сь и есть. ЭН жил и живет в поле этой концепции. Он фактически работает над ее воплощением в рисунках, гравюрах и скульптурах, -- работает над созданием предметов культа этой концепции. Но такой концепции пока еще нет в виде четко локализованных и более или менее широко признанных идеологических текстов. То, что делал Шизофреник, есть шаг к этому. Но вместе с тем это шаг в другом направлении, противоположном идеологическому. А пока такой четко определившейся концепции нет, продукты творчества остаются в ином качестве. К ним подходят с обычной меркой, хотя они уже не есть произведения искусства в обычном смысле. Они есть нечто большее и иное. Поскольку ЭН создал целый мир вещей, которые потенциально могут стать явлениями культа, это облегчает задачу выработки упомянутой концепции. Здесь влияние взаимное. Но я оставлю вопрос о том, какой вид должна принять идеологическая концепция, ассоциируемая с творчеством ЭН, и перейду к более техническому аспекту дела. Я говорил, что смысловые единицы у ЭН объединяются по особым правилам композиции в смысловые фразы и тексты. Существенно здесь то, что эти правила композиции имеют природу не имманентную искусству как таковому (т.е. обусловлены не средствами изображения), а имманентную рассматриваемой идеологической концепции. Без последней они суть непонятное нагромождение непонятных форм. Без идеологических связей в работах ЭН нет никаких фраз и текстов. Таким образом, поднявшись от работ ЭН до некоей предполагаемой идеологической концепции, мы затем должны от нее опуститься обратно, т.е. должны как бы привнести в работы ЭН заложенный в них смысл теперь извне как нечто совершенно постороннее. Здесь, как видим, действует некоторый общий принцип функционирования вещественных воплощений идеологических феноменов. Интересно, что смысловые фразы у ЭН образуют не обязательно смысловые единицы, расположенные рядом (например, в одной комнате, на одном листе бумаги), а рядом расположенные единицы могут быть единицами из разных фраз -- основа и скрытый ритм его полифонии. Нужна память и хорошее знание большого комплекса работ ЭН, чтобы читать их именно как фразы и совокупности фраз. Конечно, их можно упорядочить, что облегчит их изучение новичками. Но для этого надо еще построить общие правила идеологической грамматики языка. БОЛЬШОЕ И МАЛОЕ Зато Монумент Павшим пошел с необычной скоростью, сказал Мазила. К чему бы это, спросил Неврастеник. Скоро открытие, сказал Мазила. Без меня не успеют. Ясно, сказал Неврастеник. А потом тебя из списка авторов выкинут под каким-нибудь соусом. Вполне возможно, сказал Мазила. Они там без меня внесли пустяковое изменение и трубят о нем как о радикальном пересмотре проекта. Да я и сам не очень-то стремлюсь быть автором этой штуки. Дело не в том, чего хочешь ты, говорит Неврастеник. Дело в том, как ведут себя они. Бывают ситуации, когда любые действия людей имеют один и тот же смысл. Почему? Потому, что все они в этой ситуации обозначают положенное реагирование. Ну и черт с ними, сказал Мазила. Все это ничтожные пустяки. Так-то оно так, сказал Неврастеник. Из тысячи мелких удач не сложишь одной большой. Но из тысячи мелких пакостей складывается одна большая мерзость. ДОБАВКА Жлоб и Мерин раздобыли пару буханок антрацита -- черного хлеба необыкновенной степени твердости. Где это вам удалось, спросил Лейтенант. Там, неопределенно махнул рукой Мерин, за часы. Эх, если бы к такой жратве да граммчиков сто, вздохнул Пораженец. У меня тут кое-что есть, сказал Лейтенант и вытащил из вещмешка почти новые хромовые сапоги. Можно их реализовать? Запросто, сказал Пораженец, схватил сапоги и через полчаса ввалился в блиндаж с полным котелком неочищенного спирта. В нашей родной и далекой школе, мечтательно говорит уклонист, после выпивки, была разработана целая теория, как раздобыть добавку. Но, к сожалению, всякая подлинно научная теория имеет ограниченную сферу приложения. Попробуй, например, реализуй здесь такой фундаментальный принцип: если у поварихи есть дочка, женись на ней; если у поварихи нет дочки, женись на поварихе! А с помощью нашего всеобщего изма тут кроме пятерки по политподготовке не заработаешь ничего. На кой.... она тут?!.. Когда-то я помнил эту теорию назубок. Изящная теория!! Куда до нее электродинамике! А это, скажу я вам, одна из самых красивых теорий в науке. Электродинамика в сравнении с прибавкологией выглядит примерно так же, как Жлоб в сравнении с Дон-Жуаном. Теперь одни обрывки остались в памяти. Вот, к примеру, основополагающий постулат добавкологии: нет ничего невозможного. Помните Сачка? Сволочь порядочная, но теорию знал. Это у него не отнимешь. Так он в соответствии с этим постулатом через отдушину над плитой, в которую с трудом пролезала рука, вытащил с плиты огромную налитую до краев кипящим маслом миску, не пролил ни капли, проглотил содержимое миски вместе с миской и скрылся неопознанным. Миску потом выплюнул чистенькую. Сотрудник, полный профан в теории, месяц трудился у этой дырки, пытаясь протянуть через нее с плиты карандаш. Ничего, разумеется, не вышло. Методы приобретения добавки разработаны с учетом конкретных условий. Диалектика высшего класса! Отправляясь шакалить, оцени общую ситуацию в подразделении, количество имеющегося в твоем распоряжении времени, особенности кухонного наряда и особенности поварской смены. Если, например, в подразделении суматоха, не раздумывая, смело иди на кухню или в хлеборезку, деловито бери то, что первым подвернется под руку -- буханку хлеба, кастрюлю щей, кусок сала или мыла, -- и спокойно уходи. Если у тебя много свободного времени, можешь, например, сделать вид, что ты пришел в столовую почитать книжку, а то в казарме покоя не дают, выждать подходящий момент и незаметно стянуть что-нибудь. Не исключена возможность, что тебе при этом что-нибудь подкинут сами повара добровольно. В зависимости от особенностей поварской смены можешь пользоваться традиционно психологическим методом или методом парапсихологии (сейчас это особенно модно!). Вот один из приемов традиционной психологии. Подходишь к раздаточному окну и невинными глазами смотришь на повариху. Тебя отгонит дежурный по столовой. Вернись и смотри снова. Тебя отгонит дежурный по части. Вернись и смотри снова. Смотри, и больше ничего. Рано или поздно повариха не выдержит и сунет тебе в рыло миску второго: отвяжись, мол, зараза! Парапсихология предполагает более высокий уровень интеллекта. Приходишь к окну и упорно смотришь не на повариху, а на кастрюлю. Главное, сосредоточить на ней все внимание и не отвлекаться. Через десять-пятнадцать минут кастрюля начнет подпрыгивать на плите. Через полчаса она сама поплывет к тебе в руки. Сказки все это, сказал Жлоб. Антинаучные идеалистические сказки. Как сказать, усмехается Уклонист, факты были. И ты это видел, спросил Жлоб. Я -- нет, усмехается Уклонист. Но люди видели. А показаниям очевидцев надо верить. Вспомни-ка, что приснилось тебе, когда Сержант и Интеллигент напоролись на мину! В землянке наступила зловещая тишина. Тоска, сказал Лейтенант. А ну, гони что-нибудь отвлекающее! В семнадцать лет еще мальчишка Служить в пилоты я пошел, не то запел, не то заплакал Паникер. В машине быстрой и послушной Себе подругу я нашел, зашептал опьяневший взвод. Слушать "летчиков" пришли из соседнего взвода. Стало теплее. Прошли года, промчались версты Войной исхоженных дорог. Ах где ты, где ты потерялся, Мой не взлетевший ястребок. ТИПИЧНОСТЬ ИСКЛЮЧЕНИЯ Я полностью согласен с тем, что мы составляем ничтожную часть населения, говорит Болтун. Но значит ли это, что наши проблемы несущественны для этого общества? Мазила, например, может быть вообще один в нашем обществе художник такого масштаба и типа. И именно реакция на Мазилу обнаруживает, что из себя представляет данное общество с такой-то точки зрения. Этим объясняется, почему художников такого типа у нас нет или почти нет. Или они не процветают. Наши проблемы не типичны в смысле общности или массовости. Но они глубже, ибо они характерны. Они суть индикаторные или характеристические проблемы нашего общества. Мне не совсем ясно, говорит Мазила, в каком смысле они характерны. Представь себе, говорит Болтун, есть некая среда, которую ты хочешь изучить. Есть разные способы изучения. И в частности -- такой способ. В среду погружается некое экспериментальное тело с заранее установленными свойствами. И по каким-то признакам фиксируют реакции изучаемой среды на это тело. Потом на вопрос о том, что из себя представляет эта среда, указывают именно на эту реакцию. Особенность нашего случая состоит в том, что такие характеристические тела вырастают сами внутри данной среды, а не помещаются в нее извне, являются ее законным продуктом и, вместе с тем, испытывают на себе воздействие этой своей родной среды как чужеродные ей явления. А поскольку эти тела имеют душу, мечтают, любят, ненавидят, страдают, творят и т.п., возникают специфические для них проблемы. Общество усиленно старается избавиться от этих проблем и представить дело так, будто это не его проблемы. Но, увы, они суть его собственные проблемы в неизмеримо большей степени, чем все те проблемы, которые оно официально рекламирует как органически присущие ему. Естественно, говорит Мазила, общество прячет свои болячки. Нет, говорит Болтун, это не болячки. Тут наоборот, общество стремится спрятать и ликвидировать заложенные в нем самом здоровые начала. Общество прячет свои здоровячки. ДВОЙСТВЕННОСТЬ[x] Почти все искусствоведы, изучающие творчество ЭН, отмечают двойственность его положения. С одной стороны, он не выставляется, при всяком удобном и неудобном случае его поносят, его имя вычеркивают из списков авторских коллективов, за границу его не пускают, никаких званий у него нет. С этой точки зрения он занимает самое низкое положение в системе нашего изобразительного искусства. С другой стороны, он выполняет работы, которые у нас доверяют выполнять лишь немногим скульптурным генералам. В чем дело? Случайность? Наличие двух борющихся сил в стране? Мне кажется, дело тут гораздо серьезнее. По идее, ЭН должен был бы быть признанным государственным скульптором. Он мог бы дать гениальное воплощение в скульптуре идеологии этого общества. Те люди, которые привлекают его для создания грандиозных барельефов и монументов, чуют это. Но наше общество сложилось в определенных исторически данных условиях и живет в определенной международной среде. Есть исторически сложившиеся традиции. Взять хотя бы такой пример. Засилие колонн в архитектуре до войны и первые годы после войны. Откуда это? Ясно, от прошлого. Мы" то пережили. Усвоили модернистские формы в архитектуре. Традиции передвижников, и те уже фактически пережиты. Однако, эти случаи пока единичны. В целом же у нас господствуют традиционные представления в искусстве и об искусстве (в особенности -- в самой среде искусства), с точки зрения которых ЭН выглядит как нечто враждебное официальному искусству. Его коллеги усиленно культивируют такое представление о нем. Отсюда -- приниженность его положения. Вот и получается очередной парадокс: ЭН есть враг существующего положения в нашем искусстве вследствие того, что мог бы стать его блестящим представителем. ГДЕ СПРАВЕДЛИВОСТЬ Прислали к нам в полк одного типа из высших сфер, говорит Юморист. Ему, видите ли, нужно дать большой орден, а для этого нужно участие в боях. Посадили ко мне стрелком. И полет-то был пустяковый. Слегка постреляли зенитки, пара истребителей попугала. А он всю машину мне облевал. Прилетели домой. Говорю, чисть машину. Он на меня, мол, с кем разговариваешь. Вытащил я пистолет. Если не вычистишь машину, говорю, пристрелю. Вычистил. А если бы отказался, спрашивает Паникер. Пристрелил бы, говорит Юморист. Из-за такого пустяка, говорит Мерин. Иногда пустяк становится символом чего-то значительного, говорит Юморист. А чем кончилось, спрашивает Уклонист. Каждый получил по заслугам, сказал Юморист. ПОДЛИННОЕ ИСКУССТВО Вы правы, говорит Неврастеник. В наших старых писателях чувствуется двойственность. В чем ее причина? В писатели они отбирались по старым критериям, т.е. как талантливые люди. А врали они уже по новым канонам. Для теперешних писателей это противоречие снято. Они отбираются в писатели в полном соответствии с теми задачами, которые им предстоит решать. Для этого вполне достаточно посредственности. Поскольку несколько десятков тысяч писателей, это несколько десятков тысяч посредственностей, то гармония полная. Значит Ваша литература, не есть искусство в собственном смысле слова, говорит Журналист. Нет, говорит Неврастеник. Она-то и есть искусство в собственном смысле слова. Так же, как и ваша. У вас только качество нормального писателя повыше, тип несколько иной. Может быть отдельные таланты ухитряются выжить. В общем, различие такое же, как в любом другом виде массовой продукции. Мы предпочитаем читать ваших писателей по той же причине, по какой предпочитаем носить импортные штаны и жрать импортных кур. Значит все идет нормально, говорит Журналист. К чему же драмы? Какие драмы, говорит Неврастеник. Вы спрашиваете, мы отвечаем. А говорить правду -- еще не значит драматизировать. Драматизируете вы сами, глядя на нас. Мы же просто живем. ЧЕЛОВЕК И НАУЧНО ТЕХНИЧЕСКИЙ ПРОГРЕСС В конце концов все решит прогресс науки и техники, говорит Ученый. Жилье, предметы бытовой культуры, транспорт, одежда и даже питание, -- разве это не продукт современной науки и техники? А возможности их в принципе не ограничены. Так-то оно так, говорит Неврастеник. А научно-техническое мясо что-то на прилавках не появляется. Поразительные мы все-таки люди, говорит Болтун. Видим одну проблему. Формулируем ее так, что перескакиваем на другую. А обсуждаем затем третью, не имеющую к ним никакого отношения. Мы начали с вопроса: влияет или нет развитие науки и техники на социальную структуру общества. Сформулировали ее так, что получился другой вопрос: сказывается или нет развитие науки и техники на субъективном состоянии людей. А говорим на тему, как это развитие сказывается на условиях жизни человека. И в чем тут, собственно говоря, проблема? Факт остается фактом: в Париж за два часа летают одни, а в часы пик в автобусы и вагоны метро врываются другие. Значит есть что-то в социальной структуре общества, что не зависит от научно-технического прогресса. В чем состоит это "что-то"? В формуле человеческого счастья фигурируют не абсолютные величины благополучия и неблагополучия, а их отношения. Человек, например, не станет счастливее от того, что ему положение улучшат на десять процентов, а другим -- на пятьдесят. Уровень счастливости как субъективного состояния прямо пропорционален величине социальной ценности человека и обратно пропорционален величине своего собственного представления о своей субъективной ценности. Первая имеет тенденцию к снижению, вторая -- к увеличению независимо от научно-технического прогресса. А что такое человек? Какие качества вы имеете в виду? Кровяное давление? Мебельный гарнитур? Человек -- это, между прочим, честь, совесть, стремление к свободе воли и выбора, к свободе перемещений, к свободе творчества и т.п. Человек есть еще и гражданин. Как тут участвует развитие науки и техники? Они тут совсем не причем. Из человека-скота надо еще лепить человека-гражданина. Лепить совсем из других источников. По особым правилам. Особыми средствами. И каждый раз заново. И воевать за это надо. Тут есть своя автономная история. Человека гражданином делает не наука и техника, а искусство, нравственность, религия, идеология, постоянный опыт сопротивления. Не любое искусство, не любая мораль, не любая идеология. И не всякая борьба за свое "я". Суть дела тут в том, какие именно искусство, мораль, идеология и т.д. способны делать из человека-скота человека-гражданина. Кто именно этим занимается профессионально и будет заниматься. Литератор или Правдец? Мазила или Художник? Клеветник или Троглодит? Убери эту персональную конкретность, получишь официальную пустую схему: человека надо воспитывать. Мазила по скульптуре знает, какими неуловимыми бывают иногда переходы от подлинности к подделке. Я уж не говорю о том, что опыт сопротивления может дать антигражданина. ПРАВИЛЬНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ В ЖИЗНИ Хочешь счастливо прожить, Научися блох ловить. (Из "Баллады") Самая страшная вещь в жизни, говорит Жлоб -- это блохи. Когда их много. Одна блоха -- всего лишь блоха. Десяток блок -- терпимо. Но сотни блох, кидающихся на тебя сразу со всех сторон -- это кошмар. Их не видно. Непонятно, где они кусают, как, за что. Никакого спасения. Лучше со стадом львов сражаться. Или даже с волками. На худой конец -- с шакалами. Но с полчищами блох сражаться бессмысленно. Блохи -- не самое страшное, говорит Мерин. Я в кавалерии служил. У нас блохи дохли от изнеможения сами. Кавалерия ж это вам не школа жизни. Это академия жизни. Главное условие счастливой жизни, это я понял только благодаря кавалерии, научиться нормально жить задом наперед и вверх ногами. Едва успели мы обучится залезать без посторонней помощи на наших боевых подруг с дореволюционным стажем, как нас стали учить... Чему бы вы подумали? Джигитовке! Заезжаем в манеж. Посредине старшина с хлыстиком. Вольт налево дела-а-ай! К пешему бою с посадкой слеза-а-а-а-ай! Ножницы дела-а-а-а-ай! Перевернешься с грехом пополам задом наперед, тут-то и наступает главное событие сезона. Армейские лошади усваивают не только команды, но и солдатские шутки. Как только твоя склонная к юмору Осока, Акула или Лорелея заметила левым глазом, что ты отважился задрать кверху ноги, она прямым ходом из манежа мчит тебя к полковому штабу. Весь штаб вылезает наружу и надрывается от хохота во главе с командиром. Потом она прет тебя к штабу соседнего полка. И там повторяется та же картина. Потом к санчасти. Потом к ветлазарету. Потом к клубу. Потом к дому начсостава. Ты мертвой хваткой вцепился в хвост и в гриву. Перед самым носом у тебя мелькают мощные подковы. Одним щелчком такая может пробить череп мамонта. А твою пустую хрупкую черепушку разнесет вдребезги. Всем смешно. А каково тебе? Объехав так все дивизионные службы, ты мчишься за десять верст к штабу дивизии. Тут твоя Пенелопа начинает вытворять такое! Только что на хвосте не стоит! Ни в одном цирке не увидишь! После того, как командир дивизии уписается от хохота, ты мчишься в манеж родного эскадрона и как ни в чем не бывало включаешься в общий строй. Вольт налево дела-а-а-ай! К пешему бою с посадкой слеза-а-а-ай! Если выйду из этой передряги живым и разведу детей, первым делом научу их жить задом наперед и вверх ногами. Пусть хоть дети будут счастливы. ПОТОК[x] ЭН -- художник не отдельного состояния и даже не серии состояний, а потока. Это очевидно в отношении его графики и не столь очевидно в отношении скульптуры. В скульптуре он более известен как монументалист в обычном смысле слова (хотя и оригинальный) и официально много работает в этом качестве. Но я хорошо знаком с тем, что остается в его мастерской и в неизмеримо большей степени находится в состоянии замыслов. За многие годы нашего знакомства я научился зрительно представлять себе эти замыслы реализованными. И здесь преобладает то же стремление к форме потока, которую он нашел в графике и в которой достиг виртуозного совершенства. Если эти замыслы удастся реализовать в предполагаемых гигантских масштабах, то человечество станет обладать одним из самых изумительных шедевров за всю историю мирового искусства. Я нисколько не преувеличиваю, ибо даже в малых камерных масштабах и в отдельных фрагментах скульптурный поток, уже созданный ЭН, есть явление в изобразительном искусстве уникальное. ЭН не сразу пришел к форме потока. Вот грубая схема его творческой эволюции. ЭН работает как скульптор. Намечается тенденция к проблемам трансформации. Делает рисунки. Но лишь -- для скульптуры. Я тогда назвал их скульптурной графикой. Рисунки, сами по себе, прекрасные. Они приобрели самостоятельную ценность в глазах почитателей. Это оказало какое-то давление на ЭН. Плюс к тому -- невозможность реализовать какие-то замыслы в скульптуре и легкость реализации в графике. В результате начинается ЭН-график. В графический период, который еще не завершился, ЭН постоянно работает как скульптор. Но его дальнейшее качественное развитие как художника проходило главным образом в графике. Две линии здесь непосредственно вели к форме потока: композиционно сложные виртуозные гравюры и серии из большого числа гравюр, связанных единым переживанием. Иллюстрации к Данте и Достоевскому -- переломный пункт. Это еще не поток. Но они уже содержат нечто такое, из-за чего их уже нельзя свести просто к сериям. В это время ЭН создает сотни гравюр различного содержания, а вернее -- без определенного, в обычном смысле слова, содержания. Или с абстрактным содержанием: возникновение, превращение в противоположность, разрушение, созревание и т.п. В этот графический период был накоплен колоссальный опыт разработки абстрактных тем, в созданном материале как-то сами собой обозначились циклы, связи, переходы и т.д. Наметился какой-то детерминированный порядок для отдельных наборов гравюр. Я не раз обращал внимание ЭН на возможность объединять многие его гравюры в упорядоченные и внутренне связанные циклы. Думаю, что это замечали и другие. Думаю, что и сам ЭН заметил это. Важно то, что явление, о котором я пишу, было сначала создано в некотором пока еще аморфном виде. Затем оно было понято как факт и оценено с точки зрения дальнейших перспектив. Наконец, оно получило осязаемое воплощение в заранее задуманных циклах рисунков, физически скрепленных в единое целое. Я имею в виду беспрецедентные альбомы ЭН. Так родилась новая форма в графике, которую я условно называю здесь потоком. Далее форма потока, найденная в графике, оказывает обратное влияние на скульптуру. Но что такое поток? Это синтетическая форма. Описание ее требует длительного труда и специальных исторических сопоставлений. Я могу сделать по этому поводу лишь несколько замечаний. Поток противопоставляется отдельному состоянию как упорядоченная совокупность состояний. Состояние и поток состояний надо, как мне кажется, отличать от статики и динамизма. Состояние может быть динамичным, а поток может быть статичным. В поточных формах ЭН есть и статика и динамика. В них часто можно увидеть в высшей степени статичные фигуры. Создается впечатление, будто автор их приложил немало усилий к тому, чтобы остановить в этих местах непрерывное движение. Я думаю, что работы ЭН вообще не казались бы такими динамичными (а динамизм отмечают все его рецензенты, ибо он бросается в глаза как результат), если бы не содержали в себе четко сделанную, но не столь явную статику. Различие потока и состояния я вижу не в различии динамики и статики, а совсем в ином плане. Далее, поток как упорядоченный непрерывный ряд достаточно большого числа рисунков, гравюр и скульптур надо отличать от серии. Отличие состоит в том, что в серии каждый элемент имеет самостоятельный смысл, если, конечно, к ним применимо понятие смысла. В потоке же каждый элемент предполагает и продолжает по смыслу некоторый другой элемент, сохраняя при этом значение самостоятельной смысловой фразы. Независимо от альбомов, где это очевидно и предполагается заранее, в целом ряде случаев рассмотрение отдельных гравюр ЭН побуждает невольно отыскивать другие гравюры в качестве предшествующих или последующих. Причем не любые гравюры отбираются на эту роль. Иногда наборы из нескольких гравюр располагаются в завершенные циклы, имеющие начало и конец, а также внутренний порядок, отвечающий какому-то чувству наблюдателя. Наконец, поскольку основу потока рисунков, гравюр и скульптур образует смысловое единство и смысловая упорядоченность, то поток как произведение искусства воспринимается и переживается аналогично тому, как воспринимается и переживается балет или симфония. Конечно, работы ЭН доставляют эстетическое наслаждение как элементы серий, и как самостоятельные единицы независимо от других. Но это наслаждение оказывается выше и иного качества, если удается научиться воспринимать их именно как потоки в том смысле слова, как я это описал, сознаюсь, весьма приблизительно. СОЦИАЛЬНАЯ ОРИЕНТАЦИЯ Все это -- преходящие пустяки, сказал Журналист. Один пустяк уходит, другой приходит, сказал Посетитель. А система пустяков остается. Зайдемте сюда, я Вам кое-что покажу. Видите -- очередь? Три человека. Смотрите, стоят и стоят. Видите, сколько людей за прилавком? Да, сказал Журналист, но почему они не отпускают? На Ваш вопрос ответить невозможно, сказал Посетитель. Причин нет. Говорить о причинах тут бессмысленно. Смотрите, очередь уже двенадцать человек. Нервничают. Сейчас вот эти люди полезут без очереди. Думаете, им это нужно до зарезу? Ничего подобного. Вот парень получил без очереди и теперь стоит без дела. Сейчас кто-нибудь из очереди сделает замечание тем, кто лезет без очереди. Видите? А в очереди обязательно найдется тот, кто будет защищать нарушителей и обвинять в мелочности сделавшего замечание. Что он от этого имеет? Ничего. Цель? Никакой. Теперь кто-то начнет ругать продавцов. Кто-то начнет ругать тех, кто ругает продавцов. Обратите внимание на стоящих в очереди. Обычные люди. Увидите их на улице. Вам и в голову не придет, что они могут стать элементом социальной проблемы, которую я Вам демонстрирую в натуре. Итак, сколько прошло времени? Сколько испорчено настроения? Для Вас это пустяки. Для нас -- стиль жизни. Я мог бы провести Вас по всем жизненно важным точкам соприкосновения человека с другими людьми и показать, что эти пустяки заполняют всю нашу жизнь. Мы имеем с ними дело ежеминутно. В большом и малом. На работе и дома. Везде. Мы от них не можем уйти. Вы говорили" что все ибанцы, с которыми Вам приходится иметь дело, неврастеники. Не хочу употреблять медицинских терминов. Но что-то похожее есть. Человеческие нервы способны выдержать большую нагрузку. Но при одном условии: если она рациональна, т.е. имеет причинное или целевое объяснение. Здесь же все иррационально. Вы спрашивали, почему люди эти так себя ведут и каковы их цели. Тут нет причин. Нет целей. Нет злого умысла. В этой системе не работают привычные опоры социального поведения "почему", "за что", "для чего". Короче говоря, здесь отсутствуют критерии социальной ориентации. Выражаясь научно, индивид здесь не может установить свое положение в социальном пространстве, у него для этого нет системы отсчета. Отсюда странности в поведении у всех в тех или иных ситуациях, когда от них зависят другие люди или они зависят от других. А восприятие поведения остается обычным. Причем, свое поведение в отношении людей воспринимается как норма, ибо оно в духе обстоятельств, чужое -- как отклонение от нормы, ибо оно противоречит здравому смыслу и иррационально. Отсюда обычная формула: "Люди посходили с ума!", "Люди взбесились!", "Что творится с людьми!". Вы слышали когда-нибудь, чтобы человек воскликнул: "Я посходил с ума!", "Я взбесился!", "Что творится со мной!"? Где выход? Лезть в начальство как можно выше. Многие так и делают. Но далеко не всем это удается. Притом на этом пути люди погружаются в трясину иного рода, аналогичную с рассматриваемой точки зрения той, от которой они бежали. Заниматься самовоспитанием, встав на путь крайнего самоограничения. А многие ли на это способны. Социальные преобразования. Я не либерал. И даже не причисляю себя к прогрессивным силам. Потому могу позволить себе сказать то, о чем стыдятся говорить другие. Кто будет проводить преобразования, какие и как? Люди типа Претендента? Избави боже! Они еще власть не взяли, а уже руки выламывают. По программе Правдеца? Она практически нелепа и неосуществима. Я эту проблему изучал много лет. Наш прогресс всецело в руках высшего руководства. А оно даже при желании не может забежать далеко вперед от реальных возможностей, А Ваша личная программа, спросил Журналист. Она касается лично меня, сказал Посетитель. Я ее не скрываю и передаю свой опыт всем желающим. Но это лишь для странных одиночек вроде меня. Суть ее -- создать внутри самого человека такую систему отсчета, чтобы он окружающую иррациональную действительность воспринимал как нормально организованное общество и хорошо себя чувствовал в нем. Приспособиться, спросил Журналист, Можете называть так, сказал Посетитель. Но что, в конце концов, главное для людей? Сумма счастья. Но ведь этим же делом занята ваша официальная идеология, сказал Журналист. Она апеллирует к науке, законам, к истине, к причинам и следствиям, к планам и т.п., сказал Посетитель. Потому она сама без надобности ставит себя в положение лгуна и лицемера, хотя обвинять ее во лжи и лицемерии бессмысленно. Попробуйте, подсчитайте, какова теперь доля ее участия в сумме человеческого счастья! РЕШЕНИЕ Есть Решение, сказал Большой Полководец Полководцу Поменьше. По этому Решению тебе предстоит трудная, но почетная задача. К Празднику возьмешь пункт Н. Возьму, сказал Полководец Поменьше. И вызвал Полководца Ещеменьше. К Празднику возьмешь пункт Н, сказал он. Пункт Н, удивился Полководец Ещеменьше, Вроде бы незачем. Да вроде бы и нечем. Есть Решение, сказал Полководец Поменьше. Людей к Празднику порадовать надо. Возьмешь Н, иначе... Возьму, сказал Полководец Ещеменьше. Только силенок маловато. Подкинем штрафников, сказал Полководец Поменьше. Благодарю за доверие, сказал Полководец Ещеменьше. Возьму Н точно в дцать-ноль-ноль. И поехал брать Н. Приказываю взять Н в дцать-ноль-ноль, сказал Полководец Ещеменьше Начальнику. Слушаюсь, сказал Начальник. Силенок только маловато. Будут штрафники, сказал Полководец Ещеменьше. Возьмем, сказал Начальник. Правда, сорок километров по грязи -- вымотаются. В атаку не поднимешь. Да и вооружение -- одни винтовки. Перебрось в тыл Заградотряд, сказал Полководец. Усиль отряд пулеметами. И главное -- не забывай, что они тоже люди. У нас человек на первом месте. К людям подход нужен. Слушаюсь, сказал Начальник. И поехал к штрафникам применять свой подход к человеку, который у нас на первом месте. А штрафники после сорокакилометрового марш-броска в беспамятстве стояли по колена в грязи, забыв о пропавшем завтраке, обеде и ужине. Гляди, говорит Уклонист. Видишь? Это конец. Метрах в трехстах в тылу штрафного батальона занимали позиции сытые, хорошо одетые парни с пулеметами и автоматами. Вижу, говорит Паникер Авось пронесет. Я везучий. ВЛАСТЬ Покопайте любого нашего начальничка, говорит Неврастеник, и найдете посредственного инженера или бездарного аспиранта, бесперспективного студента, зубрилу-школьника, двоечника, фискала, труса, лодыря и т.п. Соберите их и дайте им простенький диктант на уровне пятого класса. В каждом предложении наделают минимум по паре ошибок. Про задачку на две трубы в бассейне я уж не говорю. Но дела-то все-таки делаются, говорит Журналист. Не все же они такие. Все, говорит Неврастеник. Дела делаются благодаря тому, что одни эксплуатируют в свою пользу интеллект, терпение и мужество других. Жизненные соки общества текут по не зависящим от них артериям. Они их сосут. Надо изменить принципы отбора людей в систему власти, говорит Журналист. Это невозможно, говорит Неврастеник. В обществе есть миллионы точек, в которых происходит выталкивание людей в систему власти и подготовка к этому. За этим не уследишь. Да и кто будет следить? Те, кто за этим следит фактически (десятки миллионов лиц, причастных к данной системе власти), делают именно то, что нужно и что ведет к результату, с которого мы и начали. Но так же не может продолжаться вечно, говорит Журналист. Наша история находит для себя свойственный для нее традиционный выход, говорит Неврастеник. Вокруг высшей власти складывается постепенно "просвещенный" слой. В основном -- из их собственных детей, зятьев и т.п. Этот слой начинает оказывать какое-то влияние на высшую власть, последняя начинает давить на низшую. В итоге происходит сдвиг на один миллиметр в сто лет. Приезжайте к нам через сто лет, сами в этом убедитесь. БЕСПРОИГРЫШНАЯ ИГРА Побеждает лишь тот, кто ухитряется создать для себя беспроигрышную партию, говорит Неврастеник. Вот возьми, например, надгробие. Поставят -- хорошо. Не поставят -- тоже хорошо. Причем, неизвестно, что лучше А возьми историю с Т, Выпустят на конгресс -- отлично. Он знает язык, прекрасный оратор. И сказать есть что. Эффект будет сильный. Не выпустят -- тоже хорошо. Шум поднимется. И трудно сказать, от чего будет сильнее эффект -- от присутствия или от отсутствия. Ты прав, говорит Болтун. Но для этого надо вести игру так, чтобы твой противник наносил тебе удары там, где тебя уже нет, т.е. по твоему прошлому. А для этого надо иметь огромный запас прошлости. Такой, чтобы даже прекращение жизни сработало в твою пользу. Значит, надо работать, сказал Мазила. Работать! Вот, смотрите, что я задумал... ТИП НАШИХ ПРОБЛЕМ Вот мы идем по улице, говорит Журналист. Дома, конечно, не очень красивые. Но приличные. У вас действительно заботятся о жилье для рабочих и служащих. А Вы думаете, это вытекает из Их замечательных душевных качеств и отеческой заботы о детях-людях, говорит Болтун. Думаете, это дар добрых хороших людей, которые могли это и не делать? Попробовали бы не строить! Ко всему прочему строительство -- сфера общественной жизни, за счет которой существуют миллионы людей. Проанализируйте всю эту систему заботы. Работу планирущих и директивных организаций. Строительных организаций. Систему распределения жилья. Ход строительства и эксплуатации. Понятно, говорит Журналист. Но я не об этом. Смотрите, ведь неплохая улица. Сколько зелени! Отличные автобусы. Да, говорит Болтун. А вон, видите, эту прекрасную улицу перекопали. Ее всегда где-нибудь роют. Видите, деревья ломают. А можно было не ломать. Что стоило на три метра объехать! Я не об этом, говорит Журналист. Это все ясно. Вот учреждение. Отличное здание. Смотрите, какие люди в него идут. Хорошо одеты. Выглядят здоровыми, интеллигентными. Они получают гарантированную зарплату. Путевки. Премии. Отпуска. Детские сады. Да, говорит Болтун. И это тоже от трогательной заботы? Это учреждение. Но вот, смотрите, еще одно. Еще одно. И еще одно. И еще. Подсчитаем, сколько их в этом доме. На этой улице. В этом квартале. В этом городе. Зайдем в учреждения, и посмотрим, чем заняты люди. Каковы их отношения. Какие драмы разыгрываются из-за премий. Сколько они ждут места в детском саду. Надбавку к зарплате. Это все понятно, говорит Журналист. Но где основы для Ваших проблем? Я их не вижу. Вы не хотите их видеть, ибо Вы смотрите извне и потому выражаете нашу официальную точку зрения. Я все время хочу обратить Ваше внимание именно на основы наших проблем, а Вы не хотите смотреть. Пусть все то, что Вы говорили, верно. Пусть даже это забота, хотя слово "забота" здесь не имеет никакого смысла, кроме стремления представить некоторый естественный ход дела как заслугу лиц и организаций определенного рода. Но начните изучать все это внимательнее, и вы дойдете до законов, действие которых в наших условиях и порождает наши проблемы. Действие социальных законов, порождающих наши проблемы и примеры, на которых можно их иллюстрировать, растянуто во времени, суммируется в событиях, о которых не подумаешь, что они суть порождения этих законов. Оно дает о себе знать и вылезает наружу в индивидуальных событиях, которые кажутся чистой случайностью. Например, случай Мазилы. Или случай Т. Разве они обычное дело? Они исключение, если взять процент таких людей в общей массе людей такой профессии. Социальные законы действуют для всех. И результат этого (в случае с Мазилой) -- почти все художники превращаются в художников типа Художника, а если кто-то ухитряется стать художником типа Мазилы, с ним так или иначе расправляются. Перерыли только что заасфальтированную улицу? А рядом не перерыли. И эту не перерыли. Случайность? Недосмотр? Вот в этом новом доме уже раз десять ремонтировали новый лифт, и ремонт обошелся дороже, чем новый лифт. Пустяк, случай? А в этом учреждении на высокий пост назначили ничтожного человечка, а способного работника оттерли. Пустяк? Не со всеми же так? Вы говорите, что такого рода случаи имеют место и у Вас. Ну так что же? Если что-то случается и у вас, нам от этого легче? Нам, выходит уж и думать об этом нельзя? А разве мы настаиваем на том, что наши проблемы -- не ваши проблемы? Суть дела не меняется от того, что какие-то проблемы оказываются общими. Суть дела состоит в том, что эти проблемы по самой природе обдумываемых явлений таковы, что требуется иной способ обдумывания, чем тот, какой нам постоянно навязывают. Я готов допустить, что построят великое множество домов, всем дадут по квартире, озеленят улицы, сократят еще более рабочий день, увеличат зарплату и все такое прочее. И все равно те основы, которые рождают наши проблемы, остаются. Социальные законы все равно без тех ограничителей, которые изобрела цивилизация и изобретение которых образует суть цивилизации (право, мораль, гласность, общественное мнение и т.п.), дадут о себе знать в стиле и уровне жизни, в тех или иных кризисных явлениях и катастрофах. Это могут быть совершенно неожиданные и непонятные для большинства (но предсказываемые и объясняемые людьми, думающими об этом) явления. Например, одуряющая скука в среде молодежи с сопровождающими ее следствиями, спад исследований в какой-то области науки, крах в какой-то области хозяйства и т.п. Сейчас ведутся исследования по продлению жизни людей до ста и даже до двухсот лет. Представляете, что будет твориться, если изобретут такое средство! Кому будут продлевать жизнь до двухсот лет? Кто будет это делать? Как это будет оформлено идеологически, морально, законодательно? Вы можете себе представить, на что пойдут люди, имеющие возможность и желание жить до двухсот лет? Люди обречены на постоянную борьбу. Всеобщее лобызание -- миф. Или форма насилия. И что Вы предлагаете, спрашивает Журналист. Ничего, говорит Болтун, если не считать способа понимания. Странные вы все-таки люди, говорит Журналист. Ничего в нас странного нет, говорит Болтун. Мы -- это вы с очень небольшим коррективом. Мы сначала ходим с вами в одну школу, а потом разъезжаемся жить по разным деревням. ПОМОГИТЕ СИЛЬНОМУ Слабые научились стоять за себя, сказал Посетитель. Сильные оказались беззащитными. Сильные нуждаются в помощи, сказал Мазила. Это нечто новое в истории. Помоги-и-и-те сильненькому! Каково звучит? Трогательно, сказал Болтун, но бесперспективно. Если сильный нуждается в защите, ему помочь невозможно. НАЧАЛЬСТВО УМНЕЕ ПОДЧИНЕННЫХ Что это за законы, возмущается Неврастеник, Такие законы любой дурак открыть может. Они общеизвестны. Главное не в этом. Главное -- объяснить, почему именно так происходит, а не иначе. Не так-то уж эти законы общеизвестны, говорит Болтун. После того, как ты прочитал трактат Шизофреник а, тебе стало казаться, что ты сам знал о них до этого. А попробовал бы ты это сделать впервые! Искомые тобою объяснения, может быть, столь же тривиальны. Но ты найди их сам! Неврастеник обиделся и ушел по чужим делам. Мы настолько привыкли пренебрежительно относ