубе, с эсминца, куда пересели конвоиры, забил крупнокалиберный пулемет. Затем эсминец ушел. Видимо, решили, что смертникам все равно крышка: на "Валькирию" пикировал английский бомбардировщик... Взрывы бомб следовали один за другим, подымая за бортом мощные фонтаны воды, разнося в щепы палубные надстройки. - Гады-ы-ы! - кричал Мишель, угрожая небу сжатыми кулаками. Наверное, Анри стал бы кричать вместе с Мишелем, но новый взрыв швырнул его в темную бездну... В холодной воде Бертон очнулся и вынырнул на поверхность, чтобы глотнуть воздуха. Рядом с ним на волнах покачивался серый пузырь. Мишелю повезло: рубаха, под которой скопился воздух, ненадолго послужила ему спасательным поясом. Бертон поднял за волосы его голову над водой. Неподалеку плавали остатки штурманской рубки. Бертону удалось добраться до них, не выпуская из руки волос Мишеля. Втащив друга на скользкие доски, он, задыхаясь от усталости, смотрел на бледное лицо с безжизненно опущенными веками, уже не надеясь, что на нем появятся признаки жизни. Но Мишель вдруг открыл глаза, выплюнул воду и произнес: - Кто бы мог подумать, что в загробном мире столько воды... Друзья лежали рядом и молча смотрели на плавающие вокруг обломки. Уже не было видно ни самолетов, ни эсминца, ни "Валькирии"... Мимо проплывал труп с изуродованной головой. Быть может, это был тот юноша, который плакал. Мишеля стошнило. - Это оттого, что я напился... - сказал он. Но только ли оттого? Анри понимал, что Мишелю стыдно. Ему тоже было стыдно. В мрачной глубине, где-то у них под ногами, в искореженном остове "Валькирии" нашли свою могилу многие их товарищи. Было что-то унизительное в том, что они оказались счастливее погибших... Безголовый труп зацепился одеждой за край доски и на некоторое время стал их спутником. Они почти теряли сознание, когда их подобрал английский миноносец. - Как вы себя чувствуете? - спросил врач-англичанин. Бертон отвернулся, а Мишель ответил: - Еще немного, сэр, и я схватил бы насморк. Оставив машину у кафе, Бертон и Шови медленно шли вдоль пустынной набережной. Мишель слушал внимательно, не перебивая, и постепенно Бертон рассказал ему все. Где-то далеко пробило двенадцать. По темной Сене маленький буксир тащил за собой караван, барж. Хрипло пробасил гудок. - Как видишь, события последнего времени принесли мне много горечи и разочарований, - заключил Бертон. - Мой ближайший сотрудник оказался негодяем из негодяев. Меня хотела предать женщина, как две капли воды похожая на ту, которую я любил. Я потерял лабораторию. Я вынужден был изменить свое имя, хотя у меня нет решительно никаких оснований стыдиться его. У меня хотят силой и коварством отнять то, что я собирался подарить честным людям от всего сердца, - мое открытие... Друзья остановились и, опершись на парапет, глядели вниз на темную воду. - Да! - вздохнул Мишель. - Если бы это рассказал мне кто-нибудь другой, я не поверил бы... Итак, Люсьена вывела тебя из магического дворца подземным ходом в соседний квартал. Но Мицуда, бедняга... Ему, вероятно, угрожают крупные неприятности? - За него я как раз беспокоюсь меньше всего. У Мицуды много влиятельных друзей и клиентов в самой Франции и за ее пределами, даже в Соединенных Штатах. Они его вызволят. - Но почему ты все-таки решил вернуться в Париж? - Логика подсказывает, что нигде нельзя так хорошо спрятаться, как в Париже. - Однако твои расчеты не совсем оправдались. Ведь ирландец-то тебя нашел, - заметил Мишель. - Зато финал не оставляет желать лучшего. Знаешь латинскую поговорку: "Предупрежден - значит вооружен". Ночной разговор с ирландцем показал мне, что даже очень разные люди в критический момент жизни могут мыслить одинаково. Видимо, человеческой природе все-таки свойствен инстинкт жизненной правды. И это - радует. - Я понимаю его поступок, - сказал Мишель. - Ведь он - ирландец, значит, все время служил чужому богу. И понимал это. Тяготился этим... Да, не каждый день приходится выслушивать этакое. Живешь и не представляешь, что рядом могут происходить подобные вещи. Но не унывай, старина, мы еще повоюем! - Не сомневаюсь. - А теперь ты, может быть, дашь мне представление о своем "Аргусе"? - От тебя у меня нет секретов. Бертон прочел Мишелю маленькую лекцию о слабых взаимодействиях элементарных частиц. - Так, так! - сказал Мишель, оживленно встряхивая полуседой шевелюрой. - Мне многое стало понятным. Согретый вниманием друга, Бертон рассказал ему кое-какие подробности о своей многолетней работе. - Итак, тебе первому удалось сделать это необычайное открытие, - резюмировал Мишель. - Если с тобой что-нибудь случится, людям придется открывать это заново. - Не придется. Я принял нужные меры. Все данные, касающиеся конструктивных особенностей установки для нейтринного дальновидения, я тщательно зашифровал и довольно нехитрым способом передал радиосигналами на радиотелескоп французского астрономического общества. Ты, верно, помнишь сенсационные сообщения газет о загадочных сигналах, дошедших на землю из созвездия Лебедя? Это была невинная шутка твоего покорного слуги. Теперь зашифрованные данные "Аргуса" находятся в картотеках государственной обсерватории. Над дешифровкой "космической" информации уже работает счетно-решающая машина "Эпсилон-8". Но никому неизвестно, что ключом к дешифровке служит научная работа Арнольда Дельфуса "Аппроксимирование нейтринных полей". - Теперь это известно мне, - рассмеялся Мишель. - Скажи, ты осуществил трюк с "космическими" радиосигналами один? - Нет, с Гюбнером. Но он помогал "вслепую". - А ты уверен, что он не догадается со временем? - Сейчас это уже не имеет значения. Сегодня я узнал о том, что Гюбнер казнен. Вот, прочитай. Бертон вынул из кармана свернутый в трубку номер желтого еженедельника "Скандал". Они остановились под фонарем, и Шови начал читать: "В маленькой, не очень опрятной, меблированной комнате в углу стоит на коленях человек. Он буквально был загнан в этот угол, поставлен на колени и в этой позе окоченел, привалившись к стене. Голова втянута в плечи, лицо со следами недавних ожогов почти сплошь забинтовано, видны только оскаленные зубы и оловянные бляхи открытых глаз. Сверкают вспышки "блица", щелкает затвор аппарата - следователь фотографирует убитого. Судебно-медицинский эксперт обнаруживает на шее трупа, в области сонной артерии, глубоко ушедшую крохотную стеклянную ампулу. Она была выпущена из какого-то метательного приспособления; вскрытие покажет, каким ядом ее снарядили. На столе на белой клеенке разложены предметы, извлеченные криминалистами из карманов убитого: бумажник, пистолет, пара сломанных сигар, зажигалка... Детектив достает из бумажника удостоверение личности на имя Франца Гюбнера, уроженца города Мюлуз в Эльзасе, пятидесяти двух лет. Итак, это тот самый инженер Гюбнер, который исчез во время недавнего загадочного взрыва в лаборатории телевизионной фирмы в Париже. Деньги, довольно крупная сумма - целы. Целы великолепные карманные часы в платиновом корпусе с драгоценными камнями. В руке покойного зажата бумага: "Агент гестапо Фридрих Кунц... За преступления, содеянные против французского народа... подлежит смертной казни". Странная деталь: приговор датирован июнем 1944 года. Здесь, несомненно, имело место политическое убийство. Полицейский комиссар высказывает предположение, что оно совершено членами тайной террористической организации "Мстители" в ответ на проект закона о прекращении преследования нацистских палачей за давностью срока преступлений..." - Но я-то знаю, кто привел приговор в исполнение. Возмездие было справедливым, - сказал Бертон. - Ты помнишь "Валькирию", Мишель? Мишель достал из кармана пачку сигарет и надорвал обертку. - Дай и мне. Спички ломались в дрожащих пальцах, друзья долго не могли прикурить. Половина сигарет просыпалась под ноги. - Я буду чувствовать себя виноватым, если такое когда-нибудь повторится, - сказал Мишель, жадно глотая дым. - Но те, кто сжигал нас в крематориях лагерей смерти, вешал нас, пытал в застенках, топил в море, заняты сейчас составлением реваншистских планов, строительством военных баз. Страна, которая столько выстрадала под немецким сапогом, предоставляет свои территории для немецких военных маневров. Наше правительство, забыв уроки войны, усиленно заигрывает с министрами из Бонна... - Не обязательно быть коммунистом, чтобы это понять, - сказал Бертон. - Нет, конечно. Но не каждый решится посвятить себя борьбе против безумных планов реакции, борьбе неимоверно трудной, но абсолютно необходимой. Ты знаешь, какие потери понесла компартия во время Сопротивления. Недаром Морис Торез назвал ее "партией расстрелянных". Но она остается единственной партией, способной последовательно и до победы вести такую борьбу. Анри, тебе пора кончать с положением "клошара", бродяги, находящегося в осадном положении. Твою борьбу невозможно вести в одиночку. - Могу я рассчитывать на твою помощь? - На нашу помощь. Сейчас ты работаешь мастером на заводах "Соншель"? Тебе нужно перейти на одно из наших предприятий, скажем, лаборантом в цех электрохимии. Я устрою это. В ближайшее время мы поможем тебе переправиться туда, куда не дотянутся лапы противников. У тебя, вероятно, уже имеются планы дальнейшего использования "Аргуса"? - Да, конечно. Но я вижу, что мне одному не справиться. - Выше нос, старина! - уже весело сказал Мишель. - Мы опять вместе, как семнадцать лет назад... А теперь, знаешь что? Поедем разомнемся, подышим свежим воздухом. Только куда? В Булонский лес или Венсенский? - Что за вопрос, Мишель! - Бертон недолюбливал аристократический Булонский лес. Ему, как и Шови, больше по душе был демократический Венсен. - Да, да, конечно, Венсен! - кивнул Шови. Они вернулись к машине и понеслись на юго-восток. У Шови был прекрасный баритон. И сейчас, шевеля баранкой, он тихо напевал песенку из музыкальной комедии "Крошка Лили", незатейливую песенку, которая нынче была на устах у всего Парижа: Завтра настанет день, И снова придет любовь. И парень придет, насвистывая, завтра. Он весну приведет за зеленые листики завтра. И ты улыбнешься. И, как всегда, Любить еще будешь и будешь страдать, Завтра настанет день! Завтра! Над Парижем занимался рассвет. Розовая полоска над рекой обещала солнечную погоду. ЭПИЛОГ. "АРГУС" ОБРЕТАЕТ ХОЗЯИНА Наша повесть подходит к концу. Читателю небезынтересно будет познакомиться еще с одним документом - выдержками из дневника Виктора де Люге, варшавского корреспондента одной из крупных буржуазных парижских газет. "Июль, 24. Сегодня, получив из Парижа поздравления от друзей и знакомых, я узнал, что мне исполнилось тридцать пять лет. Странно... Я почему-то чувствовал себя шестидесятилетним. Именно таким я представляю самого себя, когда, случается, перечитываю собственные корреспонденции в нашей газете. После редакционной правки они выглядят так, как будто текст перед набором протаскивался через все канализационные трубы Парижа - столько в них содержится злопыхательства и старческого брюзжания. Мое имя, которым не забывали подписывать эту стряпню, стало приобретать соответствующий "аромат". Еще недавно кое-кто считал меня "молодым талантливым журналистом", теперь многие называют меня "асом холодной войны". Что-то жуткое, дряхлое мерещится мне в сочетании этих слов. Особенно сегодня, когда я узнал, что мне - всего лишь тридцать пять. Но я по-прежнему стар, по-прежнему мудр, я знаю, что деньги не пахнут... В честь юбилея я пригласил свою приятельницу, журналистку из Лондона Мэри Лин поужинать в одном из варшавских ресторанов. Мэри согласилась - значит, я все еще нравлюсь женщинам. Июль, 26. Бар варшавского пресс-клуба - это место, где частенько имеют отражение самые невероятные слухи. Наша журналистская братия - я имею в виду собственных корреспондентов крупных иностранных газет правого толка - в курсе всех предполагаемых событий. Даже тех, которые на самом деле никогда не произойдут. Сегодня во второй половине дня бар гудел, как растревоженное осиное гнездо. Я занял место у стойки и стал прислушиваться к разговорам. Одни говорили о каком-то таинственном "новом оружии красных", другие - о не менее загадочной "коммунистической акции планетарного масштаба". Каждый судачил на свой лад, и всем не терпелось заполучить для своей газеты "самую объективную информацию". Рядом со мной стоял Ричард Баттон, корреспондент "Чикаго трибюн", той самой, под заголовком которой значится: "Величайшая газета Америки". Это издавна являлось предметом острот со стороны коллег Баттона, а впрочем, что тут особенного? Если существуют газеты-реваншисты, газеты-ландскнехты, газеты-гангстеры, то почему не быть газетам-тартаренам и газетам-мюнхгаузенам? Я обратился к Баттону: - Хелло, Дик! О чем это болтают сегодня? Дик оторвал взгляд от блокнота, в котором что-то строчил, и протянул руку к своему бокалу. Потом взглянул на меня и пожал плечами: - Никто ничего толком не знает. По слухам, готовится какой-то "варшавский эксперимент" ко дню открытия очередной сессии Всемирного Совета мира. Пытаюсь состряпать корреспонденцию в свою газету, но у меня ничего не выходит: слишком мало сведений... И он опять склонился над блокнотом, почесывая коротко стриженный затылок. Муки творчества! Он явно не желает упустить верный шанс еще раз поставить свою газету в глупое положение. К стойке протискивается Курт Шмербах - угрюмый немец, корреспондент какого-то западногерманского "цайтунга". Здороваюсь с ним кивком головы. Он заказывает себе мазагран - коктейль из черного кофе со льдом и тройной порцией коньяка. - Как вам нравится эта новость, де Люгэ? - Шмербах вонзает в меня свои маленькие серые глаза с красными прожилками на белках. - Потрясающе, - отвечаю ему. - Давно, знаете ли, не приходилось видеть, как из обыкновенного пальца запросто высасывают жирную "утку". На нас стали обращать внимание. Шмербах, видимо, решил воспользоваться этим и произнес уже громче: - Я думаю, что эти слухи имеют под собой достоверную основу. - Согласен, если учесть, что "достоверность" этих слухов в основном зависит от крепости выпитых вами коктейлей, - не выдержал я. Мой выпад почему-то задел окружающих. Поднялся невообразимый гвалт, каждый хотел высказаться по поводу нашей перепалки. Шмербах потребовал тишины: - Прошу внимания, господа! Давайте проясним обстановку. По имеющимся сведениям, специальный комитет Всемирного Совета мира подготавливает что-то из ряда вон выходящее. Под Варшавой завершается строительство громадного куполообразного сооружения. Большое число советских, польских и чехословацких специалистов из Объединенного института ядерных исследований ведет под