то Бог есть, и верит в СВОЕГО Бога, ПО-СВОЕМУ". Мы должны спросить этих людей, читали ли они когда-нибудь книги по кулинарии, дорожные атласы или справочники по ремонту автомобилей. Подобные книги редко содержат в себе теологические убеждения авторов, но их читают каждый день. Другие могут сказать: "Я не могу принимать всерьез книги, написанные людьми, допускающими, что Бог есть". Интересно, а пытаются ли они узнать, во что верят их врач, дантист или почтальон, и не отказываются ли они от услуг последних, если те, случаем, относятся ко Всемогущему достаточно положительно. Что касается нас, то МЫ верим, что людям надо предоставить свободу верить в то, во что они хотят верить. Техники, предлагаемые в "ЖИЗНИ 101", помогут как верующим, так и сомневающимся (и всем, кто находится между этими двумя категориями) жить более здоровой, богатой и счастливой жизнью. Мы обсудим техники такие же четкие и простые, как техника приготовления пищи, ремонта автомобиля, чтения карт или доставки почты. Однако, в отличие от приготовления пищи, ремонта автомобилей, чтения карт или доставки почты, техники, позволяющие жить более здоровой, богатой и счастливой жизнью, в некоторых случаях связаны со специфическими религиозными (или нерелигиозными) системами верований. Что мы попытаемся сделать в этой главе, так это отделить эти техники (которые работают независимо от той или иной веры или неверия) от ярлыков, навешиваемых на них иногда организованными философскими школами, "религиозными" или "научными". Врач, делающий прививку ребенку и говорящий: "Слава Богу, этому ребенку не страшна оспа", и врач, делающий прививку со словами: "Слава Пастеру, этому ребенку не страшна оспа", делают одну и ту же вакцинацию. Кто-то может сказать, что врач, благодарящий Бога, лучше, а кто-то может сказать, что лучше врач, превозносящий силу медицинской науки, но в обоих случаях, -- слава Богу и/или Пастеру! -- ребенок оказывается в безопасности. Известно, что некоторые "научные" открытия достаточно медленно получали признание у некоторых религиозных организаций, а некоторые "мистические" техники не сразу принимались наукой. Полагаете ли Вы, что мы все "достаточно стары" (и мудры) для того, чтобы отринуть источники, историю и внешние атрибуты определенных техник, задав относительно них один простой вопрос: а срабатывают ли они? (Дают ли они нужный результат? Позволяют ли они вам получить то, что нужно?) Это был главный вопрос, который мы задали, прожив три четверти нашего века познания. (Разумеется, для того, чтобы понять, какой вопрос нам следует задать, потребовалось много лет. Интересно, что мы можем задать тот же вопрос о себе, и он окажется не менее интригующим.) Итак, если мы, в ходе своего повествования, сделаем заявление, которое покажется вам похожим на то, что Вы слышали в воскресной школе, это может быть именно потому, что Вы действительно слышали его в воскресной школе. Если мы скажем что-то, а Вы подумаете: "Похоже, это взято из Десяти Заповедей", -- то, возможно, это действительно взято из Десяти Заповедей. Если Вы скажете: "Ну вот, они опять ссылаются на эту безбожную науку", -- то, вероятно, мы действительно снова ссылаемся на безбожную науку. Нас не волнует, откуда это пришло; нам важно, куда это нас приведет. Моя религия заключается в смиренном восхищении безграничным высшим духом, проявляющим себя в мельчайших деталях, которые мы в состоянии заметить благодаря своему хрупкому и слабому уму. Альберт Энштейн Вокруг нас происходит гораздо больше того, о чем мы можем узнать благодаря нашим органам чувств Наше видение мира основывается главным образом на той информации, которую мы получаем с помощью наших пяти чувств. То, что ЛИЧНО мы знаем о мире, мы либо видели, либо трогали, либо пробовали на вкус, либо нюхали, либо слышали. К несчастью, наши чувства ограничены, следовательно, ограничено и наше видение мира. Это не является проблемой, пока мы не начинаем верить, что помимо того, о чем мы узнали благодаря своим чувствам, узнавать больше нечего. Это не так. Это новость для тех, кто верит: "Если я не вижу, не слышу запаха, не чувствую на вкус или на ощупь, не слышу чего-то, то этого не существует". Если бы мы прямо сейчас сказали вам, что воздух вокруг вас наполнен сотнями голосов, картин и песен, но Вы не можете видеть и слышать их, что бы Вы подумали? Может быть, Вы бы подумали, что мы несем какую-то метафизическую ахинею? "Если бы вокруг меня были сотни голосов, картин и песен, я мог бы, по крайней мере, видеть или слышать хотя бы НЕКОТОРЫЕ из них". Необязательно. "Тогда Ваше объяснение оказывается довольно-таки непонятным". И это необязательно. "Хорошо, тогда объясните". Прямо сейчас Вы окружены волнами энергии... "Все равно это звучит непонятно". ...которые используются в радио, телевидении, переговорных устройствах, переносных телефонах и многих других аппаратах связи. Вы не чувствуете присутствия этих волн потому, что Ваши органы чувств не способны принимать эти сигналы. Но если у вас есть телевизор, Вы можете настроить его на эти "волны энергии". Телевизор будет переводить то, что не воспринимают Ваши чувства, в то, что они воспринимают. Если Вы не можете видеть, слышать или чувствовать эти волны без помощи телевизора, это не означает, что их нет. Они есть, Вы просто не можете воспринимать их. Точно так же дело обстоит и со всеми природными и человеческими феноменами. Если бы у нас были надлежащие инструменты, мы смогли бы их воспринимать. Если у нас их нет, мы часто не знаем об их существовании. Собаки различают запахи и слышат лучше, чем большинство людей. Кошки лучше видят в темноте. Птицы более чувствительны к движениям. Даже мухи, кажется, "знают", когда Вы собираетесь прибить их. Суть проста: жизнь более богата и разнообразна, чем это видно глазу. Жизнь -- это энергия Перед тем, как мы соберем для вас общую картину жизни такой, какой мы хотели бы, позвольте нам разложить ее на составные части. Мистики и мудрецы древности поняли, что эта твердая, материальная жизнь является всего лишь энергией -- вибрациями определенного качества, которые предстают нашим ограниченным чувствам в качестве твердой формы. "Материалисты" старых времен (когда наука, как таковая, еще не была изобретена) ехидничали по этому поводу. Они знали: опущенная на голову дубинка причиняет боль, а скала гораздо тверже, чем "вибрации". Несколько тысячелетий спустя, около 2500 лет назад, греки предположили, что вся жизнь сделана из атомов (АТОМ по-гречески означает "неделимый") и что атомы сделаны из энергии. Так родилась физика. (Термин "физика" пришел из греческого слова "физис" -- попытка видеть настоящую природу вещей.) Некоторые по поводу этой теории говорят: "Жизнь -- это энергия". Другие говорят: "Жизнь -- это энергия? Докажите это". И физики принялись доказывать. К несчастью, приборы, которые они использовали, были слишком грубыми для того, чтобы доказать что-либо подобное. В результате доказательства фактически подтверждали идею о том, что жизнь -- не энергия, а состоит из чего-то очень твердого. Таким образом, пропасть между верой и наукой углублялась. Те, кто верил, не могли "доказать", что жизнь -- это энергия, а научные приборы были слишком грубы, чтобы доказать, что жизнь является чем-то иным, чем просто твердая материя. Разрыв продолжал расширяться до начала нашего века, когда Эйнштейн доказал математически (еще одна ужасная твердая наука), что энергия -- это материя. (E=mc2 энергия равна материи, помноженной на скорость света в квадрате). Сейчас физики имеют формулу, по которой они могут создать приборы, позволяющие рассмотреть внутренние процессы, протекающие во Вселенной. Они обнаружили, что атомы, с одной стороны, гораздо меньше, а с другой -- гораздо больше, чем считалось сначала. Чтобы у вас создалось представление, насколько малы атомы, представьте себе вишню. Затем представьте себе триллионы и триллионы вишен в одном огромном зале. Представьте шар размером с Землю, весь сделанный из вишен. (Если кто-то думает, будто мы собираемся создать ужасный каламбур, вроде "Жизнь подобна шару из вишен", или любой другой комментарий относительно того, что мир -- это западня, Вы ошибаетесь.) Этот большой шар из вишен величиной с Землю будет абсолютно точной моделью атомной структуры апельсина. Таким образом, если Вы увеличили апельсин до размеров Земли, то атомы в этом большом апельсине будут иметь размер вишен. Еще один пример ничтожного размера атома: кусок чистого золота можно сделать очень тонким. Когда он прокатан очень тонко, то его называют золотым листом. Толщина золотого листа примерно пять атомов золота. Если бы эта книга и еще три других такой же толщины были бы напечатаны на золотых листах, общая толщина всех четырех книг составила бы примерно толщину одного листа бумаги. Вот насколько малы атомы. Но атомы также удивительно ВЕЛИКИ. Вы помните модели атомов, которые нам показывали в школе? Они выглядели как маленькие солнечные системы. (В некоторых школах, возможно, одну и ту же модель использовали для демонстрации атомов и солнечной системы.) В середине были протоны и нейтроны; они, объяснял учитель, образуют ядро. Далее, кажущиеся немного меньше ядер, на расстоянии примерно 20 сантиметров от них, колеблющиеся на концах того, что было похоже на вешалку для мехов, были электроны. Эти пропорции по меньшей мере не точны. Если бы ядра атомов были, скажем, размером с теннисный мяч, электроны находились бы от них на расстоянии примерно в десять миль (1 миля -- примерно 1,6 км). Если бы ядра были размером с теннисный мяч, атом был бы от двух до двадцати миль в диаметре. В модели, которую нам показывали в школе, электроны были примерно такого же размера, как и ядра. Электрон, в действительности, гораздо меньше ядра: почти в две тысячи раз меньше. В более точной модели, если бы ядро было размером с теннисный мяч, электроны были бы почти не видны. А вот вам еще один пример размеров. Представьте себе купол собора Святого Петра в Риме. (Если Вы не были возле собора Святого Петра, представьте себе любой виденный вами купол и увеличьте его в воображении.) Если бы атом был размером с купол собора Святого Петра, ядро было бы размером с кристаллик соли, а электрон был бы меньше пылинки. Но то, чего электронам не хватает в размерах, они наверстывают в СКОРОСТИ. Они вращаются вокруг ядра со скоростью около 600 миль в секунду. Когда Вы представите себе, сколько раз электрон должен облететь вокруг ядра, чтобы набрать одну милю, умножьте это на 600 и представьте, что это совершается за одну секунду. Теперь Вы видите, как электрон создает иллюзию. Иллюзию? Разумеется. Электроны так быстро вращаются вокруг ядра, что это создает ИЛЛЮЗИЮ твердой оболочки. Если Вы когда-либо размахивали фонариком взад и вперед в темноте, Вы знаете, что это создает иллюзию прямой линии. Если Вы вращали фонариком по кругу, это создавало иллюзию круга. То же самое делают электроны, когда вращаются вокруг ядра. Атом, имеющий ядро размером с кристаллик соли, ПОКАЖЕТСЯ размером с купол собора Святого Петра. Ядро составляет 99,95% массы ("твердого вещества") атома. Остальное в атоме -- это ничто, кажущееся гораздо крупнее (кристаллик соли, притворяющийся куполом) из-за вращающихся электронов. (Протоны и нейтроны нами не учитываются; они вращаются в пределах ядра со скоростью 40 000 миль в секунду.) Это открытие стало возможным благодаря торжеству идей школы мышления "Жизнь не тверда, а только кажется твердой". К тому же было известно, что большими являются не только расстояния МЕЖДУ атомами, но и расстояния ВНУТРИ атомов -- пространство, где не было вообще ничего, которое во МНОГО раз больше, чем "твердь" электронов, нейтронов и протонов. В связи с этим жизнь стала гораздо проще для последователей школы "жизнь -- это энергия" и гораздо труднее для последователей школы "жизнь -- твердая". Твердое вещество -- электроны, протоны и нейтроны -- начали (ах!) рассыпаться на части. Разумеется, они не разваливались на части в прямом смысле; просто они оказались не такими твердыми, какими бы их хотели представлять ученые. Кажется, протоны и нейтроны сами по себе тоже не являются монолитными, а состоят из субатомных частиц. А затем в лагере "твердых" воцарился ад, а среди веривших в волновую теорию -- рай. Было обнаружено, что субатомные частицы вообще являются не частицами, а ВОЛНАМИ. Да, волнами. Волнами энергии. А отнюдь не чем-то твердым. Итак, фундаментальный вопрос, с которым столкнулись физики, следующий: являются ли субатомные частицы твердыми, или же они всего лишь волны (вибрации), которые мы воспринимаем как частицы, потому что наша современная техника недостаточно тонка, чтобы воспринимать вибрации? Базовые элементы жизни вели себя в экспериментах по-разному, разница обусловливалась, как оказалось, тем, КТО ПРОВОДИЛ ЭКСПЕРИМЕНТ. Другими словами, для одних ученых, проводивших эксперименты, жизнь представлялась маленькими частичками; другие ученые находили, что жизнь -- это волны. Это потрясло столетние научные принципы, согласно которым эксперименты должны давать одни и те же результаты, независимо от того, кто их выполняет. Физик Фритьоф Капра в книге "ТАО ФИЗИКИ" описывал это следующим образом: Когда мы проникаем в материю, природа не показывает нам никаких изолированных "базовых блоков здания", а предстает перед нами как довольно сложное переплетение отношений между различными частями целого. В этих отношениях всегда есть наблюдатель. Человек-наблюдатель является конечным звеном процесса наблюдения, и качество любого атомного объекта может быть понято только при условии взаимодействия объекта и наблюдателя. Капра приходит к заключению, что "в атомной физике мы никогда не можем говорить о природе, не говоря в то же время о себе". Некоторые характеризовали взаимодействие между ученым и тайной частиц/волн следующим образом: выполнявший эксперимент ученый находил то, что он и ОЖИДАЛ найти. Если ученый ожидал найти волны, находились волны. Если ученый ожидал найти частицы, находились частицы. Итак, противостояние волн и частиц все еще ожидает приговора суда. Но даже если окажется, что эти субатомные частицы являются мельчайшими частичками твердого вещества, неопровержимой правдой останется то, что пространство между этими твердыми частицами гораздо больше самих этих частиц. Такой авторитет, как "БРИТАНСКАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ", говорит нам, что "атом (и следовательно вся материя) является, в основном, пустым пространством". Это не согласуется с нашим восприятием -- или даже верой -- всех вещей. Как сообщает нам "БРИТАНСКАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ", "некоторые концепции повседневной жизни оказываются более неправильными в приложении к атомной шкале". Например, в книге, которую Вы держите в руках, пустого места больше, чем самой книги. Электроны в атомах книги движутся так быстро, что создают ИЛЛЮЗИЮ твердой типографской краски на твердой бумаге. Но это не книга. Это иллюзия. Если бы все электроны прекратили свое вращение хоть на мгновение, книга не просто рассыпалась бы в пыль, она бы исчезла. Доказательство. Пожалуйста, запомните, что здесь мы не говорим метафизической чепухи. Мы приводим верные, научные факты. То, что Вы читаете, -- это вибрирующая энергия, создающая иллюзию книги. Большинство из нас не может видеть вибрации, потому что наши чувства не способны воспринимать вибрации такой скорости. Это так же справедливо и по отношению ко всему, на чем Вы сидите (или лежите), всем вещам в вашей комнате или автомобилю, в котором Вы едете, и всему, что Вы можете видеть, слышать, ощущать на вкус, осязать и обонять. Это, кстати, также верно и по отношению к вашему телу. Добро пожаловать в жизнь. Некоторые проблемы чересчур сложны для рационального, логического решения. Они требуют интуиции, а не ответов. Джером Визнер Что, в самом деле, означала эта последняя глава? Что общего имеет глава об атомной физике с книгой о жизни? Изучение атомов дает несколько фактов, касающихся жизни:
  1. Даже в вещах, которые кажутся нам более чем-то, чем ничем, больше ничего, чем чего-то.
  2. Все всегда в движении, даже вещи, которые, кажется, не движутся уже на протяжении миллионов лет.
  3. Впечатление, что вещи тверды, -- иллюзия.
  4. Жизнь -- это энергия, "притворяющаяся" чем-то.
  5. Энергия иногда несет ответственность за человеческие взаимоотношения.
Если на страницах этой книги мы предложим вам попробовать что-то, что Вы не пробовали никогда раньше, и дадим кажущееся на первый взгляд невероятным объяснение тому, почему это должно сработать, знайте, что наши объяснения больше основываются на атомной физике, нежели на метафизике. Жизнь, оказывается, не борьба; это -- тряска. Любая достаточно развитая технология неотличима от магии. Артур Кларк Являются ли люди изначально хорошими или изначально плохими? Хорошими. Это наш ответ. Наши доказательства? Ну, мы могли бы обратиться к философам, психологам и поэтам, но тогда бы те, кто верит, что люди изначально злы, могли бы сослаться на не меньшее число философов, психологов и поэтов, а количество их доводов превысило бы количество наших. Наше доказательство просто; за ним мы обращаемся непосредственно к источнику человеческой жизни: ребенок. Что Вы видите, когда смотрите в глаза ребенка? Мы вгляделись в глаза нескольких детей и так и не увидели изначальное зло. В них -- чистота, радость, живость, благородство, искры, счастье -- то есть добро. Дети, как губки: они впитывают все. К тому времени, когда им исполняется два года, они наблюдали уже более 10 000 часов жизни хорошее, плохое, безобразное -- плюс то, что показывают по телевизору. Когда они начинают действовать с учетом этих наблюдений, они знают -- иногда в расплывчатой форме -- что такое-то поведение является "хорошим", а такое-то "плохим", и "здесь" мы не можем быть плохими, мы только делаем добро. Что мы подразумеваем под злом? Зло не является необходимым жизненным опытом. Все, что нам необходимо для того, чтобы получить урок, -- это жизнь, даже если она не похожа на развлечение. Когда "неразвлечение" продолжается и после того, как урок получен, это зло. Отрубить собаке хвост (если это необходимо) -- это жизнь. Делать это постепенно, по одному сантиметру, -- это зло. Сначала ребенок сталкивается с трудной задачкой понимания того, почему одни вещи "правильны", а другие в то же время "неправильны". Но постепенно ребенок учится -- с разной степенью успеха -- компенсировать плохое хорошим, неправильное правильным. Зло они постигают, наблюдая за окружением, а добру они учатся, учась прятать это зло. Мы учимся притворяться добрыми, и когда мы позволяем притворству соскользнуть, под ним обнаруживается зло. Неудивительно тогда, что многие люди считают себя внутри плохими. Борьба за поддержание "активного добра" подобна "никогда не прекращающейся битве за правду, справедливость и Американскую мечту". Когда у людей хватает терпения (и смелости) углубиться в себя ниже уровня "внутреннего зла", они неизменно обнаруживают океан мира, спокойствия и радости. Там они достигают своего "внутреннего добра", которое и является их истинной натурой. Как это ни смешно, "внутреннее добро" часто удивительно напоминает "хорошую оболочку", созданную для них родителями. Различие здесь в том, что, находясь в этом центре, люди творят добро, потому что добро является чем-то, что и нужно творить, а не потому, что они должны соответствовать представлениям о них как о людях добрых, или потому, что их могли бы наказать, если бы они не стали делать добро. Ваши друзья могут подумать, что Вы, скажем, счастливый человек. Вы, должно быть, подумаете: "Откуда им знать? Если бы они только знали, как несчастен я внутренне. Я только притворяюсь счастливым, и они попались на удочку. Что за друзья такие?" Правда заключается в том, что под несчастьем находится подлинное счастье, и, возможно, счастье, которое видят Ваши друзья, это подлинное счастье, а не притворство, которое Вы используете как маску. Может быть, Ваши друзья обладают даром всегда видеть подлинное счастье. Это справедливо для любых "добрых" эмоций, мыслей или поступков: любви, радости, благодарности, энтузиазма, сострадания, великодушия, нежности, храбрости, чистоплотности, почтительности и т.д. Мы еще поговорим о том, как найти в себе этот источник внутренней доброты (это, между прочим, одна из главных целей этой книги). А пока, пожалуйста, учтите следующее: если вам кажется, что Вы дурачите людей тем, что творите добро, если Вы думаете, что Вы на самом деле вовсе не так хороши, может быть, единственный, кого Вы дурачите,-- это Вы сами. Выбирая одно зло из двух, я всегда выбираю то, которое я никогда раньше не пробовал. Май Вест  * ЧАСТЬ 2 *  Инструменты для усердных учеников Жизнь -- это не что иное, как настойчивый учитель. Она будет повторять урок снова и снова (и снова, и снова), пока он не будет выучен. Как жизнь узнает, что мы его выучили? Это произойдет тогда, когда мы изменим свое поведение (или изменимся внутренне, или и то и другое). До этого момента, даже если мы своим умом "узнали" что-то, мы все же на самом деле не выучили этого. И уроки познания продолжаются. Хорошая новость заключается в том, что в конце концов мы все же узнаем все, что нам нужно знать. Плохая новость: уроки будут продолжаться до тех пор, пока мы их не выучим. Для некоторых, однако, "в конце концов" -- это не слишком быстро. Если есть что-то, что они могут узнать и что в конце концов сделает их жизнь счастливее, здоровее и продуктивнее, почему не узнать этого сейчас? Это принесет нам счастье, здоровье и продуктивность гораздо быстрее и избавит нас от необходимости сидеть на многих уроках (возможно болезненных). В этом есть смысл. Другие не согласны учиться только тому, что им "нужно" знать. Им хочется большего. Они, как и мы, относятся к числу "нетерпеливых учеников", которые читают книги с такими названиями, как ЖИЗНЬ 101. Кто-то однажды сказал, что есть только две вещи, движущие просветленным человеком, -- это любовь и любопытство. Мы не можем говорить об уровне нашего просветления, но мы можем сказать, что, учитывая уровень нашего любопытства, нам повезло, что мы не кошки. Как указывал более сотни лет назад Анатоль Франс, "искусство обучения заключается в пробуждении природного любопытства молодых умов с целью их дальнейшего удовлетворения". Но что, если нас интересуют вопросы, на которые нет ответов? Попав в такое затруднительное положение, мы обычно успокаиваем себя мыслью Эмерсона: "Несомненно, у нас нет вопросов, на которые нельзя было бы найти ответов. Мы должны настолько доверять совершенству создания, чтобы верить, что, какое бы любопытство ни было пробуждено существующим порядком вещей в нашем мозгу, порядок вещей сможет его удовлетворить". "Жизнь была задумана для того, чтобы ее жить, -- написала в своей автобиографии Элеонора Рузвельт, -- и любопытство должно постоянно поддерживаться живым. Какой бы ни была причина, никогда нельзя поворачиваться к жизни спиной". В этой части книги Вы найдете набор инструментов, предназначенных для того, чтобы поддерживать Ваше любопытство живым. Эти же инструменты можно использовать для того, чтобы находить удовлетворяющие вас ответы на явления, которые могут вызвать Ваше любопытство. Это -- техники для ускорения процесса познания. Кстати, Вы можете выбрать любое из этих инструментов. Никому не нужно знать или использовать их все, чтобы усвоить необходимые уроки жизни. И поскольку это так, нет нужды бороться, думая, что если Вы не овладели ими, ваша жизнь не удастся. Относитесь к этим техникам легко. Экспериментируйте. Играйте с ними. Получайте удовольствие. В то же время, нет нужды передавать знания об этих инструментах другим, а тем более настаивать, чтобы люди относились к вам так, будто бы они уже овладели ими. В школе жизни такой опыт обретается по выбору каждого. Если Вы захотите воспользоваться некоторыми или всеми инструментами для своего ускоренного развития, это прекрасно; но, пожалуйста, не надейтесь -- и тем более не требуйте, -- чтобы и другие тоже ускоряли свое развитие. Прежде чем мы начнем, давайте попробуем понять, почему люди тратят так много времени на борьбу против познания; почему мы как биологический вид так настроены против открытия нового. Вы никогда не задавали себе этих вопросов? Почему мы сопротивляемся познанию? Если мы здесь для того, чтобы учиться, и если мы имеем это встроенное в нас желание учиться любознательности, почему мы так сильно сопротивляемся познанию? Например, так, как обычно бывает в знакомом всем споре: "Послушай меня!" -- "Нет, это ты послушай меня!" -- "Нет, это ты послушай меня!" И так далее. Похоже, где-то в восемнадцатилетнем возрасте (прибавьте или отнимите 10 лет) что-то внутри нас решает: "Ну вот, теперь я созрел. Я знаю все, что мне нужно знать, и больше этого знать не собираюсь". Почему? Давайте снова обратимся к концепции маленького ребенка, которого учат жизни его родители. Итак, родители -- большие! Они в четыре или пять раз больше детей. Представляете, какое уважение (благоговение? страх?) Вы испытывали бы к индивидууму четырех-шестиметрового роста, весящему 300-400 килограммов. Представьте себе ребенка (двух, трех), играющего в комнате. Родители читают, дети играют, все прекрасненько. А примерно через час -- бабах! Ребенок налетает на стол и опрокидывает лампу. И там, где только что не было и намека на контакт с родителями, возникли сразу несколько точек соприкосновения -- и почти все негативные. "Сколько раз мы говорили тебе! Ты можешь хоть что-нибудь делать нормально? Что с тобой происходит? Это была моя любимая лампа! Как тебе не стыдно, паршивец!" Словесная тирада может быть подкреплена физическим наказанием. Что будет помнить ребенок о вечере, проведенном с родителями? Запомнит ли он спокойные часы мирной игры (то есть когда ничего не разбивается), пока мамочка и папочка читают, или он запомнит 10 минут, наполненные криками "гадкий", "мерзкий", "стыдись"? Естественно, он запомнит негативное. Это было громко и страшно: представьте себе пару богов ростом четыре-пять метров и весом по 400 килограммов, кричащих на вас. Чаще всего это единственный контакт, который ребенок имел с "богами" за весь вечер. (Особенно если частью наказания стала ранняя ссылка в кроватку.) Когда основное воспоминание ребенка об общении с родителями ("богами") состоит в основном из "нет", "нельзя", "прекрати", "замолчи", "стыдись", "плохой, плохой, плохой", то что этот ребенок узнает о себе? Что он не способен ни на что хорошее; что в любой момент он должен ожидать неудачи, и все равно ему не повезет. Короче говоря, ребенок начинает верить, что он или она изначально недостаточно хороши, что они предназначены для неудач. Что они никчемны. Традиционная система образования почти не располагает средствами, чтобы развеять эту ошибочную веру. Наоборот, школа только усиливает этот образ. (Если мы научились всему, что нам нужно, еще в детском саду, в первом классе школы это из нас вытрясут.) Вас научат, что Вы должны "зарабатывать оценки", иначе Вы немного будете стоить. Если Вы действительно будете усердствовать в добывании оценок, кто-нибудь из взрослых может спросить вас: "Что это ты все время учишься? Почему ты не играешь с другими детьми? Что с тобой? У тебя что, друзей нет?" Естественно, ощущая себя никчемным, долго не протянешь. Это слишком болезненно. Поэтому мы изобретаем средства защиты -- поведение, которое дает иллюзию безопасности. Скоро мы замечаем, что другие не только используют аналогичные средства защиты, но и подняли их на новый, экзотический уровень. Продолжаются занятия в школе ограничений. Мы становимся членами клуба, где перестаем быть одинаковыми. Фактически мы начинаем чувствовать себя в полном порядке. У нас есть компаньоны, сотоварищи, собратья, собутыльники и т.д. Что за клубы? Существуют четыре основных разновидности международных клубов "Давайте смоемся от всей этой мучительной несправедливости". Вот они: БУНТАРИ Бунтари любят считать себя "независимыми". Фактически любой "закон", с которым они сталкиваются, вызывает у них стремление делать все наоборот. Их отличительная черта -- реверсивная психология. Они считают, например: "Лучший способ удержать детей от засовывания бобов в уши -- это сказать им, что они должны засовывать бобы в уши". Дети предпочитают ни с чем не соглашаться. Наиболее страшное для них утверждение: "Юность должна уважать старших". Лозунг: "Эй, умники, Вы говорите нам, что мы плохие. Тогда, умники, это ВЫ -- плохие". Девиз (без первого слова): "... я тебя и лошадь, на которой ты приехал!" Если тот кто говорит вам что Вы плохи, сам плохой, тогда, каким-то образом, это делает вас хорошим. Каким-то образом. ВИТАЮЩИЕ В ОБЛАКАХ Это люди, которые постоянно не присутствуют там, где они присутствуют. Они не немые, они просто пребывают где-то в другом месте: на необитаемом острове, на рок-концерте, на приеме, где угощают мороженым. Они мастера воображения. Они не глупы. Однако они из кожи вон лезут, чтобы казаться глухими, пьяными в стельку или спящими любому, с кем они не хотят иметь дела. Они просто хотят, чтобы все умники оставили их в покое. Наиболее страшное для них утверждение: "Лучше всего знать, что ты ничего не знаешь". Лозунг: "Вы не можете ждать от меня многого, поэтому Вы не можете критиковать меня, потому что, ну-у-у. Да, о чем бишь я?" Девиз: "Ась?" Реальный мир выбивает их из колеи, поэтому они ретируются в мир фантазии, частью которого они могут быть. ЛЮБИТЕЛИ КОМФОРТА Это те, кто прячется в комфорте. Все, что является (или может быть) неудобным, избегается (если только это "избегание" само не причиняет еще большего неудобства), а все, что может доставить комфорт (пища, развлечения, телевизор, плеер, выпивка, наркотики), становится предметом желания (если только поиск этого не причиняет неудобств). Наиболее страшное для них утверждение: "Школяр, который лелеет любовь к комфорту, не может считаться школяром". Лозунг: "Комфорт любой ценой!" (Если только она не слишком высока.) Девиз (позаимствован у Толкиена): "Хоббит жил в земляной норе. Не в противной, грязной, сырой норе, наполненной остатками червей и тиной, но и не в сухой, голой, песчаной норе, в которой можно было только сидеть и есть: это была нора хоббита, что значит комфорт". Они помнят ровно столько девизов, сколько нужно для ощущения комфорта. ИСКАТЕЛИ ОДОБРЕНИЯ Лучший способ доказать свою самодостаточность и достойность -- это иметь вокруг много людей, говорящих вам, какой Вы замечательный. Эти люди так стараются заполучить одобрение (предпочтительно) других людей или приятие хотя бы, что у них остается очень мало времени, или не остается вообще, искать собственное. Но их собственное одобрение не имеет значения. Они в конце концов недостойны, а чего стоит мнение недостойных людей? Они представляют собой как бы оборотную сторону бунтарей: бунтари считают мнение других людей ничего не стоящим; искатели одобрения считают мнение других слишком стоящим. Они бы согласились стать президентом класса, но они боятся насмешек, поэтому они обычно побеждают искателей сокровищ посредством оползня. Лозунг: "Что я могу сделать для ВАС сегодня?" Девиз: "Миленький свитерок!" Без таких людей плоты, приплывающие к дому, никогда не были бы построены. Вы, вероятно, смогли бы легко отнести Ваших друзей к тому или иному уважаемому клубу. Если Вы сомневаетесь, куда отнести себя, спросите своих друзей. Схожее мнение и будет ответом, хотя, возможно, он вам не очень понравится. (ПРИМЕЧАНИЕ: Если Вы отвергаете идею о том, что вас можно отнести к одной из этих категорий, тогда Вы, вероятно, бунтарь. Если Вы с готовностью принимаете похвалы Ваших друзей, тогда Вы, вероятно, ищете одобрения. Если Вы забываете спросить, тогда Вы витаете в облаках. Если Вы боитесь спросить, Вы ищете комфорта. Если друг говорит: "Ты не подходишь ни под одну из категорий; в тебе есть понемногу от каждой", то, вероятно, он ищет вашего одобрения.) Большинство из нас в то или иное время отдают дань каждому из этих клубов. Мы можем, например, быть бунтарями, когда дело доходит до ограничения скорости, отсутствующими, когда речь заходит о налогах на доходы, любителями комфорта, когда покушаются на наши дурные привычки, и искателями одобрения в интимных отношениях. Это все также четыре основных способа избежать познания. Бунтарям и не нужно учиться; витающие в облаках не помнят, зачем им это; пребывающие в комфорте находят это дело чересчур рискованным; а искатели одобрения хотят все время держаться на плаву. Большинство из нас имеет собственные комбинации всех четырех разновидностей -- немножко того и немножко другого. Все это, наверное, и удерживает нас от познания именно того, что мы хотели бы знать. Как же преодолеть эти древние барьеры? Инструментами, техникой и практикой, практикой, практикой. Где же найти эти инструменты? Оставшаяся часть этой книги -- энциклопедия инструментов. Правила как инструменты Один из наиболее эффективных инструментов для жаждущих знания -- это правила. Он является и наиболее древним, и одним из первых, которому следует сопротивляться. Так быстро, как только мы могли -- самое позднее в возрасте двух лет, -- мы научились обходить правила. Бунтари бунтовали, витающие в облаках забывали, пребывающие в комфорте ни о чем не заботились, а ищущие одобрения рабски подчинялись -- позаботившись, разумеется, о том, чтобы кто-нибудь наблюдал и одобрял. В большинстве случаев к правилам относились как к врагам, к чему-то, навязанному безличным (и, возможно, тираническим) миром, созданным, чтобы ограничивать, наказывать или огорчать нас. Легко понять, почему правила воспринимаются нами как враги. С точки зрения ребенка, ему бы никогда не приходилось огорчать родителей, если бы не было правил. Только когда правило Нарушается, они прячут свою любовь, а если бы правил не было, наши родители любили бы нас всегда. Примерно так работает логика ребенка. Нам казалось, что правила -- это нечто вроде специального курса для детей. Взрослые могут долго не ложиться спать и смотреть телевизор. Взрослые могут есть по два десерта, если захотят. Взрослые могут переходить улицу. Взрослым не нужно спать после обеда. "Когда я смогу делать это?" -- спрашиваем мы. "Когда подрастешь", -- говорят нам. Поэтому правила воспринимались нами как нечто временное -- надо только потерпеть немного, и в один прекрасный день их не станет. Вообразите наше удивление, когда мы стали старше -- три, четыре, пять -- и обнаружили, что число и сложность правил в действительности лишь возросли. Затем мы попадаем в специальное учреждение: школу. Мы судорожно хватаем ртом воздух после первого шока и постепенно смиряемся: правила останутся нескончаемыми и не подлежащими обсуждению еще лет двенадцать, а то и больше. Затем они закончатся. Едва ли. Многие правила, портившие нам кровь в детстве, мы просто сделали частью самих себя -- они не исчезли, они просто стали привычками. Мы не играли на проезжей части не потому, что это не разрешалось правилом, а потому, что мы знали последствия игры на дороге. Мы не смотрели телевизор всю ночь напролет потому, что мы знали, как будем чувствовать себя в этом случае на следующее утро. Мы не уплетали два десерта потому... -- ну, может и уплетали. Но мы знали, что случится затем, и это случалось. Пока мы были молодыми, нас всегда ставило в тупик то, что часть правил была полезна для нас, а часть -- нет. От нас, однако, ждали, что мы будем следовать всем правилам. Те правила, которые мы находили полезными, больше не были правилами: они становились частью нас. Те, что не становились частью нас, были "правилами", и мы их ненавидели (или забывали о них, или игнорировали их, или следовали им лишь ради одобрения -- возможна и комбинация этих условий). Возьмем, к примеру, ходьбу. Ходьба полна правил. Если мы забываем любое из правил ходьбы, притяжение тотчас же осуществляет "наказание". Скорое, безошибочное и неотвратимое. Поэтому мы учим правила ходьбы и делаем эти правила своими собственными. Мы можем не думать о них как о правилах, но они, тем не менее, правила. В равной мере это касается разговора, языка, использования наших рук, координации тела, и так далее. Всему, что мы не умели делать от рождения, нам приходилось учиться. У каждого из нас свой свод правил. Как только мы осваивали правила -- делали их своими собственными, -- мы забывали, что они -- правила, и просто выполняли их. Некоторые правила абсолютны, некоторые произвольны. "Продолжайте дышать" -- абсолютное правило. "В Северной Америке следует водить машину по правой стороне дороги" -- произвольное правило. Потому что нет особой причины для езды именно по правой стороне дороги; примерно полмира ездит по левой стороне. Это правило было установлено давным-давно людьми, которых мы никогда не знали. Причина, почему это правило "хорошее", заключается лишь в том, что пока ему следуют все, оно "работает". Нам нет нужды решать каждый раз, когда мы приближаемся к встречной машине, с какой стороны проехать мимо нее. Это помогает сохранить время, внимание, нервы и -- что не менее существенно -- жизнь. Иногда следование правилам является частью "исполнения нашего долга". Может быть, Вы знаете и лучший способ действия -- Вы, например, можете знать "новые правила", которые лучше старых, -- но для выполнения новых правил вам некоторое время приходится следовать старым. Фактически как только Вы овладели старым правилом, Вы стали мастером, а мастер может менять вещи. Как только у вас что-то стало получаться по старым правилам, выполнение того же другим образом будет считаться усовершенствованием. Если вам еще только предстоит овладевать старым методом, то новый часто воспринимается как бунтарство. Мы, разумеется, не призываем вас: "Согласись -- и будешь счастлив". (Между прочим, быть счастливым постоянно -- это один их наиболее не конформистских поступков, который Вы можете совершить. Быть счастливым -- это не просто бунт, это радикализм.) Для изменения уже устоявшихся правил требуются время, энергия, упорство и масса напряженного труда. Многие из этих факторов у вас есть, так что прежде всего выберите то правило, которое Вы хотите изменить. Мы предлагаем вам изменить вашу точку зрения на правила. Эта книга битком набита тем, что Вы можете считать "правилами". Если Вы отнесетесь к ним как большинство людей относится к правилам -- протестуя, не желая понять их и чувствуя дискомфорт, или же как к новым способам получения одобрения, -- эти техники, вероятно, окажутся для вас не особенно полезными. Они просто станут для вас очередными "следует" и "должен". И если Вы похожи на нас, то этого добра у вас уже предостаточно. Как мы уже говорили, мы предполагаем, что ка