Даже от самых мрачных вещей Пелевина ("Вести из Непала", "Ухряб",
"Встроенный напоминатель") у читателя остается светлое впечатление.
Кафкианский Пелевин, напротив, должен оставлять жуткое и мрачное ощущение,
ощущение больных зубов, без всякой перспективы избавления в спасительной
Пустоте. Другая свободная ниша, Пелевинский Гессе, проповедник активной
жизни в мире сем, должен сочетать в себе сумрачную торжественность позднего
Гессе и, с поправкой на современные обстоятельства, вполне недвусмысленный
призыв щелкнуть затвором, который иногда можно было услышать у раннего
Гессе. Скорее всего, это будет тот напророченный мной апологет третьего
рейха и философии концлагерей. "Таким образом," - как было бы
написано в диссертации по литературной футорологии, - "нам удалось
предсказать как минимум двух грядущих писателей из школы РКПП, а также
описать их предполагаемые свойства".
ИНФЕРНАЛЬНЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ
Впрочем, и сам Пелевин еще далеко не исчерпал свой творческий потенциал, искать наследников ему пока рановато. С точки зрения морали и нравственности обвинять его тоже еще рано: идеи, которые он проповедует, весьма гуманны. К тому же, они составляют долгожданное противоядие против захлестнувшего нас всех штольцевского маразма. Однако все это вполне окупается их фантастически высокой поражающей силой. Качество, а вместе с ним и убойная сила его продукции, возрастает в геометрической прогрессии. "Чапаев и Пустота" в этом смысле настолько превосходит "Омон Ра", одну из первых его вещей, что, учитывая возраст писателя (всего 35 лет), поневоле становится страшно за будущее наших детей.
Несомненно, в ближайшем будущем нам следует ожидать новую волну русского буддизма. Россия удивительно чувствительна к таким вещам. На своей жизни я перевидал множество фанатов Гессе, Борхеса, Кортасара, не говоря уже о Кастанеде и Толкиене. Фанатов настоящих, с горящими глазами, они готовы были чуть ли не жизнь отдать за идеи, которые для их автора были, скорее всего, послеобеденной интеллектуальной игрой. А после того, как Умберто Эко написал свой "Маятник Фуко", на Урале возник орден тамплиеров - и не где-нибудь, а в среде партийно-хозяйственного актива. Кстати, не оттуда ли пошла "уральская культурная революция", которая подарила нам "Наутилус", "Агату Кристи" и ряд политических деятелей?
Приемы Пелевина уже и сейчас выходят за пределы объяснимого, невольно
выставляя на свет монструозную инфернальность этого писателя (или инфернальную
монструозность - как сказал бы он сам). Неизвестно, какими средствами он
этого добивается, но в некоторых местах его последнего романа, на фоне
обычного текста, явственно ощущается как бы отдаленный гул, или, скорее,
почти физиологическое ощущение мистического света, втягивание в какую-то
светлую область. Сознание постепенно соприкасается с мистической просветленностью,
которая прямо-таки ощущается на вкус, или, точнее, которая нас самих ощущает
на вкус и уже пробует слегка пожевать. Возможно, виной тому особенная,
светлая и неторопливая легкость языка.
Итак, опровергая Мечникова и Пастера, и все достижения биологии за последние сто пятьдесят лет, в России сам собой, на пустом месте, буквально из ничего, самозародился идеолог высочайшего класса. В плане промывания мозгов все современные отечественные писатели по сравнению с ним - просто маленькие наивные дети, которые могут убедить только тех, кто и так уже убежден. Если бы такой человек помог Жириновскому написать его книгу, мы бы все на прошлых выборах голосовали за ЛДПР. Куда смотрят политические партии? Трудно понять, что вызывает отток идеологов большого стиля из политики - господство ли там воинствующей посредственности, или леность и абстинентность самих этих идеологов. Впрочем, все к лучшему. Что могут сделать идеологи большого стиля, когда дорвутся до кнопок и рычагов, мы уже понаблюдали в первой половине этого века. Так что признаваемый и левыми и правыми современный идеологический вакуум, быть может, не самое худшее из зол. Хотя с другой стороны, в качестве идеолога одной из партий, Пелевин был бы, по крайней мере, под присмотром. Индивидуальный идеологический проект всегда опаснее коллективного, потому что таит в себе еще никем не изведанные возможности.
И здесь возникает закономерный вопрос: в чем заключается истинный план Виктора Пелевина, который он проводит с такой поистине инфернальной настойчивостью? Это имеет для нас не только теоретический, но, учитывая сказанное выше, и практический интерес. Как нам кажется, его идеал, движущая цель его экспериментов, не что иное как перекодирующий текст. Некий идеальный носитель пропаганды, который бы при его потреблении изменял сознание необратимым и заранее заданным образом. В одном из рассказов он случайно проговорился об этой своей идее. Возможно, причина этого саморазоблачения - не случайная ошибка, а обычная скаредность писателя, желание все наработанные идеи побыстрее пустить в дело. (А может быть, заработал фрейдовский механизм вытеснения и замещения.) В этом рассказе ("Бубен нижнего мира") предлагается идея текста, который бы при прочтении человеком запускал в нем внутренний механизм саморазрушения. Понятно, что здесь, для маскировки, идея облечена в гротескную и заведомо нереальную форму. Этот рассказ, однако, помогает нам угадать общее направление мыслей писателя. Особенно в контексте его интереса к вопросам пропаганды вообще, и к фашистской пропаганде в особенности (см. например рассказ "Оружие возмездия"). Понятно, что Пелевин не собирается разрушать hardware. Его интересует software и только software. И как раз здесь принципиально ничего невозможного нет. Все мы знаем о компьютерных вирусах. Никто не гарантирует, что некий текст, некий комплекс идей и вербальных сигналов, не может полностью дезинтегрировать содержимое человеческого мозга и потом собрать его заново, в нужной кому-то конфигурации. Первую часть проекта вчерне разработал постмодернизм, вторая еще ждет своего создателя. Именно созданием такого вируса и занимается сегодня Виктор Пелевин. И, к сожалению, остановить его на этом пути практически невозможно. Может быть уже сегодня, уже сейчас он написал эту роковую последовательность букв, и теперь никто и ничто не сможет нас от него защитить. А может быть, он сделал это еще вчера, и только постепенность действия этого оружия еще не дала нам его на себе почувствовать.
февраль-июнь 1997
1 Из виртуальной конференции Пелевина в журнале Zhurnal.Ru (11 февраля 1997). Полный текст конференции расположен по адресу http://www.zhurnal.ru/transcripts/pel-tr.htm
2 Как писал об этом Салтыков-Щедрин, "литература и пропаганда - одно и то же."
3 Включая сюда и тех многочисленных интеллигентов, которые велением судеб трудятся уже отнюдь не на поприще культуры, науки и образования.
4 Мне не хотелось брать в качестве "отрицательных примеров" современных писателей.
5 Это было написано в феврале, а в начале июня в магазине "Библиоглобус" "Чапаев и Пустота" по покупаемости вошел в первую тройку, сравнявшись по своей популярности с отечественным криминальным чтивом. - Весьма любопытный факт для произведения серьезной литературы (тем более нового), который невольно вызывает в памяти времена советского прошлого.
6 Бахтин М.М. Проблемы творчества/поэтики Достоевского. Киев 1994. Стр. 187.
7 У Пелевина эта тема наиболее ярко разработана в рассказе "Жизнь и приключения сарая Номер XII."
8 Термины "избавление", "внутреннее место", "царский трон", конечно же, не отражают собой истинную суть дзэн-буддизма, как не отражают ее и никакие другие термины. Они содержат в себе лишь намек и метафору. Поэтому, чтобы не смущать тех, кто посвящен в тонкости этого учения, расхождение между буддизмом и постмодернизмом можно сформулировать еще более осторожно. В буддизме "окончательное освобождение" возможно и достижимо, существует даже его тщательно разработанная практика (в этом и только в этом смысле "внутреннее место" существует), тогда как в постмодернизме возможно только постоянное бегство, без надежды на счастливый исход, заранее проигранная партия. То "мистическое удовольствие", к которому стремится постмодернист, есть не удовольствие покоя и безмятежности, а скорее чувство, которое испытывает чеченский партизан, когда он, злобно и весело постреливая, до последнего защищает заведомо обреченную позицию. Или террорист, который заложил бомбу в казино, но сам, до последней минуты, с легким сердцем играет там в биллиард. Или преступник, снова и снова уходящий из-под носа у полиции, но уверенный в том, что когда-нибудь все равно попадет на электрический стул: эта финальная обреченность убивает в нем страх и придает особенную пикантность его приключениям.
9 Должно быть, именно через его коричневые грани высмотрел Хайдеггер те протофашистские истины, которые можно найти в "Бытии и времени".
10 Еще одна пустота постмодернизма, пустота Бодрийара, о которой он говорит в своей книге "О совращении", лежит в несколько иной плоскости и не имеет отношения к предмету нашего разбирательства.
11 Анализ пустоты Фуко см. в его статье в десятом номере "Комментариев", на стр. 23-32. http://rema.ru/KOMMENT/komm/podoroga.htm
12 Некоторое буквальное различие с буддизмом (и Пелевиным) состоит в том, что Фуко (и Подорога) погружение в эту пустоту называют сном, а мир реальности и различия - бодрствованием. Тогда как на самом деле все, конечно же, обстоит наоборот.
13 Ну вот, опять я сбился, и написал фразу, которая в равной мере справедлива и для дзэн-буддизма.
14 Язык здесь бессилен: дзэн-буддист вполне мог бы подписаться под этим "позитивным" использованием пустоты.
15 Быть может, этим и объясняется часто невнятная речь постмодернистов.
16 Эвола Ю. "Языческий империализм." Б.м.: Русское слово, 1992. Стр. 70. Да простят меня св. Фуко, св. Делез и другие отцы-постмодернисты за то, что я защищаю их светлое учение словами барона Эволы.
17 Здесь, в определении световой гаммы, я конечно же допустил риторическое преувеличение. Пустота Фуко, по его свидетельствам, действительно белая, девственно чистая. Тогда как пустота Пелевина отнюдь не черная: она цветная, перепачканная всеми цветами радуги.
18 В конце концов, подлинный Пелевин (вспоминая его собственную теорию) есть не более чем коллективная галлюцинация в сознании его читателей.
19 Не понимаю, из какого особенного почтения это слово обычно пишут с большой буквы.
20 Термин "cредний Пелевин" имеет смысл зарезервировать за его творчеством в 40-50 лет.
21 А еще через десять лет нас всех посадят в концлагерь, чтобы там, в тишине и покое, мы постепенно постигали буддийские истины.
22 "Чапаев и Пустота", стр. 343.
(С) Сергей Корнев: детский писатель и маргинальный философ
mailto: kornev@usa.net
http://www.chat.ru/~kornev/