утливостью спросил: - Вы хотели бы так жить... Аня? - Не знаю, - неопределенно ответила она, покачав головой. - Я очень люблю Москву. Тогда он рассмеялся, и было в этом смехе неестественное веселье, некая даже насмешка над самим собой, начавшим говорить не о том и уведшим разговор в сторону. - Ладно. Если вы не возражаете, то давайте пить чай. Все же у меня страшный аппетит появился. - Да, давайте, давайте, мы сейчас подогреем, - ответила Аня тоже с преувеличенным оживлением и, взяв чайник, тут же, краснея, замедлила движения, спиной чувствуя, что он смотрит на нее, обернулась. Он с грустным лицом начал набивать табаком трубку, говоря вполголоса: - Я знал одну женщину, которая ненавидела тайгу. - Это была ваша жена? - Нет. На следующий день утром он долго перебирал бумаги в планшетке, потом, хмурясь, засунув руки в карманы, остановился посреди палатки, спросил: - Какое сегодня число? Где же все-таки Свиридов?.. Что он там? - И, сказав это, отдернул полог над входом, за которым в туманце сыпалась, не переставая, мелкая пыль дождя. - У вас не было такого? Иногда посмотришь на ушедший день и видишь, что прошел он впустую, вычеркнут из жизни, словно листок календаря оборвал. - Вы говорите так, будто бездельничали, - с мягким упреком возразила Аня, подходя к нему, - ведь вы же болели! - А болезнь разве не отнимает у человека дни? - Он помолчал, договорил раздумчиво: - Да, Аня, нам пора двигаться, кажется. Сколько же мы будем ждать? - Нам просто необходимо двигаться, - сказала Аня. - Но как? - Для этого нужно выйти из палатки. Вы разрешите мне, Аннушка? - И задернул полог, сделал несколько шагов в узком пространстве между оконцем и печкой. Она заметила, что в обращении с ней он стал как-то по-новому излишне робок, стеснителен, стараясь не коснуться ее, двигался по тесной палатке опасливо, еще не совсем окрепший, без твердости в движениях, от этого смешно неуклюжий, медлительный, и Аня, замечая его смущенно покачивающуюся спину, глядя на его соломенные косички отросших волос на затылке, думала, что ей почему-то неспокойно и приятно было видеть этого грубоватого Кедрина не таким, каким был в первый вечер на плоту, как будто он стеснялся сейчас и себя и ее после своей слабости, после вчерашнего разговора, открывшего ей что-то в нем. И она проговорила, боясь, что он поймет ее не так, как надо: - Да, вам очень вредна сырость. Но как отсюда двигаться? Пешком? Это невозможно ведь. Он заговорил весело: - Аня, я здоров как бык. И нет безвыходных положений, верно? Пойдемте-ка к реке, посмотрим, авось что-нибудь придумаем. - И тотчас, надевая плащ, чересчур предупредительно и покорно обратился к Ане, сощурясь: - Видите, я на разведку с вашего разрешения. И с вашего разрешения возьму топор. Ладно? Аня прикусила губу, понимая, что он, как и она, сказал не то, что хотел сказать, и в нерешительности кивнула ему. - Тогда пойдемте вместе. Буду ходить за вами хвостиком. Согласны? Ветер упал, моросило, низкое пепельное небо неслось, клубилось над верхушками тайги, чернеющей по берегам, и, придушенное этим осенним небом, все было угрюмо, мокро, неприютно; сквозь туманец поблескивали низины, затопленные водой, и плавали, покачивались меж стволов лесины поваленного ветром сухостоя с безобразно обнаженными лапами корней. На берегу Аня, насквозь пронизанная сыростью утра, подняла руки к груди, вдохнув холод напитанного влагой воздуха, не без тревоги увидела, как Кедрин спустился к краю заводи, куда ночью они притянули плот, и там стоял не двигаясь, озирая набухшую грязную воду, тускло мерцавшую среди кустов и деревьев. С минуту постояв, он медленно пошел по берегу, раздвигая кусты, исчез среди плотно окружившего низину ельника и потом появился на противоположном скате заводи. Кедрин держал топор, устанавливая ноги возле толстого ствола ели, и вдруг с размаху ударил. Топор, сверкнув, впился, брызнула белая сочная мякоть, и сейчас же резко и быстро выдернутый снова вонзился в зазвеневший ствол. Когда она подошла, его бледное, возбужденное лицо было мокро от дождя и пота, и он только выговорил разгоряченно: - Через день, через три, но у нас будет плот... - Вам не хватит и месяца. Этой работой вы надорвете сердце. Перестаньте. - Аня, еще немного... Будем работать с перекурами. 8 В ранние темные сумерки после нескольких часов работы с перерывами они сидели возле накаленной докрасна печки, развесив на кольях намокшую одежду, и Кедрин дрожащими от усталости руками зажег спичку, поднес ее к фитилю "летучей мыши" и тотчас поднял голову, замер с выражением неверия. - Слышите? - спросил он. - Вы что-нибудь слышите, Аня? Неясный глухой рокот то приближался, то затихал, напоминая отдаленный вибрирующий звук самолета в затянутых тучами высотах, и Аня с сомнением и надеждой быстро повернулась к темному слюдяному оконцу, задерживая дыхание. - Это Свиридов? - крикнул Кедрин, торопливо зажигая фонарь, и выскочил из палатки, размахивая "летучей мышью" над головой. - Свиридо-о-ов! Неужели он?.. Аня, тоже еще не веря, вышла следом и видела, как фонарь Кедрина, описывая короткие круги, отдалялся, двигался в воздухе, а где-то из-за тайги справа на реке уже возникла красная звездочка, она делала длинные дуги, колыхалась и приближалась по странной параболе. И стали видны несущийся, как по воздуху, черный силуэт, струи дождя, летящие наискосок в свет фонаря, который все описывал полукруг, полосой белого света пронизывал дождь, щупая берег, заметно приближаясь к фонарю Кедрина. Потом мотор заглох. В наступившей тишине донесся с берега громкий голое Кедрина, ему ответил звучный, ломающийся басок, и опять смолкло, лишь по-прежнему шлепал по листьям дождь. Сейчас же из темноты показался Кедрин с фонарем, рядом шагал высокий узколицый паренек в кепке, в кожаной замасленной куртке, на руках его тоже кожаные перчатки мокро блестели, и Аня при свете фонаря разглядела: почти подросток, но глаза злые, недовольные, две самолюбивые складки пролегли у подрагивающих губ, готовых, казалось, выругаться. Уже войдя в палатку, Кедрин спросил быстро: - Значит, один? Ну а где же в таком случае Свиридов? Паренек стянул кепку, с сердцем швырнул ее на топчан, темные его волосы взлохматились гребнем. - Свиридов! Свиридов! Нагородил мне этот дьявол ерундовину! Будто вы и болезнью какой-то заразной болеете и что вы чуть не при смерти! Часов десять плутал, как сволочь какая-нибудь, еще бы немного - и проскочил бы! Вода прибыла, острова затопило - ни хрена не видно! Объяснить как следует не мог!.. "По бережку, по бережку..." Вы б не встретили - так бы мимо и проскочил!.. "По бережку!" - срывающимся баском передразнил он, видимо, Свиридова и скосился на Аню. - А это кто - доктор, что ли, новый? - Сволочей и все прочее прекрати! - серьезно сказал Кедрин. - Вот лучше познакомься - наш новый врач Анна Сергеевна. И успокойся, ясно? - Очень приятно! Моторист Михаил Прищепа, - хмуро и вскользь бросил парень. - "Свиридов!" - продолжал он и рывком расстегнул куртку. - Морду ему набить!.. Заболел, ногу, видишь ты, вывихнул, лежит и охает: "Ноженька, моя ноженька!" В общем, координаты такие дал, что черт знает, каждый ногу сломит! Сам не поехал в дождину-то! Искал вас, как иголку в колодце. Найди-ка разом в такую простоквашу! Парень, видимо, всерьез был озлоблен, никак не мог успокоиться, хмыкал, насупливал белесые брови и снова, точно поперхнувшись, заговорил с закипавшей злостью: - Хитрован он, Николай Петрович, вот что я вам скажу! Ноженьку он вывихнул! Ездил я не раз с ним за продуктами для партии, знаю! Сказали бы ему: езжай, тысяча рублей на суку висит - поехал бы и про ножку забыл бы враз. Терпеть не могу! Знаем таких! Кедрин с нахмуренным видом слушал парня, заложив руки в карманы, усмехаясь одними глазами. - Стоп, Миша, - наконец прервал он. - Не надо все сразу приводить к общему знаменателю. Аня отошла от них, присела на корточки, рассеянно укладывая вещи. 9 Река, холодная, мутная, неслась меж скал, расталкивая их, все утро тянулись и тянулись по их склонам черные лохматые леса. Ревя мотором, катер шел посередине ровного водяного простора, ветер гудел, бил в стекло моториста, и Аня, плотнее натягивая одной рукой тулуп на грудь, смотрела на тяжелую от дождей воду, на медленно плывущие назад берега, спрашивала изредка: - Скоро? Это будет скоро? - Скоро. Осталось немного! - отвечал Кедрин, перекрикивая рокот мотора. - Очень скоро! - Скорей бы... Только скорей бы!.. - Почему, Аня, скорей бы? - Не знаю. Только бы скорей... Лишь в середине дня река сделала пологий поворот, левый берег оголился, но правый, почти отвесный, темнел тайгой, поднимался над водой. И тотчас на горе, в межлесье, чуть заметным треугольником забелела палатка, показались два свежевыстроенных домика, с реки было видно, как ветер трепал края палатки, стеклом сияло и тухло там окошко. "Значит, вот где, - подумала Аня. - Значит, здесь?" И она привстала, держась руками за борт, тулуп сполз с ее плеч, упал к ногам. Впереди над рекой расчистилось - выглянул ослепительно голубой клочок по-летнему теплого неба; низкое солнце, прорываясь в голубую брешь, огнисто-дымными столбами отвесно падало в воду, на берега, на листву редко стоявших на затопленном острове берез, от их белых стволов казался светлей воздух. - Прибыли! - крикнул моторист утвердительным баском. - Дома, можно сказать! Катер пошел к берегу, подымая крутую волну; внезапно мотор замолк, стало непривычно тихо. Хлюпала о борт катера вода. Кедрин первым спрыгнул на берег, с веселым лицом протянул руку Ане, помог сойти ей, а навстречу сразу смолисто потянуло запахом стружек, сырой щепой, два новеньких домика сверкали под солнцем гладкой тесовой крышей рядом с брезентовой палаткой. - Прибыли? Уже? - растерянно переспросила Аня, оглядываясь, чувствуя, что может упасть, оттого что затекли от долгого сидения ноги. - Неужели мы приехали? - Уже, Аня, - ответил Кедрин. - Вот сюда мы и плыли на плоту! - Колечка! Анечка! Приветствую вас!.. Живы-здоровы? Аня подняла голову: сверху от двух домиков, спотыкаясь от поспешности, прихрамывая, спускался к ним Свиридов, сияющий, гладко выбритый, в начищенных коротких сапожках и, смеясь, словно захлебнувшись от избытка чувств, потрясал обеими руками в воздухе, вскрикивал: - Милые вы мои!.. Так ждали вас! Коля, дорогой ты мой, выздоровел? А вы как, Анечка? Значит, все, слава богу, в порядке? Господи, а я только с постели! Я так беспокоился, теребил начальника, надоел всем! Свиридов приближался к ним, семеня ногами, возбужденно отпыхиваясь, и теперь руки его были распростерты, вроде бы заранее приготовленные для объятий. - Подожди обниматься, Свиридов, - сухо остановил его Кедрин. - Ах, как неудачно, как неловко получилось! Но я рад, что так кончилось, - все так же обрадованно, суетливо говорил Свиридов, не расслышав или не поняв слов Кедрина. - Колечка, милый, тебе сюрприз! Здесь без вас - письма! Тебе, Коля, деловое, а вам, Анечка, из Москвы еще нет! Да где же оно у меня? Сейчас, сейчас! Ах, как это неожиданно получилось! Он, торопясь, стал шарить по нагрудным карманам, а глаза на его полноватом лице беспокойно играли, радовались, на секунду сочувственно грустнели и сейчас же снова выражали восторг, и Ане не хотелось в них смотреть. Она молча пошла по берегу, и тут же за спиной как-то сниженно и возмущенно зазвучал тенорок Свиридова в ответ на ровный голос Кедрина. И, только отойдя несколько шагов, она с каким-то облегчением и ожиданием огляделась вокруг. Далеко по этому берегу, куда хватало зрения, черным массивом уходили леса, и там, на самой опушке, тянулся в синем воздухе, курился вялый, расплывчатый дымок от костра. Аня всмотрелась и увидела справа от двух домиков небольшую вышку и нескольких человек возле нее. А глубоко внизу, у берега, течение с силой влекло смытые водой лесины, яростно кружа их под обрывом в мутных заводях, но вся ширина реки переливалась в солнечном блеске яркого дня и далеко вправо заворачивала в тесный коридор тайги. Река была покойной, вспыхивала белыми огоньками - казалось, в ней жили миллионы маленьких солнц, которые заставляли прижмуриваться. "Здесь мне жить? - подумала Аня. - Именно здесь?.." Она наклонилась и сорвала поникший от дождя цветок, мокрый, свежий, зябко пахнущий ветром, и стала с интересом рассматривать его. "Здесь мне жить? - снова спросила она себя, еще не веря в это. - Здесь они нашли нефть?" - Не имеешь права! - услышала она поднятый тенорок Свиридова. - Я хотел помочь тебе! Я сам был в тяжелом состоянии!.. Не имеешь права... Подошел Кедрин, губы его были крепко сжаты, и она спросила тревожно: - Вы что? - Говорил по душам, - усмехнулся Кедрин. - И не договорил. Идемте, Аня, я покажу вам комнатку. Знакомить со всеми буду потом. Сейчас все в тайге. Вам полагается отдохнуть. - Немного подождите, - сказала Аня. - Я посмотрю... - Идемте, это потом. Вы еще все посмотрите, - проговорил Кедрин и осторожно взял ее за рукав. - Пойдемте, Аннушка... Они пошли к домикам, вокруг которых еще кучами лежала, нежно белела щепа, и веяло оттуда запахом свежего теса. - Пойдемте, - сказала она.