Оцените этот текст:







     - Вот и она, - сказал Гудков, даже не пытаясь скрыть свою радость. И,
помолчав, добавил: - Правда, обещанных НЛО пока что не наблюдается...
     Пинчук кивнул. Тоже обрадованно - двое суток в скафандре,  нелегко  с
непривычки. Судя по лицу, он сам  заметил  впереди  растущую  звездочку  и
теперь смотрел на экран видеолокатора не отрываясь. Именно  на  тот,  куда
следовало. Сам нашел нужный экран. Вот тебе  и  психолог.  Наблюдательный,
хоть и строит из себя детектива...
     Гудков оторвал глаза  от  цели  и  посмотрел  на  свои  руки.  Пальцы
длинные, как у пианиста. Такими женщину бы ласкать, любимую. Только откуда
ей взяться у рядового командира конвойного катера?..
     Пальцы Гудкова лежали на клавиатуре пульта,  управлявшего  торпедными
аппаратами и излучателями. Привычная  реакция  профессионала,  рефлекс  на
сверкающую точку в экране переднего вида. Эх, Гудков...  Усмехнувшись,  он
снял руку с пульта. Тот, естественно,  был  заблокирован.  Впрочем,  такую
цель, как сейчас, не возьмешь ни атомной торпедой, ни антипротонами.
     Астероид рос на глазах. Двигатели  безмолвствовали;  казалось,  катер
подтаскивает к себе планетку  на  невидимом  тросе,  будто  это  неведомая
рыбина, подцепленная в глубинах  вселенной.  Этакая  пятнистая  луна-рыба.
Темные  и  светлые   пятна   укрупнялись,   превращались   в   кратеры   и
возвышенности. Планетка действительно  походила  уже  на  Луну,  только  с
неровным лимбом. Она угрожающе надвигалась. Естественно -  настоящая  Луна
выглядит так  с  десяти  тысяч  километров.  Она  увеличилась  бы  схожими
темпами, если бы скорость сближения превышала нынешнюю на два порядка. 100
километров в секунду!.. И на  этой  скорости  они  полторы  минуты  спустя
врезались бы в Луну...
     - Берст врезался в Луну, - с подЪемом сказал Гудков.  -  Хороший  был
космонавт. Вернее, был бы, если...
     Настроение у нею было просто отличное. Двухсуточный перелет закончен,
поезд скользит вдоль перрона. Приятно выйти на  сушу,  ощутить  под  ногой
камни...
     Он тронул  рычаги  тяги,  тут  же  надавив  педаль  тормоза.  Впереди
полыхнуло  пламя.  На  катер  надавило  спереди  и  одновременно   справа.
Ускорение малое, в полземного.  Давление  сбоку  исчезло,  когда  неровный
пятнистый диск отодвинулся вправо от  курса.  Теперь  три  минуты  чистого
торможения.
     - Что - если? Какой такой Берст?  -  искренне  удивился  психолог.  -
Когда случилось это... эта трагедия?
     - Да это цитата, - обЪяснил Гудков. Душа его пела. Еде  полчаса  -  и
конец. И двухмесячному дежурству, и этому перелету. - Цитата из Лема.  Был
такой писатель, тоже очень хороший...
     - Да, помню, - успокоившись, подхватил Пинчук. -  У  него,  по-моему,
есть рассказ о пилоте,  который  замечает  в  космосе  странный  обЪект  и
начинает его преследовать. А потом  выясняется,  что  светящееся  пятнышко
появилось из-за дефекта  аппаратуры,  повлекшею  за  собой  ряд  эффектов.
ОбЪективно-субЪективных, по современной терминологии...
     - Точно, - кивнул Гудков. - Аналогия с нашим смотрителем полная. Ведь
так? Но давайте поищем его келью. - Он весело ткнул пальцем в лежавшую  на
коленях психолога толстенную папку с фотографиями, документами  и  другими
бумагами. - Где она, по вашим источникам?
     Однако реакция Пинчука оказалась иной, нежели он ожидал.
     - Где-то там, -  неопределенно  показал  психолог  на  растущий  диск
астероида. И вдруг засомневался: - Или, вы хотите сказать... Разве это, вы
считаете, не Цирцея?..
     Значит, так. Что-то внутри у Гудкова оборвалось, место радости заняла
неприятная пустота. Адреналин - хорошо еще, что руки не затряслись. Ну что
ж, на это  следовало  отложиться.  Пассажиры,  как  известно,  ни  за  что
ответственности не несут...
     - Конечно, Цирцея. Но где координаты станции? - спросил он на  всякий
случай. - Карта астероида у меня есть, но на  ней  нет  маяка.  Это  новый
маяк, его поставили всего полгода назад.
     - Координаты? - искренне  изумился  Пинчук.  Вокруг  его  серых  глаз
сжались морщинки, усы хищно оттопырились. - Голубчик, какая  такая  карта?
Зачем? Я и не подумал ни о каких координатах.  Ведь  это  же  не  планета.
Просто крохотный астероид. Все видно, как на ладони гадалки.
     Планетка  уже  громоздилась  над  ними  неровной   каменной   стеной.
Двигатель вырубился, скорость упала до местной орбитальной. Дисплей  выдал
ее в удивительных для космоса единицах:  71  км/ч.  Будто  на  иностранном
языке...
     - На ладони?  -  повторил  Гудков,  подавляя  раздражение  и  пытаясь
сообразить, что  тут  можно  придумать.  Так  вляпаться!  Маяк  у  них  не
возьмешь,  он  направленный,  не  зная  координат,  не  попадешь  в   луч.
Связываться по радио поздно - слишком  близко.  Да  и  смотритель,  скорее
всего, не сидит на рации. Зачем? Он сейчас снаружи, встречает гостей.  Эх,
Гудков... Ничего, век живи - век учись, и  нечего  злиться.  Сам  во  всем
виноват...
     - На ладони? - уже спокойнее повторил он. - А вы знаете,  что  радиус
этой "крошки" 15 километров?
     - Вот видите. Всего-навсего, - простодушно сказал Пинчук.
     Как  обычно  в  таких  случаях,   Гудков   почувствовал   облегчение.
Собеседник ничего не понимает, а ты  способен  все  обЪяснить.  Математика
всегда успокаивает, даже самая примитивная.
     - Это четыре Джомолунгмы. Слыхали о такой горке?  Знаете,  сколько  в
ней квадратных километров?...
     - В Джомолунгме?
     - Да нет, в Цирцее.
     - Ну?
     - Тыщи три.
     - Надо же!  -  добродушно  удивился  Пинчук.  -  Вот  бы  никогда  не
предположил.
     - Посчитайте. Площадь поверхности сферы равна четыре пи  эр  квадрат.
Вот и получается. Это,  как  бы  вам  обЪяснить...  уже  переход  в  новое
измерение.
     - Никогда не задумывался, - беззлобно усмехнулся Пинчук. - Переход  в
новое измерение... Какая-то казуистика.
     Это было его любимое слово. Все  для  себя  непонятное  (особенно  из
области точных наук) он с детства привык считать казуистикой.





     Они томительно медленно приближались к зданию станции. Или она к  ним
приближалась - все относительно в этом мире.  Настроение  у  Гудкова  было
вновь далеким от боевого. Глаза слипались, и даже не потрешь кулаком, шлем
мешает. Хотелось спать. Еще  бы  -  вместо  нормального  финиша  15  часов
кружения над планеткой на автомобильной скорости. А  кто  виноват?  Только
ты, и  никто,  кроме  тебя.  Эх,  Гудков...  Десять  витков  со  сдвиг  10
километров, 15 часов непрерывного безмоторного парения, словно на  планере
в Гималаях. Кругом пустота, внизу - пусто. Конечно, никаких НЛО.  Камни  и
камни. И как это смотрители маяков ухитряются годами жить  в  одиночестве,
среди  голых  скал?  Вот  и  начинают  им  мерещиться   разные   феномены.
ОбЪективно-субЪективные,  по  современной  терминологии.   От   длительной
изоляции да от старости. Правда, здешний вроде совсем не  из  старых.  Лет
пятьдесят пять, судя по фотографиям: их у Пинчука полная  папка.  Рановато
еще в лечебницу...
     Да, 15  часов  полета.  И  пялься  все  время  вниз,  плюс  следи  за
показаниями радаров. А тут еще Пинчук со своими вопросами. Иногда, правда,
психолог дремал, откинувшись в кресле  стрелка,  но  чаще  бодрствовал  и,
естественно, любопытствовал. То ли действительно ничего  не  знал,  то  ли
притворялся. Или производил тестирование. Профессионализм - великая  вещь.
Разве поймешь, что на уме у этих психологов?..
     - Но почему мы тратим на оборот полтора часа? - недоумевал он. -  Так
медленно! За полтора часа спутник  успевает  обежать  Землю.  Но  Земля-то
гораздо больше!
     - Правильно. Только у нее и масса гораздо больше.
     - Ну?
     - Значит, больше и орбитальная скорость. Вот  все  и  компенсируется.
Период обращения зависит только от плотности, а она входит в  формулу  под
знаком радикала. Знаете, за сколько спутник обегает Луну?
     - Нет. А за сколько?
     - Примерно за полтора часа.
     - Не может быть.
     - А Марс?
     - Ну?
     - За полтора часа.
     - Казуистика, - сказал тогда Пинчук.
     Сейчас они медленно летели сквозь пустоту к зданию  станции,  которое
Гудков обнаружил ровно на первом витке. Не радаром, конечно,  просто  взял
да увидел. Дело радара - небо, внизу он  пасует.  А  глаза  -  наоборот...
Блестящий металлический паучок среди однообразных  камней  -  так  станция
выглядела сверху. Теперь она была гораздо внушительнее. По  крайней  мере,
центральный купол оказался высотой метров шесть, от него и входного  блока
- головы "паучка" - к другим помещениям тянулись трубы-тоннели.
     Гудков мстительно посмотрел назад. Позади волочился Пинчук.  Прыгуном
психолог был никудышным, пользоваться  газовым  пистолетом  он  вообще  не
умел, и они летели сквозь пустоту в связке,  как  альпинисты,  скрепленные
пятиметровым фалом. Сохранять равновесие на буксире Пинчук тоже, очевидно,
не научился, и болтался туда-сюда, словно воднолыжник, которого волокут за
моторкой на тросе. Вдобавок он еще вращался вокруг всех своих  трех  осей,
как  гимнаст,  выполняющий  прыжок  высшей  степени   сложности.   Словом,
человек-Олимпиада.  Иногда  во   время   этих   спортивно-пространственных
эволюций тело психолога, сместившись в сторону, открывало ландшафт Цирцеи.
Там, далеко позади, примостился среди камней катер Гудкова, похожий отсюда
на гриб-дождевик: толстая ножка силового отсека,  прикрытая  сверкающим  в
лучах Солнца шаром рубки управления.
     Гудков снова  посмотрел  вперед,  по  ходу  движения.  Там  произошли
перемены: здание станции  сильно  выросло,  а  рядом  с  входным  тамбуром
высилась фигура в скафандре. Смотритель радиомаяка "Цирцея" уже ждал их.
     Пока  ничего  о  его  внешности  сказать  было  нельзя.  Все  люди  в
скафандрах выглядят одинаково. Даже женщины. Тем более с такого расстояния
и когда  не  с  чем  сравнить,  нет  точного  масштаба.  Смотритель  стоял
неподвижно и ждал, когда они приземлятся с ним рядом. Так могло бы  стоять
и чучело.
     Значит, их появление не осталось незамеченным.  Интересно,  какие  на
маяках локаторы?  Вряд  ли  хорошие.  Впрочем,  с  камата  наверняка  дали
радиограмму: так, мол, и так, едет ревизия, готовьте хлеб-соль.  И  хозяин
астероида послушно оделся в  парадную  форму  и  вышел  встречать  дорогих
гостей. А  гости  уже  много  секунд  приближались  к  нему  в  осторожном
горизонтальном полете: прыжок, который на Земле приподнял бы центр тяжести
тела всего  на  метр,  унес  бы  здесь  человека  на  высоту  Останкинской
телебашни и длился бы минут пять. Но пилоты конвойных катеров, как  и  все
космонавты, специально тренируются на такие полеты-прыжки  -  правда,  без
груза. На орбитальных базах проводятся даже  соревнования  по  этому  виду
спорта. Профессионализм - великая вещь. Гудков знал, что  новая  коррекция
газовым пистолетом не понадобится, хотя  ему  и  мешал  балласт  массой  в
добрый центнер на привязи.
     Главное теперь было приземлиться помягче, без отдачи, которая погнала
бы их в новый полет.





     Едва они освободились в  тесном  тамбуре  от  скафандров,  внутренняя
дверь любезно распахнулась, впустив людей в узенький  коридор.  Смотритель
маяка - его звали Михаил Кристофорович  Штуб  -  летел  впереди,  указывая
дорогу. Впрочем, обошлись бы и без  провожатого:  коридор  узкий,  прямой,
освещение  тусклое,  по  бокам  люки  наблюдательного  поста,  радиомаяка,
складов и оранжереи, впереди - вход на жилую половину. Словом,  отнюдь  не
лабиринт. Станция типа "Астрокупол -2М", совершенно стандартная. Их делают
где-то там под Рязанью.
     Смотритель  Штуб  без  скафандра  оказался  именно   таким,   как   и
представлял Гудков: лет пятьдесят пять, не больше. Но и не меньше. Лицо  у
него было мрачное, будто ему всю жизнь что-то сильно не нравилось. Или  не
понравилось в тот миг,  когда  он  увидел  их  без  скафандров.  И  первый
вопрос-то задал не очень обычный: "Одни мужчины?". Помрачнел еще больше  и
тут же добавил: "Если говорить откровенно, что-то  вы  долго.  Я,  вы  уже
понимаете, в пятый раз выхожу". Впечатление, будто сидит на своем маяке  и
мечтает, что сию минуту к нему залетит  какая-нибудь  вечно  юная  Аэлита.
Только об атом, будто, и думает. Старый гриб. Глаза голубые, но выцветшие,
под ними мешки. Длинный отвислый нос. Впалые щеки. Типичная внешность  для
смотрителя  астероидного  радиомаяка.  По  крайней  мере,  именно  так  их
изображают авторы фантастических комиксов.
     Но сейчас лица Штуба не было видно. Он плыл по воздуху впереди  всех,
отталкиваясь руками от выступов. За ним, подобно неопытному  аквалангисту,
тыкался в стены Пинчук, все еще  переживающий  по  поводу  того,  как  его
волокли  сквозь  пустоту  на  привязи.  Замыкал   вереницу   Гудков.   Его
тренированное тело плавно скользило в воздухе.
     Штуб толкнул дверь, и они без задержки - Пинчук, впрочем, по  инерции
сделал вынужденное сальто -  влетели  в  гостиную.  Освещение  здесь  было
получше, чем в коридоре. Относительно  яркое,  на  деле  ни  к  черту.  За
иллюминаторами стояла ночь. Значит, пока они снимали скафандры в  тамбуре,
астероид успел повернуться на нужный угол.
     - Прошу к столу, - пригласил хозяин. Ничего по делу он  услышать  еще
не успел и не знал пока, как себя повести. - Или, может, сначала отдохнете
с дороги?..
     Отдых был тем единственным,  чего  жаждал  сейчас  организм  Гудкова,
однако Пинчук, уже оправившийся от недавнего унижения, его опередил:
     - Спасибо, мы уже отдохнули. Сначала летели двое суток,  потом  здесь
еще  долго  крутились.  И  отлично  выспались.   А   вот   перекусить   бы
действительно не мешало.
     - Наташенька, - распорядился хозяин, - собери покушать товарищам.
     Гудков вдруг понял, что их в  помещении  четверо.  Даже  рот  у  него
приоткрылся от изумления. Казалось,  она  отделилась  от  стены.  Небесное
существо, как выражаются  земные  поэты.  Личико  худенькое,  хорошенькое,
загорелое. Волосы темные, длинные, глаза большие и  синие.  Такие  были  у
Штуба, вероятно, лет сто назад, в  ХХ  веке.  Сама  вся  тонкая,  высокая,
длинноногая. Лет около двадцати пяти. Значит,  дочь.  Надо  же,  у  такого
старою гриба - и такая дочь. И ведь похожа, вот что  удивительно.  Понятно
даже, почему он помрачнел, увидав двух здоровых мужиков.  Ревнует,  боится
за дочку. Боится, что уведут. Правильно, однако, боится...
     Гудков не смог сразу отвести от  нее  взгляд.  Смотрел  очень  долго,
секунды три с половиной. Наконец, она опустила глаза. "Дикарь, -  ругнулся
он мысленно. - Вести себя не умеешь. Что, девушек сроду не видел?"
     - Практика у нее на Марсе, -  обЪяснил  Штуб.  Он  перехватил  долгий
взгляд Гудкова и помрачнел еще больше, - Сейчас  на  каникулах,  отдыхает.
Там ведь, на Марсе, если говорить откровенно... Вы знаете обстановку. Одни
мужики, голодные, как свора Змеев Горынычей...
     - Папа! - сказала Наташа, краснея. - Сейчас же перестань!..
     - Очень приятно познакомиться, - вмешался психолог, стараясь сгладить
неловкость и одновременно пытаясь отобрать у хозяина инициативу. - Пинчук,
Николай Владимирович. Я главный психолог каравана малой тяги  -  "камата".
Это такая штука, знаете ли, которая летает от Земли до Юпитера и  обратно,
- обЪяснил он Наташе, шевеля усами. - А это Гудков, мой пилот.
     Он так и сказал - "мой", будто представлял своего личного шофера. Или
кого-нибудь в этом роде. Отомстил, словом. Гудкову стало  смешно.  Один  -
один. Будем считать, счет сравнялся.
     - Александр, - назвал он себя.  -  Командир  конвойного  катера.  Это
такая  штука,  знаете  ли,  которая  уничтожает   все   метеориты,   какие
встречаются от Земли до Юпитера и обратно, -  обЪяснил  он,  передразнивая
Пинчука.
     Впрочем, Наташа на  слова  "мой  пилот"  никак  не  среагировала.  Ее
настроение изменилось мигом раньше, когда она услышала  слово  "психолог".
Еще бы, звучит как "психиатр". Синие глаза стали испуганными, но  она  тут
же отвернулась к автокухне.
     Лицо смотрителя Штуба еще более помрачнело.
     - Психолог? - вопросительно сказал он. -  Почему  же  психолог?  -  И
надолго сосредоточенно замолчал.
     Все уже сидели вокруг обеденного стола. Гудков привычно  пристегнулся
ремнем. Отметил, что Пинчук  этого  не  сделал,  внутренне  улыбнулся,  но
советов давать не стал. Хватит советов, будем жить по законам  джунглей  и
Ньютона. На  столе  появились  стандартные  бутерброды  с  сыром,  кофе  в
маленьких изящных бутылочках. И сюрприз - большой алый  плод  величиной  с
хороший  арбуз.  Видимо,  местное  производство.  Судя  по  всему,   кроме
размеров, томат. Настоящий сеньор Помидор...
     - Очень вкусно, - похвалил Пинчук,  откусывая  от  предложенного  ему
ломтя. Да, он выглядел сейчас намного солиднее. И говорил  соответственно,
веско и очень значительно: - Оторванные от земной биосферы  растения,  как
правило, приобретают самые невообразимые формы...
     - Да, - кивнула Наташа, постепенно успокаиваясь. - Хорошо растут.  То
ли почва такая, то ли свет, то ли тяжесть... Это с  томатного  дерева.  На
Земле и на Марсе они дают мелкие плоды, но очень помногу. А здесь за год -
всего штук сто. Зато какие!
     - Точно, - подтвердил Пинчук,  шевеля  усами.  Отрыв  от  глобального
биополя неизбежно приводит к таким  вот  уродствам.  -  Он  снова  откусил
помидор. - Отменные пищевые качества не должны вводить в заблуждение. Быть
вкусным - в общем-то, извращение.
     Наташа опять смутилась.  Конечно,  с  профессионалами  нс  поспоришь.
Гудкову стало ее жалко:  издеваются  все  над  ребенком,  нет  бы  сказать
комплимент.   Но    промолчал.    Не    хватает    еще    ввязываться    в
гастрономически-астрономический диспут...
     - Я-то, если говорить откровенно, рассчитывал на  бригаду  физиков  и
биологов, - проговорил наконец Штуб. - Да.  На  большую,  представительную
комиссию. А вы...
     - А прилетел я, - немедля отозвался Пинчук. - Прилетел  раньше  всех.
Там, - он показал вверх, - понимают, кого посылать.  Физика  -  это  разве
наука? Не так  ли,  Наташенька?  И,  ради  Бога,  не  огорчайтесь,  Михаил
Кристофорович. Мы же далеки от утверждения, что... Словом, никто вас ни  в
чем  не  подозревает.  Современная  психология  -  отнюдь  не  та   убогая
псевдонаука, какой она была еще в прошлом веке. Сегодня мы изучаем и такие
феномены, как снежный человек, Несси, Великий морской  змей,  неопознанные
летающие обЪекты. Особенно любопытно, когда они...
     - Но я... - попытался возразить Штуб.
     - Когда они наблюдаются в необычной для людей обстановке, - неумолимо
продолжал Пинчук. - Например,  за  пределами  необиологического  поля.  И,
Михаил Кристофорович, нас интересует отнюдь не влияние на  человека  новых
факторов, таких как невесомость или длительное пребывание  в  ограниченном
помещении. Нет, дорогой  Михаил  Кристофорович!  Гораздо  интереснее,  как
влияет на него отсутствие привычных  факторов  -  например,  гравитации  и
свободы перемещения на  значительных  площадях...  Современная  психология
значительно  продвинулась  в  понимании  проблем,  связанных  с  освоением
космоса.
     - Но я все-таки не понимаю, - снова попытался возразить Штуб. -  Ваша
наука куда-то продвинулась, но при чем здесь я? Я, вы  понимаете,  был  не
один. Да. Вот моя дочь  Наташа,  она  тоже  все  видела.  И  она,  Наташа,
подтвердит каждое мое слово.
     Однако отобрать у Пинчука лидерство в разговоре было не  так  просто.
Увидев, что девушка собирается что-то сказать, он  предостерегающе  поднял
ладонь:
     - Вы абсолютно правы, Михаил Кристофорович. Никто, повторяю, ни в чем
вас не подозревает. Есть основания полагать, что наблюдавшийся  на  Цирцее
феномен  относится  к  категории  обЪективно-субЪективных  явлений,  какие
отмечались во все времена. Был, например,  случай,  когда  так  называемую
шаровую молнию в разгар  сильной  грозы  наблюдали  одновременно  во  всех
комнатах большого особняка...
     Пинчук, что называется, сел на любимого коня, того понесло и с каждой
секундой уносило все дальше. Казалось, он читает лекцию  перед  аудиторией
энтузиастов. Хозяин и  девушка  слушали  внимательно,  хотя  вряд  ли  что
понимали.  Но   с   профессионалами   не   поспоришь.   Великая   вещь   -
профессионализм. Про Гудкова  все  забыли,  это  его  радовало.  Даже  сон
куда-то пропал. Возможно, от кофе - он  опорожнил  уже  вторую  бутылочку.
Пусть так. "Мой пилот".  Извозчик.  Жрет  помидоры.  (Он  действительно  с
наслаждением  уплетал  здоровенные  куски).  Чавкает,  утирается  рукавом.
Сморкается в ладонь. Биндюжник, одним словом. Ему стало весело. Да, именно
биндюжник.  А  они  -  хорошее  общество.  Интеллигентный,   эрудированный
психолог. Неуверенный в себе хозяин. Испуганная студентка Наташа. Понятно,
жаль терять место, куда можно выехать на уик-энд.  Этакую  небесную  дачу.
Благодать  может  кончиться,  а  зависит  это,  они  считают,  только   от
Пинчука...
     - Таким образом, источником воздействия  при  обЪективно-субЪективных
явлениях служит внешняя, обЪективно  существующая  реальность,  -  говорил
между тем психолог. - Или, как мы ее называем,  внешняя  среда.  В  то  же
время приемником такого воздействия может служить только психика  человека
или другого живого существа. Как мы говорим,  внутренняя  среда  субЪекта.
Именно поэтому подобные процессы, как правило, не  поддаются  аппаратурной
регистрации...
     - Но я, в данном случае... - попытался вставить Штуб.  Пинчук  махнул
на него рукой:
     -  Именно  поэтому  важны  все  подробности,  Михаил   Кристофорович.
Предыстория пищи, которую вы употребили за  завтраком,  может  сыграть  не
меньшую  роль,  чем,  допустим,  режим  работы  климатизатора  в  соседнем
помещении.  Пути  тонкого  взаимодействия  внутренней  и   внешней   среды
настолько  многообразны,  что  без  комплексного  подхода  любая   попытка
ответить на произвольный вопрос не может кончиться ничем, кроме провала...
Если  бы  было  иначе,  мое   присутствие   здесь   потеряло   бы   всякую
целесообразность...
     "Как говорит! - с восхищением подумал Гудков. - Самое удивительное, в
его словах не так мало смысла, как кажется".





     - Началось это почти ровно месяц тому назад, - рассказывал Штуб. - Не
знаю, правда, смогу ли я что-то добавить к докладной  записке,  которую  я
составил и передач по инстанции. И, вы уже понимаете, совершенно не помню,
что кушал в тот день на завтрак.  А  после  завтрака  проверял  приборы  в
астрономическом отсеке. Это, если говорить откровенно, обычная ежемесячная
профилактика. Да. Купол там совершенно  прозрачный.  Как  и  сейчас,  была
ночь.  -  Он  ткнул  пальцем  в  направлении  иллюминатора.  -  Такая   же
великолепная, звездная ночь. Да. Я поработал немного, потом  оторвался  от
аппаратуры, поглядел вверх...
     - Зачем и почему вы это сделали?  -  тоном  комиссара  Мегрэ  спросил
Пинчук, хлопнув ладонью по большому блокноту, который только что извлек из
своей обЪемистой  папки  и  раскрыл  на  чистой  странице.  Закон  Ньютона
сработал незамедлительно - психолог взмыл к куполу, нелепо болтая  ногами.
Наташа вскрикнула. Потолок отбросил психолога вниз. Гудков перехватил  его
над столом и усадил на прежнее место.
     - Вы пристегнитесь, -  сдерживая  улыбку,  посоветовал  он.  -  Очень
здорово помогает.
     Пинчук затянул ремень и подозрительным взглядом обвел присутствующих.
     - Зачем и почему вы это сделали? - тоном ниже повторил он.
     - Я, конечно, отвечу, - сказал, помолчав, Штуб. Веселые искорки в его
глазах  угасли,  лицо  стало  обыденно  мрачным.  -   Но   давайте   сразу
договоримся. Вы ни в чем меня не подозреваете, вы сами  это  признали.  Я,
конечно, вам верю. Но давайте с вами договоримся - не надо меня ловить. Вы
хотите внести вклад в свою науку, и я, вы уже понимаете,  с  удовольствием
вам помогу. Но только при этом условии. Мы с вами договорились?
     - Хорошо, Михаил  Кристофорович,  -  сказал  Пинчук,  раздосадованный
допущенной оплошностью. - Конечно, никто и не собирался вас... ловить.  Но
почему все-таки вы это сделали?
     - Ну, право, я затрудняюсь,  -  сказал  Штуб.  Он  почувствовал  себя
увереннее, даже лицо выглядело  теперь  менее  мрачным.  -  Впрочем,  если
говорить откровенно, меня что-то толкнуло. Да. Словно кто-то посмотрел мне
в затылок. Я работал с приборами, и вдруг какой-то подсознательный импульс
заставил меня посмотреть вверх...
     - Подсознательный импульс, -  с  удовлетворением  произнес  Пинчук  и
сделал пометку в блокноте. - Отлично. А вы говорите - к  докладной  нечего
добавить.
     - В докладной записке, которую я составил и передал по инстанции, все
это есть, - возразил Штуб. - Конечно, я мог выразиться недостаточно точно.
     - Понимаю, - мягко сказал Пинчук. - Продолжайте,  пожалуйста,  Михаил
Кристофорович.
     - Хорошо, я продолжаю. Там, наверху, сначала  ничего  не  было.  Если
говорить откровенно, я не увидел там  ничего,  кроме  этого  великолепного
звездного неба. Да. И вдруг, совсем невысоко,  прямо  надо  мной  возникла
светящаяся точка.
     - Вы уверены, что невысоко? Откуда вы это знаете?
     - Я ничего не знаю, но она очень быстро раздувалась. Не с  Юпитер  же
ей было быть.  Я  понял,  что  она  близко.  Потом,  все  это  великолепно
зафиксировали приборы.
     - Приборы? - переспросил Пинчук, почему-то разочарованно. - Эти,  что
ли, радары?
     - Нет, радиолокаторы лишь отметили появление обЪекта, но дистанции не
зафиксировали. И размеров. А вот оптические дальномеры - их на маяке три -
сработали великолепно.
     - И что же они показали?
     - Около десяти километров. Это  выяснилось  сутками  позже,  когда  я
смотрел их данные. Да, ни больше ни меньше. Как  и  написано  в  докладной
записке, которую я составил и передал по инстанции.
     - И это еще где-нибудь зарегистрировано? - с  непонятной  надеждой  в
голосе поинтересовался Пинчук.
     - Конечно.  Все  показания  записываются  на  магнитную  ленту.  И  с
приборов, и с голоса, когда я что-нибудь говорю.
     - Хорошо, хорошо. Записи мы посмотрим потом. А что произошло дальше.
     - Дальше, вы понимаете, светящаяся точка росла. Я  заметил,  что  это
уже не  точка,  а  светящаяся  пульсирующая  сфера  с  малюсеньким  темным
ядрышком. Вроде шаровой молнии.
     - А вы до этого ее видели?
     - Кого?
     - Так называемую шаровую молнию.
     - Но мы же с вами договорились - не надо меня  ловить!  -  неожиданно
возмутился Штуб. Пинчук поспешно сделал успокоительный жест.  -  Да,  если
говорить откровенно, то нет. Но довольно много читал...  Интересовался.  Я
очень люблю различные загадки природы.
     - Много читали. - Пинчук сделал пометку в блокноте. - Ясно. И она что
же, росла только за счет приближения?
     - Нет. Правда, невооруженным глазом это не  определишь.  Но  когда  я
сутками позже смотрел данные дальномеров - а они сработали великолепно,  -
выяснилось, что размеры сферы действительно  увеличивались.  А  расстояние
оставалось приблизительно постоянным. Да. Достигнув предельного диаметра -
около двенадцати метров -  сфера  начала  деформироваться.  Если  говорить
откровенно, она вытянулась, превратилась в длинный цилиндр. Он  все  время
извивался. Будто громадная пожарная кишка или, как там ее, анаконда.
     - Или такая большая пиявка, - вставила тихонько Наташа. Она до  этого
сидела молча, подперев  подбородок  маленькими  кулачками,  и  внимательно
слушала,  как  ее  отец  изворачивается  под  допросом   психолога.   Отец
оборонялся достойно, она уже почти  совсем  успокоилась  и  даже  изредка,
отвлекаясь, украдкой поглядывала на Гудкова. Что ж,  "командир  конвойного
катера" звучит действительно несколько лучше, чем "мой пилот"...
     - А разве вы присутствовали при этом явлении? - с подозрением спросил
Пинчук.
     - Нет, но я регулярно видела это потом. Папа говорит,  что  в  первый
раз было так же.
     - Да, она права; - подтвердил Штуб.  -  ОбЪект  сужался  к  концам  и
выглядел полупрозрачным светящимся червяком.  Или  пиявкой,  только  очень
длинной. Как потом оказалось, ее длина была с полкилометра.
     - От! - не удержался Гудков. - А диаметр?
     - Как и раньше, не превышал двенадцати метров. Это, вы уже понимаете,
выяснилось сутками позже, когда я смотрел данные дальномеров.
     - И она, вы творите, извивалась?
     - Да, почти все время. Извивалась и пульсировала, ни на мгновение  не
оставаясь в покое. У меня появилось впечатление, что это нечто живое...
     - Стоп, - сказал Пинчук, делая очередную пометку.  -  Это,  по-моему,
важно. Что значит - живое?  Общепризнано,  что  всякая  жизнь  в  открытом
космосе невозможна. Почему вы решили, что наблюдавшийся обЪект имел... так
сказать, биологическую природу?
     -  Я,  конечно,  отвечу,  -  произнес  Штуб.  -  Но  мы  же  с   вами
договорились. Если вы действительно хотите во всем разобраться...
     - Конечно, конечно, - нетерпеливо махнул рукой Пинчук. -  Мне  просто
интересно, Михаил Кристофорович. Почему это... эта пиявка  показалась  вам
живой?
     - Ну, если  говорить  откровенно...  -  произнес  Штуб.  -  Право,  я
затрудняюсь. Но она вела себя как живая. Что хотела, то и делала.
     - Вы видели когда-нибудь северное сияние? - внезапно спросил Пинчук.
     - Если говорить откровенно, то нет. Я, вы уже понимаете,  никогда  не
бывал за полярным кругом.
     - А морской прибой?
     - Конечно, видел, - заявил Штуб. - Но мы же с вами...
     -  Разумеется.  Но  волны  вам  никогда  не   казались   живыми?   Не
беспокойтесь, Михаил Кристофорович, это обычный вопрос.
     - Да, если говорить откровенно, то нет.
     - А эта штука казалась?
     - Я уже говорил, что  казалась.  Да.  Это  специально  подчеркнуто  в
докладной записке, которую я составил и передал по инстанции.
     - Ну ладно, - Пинчук сделал очередную  пометку.  -  Отлично,  поехали
дальше. Вы сказали, что у сферы было темное  непрозрачное  ядрышко.  Когда
сфера вытянулась, что с ним произошло?
     -  Оно  тоже  вытянулось,  да.  Но...  Когда  эта  штука  извивалась,
непрозрачная центральная струна тоже извивалась, змеилась. Но при этом еще
и пульсировала - в  некоторых  местах  становилась  очень  тонкой,  иногда
вообще  распадалась  на  ряд  отрезков  разной  длины...  Превращалась   в
извилистую пунктирную линию.
     - И сколько это продолжалось?
     - Это змеение? Мне, если говорить откровенно, сначала показалось, что
очень  долго.  Но  когда  я  сутками  позже  смотрел  данные  дальномеров,
выяснилось,  что  всего  минут  пять.  А  потом  все  это,  вы  понимаете,
повторилось  в  обратном  порядке.  Вся  эта  кишка  начала  очень  быстро
укорачиваться и превратилась в первоначальную сферу. А в полусотне  метров
от нее появилась вторая точно такая же.
     - Что значит точно такая?
     - Мы же с вами договорились, - укоризненно мотнул головой смотритель.
- Она, вы уже понимаете, внешне выглядела точно такой же. И  все  фазы  ее
развития в точности повторяли эволюцию первой сферы.  Да.  Она  тоже  была
вначале светящейся точкой, а  потом  разрослась  в  полупрозрачный  шар  с
темным ядром.
     - И это происходило на прежнем расстоянии от вас?
     -  Да.  Так  показали  данные  оптических  дальномеров.  Потом  вдруг
появилась третья такая же сфера.
     - И все они лежали в  одной  плоскости?  -  спросил  Пинчук,  видимо,
что-то вспомнив.
     - Да, - пожал плечами Штуб. - Мы же с вами договорились. Естественно,
любые три точки всегда лежат в одной плоскости. Ведь через любые три точки
всегда можно провести плоскость.
     - Помните задачку про  трех  мух,  Николай  Владимирович?  -  спросил
Гудков. Ему опять стало весело. - Замечательная задачка. Три мухи сидят на
столе  и  с  интервалом  в  секунду  взлетают,  все  с  разными  заданными
скоростями.  Спрашивается  -  через  какое  время  все  они  снова   будут
находиться в одной плоскости?..
     Он непроизвольно рассмеялся.
     - Голубчик, да забудьте вы свою  казуистику!  -  недовольно  произнес
Пинчук. - Нам нельзя отвлекаться, мы  заняты  важным  делом.  Просто,  мне
кажется,  Михаил  Кристофорович,   в   своей   докладной   вы   специально
подчеркивали это обстоятельство.
     - Не совсем так, - возразил Штуб. - И пример с мухами  представляется
мне вполне уместным. Другое дело, в докладной записке, которую я  составил
и передал по инстанции, указано, что все  вновь  появлявшиеся  сферы  тоже
лежали в той же плоскости.  И  даже  почти  точно  на  той  же  прямой.  И
четвертая, и пятая, и шестая. И, вы уже  понимаете,  все  остальные  тоже.
Потом, конечно, они принимали и более сложные  конфигурации,  кружились  в
своеобразных пространственных  хороводах.  Это  зафиксировано  великолепно
сработавшей аппаратурой. А потом все они исчезли.
     - Вот как?
     - Да.  Но  если  говорить  откровенно,  это  происходило  в  обратном
порядке. Как будто весь процесс записали на обЪемное кино, а потом пустили
пленку в противоположную сторону. Но пока шаров было много, они вели  себя
как единое существо.
     - Простите?
     - Ну, мы же с вами договорились, что  кишка,  когда  она  вытянулась,
казалась живой. Теперь, когда она каким-то образом превратилась в вереницу
пульсирующих шаров, мне казалось, что она все еще остается  единым  целым.
Той самой "пиявкой", которая была вначале.
     - Почему той же самой?
     - Но мы же с вами договорились, - укоризненно произнес Штуб. -  Длина
вереницы, правда, была раза в полтора меньше, но диаметры сфер  постепенно
уменьшались к ее концам... Да. Если творить откровенно,  то  и  извивалась
она точно так же. Продолжалось  явление,  как  показала  аппаратура,  часа
полтора, потом шары исчезли в обратном порядке.  А  спустя  98  часов  все
повторилось. И теперь повторяется каждые 98 часов. Вот и все, если творить
откровенно.
     - А что можете  добавить  вы,  Наташенька?  -  спросил  Пинчук  после
непродолжительного молчания.
     - Ничего. Папа все рассказал точно. Я не  присутствовала  при  первом
явлении, но на всех остальных была.





     - Ну, голубчик, как вам вся эта казуистика? - поинтересовался Пинчук.
     - По-моему, любопытно. А что?
     - Я, признаться, разочарован, - сообщил психолог. -  Мы  с  коллегами
ожидали более или менее типичного наблюдения НЛО, а здесь...
     Он недовольно махнул рукой и заколебался вместе со своим гамаком.
     - А что все-таки здесь?
     - Пустое, - сказал психолог. - Когда этот Штуб начал рассказывать про
подсознательные импульсы, я  было  обрадовался.  Подсознательные  процессы
очень часто  предшествуют  обЪективно-субЪективным  явлениям.  Но,  скорее
всего, тут имеется другое, более тривиальное обЪяснение.
     Он замолчал. Они лежали в гамаках в комнате для  гостей,  практически
невесомые. Они только что забрались в гамаки, чтобы,  наконец,  отдохнуть,
но вся усталость  Гудкова  куда-то  пропала.  Спать  совсем  не  хотелось.
Вероятно, из-за кофе. Кофе было выпито много, чудесного бразильского кофе.
     - Но ведь от рассказ,  насколько  я  понял,  полностью  соответствует
докладной, - сказал Гудков. - Докладной записке,  которую  он  составил  и
передал по инстанции.
     - В том-то и дело, голубчик, - вздохнул Пинчук. -  Я-то  надеялся  на
другое.  Правда,  докладную  я  читал   не   очень   внимательно,   только
просматривал. Уповал на субЪективный фактор. А у  него,  оказывается,  все
записано на магнитную пленку!
     - Чет же здесь плохого?
     - Все сразу становится тривиальным, - обЪяснил Пинчук. - НЛО, который
фиксируется радарами! Какой там НЛО! Просто  метеоритный  рой.  Подумаешь,
невидаль!..
     - Да непохоже на рой, - сказал Гудков.
     - А вы,  голубчик,  откуда  знаете?  -  удивился  Пинчук.  -  Вы  же,
по-моему, не астроном. Ну, если даже не метеориты, значит, остаток кометы.
Да мало ли! Главное - в рассказе этого Штуба  просматривается  система.  А
при  нормальных  обЪективно-субЪективных  явлениях  никакой   системы   не
отмечаешься. На мой взгляд, система - признак ненормальности.
     - Но точные науки... - попытался возразить Гудков.
     - Точные науки, - презрительно произнес Пинчук. - Голубчик!  Сплошная
казуистика эти точные науки. Давайте-ка лучше спать. Утро вечера мудренее.
     - Давайте, - согласился Гудков.  -  Завтра  все  станет  окончательно
ясно. Причем  лучше  бы  встать  пораньше.  Ведь  Штуб  говорит,  что  при
появлении этой штуки бывает разброс плюс-минус полчаса.
     - Еще  и  этот  разброс,  -  недовольно  пробурчал  Пинчук.  -  Очень
оригинальная система. Какой-то плюс-минус...
     - А что вам не нравится?
     Пинчук шумно заворочался в гамаке.
     - Да вы, голубчик,  сами  прекрасно  знаете,  что  для  периодических
явлений характерна именно строгая периодичность.  Солнце,  скажем,  встает
себе и встает в одно и то же время. Парапсихологические явления, наоборот,
свободны от всякой периодичности. А здесь какой-то плюс-минус.
     -  По-моему,  вы  не  правы,  -  не  согласился  Гудков.   -   Многие
астрономические события повторяются, но без явной периодичности. Например,
солнечные затмения. Просто в космосе мною разных периодических явлений,  и
они накладываются  друг  на  друга.  Происходит  суперпозиция,  начинаются
биения...
     - Суперпозиция, биения... - недовольно повторил Пинчук. - И  где  это
вы, голубчик, поднахватались такой казуистики?





     -  Оно,  -  с  облегчением  сказал  Штуб.  Пинчук  вскочил  на  ноги,
придерживаясь за скобу (опыт - дело великое!), задрал лицо к небу.  Гудков
тоже посмотрел  вверх,  однако  вставать  с  полу  не  стал.  Просто  чуть
откинулся назад для удобства.
     Они уже с час сидели втроем в астрономическом  отсеке  "Астрокупола".
Обещанный срок миновал, даже с учетом разброса. Наташа сюда не пошла. "Мне
надо  в  другое  место".  Волновалась,  ломала  пальцы  и  грызла   ногти.
Волновался и Штуб-старший. Правда, старый гриб не показывал  виду,  ногтей
не грыз. Пинчук был, как и вчера,  невозмутим  и  преисполнен  собственной
значительности. А Гудкову было просто интересно. Глазеть на них обоих,  да
и на небо. Его-то брать не собирались, сам напросился. И...
     -  Вот  уже  и  оно,  -   повторил   смотритель   радиомаяка   Михаил
Кристофорович Штуб торжественно и облегченно.
     Все смотрели, куда он показывал. Лицо Пинчука  изменилось,  перестало
походить на лицу детектива. Парадокс - именно в тот момент, когда появился
преследуемый. Светлая точка, на которую показывал  Штуб,  возникла  совсем
близко - казалось, сразу же за прозрачной крышей астрономического  отсека.
Она быстро росла.
     Гудков  поглядел  на   дисплей   дальномера.   Естественная   реакция
профессионала. У себя на катере он привык к светлым растущим  точкам.  Там
это были метеориты. Когда они появлялись,  их  следовало  уничтожать.  Для
этого нужно было знать их координаты  в  обоих  мирах  -  в  обычном  и  в
пространстве скоростей.
     Дальномеры на Цирцее стояли совсем другие. Совсем  не  такие,  как  в
кабине его катера. Здесь на  дисплей  выводились  только  пространственные
координаты обЪекта.  Конечно,  потом,  по  записи,  можно  восстановить  и
скорости. Только это не очень надежно, вычислять скорости по  координатам.
Производные всегда плохо вычисляются. Да и ждать долго. "Часа полтора"...
     Гудков несильно оттолкнулся ногой и  плавно,  на  ходу  опрокидываясь
навзничь, вылетел в коридор. Никто, кажется,  этого  не  заметил.  Штуб  и
Пинчук смотрели вверх, задрав головы. Будто можно что-нибудь увидеть  так,
простым глазом.  И  как  может  Пинчук  за  раз  рассмотреть  больше,  чем
обнаружил за месяц  профессионал-наблюдатель  Штуб?  А  все,  что  заметил
смотритель, есть в докладной записке, которую...
     Гудков потянул на себя внутреннюю дверь тамбура. Там,  внутри,  стоял
человек в скафандре. Так.  "Мне  надо  в  другое  место".  Знала,  что  он
поторопится сюда. Вычислила его действия, его  реакцию.  Молодец,  Наташа.
Лучшие психологи - женщины, кем бы они ни работали...
     Она держала  в  руках  еще  один  скафандр  и  протягивала  ему.  Его
собственный скафандр с личным номером. Других скафандров  в  ее  руках  не
было. Знала, что будет один. Ах, какой молодец...
     Гудков натянул скафандр, застегнул молнию на груди.  Быстро,  но  без
спешки. Опустил на голову пнем. Она уже открывала внешний люк.  Воздух  со
свистом рванул в пустоту. Этакий микровзрыв. Теперь  внутреннюю  дверь  не
откроешь никакой силой. Ничего, пусть глазеют на небо изнутри. Все равно в
кабине только два места...
     Придерживаясь за край дверного проема, Гудков шагнул наружу. Звездная
ночь, но вот он, катер, освещен нацеленным на нет прожектором. Кто включил
прожектор? Ясно, кто. Все предусмотрела.
     Он сильно оттолкнулся нова от края проема и полетел к катеру. Попал в
невидимый луч прожектора, весь засиял. Его тут же накрыла тень девушки.
     Она догнала его, пролетела совсем близко, вышла вперед. Стройная даже
в скафандре. Не все люди в скафандрах выглядят одинаково, понял он  вдруг.
Летела впереди,  тоненькая,  стройная,  длинноногая.  Луч  сверкал  на  ее
одежде. Быстро идет, уверенно. Долетит без коррекции. Молодец. Тренировка,
великая вещь... Наверняка бывала на Фобосе.
     Его собственная тень на нее не падала, шла мимо. Впрочем, у него  уже
вообще  не  было  тени.  Он  погрузился  в  темноту,  шел  вне  луча.   И,
следовательно, летел сейчас  не  к  катеру,  а  чуть  мимо.  Ничего,  дело
поправимое...
     Он достал газовый пистолет. Она уже подлетала к катеру. Он  выстрелил
назад не глядя. Никого там нет, просто не может быть.  Он  снова  вплыл  в
луч, скафандр засверкал.  Она  ждала  его,  крепко  ухватившись  за  шасси
катера. Он подплывал к ней прямо, протянул руку. Она  протянула  свою.  Их
ладони встретились. Рука девушки была сильной, легко погасила инерцию  его
движения. Сама она даже не сдвинулась с места.
     Он отнял руку, взялся за затвор  люка.  Крышка  легко  откинулась:  и
внутри, и снаружи - вакуум. Он пропустил Наташу вперед, нырнул  следом  за
ней в темноту кабины, закрыл за собой люк. Теперь они были  здесь,  у  нет
дома. Она уже пристегивалась в кресле  стрелка,  в  котором  только  вчера
сидел психолог и которое целых два месяца до этот пустовало. С ума  сойти.
Он занял свое место, дал наддув кабины, врубил аппаратуру и  пристегнулся.
И  посмотрел  на  часы.  Всего  две  минуты  назад   он   еще   скучал   в
астрономическом отсеке. Неплохой результат, хотя и не рекорд...
     Он отстегнул шлем, откинулся в кресле. Наконец-то начиналась  работа.
Его работа, в которой он был профессионалом.
     Цель он  нашел  сразу.  Светящаяся  точка  заметно  раздулась,  стала
светящимся шаром с темным ядром в центре. Не только потому, что прошли уже
две минуты. Она раздулась не сама, ее увеличили видеолокаторы.  Они  взяли
ее сразу, как только включились. Вышколенные локаторы.  Знают  свое  дело.
Что им брать еще, если не эту цель...
     Она чуть заметно пульсировала. Он  глянул  на  цифровой  индикатор  и
мысленно  присвистнул.  Цель  плясала  на  месте,  скорость  пляски   была
сумасшедшей.  Такую  никогда  не  получишь  по   записи   координат.   При
дифференцировании все усредняется напрочь.
     - Мы... полетим? Правда? - нарушила молчание девушка.
     Гудков бросил взгляд в ее сторону. Только один. Нельзя отвлекаться во
время работы. Она сидела совсем рядом,  шлем  отброшен  на  спину,  темные
волосы рассыпаны по плечам. Только силуэт в темноте, как призрак. Но  если
протянуть руку, можно потрогать. Женщина в этой кабине. С ума сойти...
     - Да, Наташа, - мягко сказал Гудков. - Сейчас полетим.
     - Только не надо стрелять, - тихо попросила она.
     Его руки работали сами, будто манипуляторы с автономным  управлением.
Катер резко втянул шасси и повис в метре над поверхностью планетки. Падать
с этой высоты он будет десять секунд и врежется в камни со скоростью  один
километр в час - на необычном для себя языке сообщило  табло.  Сумасшедшая
скорость, почти как у торопящейся черепахи. Но  катер  не  успеет  упасть,
никто ему не позволит...
     Плотная  плазменная  струя  обожгла  камень  под  днищем  катера   и,
отразившись, хлестнула его вдогонку. Он взмыл в небо, сворачивая  к  цели.
До нее было 10 километров, но цель стала уже другой.
     Все было так, как рассказывал Штуб.
     Они быстро приближались к бледному огню в небе,  горевшему  мерцающим
мертвым светом, а он на глазах деформировался.  Терял  сферическую  форму,
удлинялся, на какое-то мгновение стал похожим на дирижабль,  но  продолжал
расти, превращаясь  в  толстую  длинную  колбасу.  Она  светилась  тем  же
мерцающим светом, удлинялась и извивалась - Гудков  это  видел.  Она  была
бесплотной - он это чувствовал. Она была живой - он это знал.
     Она  играла:  причудливо  изгибалась  и  при  этом  пульсировала.  Ее
свечение  разгоралось,  тускнело   и   опять   разгоралось.   Сквозь   нее
просвечивали  звезды.  Она  укорачивалась  и  удлинялась  -  иногда  вдруг
становилась короче на сотню метров, и тут же вновь возвращалась в  прежние
габариты. И все время то уменьшалась, то увеличивалась в диаметре - словно
кольцевые волны мертвого света бежали по ее цилиндрической поверхности.  А
внутри, как спинная струна, извивалась длинная непрозрачная сердцевина.
     Она действительно  напоминала  колоссальную  медицинскую  пиявку  или
дождевого червя-выползка.
     - Так будет  долго,  -  шепнула  девушка.  -  Но  не  надо  стрелять,
спугнете...
     Подчиняясь команде Гудкова, катер затормозил неподалеку от одного  из
концов играющего чудовища.  Казалось,  оно  заметило  катер  -  изогнулось
дугой,  сложившись  почти  пополам,  и  на  мгновение  замерло,   как   бы
прицеливаясь.  И  Гудкову  вдруг  показалось,  что   кто-то   огромный   и
бестелесный загнивает прямо в него, читает его мысли. В том числе ту,  еще
не оформившуюся, которую диктовали пальцы, нащупавшие  клавиши  управления
ближним огнем...
     По бесплотному телу монстра прошла судорожная волна мертвого света. В
нескольких местах оно начало быстро сужаться, и мигом позже  распалось  на
десяток отдельных бледных огней, таких же светящихся сфер, как та, которая
появилась первой. В следующее мгновение трехсотметровая вереница двинулась
прочь, стремительно набирая скорость.
     Послушный руке Гудкова, катер пошел вдогонку.
     Спина ощутила кресло - перегрузка полторы единицы. Катер, набрав  уже
нормальную скорость, сел на хвост уходящей веренице бледных огней. Но  она
перемещалась не так, как метеориты или искусственные космические  обЪекты.
Бледные огни стояли на месте, покачиваясь  из  стороны  в  сторону,  будто
связанные невидимым тросом, а вдоль вереницы, от головы к  хвосту,  бежали
незримые волны. Передние  шары  росли,  задние  уменьшались.  Шла  как  бы
перекачка пульсирующею сияния от задних  огней  к  передним,  а  потом,  в
какой-то неуловимый миг, последний  шар  исчезал,  в  голове  колеблющейся
колонны появлялась новая сфера, и тут же цикл  повторялся.  За  счет  этот
весь их строй стремительно перемещался, хотя в каждый момент  времени  все
сферы стояли на месте, лишь покачивались из стороны в  сторону.  Казалось,
бледные сферические огни один за другим мгновенно  переносятся  из  хвоста
колонны в ее голову...
     - Не надо стрелять, - тихо повторила Наташа.
     Астероид остался далеко за  кормой.  Насколько  далеко,  трудно  было
сказать, но это неважно. Никуда не денется эта  планетка.  Приборы  найдут
дорогу назад...
     Время от времени Гудков чувствовал, как кто-то  в  него  заглядывает.
Смотрит в нет откуда-то извне и все видит - все, что в нем происходит. Все
его мысли и чувства. И так же смотрит в нее, в Наташу.
     А мысли были такие. То, что он видит - лишь часть  какого-то  целого,
которое он не в силах охватить  своим  убогим  трехмерным  зрением.  Часть
чего-то неизмеримого.
     Звезды плясали в экранах. Ускорения наваливались поочередно с  разных
сторон. Катер шел  сзади  и  немного  сбоку,  исправно  держа  стометровую
дистанцию.  А  вереница  бледных  огней   извивалась   в   видеолокаторах,
бессильная уйти дальше.
     И вдруг пляска звезд в экранах прекратилась.  Шары  остановились  без
видимого усилия, весь их ряд сразу. Двигатели притихли, тут же  включились
на  торможение,  но  катер  по  инерции  проскочил  вперед  на   несколько
километров. Гудков просто  не  успел  среагировать  на  остановку  бледных
огней. И тут же оказалось,  что  возращаться  не  надо.  Огни  возобновили
гонку, но  теперь  катер  Гудкова  ее  возглавлял.  Из  преследователя  он
превратился в преследуемого, но это длилось недолго.
     - Оно уходит, - сказала Наташа.
     Гудков глядел на видеолокаторы. Все, что  происходило,  фиксировалось
на магнитную пленку, но сейчас он  видел  это  своими  глазами.  Хвостовые
сферы  исчезали,  одна  за  другой.  Но  новые  не  появлялись  в   голове
колеблющейся колонны. Спустя секунду вереница огней стала вдвое короче.
     - Оно уходит, - повторила девушка.
     Гудков отрицательно мотнул головой. Нет, все было  сложнее.  Половина
огней исчезла, но с остальными ничего уже не происходило. Они, сблизившись
до прежней дистанции, продолжали невероятную гонку.  И  опять  он  испытал
томительное и дразнящее чувство, будто кто-то неведомый заглядывает в него
и видит его целиком, все его глубины души, все явное и все потаенное...
     Кабину пронзило  вспышкой  мертвого  света.  Раздался  сухой  хлопок.
Девушка вскрикнула.
     Между ней и боковой стенкой появился небольшой, с  кулак,  светящийся
предмет. Точно такая сфера, как тогда, в космосе. Но теперь  она  возникла
внутри кабины.
     Бессильные  приблизиться,  светящиеся  шары  пошли  на  такое,  чтобы
поближе познакомиться с катером.
     Гудков уже не смотрел наружу. Он впервые  видел  шаровую  молнию  так
близко. Да, она отвечала всем описаниям шаровых молний.
     Светящаяся сфера - в космосе с расстояния сотен метров  они  казались
бледными - здесь  была  ослепительной.  Она,  как  живая,  пульсировала  и
раздувалась. Она и была живой - Гудков знал это. Она дернулась к приборам,
прокатилась над пультом, задержалась у  клавиатуры  управления  торпедными
аппаратами. Она была уже с  полметра  в  диаметре.  От  пульта  она  резко
повернула к Гудкову. Он сидел как парализованный. Она парила  в  метре  от
его  лица,  будто  разглядывала.  Время,  казалось,  стояло.  Сквозь   нее
просвечивали зеленые огоньки на табло и экраны видеолокаторов.  Патом  она
вдруг отпрыгнула на метр, и чувство, что кто-то заглядывает в душу,  стало
острее и мучительнее,  стало  непереносимым.  И  тут  она  направилась  ко
второму креслу, к креслу стрелка.  Направилась  по  дуге,  отклонившись  к
стене кабины.
     Чувство, что внутрь устремлен парализующий взгляд анаконды,  исчезло.
Пронзительно вскрикнула  Наташа.  Гудков  не  понял,  откуда  в  его  руке
появился газовый пистолет. Струя  плазмы  прошла  точно  по  центру  шара,
сквозь светящуюся прозрачную оболочку и темную  сердцевину,  и  ударила  в
стену кабины, не причинив сфере видимого  вреда.  Но  та  тут  же  сжалась
рывком вдвое. Продолжала сЪеживаться, уменьшаться... Превратилась в  шарик
размером с кулак и исчезла с сухим хлопком.
     В воздухе кабины пахло чем-то дразнящим и необычным. На  видеоэкранах
одна за другой исчезали бледные сферы, но Гудков уже не  смотрел  на  них.
Отстегнувшись,  он  склонился  над  девушкой.  Ее   лицо   было   бледным,
безжизненным. Она была в глубоком обмороке. Было непонятно, дышит она  или
нет.
     Скафандр на ней был тесный, в обтяжку.  Он  сдавливал  ей  грудь,  не
давая дышать.
     Гудков потянул молнию на ее скафандре. Они были  одни  в  бесконечном
космосе. Вереница бледных огней исчезла, а планетка, с  которой  стартовал
катер, затерялась где-то в ночи.
     Гудков осторожно потрепал девушку  по  щеке.  Ее  глаза  открылись  -
большие, синие, как полузабытое небо Земли - и в них уже не было  и  следа
того ужаса, который заставил ее  потерять  сознание.  Она  приподнялась  в
кресле в полумраке кабины, посмотрела вперед.  Из  курсового  иллюминатора
светили яркие звезды.





     - Современной науке по плечу любые загадки, - произнес Пинчук. Как  и
вчера, они все четверо сидели  за  столом  в  гостиной  "Астрокупола",  на
прежних местах. Как и вчера, перед ними стояли  бутылочки  с  кофе,  центр
стола украшало блюдо с  арбузообразным  томатом,  как  и  вчера,  напротив
Гудкова сидела Наташа Штуб. Она улыбалась и что-то напевала.  Штуб-старший
сосредоточенно и мрачно молчал.
     Но ситуация, разумеется, изменилась коренным образом. И  даже  Пинчук
уже не разыгрывал из себя детектива, хотя и не перестал важничать.
     - Любые загадки, - повторил Пинчук. - Жаль,  конечно,  что  находятся
люди, - он выразительно посмотрел на Гудкова, - которым ничего  не  стоит,
руководствуясь  лишь   спортивным   азартом   и   собственным   нездоровым
любопытством, сорвать тщательно запланированный  эксперимент.  Но  ничего,
подождем еще четыре дня. Только на этот раз кое-кого неплохо бы  запрятать
в изолятор. Подождем, пока явление повторится.
     Да, это, в частности, изменилось тоже: вчера Гудков сидел  как  бы  в
тени, сегодня он был в центре внимания. Никто уже не смотрел на  него  как
на извозчика.
     - Во-первых, я не уверен, что оно  повторится,  -  сказал  Гудков.  -
Во-вторых...
     - Погодите, - сказал психолог.  -  Что  значит  "не  повторится"?  Вы
полагаете, что  явление,  регулярно  происходившее  на  протяжении  целого
месяца, теперь вдруг ни с того ни с сего прекратится?  В  силу  каких  же,
позвольте полюбопытствовать,  причин?  Уж  не  из-за  вашего  ли  рокового
вмешательства?
     - Зачем вы так, Николай Владимирович? - сказала Наташа. Штуб метнул в
нее мрачный взгляд, но она продолжала: - Почему вы на него нападаете? Ведь
Саша старался для всех. И сделал все как надо. У него же на катере приборы
гораздо лучше...
     - Лучше, чем в прекрасно оборудованном астрономическом отсеке большой
астероидной  станции?  -  громогласно  усомнился  Пинчук.  -  На  каком-то
микроскопическом суденышке?.. А вы, голубчик, сами-то как считаете?
     - Что тут считать, - пожал плечами Гудков. - Конвойный  катер  -  это
специализированная машина для обнаружения, перехвата и  уничтожения  малых
небесных тел, угрожающих  межпланетным  караванам  малой  тяги...  Которые
курсируют от Земли до Юпитера и  обратно,  -  не  смог  удержаться  он.  -
Естественно,  каждый  такой  катер  оснащен  самыми  новейшими   приборами
наблюдения и регистрации. Оснащен вполне хорошо.
     - Лучше, чем обсерватория? - произнес психолог.
     - Стандартная обсерватория? Разумеется, лучше.  И  лучше,  чем  самая
лучшая. Ведь это боевое судно, от нет зависят жизни людей.
     - И вы полагаете, голубчик, что  вам  удалось  получить  какую-нибудь
принципиально новую информацию о наблюдавшемся нами феномене?
     - Конечно, - сказал Гудков. Он сделал непроницаемое  лицо.  -  Только
давайте с вами договоримся. Я с удовольствием вам помогу, но не надо  меня
ловить. Мы с вами договорились?
     Пинчук не нашел, что ответить. Наташа радостно улыбнулась.  В  глазах
Штуба, как и вчера, появились и тут же  пропали  веселые  искорки.  Гудков
достал из кармана кассету.
     - Вот результаты моего легкомысленного поступка, - сказал он. - Здесь
записаны данные  о  размерах,  абсолютных  и  относительных  перемещениях,
скоростях и оптических характеристиках множественного светящегося обЪекта,
наблюдавшегося сегодня утром в районе астероида Цирцея. Здесь с  привязкой
ко времени зарегистрированы мельчайшие  подробности  его  пространственных
эволюций, пульсаций, цветовых оттенков и радиоотражающей способности.  Все
это есть здесь. И здесь есть все относительно шара, появившегося в  кабине
катера.
     Пинчук недоверчиво смотрел на плоскую металлическую кассету.
     - Значит, вы считаете, абсолютно все?
     Гудков посмотрел через стол на Наташу. Девушка опять  улыбнулась,  но
ее лицо тут же стало серьезным.
     - Нет, - твердо сказал он. - Здесь есть все, кроме  самого  главного.
Здесь отсутствуют наши субЪективные ощущения. Отсутствует  психологическая
среда субЪекта, по современной терминологии, - не смог  удержаться  он.  -
Здесь нет нашей стопроцентной  уверенности  в  том,  что  это  было  живое
существо, причем все время одно и то  же.  И  здесь  нет  того  леденящего
чувства, когда кажется, будто оно заглядывает вам в душу.
     - Да,  -  неожиданно  сказал  Штуб.  -  Если  говорить  откровенно...
Впрочем, вы уже понимаете.
     - Так, - произнес психолог. - Но что они дают, все  эти  субЪективные
ощущения? Их ведь, как говорится, к делу не  подошьешь.  Что  прикажете  с
ними делать?
     - Вы профессионал, вам виднее,  -  сказал  Гудков.  -  От  себя  могу
добавить одно. Вы видели когда-нибудь озеро в безветренную погоду?
     - Разумеется, - недоуменно проговорил Пинчук. - Но...
     - А рыбу, резвящуюся на его зеркальной поверхности? А лучше  -  змею,
плывущую рядом с берегом?
     - Да... То есть  нет,  -  совсем  растерялся  психолог.  -  То  есть,
разумеется, да. Рыбы видел сколько угодно. А вот змей, по-моему, как-то не
довелось. Но зачем...
     - А еще лучше - картинку с изображением Великого морского змея?
     - Конечно, видел, - оживился Пинчук. - Знаете,  сейчас  общепризнано,
что Великий морской змей суть такой  же  обЪективно-субЪективный  феномен,
как и шаровая молния. В обоих случаях для успешного наблюдения  необходимо
присутствие воспринимающего субЪекта. Так и в квантовой механике,  творят,
прибор иногда влияет на результат измерения... Вы, наверное, знакомы  и  с
квантовой механикой?
     - Изучал, - кивнул Гудков. - Так вот,  морской  змей,  как  и  многие
водные животные, имеет,  грубо  говоря,  форму  тела  вращения.  В  первом
приближении, форму трехмерного цилиндра. Но вы помните, как обычно  рисуют
плывущего морского змея?
     - Да, конечно, - заторопился психолог. -  Обычно  рисуют  так,  -  он
показал рукой. - В виде этакой извилистой линии...
     - Правильно, - сказал Гудков. - Плывущий  морской  змей  имеет  форму
вертикальной синусоиды. Над водой при  этом  выступает  несколько  горбов,
остающихся неподвижными относительно друг друга. На деле змей очень быстро
извивается, и поэтому быстро плывет, а  его  тело  пересекает  поверхность
воды в нескольких местах. Какую форму, по-вашему, имеют эти пересечения?
     - Пересечения тела змея с поверхностью? - переспросил психолог. - Ну,
они... По-моему, они круглые.
     -  Правильно.  В  первом  приближении  это  окружности  или  эллипсы,
поскольку, как мы уже знаем, тело змея в первом приближении - цилиндр.  Но
поскольку это цилиндр неправильный, постепенно сужающийся,  то  и  радиусы
этих окружностей неодинаковы...
     - Понятно, - отозвался психолог. -  Вы  обЪясняете  очень  доходчиво.
Никогда в жизни бы не поверил, что смогу разобраться в  такой  казуистике!
Но зачем вы, голубчик, так подробно нам об этом рассказываете?
     - Этот простой пример  позволит  нам  с  ходу  решить  проблему,  над
которой вы и ваши коллеги ломали голову не  один  десяток  лет,  -  твердо
сказал Гудков.
     Он посмотрел на Наташу. Она слушала очень  внимательно,  было  видно,
что она все понимает, и это означало - он выбрал правильный путь изложения
своих мыслей.
     - При чем здесь мои коллеги? Никто из них, по-моему, даже не слыхал о
Цирцее.
     - Я имею в виду проблему НЛО, - обЪяснил Гудков. - Представьте  себе,
что в плоскости,  которой  является  поверхность  воды,  живут  двухмерные
существа.
     - Двухмерные? - переспросил Пинчук. - Какие такие двухмерные? Что  вы
хотите этим сказать?
     - Двухмерные - значит, плоские. Плоские, как бесконечно  тонкий  лист
папиросной бумаги. Существа, живущие  только  в  двух  измерениях.  У  них
двухмерные тела, и органы чувств  тоже  двухмерные.  Они  не  воспринимают
ничего, находящегося за пределами плоскости, в которой живут.  Ничего  вне
пределов  бесконечно  тонкой  пленки  воды.  Как  они  воспримут  Великого
морского змея?
     - Ну, не знаю, - признался Пинчук. - Мне, право, трудно сообразить. А
вы, голубчик, сами-то как считаете?
     - Я? - сказал Гудков. Он говорил  все  более  убежденно,  потому  что
мысль, которая возникла у него во время погони за вереницей бледных огней,
до  сих  пор  была  всего-навсего  мыслью.  Теперь   она   осуществлялась,
превращалась в высказанные слова. - Естественно, они воспримут его  только
как эти окружности, как вереницу окружностей, которые получаются в  местах
пересечения тела нашего змея с их плоским двухмерным миром.
     Он снова посмотрел на Наташу. И опять взгляд  ее  внимательных  синих
глаз придал ему вдохновения.
     - Ну, допустим, что так, -  согласился  Пинчук.  -  Только  зачем  вы
все-таки это рассказываете? Ведь ваши слова не имеют отношения не только к
теме нашего разговора, но и вообще к миру, в котором мы с вами живем.  Это
просто игра ума, фантазия, но не более. Какие-то двухмерные  вещества,  то
есть существа...
     - Вы так думаете? - спросил Гудков. - А теперь представьте себе,  что
наш мир является частью более сложного, четырехмерного мира, точно так же,
как произвольная плоскость - это лишь ничтожная часть  нашего  трехмерного
пространства. Представьте себе, что в этом высшем четырехмерном мире  наша
вселенная суть то же самое, чем  представляется  нам  плоская  поверхность
озера или моря. Представьте себе, что этот мир,  невидимый  и  неосязаемый
нашими  органами  чувств,  населяют  существа,  тоже  лежащие   в   другом
измерении, четырехмерные. Они - если это  аналоги  наших  птиц  -  носятся
где-то над нашим миром, любуются своими отражениями в нем, но остаются для
нас непознаваемыми. А аналоги наших рыб плавают под нашим пространством  и
дышат своими четырехмерными жабрами, не подозревая о нашем  существовании.
Но есть и другие. Они, как Великий морской змей, живут где-то в пучине,  в
бездне глубоко под нашим миром, но иногда всплывают к нему - к поверхности
своего моря - подышать, глотнуть свежего воздуха...
     - Четырехмерного воздуха? - язвительно поинтересовался психолог.
     - Конечно, - кивнул Гудков. - И еще представьте себе, что они, как  и
наши змеи,  тоже  имеют  форму  тела  вращения  -  только  четырехмерного.
Например, форму четырехмерного цилиндра. И когда такое существо, всплывая,
пересекает наше пространство, его сечение нашим пространством дает  сферу.
А если такое существо пересекается с нашим миром несколько раз - например,
когда изгибается, чтобы быстро плыть, - то цепочку  сфер.  Это  совершенно
аналогично веренице окружностей, которой является в  плоскости  воды  тело
Великого морского змея...
     - Так, - сказал Пинчук. - И значит, вы полагаете...
     - Да, - продолжал Гудков. -  Представьте  себе,  что  одно  из  таких
существ наделено любопытством. Ему, этому существу, интересно.  Трехмерные
предметы - такие, как наш астероид - для него то же, что для нас  радужные
пятна нефти на поверхности воды. И  вот  однажды  оно  случайно  всплывает
подышать рядом с таким пятном. Ему любопытно, что это за пятно. Наш космос
для него - поверхность необЪятного  океана,  граница  раздела  двух  сред.
Одной, в которой оно плавает, другой - в которой дышит.  И  оно  всплывает
каждые сто часов - именно настолько хватает ему его четырехмерного воздуха
-  и  плещется  на  поверхности  своего  океана,  и  разглядывает   всякие
разноцветные пятна - нам кажется, что оно заглядывает к нам внутрь, ибо мы
так же раскрыты ему, как полностью видны нам плоские пятна нефти... А  нам
это  существо  представляется  то   шаром,   то   вытянутым   извивающимся
эллипсоидом вращения, то колеблющейся вереницей разнокалиберных сфер.
     Гудков умолк. Несколько секунд за столом царило молчание.
     - Я, конечно, не могу дать исчерпывающей  оценки  вашей  гипотезе,  -
произнес наконец  психолог.  -  Однако  фантазия  у  вас,  надо  признать,
поставлена хорошо. Поверьте слову  профессионала.  Рассуждаете  вы  вполне
убедительно. Только, по-моему, слишком  большое  место  занимают  в  вашем
воображении   всякие   эллипсоиды   вращения,   четырехмерные    цилиндры,
пространственные сечения и прочая  казуистика.  Вот  когда  вы,  с  вашими
способностями, научитесь строить свои фантазии на  основе  вещей  попроще,
тогда мне придется с вами согласиться. И если бы вы придумали что-нибудь в
этом роде...
     - С  удовольствием,  -  сказал  Гудков.  -  Как  вам  нравится  такая
гипотеза, действительно попроще.  Вообще  все  астероиды  -  всего-навсего
разные сечения  одною  и  того  же  четырехмерного  обЪекта,  какой-нибудь
четырехмерной водоросли. И, например, все  планеты.  И  все  звезды,  само
собой. И, естественно, все животные.
     - А люди? - тихо спросила Наташа.
     - И люди тоже. А что, отличная мысль.  Все  мы  -  просто  трехмерные
сечения одною и тот же четырехмерного человека, какой смысл нам спорить  и
ссориться? Но можно и подругу. Скажем,  не  все,  но  какой-то  мужчина  и
какая-то женщина - это два сечения одной четырехмерной личности.  И  когда
такой мужчина встречается с такой женщиной...
     Гудков  замолчал.  Наташа   покраснела.   Пинчук   размышлял,   какую
профессиональную оценку дать последней гипотезе.
     - Ну ты и змей, если говорить откровенно, -  вдруг  нарушил  молчание
Штуб, пристально и мрачно посмотрев на Гудкова.

Last-modified: Sat, 15 Jun 1996 19:07:42 GMT

Оцените этот текст: