о природе человека, о условности общественно-правовых норм, различных в исламских, к примеру, и в европейских странах. Или в Китае... -- Да. Но я вовсе не об этом. Вот мы с вами. Я внутри страны, вы больше за ее пределами -- но мы оба обладаем кое-какими полномочиями и возможностями. Наши коллеги в других странах -- тоже, с поправками на строй и традиции. Однако несмотря на всю мою силу, силу моей конторы прежде всего, ни я, ни мои великие предшественники с преступностью справиться не в состоянии. А зачастую и с каким-нибудь отдельно взятым преступником. Казалось бы -- кто он, а кто -- мы. А хули ж? За нами вся мощь всех ветвей юриспруденции... А он ворует себе годами, да еще в парламенте заседает. Или урка какой, или бандит столичный... Посмотришь "установку" на него -- трус, гомик, тля, тупица наконец, ан нет -- не добраться, не справиться... Поневоле иной раз о всемирном заговоре подумаешь, то ли жидомасонском, то ли коммунистическом... -- Не верю я во всемирные заговоры, хотя мне, по роду службы, простительно было бы подцепить сию паранойю, ведь это же наше профзаболевание... -- И я не верю. Но должен я самому себе все это объяснить, чтобы не свихнуться на работе. Вот мои рассуждения, если не скучно... -- Да ради бога, готов стерпеть. Шучу, мне любопытно вас слушать. -- Я вот как себе это представляю. Любое первобытное сообщество рано или поздно вырождается в государство со всеми соответствующими причиндалами -- армией, чиновниками, купцами, полицией и законами. -- Бесспорно. -- Законы рождаются и меняются, но суть одна: кто не соблюдает -- преступник. -- Если он в сфере закона. -- Как? А, ну да, Нерон выше, чем закон... Я пониже смотрю. Поскольку законы несовершенны, да и не могут стать совершенными надолго, то в них или между ними есть прорехи. Пусть даже щели. И если они есть, то какой бы крепкой ни была законодательная броня, рано или поздно в эти щели просочится вода, или там -- газ, муравей... И против него броня бессильна. В одной стране -- это муравьи, в другой -- вода... Вы понимаете мою мысль? Природа рано или поздно всегда найдет щель и угнездится там. Я заметил -- перекроил броню, нет воды. Но мухи-падлы залетали... Мух извел -- ржавчина образовалась... С любой отдельной напастью я справлюсь, а не допустить их совсем -- не могу... -- Вот ведь какой интересной может стать философия в контексте конкретных приложений! Любопытно. И в общем-то -- на поверхности лежит, но я раньше не задумывался об этом. -- Пользуйтесь, дарю. -- Обязательно. Но скажите мне, а если приложить эти рассуждения к Нерону... Знай об этом Нерон -- сумел бы он уберечься от своих муравьев? Сабборг внимательно посмотрел на Дэнни. -- Сумел бы. Ведь век человеческий короток, и на его век хватило бы предусмотрительности и осмотрительности. Но он об этом не знал. -- Отсюда урок: или развивайся, или время обгонит тебя. В лице муравьев. Сабборг заерзал в кресле, выпростал из-под задницы правую руку и вдруг стал чесать живот в районе пупка. Животина мерно колыхалась в такт пошкрябываниям. -- Мне жаль, Доффер, что столько сил и лет мы угробили, воюя друг с другом. Правда, все это было в интересах дела... Вы войны боитесь? -- В каком смысле? -- Во ВСЕХ смыслах... Если я в разговоре с вами употребляю известные обороты речи, то это просто дань привычке, а не страху. Яйцо на отруб дам -- никакой оперативной записи вы сейчас не ведете. Не такой вы дурак, чтобы стремиться перехитрить самого себя. -- Оставайтесь с яйцами, вы правы. Я вам не министр обороны: война всегда хуже мира. Но было бы преждевременно сегодня не опасаться международных войн. Разве что другие сверхдержавы... Но я боюсь войны, если она касается нашего государства... У меня, как и у вас, дети... Что может быть дороже и важнее семьи? Это одна из немногих непреходящих ценностей. Ну и само собой -- верность стране и Президенту. А вы, как оказалось, отнюдь не дурак, господин Сабборг. Это приятно. -- "Как оказалось"? Да я еще умнее вас и могу в шесть секунд это доказать. -- Докажите. -- Вот: а я и раньше не считал вас дураком!.. Дэнни заржал первый, вслед за ним и Сабборг вновь затряс пузом, только теперь живот колыхался вверх-вниз и без помощи пятерни. -- Вряд ли мы с вами станем друзьями, ваше превосходительство, но думать о завтрашнем дне лучше и эффективнее совместно, нежели порознь. Ведь всем нам приходится думать о завтрашнем дне. Не правда ли? -- Сабборг кивнул головой, все еще смеясь, но Дэнни показалось, что небольшие уши его словно бы подтянулись и еще плотнее прижались к круглому черепу. -- Во всяком случае, поясняю свою мысль, нам стоит встречаться иногда и по поводам более серьезным, чем изучение внутривидовой грызни в клетке у очумевших грязных маргиналов. -- Ну а кто против. Надо -- так надо. Только увольте меня на этих деловых встречах от контактов со всякими там мажордомами в ливрейных лампасах и прочими шуршащими жополизами... -- А вы меня, -- подхватил понятый с полуслова Дэнни. -- В следующий раз, ох, когда он еще будет, пригласите меня в свое логово, а? Никогда не видел вживую, своими глазами, как выглядит Контора в быту. -- Валяйте, не обижу. -- Вы намекаете насчет первых минут нашей сегодняшней встречи? Хочу загладить. Дружбу, повторяю, я не предлагаю, не в кино, однако готов вернуться к обсуждению вашего предложения насчет Арвид--Дэниел. -- Хм, да что обсуждать-то, господин Доффер? Мне близко к полтиннику, вы тоже не мальчик. Это наш Адмирал клал с прибором на возраст и болезни и держится молодцом, всем нам на зависть... Что же касается имен и на "ты" -- у нас с вами уже сложился стереотип за время первой беседы, а в зрелом возрасте стереотипы трудно ломать. С этической точки зрения вроде бы и нет проблем, но вот чисто технически... Странно как-то, вроде взрослые люди... Ну давайте попробуем. Кто первый начнет и как, собственно? У вас есть готовая инструкция на эту тему? -- Сейчас я ее принесу, -- ухмыльнулся Дэнни и направился к бару, продолжая удивляться про себя, как он раньше не рассмотрел за этим кабаньим рылом гибкого и сильного ума. Закончилось восстановление зоны аккурат перед праздником. Ни о каком концерте и речи уже не шло: сидельцы все еще намертво были вмурованы в бараки, только и таскали, что в шизо и на следствие; зонное начальство с печальным свистом улетело со своих постов на новые места службы, кто с "неполным служебным соответствием", кто с понижением в звании и должности. Удержался лишь начальник хозчасти, неблизкий родственник генерал-губернатора округа, но и ему теперь предстояло заново акклиматизироваться в служебной среде, в которой он оставался единственным высокопоставленным старожилом. Но время шло, и жизнь постепенно налаживалась: вновь заработали цеха, через вольняшек и унтеров сначала тоненьким ручейком, а спустя пару месяцев, когда ослаб аварийный шмон-режим, полновесной рекой потекли запрещенные радости: курево, алкоголь, чаек, сахар, деньги, письма, радиоприемники, порнуха... Геку пришлось передать часть связей и полномочий подручным, поскольку его новое положение требовало иного рода усилий и занимало все его время. Он побожился прилюдно и исполнил. Он стер с лица земли мощное осиное гнездо скуржавых, один из важнейших бастионов их "пробы". Проклятие "де-факто" перестало существовать; любой правильный нетак, либо ржавый, мог отныне без голодовок и саморезов подниматься на зону, не опасаясь за свою жизнь (или честь). С "де-юре" вопрос был посложнее, поскольку авторитеты золотой пробы пока еще не приняли вердикта и не разослали соответствующих маляв. В том-то и состоял один из самых сложных и тонких моментов существования Гека в здешнем мире зазеркальных понятий и неписаных эдиктов. Он знал для себя, что его "проба" -- высшая, но уж больно мала она была -- в сам-один -- и не имела законных перспектив на возрождение. Стало быть, от взаимодействия со ржавыми, наиболее близкими по духу и понятиям урками, было не уйти. Но признать их верховенство или хотя бы ассимилироваться с ними Гек не желал -- он выше, и все тут. Рассчитывать на легкое признание этого факта со стороны ржавых не приходилось, но и воевать с ними нельзя, да и незачем -- просто получится еще одна смута и брожение и беспредел... Как быть? Гек думал. Может быть, ему бы стало полегче, узнай он, что и ржавые попали почти в аналогичное положение по отношению к нему. Все зоны юго-востока и выше были переполнены слухами о случившемся на двадцать шестом спецу. Времена Большой Рвакли, казалось бы, канувшей в седую вечность, возвращались во всем своем страшном величии. Триста псов, погибших в одночасье, -- и в самом деле очень уж круто, а рассказы, идущие от этапа к этапу, от зоны к зоне, приумножали сей результат до тысяч. Все, кто хотя бы мимолетно видел легендарного Ларея -- на этапе ли, в камере, сейчас или в прошлом -- становились желанными рассказчиками. И любой жест его, любое слово и действие, задним числом позлащаемое недавними подвигами, наполнялось глубоким смыслом и значением. Лунь и раньше докладывал ржавым -- как он выглядит, как держится и что излагает, но теперь он мог не обращать внимание на скепсис золотых авторитетов, ибо авторитет человека, бесстрашного и безупречного в своих понятиях, который приблизил его к себе и относился к нему, простому нетаку, с уважением -- в его глазах и в глазах любого правильного сидельца весил теперь не меньше целой сходки ржавых. Бабилонский "Пентагон" давно уже почернел усилиями того же Ларея, и хотя подтвержденные урки все еще туда не ходили дальше предвариловки, но нетакам был в "Пентагоне" полный зеленый свет и уважение, если по заслугам. И там помнили Ларея и чтили его первым в самых почетных тюремных святцах... Как ни цеплялись ржавые, как бы ни хмыкали, но придраться к словам и поступкам Ларея -- не могли. Более того, жесткость и непримиримая верность Ларея старинным "идеям", отныне широко известная в пределах царства-за-колючкой, на этом фоне превращала самих ржавых в вольнодумцев и неженок. Лунь в сотый и тысячный раз сдержанно подтверждал: да, это его подушка, да, как тебя сейчас -- вместе кушали... поначалу страшно, а... потом -- тоже, только по-другому... Как бы то ни было, но Луня, проверенного нетака по третьей ходке, возвели -- приняли в "пробу" на очередном сходняке. Золотые рассчитывали таким образом сохранить влияние и удерживать молодых авторитетов в своей пробе, черпая через них свежую кровь и силу, столь необходимые в бесконечной битве под угрюмым тюремным солнцем. Да, если бы Гек знал об этом, то не удержался бы от улыбки: это отвечало его планам на будущее и хоть немного, но упрощало важнейшую из задач: найти точку опоры в существующей пробе, а не ковать новую. И то, что его персонально приговорили к мученической смерти на всех скуржавых сходках страны, -- ни в какой степени его не колыхало: попадись он им -- без приговора разорвут. А тут грянул высочайший Указ от Господина Президента: долгожданная амнистия и кое-что еще. Амнистия, стараниями Сабборга, почти восстановившего прежнюю степень Адмиральского благоволения, коснулась немногих -- женщин-матерей, малолеток-первосрочников, мелких правонарушителей, погоревших лягавых всех мастей, военнослужащих... Профессиональный же уголовный мир не получил в этом смысле ничего. Сабборг хотел как лучше, по принципу: сел -- досиживай, но забыл в служебном раже, что лишает своих "цепных" присных, служителей решетки, сильнейших рычагов влияния на сидельцев. На зонах, прежде вполне благополучных, где администрация поставила "на путь исправления" и под свой контроль всю неформальную знать, ЧП посыпались как горох: драки, побеги, голодовки -- все то, что раньше было уделом черных урочьих зон. Однако было в указе и пресловутое "кое-что еще", а именно: отмена локальных ограждений в жилых и промышленных зонах мест лишения свободы. До некоторой степени это ослабило напряжение для тех, кто сидел и не ждал милостей от великого праздника: дышать стало легче, и общаться, и держаться, и вообще... Местные зонные власти всеми правдами и неправдами пытались сохранить сидельческий быт в прежних, уже невидимых границах, но дело было сделано -- ветер не воротишь... С полгода, не меньше, прошло со времени победы, пока на зону поднялся первый нетачий этап. Пусть и небольшой, в шесть рыл, но прецедент был создан: так еще одна зона "официально" стала черной. Гек по-прежнему жил в своем четвертом бараке, но перенес резиденцию в противоположный правый торец -- а то привыкают люди к рутине, случайную близость к оазису принимают за положенную природой данность, ленятся, не поспевают за изменениями... Всем хочется поближе к трону держаться -- началось массовое переселение и подспудная тусовка по принципу: кто выше -- тот ближе. Наружная часть правого торца барака к тому же стояла прямо под лучами прожектора и хорошо просматривалась с вышек -- мало ли кто затеет недоброе, ну, к примеру, захочет добраться до Ларея с помощью взрывчатки или подкопа... Так пусть "попки" на вышках и правильному делу послужат, охраняют то, что должны охранять. Порядок, принятый ранее в трех бараках, Гек распространил на всю зону. Его беспощадность к отступникам попригнула все недовольные головы, но само недовольство не остановила. Люди шептались в курилках и закутках, кляли его на все корки (с оглядкой), но -- что делать -- приспосабливались, жить-то надо. Однако основные сидельческие массы, не из числа борзых и деликвентных, почувствовали реальное облегчение: появился стабильный заработок, вполне божеские поборы (добровольно-принудительные пять процентов), установился жесткий, но всем понятный порядок взамен прежнему беспределу. Каждый трудила теперь знал, что может потребовать правды и справедливости у кого угодно и в поисках ее дойти хоть до самого Ларея, хотя и не всякому дано -- вот так запросто поговорить с верховным Паханом. Каждый нетак воочию мог видеть, как стремительно поднимаются в урочьей иерархии недавние товарищи, делом доказавшие ум, решительность и верность. Не ссы и не волчи, не мелочись и не крысятничай, сучье -- руби, перед псами не гнись. И однажды, сидишь такой в курилке, травишь с кентами на сон грядущий, а тут посыльный: Ларей приглашает к себе на вечерний чаек -- ух ты, в рот компот!.. Вот и сейчас Гек сидел в своей конторке и готовил малявы соседям на близлежащие зоны: на ординарный режим и на малолетку. С ординаром -- было хлопот: почти поголовно сидит там дуроломная молодежь по первому разу. Сил девать некуда, мозгов взять неоткуда... "...Перестать обманом играть на "просто так", прекратить наказывать хером -- все ведь вернется бумерангом через трамбовки. Соблюдайте себя. Любой незаслуженный самодеятельный опуск будет наказываться на тот же манер, ибо нельзя гадить в доме, где живешь ты и твои собратья. Лягавый всегда рад макнуть человека в грязь -- лишите его такой радости... На этот раз гревом поможем и дадим чистых "коней" с воли, но вы должны держать свой общак на нужды многих, а не некоторых. Зырковым назначаю..." С малолеткой тоже мороки хватало, но Гек не жалел времени и сил для контакта с молодняком: о подрастающем поколении думать бывает поздно, а рано -- не бывает. Три-пять лет пройдет, и они рядом сядут. Кто это будет -- ужели все равно? Нет, конечно... И Гек терпеливо, подробно и без малейшего раздражения разбирал их жалобы и запросы, учил зонному уму-разуму. "...каждый может учиться в школе, от нетака до парафина, это никому не в падлу, если оценки не из-под кулака. Пока ты парнишка -- можешь ходить в кружок, лобзиком стараться, да хоть стихи сочинять... Но уж коли ты нетак или решил поддерживать -- долой со сцены, вон из секции -- пусть другие декламируют, а нетаку не положено перед псами прыгать. По поводу кассеты..." -- Бушмен! Кто у нас в музыке современной рубит?.. Позови Бубенчика, живо. -- ...Что он там сопит? Трахает, что ли, кого? -- Тише, мудила! Услышит -- жопу оторвет!.. Тренируется он, физкультурой занимается для здоровья... Каждый день по тренажеру бегает, приседает, отжимается и нас заставляет. Сейчас закончит -- доложу... -- ...Садись, братишка... Как зовут по имени? Вот что, Том, меня просят рассудить по поводу одной вещи... Группа музыкальная есть черт те откуда, с библейским таким погонялом, из Нового Завета... Забыл, сейчас скажу... Так у них альбом имеется или песня со стремным названием "Сучья шерсть"... Известная?.. Ага. Какого, говоришь, семьдесят пятого?.. "...По поводу кассеты сообщаю, что группа английская, запись старая и к нашим понятиям отношения не имеет, что видно из содержания. Слушать ее не западло, а название звучит скорее как "Собачьи волосы". Правилку отменить. Не перегибайте палку. Лучше думайте о себе, а то пришел тут с малолетки -- сразу к нам один спец по мохнатым сейфам, да еще нюхать и ширяться повадливый: под нарами теперь живет..." Фант вполне обвыкся на новом месте жительства и даже настолько, что напросился на свидание с Геком и попросил у него разрешения жениться на местной красотке из бухгалтерии лесоперерабатывающей фабрики. Гек поморщился, но благословение дал. -- Может, теперь вовсе от нас отколешься? -- Нет, ну что вы! Просто надоело одному болтаться, да со случайными бабами... Она очень хорошая, я вас обязательно познакомлю. -- А вот это как раз и не обязательно. Да, есть слушок -- да ведь ты сам первый знаешь, что могут меня на другое место жительства перебросить. И как тогда? -- И я перееду. У нас же детей пока не предвидится, так что на подъем мы легки, а деньги есть... -- Ну-ну. Она любопытная? -- Так... В меру, я бы сказал. Техникой не пользуется. -- Допустим. Теперь о делах с моей стороны. Освобождается несколько парней, из толковых, я им дал наколочку к Ушастому, пусть пристроит. Остальные наши должны, кстати, прикинуть -- куда размещать новеньких, если таковые пойдут. А я на это рассчитываю. В столицу не обязательно, пора осваивать вплотную и другие перспективные места -- и миллионники, и поменьше. В основном -- ближе к северо-западу. Гнедых предупреди от моего имени -- если еще хоть раз помимо меня поведут шашни с колумбийцами... Экспорт ацетона, понимаешь ли!.. Пусть дураками не кидаются: каждого утоплю в такой бочке мелкими кусками. Это если они искренне врубиться не могут -- зачем колумбийцам понадобилось втридорога добывать ацетон чужими руками. А если они понимают да продолжить хотят -- накажу на всю свою фантазию, так и передай, это они осмыслят. У меня все. Что у тебя еще? -- Красный открыточку Арбузу, точнее на его адрес, прислал. Вас с Рождеством поздравил и в гости приглашал. -- Ну, если отпустят на недельку... Но, кроме шуток, рад, очень рад. Что он, как он? -- Большой человек вроде стал... К открытке фотки цветные: вилла, бассейн, сам весь в смокинге. Вокруг раздолбаи в черных очках, вроде как охрана... -- Во как... Где фото? -- Я... Ой... Забыл захватить... -- Воцарилась жутковатая пауза, Фант зажмурился. -- Не следует забывать. Ты понял? Фанту и страшно было -- хуже нет, когда шеф так леденеет в своем спокойствии, -- и муторно -- человек сидит, а он ему -- элементарное, очевидное -- и то забыл... -- Дурак я, по маковку дурак! Такого не повторится, зуб даю! Шеф... -- Ларей. Верю. Проехали. Что еще? -- Я и вправду... -- Дальше. -- Малоун опять спрашивал, нельзя ли приехать, в качестве адвоката... -- По делу? -- О деле ничего не говорил. По-видимому -- просто навестить. -- Нет. На воле будем по гостям ходить. Я ценю и рад был бы его увидеть... Не дурак, поймет. Эх, Джо, Джозеф... Ты ему помягче объясни, с душой, чтобы не обижался. Золотой мужик, что тут скажешь... Еще растолстел небось... Ты как с ним? -- Переписываемся, -- ожил Фант. -- Когда я в Бабле -- видимся регулярно. Он себе такую крутую тачку смастерил двухпроцессорную... -- У тебя в голове ничего не щелкает? От твоих компьютеров? -- Не-а... А что? -- А то. Хорош. Парням привет. Пусть Эл и Тони в течение месяца-двух, не позже, в названном порядке меня навестят. Еще через месяц -- Серж Ушастый. Гнедых -- видеть не желаю, покуда не загладят то, что должны. Малышу я сам черкану, своей почтой. Фото и открытку пусть Арбуз захватит. Чуть что засечешь на подслушке -- сообщи. Ты еще здесь?.. Гек тормозился, напрягая все доступные рычаги, еще почти год, прежде чем подслушанная Фантом угроза "переселения" стала реальностью. Но циркуляр шел с таких заоблачных верхов, что погасить его наглухо не удалось. Чиновники брали взятки все менее охотно, пока наконец административная угроза их административному существованию не перевесила алчность и тупое местное упрямство. Геку предстояло катапультироваться в ближайший этап и следовать согласно предписанию. Куда проще было выяснить конечный пункт назначения -- жесткий спец No 1/3, гигантская зона, имеющая свое почти официальное погоняло: "Аргентина", гордая столица скуржавого отребья. Намечалось повторение сценария -- отдать его во вражеские лапы. Что ж, вероятно, в том был свой дегенеративный резон: в первом случае Ларей победил, а теперь глядишь -- и... того... Это не футбольный матч -- одного гола в его ворота будет вполне достаточно. Десант туда подсажен небольшой, хотя и поболее, чем на No 26-м четыре года назад, но один и тот же прием не повторить будет. Погано. Только вроде обустроился, обвыкся -- опять... Гек устал от войны: на зоне-то, под боком, все в порядке, а вокруг -- далеко не так безоблачно. Недавно удалось свершить давно задуманное -- восстановить черноту на 16-м допрежиме, где погиб его первый зонный ставленник Морской. От тех времен осталось лишь двое сидельцев-долгоседов (Гек досконально проверил), так или иначе причастных к мужицкому восстанию против его людей. Зверски замучили обоих, напоследок повесив в сортире. Только так можно было убедить людей не нарушать обычаи, не ими заведенные... С трудом, но все еще удавалось избежать серьезных конфликтов со ржавой пробой, благо было с кем воевать -- медь, сталь, а кое-где и гусаносы прорезались (разновидность бандитов-иммигрантов -- пока, правда, на одном "ординаре" такое было)... Но придет пора и с ними, с золотыми, определяться как-то... На воле опять горячо стало: в ход пошел кокаин -- деньги бешеные, новые банды плодятся, как грибы, ничего не боятся, никого не признают. Даже в Бабилоне ребята кряхтят, кровь рекой. А кое-кто и из своих косится на легкие бабки. Одну башку срубишь -- новые лезут, да несудимые, а порой и с лягавыми в тандеме орудуют, с их поддержкой... Деньги-то большие... Мексика, Колумбия сюда прется, будто мало здесь своих ханыг... Все и так несладко, а тут изволь зонного Че Гевару изображать... Хреново. Пришлось прощаться со своими. Сим-Сим окреп, поумнел и стал жестким, как костяной мозоль на пятке. Теперь ему можно было доверить держать зону. Бычок подможет советом -- что-то раскис, кстати. Неужто сидеть надоело? И вообще -- растут неплохие парни на зоне, молодежь потребна, чтобы с мозгами и боевая. На воле дел много, хотя и здесь не меньше. Не шмыгай носом, Симон, урке не положено сопли ронять. Увидимся на воле -- буду рад видеть рядом. Бычок, взял бы тебя с собой -- псы не позволяют. Увидимся. Парни!.. Сидите, это мне удобнее стоя речь толкать... Ну стойте, если хотите... Парни! Всех помню и никого не забуду. А Бушмен где? Вижу, от меня, что ли, за спинами упрятался? За бродяг, за людей, за волю! До встречи в Бабилоне. Неслыханное дело: шеф пропустил коньячку -- губы, правда, смочил и только, -- но раз такой пример -- по полной опрокинем. За здоровье Пахана! На последнем перегоне, в Кальцеккской тюрьме, Гека вдруг отделили от остального этапа и в камеру завели одного. Он еще издали, по шуму голосов и обширному пролету между дверями определил, что камера большая. И верно: метров шестьдесят квадратных в ней было, если по потолку мерять. А сколько сидельцев там парилось, Гек не успел рассмотреть. Едва его ввели в камеру и заперли снаружи дверь, как в камере все утихло. Гек поздоровался и назвал себя... Сразу же, сходу, без предупреждения и лишних слов из разных концов камеры на него бросилась целая стая шакалов с самодельными пиковинами. Гек все последние дни и ночи был настороже, но и он не ожидал такой отчаянной наглости -- видимо, здорово он припек псиное племя... Когда везет -- тогда везет: нахрапа в парнях было много, а сноровки и умения полный недостаток. Гек длиннющим шагом в полуприсядку сместился влево и убил ближайшего к нему урода ударом кулака в переносицу. Тот еще свеженьким трупом катился под ноги остальным, а Гек уже успел достать в прыжке второго -- пришлось бить ногой по горлу, очень уж у того руки были длинные. Остальные смешались на секунду, толкая друг друга локтями и заточками. Геку стало весело и совсем не страшно, как когда-то на ночных бабилонских улицах, где Гек проходил боевую практику под внимательной опекой Патрика. Когда знаешь, что делать, -- потешно наблюдать за неумехами. Гек шагнул вперед и левой рукой выхватил пиковину из рук у зазевавшегося бойца. Как черепахи -- право слово. Тык... тык... глюп -- а этому прямо в глаз! А ты куда побежал, дурачок, ты тоже ведь уже мертвый... Последнего из шестерых Гек нагнал между шконками. Для разнообразия и пущего эффекта Гек просто сломал ему шею. Вся камера потрясенно молчала. Это для Гека схватка, наполненная угаром эмоций и бросков, продолжалась долго и страшно, а зрители увидели, как урка (так вот он какой!), на первый взгляд и не очень-то похожий на легенду, а на второй -- еще страшнее, в полминуты соорудил кладбище из полудюжины покойников. Никак сейчас за остальных примется... Люди отхлынули подальше от Гека, вжимаясь в стены, но было тихо, словно все онемели вдруг. Да так оно и было -- ужас проникал в людей постепенно, по мере того как осознавали они случившееся. -- Псы! Объявитесь, продолжим дискуссию... Ты!.. -- Не, не, я не с ними... Я не... -- Вижу. Оглянись, подскажи, кто еще из тех, кто с ними. Покажи пальцем, не бойся. -- Никого не знаю, я здесь недавно... -- Рекомендую объявиться или указать на них. Рекомендую всем присутствующим господам сидельцам. -- Больше никого... -- Старичок в очках, выглядывая из-за парашной ширмы, продолжил: -- Их вшестером вчера вечером из зоны подняли, якобы на переследку. -- А ты кто таков? -- Парафин. И по пробе, и по кличке -- Парафин. -- Причина? -- Народ присудил. Так уж вышло. -- Он елдак школьницам показывал из-за кустов. А сам учитель бывший. -- Не учитель, а методист в районном управлении по делам внешкольно... -- Цыц. Он правду говорит насчет скуржавых? Это скуржавой зоны голуби? -- Они. -- Народ постепенно оживился, загалдел, словно бы паркет из трупов для них -- обыденная вещь. -- Сразу шмотки стали трясти, бациллу отнимать. -- А вы и лапки кверху? Вас же много. -- Их на нашей зоне -- еще больше. И на других зонах -- тоже. -- Минус шесть. Начало положено. Когда у вас обед? Стукни в дверь, Парафин. Пусть придут и приберут, не свинарник. -- Гек пошел мыть руки, кто-то уже расстарался, стоял возле него с чистым полотенцем. Прибежала вахта, сначала двое -- засвистели, подоспели остальные... Никого ни о чем не спрашивали, все яснее ясного. Геку завернули руки за спину, щелкнули наручниками и под руки потащили вниз, в карцер. Так уж заведено, а дальше пусть начальство разбирается. Хорошо бы дать ему пинка и пару раз по шее, но ну его к черту, живореза, такое про него треплют -- не приведи Господь. И ведь не врут, оказывается, -- людоед и только. Может, он уже по самую пулю набедокурил, вот тогда и хорошо будет. А свою голову подставлять за эти деньги? Да на чае можно впятеро заработать... Гек отлично все понял: там, в Бабилоне, эти лягавские шишки наверху жаждут извести его подчистую, причем чужими руками. И вся цепочка -- бабилонский трюм, псиные зоны, подосланные мясники -- одна и та же рука за этим стоит... А может, и раньше все это началось, с Иневии... Высоко стоят и не выпускают из виду... Что им (ему) надо? Чем я им мешаю? Кроме того, что я -- Ван. Но они об этом знают? А раньше, когда я не был Ваном, что это со мной такое было, а? Было ведь. И сейчас спроворили: шесть рыл, все с пиками (без шмона в камеру запустили!), все рассчитано. Кто же ты, тварь бабилонская? Как звать-величать?.. Гек представил себе реакцию бабилонского недруга на последний облом и чуточку отвлекся от дум, переживая мимолетную радость. Реальность была чуть проще его умозаключений: зона знала, кто к ним идет. Перевод на другую зону санкционировал Сабборг: очень уж ему хотелось посмотреть, кого люди из Службы внедрили на зону, на его территорию, им придется совершать телодвижения и выдергивать в том же направлении своего человека. Как это будет происходить, какие механизмы будут задействованы, а главное -- кто из своих работает на Службу: тоже ведь засветятся при содействии... Эпизод в тюрьме никак не касался ни его, ни Доффера. Доффер с подачи Муртеза простил Бонса-Бычка. Того под благовидным предлогом вытащили в Бабилон, освободили, наградили и отправили наконец торговым атташе в проклятую Британию. Для всех остальных он раскрутился на новый срок по старому, неожиданно раскрытому "глухарю". Адмирал явно затеял пробу сил в военном варианте, и Доффер, раздираемый противоречивыми чувствами, работал в этом направлении. Теперь у него в кабинете все стены вновь были увешаны картами Южной Атлантики и Мальвинских островов. Муртез тоже пахал на британском направлении, но он в отличие от шефа не находил в себе сил окончательно отключиться от "уголовного" сектора. Возможности активно влиять на события свелись к минимуму, но интерес остался. Скудные кумовские донесения аккуратно подшивались в соответствующие папки, коих собралось уже более десятка, по сто листов в каждой... Скуржавые решили гасить ситуацию в самом зародыше, им не улыбалось давать этому Ларею любую попытку -- очень уж удачлив, а мужичье -- стадо тупое, взбеси его, так на рога поднимет... И у Хозяина зоны мысли двигались параллельно: Ларей -- это шум, это ЧП и что еще похуже. Были прецеденты... И кум понимал, что на скуржавых делать карьеру гораздо проще. Они -- дерьмо, но они -- свое дерьмо, а свое, как говорится, не пахнет... Короче говоря, скуржавые безо всяких бабилонских ниточек ухайдакали больше половины своего общака (а это три юго-восточных зоны, не шуточки!) на подкуп Хозяина зоны, Хозяина крытки и людишек помельче. За это они получили возможность выдернуть семерых надежных парней на доследование с условием никого не трогать, кроме... У Хозяина тюрьмы была большая семья, сын-алкоголик, у жены страсть к побрякушкам -- согласился, одним словом, тем более что не уголовники ему барашка в бумажке совали, а не кто иной, как кум зоны, намекающий на молчаливую поддержку верхов... Один из семерых дуромоев еще раньше сломал на лестнице обе ноги и угодил в больницу, так что в последующих событиях не участвовал. Остальным шестерым повезло гораздо меньше -- их на той неделе приютил тюремный крематорий. Сгоряча Хозяин пообещал Ларею вышку, но обещать -- не дрова пилить: вороньем закружились столичные адвокаты с крутыми связями, откуда ни возьмись -- компры наковыряли, свидетельских показаний, доносов, так что он, после тридцати лет каторжной лямки, получался теперь чуть ли не как пособник этих расписных ублюдков с ножами... Ножи? ЧП, безусловно, внутреннее расследование выявит виновных, и они будут наказаны... Кулон? Я не покупал ник... Вот у нее и спросите (жену пришлось срочно сплавить к родственникам на север, погостить)... Похож на мой. Повторяю -- похож, но это еще не значит, что это мой почерк... В каких еще газетах?.. Да, я знаю его превосходительство... Нет, ну давайте нормально разберемся, я, как и вы, служитель истины и закона... Это господин окружной прокурор так считает? Ну понятное дело, всякий был бы вынужден -- в сильном душевном волнении превышение от непревышения отличить -- сами знаете каково... Несомненно, только объективное, и никакое другое... Месяц Гек сидел в карцере, прежде чем объединенными усилиями его адвокатов (а также подручных) и местных дознавательных органов удалось доказать, что дело даже на суд не тянет, что Гек оборонялся, не желая вмешиваться в междусобойную резню, затеянную в камере после его прихода. Месяц карцера -- более чем достаточное наказание за мимолетное соучастие в драке. Ни Сабборг, ни Доффер, вовлеченные в новый водоворот дворцовых интриг, толком ничего так и не узнали -- нести сор наверх никто не хотел. Сиделось легко, одно название, что трюм: грев пулили ежедневно, выдали одеяло в нарушение всех инструкций, а одежду и не отнимали вовсе. Долго ли, коротко, но в одно февральское утро Гека подняли наверх, ошмонали, вернули из камеры вещи, не заводя его туда, и отправили на зону 1/3. Гек нервничал. Ему важно было выстоять в случае чего один только день. А к вечеру его по согласованному плану вызывали "по вновь открывшимся..." в Бабилон. А если и здесь накладка -- острый приступ аппендицита, и тоже все наготове. На крайний случай: по радиосигналу -- наружное нападение на вахту и сторожевые вышки, чтобы спровоцировать сирену и особое положение. Предполагалось, что какой-то отрезок времени, если будет нестыковка в сроках, Гек и его люди, внедренные ранее, сумеют продержаться. Но это все в теории, а псы вон как резво за него взялись. Есть у них опыт -- теперь долго ждать да рассусоливать не будут, скопом навалятся с ломами... Этап состоял из одного человека -- из Гека. Остальные, предназначенные для 1/3, уже сидели на месте, разбитые по отрядам. Они же взахлеб рассказывали, не утомляясь от бесчисленных вызовов на "бис", как оно там было. И в который бы раз ни повторялась кровавая история, слушателей меньше не становилось. Вынимались на свет и старые дела, и быльем поросшие легенды, и невесть кем сочиненные совсем уж нелепые байки, где общим было одно: ходит по земле, на воле и за колючкой, великий урка, защитник простых сидельцев и личный враг Господина Президента. Может, и не сидел он пятьдесят лет на цепи в президентском подвале, может, и не умеет колдовать, но пока он жив -- есть надежда на высшую справедливость и на расплату со сволочами. (На женских зонах общие легенды пополнялись и своей спецификой: то там, то здесь бабы, особенно из числа урочек и нетачек, рассказывали поразительные любовные истории, где после обязательного полового контакта и расставания вдруг неожиданно выяснялось -- КТО он такой был!) Был приказ -- не медлить долее и одного-единственного Гека под охраной целого взвода (этап есть этап, по инструкции положено) привезли на место. После обязательных процедур его вывели с вахты и оставили ждать, пока не будут выправлены сопроводиловки. Охрана густо расположилась по периметру, но Гека это не шибко успокоило -- топор пулей не сшибешь. Он стоял лицом к зоне, сосредоточенный и готовый реагировать на любую неожиданность, хотя по определению невозможно быть готовым к неожиданностям: ты, к примеру, боишься опоздать на встречу, выходишь заранее, готовишь деньги на такси, а по дороге вдруг видишь, что твоего ребенка кусает чужая злобная собака... Гек стоял и смотрел, и предчувствия его помаленечку облекались в плоть и кровь: в двух десятках метров, за пределами охраняемого участка, стали собираться люди, по одному, по двое, по трое... Все они толпились напротив Гека, молча, облепив взглядами каждый квадратный миллиметр его внешности. Они молчали и не отводили взоров и не уходили... Оттуда мог вылететь нож или короткий ломик, и не один. Гек смотрел на толпу, расфокусировав взгляд, чтобы не отвлекаться и фоновым зрением засечь угрозу и успеть среагировать. А толпа уже разбухла до полутысячи любопытствующих, и народ все подходил... Конвой встревоженно подтянулся, молодой лейтенантик залаял бестолковыми командами, поминутно то ныряя к внутреннему телефону на вахту, то к солдатам... Мужик как мужик, не хилый, но и не великан. Плечи что надо. Роба княжеская, по фигуре пригнана. Стоит себе преспокойненько, что-то решает про себя. И про нас. А взгляд у него немилосердный. Крепко, видать, наши-то дворняги ему насолили, что сам сюда прибыл разбираться... Ну держись, что теперь будет... Кузня уже почитай вторую неделю только пиковины и шлепает... Ишь, молчит... Не положено ему, рассказывают, с проклятыми трепаться... Главное -- глазами не встретиться, а то -- запомнит... А мы-то при чем, мы нож не целовали... Опять выскочил наружу лейтенант: -- Осужденный Ларей! Руки за спину, следовать за мной. Любая попыт... -- Собственных правил и то не знаешь, летеха... Веди уж... -- Гек сложил руки за спину и двинулся в указанном направлении, к зданию управления. Конвой в полном составе следовал за ним. Лейтенанту давно уже пора было закругляться -- расписаться за сданного с рук на руки Ларея, получить подорожную и вернуться восвояси в гарнизон, но нет -- к местному Хозяину его веди, тот, мол, лично примет... Люди некормлены, пайка не взяли, надеясь по-быстрому обернуться, -- вот еще незадача... -- Вот он ты какой, Ларей долгожданный. -- Белобрысый подполковник, в свои тридцать три уже тучный и монументальный, с любопытством приподнял пшеничную бровь, оглядывая Гека с ног до головы. -- Как доехал, не просквозило на ветру? -- А тебе-то что до моего самочувствия? -- Дерзишь? Мне тыкать не надо, сам кого хочешь ткну. Понял? -- Понял что? -- Как надо ко мне обращаться? -- Это пусть твоя пристяжь понимает, мне лично до фонаря. -- Пятнашку в трюме для знакомства ты себе уже подболтал. Ну а если и дальше так пойдет... -- подполковник многозначительно замолчал. Он не был готов к такому началу разговора, привык, что все перед ним шапку ломают, а теперь тужился вернуть ситуацию в устоявшееся русло. Но веские слова не шли на язык. -- ...Крутой, да? И не таких обламывали! -- Не таких, -- согласился Гек. -- Бузу приехал устраивать, молодчик? Не позволим, не позво-олим, друг ситный... -- На фиг мне ваша буза сдалась. Меня сюда везли -- не спрашивали. Я человек мирный: ты меня не доставай попусту, и я спокойно досижу положенные годы. Я ведь тебе в отцы гожусь, по возрасту, а ты кулаками по столу стучишь. Кстати о бузе. Это не с твоей ли подачи шестеро молодчиков, как ты выражаешься, с ножами на Кальцеккской крытке объявились? Адвокаты мне показывали материалы следствия, пока я в карцере припухал. -- По тому делу уже давно разобрались, и не тебе его дальше ворошить. -- Не мне -- так не мне. Говорю -- я человек спокойный. -- М-да... Сколько тебе лет, Ларей? -- Не помню. Вроде пятьдесят или около этого. А может, шестьдесят. -- А люди черт те что мелют по этому поводу. Хорошо сохранился. Наш климат тебе в тук пришелся, как я посмотрю. -- Не жалуюсь. -- Зона у нас большая, восемнадцать тысяч населения. Вторая в стране. Хозяйство большое, трудное. Затеряешься в ней -- не вспомню, если что случится. Так что соображай. Не юноша ведь, мотор, по слухам, барахлит, выдержишь ли? Подумай. -- Так я сейчас чем занимаюсь? -- И чем же? -- Думаю. -- Поделись своими думами со мной. Глядишь -- помогу, присоветую. О чем думаешь-то? -- Да вот, думаю, что при таких масштабах -- и без лампасов. Я жалобу в Бабилон отпишу за издевательство над сид