уже не просто ошибка и не просто ложь. Это преступный обман. Можно ли быть внутренне свобод-ным, находясь в концлагере? Можно, если ты восстанешь. Но лишь очень короткое время, то есть с момента твоего восстания и до момента твоей гибели. И лишь потенциально. Твое восстание будет лишь претен-зией на внутреннюю свободу, но еще не самой свободой. -- Ты прав,-- соглашаюсь я,-- но внутренняя свобода и есть лишь нечто потенциальное, а не реальное. Она реальна лишь в большой массе людей и в большом промежутке времени. -- Зачем тогда мутить людей?-- спрашивает он.-- Ведь они все понимают буквально, а не метафорически. -- Но они сами этого хотят! -- говорю я.-- Человеческая жизнь коротка, а человек стремится ощущать ее масштабами тысячелетий и даже вечности. Что ему наука! Что ему реальность! Внутренняя свобода, о которой я говорю, приобщает человека к вечности. Она есть атрибут вечности. Услышав это, Антипод рассмеялся и напомнил мне строки из моего "Евангелия": О человек! Слезу утри! Чтоб не было обидно, Свободен будешь изнутри, А как извне -- не видно. И ВСЯЧЕСКАЯ СУЕТА А вот этот человек, наоборот,-- защитник слабых и обиженных. Он высококвалифицированный рабочий. Одинок. Все свое свободное время отдает борьбе за справедливость. Жалуется, что ему при этом попадает больше, чем тем, кого он защищает; Недавно, например, отсидел пятна-дцать суток за то, что пытался защитить девушку от хулиганов. Хулига-нов было четверо, и они все заявили, что это они защищали девушку от него. А девушка, боясь мести хулиганов, подтвердила их слова. Он спросил девушку, почему она так поступила. А за нее ответила судья: не лезь, мол, не в свои дела! Ишь, Дон-Кихот нашелся! И действительно, Дон-Кихот. Только в наше время быть Дон-Кихотом куда труднее, чем раньше. Вот сейчас он добивается того, чтобы трещины в их доме заделали. Удивительно, дом новый, а уже капитальный ремонт нужен! Так его грозят из города выселить, если он не перестанет писать свои кляузы. А какие же это кляузы? Холод в квартирах собачий. Стенки мокрые. Так вот, не знаю ли я способ какой-нибудь... вроде гипноза... чтобы заставить начальство эти трещины заделать! Иначе их ничем не прой-мешь. Я должен научить его таким "психицким" приемам. Чтобы он пришел в контору, взглянул на "этих бюрократов", а те перед ним в струнку чтобы вытянулись: будет, мол, сделано! ...Бог, повелевающий мелким чиновникам заделывать старые трещины в новом доме,-- видала ли нечто подобное прошлая история? И ТОМЛЕНИЕ ДУХА Я учу людей всему, чему они просят меня научить и чему их никто другой научить не может. В частности, я учу, как видеть желаемые и при этом контролируемые волей (активные) сны. Открыл я в себе эту способность так. Один сравнительно молодой чиновник, делающий успешную карьеру, пожаловался мне на то, что вынужден быть сдержанным в быту, иначе обязательно кто-нибудь настрочит донос, и карье-ра застопорится. А жена ему порядком надоела. Он часто видит во сне потрясающе красивых молодых женщин, но, как это и бывает всегда во сне, у него с ними ничего не получается. Нельзя ли найти какой-то выход из положения? Нельзя ли научиться во сне иметь таких женщин, каких хочется, и удовлетворяться с ними? -- Конечно, можно,-- сказал я.-- Но этому надо учиться. Упорно и серьезно учиться,-- это вам не мясомолочный техникум. Тут халту-рить нельзя. Чиновник согласился перенести любые трудности. И мы начали занятия. Методику я изобрел сам. Начали мы с полудремотного состоя-ния и с реальных действий в таком состоянии. Потом перешли на примитивные волевые действия во сне. Дело сильно продвинулось вперед, когда он сам подошел к нему творчески,-- стал выпивать на сон грядущий смесь всех алкогольных напитков, положенных ему по его чину. Когда он первый, раз во сне добился того, чего хотел, он ликовал так, будто его в должности повысили сразу на две ступеньки. Потом он вошел во вкус и стал тренироваться совершать во сне дела государ-ственной важности. Мои услуги больше уже не требовались ему, ученик превзошел учителя. Когда мы расставались, он сказал, что прошлой ночью провел реформу сельского хозяйства в области, вследствие которой продуктивность сельского хозяйства возросла втрое. Я И АНТИПОД -- Твоя чудодейственная сила,-- говорит Антипод,-- имеет вполне земные основания. Отчасти это еще не изученные явления организма, условно называемые биотоками мозга. Отчасти-- гипноз. Отчасти-- эффект массовой психологии и психологии отчаяния. Вспомни Гитлера, гитлеровских врачей, Распутина... Отчасти-- обман, в котором добро-вольно участвуют целители и исцеляемые. Исцеляемым этот обман нужен как самообман, как самотерапия. Иногда все эти явления фокусируются в одну точку, совпадают. И порождают выдающихся шарлатанов. -- Ты прав,-- соглашаюсь я.-- Но я есть явление иного рода. Я только похож на этих шарлатанов. Имею с ними кое-что общее. Но я никогда не достигну благополучия и признания. Меня никогда не будут изучать беспристрастные ученые. Я даже не стану объектом внимания шарлатанов, работающих на КГБ. Почему? Да все по той же причине, по какой другой выдающийся исцелитель пошел на Голгофу. Для меня исцеление болезней не есть самоцель. Это-- мое побочное занятие. Объект моего внимания и воздействия -- человеческая душа. Душа, а не тело. -- Душа есть лишь свойство тела,-- возражает он. -- Это такое свойство,-- говорю я,-- которое стоит всего тела. Если душа появилась, отношение тела и души меняется на противоположное. Должно перемениться! Я хочу добиться этого. Окончание следует.
ПРОБЛЕМА НОМЕР ОДИН -- Следующим по степени важности для будущего дипломата,-- учил я своего на редкость понятливого ученика Балбеса,-- является внешность и внешнее поведение. Ты можешь быть чем угодно и кем угодно, но лицо твое должно выражать волю, выдержку, решимость, тайну, снисходительность и прочие качества гордого короля, временно исполняющего обязанности мелкого чиновника министерства ино-странных дел. Начни носить очки, они скрывают пустоту души, обнару-живающуюся в глазах. Научись сдвигать брови так, чтобы между ними образовались заметные морщины. А еще лучше, если одна, но глубокая и длинная. Это реже встречается. Уголки губ опускай не-много вниз, чтобы образовались резкие морщины от ноздрей вниз ко рту. Губы слегка, вроде бы как недоверчиво, поджимай. Ноздри чуть-чуть раздувай. Никогда не раскрывай рот для смеха. Лучше не смейся вообще, лишь иногда слегка усмехайся. Развить мускулы челюстей-- пустяк. По сто раз напрягай их утром, днем и вечером. Смотрись ежедневно час в зеркало. Старайся придавать лицу желаемый вид. Лучше избери в качестве образца для подражания известную истори-ческую личность и старайся походить на нее. Только Боже упаси выбрать Наполеона, Ленина, Сталина, Гитлера и им подобных,-- зас-меют. Лучше рангом поменьше, но внешне поприличнее. Теперь об осанке и движениях...-- И в этом деле Балбес превзошел мои ожида-ния. Уже через пару недель все ученики и учителя школы почтитель-но умолкали и вытягивались в струнку, когда он появлялся. Дирек-тор кидался ему навстречу и открывал ему дверь. Признаться, и мне становилось не по себе, когда он входил в роль. Куда-то исчезла глупая, гнусная, прыщавая, пористая морда, и возникал лик некоей значительной личности, владеющей величайшими государственными тайнами и творящей мировую историю. Узрев своего дебильного отпрыска в таком виде, товарищ Гробыко невольно встал, суетливо подтянул спадающие штаны. И, ни слова не говоря, отвалил мне сумму, значительно превосходящую прежнюю. ЖИВИ Но вот кончились дожди. Выглянуло солнце. Иду на бульвар, разва-ливаюсь на скамейке, наслаждаюсь светом и теплом. Боже, как это хорошо-- солнце, птицы, цветы. Рядом присаживаются две молодые, приятные на вид женщины. -- Опять проклятая жара начинается,-- говорит одна со вздохом.-- Я в жару вся противными пятнами и прыщами покрываюсь. Нет, надо подаваться на юг, в Крым или в Грузию. -- Но там же еще жарче! -- восклицает другая. -- Балда! -- отвечает первая.-- Это же юг, а не наша дыра! Я блаженно улыбаюсь. Как хорошо, что на свете есть такие ветреные женщины! -- Ты, Лаптев, опять тут сшиваешься? -- слышу я знакомый го-лос.-- Я тебя в два счета кое-куда отправлю! -- Поосторожнее на поворотах, старшина,-- говорю я ему спокой-но.-- Я сейчас майорской жене яичники лечу. Я расскажу ей, в каком ты виде вчера... -- С тобой и пошутить нельзя,-- лебезит с подленьким смешком старшина и оставляет меня в покое. Ах как хорошо, черт возьми! Хорошо, что на свете есть такие сволочи, как этот старшина. Ничего в мире менять не надо. Его надо принять таким, какой он есть, и устроиться в нем поудобнее. Вот так, как я сейчас на скамейке. Руки перекинуть назад, чтобы не свалиться. Голову слегка набок склонить. Прикрыть глаза и... Уснуть мне, однако, не удалось. Снова появился старшина и велел все же убираться вон. Я бреду в ближайшую забегаловку. Скрипучая, заплеванная, исписанная похабными словами и зарисованная непри-стойными рисунками дверь захлопывается за мною, отделяя от меня ослепительное и щедрое солнце. Боже, как прекрасна жизнь! Зачем загробная жизнь, зачем рай, если лучше, чем эта жизнь, ничего быть не может? Меняю должность Бога и Вечность на одну минуту заурядного человеческого счастья. Пусть прекратится суета, Пусть не тревожит подлость души. Пусть грязной пошлостью уста Не оскорбляют больше уши. Пускай цветами расцветут Все наши мусорные свалки И вновь невинность обретут Все подзаборные давалки. И соловьиной трелью пусть Заголосят вороны эти. И поэтическую грусть Пропойца вновь в себе отметит. И в поднебесной высоте Пусть грянет Глас: "О человеки! В незамутненной чистоте Вам жить отныне и навеки!" Что скажем мы на то в ответ? -- Будь добр,-- мы скажем,-- Иисусе. Верни обратно грязный свет И больше в нашу жизнь не суйся. Пусть нас поглотит суета, Пусть подлость точит наши души. И грязной пошлостью уста Пускай ласкают наши уши. СУЕТА
На сей раз мой собутыльник-- рядовой солдат. Он доволен жизнью.
-- У нас можно отлично прожить,-- говорит он с видом мудреца, постигшего глубочайшую истину бытия.-- Только надо для этого голо-ву на плечах иметь, а не пустой шарик. Надо находчивость проявлять. Вот, например, идешь ты в самовольную отлучку. Идешь, покуриваешь, встречных женщин осматриваешь на предмет возможности знакомства. Вдруг из-за угла неожиданно патруль выскакивает. Ты, конечно, подтя-гиваешься, берешь руку под козырек и печатаешь шаг, повернув голову в сторону начальника патруля. Ты уже миновал патруль, но у этого хлюпика-лейтенанта мелькает подозрение. "Товарищ боец,-- слышишь ты позади,-- подойдите сюда!" Ты четко поворачиваешься и подходишь к лейтенантишке. Не дожидаясь, когда он потребует увольнительную записку, рапортуешь: "Рядовой Иванов такого-то подразделения следу-ет по вызову командира полка в штаб гарнизона". Фамилию, конечно, называешь не свою, а какого-нибудь отличника боевой и политической подготовки, который в это время сидит в "Ленинской комнате" и долбит последнюю речь нашего фюрера. Лейтенантишка при словах "полк" и "гарнизон" вздрагивает и приказывает тебе следовать по высокому вызову. И ты спокойно следуешь до первого поворота. А там -- сгинь немедленно. Прыгай через забор, заползай в подворотню, прячься в подъезд первого попавшегося дома. Почему? Да потому что через несколько секунд патруль сообразит, что дал маху, и бросится за тобой вдогонку. Так оно и происходит. Ты стоишь за дверью чужого дома и слышишь, как ругаются матом и сопят преследователи. На другой день старшина вызывает отличника боевой и политической подготовки Иванова, фамилию которого ты назвал патрулям. "Что же ты, Иванов, роту подводишь,-- говорит старшина.-- Мы тебя в ефрейторы произве-сти собирались, а ты такое отмочил!" Иванов хлопает глазами и лепечет, что он не знает, в чем провинился. "Где ты был вчера в такое-то время?" -- строго вопрошает старшина. "В "Ленинской комнате",-- отвечает Иванов.-- Сидоров может подтвердить". Сидоров-- это я то есть. Старшина вызывает меня. "Боец Сидоров,-- спрашивает он,-- где ты был вчера в такое-то время?" "В "Ленинской комнате",-- отвечаю я. "А видал ты там Иванова?" -- спрашивает старшина. "Никак нет",-- отвечаю я. И судьба Иванова решена: теперь ему по крайней мере еще два месяца придется лизать задницу у всех сержантов и старшин, чтобы выбиться в ефрейторы. Не успел солдат докончить свой рассказ, как в забегаловку вошли патрули и уволокли его с собою. Очевидно, на гауптвахту. Уходя, он скорчил гримасу: мол, и на старуху бывает проруха! ПРОБЛЕМА НОМЕР ОДИН -- Все люди разделяются на две группы,-- поучал я Балбеса.-- К первой группе относятся те, с которыми тебе приходится иметь дело по своей службе. Ко второй -- все прочие. Все прочие не заслуживают твоего внимания. Они как бы не существуют для тебя. Первые же разделяются на такие категории: 1) вышестоящие; 2) нижестоящие; 3) являющиеся объектом твоей деятельности. Запомни как аксиому: равных тебе нет. Посчитав кого-то равным себе, ты даешь ему возмож-ность считать тебя нижестоящим. Если человек, занимающий равное тебе положение, имеет шансы обойти тебя, он есть вышестоящий. Если он таких шансов не имеет, он нижестоящий. Как вести себя с нижестоящими, проблемы не представляет - продолжаю я.-- Этому человек научается сам в кратчайшие сроки. И знаешь, почему? Потому что нижестоящие сами вынуждают выше-стоящего вести себя с ними определенным образом. Что касается вышестоящих, то тут господствует система предрассудков. Например, считается, что надо подхалимничать перед начальством. Чушь! Это годится лишь для мелких карьеристов и неудачников. Человек, делаю-щий большую карьеру, должен первым делом приучить начальство бояться себя. Есть много приемов для этого. Самый эффективный из них-- делать вид, будто ты приставлен к начальству. Распусти слух, будто ты связан с "самыми верхами". Балбес ловил мои наставления на лету. Вскоре перед ним трепетали все учителя школы. И даже сам товарищ Гробыко торопливо вскакивал и вел себя, как провинившийся школьник, когда сын без стука заходил к нему в кабинет. Я положил в карман очередную пачку денежных знаков. МОЙ ПУТЬ Смотрю я на тех, кто воюет против язв нашего общества и выдумыва-ет способы осчастливить человечество, и мне становится жаль как борцов и реформаторов, так и человечество с его язвами. Во-первых, потому, что все равно они никого не осчастливят, а только хуже сделают. Во-вторых, потому, что его все равно никогда не осчастливишь. Мне жаль и язвы, ибо без язв человеческой жизни не было, нет и не будет. И я не вижу в этом ничего плохого: без них было бы еще хуже. Вот вам первое житейское противоречие: нет ничего плохого в плохом, ибо без него было бы плохо. Подумайте над ним, и свет мудрости, может быть, осенит вас. Итак, смотрю я на борцов и реформаторов и говорю себе: как много усилий и как мало результатов! Придите ко мне, и я укажу вам другой путь, более светлый и результативный! Но они меня не слышат. Не потому, что не слышат. Они-то меня как раз слышали, и не раз, но не слышали ни разу. Это -- старое изречение, не я открыл его. Взгляните в Новый Завет, и вы найдете там слова: слыша, не слышат, а видя, не видят. Ко мне приходит всякий сброд -- жулики, калеки, шизофреники, неудачники, чиновники, отчаявшиеся, страдающие и, конечно, осведо-мители, Я знаю, кто они. Но я принимаю их как лучших представителей рода человеческого. Я лечу их и указываю им путь. Они редко излечива-ются и еще реже следуют указанным мною путем. Но все же они проявляют хоть какой-то интерес ко мне и моему учению и дают возможность мне существовать и проповедовать. Возможность ничтож-ную. Но даже самая малая возможность есть возможность. Другие для них суть лишь материал их деятельности. Эволюция, развитие, прогресс общества вообще не есть цель человечества. Человек рождается, чтобы прожить свою индивидуальную жизнь, ощутить все элементы жизни как целого-- пережить детство и юность, любовь, ненависть, успех, поражение, дружбу и предатель-ство, разочарования и надежды... Пережить все общеизвестные и обыч-ные явления нашей жизни. Лишь отдельные представители рода чело-веческого эксплуатируют совокупный результат отдельных жизней в свою пользу, вовлекая в сферу своего эгоизма и тщеславия других. Я хочу научить людей не переменам жизни, а самой жизни. Мое учение о житии отвечает на вопрос "Как жить?". И ответ его прост и абсолютен: "Живи!" И в этом ответе содержится все остальное. Но никто еще не умеет извлечь из него это остальное. Нужны особые правила извлечения. Учение о житии учит этим правилам. Следователь-но, для него нет проблемы "Быть или не быть?". Для него есть проблема: как поступать на основе принятия принципа "Быть!"? Забота о самосохранении и об улучшении условий существования есть естественное свойство всего живого. И человека в том числе. Есть разные пути для этого: за счет других людей или за счет своих сил, с помощью других или в одиночку, в ущерб другим или без такового, изменять обстоятельства или нет... Я учу вас, как делать это в одиноч-ку, без расчета на других, за счет лишь своих сил, не стремясь изменить общественные условия... Другими словами, я хочу ответить на вопрос : "Что в вашей жизни зависит исключительно от вас самих?" Я И АНТИПОД -- Все то, что мы считаем положительными явлениями и качества-ми,-- говорит он,-- суть лишь отклонения от соответствующих им качеств, которые мы считаем отрицательными и которые на самом деле являются нормой. Красота, ум, доброта, честность, смелость, правди-вость и прочие добродетели суть лишь отклонения от нормального безобразия, глупости, злобности, бесчестности, трусости, лживости и прочих пороков. Возьми, например, такое наше качество, которое проявляется в легкости, с какой наш человек капитулирует перед давлением на него окружающих, которое проявляется в двуличности, в склонности к сотрудничеству с властями и доносам, в невыполнении обещаний, в предательстве друзей. Я утверждаю, что оно есть оборот-ная сторона добродетелей советского человека, его коллективизма, душевной открытости, способности к сопереживанию и к соучастию в чужих судьбах. Это -- неизбежное следствие психологии коллективиз-ма, ее реальность. В нашем обществе,-- продолжает Антипод,-- в подавляющем боль-шинстве случаев судьба человека зависит не от его личных расчетов и расчетов на некое частное лицо, а от коллектива и от отдельных людей как от членов коллектива. Большинство поступков людей здесь таково, что нет надобности самому быть твердым и определенным и требовать того же от других. Наоборот, тут требуется прилаживаться к окружаю-щим. А принципиальная ненадежность друг друга принимается во внимание заранее и существенным образом не влияет на последствия поступков людей. Потому здесь в массе ненадежность окружающих людей не ведет к катастрофическим последствиям и душевным драмам. Ненадежность важнее надежности. Надежность сама по себе есть риск, причем риск неоправданный. Надежность нужна лишь в случае образо-вания неофициальных, главным образом нелегальных групп, в которых надежность людей по отношению к членам групп оказывается чисто негативным явлением и порицается нормальным обществом. Надежный человек в обществе ненадежных людей подобен фигуре с острыми углами в массе шариков, катящихся по наклонной плоскости. Рано или поздно он выбрасывается из общего потока. Ненадежность человека в наше время есть явление мозговое, а не сердечное. Мозговая ненадежность есть великое открытие человечества, подобно тому, как сердечная надежность была великим открытием прошлого. Не случайно поэтому ушло не одно столетие на то, чтобы интеллектуальная ненадеж-ность стала одним из фактических принципов идеологии. От этого никуда не денешься. Чтобы взлететь, надо падать. Наши предки, начав терять хвост и шерсть, наверное, тоже страдали. Кто знает, может быть, из нашей тотальной продажности растет некая высшая форма нравственности. Я молчу. Наши предки, думаю я, теряли звериные качества, а мы теряем человеческие. И чтобы упасть, надо взлететь. Стремление к поле-ту было противно законам природы. БОГИНЯ Повторяю и настаиваю: если бы мне пришлось выбирать одно из двух-- мировое признание меня в качестве творца новой религии или несколько минут обладания моей Богиней,-- я бы выбрал второе. ПРОБЛЕМА НОМЕР ОДИН -- Теперь,-- сказал я Балбесу,-- займемся самой неприятной ча-стью твоего обучения-- образованием. Но не падай духом. Я за полгода обещаю сделать тебя самым образованным чиновником мини-стерства иностранных дел, если будешь так же, как и раньше, неукос-нительно выполнять мои указания. Первым делом забрось все учебни-ки. Они того стоят. А отметки нужные тебе поставят и без них. Я тебе продиктую квинтэссенцию культуры, накопленной человечеством за сотни миллионов лет. Не думай, что это очень много. Увы, как раз наоборот. Того, что я тебе продиктую за пару месяцев, тебе в избытке хватит на всю последующую жизнь. Ты думаешь, я не Бог, чтобы знать все? Ошибаешься. Я-то как раз и есть Бог. И я не первый. В "Коране" и в "Библии" тоже содержалась квинтэссенция культуры своего време-ни. Но я тебя не буду мучить такого рода толстыми и нудными книжками. Я так изложу тебе сокровищницу мировой культуры, что тебе будет занятно и весело. Образование современного талантливого дипломата,-- развивал я далее свою мысль,-- складывается из сле-дующих элементов: 1) анекдоты; 2) высказывания выдающихся лично-стей, крылатые выражения, пословицы и поговорки; 3) краткие спра-вочные сведения о выдающихся исторических событиях и личностях, главным образом анекдотические и занимательные; 4) перечень имен современных известных личностей; 5) перечень произведений культуры, которые должен знать современный интеллектуал, и краткая характе-ристика их. Объем образования колеблется в довольно широких пре-делах. Для начала достаточно знать сотню анекдотов, сотню выраже-ний, указанных в пункте два, сотню справок, указанных в пункте три, сотню справок об известных личностях и произведениях культуры. Тем самым будут охвачены все основные логические типы явлений культу-ры и духовной жизни общества. Под эти шаблоны легко подвести все остальное. Например, заговорили о некоей новой книге неизвестного тебе автора. Есть приемы, с помощью которых ее легко отнести к изве-стному тебе шаблону. Я тебя научу им. И ты по малейшему намеку, даже по интонациям голоса, с каким говорят люди о какой-то книге, сможешь безошибочно определять ее содержание и достоинства. И бу-дешь поражать людей, проведших в библиотеках десятки лет и перечи-тавших десятки тысяч томов, своей эрудицией и глубиной суждений. Итак, начнем с анекдотов... АНТИПОД Чему я учу своего самого любимого и способного ученика Балбеса? А разве не то же самое проповедует мой Антипод? -- Надо считаться с фактическим положением людей в обществе,-- говорит он,-- и учить их, как лучше жить в этих условиях. Безнравствен-но учить людей нравственности в условиях, когда нравственность ухудшает их жизнь. Сама жизнь вынуждает нас на оскорбление отвечать оскорблением, на подлость -- подлостью, на измену -- изменой. Более того, чтобы уменьшить зло, причиняемое нам другими, мы вынуждаем опережать их в причинении им зла. Твое учение обречено на провал, ибо оно ослабляет позиции людей в борьбе за выживание и лучшие условия жизни. Я вспоминаю твою притчу,-- продолжает Антипод,-- о чистоте тайни-ков души. Ты сравнивал это с чистотой тела и нижней одежды. Одна из твоих учениц буквально поняла твое сравнение и стала буквально следовать твоему совету. Единственный случай, выпавший на ее долю, когда она применила на практике твое учение,-- ее раздели жулики. После этого она стала менять нижнее белье так же редко, как и ранее, и перестала посещать твои проповеди. А многие ли твои ученики выдерживают более пяти твоих лекций? Чтобы содержать себя в чисто-те, надо иметь условия, в которых это могло бы стать необременитель-ным и устойчивым делом. Но тогда призыв к чистоте теряет нравствен-ный характер. Он переходит в область медицины и психологии. Я слушаю Антипода и поражаюсь сходству его идей с моими. И все же есть глубокое различие между нами даже тогда, когда мы произно-сим одну и ту же фразу. Мои советы моим пациентам во многом совпадают с тем, что говорил Антипод. Но они при этом все же имеют противоположное значение. В чем тут дело? Дело не в различии предла-гаемых нами средств, а в том, для каких целей мы предлагаем эти средства, кому и как мы их предлагаем, как советуем использовать. Идеология, например, тоже прививает людям идею чистой совести, но как и для чего,-- тут наши пути расходятся. ПРОБЛЕМА НОМЕР ОДИН -- Наконец, последний элемент твоей подготовки,-- сказал я Балбесу,-- есть ум. Он самый простой и короткий. Он есть следствие всего предшествующего обучения. Человек, одолевший успешно все предыду-щие этапы обучения, не только приобретает видимость умного человека, но становится на самом деле умным. Нужно к сделанному добавить лишь сущую малость: решить для самого себя, что ты умнее всех прочих смертных на свете. Итак, знай: ты умен! Балбес внимательно посмотрел на меня сквозь очки с мощной роговой оправой, слегка усмехнулся уголками губ и сказал, что он, к сожалению, не может ответить мне таким же комплиментом, ибо нужно быть законченным идиотом, чтобы с такими познаниями и способ-ностями прозябать в этой провинциальной дыре. После этого я счел свою задачу выполненной и расстался со своим самым способным учеником. ВСЕ СУЕТА Ему за шестьдесят. Живет одиноко. Сам обслуживает себя, вплоть до стирки белья. Не курит. Занимается спортом. Соблюдает режим и диету. Хочет прожить как можно дольше. -- Лично для меня,-- говорит он,-- война была лучшее время в моей жизни. Я почти всю войну провел на фронте. Бывал и в тылу. Мог застрять в тылу и отсидеться в теплом местечке. Но я предпочитал все-таки фронт. Был несколько раз ранен, но легко. И я за ранения-то это* не считаю. Почему я стремился на фронт? Не из-за каких-то идейных соображений. И чувства ненависти к врагам у меня никакого не было. Меня тянула сама война как место, где люди убивают друг друга. Я любил воевать. Люди по-разному относятся к участию в боях. Одни дрожат от ужаса, другие каменеют, третьи готовы умереть еще до боя и ждут, чтобы поскорее получить пулю в лоб или в сердце и успокоиться навеки. Четвертые стремят-ся любой ценой уклониться от участия в бою. Я же готовился к бою, как к светлому празднику. Раздавал все барахло, какое было у меня. Брился, мылся, подшивал чистый подворотничок: до блеска чистил сапоги. Набивал карманы патронами, а вещмешок-- граната-ми. Кинжал точил так, что бриться им можно было. Даже зимой я ходил в бой без шинели. А во время боя я буквально ликовал и буйствовал. Ты представить себе не можешь, какая безумная ра-дость поднималась во мне, когда я убивал! Я убил не один десяток солдат и даже офицеров. Что это такое? Должно быть, я приро-жденный убийца, и война давала возможность развернуться моей по-требности. Вообще-то говоря, все люди прирожденные убийцы в той или иной степени. Только скрывают это. Или другие страсти заменя-ют эту. Представь себе, когда кончилась война, я плакал. Но не от счастья, что остался жив, а от сожаления, что война кончилась. Что этому человеку нужно от меня? Жизнь уходит. Еще немного-- и все исчезнет. А он не хочет исчезать. Он хочет вечно оставаться. Ходит слух, что после смерти от людей отделяются какие-то бессмертные "оболочки". Его знакомый даже книжку об этом читал. Он хочет знать, верно ли это? И как заиметь такую бессмертную оболочку? Сможет ли его оболочка общаться с оболочками других его знакомых? Интересно было бы встретиться и потолковать с теми, кто уже "отдал концы", особенно с теми, кого он сам отправил на тот свет. Вот было бы любопытно! Интересно, могут ли они отомстить? И ТОМЛЕНИЕ ДУХА Одну женщину я научил разговаривать с умершей матерью. Она сказала, что мать ее всем довольна, и она этому очень рада. А я пустил-ся в глубокомысленные рассуждения по сему поводу. Что это значит: умершая мать этой женщины всем довольна? Это значит, что все ее потребности удовлетворены, то есть нет неудовлетворенных потребно-стей. Но тут возникает двусмысленность. Либо у умершей нет никаких потребностей, либо есть по крайней мере одна, и она удовлетворена. Из того, что у нее нет неудовлетворенных потребностей, не следует, что у нее есть удовлетворенные. В первом случае (если нет потребностей) бессмысленно спрашивать, доволен человек или нет. Во втором случае появляется дополнительная двусмысленность: есть потребность, кото-рая была раз и навсегда удовлетворена, и теперь такой потребности нет, или потребность существует (появляется) постоянно и постоянно удо-влетворяется? Жизнь есть не только удовлетворение потребностей, но и их постоянное появление. Смерть есть уничтожение потребностей. Я пытался разъяснить женщине эти проблемы. Она сказала, что мерт-вым логика безразлична. И вообще, сказала она, общение с мертвыми нужно живым, а не мертвым. Я был сражен мудростью ее слов. Проблема смерти вообще есть проблема живых, а не мертвых. Мертвые проблем не имеют. БОГ НЕ ВСЕСИЛЕН Мои способности ограниченны -- даже Бог не может делать абсолют-но все. Оставим без внимания старинный парадокс: если Бог всесилен, то может ли он сделать то, что он не может сделать? Бог не способен, например, печатать деньги. И даже зарабатывать их в больших количе-ствах. Считается, что чем крупнее потери или приобретения, тем сильнее человеческие страсти. Пусть так. Не буду спорить. Одно дело -- поте-рять трон, другое -- потерять перчатки. Но вот передо мною еще нестарая женщина. У нее трое детей. Выпивающий (как и все, то есть в меру) муж. Она проявляет чудеса изворотливости, чтобы содержать дом на приличном уровне. Два года назад она потеряла (или у нее украли, она точно не знает) сто рублей профсоюзных денег. Пришлось отдать свои. И с тех пор у нее ни минуты покоя. Ночами не спит. Все думает о пропаже. Страдает. Не может забыть. Как быть? Она готова заплатить мне десять рублей, лишь бы я излечил ее от этого наважде-ния. Вот тут Бог бессилен. Я И АНТИПОД -- Что есть добро?-- говорит Антипод.-- В жизни добро есть лишь ограничение зла, есть лишь средство зла и опосредствующее звено в делании зла. Зло надежнее, фундаментальнее, устойчивее. Добро хрупко и мимолетно. Зло есть действование по законам паде-ния, добро есть попытка полета, причем полет есть форма падения. -- И все же,-- отвечаю я,-- именно капля добра в океане зла придает людям черты, позволяющие говорить о некоей светлой приро-де Человека. -- Возможно. Но я не об этом. Я о том, что нет критериев добра -- зла вообще. Если ты совершил какой-то значимый поступок, по крайней мере один человек сочтет его злом и по крайней мере один -- добром. -- А что же ты предлагаешь?-- спрашиваю я. -- Реальную жизнь, а не суррогат и видимость жизни,-- говорит он.-- Добиваться всех тех жизненных благ, какие изобрело человече-ство, по законам нормальной жизни людей в обществе и обычными средствами, то есть по законам и средствами борьбы за существование в условиях современных человеческих джунглей. Побеждает наиболее ловкий и приспособленный! Пусть неудачник плачет. Я предлагаю драку, деятельность, динамику. Есть нервотрепка застойности, мелочно-сти, скуки, рутины. И есть нервотрепка потерь и приобретений, риска, дерзаний, авантюр, предприимчивости. Я за то, чтобы у нас были стремительные взлеты в карьере, выдающиеся мошенники, ворочающие миллионами, гангстерские банды, террористы, шикарные проститутки... Понимаешь, я ненавижу святость, простоту, чистоту, умеренность. Нена-вижу и официальную рутину. Хочу, чтобы жить было не так скучно, как мы живем. Обрати внимание, от чего люди больше всего приходят в возбуждение, когда приходят на работу? Именно от фактов нарушения болотности нашего существования. Такой-то украл десять тысяч из профсоюзных взносов. Сколько по сему поводу переживаний! Поймали преступника, убившего десять человек. Ну, от этого разговоров на год хватит. Пойми! Нормальная жизнь не есть богоугодное заведение. Это борьба. Монастырь есть уклонение от жизни. Жизнь есть то, от чего некоторые люди бегут в монастырь. Вся твоя система есть уклонение от жизни и оправдание этого уклонения. Бог есть страх жизни и капитуля-ция перед ее ужасами. Долой Бога! Да здравствует безбожная оргия жизни! -- Пусть так,-- говорю я.-- Но известно ли тебе, что безбожная оргия жизни является таковой лишь при том условии, что в какой-то форме и в какой-то мере допускается Бог? Если нет Бога, нет и безбож-ников,-- вот в чем загвоздка. Безбожие не есть отсутствие Бога. Оно есть отрицание Бога, неприятие Бога, борьба против Бога. СУЕТА Большинство моих пациентов (или клиентов?) жалуются мне на неурядицы в личной жизни, главным образом в семье, в отношениях с друзьями и сослуживцами. Это не случайно. Кризис цивилизации углубился до самых ее основ -- до интимных отношений между людь-ми. Интимность вообще разъедается, разрушается, исчезает. Вот этот, например, человек образованный, наделенный всяческими добродетелями и лишенный всяческих пороков, отличный семьянин, еще более отличный работник, успешно продвигающийся по служебной лестнице. Карьера его как инженера была настолько успешной, что он уже к сорока годам стал заместителем заведующего группой и был избран в партийное бюро отдела, где ему доверили собирать членские взносы. Его благополучию в быту завидовали многие соседи и сослу-живцы. Он имел отдельную комнату на троих человек и стоял одним из первых в очереди на получение отдельной почти двухкомнатной кварти-ры. В числе немногих счастливцев учреждения он получил садово-огородный участок в сорока километрах от города и начал своими руками созидать сарай для садово-огородного инвентаря, в коем факти-чески можно было иногда жить, как на даче. Короче говоря, не житье, а рай! Живи да радуйся! Но тут внезапно случилась беда: ему изменила жена. Факт в наше время сам по себе малозначительный, можно сказать, общепризнанный и скорее комический, чем трагический. Порою русские мужики даже испытывают некоторую своеобразную гордость оттого, что судьба милостива и к ним, что и они удостоились высокой чести: и их супругой не брезгуют прочие строители коммунисти-ческого общества, значит, и в этой стерве и замухрышке (или расплыв-шейся туше, смотря по обстоятельствам) есть Нечто. Но этот человек, повторяю, был человеком добродетельным и старо-модным. Он был поражен фактом измены жены до глубины души. Сначала он хотел застрелиться. Но Россия не Запад, застрелиться у нас просто нечем. Потом несчастный хотел утопиться. Опять возникла проблема: для этого надо ехать за сорок километров на свой садово-огородный участок, откуда десять километров топать до ближайшего водоема, таща на себе при этом камень, украденный на соседнем участке. Без камня утонуть нельзя: мелко. Приняв все это во внимание, человек решил отомстить неверной супруге по-нашенски, по-русски: решил сам пуститься в распутство, наплевать на семейные хлопоты и поставить крест на служебной карьере. -- Я ей, стерве, покажу, на что я способен!-- в гневе кричал он, устремляясь в ближайшую забегаловку. Таким образом этот человек и оказался за столом, за которым мы с Антиподом как раз беседовали на высокую тему об основах нравствен-ности. -- А мне, знаете ли, жена изменила,-- не то проплакал, не то прохихикал человек, проглотив стакан "вина" и засовывая в рот бутерброд со шпротиной. Шпротина выскочила из рук, словно живая, упала сначала на рубашку, потом на брюки, наконец, на пол. -- Вот гадина,-- сказал человек, имея в виду шпротину. Поднял шпротину с пола трясущимися пальцами и сунул в рот.-- Никогда еще не было случая,-- отметил он общеизвестную закономерность,-- чтобы не упала и не оставила пятен на самых видных местах. Вы можете объяснить этот феномен природы? Нет? Я тоже. Почему все-таки так происходит? Чего ей не хватает? Я имею в виду не шпротину, а жену... -- Есть разные способы решения вашей проблемы,-- сказал я не столько с целью врачевания души этого человека, сколько просто для поддержания разговора.-- Изменяйте ей сами. Но не заводите постоян-ную любовницу: хлопот не оберетесь. И не влюбляйтесь больше-- это кончится новой драмой. Не можете разойтись, рассматривайте свою жену как чужую женщину, которая с вами вроде бы изменяет кому-то другому. Я хотел закончить свое назидание божественной формулой: предай предателя! Но обманутый муж опередил меня. -- Я все это и без тебя знаю,-- раздраженно сказал он.-- Легко изменить тому, кто тебе не изменяет. А ты попробуй изменить тому, кто тебе изменил! Ах, эта проклятая шпротина! Жена теперь меня сожрет за эти пятна. На весь квартал будет орать, что я пропойца, неряха, негодяй. Он ушел, унеся с собой свое банальное, общеизвестное, но не ставшее от этого легким неизлечимое горе. Бог не лечит человеческое горе, подумал я, глядя ему вслед. Бог лишь разделяет страдания. ВСЕ СУЕТА Этот случай побудил нас к теоретической дискуссии. -- Старые моральные принципы,-- сказал Антипод,-- нелепы в при-менении к нашей реальности. К тому же были изобретены как принуди-тельные средства держать людей в узде и поддерживались силой страха и наказания. -- Нет никакой морали по принуждению,-- возразил я.-- Если тебя обязывают быть моральным, и ты поступаешь в соответствии с тем, что тебе предписывают, ты не морален. Ты поступаешь хорошо не в силу морали, а в силу принуждения. Мораль свободна. Мораль-- это ограничения, которые берет на себя человек, имеющий свободу выбора в своих действиях. Причем берет добровольно, без принуждения. Возможно, делает он это, подражая каким-то образцам или будучи научен другими. Но подражание образцам и следование наставлениям учителя не есть принуждение. -- Попробуй уговори людей быть нравственными только в одном этом отношении-- в отношении между мужем и женой,-- сказал Антипод.-- А ведь они поженились по любви, обещали друг другу хранить верность. Что может удержать их от измены? Только одно: страх разоблачения, осуждения, наказания! Только это, и ничто другое. Причем заметь, как все происходит. Жена изменяет мужу. Он в отместку изменяет ей с чужой женой. И ты, проповедник морали, сам советуешь это как способ преодоления горя. Таким путем образуется океан измен. Попробуй останови этот ураган нравственными заклинаниями! Ты просто не знаешь того, как фактически утверждалась в обществе мораль: путем жесточайших расправ с теми, кто нарушал правила морали. В основе морали лежит не свободное решение человека быть хорошим, а насилие, наказание, кровь, кровь, кровь! Мораль без страха наказания за отступ-ление от нее -- ничего не значащая пустышк