с смеха достоин, сказал Болтун. Во-первых, если осуществится возмездие, то число жертв по крайней мере удвоится. А во-вторых, кто его будет осуществлять? Тот, кто сумеет захватить функции возмездия, продолжит дело, начатое предшественниками. Возмездие в нашем случае исключено как историческое действие. Оно возможно лишь как моральное явление. ЧТО ЛЕПИТЬ Чтобы стать скульптором, Мазила пьянствовал (тогда все пьянствовали, как и сейчас), шлялся по бабам и занимался изучением гуманитарных наук, которые по наивности считал возможными в Ибанске, и философии, которую по еще большей наивности считал наукой. Это не существенно, говорил Клеветник по этому поводу. Может быть даже и лучше, что тут наукой и не пахнет. Зато тут водятся идеи. А настоящий скульптор должен лепить не людей, героев и животных, а идеи и мысли. Пусть девять тысяч девятьсот девяносто девять наших скульпторов лепят коров и героев. Это -- необычайно важное дело. Но пусть хотя бы один займется пустяками и начнет лепить мысли. Шизофреник сказал, что мысли вроде бы почитаются нематериальными и вылепить их поэтому вроде бы довольно трудно. Клеветник сказал, что надо попробовать, вдруг получится. Если уж мудрить, так на всю железку. Притом надо лепить проблемы. Ставить проблемы вообще важнее, чем их решать. Решенные проблемы исчезают в прошлое. Поставленные рождают будущее. В особенности принципиально неразрешимые проблемы. Они вечны. Человек вообще начинается со стремления сделать невозможное. АНАЛИЗ БОЛТУНА В пивном баре на площади Учителя (он тогда еще был открыт и служил местом встреч нарождающейся мыслящей ибанской интеллигенции) отмечали неожиданное возвращение Клеветника. Говорили, естественно, о Хряке. Ему надо отдать должное, говорит Карьерист. Если бы не он, Клеветник не сидел бы сейчас с нами. Потом говорили все остальные. И сказали все, что можно сказать в такой ситуации, имея за плечами много лет шепота и молчания. Хотя сказали много умного и даже верного, Болтун заявил, что все это бред сивой кобылы. Вы же не глупые люди, орал он на весь бар (впрочем, кричали все, и потому никто не слушал друг друга), а не можете справиться с тривиальной задачкой. В одном этом событии переплетается множество разнородных проблем. Если их не расчленить и не добиться ясности по каждой из них, то это событие так и останется для вас загадкой, чудом, счастливым случаем, роковой ошибкой, решением сумасброда или разумным актом мудрой политики. Но тут нет никакой загадки, никакого чуда, никакого случая, никакой ошибки, никакой сумасбродности, никакой мудрости. И неверно говорить, что тут есть все понемножку, Здесь просто нужна совсем иная точка зрения. Говорят, что Хряк разоблачил режим Хозяина и нанес по нему удар, там что теперь этого режима вроде бы и нет. Много ли сказано слов, а какая масса двусмысленностей! Что считать режимом Хозяина? Некоторые индивидуальные исторические особенности жизни нашего общества в это время или общую основу, породившую эти особенности в данных исторических условиях? Хряк не наносил никакого удара ни по какому режиму. Он спасал этот режим. И, спасая, предпринял некоторые не им придуманные акции для этого. Иное дело -- неконтролируемые последствия. А кто из тех, кто санкционировал эту акцию (а она -- плод решения многих власть имущих, а не одного), мог их предвидеть? Мы настолько привыкли к тому, что мы любую пакость проглотим безропотно как благодеяние свыше, а любое благодеяние воспримем как пакость, что никому даже в голову не могла прийти мысль о неконтролируемых последствиях. Они были немыслимы, и потому их не могло быть в принципе. Да уж если быть исторически точным, то основной удар по режиму был, действительно, нанесен. Но -- извне. Изнутри этот режим неуязвим. Удар был нанесен в начале войны. Именно тогда он закачался и рухнул в его иллюзорных одеяниях и нелепых крайностях. А потом эти крайности лишь агонизировали много лет. Они все равно были бы сметены. Они были обречены со всех точек зрения -- с экономической, военной, человеческой. Они стали невыгодны всем -- и начальникам и подчиненным, у которых за время войны накопились свои "нет" и способности к сопротивлению. То, о чем говорил Хряк, было неожиданностью лишь для ханжей, лицемеров и самих палачей. И, может быть, для многочисленных кретинов. Для миллионов людей это был обычный нормальный образ жизни. Хряк, как и подобает власти в наших условиях, лишь ловко присвоил себе то, что сделали другие и что сделалось бы само собой. Он не заслуживает восхищения. Наоборот, он заслуживает презрения и насмешки. Акция Хряка была отчасти акцией правящей группы, причем -- акцией самозащиты. Они боялись за себя. Сохранись прежнее положение, все они один за другим были бы ликвидированы теми, кто стремился бы сохранить статус-кво, т.е. ими самими же, но в очередности. Эта акция отчасти была выгодной акцией Хряка в борьбе за личную власть и в удержании ее. Тут даже нельзя сказать, что он преследовал свои личные цели, -- такие люди не имеют целей. Просто он слепо подчинялся механике взятия и удержания власти. У него что-то получилось в результате. Но не акт гуманизма, а акт, на какое-то время украсивший их власть и, между прочим, облегчивший жизнь многим людям. Это -- в последнюю очередь. И вел он себя в этой в высшей степени выгодной для себя ситуации крайне глупо. Он лишь чуточку приоткрыл клапан, стравил излишнее давление а потом опять прикрыл. Преждевременно прикрыл. У него не хватило ума понять, что если уж бить, так бить во всю силу. Половинчатость в таких случаях кончается поражением. Говорите, ему не дали бы? Скинули бы? Не успели бы! Прежде, чем они очухались бы, он мог наломать таких дров, что потом принимать меры против него было бы уже поздно. Чем дальше он пошел бы, тем прочнее было бы его положение. Он, действительно, не мог ударить по-настоящему. Но не в силу понимания объективной невозможности полного удара, а в силу субъективного непонимания открывшейся возможности. И в силу нежелания бить сверх того, что нужно было ему самому в устройстве личных делишек. И в силу страха перед неведомыми последствиями. В наших условиях любой удар по Хозяину, как бы его не оформляли словесно, есть удар по всей системе, ибо Хозяин есть наиболее показательный ее продукт, а сам он в свою очередь врос во все сферы нашей жизни, в души всех людей. Причем даже слабый удар должен был вызвать могучий резонанс, буквально цепную реакцию крушения иллюзий. Не системы, подчеркиваю, а иллюзий. Если бы Хряк был мало-мальски умным человеком, он должен был бы это понять и идти до конца. А он занялся ликвидацией последствий своей акции. И породил новую ложную ситуацию, за которую еще всем (особенно Им самим) придется расплачиваться. Поразительно, что Они не могут понять очевидного: сама система необычайно прочна и устойчива. Война показала, что даже самое глупое руководство неспособно ее расшатать. Без идиотских иллюзий и сказок о рае земном, т.е. в своем откровенном виде, она еще устойчивее. Ошибкой была не акция по разоблачению режима Хозяина, а нежелание пойти в этом деле до конца. Помяните мое слово, эта ошибка еще даст о себе знать роковым образом. Здесь речь идет не о восстановлении исторической правды (скоро все это вообще перестанет интересовать широкие массы людей), а о создании более или менее нормальных условий существования данной социальной системы. Все равно на этом месте уже ничего другого не может быть. Надо это воспринимать как данность. Что же касается снятия Хряка, то его, конечно, скинут. И довольно скоро. Но совсем за другое. Весьма возможно -- за нарушение меры соотношения личной и номинальной системы власти. Хозяин в свое время тоже создал систему личной власти, не совпадающую с номинальной, но потом он последнюю привел в соответствие с первой. Хряк тоже пытается идти тем же путем -- пример полного непонимания ситуации и неспособность к оригинальности. Но делает это карикатурно. Он оригинален только в глупостях. Какая грандиозная идея -- засеять пустырь кукурузой! И какие грандиозные прогнозы -- "нонишное пакаление будит жить при полном изме!". ВОЗРАЖЕНИЕ НЕВРАСТЕНИКА Все это, может быть, и так, сказал Неврастеник. Но он что-то пытается делать. Ездит по стране. Выступает. Ездит, сказал Болтун, и выступает. Где-то он даже сказал, что люди плохо живут, голодают. А попробуй теперь ты об этом где-нибудь скажи! Выпорют за клевету. Раз он сказал о недостатке, значит такого недостатка уже нет. Исправлен. Неврастеник прав, сказал Карьерист. Нельзя так с ходу все зачеркивать. Мазила сказал, что Хряк сейчас интересуется положением в искусстве. Хозяин тоже интересовался, сказал Болтун. Хряк тут не оригинален. Им положено по чину интересоваться всем тем, к чему они сами не испытывают никакого интереса и в чем ничего не смыслят. Но я готов держать пари, что ты еще заработаешь от него по морде. ВОЗРАЖЕНИЕ КЛЕВЕТНИКА Клеветник сказал, что он в целом разделяет концепцию Болтуна. Но считает, что индивидуальные психические качества исторических деятелей нельзя игнорировать полностью. Он уверен в том, что в рассматриваемой акции Хряка огромную роль сыграла его природная незаурядность, интуиция, энергия. Ведь не будет же Болтун отрицать, что личные психические качества Хозяина благоприятствовали случившейся трагедии и усиливали ее. Болтун на это выругался матом, хватил внеочередной стакан водки и запил ее внеочередной кружкой пива. Вы целиком и полностью остаетесь в рамках официального толкования событий, сказал он. Хозяин в борьбе за личную власть допустил, прибегал и все такое прочее. Да разве в этом суть дела! Подсчитайте, сколько в стране краев, областей, районов, союзов, трестов, объединений, заводов, дорог, домоуправлений, министерств, вузов, главков, рот, полков и прочая и прочая и прочая. Подсчитайте, сколько человек требуется на миллионы постов, исполняющих ту или иную форму власти. Погрузите это в исторические условия страны. Революция-то была! И контрреволюция! И гражданская война! Прибавьте к этому открывшуюся возможность для каждого желающего занять какой-то пост. И вы получите лишь первое бледное представление о том, кто был реальным автором и исполнителем разыгравшейся трагедии. А что касается индивидуальных психических качеств, они в массе не играли абсолютно никакой роли. Да их и не было вообще. Это лишь фикция. Дело даже не в том, что они не играют никакой роли. Подчеркиваю, их вообще нет. Что такое психика с социальной точки зрения? Плохо организованное осознание своей больной физиологии. И ничего более. Наличие психики с социальной точки зрения есть лишь отклонение от нормы. А Хозяин, Хряк и миллионы их соратников социально нормальные. Психика им не нужна. И потому ее не было и нет. Психология же как наука (или, точнее, как претензия на науку), из которой мы судим о какой-то мифической психике, никакого отношения к психике на самом деле не имеет. Она есть мешанина из беллетристической трепотни за счет физиологии и архаического лепета старой логики по поводу мышления. Разговоры на тему о психике таких индивидов, как Хозяин и Хряк, беспредметны. Они имеют интерес не более, как интригующие сплетни. Да ну их к чертовой матери! Кто они такие, чтобы забивать свою голову их жалкими персонами? Давайте лучше тяпнем еще по одной. ВЗРЫВ Цикл скульптур "Война" Мазила закончил в самый неподходящий момент. Предстояла выставка, на которую допустили всех тех, кого раньше не только не допустили бы, но за счет которых значительно увеличили бы число поротых. А выставку должен был посетить сам Хряк. Опять-таки трудно судить, было устройство такой выставки проявлением новых веяний или коварных намерений консерваторов показать начальству, до чего докатилась подпавшая под тлетворное влияние запада молодежь. Клеветник утверждал, что новые веяния в промежуточные эпохи обычно прекрасно уживаются с консервативными умыслами, порождая характерные для таких эпох промежуточные формы, и предлагал рассматривать эти формы как самостоятельные, не сводя их к более резким классическим образцам. Цикл "Война" толкуют как протест против войны. Что же, сказал Шизофреник. Можно и так. Но можно и иначе. Вот, допустим, скульптура "Срывающий противогаз". Пусть автор задумал изобразить, как человек срывает противогаз. Противогаз спас человека от зараженного воздуха. Опасность прошла. Можно снять его. Мораль? Какая нехорошая штука война! Смешно? Разумеется. Но посмотрите на рожу этого счастливчика, который спасся от смерти. Что она выражает? Радость? Нет, тут получилось совсем другое. Человека надули, сказали, что воздух заражен. На него надели маску, чтобы он не дышал зараженным воздухом. И вот человек срывает маску, так как невмоготу. И что же? Он поражен. Воздух, оказывается, чист. Все, оказывается наоборот! И "Взрыв" лишь навеян взрывом атомной бомбы. На самом деле, он о другом. Он о том взрыве, который происходит сейчас в сознании ибанцев. Я бы лучше назвал весь этот цикл словом "Хватит". Звучит красиво, сказал Болтун, но несколько высокопарно. Я бы предпочел несколько иной вариант: бунт сослуживца. БУНТ СОСЛУЖИВЦА У гражданина ..., писал Сослуживец, собираются компании. Судя по одежде и акценту, бывают иностранцы. Ведут антиибанские разговоры. Например, вчера говорили о ненапечатанной у нас книге Правдеца и хвалили ее... Заклеив конверт, Сослуживец отнес его в ближайший почтовый ящик и тяжко вздохнул: до чего же эта гнусная система доводит порядочных людей! Вернувшись домой, Сослуживец начал обдумывать стихи для стенгазеты. Тема великолепная, думал он. Есть, где развернуться. Эпитафии на ныне живущих прохиндеев! Эх, и даст же он по мозгам кое-кому! Стихи Сослуживец писал с детства. Читал близким знакомым. Хвалили, но советовали спрятать подальше. Хотя времена и не те, но все-таки кое-кого и за менее опасные вещи привлекают. Лучше, конечно, выбросить. Но на всякий случай лучше сохранить. Всякое еще может случиться. Вдруг опять зигзаг какой-нибудь выйдет. Можно напечатать будет. И прогреметь. И как знать... А вдруг донесут!!! Народ у нас сволочной! Ни на кого надеяться нельзя. И лоб Сослуживца покрывался холодным потом, носик начинал мелко дрожать, а штаны наполнялись содержанием. А чего я боюсь? Хватить в конце концов! Надоело! Стихи получались злые. Смеху будет, думал Сослуживец. Подписывать, разумеется, нельзя. Секретарь будет оппонентом, это гарантия! А слушок, кто автор, пустить стоит. Потом завсегда отвертеться можно будет. Нет, все-таки слишком зло получается. Надо немного сгладить... СТОЛКНОВЕНИЕ Хряк, как увидел скульптуры Мазилы, интуитивно почуял, о чем они. Может быть, его предварительно и настроили против Мазилы. Но это маловероятно. Настраивать не надо было. Все и так было достаточно ясно. Произошло знаменитое столкновение Мазилы с Хряком. Хряк чуть было не лишился пуговицы. Мазила лишился большего и мог лишиться еще большего. Но, как справедливо заметил Мыслитель, время было уже не то. Разговор Мазилы с Хряком строился по старому классическому ибанскому принципу "Дурак -- сам дурак -- от дурака слышу". В конце концов. Мазила сказал, что он в своем деле сам себе премьер-министр и разбирается лучше Хряка и всей его компании. Это столкновение принесло Мазиле сначала известность гораздо в большей мере, чем достоинства его работ, из-за которых произошло столкновение, факт сам по себе показательный: любой независимый крупный художник в Ибанске самим своим появлением обречен на социальные акции. Потом все сваливали на форму. Но это лишь официально выработанный способ неприятия. Потом появились скульпторы, которые по форме лепили куда более абстрактно и формалистично, чем Мазила, а сам Мазила лепил вполне подходящие вещи. Но ситуация в принципе не изменилась, ибо остались и стали более явными факторы чисто социальные -- независимость и масштабность личности художника. ПОСЛЕДСТВИЯ После столкновения Мазилу исключили из Союза Художников. Левые члены Союза голосовали за исключение. Они отмежевались от него. Изгнание означало отсутствие государственных заказов и самостоятельной мастерской, недопущение на выставки. Были и другие мелкие неприятности. Поскольку они выглядят неправдоподобными, о них не стоит и говорить. Зато не посадили. Зато Мазила продолжал работать в скульптуре. Уйдя с выставки, он в тот же день начал лепить "Орфея" и "Пророка" -- автопортреты своего положения и духовного состояния в то и во все последующее время. КРЫСЫ Болтун, чтобы было, что почитать дорогой, приобрел в ларьке книгу "Все о крысах". Разумеется, перевод. В предисловии говорилось, что авторы в течение нескольких десятков лет проводили эксперимент с колонией крыс. Колония была заключена в сравнительно изолированное помещение с целью наблюдать законы крысиной жизни в чистом виде. Однако помещение было достаточно большое и разнообразное, питание также в пределах естественной нормы. Во всяком случае, устанавливая размеры и структуру жизненного пространства и способ питания, экспериментаторы учитывали соответствующие характеристики в естественных условиях. В книге приводились результаты наблюдений и их обобщения. В ряде случаев обобщения были доведены даже до уровня математических формул. Целью исследования, читал Болтун, было выяснение правил поведения (действий, поступков) крысиных особей друг по отношению к другу. Основу для них образует сложившееся в течение длительной эволюции стремление крысиных особей и групп к самосохранению и улучшению условий своего существования в ситуации социальности. Под социальностью здесь понимается более или менее устойчивое скопление особей для совместной жизни и ее воспроизводства в серии последовательных поколений. Соответственно, правила поведения крысиных особей друг по отношению к другу мы называем социальными, не вкладывая в это выражение никакого иного смысла и не предполагая при этом никаких аналогий с человеческим обществом, которое функционирует совсем по другим законам. В человеческом обществе, как известно, имеются такие исторически выработанные институты, регулирующие поведение людей, как правовые нормы и учреждения, нравственность, религия, общественное мнение, искусство и т.д. Ничего подобного нет в крысиной социальности. И хотя на первый взгляд наблюдение ее обнаруживает много сходного с социальностью человеческой и наводит на грустные мысли, однако это явление качественно иной природы. В этом читатель сможет убедиться сам из последующего отчета о результатах эксперимента. Социальным правилам крысиные особи обучаются, а не приобретают их по наследству. Выросшая в сравнительной изоляции крыса оказывается лишенной тщеславия, не способна конкурировать с другими за лидерство, не способна отнимать у других пищу и делать доносы и т.п. Обучаются они на собственном опыте, глядя на других, в процессе воспитания их другими крысами и т.п. Они напрашиваются сами собой. У крыс хватает ума открыть их для себя, а крысиное общество поставляет им гигантские возможности для тренировок. В большинстве случаев крысы... Болтун так увлекся чтением, что проехал свою остановку. ПРЕТЕНДЕНТ Как повествуют ибанские историки, пути в трясину власти залиты кровью и слезами. Передовые деятели Ибанска внесли в эти дело свой заметный вклад. А самые гуманные из них изобрели недавно совершенно новый путь, залитый мочой, измазанный г....м и соплями и забрызганный слюной. Именно такой путь избрал покойный Директор и наверняка достиг бы желаемого, если бы не возликовал преждевременно. Претендент метил на то же самое место, что и Директор. И потому они были закадычными друзьями. Сначала Претендент хотел обойти покойного, заручившись поддержкой Теоретика и проскочив сразу в Действительные. Но Директор умело подставил ему ножку, намекнув Теоретику на намерения Претендента, и номер не удался. Претендент приуныл и слег в больницу с повторным аппендицитом. Известие о долгожданной смерти Директора застало его на операционном столе. Растолкав врачей и наспех засунув вонючие кишки в распоротое пузо, Претендент помчался на кладбище и едва успел произнести взволнованную речь. Спи, дорогой товарищ, и не вздумай просыпаться обратно, прорыдал он, брызгая слезой. Дело твое мы захватим и приведем к логическому концу. Потеря, которую потеряла наука из-за потери тебя, невозвратима. Но мы позаботимся о том, чтобы ее умножить. Рыдая загробную речь, Претендент выглядывал место своего будущего торжественного захоронения. Надгробие поручу Мазиле, шевелилось в правой половине его мозгов, совершенно еще не изученной, как установила современная наука, в современной науке. Надо только предупредить, чтобы не выпендривался. Все-таки надгробие на какого-нибудь вшивого профессоришки, а как-никак самого... А что, если... Но об этом пока рано. Левая половина мозгов, ведающая, как точно установила современная наука, реченедержанием, в это время без запинки шпарила загробную программную речь Претендента. Говорить он, конечно, умел. Этого у него не отнимешь. Ошибки он делал реже других, не более трех в длинных иностранных словах и не менее одной в односложных ибанских. Из-за этого его не любили в кругах сотрудников и считали белой вороной. Что он лезет не в свое дело, говорили они промеж собой, занимался бы своей наукой. Спи, дорогой Друг, в десятый раз вопил Претендент. Мы подхватим выпавшее из твоих рук наше общее дело и понесем его... Претендент понял, что ему представился шанс. И решил во что бы то ни стало стать директором. У тебя верный шанс, сказал Мыслитель. Ты должен стать директором. Надо только все обдумать. Надо найти основное звено, ухватившись за которое мы вытащим всю цепь. Претендент, расчувствовался, пообещал Мыслителю место редактора и полставки в Закрытой Школе с закрытым спецбуфетом. После этого Претендент уехал в заграничную командировку. Супруга Претендента позвонила Мыслителю. Одну минуту, сказал Мыслитель, полистав настольный календарь. Приезжай в пятницу от пятнадцати ноль-ноль до шестнадцати тридцати. НЕИЗБЕЖНОСТЬ ОШИБКИ Итак, сказал Мыслитель, с самого начала обрекая Претендента и тем самым себя на провал, составим список всех возможных конкурентов, всех лиц, от которых зависит решение, и наметим наивыгоднейшую линию поведения Журнала. Как начинающие и случайно (т.е. не по законам делания карьеры в данном типе социальности) преуспевшие карьеристы. Претендент и Мыслитель понятия не имели о важнейшем и фундаментальнейшем социальном принципе делания карьеры. Карьеру не делают, карьера делается сама собой. Если она делается, ей не надо мешать. Всякая помощь делающейся карьере ведет к помехам. Если карьера не делается, надо подождать, когда она начнет делаться. Если это не происходит, карьера бессмысленна. Единственное, что требуется от индивида, жаждущего сделать карьеру, это обнаружить себя перед обществом в качестве потенциального карьериста, и ждать последствий. Как правило, желаемые последствия наступают. Надо только уметь их дождаться и вовремя распознать. Претендент, перескочивший, по крайней мере, через пять ступенек законного делания карьеры, а Мыслитель -- по крайней мере через три, не знали также другого фундаментального социального принципа делания карьеры. Карьерист, перескочивший хотя бы через одну ступень нормальной карьеры, должен убедить всех в том, что он удовлетворен достигнутым и не намерен прыгать далее. Претендент и Мыслитель поступили наоборот. Они всем дали понять, что намерены добиваться большего. И хотя все их последующие действия были сделаны по всем правилам карьеризма, исход дела был предрешен. Наконец, Претендент и Мыслитель не знали третьего фундаментального принципа делания карьеры в ибанских условиях: какими бы прогрессивными и передовыми ни были новые или старые веяния, делающий карьеру индивид должен убедить всех заинтересованных в том, что он менее прогрессивен и менее передовой, чем сами эти общие веяния. Претендент и Мыслитель так упорно распускали и поддерживали о себе слухи как о необычайно прогрессивных и передовых деятелях, что, несмотря на их фактическую деятельность, ничего общего не имеющую с прогрессом, многие ответственные лица поверили в то, что они на самом деле прогрессивны. И это их насторожило. А настороженность у нас почти равнозначна запрету. Причем тут совершенно не играет роли общеизвестное правило, согласно которому тот, кто собирается перестраивать, ничего не перестраивает, перестраивает лишь тот, кто заранее не собирался это делать. Причем делает он это помимо воли и не ведая о последствиях. Все эти соображения Болтун изложил Шизофренику в том же самом пивном баре, который доживал последние дни. Назревала мощная кампания по борьбе с пьянством, обусловленная почти полным крахом производства пива, и все пивные заведения готовились к превращению в молочные. При этом, правда, возникала проблема, где достать молоко при отсутствии коров. Но эта проблема уже не представляла трудностей, поскольку пустырь на том берегу речки Ибанючки уже засеяли кукурузой. А там, глядишь, остаются сущие пустяки до полного изма. А кого могут назначить, спросил Шизофреник. Директором будет Некто, а Редактором будет Никто, сказал Болтун. СОЦИАЛЬНЫЕ ФУНКЦИИ МАСТЕРСКОЙ Мазила получил мастерскую. Двенадцать квадратных метров полезной площади, миниатюрный туалет дореволюционного образца, в который можно было мочиться только через ноздрю Пророка или разорванную грудь Орфея, и антресоли, на которых разместился пружинный матрац и пара табуреток. С молниеносной быстротой Мазила завалил мастерскую скульптурами и рисунками с такой степенью плотности, что Болтуну пришлось специально разработать для него инструкцию, как с наименьшими потерями пробираться на антресоли, ставшие после закрытия пивных заведений одним из центров культурной жизни Ибанска. У тебя, говорил Болтун, получился типичный международный проходной салон. Кто тут только ни околачивается! Министры, генералы, потаскухи, итальянцы, художники, стукачи, католики, реабилитированные, подписанты... Тебя тут наверняка насквозь прослушивают, просматривают и пронюхивают. Этот пьяненький придурок, он наверняка там крупный чин. Наплевать, сказал Мазила. С какой-то точки зрения стукачи мало чем отличаются от наших либеральных друзей. Они по крайней мере не изображают из себя мировую скорбь. К тому же я хочу играть в открытую. У меня нет никаких тайн кроме тех, которые общеизвестны. КРЫСЫ Сразу же, буквально через несколько дней после начала эксперимента нам стало казаться, будто крысиная колония обречена на скорую гибель. Происходили поразительные и совершенно необъяснимые с точки зрения существующих теорий явления. Первым делом, стихийно образовались и затем были закреплены официально чрезвычайные группы крыс, которые стали вылавливать особей с наиболее высоким интеллектуальным потенциалом и разрывать их в клочья. Затем наиболее отдаленные участки крысятника были очищены от пищи и укрытий, и туда стали стаями загонять специально отобранных крыс и уничтожать там всеми доступными способами. По каким принципам производился отбор, установить пока не удалось. Были выдвинуты различные гипотезы, но ни одна из них не подтвердилась дальнейшим ходом эксперимента. Уничтожения шли волнами. Теория, объясняющая одну волну, оказывалась непригодной для другой. Тем более, что уничтожающие сами становились уничтожаемыми. Одновременно в крысятнике происходили процессы, которым также не найдено пока удовлетворительного объяснения. Так, одни участки, в которые экспериментаторы поставляли обильную пишу, окружались отрядами крыс, и пища разрушалась. А другие участки, лишенные пищи, превращались в специальные питательные пункты, в них доставлялись скудные объедки, и населению крысятника предоставлялась возможность добывать пропитание в ожесточенной борьбе друг с другом. Но самое, пожалуй, поразительное явление -- все застекленные участки крысария, через которые производилось наблюдение, постепенно стали закрываться крысиным пометом, и возможности наблюдения резко сократились. В глубине крысария образовались зоны, совершенно недоступные наблюдению. И о том, что там происходит, мы могли судить лишь по косвенным свидетельствам: гигантское количество трупов, выбрасываемых из-за перегородок, ручьи крови, вытекающие постоянно из-под них, постоянные непомерные требования пищи и т.д. Однако наши прогнозы относительно неизбежности гибели колонии крысария оказались ошибочными. Об этом красноречиво говорит хотя бы тот факт, что эксперимент продолжался несколько десятков лет. Уже через три года довольно точные подсчеты показали, что население крысария увеличилось почти вдвое (вместо ожидаемого сокращения вдвое), хотя при этом число насильно уничтожаемых особей неуклонно росло. И когда вдруг (опять-таки по неизвестным пока причинам) упомянутое уничтожение резко сократилось (временами оно почти прекращалось совсем; но потом снова начиналось, так что говорить о нем как о временном явлении пока нет оснований), то сразу же сократился прирост населения крысария. Загадочным также осталось и то обстоятельство, что несмотря на стабильное снабжение крысария пищей и даже сокращение питания уровень потребления на крысиную душу временами заметно возрастал при общем росте населения. ЧТО ЕСТЬ ПРАВДА Конечно, говорит Карьерист, искривления были. Но не они же главное. Были же и успехи. И их было неизмеримо больше. И успехи эти достигнуты все-таки благодаря Хозяину, надо же иметь мужество признать это. Успехи достигнуты при Нем, говорит Клеветник, но не благодаря Ему, а вопреки Ему. Неверно, что благодаря Ему, и неверно, что вопреки Ему, говорит Болтун. И даже неверно, что при Его участии. Верно только одно: при Нем. Вдумайтесь в сами выражения "благодаря", "вопреки" и "участие". Что они означают? Первое означает следующее: "Если бы не Он, то было бы хуже". Второе: "Если бы не Он, то было бы лучше". Третье: "Если бы не Он, то было бы иначе". Общее логическое строение этих выражений такое: "Если бы не было X, то было У". Но эти выражения в свою очередь суть лишь сокращение или замена для такой совокупности выражений: 1) на самом деле было X; 2) имеются такие выражения А и В, что факты, обозначаемые выражениями Х и У, соответственно суть элементы множеств А и В (или суть частные случаи соответственно А и В) 3) верно утверждение "Если не -- А, то В". Без такого утверждения проверить ваши заявления невозможно. Можно ли такое утверждение получить? Попробуйте. Для этого надо хотя бы еще раз повторить прошлое с некоторыми вариациями. Не хотите ли Вы пережить пережитое еще разок, ради истины, конечно, но уже без Него? Нет? И не стоит. Вместо него будет другой Он, и для него потребуется все то же самое. Не будет никакого Он, не будет повторена ситуация. Не будет правила. Я не могу с Вами спорить, сказал Клеветник. Это все лишь логические ухищрения. А мы говорим о жизни. Но мы же говорим, сказал Болтун. А значит без логических ухищрений не обойтись, если мы стремимся к истине. Надо рассказать все, как было, сказал Клеветник. Ничего не скрывая. А где у Вас критерии различения того, о чем нужно сказать и о чем не нужно, спросил Болтун. Ведь абсолютно всего не скажешь. Допустим, Вам отведено для того, чтобы рассказать, как все было на самом деле, два тома. О чем Вы будете говорить? Об отклонениях? Об успехах? В какой пропорции? Клеветник будет настаивать на одной пропорции, Шизофреник -- на другой, Сотрудник и Социолог -- на третьей и т.п. Какая из них подлинная? Пусть выскажутся все, сказал Клеветник, в том числе и пострадавшие. Пострадавшие, как правило, говорить не могут, сказал Болтун. Пусть за них скажут другие, сказал Клеветник. Кто, спросил Болтун. И кто им предоставит такую возможность? Добрые начальники? Случай? Хитрость? Обстоятельства? Вот мы и сидим опять у разбитого корыта, сказал Клеветник. Выходит, все разговоры на эту тему бессмысленны. Нет, сказал Болтун. Извините, но я должен заключить нашу беседу банальным назиданием. Разговор о прошлом в подобных ситуациях имеет реальный смысл тогда, когда из прошлого извлекают урок для будущего. Мера правды в таких логически неразрешимых ситуациях определяется тем, какой именно урок хотят извлечь из прошлого. Если не исключают возможности повторить прошлое, боятся ответственности или опасаются любого разоблачения, говорят "Благодаря Ему", "Он сыграл и положительную роль", "Нельзя отрицать, что Он..." и т.п. Если не хотят повторения прошлого, говорят "Вопреки Ему", "Не забывайте, что..." и т.п. Тут возможны варианты. Беспристрастность в таких случаях есть лишь форма сокрытия дурных намерений или страха. БЕСЕДА С ТЕОРЕТИКОМ Вскоре после столкновения с Хряком почти самый главный начальник по теории пригласил Мазилу к себе. Мазила вошел в огромный кабинет и увидел маленького человечка, который крутился на кресле. Человечек бросил на стол пачку писем. Так, значит, мальчиков и девочек совращаете, воскликнул он вместо приветствия. Откуда Вам это известно, спросил Мазила. Вот, читайте, сказал Теоретик. Анонимки, спросил Мазила. Анонимки, сказал Теоретик. Анонимки я не читаю, сказал Мазила. Разговор был длинный и взаимно бесперспективный. Последнее слово, как и положено, сказал Теоретик. Теперь, сказал он, Вам должно быть ясно, что Вам надо непременно разоружиться и отмежеваться. ГЛАВНАЯ ОШИБКА Главная ошибка Претендента и Мыслителя, как утверждал Болтун, заключалась в том, что у них была продуманная безошибочная программа действий, ибо в том деле, для которого эта программа была придумана, в принципе противопоказана какая бы то ни было программа. Программа ПМ состояла из двух частей -- из тайной и неосознанной, которая была абсолютно ясна им и всем окружающим, и открытой и постоянно декларируемой, которую они сами и все окружающие никак не могли осознать. Тайная часть заключалась в следующем. Во-первых, везде, где только можно, но ни в коем случае не печатно, дискредитировать Секретаря и всех его соратников и холуев как чудовищное порождение режима Хозяина, как угрозу наступившим новым веяниям, как реакционеров, невежд, бездельников. Во-вторых, надо игнорировать, замалчивать и зажимать Клеветника и всю публику такого рода, но дать два-три материала, разоблачающих их грубую теоретическую ошибку. В-третьих, надо найти подходящую политическую ошибку и разоблачить ее так, чтобы было всем известно, но не печатно. Для этого надо обратить внимание на Стенгазету, там эти хулиганы из группы Клеветника что-то готовят. Не надо им мешать. Пусть зарвутся. Секретарь и иже с ними, конечно, не рискнут вмешаться. У них репутация подмочена, да они и не поймут, в чем дело. Было бы неплохо, если бы хулиганы накинулись на Секретаря. Тогда и Секретарю влетит, они это смогут сделать здорово. И вместе с тем поправить их на таком материале!.. Открытая часть программы ПМ заключалась в следующем. Надо, во-первых, установить тесный и правильный (а не неправильный, как было раньше) контакт с естествознанием. Для этого надо регулярно в Журнале печатать статьи выдающихся (читай: давно выживших из ума) ученых по общим проблемам современной науки (читай: общий банальный треп по проблемам столетней давности). Надо, во-вторых, установить тесный контакт с практикой нашего строительства. Для этого надо регулярно печатать статьи работников руководящих инстанций (читай: конечно, для этого надо эти статьи им сочинять, но зато подписи должны быть подлинными и оригинальными). В-третьих, надо поднять теоретический и профессиональный уровень статей (читай: как можно больше непонятных выражений, зарубежных имен, туманных фраз и головоломных разглагольствований). Тайный замысел открытой части был детски прозрачен: заручиться поддержкой того и другого аппарата, обрести полную независимость от среды своих коллег, стать нужными самым высшим верхам. Но это не играло никакой роли, ибо не существовало как официальный факт. Мыслитель встретился с Кисом и договорился относительно статьи на тему о соотношении науки и идеологии. Посоветовал посмотреть новую книгу Клеветника. Громить, конечно, не следует. Но можно дать вполне корректную критику. Тем более Клеветник наговорил много глупостей. Стенгазету повесили. Она имела успех. Претендент сразу нашел в ней то, что нужно, позвонил Помощнику. Газету сняли. Назначили специальную комиссию, в которую вошел Претендент. Стали известны кандидаты на пост Директора. Претендент фигурировал третьим номером. Это его не смущало, так как первые два, он знал, заведомо исключались. Первый хочет, но его не отпустят. Второй не хочет, но его не допустят. А над остальными надо поработать. Кстати, в статье Киса (ее надо срочно дать в номер) надо упомянуть, что один из конкурентов подписывал книгу Клеветника в печать, другой был ответственным редактором, а третий даже на нее сослался. КРЫСЫ Мы с самого начала обнаружили, читал Болтун, поразительное явление, а именно -- раздвоенность поведения крысиных особей. Один аспект поведения мы назвали собственно социальным, а другой -- официальным. Соотношение этих аспектов определяется следующими принципами. Официальность есть общепризнанная форма признания социальности. Официальность есть... Болтун чувствовал, что он уже где-то читал нечто подобное, но вспомнить никак не мог. Например, читал он далее, лидер крысиной группы социально не может иметь интеллектуальный потенциал выше потенциала группы, а официально он не может быть глупее группы. Поскольку имеет место тенденция к соответствию социального и официального, имеет место тенденция к снижению интеллектуального потенциала группы. Были зарегистрированы многочисленные случаи, когда буквально за несколько месяцев он падал в несколько раз и опускался ниже пороговой нормы, что приводило, в конце концов, к катастрофическим последствиям. РОБОТЫ Цикл "Роботы" -- трансформированные человеческие тела и комбинации частей человеческих тел, частей животных и технических конструкций. Тема цикла -- борьба в человеке духовного и животного, естественного и урбанистического. Шизофреник сказал, что это несколько туманно. Твои уроды не случайность. И не от ума. А откуда-то из желудка и даже из кишок. Эпоха Хозяина, продолжал Шизофреник, что это такое? Массовый террор? Всеобщее ликование? Крах сельского хозяйства? Взлет индустрии? Падение культуры? Выдающиеся успехи? Отчаяние? Радость? Что, в конце концов, было? Ошибки? Отступления? Гениальные планы? Что? Что угодно. Но не в этом суть. Суть в том, что в это время рождался и родился новый тип социального индивида и адекватная его природе система социальных отношений. Родился индивид, который на голову выше человека, но имеет очень маленькую головку (или совсем не имеет ее) и пустое сердце (или каменное сердце). Твои "Роботы" суть точный портрет этого индивида. Не "Давид" Микельанджело и не "Мыслитель" Родена, как изображают дело официально, а именно твои "Роботы". Если уж говорить о теме "Роботов", то точнее надо сказать так: борьба античеловеческого против человеческого в человеке, причем борьба, в которой человеческое терпит сокрушительные поражения и обречено на муки. Звучит красиво, сказал Болтун. И правильно. Только я бы предпочел что-нибудь попроще. Например, -- "Карти