встряхнула. - Парней отправь Буяна с его мальчишками искать. Пусть все прочешут. Щелкунчиков на разведку погони. - Ох, да ведь не умею я с ними, с Летавцем и то не умею, Джей, ты же знаешь. - Молчи! Молчи! И слышать ничего не желаю! Не умеет она! Клану надо - значит, сумеешь! Я, когда Ворожеей стала, тоже много чего не умела. Ничего, выучилась! И тебе того же не миновать. Уж сколько тебе про то говорено - меня не станет, кто в клане управит-распорядится? Ну все, нет у меня времени с тобой рассусоливать! Действуй! Лимпи-доклия прикрой, это-то ты умеешь, Ведун тебя побери?! Как Джейана выдержала еще и это, она сама не могла понять. Губы уже искусала в кровь; верная Фати со слезами на глазах уговаривала свою неумолимую подругу-командиршу: - Джей, да что ты молчишь, чего делаешь, ну закричи же ты, легче ведь станет, я-то знаю. Закричи, не могу я смотреть, как ты мучаешься! Лимпидоклий и тот не выдержал церемонно-надменной позы, сорвался с места. Закружился по крошечной комнатенке в жилище Фатимы, где на узкой лежанке металась и рычала Джейана, словно сойдясь в смертельной схватке с невидимым врагом. Джейана не отвечала. Это было хуже, чем с Лиззи. Намного хуже. Дурящая, гасящая сознание животная боль - тебя словно раздирают изнутри, а сверху одновременно полосуют остро отточенными ножами. Однако она так и не закричала. Даже когда Фатима разревелась в голос и чуть не выскочила на улицу. Вокруг присмиревшего Лимпидоклия мало-помалу соткался голубовато-переливчатый кокон. Ле-тавец, уже не пытаясь сохранить напускную серьезность, ошалело вертел головой, ощупывая руками новую обновку, словно и впрямь примерял только что сшитый какой-нибудь Таньшей или Марьяшей камзольчик. - Все. Лети! - вырвалось наконец у Джейаны. Она сама не думала, что выдержит это. Никогда доселе ей такого делать не приходилось; нуркные заклятия в свое время подсказал Учитель, и долго распространялся на ту тему, что, мол, в такие моменты и проверяются чувства, истинные, непоказные. Эти рассуждения Учителя Джейана не слишком любила. Что значит - истинные, не истинные? Она б сделала это ради любого из Твердиславичей. Просто беду с тем, кто всегда рядом, и днем и ночью, кто один способен заставить ее стонать не от боли, а от счастья, просто его беду чувствуешь, как бы далеко она ни приключилась. А что же, когда она Лиззи вытаскивала, - она тоже чувства к ней проверяла? Лимпидоклий рванулся к предусмотрительно раскрытому Фатимой окну, и только тогда Джейана позволила себе разжаться. Глаза защипало. Слезы. Как некстати. Ну да ладно, пусть будут они, не падать же в обморок, как тогда, возле Ближнего Вала. x x x Когда Твердислав открыл глаза, то взору его вместо мрачных залов Преддверия отчего-то предстали перепуганные физиономии Чаруса и Кукача. Над ними кружил невесть откуда взявшийся тут щелкунчик. Стоп, да это же Лимпидоклий! - Уф! Очнулся. - Кукач неожиданно отвернулся. - Э, да не слезы ли у тебя на глазах, брат? Чарус же просто облапил друга-брата за плечи. - Оч-очнулся, - подтвердил Твердислав. Ныло все тело, но так, в общем, ничего, терпимо. Только голова кружится, встать мешает. - Э, а близнецы? Следом за Кукачом взгляд отвел и Чарус. - Не-нету их больше, Твердь. Отчего-то они говорили обычными словами, словно не осталось сил ни на какое, даже простенькое чародейство. - Как, как нету? - дернулся Твердислав. Внутри все заледенело, словно Нижняя Ветела под свирепым северным ветром. - По-погибли? Оба? Чарус тяжело вздохнул и лишь коротко, судорожно дернул головой. - Где они? - В воде их разорвали, обоих, - выдавил Кукач. - Так что даже и хоронить нечего. Мы с Чарой чуть впереди оказались, тем и спаслись. Как только ты Ведунью завалил, вся ейная свита - ку-вырк! - брюхом кверху. А потом ка-ак рванули! Весь берег кишками своими уделали,,вместо воды - одна слизь да кровища. Тьфу, мерзость! Сейчас-то уже утянуло. "Великий Дух. Гарни и Тарни. Да что ж это такое?!" Последняя смерть была месяца три назад. Твер-диславичи вообще погибали редко - сказывалась и выучка, и умение вожака. А тут - из Старшего Десятка сразу двое! Твердислав еще ничего не знал об участи Стави-ча, Стойко и Буяна. - А когда в тебя файерболом попало, мы уже решили, что все, конец, - подхватил Чарус. - Ты ж сгореть должен был, если Учителю верить. А так упал только да весь словно бы обмер. - Тут как раз Летавец и подоспел, - закончил Кукач. - Да не просто так - с Даром. - Меня Джейана послала! - с гордостью заявил щелкунчик. - Если бы не она... - Да, ну и, короче, в общем, - замялся Чарус, - как только Дар в тебя вошел, так ты сразу и оклемы-ваться начал. Дурнота и впрямь стремительно уходила. Измученное тело, каким-то чудом выдержавшее удар колдовского огня, вновь наполнялось силами. - А тварь-то сама где? - Это ты про Ведунью? - уточнил Чарус. - Сдохла, паскуда. Эх, жаль, живой она мне не попалась, уж я бы придумал, как с ней позабавиться. - Брось, о чем ты, - укорил друга Твердислав. - Ребята погибли. Даже не похоронить. Вике да Джулии на горе. - У них дети должны быть, у обоих, - сумрачно сообщил Кукач. - Я точно знаю, мне Сигрид рассказывала. (Травница и врачевательница Сигрид уже давно была подругой Кукача.) - Ладно. - Твердислав рывком поднялся. - Ты, Лимпидоклий, домой лети. Джейане скажешь, что тут видел. И еще передай - мы скоро будем. Прямиком домой отправимся. Что там без нас делается-то? - Джейана меня не с вестями посылала, - обиженно пискнул Летавец. - А с Даром! - Ах, ну да, правильно. Хорошо, лети. А нам еще надо поминки справить. Поминки по погибшим без погребения - дело долгое и серьезное. Твердислав, Чарус и Кукач долго ладили прощальный костер. Его следовало возжечь на том месте, где павшие испустили последний вздох, поэтому пришлось сооружать плотик. Чарус каким-то чудом сумел сохранить копье одного из близнецов, кого - он уж и сам не помнил. - Ну да это и к лучшему, - негромко обронил Твердислав. - Разом - и с тем, и с другим попрощаемся. Нехитрое оружие (успевшее, однако, попробовать вражьей крови) укрепили в самом сердце уже готового костра. Он получился высоким - в рост человека; дрова к нему собирали, облазив все ближайшие, хоть мало-мальски сухие места. Иной может спросить - да зачем все это - костры какие-то, плоты? Что, всезнающий Великий Дух сам не разберется, что к чему? Верно. Разберется. И не погибшим это надо (хотя и им тоже - смотрят сейчас, поди, из Привратных Покоев Великого, уже забыв о страхе и боли, - все ли как дблжно уп-равят оставшиеся в живых друзья?) - а тем, кто уцелел. Очистить душу от печали, укрепиться в силах и дать на Прощальном Огне нерушимую клятву мщения. Потому что теперь не будет ни Кукачу, ни Чару-су, ни самому Твердиславу покоя, пока не найдут они весь прайд этой Ведуньи и - силой ли, хитростью - не уничтожат его под корень, не пощадив никого, не оставив в живых ни одного создания, что дышит или двигается. Тогда они смогут открыто посмотреть в глаза Тарни и Гарни, когда настанет их черед - либо взойти на Летучие Корабли, либо, погибнув, последовать в Покои Отдохновения. Ведь даже пролетая на Летучих Кораблях, уходящим из мира не миновать этих Покоев. Там состоится еще одна, быть может, последняя встреча с друзьями, которым еще долго предстоит оставаться в чертогах Всеотца, чтобы потом, в другом мире или даже в другом времени, вновь вернуться под голубое небо, чтобы жить. Твердислав сам высек огонь. Обычно все добывали искры несложным заклинанием, но обряд прощания строго-настрого запрещал любую магию. Почему и отчего - Твердислав не задумывался. Костер вспыхнул дружно и весело, как и положено на поминках. Чем выше, чем буйней и несдержанней пляска огненных духов, тем легче будет путь погибшим до Великого Чертога, тем снисходительнее окажется к ним строгий судия. Кукач и Чарус постарались на славу. Пламя взметнулось едва ли не выше древесных крон. Огонь загудел, заплясал, запел прощальную песнь; близнецы уходили так, как и достойно воинам, до конца исполнившим свой долг. Их подруги, конечно, отрыдают свое, а потом, попечалившись и покручинившись, найдут себе новых приятелей. Хотя девушкам и недолго осталось быть в клане - на год больше, чем Джейане и Твердиславу, самым старшим, - все ж лучше, чтобы малютки запомнили отцов. Пусть не тех, кто зачал, но кто был с ними первые месяцы на этой земле. Твердислав первым начал прощальную песнь, Чарус с Кукачом подхватили. Мерные двустишия говорили о доблести и чести братьев, о том, какими они были верными товарищами и хорошими воинами. О том, что их путь по этой земле был прям и открыт; и завершалась песнь просьбой-мольбой к Великому Духу быть снисходительным и простить им то, что он сочтет нужным прощать, как простили им все те, кто остался здесь, среди болот Речной Страны. Костер отпылал, и черная вода беззвучно поглотила пепел. Спускался вечер, а как он успел подкрасться - за обрядом никто и не заметил. - Ну все, пошли, - скомандовал наконец Твердислав. Им предстояла неблизкая дорога к дому, а потом - потом еще более дальний путь по следам черной Ведуньи, только в этот раз - на север, откуда пришла беда. Глава девятая Кто бы ни был твоим спутником, невозможно вместе одолеть по нехоженым тропам немеряные поприща и не разговориться. И хотя на душе у Буяна было чернее, чем в глотке кособрюха, молчать оказалось выше его сил. Пусть у него в собеседниках - создание Ведунов, это лучше, чем остаться наедине с самим собой и с мыслями о позорном предательстве. Ольтея (мало-помалу Буян и думать забыл, что рядом с ним шагает ламия, а не просто красивая девчонка) оказалась веселой и смешливой. Она первой принялась расспрашивать Буяна сразу обо всем: как ему жилось в клане, чем они занимались, как охотились, как добывали пропитание. Особенно поразило Ольтею то, что еду приходится выращивать или, паче того, убивать для этого зверей на охоте. - У нас на севере еды всегда достаточно. - И откуда ж она берется? - угрюмо буркнул Буян. Ольтея кокетливо пожала плечиками. - Не знаю, мне неинтересно было. Просто еда всегда была, и притом сколько хочешь. - Понятно, ведуньи штучки, - проворчал парень. - Ведуньи, не ведуньи, а хорошая еда никогда не переводилась, - хихикнула Ольтея. Они шли берегом Журчушки, одного из бесчисленных притоков Ветелы. Сам того не зная, Буян совсем ненамного разминулся с Димом и его спутниками - только они прошли здесь днем раньше. Вокруг вздымался дремучий, непроглядный лес - на удивление тихий, замерший, словно насмерть перепуганный. Босые ножки ламии ступали, не сгибая травы; Буяновы глаза помимо его собственной воли на них упорно пялились, в то время как сам Буян дивился - как же это ей не больно? Ступни Ольтеи отнюдь не казались загрубевшими - нежные и розоватые, как у новорожденного. Мало-помалу Буян разговорился. Нет, Ольтея не выпытывала у него никаких тайн. Ее не интересовали ни укрепления Пэкова Холма, ни число установленных там катапульт, ни распорядок стражи. Не выспрашивала она и о том, сколько в клане воинов и какими кто владеет боевыми заклятиями. Вместо этого спросила: - Скажи, а у тебя уже было это... с девчонками? Да, будь она хоть трижды ламией, женскую их натуру не переиначишь. Сперва Буян хотел огрызнуться, потом - отмолчаться, однако кончилось все тем, что, неожиданно для самого себя, он начал рассказывать. Ольтея оказалась прекрасной слушательницей. Она внимала Буяну так, словно от каждого сказанного им слова зависела ее жизнь. Постоянно порывалась переспросить, уточнить, - и сама одергивала себя: "Продолжай, продолжай, извини, я тебя, наверное, сбила". И вскоре угрюмый, охваченный отчаянием, бредущий навстречу неминуемой смерти Буян совершенно забыл о том, что говорит с давним и постоянным недругом, почти врагом; ламий положено было убивать, правда, в особых случаях их, случалось, отпускали, предварительно изнасиловав (а чего церемониться с Ведуньим отродьем!). Ольтея превратилась в собеседника, и чувствовал себя с ней Буян на удивление свободно; он и сам не знал, как такое случилось. Буян рассказывал. Как перед самим Великим Духом - ничего не приукрашивая и не привирая. Было, было, конечно же, было. Скромница Нуми-ко, но никакого сравнения с... - ...Со мной? - Ламия довольно засмеялась. - Да, - Буян отчего-то покраснел, признаваясь. - Так и должно быть, - не без гордости заметила Ольтея. - А то, что у вас за жизнь - впроголодь, и даже любиться как следует не умеете. Нет-нет, это я так, в общем, совсем не про тебя, - испуганно прибавила она, едва заметив тень на лице Буяна. - А теперь давай лучше ты мне что-нибудь расскажешь, - Буян попытался улыбнуться (мол, нипочем мне эти ваши Ведуны!), но губы не слушались, вместо улыбки вышла какая-то жалкая напуганная гримаса. Ольтея сделала вид, что не заметила. - Рассказать? Что ж, можно. - Ты ведь со Змеиного Холма? - Откуда-откуда? А, это вы его так назвали. По-нашему он Шаорн. "Обиталище", перетолковывая по-вашему. Просто и понятно. А вы какой-то "Змеиный Холм" придумали. Да там и змей-то отродясь не бывало! Я их сама боюсь, этих змеюк. - Ну, а что же там? Как выглядит-то? - не удержался Буян. - Как выглядит? Боюсь, мне и не объяснить тебе толком. Дома. Много-много домов. Те, что обращены к вам, обшиты деревом. А так - они из темного стекла. - Темного чего? - Разве твой Учитель тебе не рассказывал? - удивилась Ольтея. Буян смутился. Как он мог забыть! Хотя после серой бестии и случившегося с ним что угодно из головы вылетит. Рассказывал Учитель, рассказывал, да и сам Буян полгода назад, на ярмарке, видел у торговых гостей Приморских кланов прозрачный кругляш. Девичьи безделки из этого "стекла" делают. Хотя - правда-правда! - упоминал Учитель, что можно кругляш и каким-то образом в блин раскатать. Правда, слушал Буян вполуха, потому как назавтра была назначена большая облавная охота, и думал он исключительно о ней. А про стекло это - просто Забыл по ненадобности. Клану сейчас не до прозрачных кругляшей. - Рассказывал, только я... - Ну вот, из темного стекла. Очень удобно - можно сделать прозрачным, можно - непроглядно-темным. - Да что же тут удобного? - непритворно удивился Буян. - Прозрачные какие-то. На кой? - Гм. - Ольтея замялась. - Ну, например, если тебе хочется, чтобы повсюду в доме .было бы солнечно. - Солнечно? Да ведь все Ведуны солнечный свет ненавидят смертельно! - вознегодовал в праведном гневе Буян. - Кто тебе такую чушь сказал? - обиделась ламия. - Очень даже любим! И позагорать тоже. Безо всего. - Она хихикнула и показала Буяну язык. - А чего ж тогда разбой творите? - парировал Буян. - Ой, давай не будем об этом, - жалобно попросила ламия, уморительно наморщив лобик. - Я-то никакого разбоя не творю. И подружки мои тоже. И совершенно незачем было их так зверски, как вы... Они бы и сами не прочь. А скольких твоя Джейана живьем сожгла? Марлу, Фалейю, Типи... - Ну, девчонки... Что про них говорить? - Давай не будем, - легко согласилась Ольтея. - Ты про Шаорн спрашивал? Буян слушал рассказ ламии и только и мог, что удивленно качать головой. Ольтея повествовала о вещах, несомненно, созданных высоким волшебством, какое Джейане или Фатиме даже не снилось. Кладовые, где никогда не переводится пища, Буяна потрясли больше всего. - Так вот чего ваша братия к нам лезет, - заметил он. - Дурью маются, от скуки башка жиром заплыла - вот и тешатся. У нас малышня тоже, слу- чается, зверенка какого-нибудь изловят и гоняют или там мучают, пока старшие под зад не поддадут, ^стобы ума прибавилось. - Не знаю. Я про это не думала. - Ольтея скорчила кокетливую гримаску. - Зачем? Думать - другие есть. Им от этого удовольствие, а мне, - она вновь подмигнула Буяну, - совсем от другого. - Кошка ты лесная, что ли, только любиться и ничего больше? - не выдержал такого бесстыдства Буян. - Ты о чем-нибудь еще думать можешь? - Кажется, Ольтея даже немного обиделась. - Танцевать я люблю, и гулять по ночам люблю, и петь люблю. И сама песенки немного сочиняю. И наряды придумываю - когда дома, конечно, в таких тряпочках по вашим чащобам не больно походишь. И читать люблю. Ты вот читать умеешь? - Обижаешь, - буркнул Буян. Читать конечно же, он умел. Как и любой дру-юй из клаяа Твердиславичей или любого другого. С этого начиналась учеба. Грамоте малышей натаскивали старшие, так что когда появлялся Учитель с книгами, читать и писать могли уже все. - У нас книги тоже есть, - сообщила Ольтея. - Послушай, - Буян даже остановился. - Вот ты хорошая девчонка. Я тебе прямо скажу. Слушай, если ты такая умная - так зачем мы тогда воюем-то? Ведь если я тебе про ведуньские зверства начну рассказывать - дня не хватит, ночи не хватит! Для чего? - Для чего? - ламия подняла брови. - Не знаю, мне неинтересно. Это тебе у Думающих спросить надо будет. - Ольтея. - Ох, как не хотелось Буяну задавать этот вопрос! Уже совсем было смирился со своей участью, а тут ну-ка, опять чего-то внутри заворо-халось. - Что... что со мной сделают? - А уж это от тебя зависит, - сказала ламия. - В каком смысле - от меня? Я что-то сделать должен? - Да. Тебе скажут. Я-то сама не знаю. Но теперь ты понял - мы от вас ничем не отличаемся? Ты вон меня даже "девчонкой" назвал. - Ты - да, не отличаешься. А Ведуны или, упаси Великий Дух, Ведуньи? Это ж страх ходячий, взглянешь и не проснешься! А свита их? Одна тварь другой уродливее и смертоносней! Да чего там - та, серая, которая Стойко со Ставичем... она тоже ничем не отличается? - Эти, конечно, отличаются, - кивнула Ольтея, соглашаясь. - Но ведь они и говорить не умеют. Почти все. Это ж так, слуги, не более. Что такое слуга, знаешь? Буян знал. - Ну так вот, про них мы и говорить не станем. - Ладно, хорошо, понятно, а все-таки: война эта зачем? Ты на Думающих не ссылайся, ты сам! скажи, как считаешь? - Как сама считаю? - казалось, Ольтея была удивлена. - А зачем мне самой что-то считать? Я ж тебе сказала - мне это неинтересно. "Что-то я не то несу, - подумал Буян. - Ведуны - враги, вражины распроклятые, такими были, такими и останутся, а Ольтея... Не зря ж говорят - ламии, они совсем другие. И колдовства у них никакого особенного нет. Иначе никогда б Джейана их столько не сожгла. Может, ламия и впрямь нк -чего не знает. Не задумывалась, например, как я не задумываюсь, отчего солнце светит. Светит, и все тут. Учитель, правда, объяснял. И, если поднапрячься, я его мудреные объяснения, может, даже и вспомню, но вот сейчас какой мне от того знания толк?" - Ну, ладно, ты давай тогда еще чего-нибудь порасскажи, - попросил Буян, - про то, как вы там живете. - Как живем? По-разному... Думающие думают, Творители творят, Строители... - Строят, наверное, - съязвил Буян. - Да, так и есть, - засмеялась Ольтея. - Это мне и так понятно, а вот ты скажи - о чем думают? Что творят? Чего строят? - Ну, о чем Думающие размышляют, это только их коллегия знает. Творители - понятно, разные существа создают, смотрят, как они у них получаются, устраивают испытания, а потом... - ...потом на нас натравливают, - мрачно закончил Буян. - Нет, как ни хороша ты, Ольтея, все равно враг. Хоть и красивый. А впрочем, все равно. Не хочу я больше ничего выспрашивать. Однако вопросы так и продолжали выпархивать - один за одним. Ольтея, как могла, отвечала. Ведуны жили большой общиной, упрятанной в глубине Лысого Леса, который они почему-то называли совсем по-иному: Эадоат, что значит - "длиннолистный-длиннотенистый". Откуда там взялись листья и, соответственно, тень, Буян понять так и не смог. Перед глазами неотступно стояли шеренги странных, перекореженных неведомой силой деревьев леса за Пожарным Болотом: бесконечные ряды воздетых к небу ветвей, голых - ни листьев, ни хвои, одна темная блестящая кора. В Шаорне Ведуны творили чародейства, создавали все новых и новых тварей для своих свит, планировали набеги на южные поселения - все это Буян знал и так. Его занимало другое. Другим оказались музыка, песни, танцы, состязания волшебников, праздники, карнавалы и все прочее, очень красочно описанные ламией. Чувствовалось, что в этом она толк знала. Буян слушал и терялся в догадках. До чего же странно это все! И впрямь, не поймешь, чего этим Думающим, Строящим и прочим от нас надо? И если они на самом деле повелевают такими силами - отчего ж не стерли нас в порошок? Ольтея сослалась на Великого Духа, но у него, как известно, любимая заповедь - "На Меня надейся, а сам не плошай". "Может, она все это присочинила? Специально, чтобы меня заманить? - Но, как ни странно, думать о ламии плохо ему не хотелось. - Да к чему ей врать. И заманивать тоже - я ведь уже сам заманился, мне деваться некуда, назад пути нет". - Знаешь, иногда я думаю, что Джейану ты боишься больше, чем нас, - вдруг задумчиво сказала Ольтея. Буян не ответил - впрочем, ламия ответа и не ждала. "А ведь и верно. Боюсь, и на самом деле больше! Потому как здесь пока еще неясно, чем кончится, а Джей Неистовая точно прикончит. И я даже знаю, как. Долго ли буду умирать, и насколько это окажется больно..." x x x Фатима не подвела - разослала во все стороны поисковые отряды. Подняла щелкунчиков - хоть и с великими охами. В поселке осталось не более пяти десятков человек - только самые маленькие да те, кто за ними присматривал. Разгадка отыскалась очень скоро. Дим, Лев и Джиг вывели остальных на то место, где Старший Десяток разделился, - и почти тотчас примчались перепуганные щелкунчики. - Там, там, там, - только и твердили они. Бросились туда - и замерли. Обезображенные до почти полной неузнаваемости, обглоданные, наполовину съеденные тела Ставича и Стойко. Над землей - видела Фатима и другие, кто лучше остальных владел магией, - стояла скорбная алая аура от пролившейся тут крови. Мало-помалу к месту трагедии подтягивались другие поисковики. Молчаливый круг расширялся. Это было совершенно невозможно. Лучшие следопыты клана стали в тупик. Они видели отпечатки лап и когтей, они могли представить себе, как все происходило. Вот следы отчаянного удара Буяновой молнии, да и не одного. Но что же это за новый страх, устоявший перед тремя воинами Старшего Десятка, несмотря на то, что в ход пошло самое гибельное магическое оружие? : Нельзя тут ничего трогать :, обратился к Фатиме Лев. : Твердислава дождаться нужно, и чтобы Джейана посмотрела бы тоже :. : С ума спрыгнул :, опешила Фатима. : Что же, родовичам так и валяться?! Нет уж, похороним честь честью!: В маленькой, обычно тихой и скромной Фатиме сейчас бушевала ярость. Как же все-таки тупы эти парни! Расследовать, доказывать, отыскивать, хладнокровно дать Стойко и Ставичу сгнить здесь только потому, что "должен посмотреть вождь!" И как же они любят - вместе с Джейаной! - объяснять все это "необходимостью", мол, "так нужно клану"! Ничего этого клану не нужно! Ребят похоронить по-человечески нужно, а больше ничего! Не так уж и важно, что за тварь их убила. С когтями и клыками и очень стойкая к магии. Это Фатима и так видит. И незачем время зря тратить. Опешив от такого натиска, Лев смешался. - Да ладно тебе, ладно, - пробормотал он, отшатываясь и от неожиданности переходя на обычную речь. - Я ж как лучше хотел. - По-звериному ты хотел, а не "как лучше", - все еще негодуя, передразнила парня Фатима. - У тебя что, лягуш холодный вместо сердца, да? Про девчонок, парней погибших подумай! Лика, Нуми-ко, Сента! Они-то почему такое должны терпеть! "Да, вот этим Фати и отличается от Джейаны. Неистовой самое главное - чтобы клан жил. Как и мне тоже", - пятясь от разъяренной девушки, подумал Лев. Вышло не по его. Фатима развила бурную дея- тельность: тела Стойко и Ставича положили на носилки и осторожно, словно тряска могла повредить мертвым, понесли к поселку. Погибших похоронят на клановом кладбище. - А вот куда же Буян-то делся? - Фатима подошла к Диму, уже успевшему исползать на пузе всю прогалину. - Не знаю, - последовал краткий ответ. - Как так - "не знаю"? А что ж ты тут делал? - Смотрел. - И что высмотрел? - Фатима сжала кулачкж; густые черные брови сошлись. Сейчас она казалась грознее самой Джейаны. - Ничего. Пропал он. - Как пропал? Куда пропал? Ради Духа, Дим, да говори ты толком! Не цеди по капле! А то я сейчас с ума сойду. - Фатима прижала кончики пальцев к вискам. - Отвечаю, - ледяную броню Дима не могла пробить ничто. - Буян метнул две молнии. Следов третьей я не вижу. Огонь тут только дважды прошелся. - Так, значит, убили Буяна?! - Фатима теряла терпение. - Может быть. Крови тут пролилось много. Не разобрать. Следов, с поляны ведущих, нету. Если бы он уцелел или бежать бы кинулся - я б увидел. А так - ничего нет. Попробуй, заставь тутошних духов разговориться - глядишь, чего и скажут. Однако выжать из перепуганных лесных обитателей Фатиме удалось немного. Те, что по несчастью оказались слишком близко к месту схватки, давно обратились в пепел (молнии Буяна разили наповал), а остальные только тряслись от ужаса, твердили о каком-то Сером Страхе и вообще старались как можно скорее улизнуть куда подальше. Фатима не обладала твердостью и непреклонностью Джейаны - та, несомненно, выжала бы сведений гораздо больше. Уверившись в том, что Буян тоже погиб (хотя тела и не нашли), Твердиславичи двинулись в обратный путь. Вечером, когда сумеречный покров отсечет все ненужное и суетное в людских душах, клан попрощается с мальчишками. На кладбище прибавятся еще три простые могилы - одна из них, правда, будет пустой, но разве это так уж важно? Глава десятая Твердислав, Кукач и Чарус вернулись в клан на следующий день после похорон Ставича и Стойко. - Кабы не было беды, - вслух произнес Чарус, когда тропинка расширилась, превратившись в узкую дорожку. - Что-то не нравится мне... - Что? - переспросил Кукач. - Не знаю. Есть тут что-то такое в воздухе. - Чарус пощелкал пальцами от усилий выразить словами ускользающую, как утренний туман, тревогу. - В воздухе, в воздухе, - недовольно проворчал Твердислав. - Чего ты тут насчет воздуха - вон, глянь, прямо перед носом! Они стояли перед Ближним Валом. Все плантации и поля клана располагались ближе к Ветеле, дорога петляла по нетронутому лесу, чтобы легче было обороняться. Обычно на дороге было довольно людно, а сегодня почему-то ни души. - Н-да, - только и сказал Чарус, глядя на пласты развороченной, вывернутой, вставшей на дыбы земли. От рва и вала остались одни воспоминания. От леса к защитному рубежу тянулась широкая полоса взрыхленного грунта - словно здесь прополз небывалый землеройный зверь. Полоса эта заканчивалась кое-как забросанной ямой. Все вокруг было истоптано и изрыто. И почти всюду виднелись следы огня. - Великий Дух, да что ж здесь случилось?! - зарычал Кукач. Твердислав внешне остался спокоен. - Ну-ка, тихо все! - приказал он. - Нечего стонать. Как девчонки, в самом деле. Чего дергаетесь? Не видите - яму засыпали? Жив клан. Ничего ему не сделалось. - Во-о-о-ождь!!! - внезапно раздался вопль. На дереве засел мальчишка-махальщик. - Это что еще такое? - удивился Твердислав. Джейана никогда к такому не прибегала. У нее хватало духов-прислужников, чтобы отрядить их в дозор. Интересно, так скорее и Фатима поступит, у нее плохо получалось щелкунчикам приказывать. Навстречу высыпал весь клан. Проход между скалами запрудили так, что не протолкнешься. Вопили, орали, визжали и прыгали. Однако - сразу все поняв, в голос зарыдали Вика и Джулия, подруги погибших близнецов. Ясное дело, не оттого вождь черен, как ночь, и вместо пяти спутников с ним только двое. Фатима бросилась к плачущим девчонкам (животы у обеих еще незаметны, но это ненадолго) - утешать. Да только разве здесь и сейчас утешишь? Так, свои здесь. Дим, Лев, Джиг. А где Буян со своими? Где Джейана? Хотя, если она послала Дар, то, наверное, и встать не сможет... x x x Твердислав сидел возле постели Джейаны, держа ее за руку, и молча слушал сбивчивый рассказ Фатимы. Неистовая только и могла, что моргать. За несколько дней клан потерял пятерых. Невиданно, неслыханно, потрясающе! Ведуны взялись наконец за дело всерьез. А это значит... - Учителя бы позвать, - умоляюще выдохнула Фатима. Учителя позвать, конечно, неплохо. Эх, случись все это парой месяцев раньше, когда наставник каждый день появлялся в клане, обучая всех разным премудростям! Твердислав не переставал дивиться - сухонький такой старичок, а гляди-ка, ухитряется направлять на путь истинный целый клан, четыре с половиной сотни человек. Нет, конечно, учил он не всех сразу, но удивительным образом успевал повсюду, и знания накрепко оседали в голове. Они могли вроде бы забыться, но в нужный момент непременно всплывали на поверхность. Старшие учили младших, сами учась у наставника, и каким-то чудом у них все это получалось. - И Лиззи. Боюсь, не выходить нам ее, Твердь, - жаловалась Фатима. - Столько новых страхов явилось. Ставич, Стойко и Буян смерть лютую приняли. Близнецов ведуньина свита убила - да когда такое случалось? А то чудовище, что на Ближнем Валу без тебя прикончили? Если б не Лиззи - не жить бы клану. Позови Учителя, Твердь, ну, пожалуйста, позови! Кажется, сейчас расплачется. У Фатимы это быстро. Глаза на мокром месте - беда просто с этими девчонками. Черноглазая и черноволосая девушка умоляюще смотрела на сумрачного вожака, безжалостно теребя дивные свои косички. Твердислав молчал. Так. Хорошо. Посмотрим. Что же это у нас получается: Старший десяток встречает ведуньин след. И, натурально, я беру лучших с собой, в погоню. Это понятно - на моем месте любой поступил бы так же. И Лайк, и Мануэл, и Петер. Да все, кто угодно! И я так поступил. Разделил десяток. Те, кого отправил дальней дорогой на Пэков Холм, дошли благополучно, а вот гонцы - все погибли. И убило их нечто совершенно невиданное, если против двух молний Буяна устояло. Он ведь этой молнией, Джей говорила, может скалу в пыль разнести. Неспроста это. Потом - пока мы геройствуем в Речной Стране, а Дим неспешно топает на север, клан атакуют. И вновь - жуткая, невиданная тварь. Фатима описала - дрожь пробирает, ночью такое привидится, так и проснуться не сможешь, так во сне к Великому Духу и отправишься. Все понятно - гонцов перехватили, нас отвлекли, а сами ударили по клану. Все четко. Все ясно. Да, молодцы Ведуны, нечего сказать, никто и не ожидал от них такой прыти. Надо немедленно всем соседям, ближним и дальним, весть послать, чтобы были готовы. А вот что же нам самим делать? Ну, кроме как долг перед близнецами исполнять? Твердислав замер. Да, проще всего к Учителю обратиться. Но как-то не хочется. Во-первых, бесплатного ничего не бывает - помощь Учителя оборачивается гневом Великого Духа, непогодой, нападениями нечисти и тому подобными неприятностями. Нет, с этим мы должны справиться сами - клан мы или не клан? Или тюфяки, сеном набитые? - Лиззи, - как заведенная твердила Фатима. Лиззи - это да. Зависла девчушка между жизнью и смертью - и ни туда, ни сюда. Скорее даже - туда. В смерть. И травницы бессильны, и врачева-тельницы. Ирины отвары как-то помогают, но не так, чтобы очень. - Хорошо, - решился вождь. - Вызовем Учителя. Раз уж ты, Джей, Отвечающего прикончила. - И улыбнулся, чтобы подруга не обиделась. - Ничего. Перезимуем. x x x Встречать вызванного заклятием Фатимы Наставника высыпал весь клан. Тут уже царил строгий порядок. Никто не выл, не вопил, не скакал и не прыгал, не дергал девчонок за косички и не подставлял мальчишкам подножки. Дорожки между домиками были чисто выметены - Фатима и старшие нарядили на эту работу всю девчоночью часть клана. За день до этого устроили великую стирку и купание. Отросшие мальчишеские патлы безжалостно обкарнывались. Более чем легкомысленные наряды (сооруженные в подражание ламиям, в чем, однако, никто из модниц клана не сознался бы даже под пыткой) упрятывались подальше, загорелые ноги скрывались под длинными скромными юбками. Кое-кто из сорванцов поспешно повторял таблицу умножения. Со щелкунчиками Фатима общего языка так и не нашла, поэтому на южную дорогу вновь выставили махальщиков. Утро тянулось в томительном ожидании. Все ходили молчаливые и словно бы даже испуганные, невольно припоминая все свои отступления от заповедей Великого Духа. И наконец... - Идет! Идет! - пронеслась долгожданная весть. Твердислав, Фатима и другие из старших вышли встретить почтенного Наставника к остаткам Ближнего Вала. Из-за поворота дороги появилась невысокая человеческая фигурка, облаченная в простой серый плащ, и сердце у Твердислава сжалось - Учитель казался таким слабым, таким хрупким, таким незащищенным перед бедами и тревогами этого жестокого мира. Он брел, тяжело опираясь на длинный посох, преподнесенный ему всем кланом. (Твердислав вспомнил, как искали по всем окрестностям дивное и редкое папридоево дерево, как нашли и долго, осторожно отделяли от него одну из ветвей, так, чтобы не погубить сам ствол, а потом чуть ли не каждый в клане приложил к посоху руку. Он весь, сверху донизу, покрыт был искусной резьбой; Учитель даже прослезился, когда ему торжественно Преподнесли подарок. И сказал: "У меня теперь есть сила, превыше всякой ведуньей!" Глаза у вожака чуть увлажнились. Твердислав ничего не мог поделать с собой. Он любил Учителя. И никогда даже не пытался понять, отчего же Учитель со всей своей исполинской силой не сметет с лица земли раз и навсегда всю ведунью нечисть? Вождю клана хватало простого и немудреного объяснения - так устроено Великим Духом. Серая широкополая шляпа, защищавшая Учителя от палящего летнего солнца, надвинута была низко, по всегдашнему его обыкновению. Когда до молчаливой шеренги встречающих осталось шагов десять, Учитель наконец поднял голову. Обвел всех своими удивительными, ярко-синими глазами - и улыбнулся. Возле глаз собрались тонкие морщинки. - Ну, здравствуйте, мои хорошие! Все как один склонились перед Наставником. - Будет вам поясницу разрабатывать. - Учитель с шуточным возмущением покачал головой. - И так вон все какие гибкие да крепкие. Что, трудно "здравствуй" сказать? - Здрасть! - тотчас же отозвался дружный хор. - Вот так-то оно лучше, - улыбнулся Учитель. - Ну, встретили? Потешились? Ведите теперь к дому да сказывайте свое дело! - Фатима! - коротко распорядился Твердислав. Рассказывать про болести - это девчоночье дело. О войне и о потерях он будет говорить сам, если, конечно, сочтет нужным. На нем, Твердисла-ве, долг перед Гарни и Тарни. И он обязан заплатить его прежде, чем наступит следующее лето, когда сверху, с небес, за ним спустится Летучий Корабль. Учителю про эти планы говорить никак не следует. Нечего и рассчитывать, что он такое одобрит. Фатима затараторила, спеша как можно скорее рассказать все. Учитель слушал, низко склонив го- лову, так что лицо вновь утонуло в отбрасываемой шляпой тени. Слушал он очень внимательно, не перебивая. - Твой вопрос в том, как вылечить Лиззи или что с ней случилось? - Твердислав поразился явственно прозвучавшей в голосе Учителя горечи. - Ты помнишь, что... - У нас не вопрос, - вмешался вожак. - У нас просьба. Спасти Лиззи. Она нужна клану, потому что... - Вождь Твердислав, - улыбка у Учителя вышла какая-то уж больно грустная, - вот, клянусь, когда-нибудь отвешу тебе подзатыльник у всех на виду, будешь тогда знать! Ты что же, полагаешь, что я бы не стал лечить девчушку, не окажись она - потенциально - сильнейшей из сильнейших Ворожей Лесных кланов? Твердислав покраснел. - Я выполню эту просьбу, не сомневайся, друг мой, - заверил его Учитель. - Расскажи-ка мне - не задавая вопросов - что тут у вас делается? Твердиславу вновь стало мучительно стыдно. Знаешь ведь, и все знают - Учитель летом отдыхает. А ты на него сейчас такое вывалишь. - Пять человек у нас погибло, Наставник. - Что? - Учитель остановился. Худая рука, вся покрытая темными пятнами - старческими веснушками, как он сам объяснял родовичам, - вцепилась в рукав Твердиславовой куртки. Голос задрожал. - Как так - пятеро? А я ничего не знаю! - К кому он обратил последнее восклицание, было не совсем понятно, но в тот момент Твердиславу было не до того. - Близнецы, Гарни и Тарни, Буян, Стойко и Ставич. - Господи! (Еще одно непонятное слово. Учитель его часто использует, а когда его просили объяснить, что оно значит, только отмахивался - мол, бросьте, просто эмоциональная фонема, не более Чем. Наподобие вашего знаменитого "еклмн".) - Как же так? За какое же время? - За три дня. - Боже! - Учитель побледнел. - Твердислав, ты уверен, что не хочешь ничего у меня спросить об этом? - Клан понес потери, - угрюмо ответил юноша. - Нам нечем расплачиваться за этот вопрос. - Черт! Да о чем ты говоришь? Какое там "нечем расплачиваться"?! - Весенний урожай в этом году неважный, охота плохая, зверь откочевал, запасы малы. А если не откупом отдавать - так и того хуже: Старший Десяток уполовинился. Мне ж не разорваться. - Упрямая голова, - недовольно пробурчал Учитель, вновь опуская голову и ускоряя шаг. - Ладно, я еще с твоей Джейаной поговорю. Она-то порой толковее тебя соображает. Процессия вошла внутрь кольца скал. Здесь уже толпились все остальные родовичи. Малыши испуганно осматривали ладошки - чисто ли вымыты? Старшие припоминали грехи посерьезней. Никто, разумеется, не бросился Учителю на шею - понимать надо, что Наставник устал. Так и стояли по обе стороны дорожки, вытянув шеи и ловя каждое слово из разговора старших. Учитель знаком остановил Твердислава, уже порывавшегося что-то возразить. Теперь Наставник смотрел по сторонам, улыбался, кивал головой, стараясь заметить каждого. На крыльце домика травниц, в котором лежала Лиззи, Учитель остановился. - Правильно сделали, что позвали меня, Твер-диславичи, - громко обратился он к толпе. - Ничего. Одолеем хворь и о других ваших делах тоже поговорим. Ваши беды мимо меня не пройдут. Народ облегченно вздохнул. Хвала Великому Духу! Учитель здесь, он поможет, все будет хорошо. Учитель скинул дорожный плащ, поддернул полу длинной туники. Осторожно присел на краешек топчана рядом с девочкой. Улыбнулся Джейа-не - она приказала по такому случаю вести себя под руки, чтобы не пропустить ни одного слова Учителя. - Мы с тобой, Джей, потом еще потолкуем, - заверил девушку Наставник и повернулся к бессильно распростертой Лиззи. Фатима, Твердислав, Ирка и Сигрид замерли. Джейана, застонав сквозь зубы, приподнялась на локте - она должна видеть! Учитель откинул легкое одеяло. Длинные тонкие холеные пальцы осторожно легли Лиззи на лоб, потом приподняли веки. С минуту Наставник всматривался девочке в глаза, потом принялся быстро и ловко ощупывать ее всю. Пальцы так и порхали над маленьким тельцем. Лицо Учителя оставалось строгим и бесстрастным. Все затаили дыхание. И - Твердислав знал - точно так же затаила дыхание и вся толпа перед домом. Рука Учителя извлекла откуда-то из недр туники небольшую блестящую коробочку, легко умещавшуюся на ладони. Из-под откинувшейся крышки появилась тон