[№20 проверяет у В.Б. недельный отчет о работе над собой.]
№20 — ...Здесь у тебя в тексте такая характерная фраза, даже характерное слово: "Из-за того, что не получалось хорошенько сесть и подумать". Это слово "не получалось" характеризует на определенной стадии все наши качества, — что в общем-то все зависит не от нас, все случается. Как говорит Раджниш, — так и должно быть (смеется)... чтобы все случалось. Но оно, понимаешь, случается очень хитро. Оно случается не в нашу пользу.
Помнишь, когда мы говорили о спонтанном существовании, выдвигалась такая якобы программа-максимум: достижение спонтанного существования. Так вся штука в том, что мы уже ведем спонтанное существование. То есть с нами все случается. Только видимость какая-то там есть — принятия решений и так далее. Ничего подобного. Все случается. Мы ведем сейчас спонтанное существование. (Хихикает.) Но очень такое... неприглядное спонтанное существование.
В общем-то, когда речь идет о достижении спонтанного существования, речь идет именно о повышении качества этого спонтанного существования. А для того, чтобы повысить качество спонтанного существования, необходимо сделать его сознательным. Но просто сознавать его мало... То есть для начала необходимо как раз просто начать его сознавать. Начать осознавать свое неприглядное спонтанное существование. А потом попытаться каким-то образом его изменить. Ввести некоторые... правила в это существование. Потом, после продолжительного вот такого вот произвольного, "силового" существования может — может наступить спонтанное существование более высокого порядка.
А вот это "не получалось" — это именно и есть то, что получается все время... То есть все время у тебя что-то не получается.
В.Б. — Я здесь имел в виду, что иногда садился, выбирал время несмотря ни на что. Но это было не то время, когда знаешь, что сейчас тебя никто не тронет. Вот я знаю, что сейчас может прибежать малой, или сейчас может войти кто-то и сказать "иди сюда" или "что ты тут делаешь", понимаешь... Когда я знаю, что меня могут дернуть, такое сидение получается, как будто сейчас надо делать что-то другое. И это не дает собраться.
— Так я об этом и говорю. Требуемые условия необходимо упорно и целенаправленно создавать. Надо стремиться к таким условиям, которые бы способствовали твоей работе. Понимаешь, это должно быть постоянное внутреннее стремление. Если оно присутствует, то в ходе таких продолжающихся обломов у тебя в конце концов действительно возникнут необходимые условия. Ты придешь к ним именно через обломы.
Пока что ты полностью зависишь от обстоятельств, ты над ними не властен. А власть такую необходимо заслужить. Заработать.
Ну, заработать, конечно, не перегибая палку. Это, опять же, проблема той золотой середины, о которой мы говорили. Потому что здесь у тебя описан типичный перегиб: "Все это вместе взятое привело к нервному перенапряжению, раздражительности, проявилось в грубости к родителям, вылилось в скандал с начальником на работе". (Хохочет.)
Это как раз тот случай. Когда начинающий йог начинает работать с волей и так далее, он крепко перенапрягается и под конец у него все рушится и он на все машет рукой: "Да пошло оно к свиням собачьим!"
Перегиб палки — это, в общем-то, истерический рывок так называемый. Чувак впадает в истерику: нет, все это мне не подходит, я буду йогом! Я буду вставать в шесть, — да какое шесть, некоторые в четыре часа начинают вставать. Как в Индии. В четыре утра вставать — капец. Ну, его хватает на неделю. Он чувствует, что он царь и бог. Да ты что, — в четыре часа вставать, понимаешь, все класс у него идет... Ну, как правило, людей хватает не на долго и они обламываются.
Тут нужна не истерика, а так называемое хроническое сверхусилие. Чтобы оно было, с одной стороны, сверхусилием, а с другой стороны, чтобы оно не было истерикой. Потому что истерика — это сверх-сверхусилие. (Хихикает.) После которого ты обламываешься, опускаешь руки, и вообще уже нет никаких усилий, — не то что сверхусилий, вообще никаких усилий. Так что никому это не надо...
Все связанное с истерическим насилием над собой дается легче всего. Сделать рывок несложно. (Рычит.) Рванулись... В этом рывке ты чувствуешь кайф, — а как же, оказывается ты что-то можешь. Ну, а потом, когда ты уже ничего не можешь, у тебя наступает отходняк, тебе плохо.
Этот отходняк ты пытаешься не замечать, а рывки эти составляют для тебя источник дешевого кайфа.
Так. Пойдем дальше... В предыдущем отчете уже пару раз встречается момент фиксирования чувства важности себя... И даже неплохо получается у тебя это дело описывать... (Пауза.)
Ты осознал чувство своей важности в данный момент? Когда я сказал, что неплохо получается?
— М-гм.
— Ты осознал его, когда я тебя спросил об этом. А это нужно сознавать постоянно, постоянно фиксировать всплески этого ощущения.
Ну, последний отчет, конечно, лучше всех предыдущих. Как видишь, надо было дать тебе хорошенько просраться, чтобы ты смог что-то такое вот...
— Что ты имеешь в виду? (Недоволен.)
— Ряд ситуаций, связанных с Т., их обсуждение и так далее. Когда ты мельком, краем глаза все-таки увидел, чем ты являешься в действительности... Покровы воображения были резко сдернуты, "образ себя" развенчан и ты вдруг увидел все это в неприглядном свете. Благодаря этому тебя чуть-чуть, на немножко хватило быть честным.
Кроме того, в последнем отчете увеличивается частота отрывков, неплохих в литературном плане. К этим отчетам необходимо относится как к литературным произведениям. Это будет развивать в тебе творческое начало. Творчество в нашем деле очень важная вещь, потому что механизм творчества един для любых форм человеческой деятельности, будет ли то литература или, скажем, изготовление мебели. Все, что ты делаешь творчески, возникает благодаря одному и тому же механизму.
А самореализация, самоосуществление — это тоже творческий процесс. Процесс этот проходит не по какой-то заранее установленной схеме. Когда мы с тобой встретились, в тебе присутствовало стремление найти эти правила — как все сделать... Стремление найти какую-то поваренную книгу. "Сперва берем два яйца, один баклажан и так далее, двести грамм муки, смешиваем все это — получается самореализация". Такой книги не существует. Есть методики... Есть методики. Но это именно костяки, на которые должно наращиваться мясо, в которое должна вдыхаться жизнь, чтобы костяки эти превратились в живые организмы, ожили и начали саморазвиваться.
Самореализация — процесс творческий. И написание этих отчетов, в которых ты как бы рассказываешь другому человеку все, что тебе удалось узнать из наших бесед нового о себе и вообще, — написание таких отчетов составляет один из путей к творчеству. В последнем отчете творчество по крупицам уже начинает из тебя прорываться. Я эти места отмечаю, пишу "гуд"...
Или вот, очень характерное место: "Мне пришла в голову мысль встретить Т. в жлобских брюках". Почему тебе пришла в голову эта мысль? Совершенно непонятно. Она просто пришла. Ты сам дальше иллюстрируешь, что она "просто пришла": "После короткого колебания, которое чуть не закончилось тем, что я собирался достать джинсы, я одел камуфляж и сомнения сразу пропали".
То есть приходит мысль встретить Т. в так называемом городском камуфляже, "жлобских брюках". Почему? Если бы ты знал, что ты делаешь, то не было бы никаких сомнений. Ты бы знал, для чего надеваешь камуфляж — для того, чтобы произвести определенный эффект, скажем так. Это, фактически, было бы определенной магической операцией. То есть ты знаешь, что делаешь, зачем и какой это вызовет эффект. Ты совершаешь определенное сознательное действие.
Ну, а у тебя что? Камуфляж там, понимаешь, каша какая-то в голове... бух, — джинсы, прямо противоположное решение и так далее. Мог бы ты объяснить, что у тебя происходило в тот момент в голове? С чем были связаны эти метания между "жлобскими брюками" и джинсами? (Пауза.)
— Вся штука в том, что... гм... Камуфляж или джинсы... Я не думаю, что... В общем-то... как тебе сказать...
— Ты не бойся говорить. Ты же знаешь сокровенное правило, оно у тебя записано и висит на видном месте: "Не бойся выглядеть дураком". Ты пытайся подключать в этот момент... ну, как его... поток свободных ассоциаций. Что приходит на язык, так сразу и выворачивай (издает рвотный звук). Я предлагаю тебе поблевать, когда задаю тебе вопрос. (Смеется.) Я не ожидаю услыхать что-то умное...
— Нет, я... я не помню, не то что не помню, не могу сформулировать, у меня такое чувство просто, что... одеть камуфляж... перед ним... появилось такое чувство показать себя...
— Ну-ну-ну...
— Показать себя... ну вот... таким, показать такую картинку, а с другой стороны... джинсы, думаю, курсы экстрасенсов все-таки ж, это солидное такое дело... он же меня на курсы хочет пристроить..., так может показать себя как-то лучше, с лучшей стороны...
— Они ж там все в джинсах (хохочет)... Если бы ты видел, какие они там все это... не в джинсах... Ну-ну. Правда, лучшей стороны, чем эта, у тебя пожалуй...
— Ну, что-то такое, понимаешь... Мы же с тобой говорили раньше, что нужно экспериментировать, применять экспромты. У меня не часто выпадают ситуации, когда я мог бы видеть кого-то постороннего, перед кем бы я мог действительно боятся ударить лицом в грязь... Друзья что, — перед ними я могу ходить в любых штанах, это не важно. Ну так я в общем-то и использовал эту возможность как мог...
— Использовал благоприятную возможность ударить лицом в грязь. Понимаешь, самое забавное, что штаны эти камуфляжные, — они только для тебя так значимы. Для людей, которые видят тебя впервые, так им до фени твой камуфляж. Ну, для определенного сорта людей, которые хватают фирму, это, конечно, значимо. Но таких людей не так уж и много. Это такая специфическая публика. А для остальных какие на тебе штаны... Им это глубоко безразлично. Это для тебя значимо... Ну, ладно. Ладно. Хоть психоанализ наш и был поверхностным...
Пойдем дальше. Цитирую отчет о беседе с Т. "Он сказал: "Вы знаете, что ваша паранойя — Йога, и это хорошо". Мне было приятно это услышать". (Хохочет.) Напоминает беседу в дурдоме. Ничего хорошего нет в том, что твоя паранойя — Йога. Тем более, что твоя паранойя — вовсе не Йога. Моя задача в том и состоит, чтобы показать тебе это. То, чем ты занимаешься, к Йоге вообще не имеет никакого отношения. Твоя "паранойя" в том, что ты думаешь, будто занимаешься Йогой.
Далее Т. учит нас следующему: "Можно быть внешне спокойным, а внутри будут кипеть эмоции и страсти". Это то, что я называю контролем над мышцами лица. Это контроль над внешними проявлениями без наблюдения. То есть наблюдение тут играет чисто инструментальную роль. При этом для тебя главное не пронаблюдать ситуацию, не пронаблюдать свои реакции на нее, а — хоп! — засечь, что сейчас "партнер" может подумать о тебе что-то нежелательное. Чух! — срабатывает контроль и ты превращаешься в этого... Чингачгука с непроницаемым лицом.
Т. учит нас, значит, что "правильнее давать проявляться всему этому и наблюдать это проявление". В общем-то я тоже говорил нечто подобное. Но это не совсем правильно. Дело в том, что все это можно наблюдать и внутри. Для того, чтобы наблюдать свою эмоциональную реакцию, вовсе не обязательно ее проявлять.
— Понимаешь, я не совсем точно передал его мысль. Т. больше центрировался на том, что когда есть наблюдатель, то как бы ты не проявлял себя снаружи или, допустим, даже внутри... Он скорее говорил даже в первом лице: "Я всегда остаюсь спокоен". То есть на самом деле я всегда спокоен, как бы эти эмоции ни выражались.
— М-гм. Но это он говорил о "я". А его "я" и твое "я" — это разные совершенно вещи. Сперва это "я", о котором он говорил, нужно получить. Потому что его пока еще нет, и когда ты волнуешься, так это ты волнуешься. Внешне ты волнуешься или внутренне — не имеет значения. В твоем случае можно говорить только о проявлении или не проявлении. Проявляешь — волнуешься, не проявляешь — тоже волнуешься.
А речь идет о том, чтобы именно наблюдать свое волнение. Наблюдать же можно как проявленные эмоции, так и бушующие внутри. Так что с точки зрения наблюдения совершенно все равно — проявлять эмоции или не проявлять их. Но в твоем случае, насколько я могу судить, тебе необходимо заняться сознательным контролем отрицательных эмоций.
Сознательный контроль означает, что ты контролируешь мышцы лица не потому, что тебе важно, что этот человек о тебе подумает, — ты просто выполняешь определенное упражнение. Упражнение на непроявление отрицательных эмоций при одновременном их наблюдении. При одновременной фиксации.
А подлинная фиксация выявляет причину. При подлинной фиксации ты сразу же врубаешься не только в то, что находишься в отрицательном состоянии, но и выявляешь причину этого состояния. Однако такая фиксация оказывается невозможной, если в тебе присутствует чувство важности себя. Потому что очень часто причина может быть весьма болезненной для чувства важности себя.
И поэтому борьба с важностью, точнее, выявление важности, выявление ее абсурдности, выявление ее... препятственности, что ли, осознание того, что важность мешает тебе во всем, — выявление ее необходимо для того, чтобы стала возможной такая фиксация. Стало возможным это наблюдение себя с выявлением причин... А выявление причин — единственный путь к их устранению. Это именно путь, поскольку причины не могут быть устранены в истерическом порыве, — мол, выявили причину и тотчас ее вырвали. Причины так не устраняются.
Ты как-то проиллюстрировал ситуацию при помощи табуретки: все, что происходит в сознании, — здесь на табуретке; а там под табуреткой, в подсознательном, таятся его корни. Действительно, это так. И эти корни устраняются наблюдением, осознанием корней. При этом ты постоянно выносишь корни на свет сознания, постоянно сталкиваешься с ними в сознании. То есть они действительно в подсознании, но один раз их выявив, ты можешь уже сознавать их, а можешь и не сознавать... Но ты можешь сознавать их, ты можешь выносить их на свет сознания. Конечно, это трудно и зачастую неприятно. Однако единственный путь к избавлению от корней — это хроническое выставление их на свет, хроническое перекопывание, прополка подсознательного.
А это возможно только в том случае, если идет работа с чувством важности себя. Важность должна исчезнуть для того, чтобы появилась возможность выяснять причины; а выяснять причины нужно для того, чтобы можно было устранить их.
И таким образом ты сможешь действительно избавится от отрицательных эмоций. Это единственный путь к избавлению от них...
Здесь я пишу тебе на полях: "Проявление отрицательных эмоций представляет собой прежде всего упражнение для переживания важности себя". То есть эмоции тебе проявлять можно и даже нужно, — но лишь в том случае, если благодаря этому ты можешь пережить важность себя. Ну, например, я тебе уже говорил, что в некоторых кругах принято не выражать свои эмоции. Там сразу хватают, что чувак не просветленный: ну выражает свои эмоции, достался, что с него взять, — он же не просветленный. Салага. Да... Вот в такой-то среде эмоции как раз и нужно проявлять. А есть такая среда, где проявление эмоций, свары, склоки и так далее — это образ жизни, это образ существования, это норма. Они говорят, что если бы у них не было отрицательных эмоций, то жить было бы скучно. Это для них соль жизни — отрицательные, положительные, охи, ахи. Они живут этим. Проявлять эмоции в такой среде бесполезно. Здесь их нужно сдерживать, контролировать. Ну, тебе, конечно, не удастся поначалу их не выражать. Людям-то будет видно, что они тебя достали, а ты пытаешься этого не показать. Это упражнение хорошо и для переживания важности себя.
Вот где-то так обстоят дела с эмоциями... Тут ты зачеркиваешь одно очень забавное место, где Т. разглядывает тебя, как кролика. Ты пишешь: "Ведь скрывать-то мне особенно нечего". (Хохочет.) Я тут написал "ха-ха". Скрывать-то тебе особенно нечего. Ты постоянно пытаешься казаться лучше, чем ты есть, и боишься, что тебя посчитают хуже, чем ты есть. А тут ты пишешь, что, понимаешь, "скрывать-то нечего". Такой открытый чувак...
Та-ак... Или вот такое очень характерное место, где ты пытаешься компенсироваться, оправдать себя перед самим собой, короче, индульгируешь... Тебе вообще понятно значение этого термина? Ну, индульгенция — это отпущение грехов за бабки, то есть несерьезное отпущение грехов... Например, такое вот место: "В голову мне пришли две мысли: первая — не смотреть в глаза, так как мне хотелось тоже расфокусировать глаза...", — хотелось ему видите ли. Это из области благих намерений, которыми вымощена дорога в ад. "Хотелось расфокусировать глаза и уставиться на Т. точно так же, — пусть и он посидит в моей шкуре. Но мне почему-то казалось, что тогда между подсознаниями установится прямая связь и я попаду под его прямое влияние". (Хихикает.)
Во-первых, ты просто не мог уставится ему в глаза, начнем с того...
— Почему?
— Ну, не мог. Когда на тебя смотрит таким взглядом человек вроде Т., у тебя просто сил не хватит ответить тем же. Впрочем, важно не это. Ты оправдываешься двояко: с одной стороны, ты его жалеешь — мог бы и он посидеть "в твоей шкуре", ну да ладно, ты такой добрый дядя, что этого делать не будешь. А с другой стороны ты оправдываешься прямо противоположным способом: мол, между подсознаниями какая-то там "связь" установится и ты окончательно попадаешь под его контроль.
То есть абсурдность твоего индульгирования на лицо. С одной стороны — ты дядя, который жалеет мальчика, а с другой стороны ты боишься, что этот мальчик тебя окончательно скрутит в бараний рог. Чем ценны эти отчеты, и почему я призываю тебя к этому автоматическому письму, — тут проявляется вся абсурдность самопотакания, самооправдания, всей этой баланды, в которой ты варишься постоянно. И вот через осознание этой абсурдности ты... Понимаешь, единственный способ избавится от этого, это проникнуться к нему отрицательной эмоцией. Чтобы тебе стал противен сам способ этого твоего внутреннего существования. Этого постоянного самооправдания и постоянного поиска щелей, куда можно было бы спрятаться, забиться, и чтобы все было там клево.
Так... Что тут дальше... "Я суетился, метался, как дурак, что собственно, как я понимаю, и требовалось доказать". Ну, что ж, даже с литературной точки зрения очень даже ничего... "То есть за автомат, если верить №20, я принял наведенную на меня палку. И прыгал из стороны в сторону, полз и т.д." Как это... оккультная боевая игра "Зарница". (Хохочет.) Очень кайфово... Но тут, понимаешь, есть одна ловушка.
В качестве выводящей из под удара защиты можно использовать чувство юмора. В общем-то чувство юмора, как правило, и служит уловкой, позволяющей не становится лицом к лицу с фактом того, что ты выглядел хреново, — пошутил и отстранился, и будто это уже кто-то другой выглядел хреново.
Я тебе когда-то приводил пример с ревностью, помнишь? Нужно не превращать в шутку то, что произошло, а именно принять это лицом к лицу. И только тогда, когда ты принимаешь это лицом к лицу, когда ты полностью и сознательно это переживаешь, когда у тебя уже нет никаких уловок, никакого юмора и претензий, знак твоего состояния может чудесным образом смениться на противоположный при сохранении его силы.
— Тот отрывок, который ты зачитывал, появился автоматом, сам собой.
— Я же сказал, что это хорошо, с литературной точки зрения. Настоящая литература, как и всякое другое творчество, появляется спонтанно, непроизвольно, "автоматично". Эта способность писать автоматом вырабатывается в ходе долгой сознательной наработки. Однако я сейчас говорю о том, что чувство юмора может служить одним из буферов, которые не дают тебе встречаться, сталкиваться с реальностью.
— Но я не придумывал этого специально, чтобы выгораживать себя, это был автомат...
— Так буфера — они все автоматичны, машинальны. Они порождают машинальное буферное видение реальности. И задача подобных отчетов — выявление этих буферов. С последующим устранением...
С одной стороны, автоматом работают буфера, с другой — творчество. В последнем случае речь идет уже об определенном овладении автоматизмом. В автоматизме, как таковом, нет ничего плохого. Но некоторые автоматизмы способствуют, а некоторые препятствуют, мешают. Ну, а от препятствующих, естественно, желательно избавляться. Для начала, однако, желательно хотя бы осознать их... Кстати, указывая только что на автоматический характер своего защитного чувства юмора, ты — опять же, автоматически — пытался представить ситуацию в более выгодном для себя свете: я, мол, не при чем, это все оно.
Та-ак... Или вот, я у тебя здесь улавливаю отдельные параноидальные нотки: "Правда, один раз я отметил усилие, которое мне пришлось делать, когда мне показалось, что сейчас под монотонную речь Т. я впаду в дрему и попаду под его гипноз". Ты все время боишься попасть под его гипноз! Что за маразм?
— Не знаю, начитался наверное...
— А, я видел, у тебя там такая литература начала века имеется... типа про гипнотизм с магией и так далее...
— Уже нету. Но была, была...
— Да, это ужасно. Эти книги направлены на то, чтобы задействовать воображение у простонародья. Они выбрасываются в массы огромными тиражами. И вот чуваки, которые сами не практикуют и вообще не знают, о чем речь, эту макулатуру читают. Ну, и воображение у них воспаляется... А потом с этим воображением уже можно делать все, что угодно.
— Я действительно уловил себя на таком состоянии, что вот сейчас в самом деле задремлю, он говорил таким приятным голосом, знаешь... Я уловил, что я, в общем-то, уже это... обмяк. (Хихикает.)
— Ну так и задремал бы себе. Или сказал: "Знаете, мне от ваших речей спать хочется".
— Честно и прямо? Но, понимаешь...
— Ты же на него не нападаешь. Просто говоришь правду. "Мне хочется спать". Тебе ведь действительно хочется спать.
Ты пишешь дальше: "Но пора было опускаться на бренную землю. Что и помог мне сделать №20". Это основной принцип Дзен — постоянное опускание на бренную землю. Когда чувак приходит к учителю с дурацкими вопросами интеллектуального порядка — какова природа Будды там, понимаешь, чтобы он ему сейчас все объяснил, тот лупит его по чану бамбуковой палкой. Опускает на бренную землю...
"Скажу лишь следующее: №20 отрезвил". Точнее и не скажешь! Я пишу на полях: "Ты хоть и не пьешь, но не просыхаешь". Ты постоянно забуханный ходишь этим самопотаканием, самооправданием и чувством важности себя, чувством самоуничижения, и все же через это самоуничижение — опять в важность, в общем, все это какая-то каша такая, какое-то бездарное самодостаточное бульканье... Это напоминает мне брагу, что ли, закваску, — она там чвакает все, ворочается, всхлипывает...
Или вот: "В свое время я сделал вывод, что нельзя учить кого-либо, пока сам не достиг вершины. Получается, что сейчас я не имею оснований для важности, но тогда я смогу важничать сколько угодно". Дело в том, что если человек не избавился от важности с самого начала, — не то, чтобы не избавился, а не проникся к ней отрицательным отношением... Пока у него не возникла, не создалась в подсознухе такая отрицательная установка, весь его дальнейший "путь" представляет собой уплотнение и упрочнение этой важности. Не более того... Помнишь, я тебе говорил о йогинах, консервированных в собственном соку? Жестянка важности должна быть вскрыта с самого начала. В противном случае йогин превращается сперва в такую себе бронированную консерву, затем в ядро... и все. Полетел... (Хихикает.) Ведь когда говорится о самореализации, о расширении сознания, расширении самосознания, подразумевается выход за рамки личности. Выход на какие-то более широкие уровни восприятия. А за счет важности это личностное начало только упрочивается, только нарастает эта корка, которая отделяет тебя от других и от мира, не дает тебе увидеть его и жить в нем.
Ты пишешь, что "тогда смогу важничать сколько угодно". Конечно! Тогда-то ты и сможешь важничать по-настоящему. Поскольку у тебя будут поводы для этого. Ты будешь действительно, а не так, как сейчас, воображаемо, отличаться от других, — ну, скажем, сможешь три часа не дышать... Ужасно важный... Так оно и будет, если ты не избавишься от важности сейчас.
"Избавишься", — это конечно, слишком сильно сказано. Потому что ты от нее сейчас не избавишься. Ты, возможно, избавишься от каких-то ее примитивных форм. Важность — это такая штука, от которой ты будешь избавляться всю оставшуюся жизнь. На каждом уровне раскрываются какие-то новые формы важности, о которых ты ранее не подозревал. Например, можно стать очень важным в результате избавления от важности. Короче говоря, должна возникнуть подсознательная установка на выявление и избавление... Твоя важность должна вызывать в тебе отрицательную эмоцию.
Или вот ты опять заводишь свою лебединую песню: "Мне кажется, что если достичь овладения Асанами и Пранаямами, как это описано в существующих руководствах, то уже это перенесет на иные уровни. Да и должен же кто-то быть первым. С кого-то же начиналась эта преемственность". Я тут пишу тебе одну очень простую вещь: "Жизнь коротка для изобретения такого велосипеда". Дело в том, что этот "велосипед", которым ты сейчас пользуешься — так, слегка пользуешься, — изобретался тысячелетиями, многими поколениями подвижников. Если ты собираешься вот так вот сесть и опять изобрести его, то... Короче говоря, я нарисовал здесь на полях большую дулю. (Смеются.)
Дальше, момент окончания нашей встречи... Ты его очень сгладил. Очень сгладил. Потому что концовка была достаточно напряженной. "№20 произнес речь", — ну, это хорошо сказано, — "которая окончательно перебросила меня в отрицательное состояние. Он сказал, что все плохо, и что если в начале были сдвиги, то сейчас застой: я не работаю. №20 говорил, это с грустным, немного раздосадованным видом", — я говорил знаю с каким видом, не сомневайся (смеется). — "Основное чувство, которое у меня было, — это ощущение, что он прав". Так, будто я тебе никакой взбучки и не задавал. "От этого сразу произошел резкий перепад в отрицательное состояние. На этом фоне возникла мысль: если №20 профессионал, то неужели он не предвидел, что я могу устать, или что за первым подъемом может наступить и спад. А если предвидел, то тогда он сознательно перекинул меня в отрицательное состояние. И лишь позже всплыло еще то, что сейчас я работаю целый день, а по вечерам мне приходится сидеть с ребенком, потому что жена на работе". (Пауза.)
Такое уже... взывание к жалости наставника. "Да я ж работаю целый день! На работе работаю, а потом приходить домой и опять работать, да?" Аналогичную историю мне рассказывал один йог, как он пытался одну чувиху обратить в свою веру. Говорил, что над собой работать надо. А она ему: "Как, я целый день работаю, а потом приходить домой и опять работать?! Нет уж, дудки". (Хохочет.) Да, тут я написал и рамочкой обвел: "Двум господам служить не дано". Это пока что будет для тебя просто такой короткой фразой в рамочке. Но впоследствии эта фраза для тебя, возможно, актуализируется; со временем тебе придется выбирать...
Тут такие записи пошли типа SOS: "Я перестал заниматься вообще всем. Ограничил себя в еде, стал ощущать постоянный голод". (Хохочет.) Кайф какой... Сур-ровая такая Садхана.
Или вот очень любопытный провал. Ты ни словом не упоминаешь о том, что я в прошлый раз не пришел. У тебя что, ничего с этим не было связано? Ты же сидел, ждал меня... А я даже не позвонил... В отчете отсутствует выражение каких-либо эмоций по этому поводу. Почему? Я собирался даже сочинение тебе задать: в письменной форме изложить свои претензии ко мне, которые у тебя в тот момент в голове крутились. Но ты попытался это все так тихосенько обойти, как зайчик...
— Ничего подобного (обиженным тоном). Я просто вспомнил... после двух часов ожидания, что сегодня рабочий день. Там же праздники были и все спуталось, не поймешь, какой день недели...
— Ясно, значит все разумно объяснил... Что ж, вполне логично и нигде не жмет. Так, здесь, где ты описываешь свою практику, я пишу на полях: "Это называется "транспортным вампиризмом"; завязывай с этим немедленно".
— Почему "транспортным вампиризмом"? (Хихикает.)
— "Транспортным вампиризмом"? Я тебе объясню. Цитирую (начинает читать с дьявольскими интонациями): "Несколько раз, когда я ездил в метро, я пытался расфокусировать глаза на уровне чьих-нибудь глаз и удерживать их столько, сколько смогу. Я отметил, что такой взгляд не нравится и смущает тех, на кого я смотрю. Но в первую очередь он оказывает такое действие на меня. Я начинаю себя неловко чувствовать". Ну, начинающие вампиры — они всегда себя неловко чувствуют. Неудобно как-то в шею зубы запускать, человек все-таки. А потом тебе уже не будет неловко. Ты будешь от этого кайф ловить. Я тебя вижу. Как облупленного. (Голос ласковый.)
Почему это называется "транспортным вампиризмом"? Механизм тут простой. Представь, чувак живет какими-то своими проблемами, о гипнотизме-магнетизме и прочей фигне слыхом не слыхивал, едет в метро. И вдруг перед ним садится такой вот... и начинает на него смотреть. Смотреть непонятно. Так смотреть не принято. Чувака начинает внутренне подергивать, а ты раздуваешься. (Издает всасывающий звук.) Понимаешь? (Смеется.) Ты наполняешься, тебе кайф, ты "победил". Понимаешь, это такая мелкая игра, за счет которой ты с этих чуваков урываешь себе психоэнергетику...
— Не понял. Какую психоэнергетику?
— Ну, некоторые на таком фактическом житейском материале выстраивают целые теории, — что происходит там "обмен энергиями", "похищение энергии" видите ли, и так далее, и так далее. Тут лучше говорить, конечно, о психологическом вампиризме. То есть ты за счет этого чувака, за счет падения его психологического тонуса кайф получаешь, свой тонус повышаешь. Тебе клево за счет того, что ему хреново. Ты думаешь: "Эко я его", "я сильнее, чем он", "я лучше, чем он" — и так далее, и так далее. За счет этого ты лучше себя чувствуешь. Такой тип контактов, когда одному становится лучше за счет того, что другому становится хуже, оккультная публика предпочитает называть "вампиризмом".
— Нет, у меня не такие были ощущения. В общем я, например, видел, что чувак засек, что я на него смотрю... Тут мне уж стало неловко. Может опустить, думаю, глаза, чего смотреть-то? Ну, я переводил взгляд чуть в сторону, потому что... ну, чувствовал, что выгляжу не совсем прилично и так далее. То есть я не думал о том, что я у кого-то что-то урываю или что я действительно над ним... Нет, у меня было другое ощущение, — что я сейчас выставляю себя дураком. (Под конец голос его крепнет.)
— Опять из тебя лезет эта самооправдательная каша. В психоанализе она называется "замещением". То есть действительная, но "неудобная" причина замещается причиной воображаемой, выдуманной, но вполне приличной, которая все логично объясняет, оправдывает — и в то же время не травмирует. Это один из тех автоматических буферов, о которых мы говорили.
Дело в том, что сознательно вампиром никто не становится. Люди становятся вампирами, потому что им кайф от этого. Они не сознают, что делают, они сознают только "кайф" и "не кайф". Вот чего ты этим занялся? Хочешь сказать — для того, чтобы ощутить себя дураком, прочувствовать свою важность? Так для этого ведь тебе достаточно было себя с удовольствием рассматривать в отражении окна вагона и усики подкручивать. Делая это с таким видом, чтобы все видели, какой ты клевый. Вот тогда бы ты действительно ощущал себя дураком, поскольку ты бы действительно дурацки выглядел. И все бы это видели. Но именно по этой причине ты постоянно уворачиваешься от этого упражнения, "забываешь" о нем или выполняешь незаметно, халтуришь.
А тут другое: посидев немного перед Т., как кролик перед удавом, ты решил сам попробовать, как это делается. Не знаю, насколько это было сознательно, но это совершенно очевидно.
— Нет, это само собой, но вместе с тем я это и раньше пробовал. Ну, а после Т. решил еще испробовать и на... на таком плане уже...
— Да... В общем-то эксперименты на людях можно проводить только в том случае, если они дают на них свое согласие. Объяснив, что так-то и так-то, возможны отрицательные последствия. Согласны ли вы... В результате этого вы сможете больше о себе узнать и так далее.
— А почему могут быть отрицательные последствия?
— Ну, например, в такой ситуации, как гляделки. Тут явным образом устанавливаются какие-то иерархические отношения. Кто кого пересмотрит, скажем. Подобно тому как кто кого пережмет, у кого рука сильнее. Только сила здесь не физическая, а психическая... Состязание в том, кто кого меньше уважает. (Хохочет, очень довольный.) Понимаешь? Ну вот чувак может смотреть на тебя, как на пустое место, а ты на него не можешь. Ты начинаешь ощущать всякие неудобства в спинном мозгу, подкорке и коре головного мозга. Твоя самооценка падает. Ты чувствуешь себя жалкой и ничтожной личностью. Ты чувствуешь себя глубоко несчастным. Жизнь утрачивает для тебя смысл. И так далее.
Так что ты с этим завязывай. Если хочешь воспитывать в себе способность к сосредоточению, то совершенствуй ее не на этих... не на биосоциальных объектах.
— Нет, ты понимаешь, я вырабатывал ее не на биосоциальных объектах, но... понимаешь, мне интересно, все-таки, как же оно... действительно... на человеке отражается, и почему это...
— С корешем со своим можешь договорится и заниматься такой практикой. Есть такая практика, парной фиксацией называется. Пожалуйста. Но когда ты этим занимаешься на транспорте, это называется бандитизмом. Транспортным бандитизмом.
Так... Вот опять самооправдательный кусок о "могучей корневой системе в подсознании". Я пишу на полях, что "теоретически это так, но не имеет никакого значения для практики". Дело в том, что в твоем подсознании находится куча такого всякого, ты даже не подозреваешь, какого...
— Почему, подозреваю. Я подозреваю, что там находится куча такого, о чем я не подозреваю.
— Отлично. Это и есть подсознание: то, о чем ты не подозреваешь. Но то, о чем ты уже знаешь, что оно есть, и что оно "коренится" в подсознании, — это уже в сознании и ты в связи с ним можешь говорить о подсознании лишь условно.
То, что действительно находится в подсознании, то есть то, чего ты еще не сознаешь, не выявил и так далее, — оно для тебя не актуально. Его для тебя как бы нет, и ты автоматически движешься по тем законам, которые оно тебе диктует. Это то, чего ты не можешь сознавать. Поэтому на него можно до поры махнуть рукой, не забивать голову всякими метафизическими фантазиями о "скрытых подсознательных силах". Но то, что ты осознал хоть однажды, можно постоянно извлекать из этого подсознания на свет божий.
Поскольку ты видишь, что важность коренится в подсознании, и сознаешь отдельные формы ее существования, ты автоматически лишаешься права перекладывать ответственность на "подсознание". Ты видишь, что это там, следовательно ты можешь это сознавать. Вот и все. Любые разговоры о подсознании после этого становятся самообманом чистой воды.
"Она (важность) все время подкрашивает основную картину". Это хорошо сказано. Она действительно все время ее подкрашивает.
Так... За сочинение я тебе двойку поставил. Тема сочинения не раскрыта. Честно говоря не ожидал, что слово "Будда" ты воспримешь настолько... э-э... буквально.
— Представь себе. Для меня Будда — это Будда.
— Н-да... Ну, ладно. Значит, ты писал-писал, писал-писал и написал: "На вопрос, хотелось бы мне стать Буддой, ответить трудно". Признание комиссара полиции прокурору республики. (Хихикает.) "Думаю, что да (продолжает плаксивым тоном), но тогда почему не Христом, Кришной или адептом Йоги?" А действительно... "Можно сказать, что это одно. Но для меня это пока только слова". Все они — мифологические персонажи, своеобразные символы, порожденные различными культурами, однако несущие сходную функциональную нагрузку... В данном случае слово "Будда" употреблялось как...
— Общий термин для всего ряда.
— Скажем так... Почему я хочу реализоваться, осуществить полноту своих возможностей?
— Так так же надо было и тему давать!
— Ага... Ну что ж, напиши тогда на эту тему. "Почему я хочу стать Буддой", в скобках — почему я хочу реализоваться... Или ты сейчас пишешь сочинение на тему "Чем я отличаюсь от жлоба"? Ладно... Напишешь, чем ты отличаешься от жлоба, а потом напишешь, почему ты хочешь стать Буддой.
А это что? Отчет о дне рождения?
— М-гм. Недописанный.
— Не дописал? Ну ладно, тогда дописывай.
— У меня, кстати, все не дописано.
— Все не дописано? Ну, ты даешь... Стоит тебя немножко похвалить, как... Так сказать, руки в брюки... И это все, что ты написал? Н-да... Печально... (Шелестит страницами.) "Упал"? Точно, упал. "Выбежал из дому и упал". (Хихикает, видно понравилось.) Расскажи хоть, как на неделе дела обстояли? Какие были задания? Я уже забыл.
— Насчет еды: время, белый хлеб, мясо. Белого хлеба я таки съел кусок на второй день... Вышел, значит, в неурочное время на кухню. Увидел еду. И стал кушать. (Смеются.) Ну, и что тебе сказать...
— Вкусно было?
— Дело не в том, что вкусно... Но с каждым куском я говорил, что это будет последний кусок. (Смеются.)
— Да... И так всю жизнь.
— Что еще... Контроль речи: не болтать без надобности. Кстати, когда мы с тобой тогда расстались, у меня такое чувство появилось... Чувство контроля. Я фиксировал каждое слово и каждое действие. Но на другой день это чувство исчезло, и я вспоминал, что речь надо контролировать, либо во время беседы, либо позже. То есть "рефлекс контроля" на начало беседы у меня еще не выработался.
Далее, фиксация отрицательных состояний... Ну, за все это время у меня их было, практически, только два: когда я проспал, затем ссора с женой... ага, и случай с ногой.
— А остальное время ты был в положительном состоянии?
— Таком, ни положительном, ни отрицательном... Ни хорошо, ни плохо. Посредственно.
— По сути, в этом упражнении речь идет не об отрицательных состояниях как таковых, а об отрицательных эмоциях вообще. Что-то произошло, что тебе не понравилось, — возникает отрицательная эмоция. Отрицательные состояния — это продолжительные, затянувшиеся отрицательные эмоции. Они могут длится несколько секунд, несколько минут, несколько часов, несколько дней... несколько лет. Фиксировать их нужно вне зависимости от их продолжительности.
— Потом что... Посторонней литературы я не читал. Только программного Рамачараку. Книга эта натолкнула меня на ряд мыслей... Нашел я там у него такой термин: инстинктивный ум. Ну, и стал наблюдать, в чем он проявляется. Приведу такой пример.
Сидел я, значит, читал книгу. Ну, и почувствовал, что хочу спать. И обрадовался: ага, вот он, инстинкт. (Смеются.) Выявил! Профиксировал, значит, посмотрел на кровать, думаю: не плохо бы сесть там почитать. Ну, и стал читать дальше, за столом сидя. Потом машинально поднялся, перешел на кровать, прилег, думаю, — класс..., а потом: я ж на кровати! (Смеются.) Ну ладно, думаю, посижу чуть-чуть, только бы не уснуть. Затем думаю: надо спустится вниз, попить воды, чтоб не так спать хотелось. А потом: да нет же, я просто хочу пить. Действительно, оказывается я не сон разгонять хотел идти, а просто хотел напиться, так как перед тем хлебнул молока и в горле пересохло, воды хотелось. Потом я уже стал контролировать себя, и сон незаметно стал проходить, так как я заинтересовался всем этим... сидя на кровати. Где-то хлопнула форточка. Думаю, — может встать, закрыть форточку. А зачем ее закрывать? Раздражает! (Смеются.) Вот таким образом я начал анализировать инстинктивные проявления: это раздражает, это не нравится, а этого хочется. Пришел к выводу, что весь механизм работает по принципу "от неприятного к приятному". Собака избегает удара током, но тянется к жратве, — где-то похожая картина и у меня, движусь по тем же законам. От неприятного к приятному.
Потом я читал дальше и наткнулся на раздел "Интуитивный ум". Интуиция, творчество — это все начал вязать в одно... И создал для себя второй термин. Если раньше я все это лепил в подсознание, то теперь возник термин "надсознание". Остался вопрос: а что же такое сознание? В конце концов я пришел к выводу, что сознание — это какая-то смычка между подсознанием и надсознанием. Надстройка какая-то, что-ли... В общем-то она служит большей частью для проявления того или иного — либо подсознания, либо надсознания. Ну, что еще... Про наблюдателя я тебе говорил.
— Про наблюдателя не помню.
— Что наблюдателя не нужно создавать. Раньше у меня была такая мысль, что нужно встать на позицию наблюдателя, стать наблюдателем, выработать "рефлекс наблюдателя". Теперь я пришел к выводу, что не надо становится наблюдателем. Наблюдатель уже есть, и он все фиксирует. Надо просто найти его, выявить... Однажды я поймал себя на том, что произошло какое-то событие, которого я сам не отфиксировал, а уловил только, что оно уходит в память. Я его вернул в сознание уже из памяти. Сам я на нем не центрировался. Следовательно, все фиксируется, а затем уходит в память и хранится там. Просто надо выявить, как этот механизм работает, и использовать его.
— Как говорил в подобных случаях твой тренер, "не так все просто, Вова". Ну, а как идет переписывание "Дао Дэ Цзин"?
— Пишу. И, надо сказать,... Некоторые вещи я не совсем догоняю, а некоторые догоняю. Там, в общем-то, такая штука, что мне кажется, что с ней надо будет посидеть подумать. Потому что там как-то чересчур хитро все изложено. Вроде бы, на первый взгляд, такими простыми предложениями, а с другой стороны,... будто бы там скрытый смысл какой-то...
— Нет, я имел в виду работу с почерком.
— Почерк... Ну, у меня плохо было с буквой "ж", я ее никак не мог написать разборчиво. Так я выработал новую ее конфигурацию.
— Покажи.
— Вот. Так ее писал один мой друг, и мне такое написание когда-то нравилось. Я ее тут по-разному разрабатываю. Но в целом это не последний вариант. Последний у меня здесь, уже в отчете встречается. Вот он.
— Красиво... (Хихикает.) А это что за каракуля?
— Да, написание еще не стало автоматичным...
— Здесь написано "важнось". Описка... (Хихикает.) "Жлоб", "обжора",... "Жанна", "Жак", "жена", "жизнь",... "ожо", "жо". "Жир"! (Смеется.)
— Тебе нравится набор слов?
— Ну, он такой... Фрейд бы угорел. А как дела с сидением, как твоя спина?
— Я сейчас уже меньше обращаю на нее внимание. Но болит. Меньше, но болит.
— Там же? Боль больше не перемещалась?
— Да, где-то там же. Я сейчас сижу, опираясь о стену.
— Ну, а в голове что в это время творится?
— В голове сейчас больше житейские неурядицы. Важность также была... крутилась. Тогда, когда я начал ее выявлять.
— Покрутилась, видно, и перестала.
— Нет, почему же... Это же должно быть постоянно. Я ее в событиях выявлять пытаюсь. А тогда она крутилась в форме понятий: как я ее понимаю, что к чему.
— И как же ты ее понимаешь?
— Как я ее понимаю... Ну, как нечто воображаемое... Как чувство... или желание показать себя лучше..., чем ты есть на самом деле.
— Что ж, для начала неплохо. Звучит неплохо. Замечу, впрочем, что чувство важности можно испытывать и по поводу того, каким ты есть "на самом деле".
Ну, а танец? Как с танцем?
— Танец... Ну, так... Лучше. Он, в общем-то,... медленно, но движется. Нашел новые формы... ну, не новые формы, а просто так немножко расковался... Да, танец... Ну что танец... Танец как танец! Танцую... Сейчас танцую лучше... У меня подобралась мелодия, которая мне нравится, под которую я чувствую себя более-менее раскованным.
— Что за мелодия?
— "Роллинг Стоунз". И я уже немножко не то, чтобы отключаюсь, я не отключаюсь, но танец где-то уже на автомат иногда переходит... Некоторые движения уловил... Использую гибкость свою, где могу... Ну, в общем, так где-то...
— Что тебе дает этот танец? (Пауза.)
— Пока танец дает мне только то, что я вроде бы лучше стал танцевать. И выявляю в танце некоторые физические возможности моего тела... (Пауза.)
Мне книга дала... Да, кстати,... хоть и не положено было, но смотрел я ее, — так, урывками,... но смотрел. Она дала мне тоже довольно много.
— Какая книга?
— "Хатха Йога — нейтрализация тела".
— Эта книга дала тебе что-то для танца?
— Нет, не для танца. Дала для понимания Йоги, Хатха Йоги... И в целом... Благодаря ей я открыл для себя некоторые вещи.
— Что именно?
— Во-первых, я понял свои реальные возможности в этом деле без учителя... Действительно, Йогой я занимался затем, чтобы овладеть своим телом... Я отчасти где-то даже со страхом относился к тому, что могу пробудить Кундалини. Потому как что я с ней буду делать пробужденной, я понятия не имел. Еще я понял, что действительно занимаюсь Йогой частично из важности. Хатха Йога, каратэ — это ж для важности в самый раз... Самоутверждение. Самоутвержденческие цели носят мои занятия.
— Ну, мы говорили об этом прошлый раз.
— Да, но то, о чем мы говорили, оно еще не совсем у меня укладывалось, и книга внесла как бы последний недостающий штрих, который и дал полную картину. То есть я увидел, что действительно занимаюсь этим потому, что это, можно сказать, престижнее того, чем занимаются другие люди... Действительно, это так. Действительно, я занимаюсь самоутверждением в Йоге...
— Точнее было бы сказать: самоутверждением, а не Йогой... Впрочем, сейчас ты стал заниматься не только самоутверждением, но и настоящей йогической практикой, — деструктивной практикой, которая должна разрушить твою скорлупу... Это нечто вроде консервного ключа. Для консервированных йогинов. Она, фактически, не создает ничего нового, она нацелена на разрушение старого.
А танец действительно предполагает возможность обретения нового. Он ничего не разрушает, он только дополняет. Танец — это форма практики, которая действительно ведет к так называемой власти над телом или знанию тела... Поскольку движение — это язык тела, на котором оно... говорит с миром... рассказывает миру свою историю... (Замолкает.) Почему-то мне трудно говорить об этом. Странно...
— А мне сейчас тоже трудно говорить. Я тебе не высказал все, что хотел сказать насчет этой книги. У меня было больше рассуждений, больше мыслей... Я хотел больше сказать тебе за эту встречу.
— О чем?
— О важности, о самоутверждении... О Йоге, в конце концов. У меня были какие-то размышления, но выразилось все это как-то скомкано... отрывочно.
— Так эти размышления имеет смысл фиксировать. Особенно тебе. Я же говорил, что тебе надо носить с собой записную книжку и фиксировать, как только что появляется.
— Я их даже где-то фиксировал. Не то, чтобы полностью, но... Вот. "Хатха Йога — нейтрализация тела". Слово "нейтрализация" подчеркнуто. Или вот. Пишу: "Самоутверждение".
— Нет, ты говорил о размышлениях. Размышление — это какая-то ниточка, цепочка мыслей. Твои записи фиксируют лишь то, что у тебя были какие-то размышления, но не фиксируют самих размышлений.
— Да, я не фиксирую размышлений, но записываю ключевое слово с тем, чтобы восстановить затем по нему всю цепочку.
— А это не всегда удается. Цепочку нужно хватать, пока она есть. Потому что процессы, связанные с появлением нового знания, очень тонки. Когда ты прочитал, скажем, какую-то книгу, или что-то с тобой случилось, или после какого-то разговора ранее существовавшее знание приняло какие-то новые формы, родилось что-то новое и так далее, — все это очень тонкие процессы, и их надо сразу улавливать. Потому что они появляются и исчезают, как сон. Или как ветер... Вот оно было, и вот его уже нет, лишь слабое воспоминание. Ищи ветра в поле...
Задача состоит в том, чтобы научиться использовать силу этого ветра. Для начала, однако, необходимо научиться его хотя бы улавливать, чувствовать. Этому и служит практика письменной фиксации или опредмечивания мысли. По существу, это алхимическая практика.
Итак, необходимо научится сразу же их улавливать и быстренько... придерживать. Но тут тоже есть одна тонкость. С одной стороны, нужно не придержать их слишком рано: придерживая поток творческого мышления, ты его останавливаешь. Фиксация останавливает поток нового. С другой стороны, их надо придерживать не слишком поздно. Поскольку тогда они рассеиваются как дым, едва ты садишься их записать.
Научиться улавливать и опредмечивать поток творческого мышления очень трудно, особенно поначалу. Но это совершенно необходимо. В результате постоянного опредмечивания творческого мышления, во-первых, устанавливается постоянный контакт с надсознательными творческими сферами. Во-вторых, возникающие в результате такого опредмечивания тексты открывают возможность для произвольного выхода на породившие их уровни: читая текст, ты "распредмечиваешь" его и возвращаешься на те уровни, откуда он в свое время пришел. А это дополнительно укрепляет канал связи. В полной мере эту функцию для тебя могут выполнять лишь твои собственные тексты.
Ценность фиксируемых тобой "размышлений" не имеет никакого значения. Целью данной практики служат не они сами, а установление связи с их источником. Поначалу ты будешь в лучшем случае открывать Америки через форточку... Затем, глядишь, действительно что-то откроешь. Однако задача состоит не в "открытиях", а прорыве к творчеству как таковому, прорыве к источнику нового. Это творчество совершенно необходимо для живой, действительной реализации. "Открытия" же — лишь цветы у дороги.
Однако, попробуем вернуться к танцу. Твой свободный танец — это язык твоего тела. Язык этот совершенно непроизволен, "автоматичен".
Можем сейчас провести несколько... демонстрационных опытов, что ли. Сядь по возможности как можно ровнее. И фиксируй то, что будет происходить, во-первых, в теле, во-вторых, в психике. Начинай фиксировать. Значит, на счет три... Предупреждаю, что это упражнение на способность к тонким восприятиям, а не на реакцию... На счет три сделай совершено сознательно какое-нибудь мышечное сокращение или движение тела... Раз... два... три... Сделал? Что ты сделал?
— Напряг бицепс.
— Какой?
— Левый.
— А почему ты именно это сделал? (Пауза.)
— Потому что мне больше ничего не пришло в голову. У меня такая была мысль: какую мышцу напрячь? А может встать лучше? А потом подумал, — вроде ж надо сидеть прямо... У меня в общем сразу мелькнула мысль: проще всего напрячь бицепс.
— Ага. Ну, что ж, мысль у тебя работает довольно быстро. Но почему именно бицепс? Можно ж было и трицепс...
— Почему бицепсы? Потому что бицепсы находятся в более удобном положении при напряжении... Ну, то есть руки расположены так, что их напрягать легче, чем ноги, когда колени сжаты, как сейчас... Самое свободное движение было напрячь бицепсы... для меня, во всяком случае.
— Ты уже говоришь о бицепсах, хотя напряг почему-то именно левый бицепс. К тому же моргнуть глазами наверняка было бы не труднее... Или повернуть голову... Ну, хорошо... Теперь на счет три подними руку. Раз-два-три. Правая? Ну, а теперь подними правую руку. Отлично. Почему ты первый раз поднял именно правую руку? (Пауза.)
— Ну, это мне труднее объяснить, почему именно правую. Потому что правая... в общем-то я правша, наверное только так объяснить можно...
— Но бицепс был левым. А почему ты поднял ее именно так — и, в первый, и во второй раз? Ведь можно было и так... и так... Не надо, не надо анатомии. Просто так руку поднимают в школе и на собраниях.
Да не в том суть. Суть в том, что все эти движения произошли автоматически. Элемент сознательности присутствовал в них в виде некой фикции. То есть по видимости своей они были именно сознательны, они могут быть каким-то образом рационально обоснованы, объяснены. Но все эти "объяснения" — не более чем профанация мистерии. Жизнь тела таинственна. Почему из всей массы мышц сработал именно левый бицепс? И почему поднялась именно правая рука?... Ну, в случае с правой рукой легче, потому что тут очевидны поверхностные двигательные стереотипы.
— А мне кажется, наоборот, легче объяснить бицепс, потому что я, в общем-то сам дал такую установку, что руки напрячь легче.
— Но почему ты дал именно такую установку? Я бы, например... (Смеется.) Не знаю, какую бы я "дал" себе установку. Разные люди, по всей вероятности, "дали" бы разные установки, и можно было бы даже провести какое-нибудь крупномасштабное исследование на эту тему...
— М-гм, да, в общем-то да, конечно...
— Ты почувствовал облегчение оттого, что ты не один такой?... Это сработал механизм защиты "Спи-Спокойно-Ты-Не-Хуже". Все то же индульгирование...
На поверхности движения нашего тела выглядят как нечто совершенно заурядное. Ну что может быть более сознательным, подконтрольным сознанию, чем наша двигательная активность? Казалось бы мы все время совершаем какие-то сознательные двигательные манипуляции... Но сознательной оказывается, в лучшем случае, лишь цель этих манипуляций, а достижение этой цели может осуществляться по бесчисленному множеству траекторий: как-то так... или так... И одну-единственную траекторию из этого множества тело выбирает само. Ну, например, еще такой опыт... Опять же, наблюдай себя и... на счет "три" с полным сознанием... скажи что-нибудь. Раз, два, три.
— (Быстро.) Я.
— (Смеется.) Но почему именно ты? И так быстро...
— Ну, потому что мне сразу пришло в голову... Точнее, я ждал, что ты сейчас скажешь, и ты сразу начнешь счет... после того, как ты скажешь...
— Ага... Нет, я мог бы начать его и побыстрее, просто интересен был сам этот момент, этот промежуток между командой и исполнением. Момент, когда ты сталкиваешься с неизвестной командой, причем команда эта оказывается командой к произвольному действию... Фактически, тебе дается команда быть свободным (хихикает), явить свою свободу. И благодаря этой команде ты на какое-то короткое мгновение действительно освобождаешься, сознаешь себя в качестве Пуруши, свидетеля, абсолютно пассивного по своей природе... Ведь это ему дается команда. А он ничего не может. Он свидетель, он вообще ничего не может, он пассивный, Пуруша... И прежде, чем врубается Пракрити, которой надо что-то такое сделать, — но это уже она делает, а не он, — имеет место особое состояние легкого, очень непродолжительного шока, — состояние Пуруши... Хотя словосочетание это само по себе, конечно, совершенно бессмысленно...
— Я такое состояние очень часто просекал. Потому что очень часто я не знаю, что делать.
— (Хохочет.) Это клево.
— Ага, вот что я еще хотел тебе сказать. Я стал играть в баскетбол, жесткий баскетбол типа регби. А я, надо сказать, плохой игрок в коллективные игры, потому что когда ко мне попадает мяч, я стою и не знаю, что с ним делать. Думаю, кому его перебросить, как лучше ударить... Пока я так думаю, на меня как правило нападают, наседают, забирают... Здесь же я стал играть в баскетбол больше телом. Я стал замечать, что когда идет схватка за мяч, когда я в нее влез и мяч попадает ко мне, то сознание в этот момент как бы затуманено, я скорее наблюдаю эту ситуацию, чем участвую в ней, и это мне нравится... Сознание как бы затуманено, а тело в этот момент само ищет, куда бы выскочить из этой гущи людей и как пробраться... И вот за счет этого у меня нередко отлично все получается. Вместе с тем, в школе я был плохим игроком, потому что был слишком сознательным... Попадает к тебе мяч, а ты стоишь на него и смотришь... (Смеются.)
— Становишься наблюдателем... Пурушей.
— И в жизни у меня очень часто такие ситуации бывают, — стою и не знаю, что делать. Думаю, может в морду дать надо? Начинаю усиленно думать: что же мне сейчас делать?... Понимаешь?
— (Смеется.) Понимаю... Да, в случае неожиданной необходимости принятия не наработанных решений ты сталкиваешься с Пурушей. Некоторые считают, что в принципе он на это способен — решения принимать. По-моему, однако, это просто терминологическая путаница... Как бы там ни было, для начала необходимо выявить наличие этого наблюдателя, неизменного и присутствующего во всех и любых состояниях. Свидетеля состояний. Это уже само по себе представляет сложную и очень большую задачу — выявление Пуруши в качестве наблюдателя.
В ситуациях, о которых ты рассказывал, ты сталкиваешься с его подлинной природой, совершенно пассивной. И все то, что он наблюдает внутри,... в тебе,... это уже не он... Да, велик и могуч русский язык... (Пауза.) Это уже деятельность так называемой Пракрити. В том числе мышление, которое врубается в случае необходимости принятия решений, — это тоже деятельность Пракрити. И если у Пракрити нет каких-то готовых стереотипов деятельности — бум! — врубается Пуруша, который видит, что у Пракрити не все в порядке.
Но, фактически, все повседневное "принятие решений" построено на стереотипах, в которых закреплен опыт взаимодействия данного человека с миром. И вся двигательная активность также построена на стереотипах. Любое движение, как непроизвольное, так и якобы сознательное, складывается из массы стереотипных мышечных сокращений, о которых человек даже не подозревает. Таким образом, каждое движение, каждый жест несет информацию о порождающих его стереотипах. Характер двигательной активности несет информацию о порождающих его стереотипах. Движение — это язык тела...
Помнишь, когда ты поначалу пытался танцевать сознательно, пытался вкладывать в свой танец какие-то поверхностные сознательные стереотипы, — увидал там где-то что-то, или полагаешь, что "надо" танцевать так-то и так-то, — это было очень трудно, это был не свободный танец, а порнография какая-то. Но когда ты начинаешь слегка осваивать танец, когда частично освобождаешься от этих поверхностных стереотипов, оказывается, что тебе, вроде бы, никаких двигательных решений принимать больше не надо и возникает чувство раскрепощения тела...
— Я вот даже думаю, что танец и помог мне играть в баскетбол так, как я начал сейчас играть. Потому что в танце у меня была аналогичная ситуация. Я стоял и думал: что делать? Я был способен только к заученным движениям, и никакой свободы в этом не было... Потому-то он мне и не нравился, танец. Это было так утомительно и неинтересно... Безысходно как-то.
— Да, в танце вырабатывается способность к отключению от цензора-сознания в экстремальных ситуациях, с которыми он не может справится. Чтобы случился танец, мыслить музыку бесполезно, ее надо чувствовать спинным мозгом. Нужно выявить, обнаружить язык своего тела, позволить ему выразить себя, дать ему слово.
Когда ты выявишь язык своего тела и станешь наблюдать характер своей двигательной активности ты лучше узнаешь себя. Я уже говорил, что двигательная активность — это язык тела. Но это язык не только тела. Это язык твоего целостного существа, которое хочет сказать тебе правду. Когда ты говоришь языком слов — частичным, умственным языком, — ты можешь врать. Если захочешь. Ты можешь врать, и окружающим это может быть незаметно. А вот тело не может, не умеет врать. Тело говорит только правду. И заставить его врать очень нелегко. Врать телом — это больше искусство, магическое искусство. Это подлинная Майя, "мастерство обмана", Сиддха, доступная лишь хорошим актерам. В этом профессиональные актеры сродни факирам.
Так вот, совершенствуясь в танце, то есть освобождаясь от власти внешних, заученных, усвоенных, короче говоря, заимствованных извне в готовом виде двигательных стереотипов, ты даешь выход глубинным двигательным стереотипам, которые и составляют язык твоего тела. Собственно говоря, это уже не просто двигательные стереотипы. Язык тела — это язык не только тела. Тело являет не только присущие ему двигательные стереотипы, но и стереотипы эмоциональные, интеллектуальные, мотивационные... Можно сказать, что глубинные, внутренние, порождаемые самим телом двигательные стереотипы представляют собой интегральное выражение жизненного опыта индивида. Они выражают опыт, закрепленный в его теле, сознании, подсознании, надсознании и так далее. Они рассказывают о том, что с ним случилось и что с ним стало.
Тело говорит все время, тело говорит постоянно, но голос у него очень тихий. Танец усиливает его, делает очевидным, — разумеется, речь идет о свободном танце того типа, который ты практикуешь. Ты просто позволяешь телу свободно двигаться... в соответствии с заданной музыкой. Этим и отличается свободный танец от "хаотической медитации", и это делает его гораздо более похожим на жизнь.
В жизни наши тела танцуют жизнь: движутся согласно мелодии и ритму, заданному жизнью... Индусы вообще рассматривали жизнь, как космический танец Шивы. Свободный танец — это упражнение в жизни. Тебе кажется, что ты учишься танцевать... В действительности же ты учишься жить... Впрочем, следует уточнить это словосочетание: "учиться танцевать". Можно подумать, что задача состоит в том, чтобы научиться танцевать каким-то особенным образом. Что так-то танцевать — правильно, а так-то — неправильно. Ерунда... В данном случае учиться танцевать — значит учиться приводить свое тело в согласие с заданными мелодией и ритмом. Овладеть танцем — это значит позволить телу в совершенстве выражать заданную мелодию и ритм единственно ему присущим способом. И как нет двух одинаковых тел, не может быть и двух одинаковых танцев. Из кожи, впрочем, тоже не следует лезть по этому поводу, поскольку наши тела довольно похожи.
Итак, свободный танец — школа жизни, школа эффективного спонтанного существования. Учишься танцевать — учишься жить. Посмотри, ты практикуешь его немногим более месяца, а результат уже налицо — в таких очевидных областях, как шахматы, потом баскетбол. Танец жизни, конечно, гораздо более незаметен... и гораздо более сложен. Поэтому нужно работать, работать и еще раз работать.
Для начала необходимо научится позволять телу двигаться, а не просто им двигать. Уже одну эту способность можно совершенствовать бесконечно. Собственно говоря, танец представляет собой сакральное действие, цель, а не средство. Осознать это, впрочем, не так-то просто. Однако на каком-то этапе освоения танца появляется возможность использовать его в качестве средства для достижения иных целей. Танец, например, служит незаменимым средством в деле гармонизации и развития двигательной, эмоциональной и интеллектуальной форм активности. Он может быть использован в качестве инструмента для расширения сознания... В группе он может быть использован как наглядное пособие для демонстрации человеку его чувства собственной важности, а также сковывающего влияния этой важности на все формы его проявлений. Возможны также парный свободный танец, в котором партнеры превращаются друг для друга в нечто вроде зеркала... и так далее. Но говорить об этом, очевидно, пока еще рано... (Обрыв записи.)
[ Далее В.Б. рассказывает о своем психоделическом опыте, предшествовавшем обращению к Йоге.]
В.Б. — Но наибольшее впечатление на меня произвело то, что гораздо позже многое из этого я встретил в книгах. У меня это было, я верил этому исключительно, а тут вдруг — бац! — и книги начинают подтверждать это. Именно там мне показали, что важна не цель, а процесс достижения, — потом я прочел об этом в книгах. Или, например, было сказано: "Если хочешь, чтобы мир перевернулся, возьми ножницы и перережь уздечку языка". Я, конечно, не сделал этого, — подумал, что вот она, шизуха, наверное, так начинается. Года через три-четыре я прочел о Кхечари Мудре, подрезании уздечки языка. Тогда же я опытно открыл для себя некоторые позы, которые облегчали вхождение в требуемое состояние. После этого я заинтересовался Хатха Йогой...
— Ну, а потом потихоньку все это стало...
— Да, потихоньку мне понравилось заниматься и я стал почему-то отходить от самой цели, понимаешь... Ну, я чувствовал пользу от упражнений и так далее, но при этом был и самоутвержденческий кайф оттого, что я занимаюсь Йогой. Но началось все не с кайфа, началось все со стремления туда, где я побывал, за пределы сознания.
— То есть ты хотел попасть туда же, но без психоделиков.
— Да. Это именно та фраза, которую я хотел тебе сказать.
— Понятно... То, чем мы занимаемся, это, конечно, из несколько другой оперы. Ты говоришь о сфере визуализаций; ею занимаются оккультисты. Они называют ее "астральным планом". У нас иная задача. То, чем мы сейчас занимаемся, это закладка какого-то даже не то, что фундамента... котлована под фундамент. Или вообще — площадь под котлован расчищается. Мы делаем нечто самое начальное, нечто такое, чего, люди в нашей стране, к сожалению, как правило не делают... И поэтому их здание оказывается выстроенным на песке.
— Своим рассказом я хотел сказать, что осознал, во что превратилось мое занятие Йогой. Но началось все не с этого, не с того, что ты застал. (Пауза.)
— Что ж, описанную тобой картину можно схематизировать следующим образом. Толчком послужило удивление, вызванное массой ощущений, связанных с психоделиками. Затем последовала попытка добиться аналогичного результата средствами, менее опасными для здоровья. Ты говорил, у тебя от этого дела и ногти стали слоиться...
— Не совсем так. У тебя получается, что чувак один раз словил кайф, ему понравилось, и он стал искать способ получать вечный кайф. Но это не совсем то. Если говорить о кайфе, то кайф был в том, что у меня там было нечто вроде учителя. Кайф был в ответах на определенные вопросы, связанные со смыслом жизни. Мне, в общем-то, именно там такая мысль и была внушена: что не за кайфом нужно гоняться...
— Не кайфом единым... А что нужно?
— Нужно выполнять в жизни какую-то миссию.
— М-гм. Но не было сказано, какую?
— Нет. Сначала, я действительно был в сильной погоне за кайфом от этого дела. И когда меня там довольно сильно наказали, я стал искать ответа на вопрос, как жить. Что надо делать? И мне было показано, что надо... Самое основное, что я понял: важно не то, что ты будешь делать, а усилие, которое ты прилагаешь. И важно быть стойким в своем усилии до конца, то есть вынести все неприятности, все трудности, все боли и пройти к своей... цели, что ли.
Мне так сказано было: "Отбивай поклоны, и ты увидишь, к чему надо стремиться". И вот я их отбиваю. Говорю: я больше не могу. — "Дальше!" — Я больше не могу. — "Дальше". Я больше не могу, уже все... И где-то уже просто вырубился и со страхом ждал уже конца, но в этот момент еще был занят этим последним усилием, сверхусилием, и, в общем-то, почувствовал, что сейчас что-то будет, по-видимому, так смерть наступает, — знаешь, как прыжок в неизвестность... и — бам! — такое чувство, что перетекло состояние из одного в другое...
— И тебе были показаны колосья?
— Колосья. Это я четко запомнил.
— Что ж, это хороший образ. Образ зерна, из которого испекают хлеб... Зерно — это очень древний и очень глубокий оккультный символ. Сказано, что зерно, для того, чтобы дать плод, должно умереть. Жизнь обретается ценою смерти зерна. К этому символу прибегают, например, чтобы проиллюстрировать идею так называемого "второго рождения". Умирая, зерно, рождается во второй раз, возрождается в новом облике. Лишь умерев, старое может дать жизнь новому.
В нашем случае именно важность себя не дает пробиться этому новому. Наоборот, она создает и упрочивает защитную оболочку, призванную хранить старое и не допускать в нем никаких перемен. А преодоление важности себя представляет собой как раз преодоление этой оболочки. Зерну приходится наращивать оболочку, которая защищает его до поры от всяких вредных внешних воздействий; но когда зерно попадает в питательную почву, эта оболочка, напротив, должна быть преодолена. В этом и заключается смысл выявления важности себя: оно ведет к постепенному преодолению сковывающей тебя оболочки.
И потом... зерно не несет цели в самом себе. Оно нацелено всегда на что-то иное. Зерно должен кто-то съесть.
— Да, это оно... Мне было обидно, что, в общем-то, все равно съедят. Но именно это и было показано. Я как-то даже не осмелился тебе сказать об этом. Нечто вроде хлеба было показано. Зерно, которое должно превратиться в хлеб.
— Да... Но для этого оно должно быть смолото. Зерно можно рассматривать также как наш опыт, который мы получаем от соприкосновения с миром. Все это зерно, урожай. И этот опыт должен быть перемолот, превращен в муку, и только тогда из него можно будет выпечь хлеб. С опытом нужно работать. Не просто проживать жизнь слепо, как в полусне, но относиться к жизни именно как к опыту, который должен быть воспринят, переработан. Благодаря переработке зерен опыта и получается хлеб, — то, что доступно другим, служит другим.
Но вот что интересно... Я бы опять хотел вернуться к твоему первоначальному опыту, связанному с психоделиками, к последующей его трансформации. Этот опыт, который ты так на шару получил, попал на почву твоего тела. Точнее, твоей психофизиологической структуры...
— Я сейчас уловил в себе важность. (Очень доволен.)
— О, каким образом?
— Я подумал, что ты сейчас опять начнешь говорить всякие неприятные вещи... И вспомнил, что мне было неприятно, когда ты начал говорить, будто я стал Йогой заниматься из-за того, что кайф хотел поймать. И я понял, что из важности себя хочу доказать тебе все-таки, что не в кайфе дело, что я... это... из зерна вышел! (Смеются.)
— Может не только из важности себя, может также из желания восстановить справедливость, утвердить истину. Потому что, как выяснилось, твоя Йога лишь со временем переродилась в самоутверждение. Но из зерна ты еще не вышел. (Хохочет.) Я только пытаюсь тебя из него вывести.
— Ну хорошо, извини, что я тебя перебил...
— Ничего. Пожалуйста. Значит, опыт твой попал на почву твоей психофизиологической структуры. А я тебе уже описывал твою структуру муладхарную. Ну, я говорю о структуре трех ведущих центров. То есть у человека задействованы автоматом три центра: основной и два вышележащих. Эти три центра автоматически задают формы проявления активности данного индивида.
Твой основной центр — Муладхара. Основной центр определяет то, чем живешь ты сам, что ты находишь для себя ценным, основную привязку твоих интересов. Следующий центр определяет форму твоих взаимоотношений с людьми, а третий центр определяет, что для тебя служит потолком, неявным идеалом. Я на тебе впервые просмотрел эту структуру, а потом и на ряде других людей. Так что, возможно, эта модель действительно имеет право на существование, то есть отражает не только твой частный случай, но и какие-то общие психофизиологические закономерности.
Опыт с психоделиками можно рассматривать как временное разрушение структуры этих трех центров, прорыв сквозь заслоны этого естественно заданного автоматизма на какие-то неизвестные тебе ранее уровни, — прорыв туда, где ты еще не бывал. На этих уровнях ты знакомишься с чем-то таким, что в обычной твоей жизни, очерченной активностью трех нижних центров, никогда не встречается. То есть за счет известного тебе химического рычага ты оказываешься — тэньдж! — в какой-то новой реальности и с удивлением сталкиваешься с такими вещами, которых в твоей жизни не было. С вещами чудесными.
Ну, и оттуда ты выносишь определенный опыт. Определенный опыт, связанный с понятиями "цели" и так далее. Потом химический рычаг исчезает, и ты вновь оказываешься заточенным в свои старые структуры. Структуры трех ведущих центров. И со временем твой основной центр, Муладхара, который связан непосредственно с телом, непосредственно с физическим выживанием и так далее...
— Ставит все на свои места.
— Не совсем так. Он как бы ассимилирует этот новый опыт. Он его усваивает и заставляет работать на себя. То есть ты переключаешься на работу с телом, что вполне естественно, поскольку это твой основной центр, и это то, с чего ты начинаешь, с чего ты только и можешь, собственно говоря, начать. Но в конце концов это тело превращается для тебя в некую самоцель. Тебе приятно работать с телом и ты с ним работаешь, но потихоньку забываешь, что подобная работа представляет собой только средство. Она становится целью. Цель эта может звучать очень красиво, например, "подчинение тела". "Подчинение" — что это значит? Разве как-то там хитро выгнуться — это подчинение тела? Ну, а потом, зачем его подчинять? (Пауза.) Зачем его подчинять?... А?... (Смеется.) Ну вот, только глазами водишь.
Вопрос "зачем" — это вопрос Шивы. Это вопрос-разрушитель. Очень многое из того, чем мы занимаемся в жизни, не выдерживает подобного вопроса. Мы не можем ответить. А если и можем, то это такие малоприглядные ответы, что лучше их спрятать подальше.
Действительно, тело можно использовать в деле самоосуществления. Но как? Ранее мы уже пришли к выводу, что прежде, чем пытаться что-либо развивать, необходимо знать, что ты собираешься развивать. Прежде, чем куда-то идти, необходимо выяснить, где ты находишься... и откуда пришел. В воображении у тебя, конечно, могут присутствовать некие "идеи" о том, что такое развитие, и с чем его едят, но конкретных реалий, которые, собственно, и подлежат развитию, ты не знаешь. Не видишь.
— Возможно, ты и прав, потому что... (Обрыв записи.)