о бы, конечно, отпраздновать... Обсудим еще разную мелочь. Насчет своей посадки я твердо решил, поэтому следует обговорить наше взаимодействие в будущих условиях. Ты, Джо, человек официальный и ни в чем криминальном не замазанный и не замешанный. Мой долг и дальше обеспечить сложившееся положение вещей, но при этом не потерять возможность и право пользоваться услугами проверенного адвоката, лучшего из всех ныне живущих в нашем городишке. Правильно я говорю? -- Стивен, я всегда с доверием к вам относился и добровольно с вами работал. Насчет моей безупречности и незамешанности вы преувеличили, к сожалению, но действительно, черт возьми, за многие годы нашего с вами знакомства не лишили меня радости считать себя более-менее порядочным человеком. Мне очень жаль, что вы... гм... приняли это решение, но, тем не менее, всегда можете рассчитывать на меня, не сомневаясь. -- Да, приятно вот так вот, на сытый желудок, обмениваться искренними комплиментами, но дела продолжаются... (Гек зыркнул глазами на охрану, и те, побросав купюры на блюдца, потянулись к выходу.) Поедем? Секретарша, поджав губы, сообщила вполголоса, что "молодой человек в кабинете" и что она туда заглядывала несколько раз (проверить -- все ли в порядке), "он такой чудной". Впрочем, Малоун не услышал металла в голосе своего верного цербера, а растопить строгое сердце Нелли Добс -- не каждому по силам. -- Что, Джеф? Фант оторвался от экрана включенного компьютера и вскочил со стула: -- Чисто. Абсолютно: дважды все обошел по полной программе. -- Хорошо. Будешь приезжать сюда раз в неделю, время согласуешь с господином Малоуном. -- Простите, молодой человек, а что вы делаете возле моего компьютера, тоже проверяете? -- Джеф, скотина ты этакая, не дай бог если что-нибудь испортил! Фант виновато выкатил глаза: -- Ей-богу, я только включил и никуда не лез. Просто я слышал о компьютерах, но вижу в первый раз, любопытство разобрало. Я ни на какие клавиши не жал, просто смотрел... -- И что же вы там увидели?.. Стивен, не ругайтесь на парня, он действительно ничего не напортил. Да и не так это просто сделать... несведущему человеку. Так что интересного вы там обнаружили? -- Так, кое-что. Система для меня -- черный ящик, обрабатывающий некую информацию... Информацию нужно: а) ввести, б) обработать, в) выплюнуть. Клавиатура -- ввод информации. Вот эта штучка -- видимо, для кассет... -- Для дискет. -- Для дискет -- тоже ввод информации. Экран... -- Монитор. -- Монитор -- вывод информации. Плоский ящик под ним -- черный ящик. Там, наверное, вся обработка идет. Когда включалась система, цифирки, буковки по экрану побежали, внутри что-то вроде как застрекотало. Стало быть, там и обработка идет. Вот эту штуку я видел и раньше -- она печатает на бумаге. Это -- не часть компьютера, а к нему вроде приставки. -- Принтер. Так-так, дальше? -- Ка... Дискеты -- тоже могут быть выводом информации, не только вводом. Да, и хранилищем. Монитор -- не только вывод информации, но и обратная связь с тем, кто работает. Обратная связь должна быть обязательна. Ну, все, пожалуй... И память -- внутри что-то там из информации хранится, поскольку может включаться и работать и без дискет. Малоун заливисто захохотал: -- Лет сорок тому назад один немец из Штатов разработал принципы работы вычислительных устройств, на которых основана работа всех компьютеров. Так вот, ваш парень, Стивен, только что пересказал эти принципы своими словами. Вы это сами придумали, Джеффри, или прочитали где-то? -- Но это же очевидно. (Гек мысленно согласился с Джеффри: он не раз обсуждал с ним, когда еще Фант сидел за баранкой, способы построения надежной и результативной системы связи и управления в условиях войны банд и не совсем понимал бурной веселости Малоуна.) А как эта штука работает практически? Малоун азартно ударил по клавишам и принялся с пятого на десятое объяснять и комментировать происходящее. Гек отвел раздраженные глаза от мерцающего экрана, сел в кресло (время еще было), поднял со столика и углубился в почти свежую, еще не читанную Малоуном газету, приходящую из Нью-Йорка с задержкой в сутки и более. "Мафия стреляет метко!" -- так называлась статья, его заинтересовавшая. Ее подзаголовок тоном ниже возвещал: "Кастеллано и Белотти мертвы. Нью-Йорк на пороге мафиозной войны". Далее следовало неубедительное описание происшедшего, прижизненные фотографии убитых: носатый старик и плотный мужичок в парике и он же без парика. "Какая, к бесу, мафия?" -- удивился про себя Гек. В той шайке, как он понимал, с легкой руки покойного Деллакроче неаполитанцы принимались наравне с сицилийцами. Это для журналистов что ни банда, то и мафия. А он в тюрьме на Сицилии такого слова вообще не слышал. И дико ему было видеть, как из-за двух жмуров поднялся такой шум: в Бабилоне подобных сенсаций (в том числе и благодаря Геку) по две в месяц случаются, если речь идет о крупных гангстерах. А уж о мелочи и писать ленятся... Где-то через четыре недели Фант осторожно попросил у Гека добавочные средства на покупку компьютера. Он уже ездил к Малоуну дважды в неделю: дескать, чтобы обеспечить информационную безопасность более полно, необходимо сканировать оперативное пространство в конце и в начале рабочей недели, поскольку уик-энд -- идеальное время для вживления офисных "жучков". А после проверки наступало их с Малоуном время: тот увлеченно объяснял, а Фант жадно внимал -- инфекция перекинулась на новую жертву. -- Зачем тебе компьютер? Железа мало у тебя? Весь подвал и так уже в проводах и ящиках (для нужд Фанта специально переоборудовали подвал, в котором некогда Гек казнил убийц Гуська, и теперь там было его царство). -- Это очень полезная штука. Я все данные заведу в электронные таблицы, буду пополнять и отслеживать, и сортировать -- блеск! Хоть архивы, хоть справочники с системой поиска... У нас такие возможности будут, что и Конторе не снились. И вообще... -- И вообще! Баловство это, так мне кажется. Насколько я понимаю -- это многие десятки тысяч стоит, верно? -- Если грамотно выбирать, то по минимуму это обойдется всего тысяч в пятнадцать. Ну, еще софт, но часть я у Малоуна скатаю, он разрешил... -- Ну ты и морда! Меня не спросил, да, а с Малоуном уже договорился... Архивы... Ладно, давай смету на минимум и на максимум, поищем оптимум. Поскольку я в этом деле не разбираюсь -- к смете приготовь подробные устные комментарии на понятном мне языке. Что такое софт? -- Есть "железо", а есть -- "софт". Железо -- это устройства -- ви... жесткий диск там, монитор, принтер, а есть -- программы разные, инструкции для машины -- это "софт". -- Ни хрена не понял (Гек схитрил -- он помнил разговор у Малоуна и примерно понимал, о чем идет речь, но по привычке не торопился обнаруживать узнанное)... Хорошо. Держи дополнительную сотню. -- Гек вынул из ящика стола еще два корешка пятисотенных купюр и бросил перед обомлевшим Фантом. -- Каждую неделю отчет об истраченном. Можешь сам искать оптимум, но не вздумай химичить... Понял? -- Да, сэр! Так точно, сэр! Разрешите идти? Гек молча, не торопясь, вышел из-за старого канцелярского стола (дело было в "Коготке", в задних комнатах, где Гек периодически занимался оперативными вопросами), больно уцепил расшалившегося от великой удачи Фанта за ухо, подвел к выходу и пинком вышиб его из комнаты. Собственноручно захлопнул дверь. Сквозь нее из "приемной" донесся радостный гогот охраны. Время шло. Малыш, Китаец и Кубик ушли на "Пентагон", в подмогу Ушастому воевать за правду и власть, с десяток парней помельче оседали на периферийных зонах, куда скорее всего могли определить и Гека, согласно им же разработанному сценарию. Золото Ванов он поднапрягся и в две недели по ночам перетаскал в литейку. Вместе с новыми накоплениями это составило более двух с половиной тонн металла очень высокой пробы. Но Гек не торопился его расходовать, денег хватало и без этого, несмотря на бешеные расходы по подготовке Гека к посадке. Война в городе тем временем шла на убыль: Гек и сам не ожидал, что враги так легко пойдут на переговоры и уступки, больше похожие на капитуляцию. Эти годы Гек и его люди беспрерывно воевали, безжалостно истребляя враждующие шайки. И Геку все казалось, что ложкой море черпает, но он не знал, что противоборствующие банды, обессиленные чудовищным кровопусканием последних лет, не желали больше тягаться за территории, принадлежащие давно сгинувшим поколениям гангстеров, их предшественников. Где они -- Дядя Том, Дядя Ноел, Дядя Грег, Дядя Кристос, Дядя Сэм... Только титулы в памяти и остались... Был бы жив Дядя Джеймс... Вот говорят -- крутой был бандюга, он бы еще мог что-то сделать с наглым уркой, но где тот Дядя Джеймс? А многие считают, что это он его и заделал в стародавние времена... Владения Гека раскинулись широко: все западные районы-острова, здоровенный северо-западный округ -- все местное уголовное подполье склонилось перед его эмиссарами. Гек возвел в ранг Дядек Тони-Сторожа и Эла-Арбуза, выделил профсоюзы и подпольную лотерею в управление Гнедым. От Дядек, заключивших с ним перемирие, в ультимативной форме потребовал через Арбуза, чтобы они не вмешивались в "пентагонные" проблемы. Делать нечего -- согласились. Пит Малыш проявил себя выше всех похвал, но к прежней трешке раскрутился еще на три года (за нападение на надзирателя) и фактически брал наследство Ушастого в свои руки, а заодно и верховенство во всем "Пентагоне". Гек, естественно, утвердил его зырковым. Кубика зарезали, Джон Китаец, под стать Малышу, тоже был на уровне. Лишенные поддержки с воли (а среди простых сидельцев гангстерам добровольной поддержки и не было) тюремные вожди сдались и приняли новые порядки со склоненными головами. Ушастому пора было на волю. Гек приготовил для него "трудный" район, переходящий в китайские кварталы, населенные, впрочем, и корейцами и вьетнамцами. Должен он был и выпалывать наркоторговцев, а именно: грабить и убивать, не соблазняясь на сам этот бизнес. У Сержа Ушастого младшая сестренка опустилась и померла на героине, ему можно было верить в этом отношении. Однако, несмотря на "революцию" в городской тюрьме, уголовный мир страны Бабилон не собирался снимать с "Пентагона" свое проклятие, и Гек ничего не мог с этим поделать. На воле. И вот пришел день, наступление которого Гек оттягивал под разными предлогами уже которую неделю. Все было рассчитано точно: Гек со всей свитой, но автономно, поехал в Иневию. Возле заранее выбранного ювелирного магазина Фант со своими людьми установил аппаратуру, просигналил, что все в порядке. Мелкий уголовник, одетый точно так же, как Гек, примерно одного роста с ним, подошел к витрине и с помощью гири на цепочке в два удара сокрушил толстенное, но обычное стекло витрины. Руками в перчатках выгреб хрустальную мишуру, замаскированную под драгоценности, обернулся, дав съемочным камерам четко снять его лицо, и побежал за угол (к машине). Здесь было самое тонкое место: мужика не должны были прихватить ни под каким видом, а убивать его шеф категорически запретил -- "это не по понятиям". Тачка рванулась с места в карьер, через два квартала подмена, билет на самолет до Фибов -- и на дно, пока все не образуется. Скромная свадебная группка через дорогу напротив тотчас же свернулась, вместе с фотографом и любительской видеокамерой, видимо не желая попасть в свидетели в такой радостный день. А Гек, стоявший за углом, удостоверившись, что все в полном порядке, быстрым шагом двинулся прочь с места происшествия. Полиция вычислила его легко и задержала буквально через пятнадцать минут. Два предварительно подвыпивших мужика, из местных связей, охотно дали показания об увиденном и -- "вроде бы он", "похож" -- опознали в Геке преступника. Естественно, что ни гири, ни украденного хлама при нем не было. Еще с полдюжины свидетелей более или менее внятно подтвердили, что именно Гек пытался ограбить витрину ювелирного магазина. Самуил Каршенбойм, хозяин магазина, хитрющий и прожженный делец, невероятным носом своим почуял нечто неладное в этих событиях. Через благодарных ему полицейских он разузнал предварительные данные о преступнике, через бабилонских родственников вдруг понял кто забрался к нему в витрину, и тотчас рванул в полицию -- решать дело миром. Однако следователь отмахнулся от него вежливо и попросил прийти завтра, без спешки. Тем же вечером Каршенбойма навестила делегация его неформальных защитников из местной еврейской банды. Глава клана, по кличке Ной, заметно нервничая, попросил Каршенбойма никуда не ходить и ничего не отзывать. Двое молчаливых незнакомцев, видимо близнецы-братья, одобрительно кивали головами, но в разговор не вмешивались. В местной синагоге даже мудрый раввин прислушивался к мнению Каршенбойма, который очень многое понимал в жизни, но был скуп на необдуманные слова. Один из незнакомцев порылся в боковом кармане, вынул оттуда стопку пятисотенных купюр и дружелюбно протянул ее Каршенбойму -- компенсация за витрину. Тот еще раз подтвердил свою репутацию умнейшего человека -- без колебаний взял деньги и расплылся в довольной улыбке, как от выгодной сделки (на самом деле суперстекло обошлось ему втрое дороже -- из Венеции везли). В этом однотомном деле сплошь выглядывали белые нитки, но только по части мотивов. Зачем боссу столичной группировки, большому боссу, как утверждают коллеги из Бабилона, лезть в паршивый магазин за фальшивыми побрякушками?.. Приехав для этого в Иневию, черт побери. И никаких попыток его отбить, никаких залогов и давлений на свидетелей... Пог Фоксель, следователь прокуратуры, вскоре получил в руки фонарик, освещающий странные события в ведомом им деле: Эли Муртез из Службы (еще одна столичная шишка, только официальная) прикатил в местный департамент Конторы на четвертые сутки после задержания Ларея и сидел чуть ли не верхом на следователе, суя свой толстый румпель в каждую бумажку. Что ж, из характера и направленности вопросов примерно понять случившееся можно: этот Ларей решил отсидеться подальше от воли, где ему припекло, видать, по самые помидоры, либо выполняет задание тех, кто за ним стоит. Ну и хрен бы с ним, а Фокселю плевать: сдал в суд, а там -- трава не расти... Свидетели есть, преступное прошлое есть, адвокаты мышей не ловят, угроз никому ни от кого... -- замучаются на доследование отправлять... Сам Ларей отнекивается, правда, но это уж суд решит... Суд определил: шесть лет с отбыванием наказания на специальном режиме (спецзона 26/3 на юго-востоке, плоскогорье, вечная мерзлота, четыре тысячи посадочных мест, лояльное администрации самоуправление из числа лиц, твердо ставших на путь исправления). Деньги могут не все. В этой истине Гек в который раз уже убедился, когда встревоженный Малоун поведал ему в комнате свиданий, что четырнадцатый спец, хорошо и полностью оплаченный, непостижимым образом вдруг заменен был на двадцать шестой, где, как уже вызнал Гек, правили бал скуржавые. Для Малоуна это была всего лишь неувязка в проекте, он немногое знал о пробах и зонной резне... Гек имел в виду возможность подобного поворота событий, хотя и у него в душе екнуло от многообещающей новости. Можно было упереться рогом и через крытку этого избежать -- дополнительный срок -- ерунда, пересмотрят дело по вновь открывшимся обстоятельствам ("свадебные" фото- и киносъемка решат вопрос в нужную сторону), но взыграло ретивое: так -- значит так! Ноги растут из недр Службы, это очевидно, разведка донесла ему о незнакомце из Бабилона, курирующем следствие... Они, стало быть, не оставили его своим вниманием... Ничего, придет пора -- и до кого-нибудь из них дотянемся, главное -- в живых остаться. Гек экстренно свалился в тюремную больничку с сердечным приступом, адвокаты тянули время апелляциями, люди Гека, устилая путь наличными, ринулись вносить все возможные коррективы в кадровую расстановку на пересылках и на двадцать шестом спецу. На самый спец удалось перебросить троих сидельцев, на которых можно было как-то рассчитывать. Этого было мало, недопустимо мало, но Гек решил: управлюсь... Или сдохну... Не так давно Дэниел Доффер скромно отпраздновал свое сорокалетие в кругу родных и немногочисленных близких. Из друзей и сослуживцев приглашены были только его заместитель Эли Муртез с женой и вдовец-пенсионер Игнацио Кроули, предшественник Доффера на посту главы Службы. В тот вечер никаким деловым разговорам ходу не было, только ели, умеренно пили и чинно танцевали при свечах под музыку прославленного струнного квартета, лучшего в стране. В разгар вечера прибыл спецкурьер от Господина Президента с секретным пакетом. Дэнни принял пакет, расписался где положено, вскрыл его и тотчас был пожалован генерал-полковником -- подарок от Самого. Нет служебных тайн в подлунном мире: получаса не прошло после очередного подтверждения того, что Доффер по-прежнему в фаворе, как закричали телефоны... Министр обороны, опытный царедворец, но плохой вояка, пробился первым. За ним отметился премьер-министр, за ним глава Конторы -- другой любимчик Господина Президента, противовес и явный недруг Дэнни, за ним Генеральный прокурор, далее начальник президентской гвардии -- нейтральный, но очень опасный генерал-майор, не по чину влиятельный, всякие иные бонзы, помельче рангом... Миг торжества вскоре вновь сменился буднями, работы меньше не стало -- жизнь продолжалась. Дэнни несколько утратил гибкость и порывистость в движениях, но сохранил армейскую осанку и почти прежнюю талию, плечи округлились и стали шире, крупная голова прямо сидела на мощной шее -- он был в самом расцвете лет. Эли, его друг и соратник, был всего на год старше, но смотрелся далеко не так внушительно -- мешали этому мешочки под глазами, брюшко над брючным ремнем, покатые плечи, вислый нос, который с годами не становился меньше. Но Эли некогда было заниматься своей внешностью, он круглосуточно работал, самолично курируя десяток самых тяжелых направлений. Даже дома, на отдыхе, он не мог отрешиться от работы и мысленно был там, в Службе... Дэнни сделал его генерал-майором, своим первым замом, оградил, насколько сумел, от подковерных интриг, но взамен валил на него новые и новые дела, не давая продыху и пощады. Он и сам от работы не бегал, так же тянул воз с утра до ночи -- шесть, а то и семь раз в неделю, -- но тут была существенная разница: кроме некоторых персональных заданий от Адмирала, Дэнни волен был определять, над чем работать дальше, Эли же редко выдумывал себе тему -- принимал к производству готовые. Но линия Ларея была одним из немногих исключений, когда Муртез забросил себе на горб дополнительное дело по собственной воле. Инициатором в свое время выступил Доффер, да закрутился в водовороте придворных интриг, почти забыв про странного урку с легендами вместо прошлого. А Муртез -- нет: от всего связанного с этим Лареем веяло неким... чем-то таким, от чего к любопытству примешивается озноб, словно смотришь вниз с балкона сотого этажа... Суббота -- короткий день в ведомстве Доффера: притихли коридоры, секретари (всегда мужчины на этом этаже) доложились по-военному и на собственных моторах отчалили отдыхать, уборщицы шкрябали швабрами по коридорам -- в кабинетах убирались под доглядом режимника-майора специальные, многократно процеженные унтеры, но их время еще не настало. Муртез запер собственный кабинет и теперь, как всегда, полулежал в кресле напротив своего друга и начальника, генерал-полковника господина Дэниела Доффера. Доффер, даже угнездившись в уютном кресле, сидел упруго и четко, руки на подлокотниках, слегка расставленные ноги -- одна возле другой, согнутые в коленях под строгим углом в девяносто градусов. -- ...Хрен его поймет, Эли, уж не знаю, что и подумать. Как ты и просил, я надавил на Контору и суд, но -- тяжело проворачивалось, не ожидал, честно говоря. В глаза -- улыбки, полное понимание, тут же руку на телефон и все такое прочее, но... Подспудное противодействие было очень сильно, Эли, и если бы не вмешательство Генерального прокурора... Это Жирный (генерал-полковник Сабборг, министр внутренних дел) под меня копает, иначе -- как объяснить? А может, это Ларей якшается с Конторой? И какая разница -- где ему сидеть? Ларей не мог направлять все эти дела? Муртез помолчал несколько секунд, вперился в потолок: -- Вряд ли. Он на нарах в это время куковал. Сам факт того, что он прихвачен вдалеке от дома по идиотскому делу, о многом говорит, но говорит, к сожалению, иероглифами, которые надо очень долго расшифровывать. -- Расшифровал? -- Частично. Мне, к примеру, ясно, что он сам полез за решетку, причем в "Пентагоне" сидеть не захотел. Что у него в банде творится -- неизвестно, то есть почти полностью, разве только косвенно, из сопредельных структур новости приходят. Темп резни сбавлен на порядок, его люди, по слухам, завоевали территории и разделились на несколько структур. Во главе каждой -- новый царь, по-ихнему -- Дядька. И в новой иерархии Ларею места не нашлось. Как развал Римской империи, но при живом Цезаре. Видимо, платой за мир стало низложение господина Ларея с последующей головой на блюде. Такова основная версия наших аналитиков. Иначе не укладывается его поведение в рамки здоровой психики. Косвенное подтверждение утраты Лареем своих позиций служит и прохладное поведение на суде адвокатов из конюшни Малоуна -- те могли бы развалить дело по формальным признакам, я следил за процессом... -- А на фига тебе оно надо, это дело и сам Ларей в придачу, Эли? -- Вот фишка! Помнишь, я сам тебе задавал этот вопрос -- слово в слово? Что ты мне ответил тогда? -- Ну, что? -- Что сам не знаешь, авось пригодится -- держать криминал на коротком поводке... -- Давно это было, у меня иных забот по горло... И я, кстати, задавался тем же вопросом в адрес папаши Кроули, было дело... Так, говоришь, не в самом Ларее суть затяжки в приговоре? -- Я ничего этого не говорил. Моя служба, не я, считает, что Ларей утратил влияние и вынужден скрываться от своих людей там, где они его не достанут, в зонах за пределами Бабилона. А отсюда следует, что тормоз не в Ларее и не из-за него... Может, и Жирный демонстрирует свой вес... -- А ты что считаешь, камрад? Со службой своей не согласен, со мной юлишь -- Эли, сукин ты сын, Жирному, что ли, продался?.. Достань конины из бара, потом оправдываться будешь... Муртез с преувеличенными охами и стонами сполз с кресла, добыл из бара початую бутылку арманьяка, два пузатых бокала, то и другое поставил на столик между ними, наплескал по полной и первый отхлебнул. -- Оправдываюсь: никогда не юлил, не кроил, никому не продавался. Второе: свою службу не упрекаю, но вот тут, -- похлопал себя по мягкой груди, -- что-то мне подсказывает некое второе дно в происходящих событиях. Все. -- Негусто, -- вежливо прокомментировал Доффер, убрал с бокала вторую ладонь и тоже отхлебнул. -- А-а, зараза, хорошо усвоилась, с огоньком... Вот так люди и спиваются... Тогда копи свои сомнения и ковыряйся в них по воскресным дням. У нас же с тобой есть более серьезные дела, и сейчас мы ими займемся... Но, Эли, держи меня в курсе, ладно? Я по поводу Ларея, пока он жив. Ты его на двадцать шестой спец не просто так отправил, как я понимаю, а с целью утилизации? -- Верно. Коли он правоверный урка, как о нем говорят, с местными якшаться не станет, да и не сумеет. Это ему не цепи рвать... И нам спокойнее станет... Хотя... И Доффер и Муртез пили редко и сравнительно мало, но в эту субботу изрядно назюзюкались: подкатило вдруг такое настроение -- если вдуматься, господа хорошие, все на свете дым, тлен, чушь и всяческая суета. Жены... а что жены -- разве они поймут, каково оно жить, не снимая хомута... Обойдутся один субботний вечер и без оперы с театром... Брось, Эли, не трусь, и все будет нормально. Хочешь, я с тобой поеду и все ей объясню? Она умнейшая женщина и все нормально поймет... Да, ты прав, никому нас не понять. Эх... В тот вечер Муртез был на самом краю полной откровенности, но и будучи пьяным -- струсил в последний момент, не смог признаться старому другу, что обманул его в предыдущей беседе о Ларее. Фотографии в фас и в профиль, показанные Дофферу, были вынуты из архивов, и изображали они бесследно сгинувшего лет тридцать назад Джеза Тинера, сходство которого с Лареем Дэнни отказался признать когда-то. Эли хотел тогда открыться для пущего эффекта, но упустил момент... Официально Тинер был расстрелян в радиоактивной зоне, во время эвакуации, но Муртез провел дотошнейшее архивное расследование, с показаниями, с идентификацией останков во время работы чистильщиков, -- и факты не подтвердились... Отпечатки пальцев не совпадали с Лареевыми -- тоже факт. Но факт и то, что в дерматоглифическом отделе долгое время действовал "крот", за мзду подменяющий отпечатки пальцев. Восемь лет Эли держал разоблаченного на прежнем месте, использовал в качестве приманного фонарика, но -- глухо заросла тропинка, ни Ларей, ни кто другой туда больше не обращались. Старика в конце концов отдали под трибунал и тихонько расстреляли: скольких подонков эта шкура спасла от возмездия... "Он молодо выглядит..." Эли почти физически слышал выкрик того кривого старика, известного ему только по документам... Козлы тупые и вонючие! Как они могли упустить связного... Без малого тридцать пять лет прошло, а Ларей -- все тот же, хоть сегодня те фотографии в дело вклеивай. Муртез, между прочим, сравнивал: Тинер тридцать (нет, даже больше!) лет назад, Ларей девять лет назад, Ларей недавно. Разница есть, но ее не больше, чем в серии снимков во время одного оперативного наблюдения. Качество неважнецкое, но все равно... Дэниел крепко верил в оперативное чутье своего друга: раз говорит, что ощущает нечто, -- значит, есть основания. Темнит что-то Муртез, недоговаривает... Нет-нет, упаси бог -- камней за пазухой не прячет, кому еще верить в этом мире, как не Эли... Или он стесняется чего-то, или боится престиж свой уронить нелепыми версиями... Ничего, время есть -- пусть утрясет в себе, разберется... Ларей -- тот еще тип... Эли правильно его спровадил в чужой муравейник, проблемы надо решать с максимальной эффективностью и минимальными затратами... Было бы время, занялись бы и Лареем вплотную... Эли, интересно, докопался как следует до Джеза Тинера или еще нет? Чертов Ларей (а может, и Тинер) -- этот взгляд трудно забыть... И никак не вспомнить... Да еще голова трещит с похмелюги... Славное выходит воскресенье... Птенчик мой, не ругайся, дай аспирину и запить... Сорокавосьмилетний Арвид Сабборг, генерал-полковник и глава Департамента внутренних дел, сидел в кругу трех своих замов и также подбивал итоги трудовой недели. Речь зашла и о Службе. -- Дэнни-то, Парашютист, точит зуб на нас, все время Адмиралу нашептывает... Да руки коротки у сопляка... У нас они хоть и погрубее, да подлиннее, да оно и понятно, мы их круглый год по локоть в дерьме держим, а они чистоплюйствуют... -- Шеф, так что они там с тем делом мудрили, чего им надо было? Сабборг в честь грядущего дня рождения уже принял на грудь не менее половины литра сорокатрехградусного виски, но кроме налитых кровью глаз и зычных матюгов ничто не выдавало в нем опьянения. -- Вот уж не знаю, мать их... С понтом дела просили спроворить этого... Ларея -- в другую зону, а сами палки в колеса вставляли... Может, примерялись -- насколько сильны их ставленники в наших рядах... Демонстраторы возможностей, мать их... Пришлось брякнуть на нейтральную территорию, Генпрокурору... Мы и сами сумели бы дожать, тем более формально -- их же просьбу удовлетворяли, но еще не время с ними вплотную связываться, их разоблачать... Тут они себя перехитрили-перемудрили: если Ларей их человек -- хана ему. Ван он, не Ван -- роли не играет... Боб, дашь отмашку на зону, чтобы от Хозяина никакого особого внимания: никакого, мол, Ларея не знаем, осужденный -- значит, сиди на общих основаниях. И куму двужопому намекни... Ситуация сама созреет, согласно их традициям... А потом и зону слегка почистим: развели, понимаешь ты, самоуправление да демократию. Моя бы воля -- я бы каждого десятого в тюрьмах да зонах... амнистировал бы... А остальных расстрелял бы к чертовой матери! -- Сабборг толкнул в бок своего заместителя и басисто захохотал, остальные за ним. -- Перестрелял бы, ей-богу!.. -- Хорошая мысля! -- Ха! Сам знаю. Адмирал не велит -- мировая общественность завоет... И на хрена ему эта общественность и ООН в придачу? Сила есть -- друзей не надо... За нашего Старика, дай ему Бог здоровья! -- А если выживет? -- Кто? -- Ларей этот... -- Не выживет. Ну а случись такое -- используем: ткнем когда-нибудь Парашютиста в парашу поглубже... Один результат мы поимели: знаем теперь, кто за Лареем стоит. Понять бы, зачем им это надо? Теперь-то вряд ли уже узнаем... Ах, ребятки вы мои, ребятки! Выпьем за мои сорок восемь -- через два года полтинник! Прожита жизнь -- как не было ее. Ничего, пока Адмирал в нас верит -- нам сам черт не страшен... Наливай, Боб... Малоун чувствовал себя препогано: второй раз Ларей доверился его связям и возможностям -- и второй раз неудача. Невелика заслуга -- повторять заученные до автоматизма фокусы и номера, а когда в экстренных ситуациях очутишься -- птфср-р-р! Малоун не давал взяток, на них у Ларея подручные были поставлены: этот... Тони... и толстяк-здоровяк, а он обрабатывал на связях чиновников-приятелей в департаментах Конторы. Не сработало где-то: Плискин божился, что чуть ли не сам Господин Президент вмешался и устным повелением сменил адрес отсидки... Чушь полная, но апелляцию, как говорится, некуда нести. Луиза уговаривает съездить в Мексику, отдохнуть недельку -- видит, что изнервничался... Да как поедешь -- ты в Мексику, а Ларей с пингвинами на нары, да?.. Ларей пишет, что все в порядке будет, вот чудак: он -- меня -- успокаивает!.. Тридцать три года -- возраст Иисуса Христа. Все есть -- деньги, работа, дом, семья (Малоун не удержался, достал портмоне и вынул оттуда фотографии своих любимых девочек -- Луизы и Анны). Эх, еще бы пацаненка завести... В Мексику так в Мексику, там тепло, тем более что Анна еще толком за границей и не бывала. Но прежде следует встретиться в клубе и поприжать за обедом Плискина: выяснить достоверно, откуда дул ветер. И не забыть договориться с айбиэмовцами насчет сетевого обслуживания... И хорошо бы совесть успокоить, да как с ней договоришься? И не виноват вроде -- а грызет, упрекает... Джеффри спросишь иной раз исподтишка, что там, да как -- молчит, но тоже -- вздыхает... Тридцать три года -- для чего живем, к чему стремимся... Ларей хоть и по-своему, но успел пожить на свете и что-то понять. Да, живет и стремится, и знает смысл своей жизни... Мне бы так... Гек не знал. А было ему в ту пору двадцать девять лет. Глава 8 Любит -- не любит?.. К сердцу ли, к черту прижмет?.. Легко лепесткам... На итоговом заседании суда никого из людей Гека не было, согласно его же повелению. Только молчаливый Малоун сидел рядом и грустно сопел... Последнее слово: "Я не виновен"... "Встать, суд идет"... "Именем Республики Бабилон"... "...включая время предварительного содержания под стражей"... Шесть лет, минус один месяц, две недели и два дня... На двадцать шестой спец Гека повезли, как обычно возят осужденных: самым кружным путем, через горы, долы и пересылки. Но Гек не возражал: "круиз" помог ему вспомнить сидельческий быт и освоиться, настроиться как следует... На картагенской пересылке, одной из последних в маршруте, к Геку примкнул Сим-Сим, боевой двадцатилетний парнишка из команды Гнедых. Было в нем росту метр восемьдесят пять, весу под девяносто килограммов, нерастраченная наглость и гордость от осознания, что сидит рядом с Шефом. Сидел он второй раз, срок -- пять лет, но периферии не нюхал и волновался только о том, чтобы не облажаться перед Самим. О предстоящих "пробных" разборках он вообще не думал -- Ларей все знает, все умеет, да и кто осмелится против него вякнуть? Гек строго-настрого заказал ему обнаруживать знакомство по воле до прибытия на место, чтобы не разделили на этапе и не зафутболили Сим-Сима в другое место, поскольку, как полагал Гек, за ним возможен пригляд со стороны властей. На помывке в душевой, перед водворением этапа в Картагенскую крытку, Гековские наколки произвели на зрителей действие, сходное с медленным ударом тока: сначала тупое равнодушие, потом недоуменное понимание, а затем шок. По тюремной почте уже который месяц кругами катилась волна о том, что некий урка, чуть ли не мифический Ван, залетел с воли в их зарешеченные и заколюченные края, чтобы покарать неправедных и восстановить справедливость... Много легенд ходит среди сидельцев, все знают, как много в них сказки и сколь мало правды. А тут -- и медведь, и дерзкая тайная портачка против Президента, секрет исполнения которых давно утерян... Да еще подоспели старые рассказы о серой зоне, которую этот самый Ларей некогда обратил в черную, и еще более древние -- о цепях и президентском подвале и недавние вести о резне в "Пентагоне"... На этапах, в камерах и на зонах не принято лезть с бестактными вопросами, но когда в пустую камеру, рассчитанную на двадцать человек, затолкали шестьдесят, никто и не подумал оспаривать право Гека занять лучшую нижнюю шконку у окна. Сим-Сим разместился на верхней. Теснота была вполне терпимой, могло быть и хуже, поскольку когда к ночи народ взялся приготавливать ночлег, разбирать лежаки в углу у дверей (те, кому не досталось место на двухъярусных кроватях), то невостребованной осталась стопка примерно в треть от общего числа. Все временно на этапе: быт, знакомство, связи... Постоянен лишь тяжелый тюремный воздух, да размер хлебной пайки, да страх перед неизвестностью -- куда везут, что ждет впереди... Надзиратели не отвечали в полную силу за этапников, а потому лямку волокли, особенно в ночное время, в полтяги, им хватало забот и на стационарной половине крытки. И за этапных, если без побега, лычки не срывают и премий не лишают -- чужая, по сути, епархия... На второй день, а точнее вечер, последовавший за первым ночлегом в картагенской крытке и полным циклом пайкораздачи, камеру уплотнили еще на пять человек. Это была сплоченная блатная группа ржавой ориентации: четверо нетаков, давивших режим в допзоне No 22/2 и раскрутившихся на жесткие "спеца", а во главе -- опытный, в золото подтвержденный урка, по кличке Указ. Гек, сидевший за камерным столом с книжкой в руках ("Кон-Тики" Тура Хейердала), мгновенно узнал старого знакомого и товарища по малолетке, когда полная кличка того была Указатель, а Указом накоротке называли его свои... Указ заматерел в свои тридцать с маленьким хвостиком и сильно изменился внешне: широкие плечи и заметная сутулость гармонично дополняли его недоброе низколобое лицо, располосованное вертикальным шрамом от левой брови через уцелевший глаз до тяжелого подбородка. Когда-то, как помнил Гек, он вовсе не выглядел мощным, возможно, этому способствовала большая голова на хилом подростковом теле, но зато теперь он крепко смахивал на питекантропа в расцвете сил. Звезд с неба Указатель никогда не хватал, но и в глупцах не ходил -- это Гек помнил хорошо. Давняя страсть Указа к татуировкам должна была уже погаснуть сама собой: портачки плотно покрывали все видимые участки кожи, за исключением лица. Да и то на веках угадывались какие-то буквы, скорее всего, стандартные "Не буди"... -- Здорово, шпана! -- Указ, с поддернутым кверху правым углом рта, означающим улыбку, подошел к столу. Четверо его ребят, также довольно живописных, клином двигались за ним, бесцеремонно распихивая сидельцев, попавшихся на пути. Указ моментально вычислил главного в камере -- и по тому, как взоры местных сидящих уперлись в мужика за столом, и по описанию, которое он уже получил по тюремной почте (слух о бабилонском якобы урке далеко бежал по зонам и пересылкам... От тех слухов не уркой -- сказками и псиной скорее пахнет, что, собственно, и предстоит выяснить... и поставить на место... Ржавых заедали то тут, то там всплывающие россказни о древнем и мудром хранителе тюремной справедливости, который не хуже ржавых способен толковать заповедное и твердо противостоять лягавым. Да при этом -- не стальной и не цветмет, и не фрат трампованный, из мужиков поднявшийся, а -- чуть ли не выше золотого...). -- Ошибся номером, любезный, шпаны тут нет. -- Гек захлопнул книжку и без улыбки поглядел на Указа. Мысль была вроде как закончена, а фраза вроде бы нет... Но Гек и не собирался ее продолжать, зато в камере повисла тишина: тусовка начиналась... -- Ну-ну, и дальше что? -- Указ первый заполнил тишину проходной фразой, чтобы успеть собраться с мыслями. Он стоял -- руки в карманах "трофейного" пиджака -- возле стола, за которым сидел Гек, и бурил его взглядом. Но мужик, похоже, умел играть в гляделки ничуть не хуже, и взгляд у него был -- не подарочный. "Если и фрат -- то битый... Ха! Портачка -- землячковая! Тоже на пятьдесят восьмой чалился, только раньше намного... Кто он такой?" -- Смелее говори, папаша, будешь себя хорошо вести -- никто тебя не обидит... И встань, когда с тобой человек беседует! -- "Ну-ну" оставь для лошадей. Люди говорили -- Указ правильный, Указ понятия держит... А похоже -- как был ты Указателем, так и остался -- нет в тебе арестантской вежливости, маловато и понятий. -- Вот это не тебе решать, землячок. И не тебе борзеть. Тебя никто не знает, несмотря на звон. Ларей -- как там тебя? Ну-ка, объявись -- какой пробы? Медь, сталь, а может серебро, а? -- И опять ты нукаешь, что ужасно некрасиво. И на этапе такие вопросы задавать в лоб -- неправильно. Это только псовым под стать и лягавым на руку. И хотя ржавые, по нынешним временам, многое вольно толкуют, но старый обычай для всех честных бродяг -- это обычай, а не вонь парашная. Разве ты представился, порог переступив? Нет, ты наугад людей обложил, шпаной назвал. Да знаешь ли ты наши порядки, парень? Указ чувствовал, что дал промашку, мелкую, но все же... Но ведь он четко знал заранее, что никого из ему равных не было в камере. А тут этот старпер... Но не считать же его за ржавого, в натуре... Указ зло бухнулся на привинченную к полу табуретку напротив Гека и по новой вперился ему в переносицу (так легче гляделось, чем в эти сволочные зрачки). -- Папаша! Не тебе меня учить правилам жизни в доме моем. Меня подтверждали честные люди, они отвечают за меня, а я за них. Вижу, ты тоже с малолетки путь держишь... И я на ней был... Но и только. Я, может, из-за этого, из-за пятьдесят восьмой общей нашей мачехи, и разговоры пока по-хорошему веду. Но твое нахальство начинает меня доставать. Не тебе, понял, не тебе меня правилам учить, понял? -- Ты бы прискинул лепень, сынок... -- Ирония явственно слышалась в голосе Ларея, но взгляд его по-прежнему был холоден и угрюм. Вся камера, молчаливым кольцом окружившая сцену "тусовочного базара", зачарованно смотрела, как закоренело-бледное, сероватое лицо Указа покрылось багровыми пятнами -- тут не было двух мнений -- стыда; случайного народа в камере было немного, остальные же знали о существовании старинного, уже и необязательного пожалуй, но никем не отмененного обычая -- снимать верхнюю одежду, садясь за ст