статочно, чтобы занять все. Как бы то ни было, здесь не обслуживают всех подряд. - Надеюсь, что вода в озере будет чистой. - Как серебро. Конечно, я уже пять лет там не был, но тогда вода была чистой. - И там танцуют? - спросила она как бы для подтверждения. Он засмеялся и похлопал ее по колену. - Я везу тебя не в какое-то старомодное место. На самом деле я ездил туда из романтических соображений. - Что ты говоришь? - поинтересовалась она подсмеиваясь. - Правда. - Он посмотрел на нее, и оба засмеялись. - И ты кого-нибудь нашел? - Ну, - он немного покраснел, наклонив голову так, будто чего-то недоговаривал, - у меня были очень интересные разговоры. - У тебя? - Ты думаешь, я закоренелый чудак, да? - Он громко рассмеялся. - Ты такой и есть. - При том, что я рассказал, что полжизни думаю о тебе. - Никогда в это не поверю. - Но это так. А перед тем как пришла ты, я думал о женщинах в общем. - Да ну. - У меня всегда было представление об определенном типе женщины. Правда. И это ты. - Он серьезно глянул на нее, потом снова перевел глаза на дорогу. - Я серьезно. - Я верю тебе, Лалли, - тихо призналась она. Некоторое время они ехали молча. - Это то о чем я всегда мечтал, - сказал он, - я имею в виду жениться и поехать на уик-энд. Я всегда ездил один. - Сколько раз ты бывал в этом месте? - Здесь только раз. Но я ездил в другие места. - И ни разу никого не нашел? - Никого. - Его поразила эта мысль. - Никто не был похож на тебя. Она наклонилась к нему, поцеловала в щеку и ждала, чтобы он повернулся к ней лицом. - Пока я за рулем, лучше не надо, - сказал он, потому что когда она целовала его, они проехали мимо человека, который собирался перейти дорогу. - Пусть видит, - поддразнила она. - Мне все равно, что кто-нибудь видит, просто я... - Ты беспокоишься о нем. - Нет, - шутливо пожаловался он, - просто, когда я веду машину, я веду машину и это все чем я могу заниматься. - Мимо них промчался автомобиль, потом перестроился в их ряд и скрылся за поворотом впереди. - Вот, дурак, - сказал он. - Люди не беспокоятся за свою жизнь. Неожиданно она нервно подскочила на сидении, схватила его за руку и прижалась ногой к его ноге. Он вспыхнул и, скорчив шутливую сердитую гримасу, опустил руку и сжал ее бедро. Они продолжали ехать. Боковым зрением он смотрел на леса и холмы и запоминал укромные закоулки. Она не отодвинула свое бедро. Он подумал, затем осмелился сказать вслух. - Хорошо будет, если нам дадут тот же номер, в котором я тогда жил. - Отдельно от всех? - спросила она. - Именно это я и имел в виду. Бывали моменты, когда он отваживался говорить подобные вещи и касаться ее бедра при полном дневном свете. Как ночью - только по ночам он оживал - в такие моменты, он был готов умереть за нее. Сейчас он взглянул на солнце и прикинул его высоту над горизонтом. - Пойдем в лес сегодня вечером, - сказала она, - хорошо? Я люблю лес. - Мы сможем подойти близко к озеру, - сказал он, вспоминая то самое местечко, что присмотрел для девушки, которая так и не приехала. Теперь девушка приедет, это была его жена, она не может сбежать или быть жеманной и создавать дополнительные трудности, и все было честно и благородно и все равно, была в этом поразительная острота ощущений которая, как он надеялся, никогда не исчезнет. Они ехали, и он подумал о мусорном баке и со страстной решимостью рыцаря поклялся, что она никогда не должна узнать об этом, потому что это сделает ее несчастной. Он снова положил руку на руль. - Как чудесно было бы иметь собственный дом за городом, - задумчиво пробормотала она. - Чтобы он тебе понравился в нем должно быть сорок шесть комнат. - Ничего нет плохого в том, чтобы иметь дорогой вкус. Знаешь, что ты так и не сделал? - сказала она в том же полурасслабленном тоне. - Что же я так и не сделал? - спросил он. - Ты так и не поговорил с Маком. - Послушай, - сказал он решительно. - Мак - это человек, который очень много пьет и имеет огромное количество очень хороших деловых идей. И чтобы приступить к осуществлению любой из них нужно не меньше миллиона долларов. - Значит, ты говорил с ним? - оживившись, с интересом спросила она. - Я всегда разговариваю с ним. - Я имею в виду о возможной совместной работе. - Даже если бы у меня было что ему предложить, я бы этого не сделал. Дорогая, он ужасный пьяница. Ты это знаешь. - Это правда, - задумчиво сказала она. - Давай попробуем обойтись тем, что у нас есть. - Конечно, но разве тебе не хочется, чтобы я занималась твоим домом? Он понял, что это был один из способов спросить о том, когда она сможет оставить работу. Это его тревожило. Каждый день она казалась все прекраснее, и он не мог понять, почему она отдалась ему так откровенно и после такого короткого ухаживания. - Дорогая, я же говорил, - сказал он мягко, - ты можешь уйти с работы, когда захочешь. - Но при твоей теперешней зарплате я не могу это сделать. Я действительно тебя не понимаю. - Герта, у меня есть две тысячи долларов. Ну какое же дело можно начать с двумя тысячами долларов? - Так подумай об этом. Давай подумаем, - попросила она как будто для начала. Она повернулась и задумчиво посмотрела из окна со своей стороны. Он аккуратно вписался в крутой поворот, снова лег на прямой курс и посмотрел на нее. О чем она сейчас думает? Как в прошлое воскресенье, когда они объезжали бухту Шипсхед, чтобы посмотреть на яхты. Посередине обычного разговора она неожиданно сообщила, что она не из Рочестера. Она родилась и выросла на острове Статен. Рассказ о Рочестере был придуман для работодателей, которые могли принять ее за еврейку, если бы они знали, что она из Нью-Йорка. С этим все было в порядке. Это он мог понять. Но сейчас, находясь вместе с ней в машине, он ощутил то же, что и всегда, когда она умолкала надолго, - его охватил страх, что она думала о тех местах и людях, о тех событиях, в которых участвовала и о которых никогда ему не рассказывала. Снова он перевел свой взгляд с дороги на нее. Теперь она курила, задумчиво щурясь и медленно затягиваясь сигаретой. Она подвинулась, и он обратил внимание на полный изгиб ее бедра. - Чудесно было бы, - сказал он, владея своим голосом, - иметь свой дом за городом. Ты права. Было бы очень хорошо... Одним движением она скользнула через сиденье и, схватив обеими руками его за руку, прижала губы к его уху. - Лалли, ты не сердишься на меня? - прошептала она. Его спина похолодела от прикосновения ее рта, и он засмеялся: - Нет. - Ты сердишься из-за покупок у Ванемейкера? - Почему ты так думаешь? - спросил он. - Ты выглядел рассерженным. - Просто я считал, что ты не должна присылать из магазинов платья по сто долларов за штуку, если знаешь, что нам все равно придется отправить их назад. - Но так все делают. Я всего лишь хочу примерить их дома. - С этим все в порядке, - неубедительно заверил он ее. - Это просто кажется немного нелепым. Хотя в том красном платье ты действительно выглядишь хорошо. - Оно было розовым, - польщенно сказала она. - Боже мой, - она почти кричала, - ты даже не представляешь, как я могу выглядеть! Он засмеялся от неожиданной радости и испуга, потому что она выписала домой покупок почти на тысячу долларов. А двумя днями позже ему пришлось встретиться с тем же водителем, который привозил эти вещи. Она великолепно выглядела, щеголяя по дому в стодолларовых платьях, а потом он помог ей упаковать их все назад в коробки, и когда они закрывали крышки коробок, это было похоже на похороны чего-то. Они продолжали ехать. - Герта, у тебя замечательный вкус. Я никогда не думал, что ты можешь так выглядеть. Действительно, как актриса. Исключительный вкус. - Я сама этим горжусь, - напомнила она ему. Дорога продолжала подниматься, и теперь деревья справа от дороги опустились, и далеко внизу перед ними предстал Гудзон; от неспокойной поверхности реки отражались ослепительные вспышки солнечного света. - Похоже, это здесь, - сказал он. Он снизил скорость, и оба наклонились вперед, чтобы прочитать приближающееся по левой стороне дороги рекламное объявление. - А реку из гостиницы видно? - возбужденно спросила она. - Нет, но там совсем недалеко пешком. Сюда, - сказал он, остановив машину на повороте. В то время как он наблюдал за дорогой в зеркале, она сделала то, чему он научил ее еще раньше, - повернулась в кресле и посмотрела через заднее окно на дорогу сзади. Затем автомобиль взревел и рывком пересек шоссе, резко затормозив на узкой грунтовой дороге. Он не смог прочесть объявление из машины, поэтому сказал: - Посмотри, есть ли там схема проезда. Я как будто помню. Она высунулась из окна и громко прочитала объявление: - Деревня Ривервью. Ему она сказала: - Здесь план расположения домов. - Я знаю, но там была схема, как доехать до гостиницы... - О, точно. "Гостиница Ривервью. Ехать по грунтовой дороге, держась правой стороны". - Она вернулась в машину. - Мне кажется, нужно просто ехать направо. Он вел машину по проходящей через лес грунтовой дороге. Она занялась своей прической. Теперь волосы были расчесаны вниз из пробора посередине, и ее лоб выдавался вперед меньше, чем когда волосы были зачесаны назад. Ему казалось, что так она имеет более свежий деревенский вид, больше похожа на уроженку Рочестера и одобрял ее. Она подвела губы и подтянула чулки. - Знаешь, кого бы я хотела взять сюда с нами? - сказала она. Она была возбуждена посещением незнакомого места и стала говорить резко и быстро, и он улыбался, сдерживая внутренний смех. - Кого? - спросил он. - Фреда из соседнего дома. Они налетели на кочку и подскочили на сидениях. Дорога резко пошла вверх, и он переключился на более низкую передачу. Впереди них, в конце сосновой аллеи голубой тряпкой висело небо. - Почему Фреда. - Он приятный. Нам нужно познакомиться с ними поближе. Завывая, автомобиль медленно поднимался вверх. Он размышлял, стоит ли рассказать ей о мусорном баке. После этого он почти не разговаривал с Фредом и никогда больше с былой доверительностью. Он увидел как голубое небо перед ним, на какой-то миг, зависнув на его фоне, пересек мусорный бак... Капот автомобиля наклонился вперед и перед ними, посередине довольно большой лужайки, оказалась гостиница. - О, как красиво! - сжимая его руку, сказала она. Он почувствовал гордость. Дом, несомненно, покрасили, потому что сейчас он выглядел более ухоженным, чем пять лет назад, и был похож на деревенский клуб. Напротив веранды у входа было размечено место для стоянки. Там было не больше десятка автомобилей. Он остановился рядом с ними. Застегивая доверху рубашку, он дал ей минуту, чтобы она еще раз, только еще тщательнее, подтянула чулки и поправила прическу. Она аккуратно сложила шелковый платок, который был повязан поверх головы, и небрежно забросила его на заднее сиденье. Потом вышла, он за ней. Выйдя из машины, он достал с заднего сиденья свою широкополую шляпу. Он вынул булавки, удерживающие тонкую красивую бумагу, в которую он ее завернул, затем тщательно сложил бумагу и засунул ее в карман пиджака, а обе булавки воткнул в обивку двери. - Быстрее, быстрее, - шептала она пока он надевал шляпу. Тихонько посмеиваясь, он ворчал: - никуда гостиница не денется. Потом он снова наклонился в салон автомобиля и вытащил два чемодана, поставил их на землю возле подножки и начал запирать машину. - Там все нас рассматривают, - ликующе шептала она из-за его спины. Он поднял чемоданы и, повернувшись к гостинице, увидел несколько мужчин, сидевших в креслах-качалках на веранде у входа. Она взяла его под руку, они пошли через дорогу и поднялись по широким ступеням гостиницы. Он продолжал стеснительно улыбаться - соответствующая моменту улыбка, - в то время как постояльцы смотрели на них без особых эмоций. Один старик вырезал что-то из куска дерева, возле его колена стоял маленький мальчик, который внимательно за ним наблюдал, и он поднял голову и приязненно кивнул им пока они поднимались по ступенькам и входили в холл. - Очень приятная здесь публика, - тихо сказал Ньюмен, когда она прошла к нему через пустой холл. Они стояли возле бюро регистрации, он поставил чемоданы и потер руки, чтобы вытереть пот. Его спина была мокрой. - Некоторые из них выглядят очень молодо, - с надеждой сказал он. Через прикрытые белыми занавесками окна виднелись затылки сидящих на веранде. Он осмотрел тихий пахнущий сосной холл. Слева от них были три открытые застекленные створчатые двери, за которыми слышалось звяканье серебряных столовых приборов. Время от времени за дверьми официант проносил чистые блюда или скатерти. Как часто он тогда сидел здесь, дожидаясь, безнадежно дожидаясь... - Накрывают к обеду, - знающе сказал он. Она перестала держать его под руку и стояла, опершись на стойку, выглядя так выше чем обычно, подумал он, потому что, осматривая холл и оценивая по достоинству уют, вытянулась и стала на цыпочки, слегка прогнувшись при этом в спине. - А ну-ка я дам им знать, что мы пришли, - сказал он и прикоснулся к небольшому колокольчику на стойке. Они подождали некоторое время, поглядывая на веранду. Низкие голоса беседующих стали громче и сразу же затихли. Он почувствовал смущение из-за того, что на них не обращают внимания, и повернулся к ней. - Здесь всегда можно встретить интересного собеседника. Приятная жизнерадостная публика. - Ты узнал кого-нибудь из них? - Она показала на веранду. - Нет, здесь всегда новые люди. Но они не терпят никаких безобразий, которые творятся в этих летних гостиницах. - Он говорил с наслаждением, получая удовольствие от редкой возможности открыть ей немного мира. - Я бы искупалась перед обедом, - сказала она, рассматривая чемоданы и, пытаясь вспомнить, в каком из них лежит ее купальник. - Ты можешь купаться весь день, если захочешь... Они услышали громкий треск кресла-качалки на веранде и посмотрели на дверь, через которую в холл вошел мужчина. Это был тот маленький старичок, который вырезал по дереву. Мистер Ньюмен не помнил его со своего прошлого приезда. Старик пересек холл, направляясь к ним, устало улыбаясь и склонив голову набок. По пути он вытер длинное лезвие и закрыв нож, пошлепывал им по ладони как будто трубкой. Совершенно не обращая внимания на Гертруду, он остановился перед мистером Ньюменом. Его голова была наклонена немного вперед. У него была густая седая шевелюра, которую он теперь, после того, как положил нож в карман, поглаживал пальцами. - Да, сэр, - сказал он тихо с вежливой улыбкой. - Я Лоренс Ньюмен, а это миссис Ньюмен... Старик кивнул ей, говоря "Как поживаете", и, прикрывая глаза, которые открыл снова только секундой позже, когда посмотрел в лицо мистера Ньюмена. Слова представления не произвели на него никакого впечатления, и он продолжал стоять, вежливо улыбаясь мистеру Ньюмену, как будто они не продвинулись дальше его первоначального "Да, сэр". Мистер Ньюмен снова начал. - Пять лет назад я жил здесь в очень хорошей комнате. Можем ли мы снять ее снова. - Вам ничего не удастся здесь снять. Все занято, - закрывая свои голубые глаза, сказал старик, потом открыл их и уставился в лицо Ньюмену. - О, - сказал мистер Ньюмен. Он никак не мог поймать взгляд старика. Посмотрев вниз, он перевел глаза на него и сказал: - А мистер Салливан здесь? Он должен пом... - Он сейчас купается в озере, - сказал старик, не двигая головой, - но он ничем вам не поможет. Он мой сын. Владелец гостиницы - я. Мистер Ньюмен встретил непреклонный доброжелательный взгляд старика. - Я понимаю, - тихо сказал он и вздохнул. - Я думал, может он вспомнит меня. Я провел здесь две недели... Глаза старика закрылись, в то время как он, все еще мягко улыбаясь, качал головой. - Все занято, мистер. Даже если бы захотел, не смог бы вам помочь. - Тогда мы поедем в другую гостиницу, Лоренс, - сказала Гертруда подходя к ним от стойки. Ньюмен быстро повернулся к ней. Она смотрела на старика. Ее опущенные веки отяжелели, а на лице начали проступать маленькие красные пятнышки. - Мы хотели сэкономить бензин, поэтому и заехали к вам. Старик перестал улыбаться. - Я был бы рад помочь вам, если бы гостиница не была так переполнена, - сказал он более низким баритоном. - Да, я понимаю. Десяток машин, которые там стоят, забили гостиницу до отказа. Как же добрались все остальные постояльцы, на яхтах? - Мадам, я сказал то, что должен был сказать. - Давайте, прыгните в воду и утоните там с вашим сыном, - теперь она повернулась к Ньюмену, который стоял между чемоданами и изумленно смотрел на нее. - Идем, Лоренс, - хрипло сказала она. Ньюмен не мог согнуть спину. Он как будто одеревенел. - Идем, - гневно сказала она, - пока эта толпа не затоптала меня насмерть. - С этими словами она повернулась, широкими шагами пересекла пустой холл и вышла через веранду. Ньюмен подхватил чемоданы и поспешил за ней, даже не оглянувшись на старика. Они тряслись через лес по ухабистой грунтовой дороге. Он не смотрел на нее, и все внимание направил на управление автомобилем. Он поднимал окно со своей стороны, когда с дороги поднималась пыль, потом открывал на сантиметр, потом еще на пять, крепко держал руль двумя руками, выезжая на самую обочину чтобы объехать малейшую ямку, вытирал пальцами от пыли приборный щиток, подтягивал штанины брюк чтобы они не измялись. И ехал так медленно, что казалось, что машина стоит на месте. Она сидела, отодвинувшись от него, возле двери и он знал, что ее тело оцепенело. На шоссе, остановившись чтобы посмотреть налево, нет ли там автомобиля, он заметил рекламный щит. Он не забыл его за все эти пять лет с тех пор как был здесь в прошлый раз, помнил, как и умывальник, который был у него в комнате, и то дерево возле озера, к которому он привязывал свою лодку. Щит в его памяти был ясно связан с гостиницей - прописные буквы с завитками в бело-красной рамке. А теперь его удивили и заставили остановиться слова, написанные под "Гостиница Ривервью" мелкими буквами. Там было написано - "Определенный круг отдыхающих". За те десять секунд, что ему потребовалось, чтобы поднять голову и бросить взгляд на дорогу и на щит он подумал, была ли эта надпись на нем в его прошлый приезд. Размышляя об этом, он выехал на шоссе. Эта надпись не могла быть там раньше... и, тем не менее, он почему-то знал, что надпись там была. Но тогда это означало лишь то, что здесь были рады всем приятным и не крикливым людям. Это означало лишь то, что здесь вы встретите людей подобных вам, но не то, что здесь категорически откажут в комнате человеку, который выглядит несколько... Он продолжал медленно ехать и к своему удивлению представил себя стоящим перед мистером Стивенсоном в корпорации Экрон. И через мгновение он вскипел от гнева из-за того, что они должны были так врать ему прямо в лицо, как будто с одного взгляда могли определить, что он крикливый, невоспитанный и нечестный человек и его руки вцепились в руль, и он шепотом произнес вслух, - Так вот оно что! - Хотя бы оправдание придумал получше. Битком забито! Я хотела удавить его, я хотела удавить его, клянусь, я бы удавила его! - стискивая зубы, ругалась она. - Не надо... дорогая, не надо так близко принимать это к сердцу, - умолял он, чувствуя, что сам виноват в том, что не смог выйти достойно из положения. - Пожалуйста, давай забудем об этом. - Почему с этим ничего не делают? - Она была на пределе, и он разогнался, как будто чтобы предотвратить надвигающийся взрыв слез. - Пусть соберут всех, разберутся, кто есть кто, предоставят проклятых жидов самим себе и установят все раз и навсегда! - Она всхлипнула. - Послушай, дорогая... - сказал он беспомощно. - Я не вынесу этого, я не могу больше это выносить. Уже нельзя выйти из дома, чтобы чего-нибудь не случилось. Лу, поехали в другое место. Куда мы едем? Поехали в другое место, - потребовала она таким тоном, как будто была готова тут же сама сесть за руль. - Мы едем домой, - сказал он. - Я хочу поехать в другое место. Ты слышишь меня? Я хочу поехать в другое место! - закричала она. - Прекрати! - Нет, выпусти меня, я не поеду домой! Останови машину! - Отпусти мою руку! Отпусти же! - Он толкнул ее рукой, и она отпустила его. - Я хочу, чтобы ты остановил машину. Я не поеду домой. Он съехал на обочину и остановился. Она сидела, выпрямившись и неотрывно глядя вперед. Кивнув назад, она сказала, - Развернись и найди другое место. - Она быстро повернулась и посмотрела через заднее стекло. - Давай, там нет машин. - Гертруда... - Я хочу, чтобы ты развернулся, - сказала она, непримиримо наблюдая за дорогой через заднее стекло. - Давай-ка, успокойся, - сказал он с суровыми нотками в голосе и повернул ее за плечи, пока она не оказалась лицом вперед. Но она не отказалась от своего требования и просто сидела, дожидаясь чтобы повторить его. - Я не собираюсь сегодня снова пройти через это же, - сказал он. - Я не хочу, чтобы нас с тобой оскорбляли. - Поворачивай, - сказала она. - Здесь дальше все остальные гостиницы такие же. Я забыл, но объявление напомнило мне об этом. Здесь везде все будет одинаково. Она оценивающе посмотрела на него. Он чувствовал, что она исследует его. - Послушай, - внезапно сказала она, - почему ты всегда даешь им делать из себя еврея? - Я ничего всегда не даю, - ответил он. - Почему ты не объяснил ему кто ты такой? Объясни ему. - Что? Что я должен ему объяснять? Ты же знаешь, если он к этому так относится, ему ничего не объяснишь. - Как это ты не можешь ничего объяснить? Когда мне это приписывают, я даю понять кто я на самом деле. Я никому не дам сделать из меня еврейку и уйти с этим. Он начал было говорить, и сам себя оборвал. Этот мусорный бак... Повернувшись к рулю, он положил руку на рычаг переключения скоростей и нажал ногой на педаль сцепления. - Куда ты едешь? - спросила она. Он замер. Он ощущал волны ее гнева. Не поворачиваясь, он сказал: - Дальше по дороге есть небольшой парк. Мы можем там пообедать и посидеть возле реки. - Но я не хочу сидеть возле реки! Я хочу... Он резко дернул головой вокруг и отрывисто сказал: - Я не хочу снова проходить через это. Перестань же, в конце концов! - сердито приказал он. Двигаясь по шоссе, они молчаливо сидели порознь. Какие-то слова все время приходили ему на ум и снова исчезали. Он не мог заставить себя рассказать о том, что происходило с ним в квартале. Это осквернило бы всю их жизнь. Это заползало бы между ними по ночам. С ней он хотел начать новую жизнь, и теперь это происшествие снова все испортило. Все же он хотел рассказать ей даже об этом. Сейчас, в этой тишине его смущало то, как она, несмотря на свой гнев, стала на сторону владельца гостиницы. Для нее вся проблема состояла в том, чтобы разъяснить их происхождение и тогда они смогут поселиться в гостинице и провести там выходные дни. Он не знал, как объяснить ей, что теперь в этой гостинице ему никогда не будет уютно. Он не знал, как объяснить ей, что они никогда не должны доказывать в гостинице или еще где-нибудь, что они не евреи. Он не мог понять это свое ощущение. Но это было бы похоже на нищенство, как будто согласиться на расследование, и если после чьего-то жеста или слова, отношение к ним ухудшилось бы, ему пришлось бы все выходные доказывать, какой он замечательный парень. Он свернул с шоссе там, где стояли бревенчатые домики небольшого общественного парка, и остановился возле самой реки. В нескольких метрах от передних колес возле каменистого берега плескалась река. Он заглушил мотор, и они сидели, прислушиваясь, как среди камней журчит вода. Он повернулся к ней, зная, что она все еще сердита. Она сидела с серьезным видом, обхватив руками колено. Может, он должен был рассказать ей о квартале и о своем ощущении. - Герта, - сказал он. Она повернулась, и в ее глазах он увидел боль и обиду. Нет, он не может ей рассказать. Она просто раскритикует его за то, что сразу, как только он увидел, что его мусорный бак перевернут, он не пошел к Фреду и не устроил тому скандал. Она никогда не сможет понять, почему он тогда пошел к Финкельштейну и говорил с ним о происшедшем. И он не сможет объяснить, потому что знал, что сам больше не понимает, что именно удерживает его от откровенной просьбы к Фреду о дружеском отношении. Но это было сродни тому, чтобы умолять хозяина гостиницы пустить его, а на это он пойти не мог; он не был тем, кого видели за его лицом, просто не был. - Давай узнаем, есть ли здесь устрицы. Идем, - сказал он. Он знал, как она любила устриц. - Ты не переносишь устриц, - сказала она. - Я посмотрю, как ты будешь есть. Она выдавила улыбку прощения, и когда они выходили из автомобиля, коснулась его руки. Они прогулялись под солнцем вдоль реки и сели за круглый стол с отверстием посередине, из которого торчал большой зонт. Она пристально смотрела на подернутую рябью реку. Он протянул руку и раскрыл зонт. Подошел официант с блокнотом. - Она будет есть устрицы, - сказал Ньюмен. Официант спросил, что будет есть он сам. Он открыл рот, чтобы сказать, что ничего не будет есть, а потом увидел лицо официанта. Неясное воспоминание мелькнуло в его сознании, и он понял, что евреи не едят устриц. - Я закажу... Давайте, принесите и мне несколько, - сказал он. Официант ушел. Она смотрел на него, и он снова протянул руку и ковырнул деревянный стержень зонта, впиваясь ногтями в мягкую древесину. - Мы вернемся назад и попробуем еще раз в нескольких милях дальше по дороге. Там должно быть одно место, - сказал он тихо. Полностью соглашаясь, она кивнула. Глава 14 Бывают времена, когда что-нибудь хорошо знакомое как будто изменяет свои очертания, становясь чужим и неизведанным. Он внимательно осматривал давно знакомые заводские улицы Лонг-Айленд Сити, которые они проезжали в конце следующего дня по пути домой. Никогда прежде он не замечал как много домов, будто предназначенные на слом, были заколочены досками, сколько дыма висело в воздухе, и как лучи садящегося солнца переливались в нем, будто в росе на ветровом стекле. Кузницы и сохнущий возле них на пешеходных дорожках серый шлам, фабричные здания длиной в квартал с окнами серого цвета, негры, сидящие на разбитых ступеньках своих деревянных домов - мертвенное спокойствие воскресного предвечерья и ощущение передышки увлекло его и создало ощущение островка далекой от реальности жизни. По обеим сторонам улицы, которой они ехали начали появляться дома на две семьи, потом деревья, а потом несколько незастроенных земельных участков и они все ближе подъезжали к своему кварталу. Остановившись у светофора на красный свет, он вытянул свои загорелые ноги, и только теперь заметил, что небо темнеет. Появилось ощущение, что глаза запорошены и устали. - Похоже, день закончился, - спокойно сказал он. Она молча посмотрела в окно на небо. Загорелся зеленый и он поехал дальше. Темнота опускалась очень быстро. Острое желание оказаться дома прижало его ногу к педали акселератора... домой, и включить свет, подумал он, туда, где все вокруг знакомое и безопасное. Он ощутил беспокойство, когда обратил внимание на происходящее вне автомобиля. Двое разодетых парней спешащих через дорогу, небольшая группа пожилых людей ковыляющих домой из церкви, высокий мужчина, толкающий перед собой детскую коляску и тянущий щенка, который против желания скользит на четвереньках, два мороженщика позвякивающие колокольчиками над своими белыми холодильными ящиками... Он нахмурился, вспоминая карусель, белых и разноцветных лебедей, желтых лебедей дергающихся взад и вперед, это ужасное громыхание в земле под ними... Вспыхнули уличные фонари. Вечер. Уже наступил вечер. Он включил фары. Он свернул направо в боковую улицу. До дома оставалось три квартала по прямой. Фары освещали безлюдные тротуары с обеих сторон. Она пошевелилась. Он услышал, как зашуршали чулки, когда она снимала ногу с ноги. - Когда Фред едет на охоту, он отвозит Элси куда-то в Джерси. Почему ты не узнаешь где это? Может, мы сможем туда поехать. Хотя эта гостиница была ничего. Он кивнул: - Хорошо. - Ты не спросишь. - Спрошу, - солгал он. Он уже въезжал в квартал, когда увидел миссис Дипо, которая в накрахмаленном белом платье стояла перед магазинчиком, окна которого не были освещены. По воскресным вечерам магазин всегда был открыт. Пожилая дама разговаривала с каким-то человеком, который, слушая, не мог устоять на месте, в то время как она, наклонившись вперед, взволнованно говорила ему прямо в лицо. Проезжая, мистер Ньюмен глянул на магазин за ней, удивляясь, почему тот закрыт, а когда свет фар упал на витрину, увидел длинные полосы клейкой ленты протянувшиеся через все стекло витрины. Гертруда казалось, проснулась и повернулась вокруг себя, чтобы посмотреть на ленту. Подъезжая к своему дому, он сделал широкий поворот, въехал на дорожку, ведущую вниз, в расположенный под верандой гараж и остановил автомобиль перед открытыми воротами. Он заглушил двигатель. Она повернулась к нему. - Что-то произошло, - сказала она встревожено. Он выбрался из автомобиля, открыл заднюю дверь и достал чемоданы. Она поднялась на веранду и стояла, смотря на угол. Он прошел мимо нее и, даже не оглядываясь, занес чемоданы в дом. Его мать сидела на задней веранде, он поздоровался с ней и понес чемоданы наверх. Он открыл их и в точной последовательности выложил вещи, затем аккуратно засунул пустые чемоданы на полку в чулане. Он стал под душ прежде, чем открыл кран, чтобы сэкономить горячую воду и газ для ее подогрева. Прошло полчаса, прежде чем он спустился вниз, его лицо блестело, а волосы были тщательно зачесаны набок. Когда он вошел в гостиную, он увидел идущую на веранду Гертруду. Он вышел и обнаружил, что она стоит возле поручней и смотрит на угол. Когда он подошел ближе, она повернулась. - Он подрался с тем человеком, который по воскресеньям приходит сюда торговать газетами. - Его ранили? - Нет. Они навалились на окно, и оно треснуло. Твоя мать видела все отсюда. Весь квартал это видел, - сказала она. Вокруг него все померкло; за спиной как будто раздался глухой рокот. Когда он заговорил, то услышал собственный голос как будто откуда-то издалека. - Прими душ, - сказал он. - Я загоню автомобиль. На улице уже совсем стемнело. Миссис Дипо на углу не было. В домах засветились огни. Где-то в квартале громко заговорило радио, потом его сделали тише. Гертруда снова вышла, чтобы посмотреть на угол. Он чувствовал, что она приняла какое-то решение, потому что она едва дышала, когда напряженно думала. - Давай, иди в дом, - сказал он и хотел идти по лестнице вниз, к автомобилю. Направившись к нему, она остановила его. Он ждал, и она подошла к нему возле лестницы и тихо заговорила. В темноте белки ее глаз казалось, увеличились и как будто светились. - Что будем делать? - спросила она. - Не глупи. - Твоя мать сказала, что Фред состоит в Христианском фронте, - объяснила она. - Я это знаю, - невозмутимо ответил он. - Допустим он... - Не глупи... - Но допустим... - Ну не говори же глупости. - Но тот человек вчера в гостинице... Он сердито выпалил: - Перестань, наконец-то, говорить глупости. Это нас не касается. Он повернулся и направился вниз, когда она схватила его за руку. Он быстро взглянул на нее. Какое то время она так и стояла, удерживая его. Потом сказала: - Иди сюда, я хочу тебе что-то сказать. Она не отпускала его руки, и они вернулись на веранду и там, в темноте сели на шезлонги. Она взглянула на веранду Фреда, затем повернулась к нему. Спокойным голосом она сказала: - Твоя мать только что рассказала мне о мусорном баке. Он продолжал молчать. Внутри все начало неметь. - Почему ты не рассказал мне об этом? - требовательно спросила она. Она говорила отчетливо, как будто проводила собеседование. - Я хотел забыть об этом. Хотел, чтобы тебе здесь было хорошо. - Ты не должен был так со мной поступать, - сказала она. Теперь он почувствовал, что она боится. - Что ты имеешь в виду, когда говоришь "так с тобой поступать"? - Фред состоит в Христианском фронте. Ты должен был сказать мне об этом. - А что в этом такого? - Это очень важно. - Почему, - спросил он, пытаясь лучше ее рассмотреть. Свет из гостиной слегка освещал ее щеку. Он напрягся от выражения тревоги и возмущения на ее лице. - Гертруда, о чем ты? Я не понимаю о чем ты говоришь. Она начала наклоняться к нему через подлокотник, когда он увидел. Перед его домом останавливался закрытый автомобиль... нет, он проехал немного дальше. Он остановился перед домом Фреда. Из него вышло трое мужчин, молча подошли к веранде Фреда, поднялись по ступенькам и вошли в дом. Гертруда прислушивалась к звукам из дома Фреда. Через минуту она спросила: - Кто это был? - Не знаю, никогда не видел их раньше. - Что у него, вечеринка? - Герта, я не знаю, - раздраженно повторил он. - А ведь на самом деле ты с ним не разговариваешь, - обвинила она. - Мы здороваемся. - Но ведь когда-то ты с ним больше общался, правда? - Нет, не намного больше, - сказал он, пытаясь успокоить ее. - Твоя мать говорит, что ты часто ходил к нему в подвал. - Это правда. - Почему же ты больше не ходишь? - Герта, я не понимаю, зачем тебе это. - Я хочу знать. Что он говорил, когда ты рассказал, что у тебя опрокинули мусорный бак? - Он сказал, что ничего не знает об этом. - Это смешно. Ты ведь понимаешь что это смешно? - Я не думал об этом именно так, но, похоже, ты права. - Сначала мусорный бак, потом они выбьют окно или еще что-нибудь сделают. - Нет, не в моем доме. - А что ты собираешься делать, что, наблюдать всю ночь напролет, чтобы никто этого не сделал. - Моему дому они ничего не сделают. Он увидел, как из-за угла выехал второй автомобиль, увидел, как он поехал по улице и молил, чтобы он не замедлял ход. Но тот притормозил и, виляя, остановился перед домом Фреда сразу за тем, первым. Это был тоже закрытый автомобиль с двумя дверями, но побольше. Одна дверь открылась, изнутри на тротуар вывалился очень толстый человек, который принялся рассматривать дома. Из другой двери вышел еще один человек и остановился рядом с толстяком. Они пытались рассмотреть номер дома Ньюмена. Ньюмен не шевелился. Толстяк что-то сказал своему спутнику и через лужайку Ньюмена подошел к веранде. Ньюмен обернулся только когда почувствовал, что Гертруда вжалась в кресло. Потом он посмотрел на толстяка, который обращался к нему снизу. - Извините. Где здесь дом номер 41 дробь 39? - Это следующий дом, - сказал Ньюмен, указывая на дом Фреда. - Большое спасибо, - сказал толстяк. Вместе со своим спутником он пересек лужайку, неловко поднялся на веранду, и оба вошли в дом к Фреду. Ньюмен почувствовал, что если он прикоснется к Гертруде, она закричит. Он посмотрел на нее, освещенную неверным светом из гостиной. - Что... - Тс-с-с! Шли минуты. Из дома Фреда ничего не было слышно. По-видимому, они спустились в подвал. Она пошевелила ногой по каменному полу. - Это не вечеринка, - прошептала она тоном обвинителя. - Там нет ни одной женщины. Это собрание. - Похоже. - У него сильно колотилось сердце, и он пошевелился в кресле, чтобы успокоиться. - Ну и что? - сказал он беззаботно. Она не ответила. Он прислушивался вместе с ней. Из дома Фреда не доносилось ни звука. - Ну и что, Гертруда? - настаивал он. Через мгновение она посмотрела на угол, затем глянула на другой и перевела взгляд вниз на автомобили. Она поднялась и, не дожидаясь его согласия, пошла к дверям дома. - Поднимись наверх, - спокойно сказала она и вошла в дом. Он встал и хмуро поплелся за ней. Он сидел в маленьком обитом сатином кресле в метре от кровати, наблюдая за тем, как она болтала одной ногой присев на краешек в изголовье. Был включен лишь маленький ночник возле ее лица. Она сидела так довольно долго, ее грудь вздымалась и опадала в соответствии с мучительным ритмом ее мыслей. Он глядел на ее прищуренные глаза и видел ее отстраненно, как через окно. - Лалли, спокойно начала она, - вот что я должна сказать. Может, мне нужно было рассказать это с самого начала, а может, и нет. Но ты тоже мне кой чего не рассказал, так что может это просто отплата. - Что я тебе не рассказал? - Про мусорный бак. То, что вокруг действует Фронт. - Это не показалось важным. Я не понимаю, почему это важно сейчас. - Хорошо, давай я продолжу. Перво-наперво. - Она остановилась, посмотрела на него как будто чтобы проверить, сердит ли он, а потом продолжила, смотря перед собой задумчивыми прищуренными глазами. - Перво-наперво ты должен прекратить валять дурака. Или ты идешь к Фреду и вступаешь во Фронт, или мы выезжаем отсюда и делаем это как можно быстрее. Он почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. - Что... Что? - запнулся он. - То, что я сказала, а ты услышал. - Она не смотрела на него. - В следующий четверг вечером они проводят большое собрание. Ты пойдешь туда. - Откуда ты узнала, что у них в следующий четверг собрание? - Я хожу за покупками в здешние магазины. Там полно их объявлений. Ты и сам видел. Своим молчанием он подтвердил это. - Ты пойдешь? - Не знаю. - Почему не знаешь? - Когда-то давно Фред говорил мне о таком митинге. - Ну? - помогла она. - Но он никогда не заговаривал о нем снова. Я хочу сказать, что не знаю, как меня там примут. - Так ты пойдешь, и тебе там будут рады. - Не уверен. - Лалли, ты пойдешь туда. Они затягивают вокруг нас петлю. Ты должен вырваться сейчас или у тебя это никогда не получится. Он долго смотрел на нее. - Откуда ты так много знаешь о Фронте? - спросил он, не желая этого спрашивать. Она подумала. - Неважно, - встряхнув головой, сказала она. - Ты пойдешь. - Почему ты испугалась того толстяка? - Я никого не испугалась. - Ведь ты же знаешь его? - Нет. Он встал. - Ты знаешь. Герта, пожалуйста, скажи мне правду. - Он подошел к кровати и сел на край лицом к ней. Она смотрела мимо него. Он не смог бы сказать наверняка была ли она готова расплакаться сию же минуту или разразиться гневом, но внутри нее явно что-то клокотало, и она сдерживала себя. - Герта, нет смысла утаивать от меня правду. - Он поднял ее руку и погладил. - Прошу тебя. Расскажи мне, пожалуйста. У нее вырвался легкий вздох. Она посмотрела в его глаза как будто чтобы оценить его. - Я расскажу, - сказала она. Он подождал, а она облизнула губы и посмотрела на платье. - До войны я жила с одним человеком. - Жила с ним? - Да. Ты ведь предполагал о чем-то подобном? - Да. - Ну вот, так это и было. В Калифорнии. - В Голливуде? - В окрестностях. - Он был актером? - Нет, у меня никогда не было никаких актеров. Я все придумала про актера. - Зачем? - Не знаю. Я всегда что-нибудь сочиняю. - Не плачь. Продолжай. Герта, не плачь, пожалуйста. - Я не плачу. - Что произошло? Кем он был? - Он был хозяином того маникюрного салона для собак, о котором я тебе рассказывала. - Это тот, который так хорошо к тебе относился? - Да. - Сколько вы прожили вместе? - Около трех лет. Немного меньше. - После того как ты пыталась петь в кино? - Я никогда не была певицей. Не была настоящей. -