. При этом говорили, чтобы я убирался вон. И тоже поделом. А если бы Вас не выпустили, спросили Двурушника, что бы Вы сделали? Дальнейшая жизнь для меня в этом распрекраснейшем их обществе стала принципиально невозможной, сказал Двурушник. Бороться за его изменение я не хочу. И считаю это дело бесперспективным. Я устал. ЧАС ДВЕНАДЦАТЫЙ Ранним солнечным утром Крикун, сверкая орденами и погонами, вышел на привокзальную площадь Ибанска. И его тут же забрали в комендатуру за пластмассовые пуговицы, которые успели запретить, пока эшелон демобилизованных дотащился до Ибанска. В комендатуре таких набралось больше сотни. Добродушный комендант приказал погонять нарушителей час-другой строевой и отпустить с миром. Крикун шагать отказался, снял погоны и выбросил их в мусорную урну. Его примеру последовали многие другие. Один капитан отвинтил свои ордена и медали и сунул их небрежно в карман. Бляди, сказал Капитан. Кто, спросил Крикун. Ясно, кто, сказал Капитан. Сам знаешь. Их продержали до глубокой ночи. Но все-таки отпустили. Раньше за это посадили бы, сказал Капитан. Пойдем ко мне, тут рядом. Отметим наше славное возвращение домой. И то хлеб, что живы и целы. И пока на свободе, сказал Крикун. ТРУДНОСТИ ПРОФЕССИИ Наша работа тоже не сахар, сказал Сотрудник. Когда мы установили наблюдение за Нытиком, знаешь, что отчебучил этот подонок? Что, спросил Мазила. Он стал в свои черновики завертывать объедки, сказал Сотрудник, стал плевать в них и даже, представь себе, мочиться и какать. Культурный человек, называется! А мы изволь все это дерьмо чистить, склеивать, реставрировать. И это нас злило больше, чем содержание его паршивой книжонки. И если его не выпустят еще год, то этим он обязан исключительно себе. Почему, спросил Мазила. Он нарушил правила игры, сказал Сотрудник. Он обязан был даже виду не подавать, что заметил слежку. Это же для нас как-никак работа, а не развлечение. У нас же есть профессиональное самолюбие. А насчет содержания книги у нас к нему претензий нет. Книга полунаучная, и никакого успеха на Западе иметь не будет. Они не поймут. Книга слишком умна для этих зажравшихся дегенератов. И без внешних эффектов. Сенсации, одним словом, не будет, ТОЧКИ ЗРЕНИЯ В оценке Хозяина мы перегибаем палку, говорит Супруга. Он же не только расстреливал. Кое-что положительное он тоже делал. И не мало. Верно, говорит Сотрудник. Были плотины, перелеты, победы. Верно говорит Певец. Мы по-разному видим Мир. Каждый в точку свою глядит Этот тип для тебя -- кумир, Для меня же он просто бандит. Для тебя он -- мудейший вождь, Для меня он -- убийца и вор, Для меня он -- гнуснейшая вошь. И бессмысленен этот спор, И бессмысленно рыпаться мне. Правды слов результаты -- шиш. Ты поставишь меня к стене: Одним звуком наш спор решишь. Ты перегибаешь палку, сказал Сотрудник. Теперь не то время. СТРАНИЧКА ГЕРОИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ Хозяин был выдающимся ученым во всех областях науки, пока за них не брался. Однажды он высказался по проблемам происхождения человека на конгрессе антропологов. Сагласна ызму, сказал он, абызяна сначала жыла на дэрэва, а патом слэзыла на зэмлу, и кыругазор ые рашшырылся. А сверху-то виднее, шепнул один академик другому, лично наблюдавшему в свое время происхождение человека и досконально знающему, как это делалось на самом деле. Академика посадили. Потом другого. Потом всех остальных. Когда Хозяину сказали, что академик пошутил, он ответил: шутыка -- вэшч сырыозная, а эслы шутыка нэ сырыозна, ана просыта смышна. СИМПОЗИУМ ПО МАТУ Три года прогрессивные силы пробивали в верхах идею всеибанского симпозиума по проблемам теории и практики ибанского мата. Сначала не знали, по какому ведомству проводить симпозиум. Лингвистическое начальство сваливало на математическое, математическое -- на философское, философское -- на педагогическое, педагогическое -- на психологическое. Лингвистические же низы тянули к себе, математические -- к себе, философские -- к себе... И не было никакой возможности договориться. Органы предупреждали, что к симпозиуму примажутся сомнительные личности и пойдут неправильные разговоры. После речи Заведующего о тесной связи передовой науки с передовой практикой строительства изма Заместитель по Науке как-то заметил, что о симпозиуме по мату стоило бы подумать. Замечание приняли как руководство к действию Создали Оргкомитет под руководством Секретаря. Через год Оргкомитет выработал программу симпозиума. Еще через год наметил список докладчиков общим числом пятьсот человек, разбив их по секциям. По философской секции наметили такие основные темы: 1) мат и диамат; 2] классики о мате; 3) мат в трудах классиков; 4) матореализм как высшая стадия материализма до возникновения диамата. По математической секции: 1) формализация матологии квазиупорядоченных полуструктур; 2) погружение исчисления двухэтажного мата в теорию гидрокомплексных тензоров мнимого подпространства квазибулевых булеанов первого порядка с отношением равенства; 3) теория алгорифмов; 4) конечные автоматы; 5) понятие числа у ибанян. По лингвистической секции: 1) структура трехэтажного мата; 2) мат сапожников в староибанских диалектах; 3) мат извозчиков в ибанском языке прошлого века; 4) проблема машинного перевода мата на иностранные языки и обратно. Впрочем, нет необходимости излагать программу симпозиума, поскольку все материалы его уже опубликованы. Симпозиум прошел с грандиозным размахом. Открыл его сам Президент. С приветственным словом выступил сам Заместитель номер девять. Приехали представители дружественных братии и иностранные ученые. Когда Секретарь зачитывал свой доклад и лил слезы умиления, вспоминая, какие рулады закатывал его дед, лупцуя его ремнем по голому заду, Заместитель спросил у Президента, что общего у мата и диамата. А в самом деле, что, спросил Президент, заранее надрываясь от хохота. И тот и другой есть мощное оружие в руках пролетариата, сказал Заместитель, только вчера узнавший эту хохму от своего референта. А чем они различаются? А в самом деле, чем, спросил Президент, брызгая слезами на красное сукно стола президиума. Тем, что мат все понимают, по делают вид, что не понимают, а диамат -- наоборот, сказал Заместитель, держась за вибрирующий от хохота живот. Президенту стало дурно, и его заменили другим, более прогрессивным. А зря, так как прогрессивный оказался еще хуже. Что свое великое внес ибанский народ в мировую культуру в результате своего имманентного развития, читал Секретарь свой доклад, написанный для него Мыслителем. Мат! Это действительно величайшее изобретение человечества. Универсальный сверхязык, на котором можно обращаться не только к трудящимся всей планеты, но и к внеземным цивилизациям. Не случайно наш замечательный ибанский поэт сказал: Когда в доме подыхает телефон, Когда не с кем даже пару слов сказать, Когда видишь, как друзья со всех сторон Начинают тебя грязью поливать, Когда в будущем не светит ни черта, Когда незачем о помощи просить, Когда жизни подытожена черта, И захочешь по-звериному завыть, Когда скулы от молчания свело, Когда все не верят, что не виноват, Когда видеть не хотят, как тяжело, Лишь одно спасет тебя, -- ибанский мат. Многотысячная аудитория реагировала на это бурными овациями. Даже Заместитель аплодировал стоя. Это был кульминационный пункт единения всех прогрессивных сил Ибанска и вершина либерализма. На другое утро начался спад. Заместителя перевели на другую должность рангом ниже. БЕЗОБРАЗНЫЙ СТИХ В период Растерянности наряду с общеизвестной эпидемией анекдота вспыхнула также эпидемия сочинительства безобразных стихов. Эпидемия менее заметная, но все же достаточно серьезная, чтобы быть отмеченной в данном исследовании. Сочинители безобразных стихов не были профессиональными поэтами и совершенно не заботились о поэтической технике. Они использовали любые уже известные поэтические формы и образцы, подчеркнуто подражали им и пародировали их. Но это не было просто подражание известному и пародия на него. Это было совершенно своеобразное явление, которое следует рассматривать по каким-то иным параметрам. Как правило, авторы безобразных стихов намеренно прибегали к наиболее примитивным поэтическим средствам, в частности -- к избитым рифмам. И добивались тем самым поразительного эффекта. Гораздо более сильного, чем эффект от утонченных виртуозных стихов поэтов профессионалов. Может быть это была вовсе и не поэзия, а всего-навсего лишь примитивно зарифмованная грубая проза. Но какое значение имеет название? Цель безобразного стиха -- сжать в малом размере и в заданной привычной литературной форме какое-то значительное жизненное содержание. Если цель достигнута, то не все ли равно, что скажут специалисты. Это предназначено не для них. На гонорары, премии и даже на публикацию авторы не рассчитывают. Сила воздействия безобразных стихов была огромной. Гораздо большей, чем классической поэзии прошлого. И неизмеримо большей, чем стихов лучших и талантливейших поэтов нашей эпохи, получивших официальное признание. В одну весьма эстетичную компанию пригласили как-то самого Распашонку. Больших усилий стоило уговорить его. Согласился лишь после того, как участники вечера скинулись и купили поэту дорогой подарок. Подарок был согласован с ним заранее. Распашонка читал свои самые удавшиеся, как он говорил, стихи. Ему, конечно, аплодировали. Потом попросили что-нибудь прочитать присутствовавшего на вечере автора безобразных стихов. Тот долго отбрыкивался. Говорил, что ему неудобно со своей стряпней вылезать в обществе такого прославленного поэта. Распашонка пообещал быть снисходительным и сделать скидку на любительство. И безобразный поэт согласился в конце концов. Он прочитал отрывок из поэмы о Хозяине. Наступила неловкая тишина. Всем присутствовавшим, и Распашонке в том числе, стало очевидно, что безобразная поэма о Хозяине на голову выше всех сочинений Распашонки вместе взятых. Спросили мнение Распашонки. Занятно, сказал он. Поэтически слабовато, конечно. Но мысли кое-какие есть. Для капустника не так уж плохо. Собравшиеся с облегчением вздохнули. Ну, конечно, на уровне капустника терпимо. А с точки зрения подлинной поэзии... Собравшиеся были люди образованные. Они прекрасно понимали, что если и могло что-то значительное родиться в ибанском искусстве, то только из капустника. И все же они были довольны. Они нашли оценку и поставили автора незаконного безобразного стиха на его законное место вне искусства. У нас в части, говорил потом один из участников вечера, был такой случай. Мы готовились к соревнованиям и толкали штангу. Мимо проходил один солдат, совершенно не причастный к спорту. Кто-то шутя предложил ему поднять штангу. Солдат взял ее одной рукой и без усилий выжал. Мы вытаращили было глаза. Но потом успокоились. Солдат сделал не по правилам. Если бы в Ибанске были хотя бы ничтожные возможности для публикации безобразных стихов и для непредвзятой публичной их оценки, на этой основе могло бы сложиться интересное литературное направление. Но это не произошло, как и многое другое в Ибанске. Официальная поэзия была крайне не заинтересована в том, чтобы приобрести в лице безобразной поэзии опасного конкурента. И у авторов безобразных стихов даже мысль не появлялась дерзнуть сунуться в печать. Но главное препятствие было не в официальной поэзии и даже же не в поэтической власти и цензуре. Главное -- слушатели и сами авторы. Слушатели, получив удовольствие от безобразного стиха и пищу для размышлений, не могли закрепить свое отношение к нему некоторым официально признанным способом. И не хотели это делать. Кто такой, спрашивается, автор, чтобы это делать? Свой парень. Такое же дерьмо, как и все мы. А может быть и еще хуже. Пьет. А этот из сумасшедшего дома не вылазит. Стихи, конечно, гениальные. Но это же наши, местные стихи. Кому они нужны? Может быть, они пустяки, если пошире взглянуть? Положение авторов в обществе не менялось от того, что их стихи вызывали восхищение. Денег за стихи не платили. Званий и премий не давали. Известность ограничивалась узким кругом знакомых или сослуживцев. А если до начальства доходили слухи об авторах, так им же от этого хуже становилось. И авторы отрекались от своих произведений. Не имея объективной оценки, авторы не ценили свои сочинения. Многие даже не хранили их. И постепенно безобразный стих где-то терялся и забывался. Лишь иногда в пьяной компании вспомнит кто-нибудь две-три строчки. Повздыхают. Гениальный был поэт, скажут. Хорошее было время, скажут. И тут же заговорят на более актуальные темы -- о дачах, о машинах, об иконах, о Париже, о предстоящих выборах и выдвижениях. Среди авторов безобразных стихов были выдающиеся в своем роде таланты. Один из них, довольно широко известный в кругах ибанской гуманитарной интеллигенции, написал таких стихов на большую книгу. Если бы он последовал примеру Правдеца, Певца и Двурушника и опубликовал свою книгу на Западе, он за короткий срок приобрел бы мировую известность. Но он не решился. Побоялся. Напечатает -- с работы выгонят. А то и похуже. И не было все той же уверенности в общечеловеческой значимости написанного. А где ее взять без публикации? А время идет. И кто знает, пройдут годы. Ибанский безобразный стих однажды вдруг станет предметом заинтересованного внимания в мировой культуре. И его бросятся собирать, как бросились собирать старые ибанские иконы. И много ли от него к тому времени останется? Умрет в сумасшедшем доме один выдающийся мастер этого стиха. Иссохнет в борьбе за улучшение жилищных условий другой. Растратит свой необыкновенный дар на пошлую книжку по официальной философии в соавторстве с каким-нибудь зубром ибанизма третий. И никто не воскликнет: люди, опомнитесь, вас же обкрадывают! Поймите же, в конце концов, каждый раздавленный талант в твоем соседе есть отмененный праздник в твоей собственной жизни. Поймите же, в конце концов, для гибели целого направления культуры достаточно бывает гибели нескольких ее носителей. А чтобы не родилось новое направление в культуре, бывает достаточно погубить одного единственного человека. Твоего соседа или сослуживца, не получающего за свой гений признания и гонорара. Безобразная поэзия тесно переплеталась с песнями. Многие песни Певца, например, получившие широкое распространение, появились сначала как безобразные стихи или были их переработкой. О СОЦИАЛЬНЫХ СИСТЕМАХ Социальные системы, писал Учитель, относятся к числу эмпирических систем. Это суть скопления большого числа эмпирических предметов. Они локализованы в пространстве и достаточно долго существуют во времени. Элементы их находятся во взаимной связи. Предметы и их связи, образующие систему, более или менее однородны, регулярны и устойчивы. В связи с эмпирическими системами надо различать два типа исследовательских задач: 1) исследование самой системы как таковой, дающее ответ на вопрос, что из себя представляет данная система; 2) решение каких-либо проблем с учетом того, что приходится иметь дело с системой такого-то рода. В первом случае устанавливается, из каких элементов состоит система, каковы их связи, каково их число, каковы пространственные размеры системы, какова ее иерархическая структура и т.п. Во втором случае устанавливается, как сказывается на том или ином явлении тот факт, что оно поставлено в зависимость от характера данной системы. Во втором случае речь идет об эффекте системности. Рассмотрим такой пример. Уровень состояния науки в стране определяется (среди прочих показателей) числом кандидатов и докторов наук, числом публикаций, научных конференций, журналов и т.п. Принимается решение повысить уровень науки. В качестве меры, естественно, будет выступать увеличение числа кандидатов и докторов наук, публикаций и т.п. И на это отпускаются деньги. Но решение -- решением, а исполнение -- исполнением. Если бы наше общество реально было таким, как его изображает официальная пропаганда и как о нем думает (по крайней мере официально) руководство, то проблема решалась бы просто: чисто количественное изменение указанных параметров в определенном отношении означало бы улучшение ситуации в науке в соответствующем отношении. А что происходит реально в силу особенностей системы, в которой принято решение? Начинают с большей легкостью брать в аспирантуру, присуждать степени, публиковать работы и т.д. Причем, открывшимися возможностями, в первую очередь и главным образом, пользуются посредственности, хапуги, карьеристы и прочие категории лиц, обладающих наиболее высокой способностью укрывать куски от общественного пирога. Конечно, кое-что перепадает и настоящим ученым. Но в относительном выражении доля их в деле резко сокращается. Уровень науки может несколько повыситься. Но далеко не в той пропорции, как это должно было бы быть с начальственно-пропагандистской точки зрения. Здесь, может быть, найден некоторый коэффициент системности, вносящий корректив в теоретически ожидаемые результаты. Продолжим пример. Обнаруживается, что ученые степени утратили прежнее значение и превратились в липу для большинства их обладателей. Принимается решение изменить систему оплаты научных работников. Вводится новая система, учитывающая подлинную ценность научных исследований. Кто будет это делать? Беспристрастные справедливые боги? Нет, те же самые доктора и кандидаты наук, из-за которых весь сыр-бор загорелся. И они сделают все по-своему. Почти ничто не изменится. Пострадают лишь самые незащищенные продуктивные и талантливые ученые. Их мало. Но они -- душа и нерв науки. И последствия того, что пострадает именно это нерв науки, еще скажутся роковым образом. Этот -- пример качественного эффекта система. В таких случаях любые преобразования сохраняют статус-кво, нанося ущерб лишь наиболее высокоорганизованным явлениям системы. И если уж руководство действительно хочет добра, оно должно стремиться к стабильности, а не к преобразованиям, проводя политику протекционизма в отношении наиболее значительных деятелей культуры вообще. МЕРОПРИЯТИЯ ПО НАУКЕ Наконец добрались до науки. Провели специальное заседание. Приняли установочное решение повысить, улучшить и исправить. Разработали Конкретные мероприятия: 1) увеличить число кандидатов и докторов наук; 2) повысить качество подготовки научных работников и повысить научно-теоретический уровень диссертаций; 3) увеличить число публикаций по актуальным проблемам науки и т.д. Сказано -- сделано. Как говорится, заяц трепаться не любит. И через полгода число кандидатов наук увеличилось в сто раз, а число докторов -- в девяносто девять. Объем публикаций возрос до ста миллионов тонн. А что мелочиться? Делать, так по-большому. И скоро Ибанск оказался битком набит наукой. Один захудалый райончик, население которого перешло к изму сразу от Дикости и лишь за год до этого получило свою письменность, которую еще не успело освоить, по числу докторов наук превзошел Францию и Англию, вместе взятые. Воспользовавшись суматохой, в науку пробрались несколько настоящих ученых и возомнили о себе. Когда этот недосмотр обнаружили, решили принять неотложные меры. Началась антидокторская кампания. Велась она с таким размахом, будто все ибанские доктора невежды и проходимцы, хотя все газеты в один голос твердили, что все доктора в Ибанске хорошие, за исключением некоторых, которых проглядели. Но все знали, что к чему. В частности, все доктора упомянутого выше района Ибанска, превзошедшего Англию и Францию, вместе взятые, защищали одну и ту же диссертацию, которую первый защищающийся переписал из популярной брошюры для домашних хозяек. Он стал Президентом Районной Академии Наук. В печати дали статью о слесаре-водопроводчике, который превзошел докторов технических наук, и о конюхе, который утер нос докторам гуманитарных наук. Стало ясно, что без преобразований дальнейшее движение ибанской науки вперед будет убыстряться не так быстро, как оно будет убыстряться после преобразований. БЕЗОБРАЗНЫЙ СТИХ О ДОКТОРАХ Кому -- красота. Выпадает судьба. Города, Континенты. Дороги. Ну а мне -- пустота. Ну а мне -- завсегда В НИИ обивать пороги. И в слякость, и в сушь. И в мороз, и в жару, Пока я в могилу не слягу, На всякую чушь штаны свои тру, Наверх сочиняю бумагу. Слов паутину бумажный паук Годами плету я им, доктор наук. Не раз я божился все это кончать, Послать это к черту и к богу. И спать я ложился с намереньем встать И смело пуститься в дорогу. Пустое волненье, по правде сказать, Мне утром кажется странным: Как можно дипломов штук пять потерять И три языка иностранных? Не зря же по горло наелся я мук, Став доктором модных и нужных наук. Семейство к тому же. Пара детей. Им тоже лет двадцать учиться И им тоже нужно с десятком статей В каком-то НИИ очутиться. К тому же отмерено раз навсегда Паршивому антиллигенту: В дорогу -- не велено, шиш -- города, Под дых получай, континенты. И чтоб ты не вздумал отбиться от рук, Помалкивай, сукин сын, доктор наук. Напрасно хлопочешь. Уйми свою страсть, Ведь вас расплодилось безмерно. Палкой захочешь в собаку попасть, В доктора влепишь наверно. Пора бы уж знать, есть порядок кругом. Не суйся в чужую дорогу. Осмелишься пикнуть о чем-то другом, Останешься вмиг за порогом. Хотя ты и доктор новейших наук, На место твое таких несколько штук. ЕДИНСТВО Основная проблема нашей жизни, кричит Учитель, раскрепощение человека. Да, да! Мы все рабы. Сверху донизу, все рабы. Посетители Павильона переглядываются. Недоумение вызывает не то, о чем говорит подвыпивший студент. Они сами говорят о вещах пострашнее. А то, что студент кричит об этом вслух, и никто его не забирает. Посетители поглядывают на дверь, откуда по идее должны были бы появиться привычные сотрудники в штатском. Но их нет. Рушится привычный строй жизни, и посетителей охватывает тревога и страх. Все это неспроста. Допустят, дадут проявиться, а потом ка-а-к долбанут! И с отчаяния они сами начинают кричать. И крики Учителя им кажутся детским лепетом не видавшего жизни мальчишки. В их криках слышатся страшные слова: взяли, карцер, донос, вышка, палач, кретины, мерзавцы, голод... Попробуй, перемени место работы, кричит Учитель. Или переехать из города в город. Достать номер в гостинице. Высказать несогласие. Поехать за границу... Да что ты мне толкуешь про этого долдона, кричит однорукий за соседним столиком Нашел героя! Знаю я его. С начала войны. Знаешь, сколько этот мерзавец тысяч людей угробил! Забавно, думает Крикун. Обо всем этом я знал и думал еще мальчишкой. Когда-то я считал это своей великой тайной. Теперь об этом говорят все. Я ушел вперед и открыл для себя бытовое закрепощение человека. Теперь это предмет пьяной болтовни. Мне наступают на пятки. Раз это известно многим, значит не в этом суть. Надо идти дальше. Я не буду говорить и делать то, что могут сказать и сделать другие без особого риска для себя. Лучшее средство от облысения, говорит Супруга лысеющему Сослуживцу, не мыть вообще голову. Так вши же заведутся, говорит Сослуживец. Ерунда, говорит Супруга. Сейчас против вшей есть надежные средства. Человеческая голова сложилась в результате длительной биологической эволюции так, что должна быть грязной в нормальном состоянии. Кто его знает, думает Сослуживец. Может она права. Надо попробовать. Грязь вообще нормальна в нашей жизни. Это чистота есть уклонение от нормы. Когда чистота становится всеобщим явлением, это уже пахнет режимом. Чистота привлекательна только тогда, когда все кругом в грязи. А я пацифист, говорит Кис, и меня ваши военные подвиги не интересуют. Лучше быть рядовым в мирное время, чем генералом во время войны! Кис выражается только афоризмами. Они зарождаются у него где-то очень глубоко, в районе бывшего аппендицита, и вылезают наружу, как глисты, неожиданно для него самого и окружающих. Каждый трус, говорит Сотрудник, есть естественный пацифист. Я придерживаюсь диаметрально противоположной точки зрения. На мой вкус лучше быть генералом в мирное время, чем рядовым во время войны. Человек всегда закрепощен, говорит Супруга. Нельзя жить в обществе и быть свободным от него. Я говорю не о свободе от общества, а о свободе в обществе, говорит Учитель. Не передергивай! Речь идет об элементарных правах человека, являющегося преемником... Мы преемники Хозяина и его жертв, ляпнул сдуру Кис и от страха за возможные последствия наделал в штаны. Это серьезно, подумал Мальчик. Об этом надо сообщить. Вот, гляди, кричит Однорукий. Я тебе нарисую. Видишь? Тут же младенцу все понятно! Что делать? Уходить! Куда? Верно! А я что говорил! Это младенцу понятно. А что делает твой военный гений? Неделю держит нас тут. Жрать нечего. Боеприпасы кончились. Зачем? Высшие соображения? Вздор! Просто не головой они думают, а жопой. Просто им насрать на людей. Забота о людях -- это вранье и демагогия. Насрать им на нас. И думают они все наоборот. Выпендриваются, ублюдки, друг перед другом. А мы плати за их идиотизм. Вот, взгляни, кругом! Каким же нужно быть дегенератом, чтобы построить такую красоту! Знаешь, во сколько обошлось нарисовать этих блядей? Три дома построить можно было! А эти колонны, зачем они? Да затем, чтобы столиков поменьше поставить. Чтобы проходить неудобно было. Чтобы официантки чертыхались. То-то! Со всем этим надо кончать. Не для того мы в Братию шли, чтобы всякие... ЧАС ТРИНАДЦАТЫЙ Жить в подвале стало невозможно. Крикун не помещался на сундуке между печкой и уборной и спал на полу. К тому же в армии он отвык от такой ужасающей грязи и вони. Поживи пока у меня, сказал Капитан. Научишься делать деньги -- будешь снимать. Или женись на квартире. За такого парня любая дочка министра пойдет. И они начали делать деньги. Сначала устроились разгружать вагоны. Деньги бригадир зажал. Вместо денег дал ящик яблок. Загоните, сказал, в три раза больше зашибете. На продажу яблок пришлось убить еще пару часов. И почти половину выручки пришлось отдать постовому. Заработанных денег еле хватило на обед. А на выпивку пришлось загнать гимнастерку Капитана. Невыгодная работа, сказал Капитан. На толкучке он успел кое-что заметить и предложил гениальный план. Надо скупать хлебные карточки и отоваривать, т.е. получать хлеб сразу за двадцать дней вперед. Для этого нужны справки об отпуске. А хлеб загонять. Смотри, что получается, подсчитал Капитан. Недурно, сказал Крикун. Жить можно. На другой день он за почти новые сапоги достал на факультете пачку бланков для отпускных свидетельств. Капитан насобачился делать печати. И дело пошло. Зарабатывали много. Но пропивали еще больше. Потом они попали в облаву, -- оказывается, таких умников расплодилось невероятно много. Еле выкрутились. Спас иконостас из орденов Крикуна. Так дальше не пойдет, сказал Крикун. Эту лавочку надо прикрыть. Пропадем ни за что. Я завязываю, Как хочешь, сказал Капитан. В общем, ты прав. У тебя перспективы. А я? У меня же даже десятилетки нет. Агентом в артель детской игрушки идти? Гроши. Предлагают старшим инженером в артель замков. Но там еще меньше платят. К тому же там жулик на жулике сидит. Им явно лопух нужен. Карточки, конечно, дешевка. Да скоро им вообще конец. Я тут встретил ребят. Предлагают крупное дело. Может рискнешь напоследок? Нет, сказал Крикун. Не для этого я ушел из армии. Ты ушел сам, сказал Капитан. А меня ушли. Я ничего другого, кроме войны, делать не умею. И не хочу. Буду воевать до конца. Прощай. Больше они не виделись. Один знакомый предложил Крикуну неплохую работу -- переводить техническую документацию для трофейных станков. Знакомый достает работу, Крикун переводит, деньги пополам. Потом нашлась работа еще выгоднее. Те же переводы, но уже для печати или для внутреннего пользования. Условия те же. Но платили лучше. И денег стало больше. И он снял комнатушку на окраине города. Купил первый в жизни гражданский костюм, белую рубашку и галстук. И почувствовал себя счастливым. Теперь, сказал он себе, можно делать предложение. Но кому? Пока он осматривался, его выбрали самого. Однажды на вечере в Университете (тогда такие вечера устраивались чуть ли не каждую неделю) к нему подошла Она и сказала: дамский танец, я Вас приглашаю. Я о тебе мечтала, говорила Она. Где ты пропадал? Почему пришел так поздно? Я замужем. У меня ребенок. Семью я не брошу. Не могу. И не хочу. Мне так удобно. А тебя я безумно люблю. Не хочу, чтобы на тебя заглядывались другие девочки. И ты не смей. Ты мой! Она приносила ему фотографии. Это я, говорила она. Смешная? Это в пятом классе. Это в десятом, на выпускном вечере. Это с папой. Твой отец военный, спросил он. Хуже, рассмеялась Она. И муж тоже. Он большая шишка. Будет еще больше. А это мы на море... Неужели мои мечты неосуществимы, потому что они о прошлом, думал он. Неужели весь я -- лишь тоска по идеализированному прошлому? Человек, говорят, есть лишь лишившаяся хвоста обезьяна. Может быть потеря чести, верности, надежности, совести, искренности, последовательности и прочих добродетелей, выдуманных литературой прошлого века, и есть прогресс? Чушь. Дело не в этом. У тебя тут идеальный порядок, говорит Она. За тобой кто-нибудь ухаживает? Неужели сам? Не может быть. Тут бывает кто-нибудь, кроме меня? Смотри! Я этого не потерплю. А что, говорит он, пожалуешься мужу? Или даже папе? Не шути так, говорит Она. С этим шутить нельзя. МИСТИКА Черт с ним, с прошлым, говорит Мазила. Давай думать о будущем. Будущее есть неотвратимая реальность. Перед будущим все бессильны. Чепуха, говорит Шизофреник. Люди бессильны только перед прошлым. На будущее надеяться бессмысленно. Оно бесперспективно. То, что обычно называют воплощением чаяний наших предков, вызвало бы дикий протест прежде всего со стороны самих чаятелей. Чаяния всегда воплощаются лишь как второстепенные детали какой-нибудь крупной мерзости. Надеяться можно только на прошлое. Его нельзя разрушить. Если ты был в прошлом, то ты будешь и в будущем. Но неверно обратное. Будущее есть зеркальное отображение прошлого. Жизнь идет на стыке прошлого и будущего. Неверно думать, будто она идет от прошлого к будущему. Она сразу идет и в прошлое и в будущее. Это допущение не более мистично, чем первое. Но твой стык прошлого и будущего перемещается во времени, говорит Мазила. Нет, говорит Шизофреник. Он сам есть время, а время не может перемещаться во времени. Это бессмыслица. Нет никаких критериев проверки суждений об этом. А появление новых имен в прошлом, говорит Мазила. Новые имена в прошлом появляются не на стыке, а в глубине, говорит Шизофреник. Как ты установишь, появились они или были? Прошлое характеризуется не понятием появления, а понятием бытия. В прошлом исчезают, но не появляются. К тому же у врат в прошлое проверяют документы и обыскивают. В этой галиматье есть что-то очень пластичное, говорит Мазила. Это не такая уж галиматья, говорит Шизофреник. Это законы языка, на котором мы думаем о судьбе. Тебя волнует проблема бессмертия, меня -- где бы зашибить полсотни. Потому ты настроен грубо материалистически, а я -- утонченно идеалистически. Твоя проблема разрешима. Моя -- утопия. Привет! МОЛИТВА ИНТЕЛЛЕКТУАЛА К тебе обращаюся, боже, я. Не корчь из себя глухого! Пусть сбудется все хорошее, За исключением плохого. Должности дай претендующим, Удесятери им зарплату, Дай победу враждующим, Привилегий всяких по блату. Увесь их рожами улицы, Награди их всех орденами. Пусть в телевизор красуются, Пусть властвуют. Но... не над нами. Нам важно знать, говорит Сотрудник, кто автор такого рода сочинений. Фольклор, говорит Социолог. Определенного автора нет. Одни выдумывают первооснову. Другие дорабатывают и варьируют. Не думаю, говорит Сотрудник. Частично, может быть, и так. Но в основном потоке чувствуется единство стиля, темы и мировоззрения. Что ты скажешь насчет Крикуна? Крикун, удивляется Социолог. Вряд ли. Он же математик. Где ему! Скорее Сослуживец. Ты недооцениваешь Крикуна, говорит Сотрудник. Сослуживец отпадает. Он в ином духе. К тому же все его сочинения от первой до последней строчки у нас есть. У меня к тебе серьезная просьба. По поводу Крикуна... Ясно, говорит Социолог. Надо будет к этому делу подключить лингвистов. Семиотиков. Там талантливые ребята есть. Они в два счета установят... Вот и порядочек, говорит Сотрудник. Действуй. А насчет Англии не волнуйся. Задержка не из-за тебя лично. Мы это уладим быстренько. Пока, старик. НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ Ибанские физики открыли новую элементарную частицу. Назвали ее в честь изма изматроном. Изматрон обладает удивительными свойствами, которые в корне меняют старые представления о материи, оставляя незыблемым ее философское понятие. Изматрон не имеет размеров, скорости, массы и заряда. Обнаружить его с помощью приборов было принципиально невозможно, и потому его пришлось открывать с помощью высшей формы познания -- теории изма. Физики открыли его ранее намеченного срока и с перевыполнением плана в два раза. Изматрон представляет собою единство противоположностей, все время переходит из количества в качество, одновременно находится и не находится в одном и том же месте, развивается от низшего к высшему путем отрицания отрицания по спирали и регулярно переходит на сторону пролетариата. Доктор философии Портян заявил, что об изматроне неоднократно писали классики. Изматрон так же неисчерпаем, как электрон. Западные физики, узнав об открытии ибанских коллег, сказали, твою мать, и сдохли от зависти. Посадили двух интеллигентов за хранение и распространение выпусков Срамиздата. КУЛЬТУРНАЯ ЖИЗНЬ Любимец Органов и американцев Распашонка вернулся из Америки с десятью тринитротолуолхлорвенилпаралоновыми шубами и новыми стихами. На пляже двое: черный -- белый. По роже вижу: белый -- беглый. Кишками чую: черны оба И будут черными до гроба. А я, прикрыв свой желтый зад, Понял: не наш у них уклад. В слове Понял ударение на букву Я. Сослуживец, завидовавший предсмертной славе Распашонки, заметил ехидно: Сказал подонок Распашонка, Чесая желтую мошонку. Ибанские деятели культуры, сказал Неврастеник, превосходно решают чужие проблемы, в особенности такие, которые на Западе своими силами решать не хотят. ПРОБЛЕМА САМОСОЖЖЕНИЯ В Газете пишут, что некий никому не известный, но психически ненормальный гражданин сделал попытку поджечь себя, говорит Она. Подоспевшие милиционеры с группой дружинников мужественно бросились на горящего и потушили его. Злоумышленник доставлен в... В отделение милиции, говорит Он. И там его еще избили до полусмерти. Откуда это тебе известно, спрашивает Она. Это будет сообщено в ближайшем выпуске Срамиздата, говорит Он. Кто этот человек, спрашивает Она. Мальчик, говорит Он. Студент. Математик. Очень талантливый парень. Психически вполне здоровый. Может быть, сильно впечатлительный и болезненно честный и справедливый. А зачем, спрашивает Она. В знак протеста против нашей освободительной миссии, говорит Он. Бедный, говорит Она. Как он должно быть страдал. Это не больно, говорит Он. Вернее, ужасно больно первые секунды. Верхний слой кожи обгорит, и все. Я не об этом, говорит Она. Что с ним будет? Вылечат, говорит Он. Один глаз, правда, пропал. Другой под сомнением. Потом сгноят в сумасшедшем доме. Как же так, говорит Она. Надо меры принять... Надо, говорит Он. Удивительный все-таки мир. Бензин он достал у какого-то хапуги за бешеные деньги. Тот еще сострил что-то насчет самосожженцев. А бензин был разбавленный. Долго не загорался. У нас все разбавляют, говорит Она. Забавно, говорит Он. Много лет назад другой мальчик, тоже склонный к математике, придумал в шутку: Бензина литров пять достать. На площадь выйти. Дальше забыл. Я этого не приемлю, говорит Она. Это изуверство. Как люди решаются на такое! Кто как, говорит Он. Значит, не могут иначе. Но не думай, что это легко. Решиться на это при всех обстоятельствах надо иметь большое неподдельное мужество. О боже, говорит Она, Как бы я хотела хоть чем-нибудь облегчить его муки. Для этого, говорит Он, тоже нужно мужество. Вспомнил: Чиркнуть спичкою успеть. Кошмар, говорит Она. Неужели он спичкой чиркнул? Не знаю, говорит Он. За эти годы произошла научно-техническая революция. Может быть, у него была зажигалка. МЕРОПРИЯТИЯ ПО НАУКЕ Для научных работников ввели новую более прогрессивную систему оплаты труда. По этой системе ученые стали получать зарплату в зависимости от количества баллов, начисляемых по единой шкале: директор института -- 500 баллов, заграничная командировка -- 450 баллов, донос -- 300 баллов, руководство сектором -- 100 баллов, докладная записка для вышестоящих инстанций -- 250 баллов, общественная работа -- 50 баллов, монография -- 3 балла, статья -- 1 балл, открытие -- 0, 5 балла и т.п. И уровень науки начал неуклонно повышаться. Самые талантливые и продуктивные ученые включились в борьбу за руководящие посты, разъехались по загранице, засели за пропагандистские статьи и доносы. Синхрофазотроны стали зарастать сорняками. Тех, кто не набирал достаточно большого числа баллов, сначала направили на уборку картошки, а потом уволили, ибо они бросали тень на здоровый коллектив. ТЕАТР НА ИБАНКЕ Огромной популярностью в этот период пользовался Театр на Ибанке. Полное его название -- Малый Неакадемический Полухудожественный Театр Правды и Комедии на Ибанке имени Органов и т.п. Сокращенно -- МНАПХТПИКНИИОБХС. Народ его называл просто Ибанкой. Он и сейчас в большом почете. А после того, как ибанское руководство, передушив всех неповинившихся и нераскаявшихся, решило показать всему миру, что в Ибанске никаких гонений на интеллектуалов нет, Театр, наряду с Художником, Распашонкой и столетним академиком, в юности дружившим с Исааком Ньютоном, выдвинулся в число ведущих явлений духовной жизни Ибанска на зависть БАПХТПИТЗИИБ... (Большому Академическому Полнохудожественному Театру Правды и Трагедии за Ибанкой имени Братии), Литератору и тремстам молодым академикам по физике, открывшим недавно изматрон. Но в то время его роль была качественно иной. Это был одновременно Якобыльский клуб, Кумвент и Винсовет интеллектуалистского движения Ибанска. Душой Театра был Режиссер, мозгом -- Брат, совестью -- Распашонка. Первоначально, еще во времена Хозяина, Театр был самодеятельной студией при Органах, где допускалась значительно большая свобода творчества, чем в прочих учреждениях Ибанска. После того, как Хозяин сдох, а его Член выбросили из Пантеона и зарыли у стены как рядового главу государства, студию отобрали у Органов и превратили в Театр, несколько сократили свободу творчества, зато разрешили новаторство. И Театр с поразительной быстротой расцвел и стал центром духовной жизни левых интеллектуалов. Тесной связи с Органами театр не терял, ибо без их поддержки он не просуществовал бы и недели. Не выдержал бы нападок со стороны Министерства Культуры, Это нормально, говорила по сему поводу Супруга. Театр Шекспира был при короле. Театр Мольера был при короле. Ибански