Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
   OCR & spellcheck by HarryFan, 26 July 2000
----------------------------------------------------------------------



   -----------------------------------------------------------------------
   Сборник "На суше и на море".
   OCR & spellcheck by HarryFan, 21 August 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   "Всемирное обозрение" N 6, 2179 год:
   ...Наш корреспондент, находящийся на юге Франции,  сообщил  о  странном
явлении, получившем название "изумрудной чумы".
   Огромные  участки   виноградников   заражены   сорняковым   кустарником
неизвестного происхождения с необычно яркой  окраской  листьев.  Кустарник
стремительно распространяется, заглушая плантации винограда, поля  пшеницы
и других сельскохозяйственных культур.


   "Агробиология" N 324, июнь 2179 года:
   По мнению английского ботаника Питера Снейдла,  совокупность  признаков
нового растения, получившего  название  "изумрудной  чумы",  не  позволяет
отнести его ни к одному из известных видов.


   "Флора и фауна Южной Америки" N 7, 2179 год:
   ...Масштабы бедствия, известного читателям нашего журнала под названием
"изумрудная чума", стали очевидными  после  того,  как  наш  корреспондент
вместе с членами Специальной комиссии обследовал на  вертолете  территорию
южноамериканских стран.
   Языки неизвестной ярко окрашенной  растительности  движутся  с  юга  на
север. По приблизительным оценкам, общая площадь,  занимаемая  "изумрудной
чумой" в южноамериканских странах, составляет около 14 миллионов гектаров.


   - Ну, что ты скажешь по этому поводу? - спросил Кир,  протягивая  пачку
журнальных статей.
   - Скажу, что этой проблемой пора заняться серьезно, - ответил Юл.
   - И только-то? Немного. Ты повторил то, о чем твердят все газеты  мира.
От большого ученого я вправе  был  ожидать  чего-нибудь  пооригинальнее  и
поновее.
   - Тебе, Кир, как руководителю научного комплекса, - невозмутимо ответил
Юл, - могу сообщить: я посылал запрос в центр искусственной памяти.
   - Что же ответил ЦИП?
   - К сожалению, у меня пока  слишком  мало  сведений  о  свойствах  этих
растений. Я собрал по крохам все, что сообщалось о них в научных журналах,
и попросил сличить эти сведения с теми,  что  имеются  в  картотеках  ЦИП.
Оттуда  пришел  ответ,  что  растения,  обладающие   такой   совокупностью
признаков, исследовал профессор Корш.
   - Ну, это уже кое-что, - заметил Кир. - А откуда они попали к нему?
   - По данным Корша, это растение было привезено в прошлом году  экипажем
космолета "Экватор".
   - Когда Корш скончался? В июле?
   - Увы, да. Он  не  успел  изучить  даже  вегетационный  цикл.  Так  что
сведения самые скудные. Корш успел узнать о Карене не  больше,  чем  пишут
сейчас в журнальных статьях.
   - О чем узнать? О Карене?
   - Да, я забыл сказать, что Корш назвал это растение Кареной  Аргосской.
Аргос - планета, откуда ее привезли.
   - Все-таки есть, за что зацепиться, - произнес Кир задумчиво, откинулся
на спинку кресла и прищурил глаза.
   За годы совместной учебы и работы  с  ним  Юл  хорошо  усвоил  эту  его
манеру. Кир сейчас думает, и лучше его не беспокоить.
   Но на сей раз молчание слишком уж затянулось,  и  с  каждым  мгновением
руководитель научного комплекса становился мрачнее.
   - У тебя неприятности, Кир? Может, я могу чем-то помочь?
   - Боюсь, что помочь тут не сможет никто. Ладно, не будем об этом. Может
быть, все это и ерунда. Ответь-ка лучше на  мой  вопрос.  Ты  хорошо  знал
Корша? Каким он был на твой взгляд?
   - По-моему, настоящим ученым. Взять хотя бы северный хлопок...
   - Если мне не изменяет память, он его вывел из какого-то  инопланетного
сорта?
   - Из дикого растения с какой-то планеты.
   - А поющее дерево? Музыканты утверждают, что  струнные  инструменты  из
него превосходят шедевры всех известных в истории мастеров.
   - Об этом лучше всего спросить у Элл.
   - Она по-прежнему увлекается  скрипкой?  Не  забудь  передать  от  меня
привет. Да, так вот: не мог же такой зубр, как Корш, столько лет  отдавший
проблеме адаптации инопланетных растений, пустить гулять бесконтрольно  по
белу свету эту самую Карену Аргосскую, не проверив в лаборатории  всех  ее
свойств.
   - Может быть, смерть ему помешала, - сказал Юл задумчиво. - Неизвестно,
к кому попала Карена после него.
   - Ну допустим, что кто-то из сотрудников Корша по халатности  вынес  из
лаборатории  семена.  За  год  Карена  могла  распространиться  в   районе
лаборатории Корша. Но как попала она во Францию?  И  в  Аргентину?  Откуда
взялась Карена в Канаде? Для этого нужно было специально завозить туда  ее
семена. Кому мог понадобиться подобный диверсионный акт?
   Юл согласился с собеседником:
   - Это действительно кажется странным. Но мы  гадаем  пока  на  кофейной
гуще. Надо исследовать Карену всерьез.
   - Вот ты и займешься этим, - сказал Кир тоном, не терпящим возражений.
   - Это приказ? - уточнил Юл.
   - Можешь считать так. Образцы и семена растения будут  доставлены  тебе
во вторник утром.
   - А сколько выделишь площади?
   - А сколько просишь?
   - Полгектара.
   - Ничего себе аппетит! Ты знаешь, сколько энергии  идет  на  кубический
метр оранжереи со специальным микроклиматом?
   - Около четырехсот ватт.
   -  Прикинь,  сколько  энергии  потребуется  для  того,  чтобы  упрятать
полгектара под герметический колпак?
   - Проделки Карены обходятся во много раз дороже.
   - Вот вымогатель! Ладно, пиши заявку на треть гектара!


   - Ну как, - спросил Юл, - ты не очень устал в дороге?
   - Нет, нет, рассказывай, - нетерпеливо бросил Кир.
   - Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Если ты в  состоянии  с
корабля прибыть прямо на бал...
   Кир опять проявил нетерпение:
   - Брось церемонии. Я готов.
   - Ну, прекрасно. Кстати, дезинфицирующий душ очень бодрит.
   После душа они окунулись в мягкие волны воздушной сушилки. Наблюдая,  с
каким удовольствием Кир массирует  свои  мощные  мышцы.  Юл  подумал,  что
сегодня он особенно энергичен.
   - Ты уладил свои неприятности? - спросил Юл, ожидая, что  Кир  даже  не
вспомнит, о чем тогда шла речь.
   Но по лицу Кира пробежали тени.
   - Нет, не уладил. Решил о них просто не думать.
   - Тогда извини, что напомнил.
   Кир промолчал.
   Из душевой они прошли в оранжерею.
   - Я предлагаю отправиться  в  прошлое,  -  сказал  Юл,  пропуская  Кира
вперед.
   - Как это? - не понял тот.
   - Все очень просто. Вся территория, где посеяна Карена, разбита мной на
10 равных участков. Каждый следующий участок засевался  на  неделю  позже,
чем предыдущий. Участок N_10 был засеян на прошлой неделе, а участок N_1 -
десять недель назад. Мы обойдем участки в обратном порядке, то есть начнем
с N_10, а кончим N_1. Тогда перед нами, словно на  киноленте,  развернутся
все стадии развития Карены за эти десять недель.
   - Остроумно, - заметил Кир. - С детских  лет  мне  внушали,  что  время
необратимо, а ты взял и "обратил".
   - Теперь ты понял, зачем я просил у тебя полгектара?
   - Но трех соток хватило?
   - Только-только.
   - Ну и прекрасно. Экономия - прежде всего.
   - Итак, начнем с участка  за  номером  десять,  -  сказал  Юл,  нажимая
кнопку. Прозрачная дверь медленно поползла в сторону. Они  миновали  отсек
герметизации, и в глаза Киру ударил пронзительный изумрудно-зеленый цвет.
   - Красиво, - произнес он и прищурился.
   - Любуйся, любуйся, - откликнулся Юл. - Только не забывай,  что  это  и
есть чума, напугавшая всех агрономов и биологов мира.
   - Неужели ты думаешь, что я могу хоть на минуту об этом забыть?
   - Это первая стадия ее развития, - сказал  Юл,  жестом  приглашая  Кира
проследовать  с  ним  в  следующий  герметичный  отсек.  -   Мне   удалось
установить, что за десять недель Карена проходит две фазы.  Первая  длится
месяц. Она представлена участками с десятого по седьмой.  На  участке  N_6
начинается новая фаза, на которую  следует  обратить  особое  внимание.  Я
сейчас все покажу.
   Они обошли четыре участка, наблюдая за тем, как Карена с каждой неделей
увеличивается в размерах и набирается сил. На седьмом участке она достигла
высоты в два человеческих роста.
   - А вот начало следующей фазы, - произнес Юл, нажимая  кнопку  у  новой
прозрачной двери.
   Изменения, характерные для новой фазы жизни Карены, сразу  бросались  в
глаза: ствол и  ветви  растения  покрылись  множеством  крупных  наростов,
похожих на разрезанный пополам  ананас.  На  пятом,  четвертом  и  третьем
участках эти наросты  слегка  увеличивались  в  размерах,  меняя  цвет  от
светло-зеленого до темно-бурого.
   На третьем участке...
   Кир не поверил своим глазам! Отделившиеся от растения  наросты,  покрыв
почти все пространство между стволами Карены, медленно ползали по земле!
   - Вот это сюрприз! - произнес Кир, не отрывая глаз от копошащихся у его
ног странных существ. - Это растения или животные?
   - Понимай, как хочешь! - возбужденно  отозвался  Юл.  Вид  у  него  был
такой, будто он сотворил это чудо собственными руками.
   - Интересные ежики, - сказал  Кир,  наклоняясь  к  ближайшему  медленно
двигающемуся комочку.
   - Скорее не ежики, а броненосцы.
   - Потрогать их можно?
   - Да. Они не кусаются и не выделяют никаких токсичных веществ.
   - Не поверил  бы,  -  произнес  Кир,  -  если  бы  не  увидел  все  это
собственными глазами.
   Юл произнес назидательно:
   - К сожалению, мы не можем привыкнуть к  мысли,  что  изобретательность
природы неисчерпаема. Но и это далеко не все.  В  таком  состоянии  Карена
существует всего две  недели.  А  на  участке  N_1  она  снова  становится
настоящим растением. Прожив две  недели,  эти  ползающие  шишки  замирают,
пускают корни и дают ростки.
   - А дальше? - спросил Кир с нетерпением.
   - Дальше? Дальше покажет время. Приезжай через месяц - получишь ответ.


   Едва Кир появился на пороге, Юлу бросилось  в  глаза  его  изменившееся
лицо. Не то, чтобы он похудел или постарел за месяц,  прошедший  после  их
встречи, но как-то весь сник и посерел.
   - У тебя опять неприятности? - спросил Юл.
   - С чего ты взял?
   - Неважно выглядишь.
   - Утомился в дороге.
   - Отдохнешь?
   - Нет, сначала в оранжерею.
   - Ладно, идем.
   "Не хочет делиться, - думал Юл по дороге к оранжерее. - Гордый. Привык,
что у него все в лучшем виде. А что-то явно не так".
   - Ло здорова? - спросил Юл осторожно.
   - Да. Передавала тебе привет.
   - Обход всех участков делать не нужно, - говорил  по  дороге  Юл.  -  Я
сразу поведу тебя посмотреть, что стало с самой зрелой Кареной на  участке
N_1.
   Перед глазами Кира  предстали  ряды  невиданных  растений,  не  имеющих
ничего общего с той Кареной, которую он видел месяц назад. Вместо  рослых,
устремившихся  кверху  растений  ярко-зеленого  цвета  перед  ним   теперь
расстилался  густой  низкорослый  кустарник  с  узкими  желтовато-зелеными
листьями, усыпанными множеством красных плодов величиной с грецкий орех.
   - Куда же делась зеленая Карена?
   - Засохла. Очевидно, вся ее миссия  заключалась  в  рождении  ползающих
шишек. А из шишек выросли эти кусты.
   - Плодоносят? - спросил Кир, указывая на красные шарики.
   - Да. В этих плодах и заключен главный секрет Карены. Вот, посмотри!
   Юл сорвал один красный шарик и  рассек  его  скальпелем  пополам.  Одну
половину протянул Киру. Тот увидел множество белых  зернышек,  заполнивших
внутреннюю полость ореха,  разделенную  множеством  перегородок  наподобие
пчелиных сот.
   - Семена? - спросил Кир.
   - Семена. Только еще не зрелые. А теперь взгляни на более зрелый плод.
   Юл сорвал плод темно-бордового цвета, разрезал  пополам  и  бросил  обе
половины на стол.
   Готовый ко  всему,  Кир  не  удивился,  заметив,  что  зернышки  начали
шевелиться. Но Карена все же  сумела  припасти  для  него  новый  сюрприз.
Зернышки начали покидать свои  соты  и  расползаться  по  столу.  Те,  что
первыми добрались до края, стали вдруг  раскрывать  крошечные  крылышки  и
взлетать прямо под потолок!
   - Осторожно! - воскликнул Кир. - Мы их упустим!
   - Не беспокойся,  -  ответил  Юл.  -  Отсюда  они  никуда  не  денутся.
Выпускать их на волю нельзя. Это и есть та опасная  стадия  жизни  Карены,
которой не дождался покойный Корш. Как ты думаешь, какое расстояние  может
преодолеть за сезон эта мушка?
   - Километров двести?
   - По моим оценкам около пятисот.
   - Да, но есть ведь и океаны.
   - А кто мешает этим крошечным мушкам стать безбилетными пассажирами  на
водных или воздушных трассах?
   - Потрясающе! - произнес Кир.  -  Выходит,  у  нее  есть  и  тактика  и
стратегия. Тактика - это "живые шишки". С  их  помощью  Карена  овладевает
пространством в ближайшей округе. А "живые семена" позволяют ей  завоевать
весь земной шар! Да, хитрое создание. Но мы с тобой должны  доказать,  что
люди  все  же  хитрее.  Ведь  все  стадии  ее  жизни  подчиняются  жесткой
программе.  Надо  придумать  контрпрограмму.  Поставить  Карену  в   такие
условия, чтобы все эти хитрости стали работать против нее.
   - И это все, на что тебя вдохновила Карена? - в голосе  Юла  прозвучали
грустные нотки.
   - Я сформулировал ту  задачу,  которую  тебе  предстоит  решить  прежде
всего.
   - А нельзя  ли  эту  задачу  поручить  кому-то  другому,  чтобы  я  мог
заниматься тем, что кажется важным мне?
   - Борьба с "изумрудной чумой" - это, по-твоему, недостаточно важно?
   - На этот вопрос я отвечу только что произнесенными тобой  словами.  То
тактическая задача. А есть  еще  и  стратегия.  Перед  тобой  удивительное
творение, продукт неземной биосферы. С таким буйным порывом к жизни! Разве
можно не преклоняться перед  этим  неудержимым  стремлением  выжить  любой
ценой!
   - Но ведь тебе должно быть  известно,  что  две  недели  назад  вспышку
"изумрудной чумы" зафиксировали в Австралии. Что в Канаде  эта  прекрасная
Карена уже слизнула почти половину  посевов!  Так  что  же!  Позволить  ей
резвиться и дальше? Нет, ее нужно беспощадно уничтожать.
   -  Не  изучив  ее  возможности?  Например,  можно   предполагать,   что
жизнеспособность Карены объясняется повышенным КПД  биосинтеза,  тем,  что
она значительно эффективнее,  чем  земные  растения,  превращает  лучистую
солнечную энергию в органические вещества. Представляешь себе, что  будет,
если эта гипотеза подтвердится? Мы изучим  биохимические  и  биофизические
механизмы Карены, а  затем  сможем  перенести  их  на  нужные  нам  земные
растения. Один процент повышения КПД биосинтеза даст  нам  миллиарды  тонн
полезной растительной массы!
   - А  я  разве  против  изучения?  -  возразил  Кир.  -  Но  ведь  такие
исследования могут длиться годами. А у нас счет идет на недели и дни. Пока
мы будем заниматься  фундаментальными  исследованиями  Карены,  она  может
вызвать необратимые изменения в растительном покрове Земли.
   - Но ведь обе проблемы можно решать параллельно!
   - Да, разумеется. Только тебя нельзя разорвать на две части. А  ты  мне
нужен в первую очередь здесь. И потом речь ведь не о тебе одном, а о целом
исследовательском коллективе. Тебе нужны биохимики?
   - И генетики!
   - Вот видишь, уже почти институт! Слушай, давай заключим джентльменское
соглашение: ты к концу года даешь мне средство борьбы с  Кареной,  а  я  в
будущем году передам в твое подчинение институт! Принимаешь мои условия?
   - Нет, не принимаю.
   - Почему?
   - Потому, что мне нужны не должности, а результат. Карена порождает  во
мне чувство глубокого восхищения, а ты предлагаешь мне искать способ,  как
ее уничтожать!
   - Да ты просто влюблен в эту Карену! - неожиданно заключил Кир. - А  я,
кажется, тебя к ней немного ревную. Однако это все лирика. А мир  ждет  от
нас эффективных мер.
   Кир присел у прозрачной перегородки, отделявшей их от внешнего мира,  и
стал смотреть вдаль. И опять  Юл  почувствовал,  что  помимо  Карены  Кира
волнует что-то другое.
   - Пойми, Юл, - сказал он неожиданно, - у меня просто нет выхода.  Я  не
могу поручить проблему Карены людям, которые с ней не знакомы.  Это  будет
непростительной потерей времени. А к тому же и подбирать  людей  не  могу.
Надо ложиться в больницу на лечение.
   - А что с тобой, Кир?
   - Рак.
   - Рак теперь уже излечивают, как ты знаешь.
   - К сожалению, не любой. Тридцать пять  его  разновидностей  излечивают
довольно успешно. Но у меня тридцать шестая, К-40, очень редкая форма.
   - Кир! - Юл присел рядом. - Надо найти  специалистов.  Не  может  быть,
чтобы к этому К-40 не подобрали ключей. Я наведу справки.
   - Не беспокойся. Юл. Специалист нашелся.
   - Кто?
   - Пранов.
   - Альберт? Он занимается этой проблемой? Тогда можешь считать, что тебе
повезло. Альберт - большой ученый!
   - Одержимый. Вроде тебя. Пусть пробует. Мне ведь терять-то нечего. Буду
держать тебя в курсе событий. А ты занимайся своей Кареной.  Пока.  Я  еще
успею на дневной дальнолет.


   "21 октября 2180 года.
   Дорогой Юл!
   Не удивляйся, что обращаюсь к тебе с этим грустным посланием: здесь,  в
клинике, у нас масса свободного времени, лезут в голову  всякие  мысли,  и
многое хочется  переоценить.  В  частности,  наши  с  тобой  отношения,  в
общем-то довольно неровные,  в  чем  я  склонен  теперь  усматривать  свою
собственную вину. Признаюсь честно и  прямо:  со  студенческих  лет  и  до
самого последнего времени я  испытывал  жгучую  зависть.  Завидовал  твоим
блестящим статьям, остроумным экспериментам, даже твоим стихам.
   Старая, как мир, история. Ты - талант, я - всего лишь администратор. Ты
- творец, я - робот. Ты - Моцарт, я - Сальери. И только совсем  недавно  я
понял, какая это все чепуха. Каждый должен делать  то,  на  что  способен.
Лишь бы хватало для этого сил.
   А мои силы уходят. Альберт колдует возле меня неустанно, но... Надо  же
было судьбе из всех злокачественных вирусов выбрать для меня  именно  этот
злополучный К-40,  который  до  сих  пор  не  научились  лечить!  Остается
надеяться на медицину. Неизвестно только, кто сделает свое дело быстрее  -
К-40 или Альберт.
   Извини, что  испортил  тебе  настроение.  Если  сможешь  на  пару  дней
прервать свои изыскания, буду рад с тобой повидаться.
   Кир".


   Журнал "Пищевая промышленность" N 10, 2180 год:
   ...В результате  проведенных  Институтом  питания  исследований  Карены
Аргосской выявлены высокие  качества  изготавливаемых  из  этого  растения
пищевых  продуктов.  Листья,  формирующиеся  на  ранних  стадиях  развития
Карены, обладают приятным кисловатым вкусом и  имеют  почти  полный  набор
витаминов. Могут быть рекомендованы для приготовления  салатов  и  зеленых
супов.
   Мякоть  формирующихся  на   следующих   стадиях   плодов   может   быть
использована для приготовления блюд,  которые  в  зависимости  от  способа
приготовления напоминают по вкусу мясо птицы или кроликов. Самым  приятным
вкусом обладают еще не отделившиеся от ствола молодые плоды.
   Плоды второй (кустарниковой) фазы развития Карены богаты  растительными
жирами. В будущем году намечено  промышленное  изготовление  новых  сортов
растительных масел, обладающих высокой калорийностью и тонким ароматом.


   Журнал "Сельское хозяйство" N 10, 2180 год:
   ...Большие   возможности   повышения   продуктивности    животноводства
открываются при  использовании  Карены  Аргосской  в  качестве  корма  для
крупного рогатого  скота.  Проведенные  эксперименты  показали  следующее.
Привесы молодняка повышаются на 17,6%, удой  коров  на  -  23,2,  жирность
молока на - 3,1%. Заболеваемость животных снижается на 42,6%.
   Однако Координационный совет по культивированию  инопланетных  растений
отложил рассмотрение вопроса о  создании  опытных  полей  для  выращивания
Карены  Аргосской  до  получения  результатов  обследования   предложенных
биологами защитных мер.
   Председателем  Комиссии  по  мерам  пресечения  распространения  Карены
Аргосской за пределы отведенных для ее культивирования территорий назначен
действительный член французской Академии наук Жак Терье.


   "16 ноября 2180 года.
   Дорогой Юл!
   Представляю себе, какое удручающее впечатление я  произвел  на  тебя  в
больнице! Небось решил: скис старина Кир!
   А я и впрямь уже почти потерял надежду. Но на днях Альберт  открыл  мне
один  профессиональный  секрет.  Теперь  он,  собственно,  перестал   быть
секретом: успех метода столь очевиден, что в него поверил даже я.
   В общем все развивалось так. Альберт доказал  теоретически,  что  вирус
К-40 может быть уничтожен  без  повреждения  тканей  в  том  случае,  если
найдется вещество, дающее с ним биохимическую реакцию Д-ТМ8-S.  Оставалось
найти само вещество.
   Альберт обследовал К-40 и все его биохимические  параметры  направил  в
ЦИП. Там смоделировали реакцию Д-ТМ8-S, получили  биохимические  параметры
реагента и сличили их по  картотеке  центральной  искусственной  памяти  с
показателями  всех  известных  существ.  Нужными  параметрами  обладает...
Наверное, ты уже догадался? Ну да, конечно же, она! Твоя Карена!  Помнишь,
ты говорил о ее "буйной жизненной силе". Мне пришлось вспомнить эти слова,
когда Альберт показал мне волнующую картину встречи К-40 с клетками Карены
Аргосской на экране с увеличением в миллион раз.  Ты  бы  видел,  с  каким
аппетитом  клетки  Карены  пожирают  злосчастных  К-40!  Более  волнующего
кинофильма мне не приходилось видеть за всю мою жизнь!
   Как видишь, все сложилось по-твоему: твою обожаемую Карену будут теперь
на всех широтах культивировать и беречь. Мы ведь  еще  не  знаем,  на  что
способно это замечательное растение, какими еще чудесами Карена сможет нас
удивить!
   Вот так-то. Юл! Нельзя предвидеть заранее, что и как обернется. Кстати,
чтобы закончить исповедь, начатую в моем прошлом послании, признаюсь,  что
я наконец-то понял, почему ты - крупный ученый, а я только  администратор,
организатор,  менеджер  или  как  там  еще  называют  тех  шефов,  которые
эксплуатируют твой талант. Дело тут не в твоей эрудиции (согласись, я тоже
в какой-то мере ей обладаю), не в твоей целеустремленности (этого и у меня
хоть  отбавляй!).  Ты  наделен  интуицией  (подчеркнуто),  даром  научного
предвидения (подчеркнуто дважды). А вот я этих качеств лишен.
   Вот, читаю последние номера журналов и думаю:  понадобился  всего  год,
чтобы человечество пришло в себя от неожиданного вторжения  в  нашу  жизнь
Карены Аргосской и потихоньку начало приспосабливать ее для своих целей.
   Горячий привет твоей Элл. Низкий поклон Карене Аргосской.
   Кир.
   P.S. Я уже собирался отправить тебе  это  письмо,  когда  мне  принесли
весточку из Франции от  Жака  Терье.  Он  пишет  о  колоссальном  эффекте,
который дает предложенный тобой способ борьбы с "изумрудной чумой". Тысячи
ползающих шишек устремляются на приманку, как мухи на мед!
   Поздравляю! Это ведь тоже грандиозный успех!
   Но, знаешь,  странное  дело:  умом-то  я  радуюсь,  а  душой...  Только
представлю себе, как эти глупые шишки ползут навстречу собственной  гибели
к источнику ультрафиолетовых излучений,  так  их  жалко  становится,  хоть
плачь!
   Кир".


   - Если бы все было так просто и очевидно, я не примчался бы к  тебе  за
помощью, - сказал Альберт Пранов и  устало  опустился  в  кресло,  которое
заботливо  придвинул  Юл.  -  Все  красиво,  пока  эксперимент  ведется  в
пробирке. К сожалению, в организме больного все  протекает  совершенно  не
так. Карена мгновенно теряет активность. По-видимому, ее угнетают какие-то
участвующие в этом процессе гормоны, которые необходимо нейтрализовать.
   - Да, но для этого нужно знать, какие именно гормоны угнетают Карену! А
на  этот  вопрос  нельзя  ответить  без  полных   исследований   всех   ее
биохимических свойств!
   - Вот потому-то я к тебе и приехал.
   - Пока ничем тебе не смогу помочь.
   - То есть как?
   - А вот так! - Юл вскочил и стал возбужденно  ходить  перед  Альбертом,
чеканя каждое произносимое слово: - Все, что мы знаем сейчас о  Карене,  -
это капля в море по сравнению с тем, что  нам  предстоит  изучить!  Можешь
считать, что мы не знаем о ней ни-че-го! Три месяца назад я с пеной у  рта
доказывал необходимость всесторонних исследований Карены.  А  Кир  считал,
что этим не поздно заняться и через год! Где я теперь  возьму  необходимые
данные?
   Юл устало прикрыл глаза и ясно представил  себе  осунувшееся,  покрытое
жесткой щетиной лицо. Кир  лежал,  запрокинув  голову.  Говорил  медленно,
монотонно и тихо, казалось, слова произносит за него кто-то другой.
   - Надо его спасти! - произнес Юл, как заклинание. - Я сделаю  все,  что
от меня зависит. Будем работать в три смены. Я подключу лучшие силы. Через
месяц, надеюсь, сможем сказать что-нибудь определенное.
   - Месяц...  -  длинные  пальцы  Альберта  пробежались  по  подлокотнику
кресла.
   - Будет уже поздно? - с тревогой спросил Юл.
   - Может быть, и не поздно. Но  кто  может  ручаться!  Месяц  назад  мне
казалось,   что   дни   его   сочтены.   Тогда   я   решился    на    один
психотерапевтический эксперимент.
   - Какой?
   - Я показал ему тот самый фильм, который вселил в него столько надежды.
Хотя сам я тогда уже знал, что в его организме все протекает совершенно не
так... Психотерапевтический эксперимент оказался удачным.  Надежда  сейчас
ему помогает. Но ведь не остановлен процесс перерождения тканей!  Пока  не
будет активизирована Карена, он будет все время жить под дамокловым мечом!
Ладно! - Альберт решительно поднялся с кресла. -  Надо  работать.  У  меня
есть кое-какие идеи.
   Юл проводил Пранова до машины. Лучи фар перерезали  опустевшую  к  ночи
улицу, и через мгновение бесшумный мотор унес Пранова за поворот.
   Юл долго смотрел вслед скрывшейся за углом дома машине и думал  о  том,
как Пранов, вернувшись в клинику, будет пытаться разгадать еще одну  тайну
природы. Потом снова представил себе осунувшееся лицо Кира  и  тут  только
по-настоящему понял, как дорог ему этот человек.
   "Я постараюсь, Кир, - прошептал он. - Я буду сидеть  дни  и  ночи.  Мне
нужен только месяц... Я понимаю, что значит месяц  борьбы  с  недугом.  Ты
сможешь на этот месяц мобилизовать все оставшиеся  силы?  Ты  постараешься
выдюжить, Кир?"


   -----------------------------------------------------------------------
   Сборник "На суше и на море".
   OCR & spellcheck by HarryFan, 21 August 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   За ночь песок остыл. Цэвэн  поежился  на  кошме,  в  полусне  поплотнее
закутался в дэли, но не согрелся и  проснулся.  Узкое  жесткое  седло  под
головой стало каменно-твердым, шея затекла и ныла. Надо бы встать, разжечь
костер и вскипятить чай, но предутренняя лень опутала его.  Арат  надвинул
на лоб меховую шапку и лег поудобнее.
   Низкое темно-фиолетовое небо со сверкающим звездным узором  раскинулось
над ним. Каждая звезда испускала холодный лучик, и  Цэвэну  казалось,  что
звезды мечут тонкие ледяные стрелы, которые пронизывают его  старое  тело.
Он  запрокинул  голову,  чтобы  увидеть  любимую  аратами  Алтан-Гадаз-Од.
Полярная  звезда  сияла  теплым  дрожащим  огоньком  и  честно   указывала
направление  на  север  -  заднюю  сторону  мира.  Если  сесть  спиной   к
Алтан-Гадаз-Од, перед тобой окажется  передняя  сторона  -  юг,  где  косо
поднимается темный массив хребта Хурх-Ула, заслоняя край звездного неба. К
западу - в сторону барун - хребет резко понижался, открывая путь к колодцу
Сайн-Худук в песках Бордзон-Гоби. Всю левую сторону  -  дзун  -  заполняли
горы Хачиг-Ула с  едва  различимой  в  холодном  звездном  свете  вершиной
Ямат-Ула. Цэвэн знал, что склоны хребтов изрезаны  многочисленными  сухими
руслами, в которых нынешним летом частенько журчит вода.
   Арат совсем замерз.
   - Позже выросшие рога длиннее прежде выросших ушей! -  выругался  он  и
встал.
   Ему следовало заночевать в Номгоне, но  он  беспокоился  о  стаде  и  к
вечеру одолел еще полуртона. Проехал бы и больше,  но  впереди  вздымались
барханные пески  Халдзан-Дзахэ,  о  которых  шла  дурная  молва.  И  зачем
беспокоился? Сын  -  настоящий  арат:  и  верблюдов  убережет,  и  хорошие
пастбища сумеет найти. Да и лето влажное: парнолистники, солянки, ковыльки
растут повсюду. Правда, хабтагалы обнаглели и  часто  нападают  на  стада,
чтобы отбить верблюдиц. Глаз да глаз нужен... Жалко,  что  дочь  не  хочет
пасти  скот  и   работает   на   швейной   фабрике   в   аймачном   центре
Далан-Дзадагаде. От нее-то и возвращается Цэвэн к своим верблюдам.
   Из заранее заготовленных веток саксаула путник разжег костер, вскипятил
чай, посолил его, заправил толчеными семенами пульхира и  бараньим  жиром.
Наевшись вкусной горячей болтушки, Цэвэн не спеша набил трубку  пылевидной
дунзой, прикурил от уголька  и  с  наслаждением  затянулся.  Трубка  грела
ладонь, нефритовый мундштук удобно зажимался зубами, сладкий дым  наполнял
рот,  от  желудка  растекалась  сытая  теплота.  Арат  совсем  согрелся  и
насмешливо сощурился на звезды, которые казались уже не такими холодными и
быстро тускнели в разгорающемся свете утра. Худое скуластое лицо Цэвэна  с
резко очерченным носом гобийца и жидкой бородкой разгладилось.
   Всхрапнул и медленно подошел к огню конь. Это был настоящий  хуху-морь,
гордость хозяина. Арат похлопал  по  морде  потянувшуюся  к  нему  лошадь,
поднялся и выбил о ладонь погасшую трубку. Потом засыпал подернутые пеплом
угольки костра песком, оседлал коня узким  седлом  с  высокой  лукой  и  с
серебряными бляхами, поправил короткие  стремена  и  красные  кисточки  на
узде.
   Утро было удивительно ясным и прозрачным. Над чеканным рельефом  хребта
Хачиг-Ула жаркими золотыми слитками висели  облака.  На  склонах  зеленели
обширные пятна свежей травы. А  серая  межгорная  равнина  поросла  синими
ирисами, узколистым саксаулом  и  эфедрой,  кустики  которой  свивались  и
закручивались, словно зеленые  червячки.  Едва  заметный  ветерок  доносил
сильный запах, подобный запаху аптеки в  аймаке,  куда  Цэвэн  заходил  за
очками.
   Прежде чем сесть на коня, арат подошел к вырытой в песке ямке и  достал
опрокинутую фарфоровую чашку. Дно чашки отпотело - верная примета,  что  и
здесь есть вода. А значит, есть корм и верблюды нагуляют  к  осени  крутые
жирные горбы. Цэвэн удовлетворенно хмыкнул, легко вскочил на  отдохнувшего
хухуморя и потрусил к недалеким барханам Халдзан-Дзахэ.


   Биолог    Иван     Михайлович     Волков,     начальник     комплексной
советско-монгольской экспедиции, вернулся  на  базу  голодный,  усталый  и
злой. День выдался пыльный, миражистый. Щебенчатая дорога, которую высокое
гобийское солнце выкрасило в синий цвет, вымотала  душу;  потоки  горячего
воздуха наполняли тяжелым зноем "газик"; от  мутного  марева,  искажавшего
рельеф, слезились глаза. Иван Михайлович с трудом вытащил из  машины  свое
огромное тело и хлопнул дверцей. С брезентового верха заструилась пыль, та
же пыль обильно въелась в  кожу,  скрипела  на  зубах.  Но  жаловаться  не
приходится, такова работа. Ну  ладно,  надо  умыться  и  пообедать,  чтобы
поднять настроение. А потом  уже  мозговать,  как  дальше  обходиться  без
повара.
   - Ты, Сайхан, отдохни  в  палатке,  -  сказал  он  шоферу,  коренастому
монголу лет пятидесяти с припухшими  и  серыми  от  пыли  веками.  -  А  я
распоряжусь насчет обеда.
   - Хорошо, дарга, - согласился Сайхан.
   База экспедиции находилась на самом краю песков Бордзон-Гоби у  колодца
Сайн-Худук. Пять двухместных палаток и одна большая для камеральных  работ
- вот и весь лагерь. В составе экспедиции - биолог, врач  Анна  Семеновна,
геолог и географ, физик и метеоролог, два  шофера.  Четыре  монгола,  трое
русских и один татарин - национальный состав. Сейчас все они упражняются в
стрельбе, вместо того чтобы встречать начальство хлебом и солью.
   - Так, - страшным голосом сказал Волков, подойдя к стрелкам. -  Значит,
патроны переводим...
   Никто, конечно,  не  испугался.  Только  метеоролог  Мэргэн  Санжадорж,
тщательно прицеливающийся в темную бутылку, выставленную на  макушке  обо,
вздрогнул и дернул спусковой крючок. Все нестройно закричали:
   - А еще мэргэном зовется!
   - Мазила!
   - Он не может стрелять по священному обо!
   - Он попадет, если воткнет дуло в горлышко!
   - Кричат под руку! - оглянулся на Волкова красный от злости Мэргэн.
   Винтовку в разные стороны тянули физик Лодой Дамба  и  Костя  Громов  с
черными от постоянного общения с мотором руками.
   - А ну, кончайте! - ухватился за приклад Волков. - Обедать пора.
   - Иван Михалыч! - взмолился  шофер.  -  Дайте  бутылку  сбить.  Сколько
палим, а она стоит, как заговоренная.
   - Воздух  горячий  дрожит,  -  продолжал  оправдываться  метеоролог.  -
Бутылка дрожит.
   - Кому сказал?  Прекратить!  -  еще  строже  произнес  Волков,  отбирая
винтовку.
   Все притихли. Только Коля Громов ехидно прошептал:
   - Конечно, кто не умеет стрелять...
   - Ах, вот как! - Иван Михайлович резко повернулся к пирамидальному  обо
и вскинул  винтовку.  Сверкающие  осколки  бутылки  разлетелись  в  разные
стороны. Все на миг остолбенели, а потом восторженно закричали.
   - Теперь, надеюсь, обедать?
   - Конечно, - блеснула черными глазами Анна  Семеновна  Демьянова,  беря
биолога под руку. - Чудесные макароны по-флотски ждут вас.
   - Э-э-э! - разочарованно протянул Иван Михайлович. - А я  подумал,  что
такой выстрел тянет на гурильтэ-хол.
   - Этим блюдом нас угостит повар, которого вы привезли. Кстати, где он?
   Волков отдал винтовку Мэргэну и мрачно проворчал:
   - Боюсь, нам так и не придется отведать монгольской кухни. Повара нет.
   - Как нет? - возмутился Сейфуллин.
   - Опять самим стряпать, - пригорюнилась Демьянова.
   - Плохая еда - плохие ноги, - философски  изрек  географ  Максаржаб.  -
Плохие ноги - плохая работа.
   - Как это во всем аймаке  не  нашлось  одного-единственного  повара?  -
продолжал возмущаться геолог. - Смешно, ей-богу!
   - Повара, конечно, есть, но желающих  поехать  в  пустыню  не  нашлось.
Присмотрел я одного темпераментного товарища, совсем  было  уговорил,  уже
муку вместе покупали. Он все расспрашивал: сколько человек кормить, что мы
делаем в пустыне, шибко ли мы ученые  люди.  "Шибко,  -  успокаиваю  я,  -
шибко". Тут мой повар ни с того ни с сего отказался ехать. "Что случилось?
- спрашиваю. - Мы же договорились!" "Не могу, - отвечает, - начальник,  не
уговаривай..." - "Но почему?" - "Твои люди  простые  кушанья  не  привыкли
есть. Постоянно меня ругать будут, что я плохой  повар,  что  дурная  еда,
шибко соленая. Моя душа не  стерпит,  схвачу  нож  и  наброшусь  на  твоих
людей".
   Посмеялись и пошли обедать.
   - А Равиль Саидович медведя видел, - сообщила Демьянова, накладывая  на
тарелки макароны.
   - Какого медведя? -  удивился  Иван  Михайлович.  -  Здесь  медведи  не
водятся!
   Все посмотрели на Сейфуллина. Тот аккуратно отделил  фарш  от  макарон,
набрал его на вилку, осмотрел недовольно и отправил в рот. Потом показал в
окно палатки:
   - Под горой колотил образцы на интересном обнажении. Спугнул  какого-то
зверя с бурой шерстью. Похож на медведя.
   Волков задумался.
   -  Мурзаев  считает,  что  гобийский  медведь  встречается   только   в
Заалтайской Гоби и то крайне редко. Как зверь может забрести сюда?
   - Я от стариков слыхал, - заметил Максаржаб,  -  что  волосатый  аламас
живет в горах, где много растительности.
   - Сейчас ее везде много, - возразил Мэргэн. - Весна дождливая,  уровень
грунтовых вод поднялся.
   - Вечером иду на охоту, - решил Иван Михайлович. - Кто со мной?
   Выяснилось, что идти никто не может. Геолог и географ устали, у Мэргэна
куча необработанного материала, Коля хотел покопаться в  моторе,  у  Лодоя
Дамбы забарахлил фотоэлектронный умножитель.
   - Я бы пошла, - заколебалась Демьянова, - да у меня стирка намечена...
   - Завтра постираете!  Все  разбегутся  по  маршрутам,  никто  не  будет
мешать. А то мне одному скучно...
   - Ладно, - согласилась Анна Семеновна. - На охоту так на охоту.
   - Молодец, Анечка! - обрадовался Волков. - Мы с вами усыпим  и  обмерим
редчайший экземпляр гобийского медведя,  а  вся  эта  компания  лопнет  от
зависти.


   Коротконогая лошадка, увязая по бабки в песке, резво пробиралась  между
барханами. Со склонов она почти съезжала,  подогнув  задние  ноги  и  едва
перебирая передними. Цэвэн то наклонялся к шее коня и  ложился  грудью  на
высокую луку,  то  откидывался,  упираясь  гутулами  -  высокими  кожаными
сапогами - в стремена. Все это не мешало зорко посматривать  по  сторонам:
все-таки он ехал через  опасные  пески  Халдзан-Дзахэ.  Хорошо,  что  очки
купил, будто вернул молодые глаза.
   Солнце клонилось к вечеру, небо потеряло голубизну и стало мутно-серым.
Зато склоны барханов окрасились в фиолетовый цвет с той или иной  примесью
красноты. Непривычному глазу такая окраска показалась  бы  мертвенной,  но
Цэвэну, как и любому  гобийцу,  нравилось  сочетание  красного  и  синего.
Красными  были  кисти  на  праздничной  узде  (пусть  все  знают,  что  он
возвращается  от  дочери!),  синим  было  его  дали  с   высоким   стоячим
воротником. И в песнях поется о голубом Керулене и  вечно  синем  небе.  И
светло-серая лошадка его под гобийским солнцем тоже стала синей. Потому  и
называется она хуху-морь - "голубой конь". Лошади  других  мастей  недолго
держатся в удушающей жаре.
   Гиблое место кончалось, до ближайшего  аила  осталось  совсем  немного.
Цэвэн приободрился, привстал на стременах и оглянулся на пройденный  путь.
Сердце на миг замерло: слева над гребнем бархана  почудились  синие  тени.
Неужели?.. Но нет, это  были  дзерены.  Цэвэн  недаром  в  молодости  слыл
мэргэном - метким стрелком. Ружье  само  выскочило  из-за  спины,  приклад
уперся в плечо, глухо громыхнул выстрел.  Охотник  не  успел  как  следует
разглядеть гибкие стройные фигурки животных  и  острые,  дважды  изогнутые
рожки, как все уже кончилось.  Стадо  унеслось  по  направлению  к  хребту
Хачиг-Ула, добыча осталась на месте.
   Арат неспешно слез с лошади и пошел степенной, важной походкой,  огибая
бархан с наветренной стороны. Спасибо умному человеку, придумавшему  очки,
спасибо славному мастеру, выточившему стекла. На старости лет Цэвэн  снова
стал мэргэном и принесет в юрту свежее мясо и крепкую шкуру. Где  тут  мой
дзерен, убитый одним выстрелом?
   Лошадь спокойно смотрела вслед хозяину и поматывала головой. Вдруг  она
вздрогнула и запрядала  ушами.  Цэвэн  скатился  с  крутого  подветренного
склона, вскочил и, увязая в песке и теряя гутулы, тяжело побежал  к  коню.
Тот шарахнулся, но арат уже ухватился трясущимися руками за луку, запрыгал
на одной ноге, не  попадая  другой  в  стремя,  наконец,  попал;  едва  не
вывернул седло, усаживаясь, и что есть мочи ударил пятками в  потные  бока
лошади. Та рванулась, и тут дико и бессмысленно в  круп  врезалась  плеть.
Хуху-морь почти по-человечески вскрикнул, вытянул шею, как гусь, и, ничего
не видя перед собой, полетел над раскаленными песками.
   Цэвэн задыхался. Горячий пот струйками сбегал из-под островерхой шапки,
и он сбросил ее с головы. Где-то потерялись очки, ружье,  гутулы.  Высокий
ворот дэли резал шею, но он не чувствовал боли. Вязкий ужас наполнил тело,
сдавил голову, путал мысли. Перед глазами мелькали неясные образы.  То  он
видел  черные  блестящие  глаза  дочери,  то  новорожденного  верблюжонка,
покачивающегося на тонких ножках, то родную юрту и пиалу с молоком в руках
у жены. "Дочка, дочка!.. Смерть, смерть!.. - колотили копыта о щебенку.  -
Смерть, смерть!.. Люди, люди!.." Он едва удержался  в  седле,  когда  конь
круто свернул вправо, к открывшемуся вдруг аилу.
   Лошадь резко  остановилась  у  распахнутого  полога  юрты  перед  двумя
изумленными аратами. По инерции Цэвэн упал на шею  коня,  потом  сполз  на
землю, цепляясь скрюченными пальцами за гриву, и упал  ничком.  Он  собрал
последние силы, повернул искаженное ужасом лицо к аратам и закричал во всю
мочь. Ему казалось, что его вопль наполнил вселенную, но на самом деле  он
едва слышно прохрипел:
   - Люди!.. Я видел олгой-хорхоя!..


   - Иван Михайлович, а олгой-хорхой существует на самом деле?
   Волков удивленно вскинул на маленькую Анну Семеновну голубые глаза:
   - Почему вы спросили?
   - Да вот прочитала рассказ  Ефремова.  Там  сказано,  что  в  безводных
песках Джунгарской Гоби живет огромный червяк, убивающий на расстоянии.
   - Понравился рассказ?
   - Еще бы! Так правдиво написано - будто про нас.
   - Видите ли, Анечка, с одной стороны,  Ефремов  был  крупным  ученым  и
изъездил Монголию вдоль и  поперек.  Но  с  другой  стороны,  он  все-таки
писатель-фантаст.
   - Так, значит, это все выдумка?
   -  Не  жалейте,  Анечка,  не  жалейте.  А  то   еще   повстречаемся   с
олгой-хорхоем,  и  он  сорвет  работу  экспедиции.  И  так  программу   не
выполняем.
   -  Выполним,  -  уверенно  сказала  Демьянова.  -  У  вас  всегда   все
получается.
   - Вашими устами Да мед пить. Вот  гобийского  медведя  изловить  бы,  -
мечтательно пробасил Волков. - Сколько вопросов сразу решится...
   - Так в чем же дело? - поднялась Анна Семеновна. - Идемте!
   Вид у нее был настолько решительный, что можно было  не  сомневаться  -
она  голыми  руками  поймает  не  только   медведя,   но   и   мифического
олгой-хорхоя.
   Иван Михайлович рассмеялся:
   - Сейчас пойдем. Куда-то ящик с летающими шприцами задевался... А, он у
Лодоя Дамбы!
   Физик сидел в  своей  палатке  и  мрачно  рассматривал  фотоэлектронный
умножитель. Черные волосы его растрепались, ковбойка взмокла от пота.
   - Не работает прибор? - сочувственно спросил Волков.
   - Работать-то работает, но показывает год рождения Чингисхана.
   - Как это?
   - А вот так... Хотел проверить фон, направил приемное окно на барханы и
зарегистрировал мощное излучение с длиной волны около 260 нанометров.
   - Ого! А какова продолжительность?
   - Два коротких импульса.
   - Действительно, прибор барахлит. С электроникой это случается.
   - Я тоже так думаю, но надо проверить...
   - Проверяйте и не забывайте о сроках, -  Иван  Михайлович  помолчал.  -
Лодой, я вам, кажется, летающие шприцы отдавал на хранение...
   - Вот они, под мешком. Все-таки на медведя идете?
   - Попытка не пытка...
   - Тогда ни пуха ни пера!
   Волков и Анна Семеновна, помня о вечерней прохладе, облачились в ватные
телогрейки и бодро зашагали в сторону отметки 1865 метров,  где  Сейфуллин
якобы видел медведя. Сначала  каждый  шаг  по  сыпучему  песку  давался  с
трудом, но потом, когда они сбежали в сухое русло, стало  полегче.  Солнце
опустилось  низко,  от  вершины  горы  падала  густая   фиолетовая   тень.
Освещенные же места казались тускло-красными.
   - Красиво как! - воскликнула Демьянова, приноравливаясь к широкому шагу
Волкова.
   - Очень, - согласился тот.
   -  Иван  Михайлович,  мне  олгой-хорхой  покоя  не   дает.   Может   он
существовать или нет?
   - Все может быть. Наука, как утверждает старая картежная формула, умеет
много гитик.
   - А если серьезно?
   - А если серьезно, то никакими фактами о  существовании  червяка-убийцы
ученые не располагают.
   - Но ведь Ефремов пишет...
   - Ни в одной научной публикации Ефремов об олгой-хорхое не  говорит.  А
вот в популярной книге "Дорога ветров" со слов аратов указывает место  его
обитания - четыре уртона к юго-западу от Далан-Дзадагада.
   - Так это же совсем рядом с нами!
   - Вот-вот. Однако окрестные араты о страшном червяке нам не сообщали. Я
думаю, что если олгой-хорхой как вид  и  существовал  когда-то,  то  давно
вымер, а легенда о нем пришла из глубины веков... Однако давайте помолчим,
мы уже там, где Сейфуллин видел медведя...
   Похолодало.  Демьянова  застегнула  на  все   пуговицы   телогрейку   и
последовала за Иваном Михайловичем, огромная  фигура  которого  выделялась
черным силуэтом на фоне темно-синего неба с  первыми  звездочками.  Волков
ступал осторожно, немного пригнувшись и выставив ружье вперед. Так шли они
около часа, изредка  останавливаясь  и  прислушиваясь.  Вечерняя  прогулка
захватила Анну Семеновну, с замиранием сердца всматривалась она в темноту.
В каждом валуне мерещился громадный медведь, готовый  к  нападению.  Вдруг
тишину прорезал пронзительный вскрик. Иван Михайлович вздрогнул. Демьянова
от неожиданности присела. Волков наклонился к ней и еле слышно прошептал:
   - Тиш-ш-ше... Это сова... сова...
   Анна Семеновна секунду смотрела на  его  близкое  лицо  с  расширенными
глазами, на палец, прижатый к губам, на нелепую позу - одна нога  поднята,
рука с ружьем отставлена далеко в сторону - и весело расхохоталась.
   - Тише!.. - умоляюще шептал Волков. - Прошу вас, тише!
   Но Демьянова уже не могла остановиться.
   - Ой, Иван Михалыч, - давилась она от смеха. - Ой, не  могу!..  Как  вы
крались... и ружье наперевес... А тут сова!.. Ой, простите, ради бога!
   Волков опустил ружье, посмотрел на хохочущую Анну Семеновну и засмеялся
сам.
   - Поистине нельзя брать женщину на охоту... Ладно, пошли в лагерь, - он
открыл патронник и вытащил шприц с наркотиком.
   - А как же медведь?
   - Его скорее всего не было. Да и  вы  на  десять  километров  в  округе
распугали всю живность.
   Он достал из  кармана  фонарик,  осветил  все  еще  смеющуюся  женщину,
укоризненно покачал головой и закинул ружье за спину. Поминутно оступаясь,
они взобрались на крутой склон. Низко над  ними  сияли  огромные  холодные
звезды, огней лагеря не было видно.
   - Далеконько забрели, - вздохнул Иван Михайлович, включил электрический
фонарик и покрутил головку, чтобы собрать лучи в пучок.
   И тут они увидели медведя.
   Сразу было видно, что это мертвый  медведь  -  слишком  безжизненно  он
лежал: лапы бессильно вытянуты, голова откинута. Волков на  всякий  случай
передал фонарик Анне Семеновне и велел светить прямо на оскаленную  морду,
а сам снял с плеча ружье, осторожно подошел и ткнул  зверя  дулом  в  бок.
Медведь остался  недвижим.  Иван  Михайлович  медленно  обогнул  массивное
туловище. Демьянова повела фонариком. Круглое пятно  света  скользнуло  по
густой темно-бурой шерсти, белым, хищно  изогнутым  когтям,  по  массивной
голове с круглыми остекленевшими  глазками  и  задержалось  на  желтоватых
мощных клыках.
   - Странно, - пробормотал Иван Михайлович. - Он будто погиб  от  удушья.
Видите - пена выступила из пасти? А тело еще теплое, значит, это произошло
недавно.
   - Да он от старости издох, - легкомысленно фыркнула Демьянова.
   - Завтра разберемся. Во всяком случае гобийского медведя мы нашли.


   Рано утром Волкова сильно потрясли за плечо. Спросонок он решил, что  к
кому-то опять забралась фаланга.  Эти  пауки-скороходы  на  высоких  ногах
внушали омерзение. Стоило одному из них появиться в палатке,  как  тут  же
звали Волкова.  Биолог  хватал  паука  пинцетом  за  мохнатое  туловище  и
отправлял в банку со спиртом.
   - Что, опять  фаланга?  -  хриплым  басом  спросил  Иван  Михайлович  и
разлепил веки.
   Перед ним на коленях стоял  Сайхан  Наваннамжил.  Лицо  старого  шофера
посерело, узкие глаза округлились.
   - Что случилось, Сайхан?
   - Плохие вести, дарга. Уходить надо.
   - Куда уходить? Зачем? - Волков сел, не вылезая из спального  мешка,  и
подтянул колени.
   - Люди говорят: смерть пришла в пески, - губы у монгола тряслись, слова
выходили какие-то корявые. - Уже один арат погиб... Всем уходить надо.
   - Погоди, не торопись. Рассказывай по порядку и подробнее.
   - Не могу много говорить. Не могу имя называть -  совсем  плохо  будет.
Верить мне надо.
   - Да хоть откуда опасность?
   - Смерть в песках ходит!
   - Сайхан, ты меня удивляешь. Мы с тобой люди немолодые, много на  свете
повидали. Нам ли песков бояться? Мы же мужчины!
   - Слушай, дарга, - для большей убедительности шофер даже руки  к  груди
прижал. - Я песков не боюсь, ты знаешь. Смерти тоже не боюсь.
   - Ну, вот видишь...
   - Я плохой смерти боюсь! - почти выкрикнул монгол.
   Иван Михайлович внимательно посмотрел на шофера и задумался.  Вообще-то
Сайхан - опытный водитель, тридцать лет крутит баранку. Монголию  изъездил
вдоль и поперек, Гоби знает лучше, чем лица своих детей. Зря  он  пугаться
не будет.
   - Хорошо, куда советуешь уехать?
   - Чтобы песка не было!
   - Сайхан, мы вчера медведя нашли, мертвого. Это очень важно для  науки,
понимаешь?
   Монгол торопливо покивал.
   - Мы его обработаем и сразу  уедем.  Договорились?  Ты  поможешь  шкуру
снять, череп вылущить...
   - Сколько дней надо?
   - Два дня, - твердо сказал Волков.
   Сайхан на четвереньках пополз из палатки. У выхода обернулся:
   - Отчего умер медведь, знаешь?.. Ты не сердись,  дарга,  я  два  дня  в
лагере сидеть буду, никуда не пойду.
   Иван Михайлович проводил его взглядом.  Ну  и  ладно,  пусть  отдохнет,
отоспится. В последние дни ему здорово досталось. А там, глядишь, и страхи
пройдут. Но что же все-таки напугало его? Волков взглянул на  часы.  Скоро
шесть, пора вставать. Работа сегодня предстоит очень интересная.
   За завтраком обязанности распределили так:  Равиль  Саидович  и  Лубсан
Максаржаб уходят в маршрут; Мэргэн  Санжадорж  заканчивает  замеры  дебита
колодца Сайн-Худук;  Волков  вместе  с  Лодоем  Дамбой  и  Колей  Громовым
занимаются медведем (замеры, снятие шкуры, исследование желудка  и  других
внутренних органов, консервация); Анна Семеновна готовит ужин и устраивает
запланированную еще вчера стирку; Сайхан отдыхает. Обед  все  берут  сухим
пайком,  к  ужину  возвращаются  на  базу.  Никаких   возражений   решение
начальника не вызвало. Наконец-то  она  осталась  одна  и  может  спокойно
заниматься своими делами. Как ни странно, прямые обязанности врача требуют
мало времени. Все члены экспедиции, кроме  Волкова,  вполне  здоровы  и  в
медицинской помощи не нуждаются. Да и Иван  Михайлович  к  ней  обращается
редко, у него свой запас сердечных лекарств. Провела она в аилах  прививку
от оспы, прочитала  несколько  лекций,  роды  один  раз  приняла.  И  все.
Остальное время то помогает кому-нибудь из ученых, то книжки  читает.  Или
вот постирушку затеет. В пустыне всюду въедливая  пыль.  Тончайшей  пудрой
проникает она в спальный мешок, оседает  на  всех  предметах,  скрипит  на
зубах. Два раза в неделю приходится стирать белье.
   Анна Семеновна  спустилась  к  колодцу  за  водой.  Мэргэн  хотел  было
отобрать ведра, но она помощь отклонила. Меряй, меряй свой  дебит,  скорее
уедем из пыльной Гоби.
   Колодец по  логике  должен  быть  самым  чистым  местом  в  пустыне.  К
сожалению, это только благие пожелания. Овечий помет перемешан  с  грязью,
повсюду валяются какие-то палки, тряпки, клочья шерсти. Правда, лекции  по
санитарии араты слушают внимательно. Может быть, они поймут  наконец,  что
овец надо оставлять подальше, а от колодца провести желоб и поить из него.
   Несколько раз передохнув, Анна Семеновна принесла в  лагерь  два  ведра
воды. Технологический процесс стирки давно отлажен. Одно  ведро  вылила  в
котел и поставила на  огонь.  Пока  вода  грелась,  сходила  к  палатке  и
принесла тазик и грязное белье. Налила в таз кипятку, разбавила  водой  из
второго ведра и замочила белье. Потом насыпала сверху стиральный  порошок,
размешала, долила еще  воды  и  оставила  белье  помокнуть.  После  стирки
мыльную воду слила в пустое ведро.  Полоскала  тоже  в  тазике,  до  капли
использовав всю воду. В результате у нее опять оказалось два полных ведра.
Выжатое белье развесила снаружи на  растяжках  палатки  и  внутри  нее  на
специальной веревочке, протянутой от входа  до  противоположного  окна.  А
грязную воду потащила выливать подальше от лагеря  к  пирамидальному  обо,
лагерному стрельбищу.
   Обо - это  куча  камней,  бревен  и  жердей.  Волков  говорил,  что  их
воздвигали как культовые сооружения, приносили здесь  жертвы.  Теперь  они
служат дорожными указателями в пустыне.
   За обо было небольшое углубление, куда Анна Семеновна вылила  из  ведер
воду. Посмотрела, как быстро она впитывается в песок, и собралась уходить,
но тут мокрый  песок  зашевелился.  Он  подрагивал,  вспучивался,  влажная
плотная масса рассекалась  трещинами  и  разваливалась  на  комки.  Уж  не
тарбагана ли, затаившегося в норе, облила она? Но вместо  острой  мордочки
суслика из расступившегося песка появилось нечто круглое и сизовато-серое.
Демьянова на всякий случай спряталась за  обо,  но  продолжала  наблюдать.
Между тем неизвестное животное почти на полметра вылезло на поверхность  и
превратилось  в  толстого,  сантиметров  тридцать  в  диаметре,   червяка,
покрытого сверкающими  на  солнце  узкими  пластинками.  Больше  всего  он
напоминал огромную  личинку  майского  жука.  На  тупом  конце  его  вдруг
вспыхнул  голубоватый  огонек,  который  медленно  разгорался,   наливаясь
синевой. И тут непонятный страх охватил Анну Семеновну. Это был  не  страх
перед опасностью и даже не страх предчувствия опасности. Это был  какой-то
черный кошмар, совершенно необъяснимый.  Он  длился  несколько  мгновений,
потом исчез и сразу забылся. Погас  и  фиолетовый  огонек  на  конце  тела
животного. Оно судорожно задергалось, свернулось. Толстый червяк замер, на
чешуйчатое тело лег волнистый солнечный блик.
   Не решаясь выйти из-за обо,  Анна  Семеновна  внимательно  разглядывала
червяка, так до конца  и  не  выбравшегося  из  песка.  Животное  казалось
твердым и полупрозрачным: пластинки, кольцами  охватившие  тело,  отливали
сизым, а в глубине угадывалось что-то густо-фиолетовое. В  передней  тупой
части выделялись изъеденные участки - будто ожоги.  Жалко,  нет  в  лагере
Ивана  Михайловича.  Биологу  было  бы  интересно  взглянуть  на  странное
существо. Везет на находки! Вчера обнаружили гобийского медведя, сегодня -
какого-то червяка. Вдруг она вспомнила, что Сайхан в  лагере.  Можно  ведь
его спросить, он всех обитателей пустыни знает прекрасно.
   Последовательность дальнейших  событий  Анна  Семеновна  не  запомнила.
Кажется, шофер не хотел выходить  из  палатки,  и  она  чуть  не  за  руку
потащила его к обо. Ветер начал подниматься - вот это она отметила, потому
что подумала о развешанном белье. Потом Сайхан  увидел  толстого  червяка,
завизжал неестественно  высоким  голосом  и  бросился  бежать.  У  палаток
запнулся и упал, разбросав руки и ноги. Испуганная Демьянова  подбежала  к
шоферу - тот лежал без чувств. И вот у нее в руках  ампулы  и  шприц,  она
прямо сквозь рубашку сделала два  укола.  Потом  она  затащила  Сайхана  в
камеральную палатку, нет, это прибежавший на крики (значит, она  кричала?)
Мэргэн перенес шофера. Он же выпустил вверх три  красные  ракеты,  вызывая
группу Волкова. И уже совершенно четко и ясно запомнила она, как  медленно
розовело желтовато-серое скуластое лицо Сайхана, как он открыл узкие глаза
и хрипло выдохнул:
   - Олгой-хорхой!..


   Утром следующего дня лагерь казался вымершим. Никто не вышел в маршрут,
никто  не  регистрировал  солнечные   излучения,   не   снимал   показаний
метеорологических приборов.  В  колодец  Сайн-Худук  продолжала  поступать
солоноватая вода, но истинный дебит его  так  и  остался  неуточненным.  У
подножия высоты 1865 метров лежал гобийский медведь, тщетно ожидая ученых.
А они собрались в камеральной палатке, пили чай и обсуждали события.
   - Да, Ефремов оказался прав, - рокотал Иван Михайлович. -  Случайно  мы
убедились в реальности олгой-хорхоя. Любопытно, что  это  не  единственные
прозорливые слова писателя. Я ночью перелистал его произведения -  Ефремов
предвидел  голографию,  алмазы  Якутии,  алтайскую  ртуть.  Его   интуиции
остается только позавидовать. Надо срочно заканчивать работу с медведем  и
везти червяка в научный центр. В  полевых  условиях  его  как  следует  не
исследуешь...
   - Я не первый год в Гоби, - вмешался Сейфуллин, -  часто  встречался  с
пастухами. Почему они мне ничего не рассказывали? И не только мне...
   - Это легко  объяснимо.  Араты  считают,  что  нельзя  называть  своего
смертельного врага по имени, иначе он явится на зов. Я  правильно  говорю,
Сайхан?
   - Правильно, дарга, - опустил голову шофер.
   - Поэтому кроме смутных слухов, до нас ничего не доходило.  Теперь  же,
сопоставляя факты, можно утверждать, что  олгой-хорхой  обитает  в  песках
безводных районов Гоби и на поверхности старается не появляться.
   - Чем же он питается? - спросил Коля Громов.
   - Пока не знаю.  Как  всякий  обитатель  пустыни,  он  приспособился  к
отсутствию воды, которая в большом  количестве  даже  гибельна  для  него.
Вспомните, что и корни саксаула загнивают при обильном поливе. В этом году
уровень подземных вод поднялся  и  выгнал  страшных  червяков  на  солнце.
Одного из них и облила грязной водой Анна Семеновна. Какую-то роль  сыграл
и стиральный порошок.
   - Если бы я знала, что это олгой-хорхой, - застеснялась Демьянова, -  я
бы тут же убежала.
   - Тем не менее приготовьтесь к тому,  что  это  место  монголы  назовут
Демьян-Обо и будут приезжать на поклонение. Я говорю совершенно серьезно.
   Анна Семеновна смутилась и спряталась за спину Сайхана.
   - Так  что  же  получается,  -  воскликнул  Максаржаб,  -  этот  червяк
небелковый, что ли?
   Волков пожал плечами:
   - Конечно, белковый. Законы развития жизни  нерушимы.  Однако  жестокие
условия Гоби могли так направить  эволюцию,  что  получился  олгой-хорхой.
Здесь нет ничего удивительного, белковая жизнь невероятно разнообразна.
   - А как он убивает? - продолжал спрашивать географ.
   -  Определенного  ничего  сказать  нельзя,  -  задумчиво  сказал   Иван
Михайлович. - Есть у меня одна мысль...
   - Какая же?
   - Вы проверили свой прибор? - вдруг обратился к физику Волков.
   - Да, - удивился тот. - Но...
   - Нашли неисправность?
   - Нет.
   - Я так  и  думал.  Следовательно,  вы  действительно  зарегистрировали
ультрафиолетовое излучение из песков с длиной волны около 260 нанометров?
   - Выходит, так.
   - И чем это объяснить?
   - Получается, что в песках находился мощный источник  лучей.  Погодите,
погодите... Живые существа не могут излучать ультрафиолет!
   - Нет, могут! - твердо сказал Иван  Михайлович.  -  В  двадцатых  годах
крупный советский биолог Гурвич сделал интересное  открытие.  Он  доказал,
что клетки и ткани всех животных и  растений  производят  ультрафиолетовые
лучи с длиной волны, как мне помнится, от двухсот до  трехсот  нанометров.
Вопрос этот достаточно сложный, но ясно одно: без  этих  лучей  клетки  не
могут  размножаться.  Гурвич  назвал   их   митогенетическими,   то   есть
способствующими  митозу,  делению  клеток.  Теперь   нетрудно   вообразить
животное, которое в  процессе  естественного  отбора  многократно  развило
способность  генерировать  и  накапливать  смертоносные   лучи.   Подобных
примеров тьма: скаты парализуют добычу электрическим током,  змея  убивает
ядом, который у ее далеких предков был всего лишь слюной.  А  олгой-хорхой
убивает излучением, причем только на близком расстоянии,  так  как  воздух
поглощает ультрафиолет.
   - Ультрафиолетовым излучением убить нельзя, -  возразила  Демьянова.  -
Если доза будет слишком большой, пациент просто получит ожог. Уж я-то знаю
возможности кварцевых ламп.
   - Во-первых, я говорю об излучении  с  громадной  энергией.  Во-вторых,
известно, что лучи с длиной волны 240-280 нанометров  наиболее  губительны
для живых клеток. Они так могут воздействовать  на  мозг,  на  дыхательные
центры, что жертва погибнет от удушья. Как наш злосчастный медведь.
   - Не согласен! - воскликнул Лодой Дамба. - Чтобы излучать  так,  червяк
должен быть горячее солнца. Кроме того, кожа  и  кости  для  ультрафиолета
непроницаемы.
   - Ну  и  что?  Возможно,  в  организме  олгой-хорхоя  имеется  механизм
ультрафиолетового лазера. Как известно, лазер дает мощное  излучение,  сам
при этом не разогреваясь. Возможно, в излучении  гобийского  червяка  есть
еще какие-то  жесткие  компоненты,  вроде  гамма-  и  бета-лучей,  которые
убивают мгновенно. Все это  еще  предстоит  выяснить.  Дел  у  нас  теперь
столько, что... - не договорив, Волков встал.  -  В  мое  отсутствие  меня
замещает Равиль Саидович. Потом повернулся к Демьяновой:
   - В медицинской помощи нуждается арат Цэвэн, он пострадал от встречи  с
олгой-хорхоем. Поезжайте к  нему  немедленно  и  выясните,  можно  ли  его
отправить вертолетом в Улан-Батор. Конечно,  очень  важны  для  науки  все
типичные признаки поражения организма от этого излучения.
   Начальник экспедиции шагнул к выходу из палатки, но еще раз обернулся к
Демьяновой.
   - Видите, Анна Семеновна, теперь и вы включились  в  серьезную  научную
работу.



---------------------------------------------------------------
   Сборник "Фантастика 1962", Издательство ЦК ВЛКСМ, "Молодая Гвардия". 1962
   OCR: Андрей из Архангельска
---------------------------------------------------------------




     Оправдываться было  бесполезно.  Я  смотрел  в окно и старался не
слушать нудного голоса шефа.
     - Послушайте, Хокинс, вы же толковый парень, - вдруг донеслось до
меня приглушенно, как будто из соседней комнаты.
     Я машинально кивнул головой.  Это я знал и сам.  Я не уловил, чем
он кончил, но сказал:
     - Есть отличный материал, шеф.
     - Тема?..
     - Конкуренты лопнут от зависти.
     - Тема, черт побери?!
     - Еще не знаю, шеф, но они лопнут.
     В общем-то тема у меня была,  и когда,  наконец,  я выложил  суть
дела, редактор просипел:
     - Отлично, Хокинс. Годится. Главное - не жалейте красок.



     Национальный центр   научных   методов   борьбы   с   коммунизмом
располагался в замечательном 19-этажном подземном бункере.  Крышей ему
служили три полутораметровых  стальных  перекрытия.  Промежутки  между
ними  заполняли  подушки  из инертных газов.  Из такого помещения было
как-то удобней бороться с коммунизмом.
     Битых два   часа   я  рыскал  по  отделам.  Следом  ходил  унылый
лейтенантик.  Чистая бомба и народный капитализм нашим  читателям  уже
приелись.
     Неохристианство показалось мне скучным.
     Я уже совсем было отчаялся, как вдруг мне зверски повезло.
     Я сразу понял,  что это  тип  не  из  здешних.  Он  был  чересчур
жизнерадостен  и  достаточно  неопрятен.  Я распахнул перед ним дверь,
наступив на ногу какому-то майору. Благополучно миновав секретарей, мы
предстали  перед директором.  Я инстинктивно отступил за спину рослого
парня в хаки.
     - Наконец-то!  - воскликнул директор.  - Садитесь. Рассказывайте,
доктор.
     Доктор поставил  на  стол  чемодан  и  вынул  из  него  небольшой
сверкающий никелем и стеклянными трубками аппарат.
     - И это все? - спросил директор.
     - Это модель.  -  Доктор  энергично  потер  руки.  -  Действующая
модель,  сэр!  Сорок  киловатт  энергии  -  и  я  остановлю  время  на
континенте.
     Доктор радостно засмеялся.
     - Я работал над этим вопросом  десять  лет.  И  у  меня  не  было
времени повеселиться. Ха-ха!.. Зато сегодня я могу остановить время!..
     - Скажите,  - перебил его директор,  - а если остановить время  в
Штатах, то там, у них, оно будет идти?
     - О да, сэр! Оно будет идти и даже прыгать.
     - Прыгать? Нет, это нам не подходит.
     К столу тихо подошел еще не старый, но уже лысый мужчина в очках.
Форма полковника сидела на нем мешковато. Он состроил гримасу, которая
должна была означать улыбку, и произнес:
     - Мы должны остановить время у них, сэр.
     - У кого - "у них"?
     - У красных,  сэр.  Мы остановим у них время и сразу обгоним их и
по космосу и по бомбам.  Мы сможем  сделать  миллионы,  нет,  миллиард
бомб, сэр. Так, чтобы хватило на каждого красного,
     Директор просиял.
     - Не увлекайтесь,  Доббер,  - он повернулся к доктору. - Скажите,
доктор, а вы делали бомбу?
     Сзади щелкнула дверь.
     Тут я,  не выдержав,  выскочил вперед, хлопнул доктора по плечу и
убежденно воскликнул:
     - О да,  сэр!  Мы делали их дюжинами.  Мы делали их по сто штук в
неделю.  Но сейчас - машина!.. - и я протянул руку к столу. - Время!..
- и я сделал жест двумя руками сразу.
     Тут доктор, в свою очередь, хлопнул меня по плечу и воскликнул:
     - Время,  конечно,  время!  Время - деньги!  Не будем медлить.  Я
продемонстрирую вам,  джентльмены, - и он схватился за самый блестящий
и длинный рычаг своей машины.
     У директора   посоловели   глаза  от  страха.  Он  дернулся,  как
паралитик, и проскрипел:
     - Постойте,  доктор! М... М-может быть, вы сначала объясните, как
работает ваша машина?
     - Конечно, доктор, - сказал я и отошел на всякий случай подальше.
     Доктор вышел на середину комнаты и стал в позу. Теперь он говорил
спокойнее.
     - Я работал над этим вопросом десять лет.  Я  начинал  на  пустом
месте.  Я  не  нашел у предшественников ни одной дельной мысли,  кроме
теории о прерывистости времени.  Но я нащупал эти крупинки, мельчайшие
неделимые  атомы  времени.  Я  определил  энергию  их  связей и сделал
генератор такой же частоты.  Вы знаете,  что такое резонанс? Я излучаю
энергию на частоте колебания атомов времени и нарушаю их равновесие. Я
могу разрушить их порядок,  превратить  его  в  хаос,  и  тогда  время
остановится.  Генератор  работает  искривленным  лучом,  так что можно
остановить время в любой части земного шара.  Расчеты не займут и двух
дней.
     У меня перехватило дыхание.  Это была  сенсация  века!  Это  было
интереснее атомной бомбы!..  Я уже видел заголовки на первой странице:
"Триумф американской мысли!", "Время - свободному миру!", "Красных - в
палеолит!", "Доктор тасует века, как карты!"
     Оставалось благополучно отсюда выбраться. Я понимал, что попал на
секретное  совещание  и  теперь  мог рассчитывать только на суматоху и
собственную ловкость.
     А события   развивались  все  стремительней.  Эти  парни  в  хаки
оказались деловыми людьми.  Они  уже  обсуждали  практическую  сторону
дела.
     - Я добился потрясающей четкости передачи,  - хвастал  доктор.  -
Искажения времени не могут распространиться дальше орбиты Луны.
     - Поразительно! - пролепетал какой-то толстяк.
     - Позвольте, - вмешался Доббер, - мы остановили у них время. А на
нас это не отразится?
     - Пустяки, - ответил доктор. - Я добился изумительной локальности
излучения.  Конечно,  в пределах планеты,  я это допускаю,  могут быть
разрывы и смещения времени...
     - Как?! - воскликнул Доббер.
     - Как?! - повторили хором парни в хаки.
     - Что вы хотите этим сказать? - поднялся директор.
     - Пустяки,  -  снова воскликнул доктор.  - Не пройдет и полугода,
как все станет на свои места.  Зачем волноваться? Утро, день, вечер...
Разве  вам  не  надоело  это  унылое постоянство?  Моя машина...  - он
потянулся к какому-то рычагу, но Доббер поймал его за локоть.
     - Позвольте,  позвольте,  - назойливо шамкал толстяк.  - А это не
опасно для жизни?
     - Ничуть, - ответил доктор. - Разве что вас похоронят раньше, чем
вы умрете.
     Доббер выскочил вперед.
     - Доктор прав.  Что за малодушие,  коллега?  Дело идет о борьбе с
коммунизмом.  Красные  у нас в руках.  Нельзя упускать такой шанс.  Мы
обязаны рискнуть во имя цивилизации и прогресса.
     В комнате  воцарилась  тишина.  Я  догадался,  что присутствующие
переваривают мысль о своей исторической миссии.
     - Джентльмены,  -  сказал директор,  - вопрос решен.  Через час я
буду докладывать совету концернов.  Опыт готовим на послезавтра. Потом
можно будет поставить в известность конгресс.
     - О'кэй! - ответил директор.
     - О'кэй! - рявкнули парни в хаки.
     - О'кэй...  -  пробормотал  я  и  на  четвереньках,  прячась   за
креслами, пополз к дверям.
     По коридорам я мчался как спринтер, скоростной лифт показался мне
слишком   медлительным.   По   дороге   в   редакцию   полиция  трижды
фотографировала мое авто.  Стрелка спидометра сломалась,  не  выдержав
перегрузки.
     Я схватил редактора за манишку и прохрипел:
     - Снимайте  первые  четыре  полосы,  -  потом  упал  в  кресло  и
простонал из последних сил: - Стенографистку!..
     Шеф был  опытный  газетчик.  Через минуту он отпаивал меня виски.
Возле двери уже дожидались,  держа наготове карандаши и блокноты,  две
хорошенькие девочки.
     Я диктовал  больше  часа.  Тем  временем  шеф   договаривался   с
издательством,  чтобы  тираж  номера  увеличили  в  двадцать  четыре с
половиной раза.  Потом он связался с авиакомпаниями. С нас содрали три
шкуры,  но  теперь мы были уверены,  что не позже завтрашнего утра нас
будет читать весь свободный мир.
     Я глотал бутерброды и лихорадочно соображал,  кому из конкурентов
можно выгодно продать сенсацию. Но меня заперли в кабинете и отключили
телефоны.
     Я удрал через мусоропровод.
     До утра  я  мотался  по редакциям и заработал больше,  чем за всю
свою жизнь.  Телеграфировать в Европу было бесполезно.  Все равно меня
кто-нибудь уже опередил.
     Я смертельно устал. Устал до такой степени, что даже обрадовался,
когда застрял в лифте между этажами какого-то небоскреба.
     Я проснулся в каморке без окон.  В  щель  под  дверью  пробивался
свет.  Стены мелко дрожали - где-то рядом работал мощный двигатель.  Я
сразу понял,  что нахожусь в  самолете.  Меня  украли!  Меня  похитила
разведка красных!..
     Действовать нужно было немедленно. Я бросился к двери. Заперта! Я
попытался  выбить  ее  плечом.  Внезапно  она распахнулась.  Я потерял
равновесие и грохнулся под ноги тщедушному старичку швейцару.
     - С вас доллар, сэр, - сказал он. - Вы ночевали на моем диване.
     Я не  сразу  понял,  в  чем  дело.  Минуту  я  сидел  на  полу  и
анализировал обстановку.  Потом я молча встал,  сунул старику доллар и
ушел.
     На улицах  было столпотворение,  как в дни президентских выборов.
Люди с перекошенными от ужаса лицами метались по площадям  и  скверам.
Репродукторы полицейских машин призывали к спокойствию:
     "Внимание, граждане!  Каждый должен иметь при себе  удостоверение
личности    и    медицинскую    справку.   Правительство   гарантирует
безопасность. Будьте благоразумны!"
     Продавцы газет вопили:
     - Последние новости! Исчезло время в Аризоне!
     - Сенсационное сообщение. Нашествие мамонтов на Нью-Мексико!
     - Летаргический сон Советов!
     - Послание президента к народу!
     - Интервью с покойником Колумбом!
     - Сенатор Лоуренс предлагает вернуть Россию в 1916 год!
     Все шло как надо.  Я воспрянул духом и, посвистывая, направился в
редакцию.  В небе висели вертолеты панамериканской страховой компания.
На головы сыпались листовки:
     "Страхуйте ваше время только у нас!"
     Лифты в здании объединенных корпораций прессы не работали.  Я  не
особенно  огорчился.  Мне  нужно  было  всего лишь на двадцать седьмой
этаж. Я закурил и не спеша потащился наверх.
     - Хэлло, шеф! - сказал я, входя в кабинет редактора.
     Шеф повел себя очень странно.  Он уронил на ковер горящую сигару,
протяжно  охнул  и  полез под стол.  Я взял с тумбочки верстку свежего
номера. Первое, что бросилось мне в глаза, это моя фотография, отлично
напечатанная   и...   в   траурной  рамке.  Некролог  сообщал  о  моей
трагической кончине:
     "...он выпал  в разном времени,  установили эксперты...  Он может
находиться в четвертом измерении, утверждает профессор Смоллет".
     - Хокинс, вы воскресли? - раздался голос редактора.
     - Да, шеф. Оставьте место в завтрашнем номере. Я дам воспоминания
о загробной жизни.
     Я положил верстку в карман  и,  перешагнув  через  бесчувственное
тело секретарши, вышел в коридор. Весь день и ночь я загребал доллары.
Город трясла лихорадка. Паника охватила весь мир. Акционерные общества
и  компании  возникали  и  лопались  как  мыльные  пузыри.  Количество
недоразумений и сенсаций все возрастало.  Но я интуитивно  чувствовал:
еще  немного - и толпа устанет.  Что будет дальше,  я не знал.  Я знал
только,  что военные шутить не  любят  и  рано  или  поздно  установка
сработает.  Мне не хотелось преждевременно отправляться к праотцам.  И
потом было бы некрасиво заставлять читателей дважды  на  одной  неделе
читать  мой  некролог.  Чтобы  знать,  когда  следует  унести ноги,  я
позвонил приятелю  в  Национальный  центр  научных  методов  борьбы  с
коммунизмом.
     - Какого  черта,  Хокинс,  -  пропищало  в  трубке.  -   Никакого
генератора не было. Эта штука оказалась портативной бормашиной.
     Я лихорадочно соображал:  не сегодня-завтра паника  кончится.  На
этом можно заработать вдвойне.  Пока не поздно,  нужно превратить свои
деньги в акции сталелитейных компаний.  Завтра их цена  подпрыгнет  до
прежнего уровня. Гениально!
     Я набрал нужный номер.  Мне долго пришлось ждать.  Потом  хриплый
голос сказал:
     - Сегодня в шесть тридцать банк лопнул. Что еще?
     Я опустил  трубку.  Это  был  нокаут.  Я  долго  сидел в кресле и
почему-то вспоминал детство. Как однажды я свалился с высокого дерева.
И еще:  как отец колотил меня палкой.  Потом я встал и пошел на улицу.
Возле окна с вывеской: "Запись в золотой век - восемь долларов!" - уже
не было очереди.  Громкоговорители молчали. Под ногами шуршал бумажный
сор.  Я шел,  ничего не видя и не  соображая.  Вдруг  до  моего  слуха
донесся знакомый веселый голос.
     - Ха-ха!  - захлебывался доктор.  - Уэллс ребенок по сравнению со
мной.  Эйнштейн,  ха-ха,  Эйнштейн  тоже ребенок по сравнению со мной.
Ньютон, хо-хо...
     Я подошел и стукнул его по голове.




---------------------------------------------------------------
   Сборник "Фантастика 1962", Издательство ЦК ВЛКСМ, "Молодая Гвардия". 1962
   OCR: Андрей из Архангельска
---------------------------------------------------------------



     "В век космонавтики непраздно предположить,  что нам, может быть,
придется   столкнуться   с   другими   живыми    существами,    весьма
высокоорганизованными  и в то же время совершенно на нас не похожими".
                                    Академик А. Н. Колмогоров, 1961 г.

     Среди семисот  миллиардов  разумного  населения   планеты   Чунгр
(носящей,  как  недавно  выяснилось,  у  обитателей  Третьей  планеты1
название "Марс") лишь очень немногие интересовались  космосом  больше,
чем своими повседневными делами.  Для этого были глубокие исторические
причины.  Однако сегодня решительно вся планета говорила о предстоящем
вечером  выступлении  главы Центра космических изучений (ЦКИ),  автора
классических трудов по космологии, маститого Тхнтшу2.
                               1 Земли.
     2 Так,  в  очень  отдаленном  приближении,  можно  передать   его
благозвучное имя человеческой речью.
     Это он двадцать лет назад3 впервые принял радиосигналы с  Третьей
планеты и ошеломил Чунгр сообщением о разумных существах, живущих там.
Его  эпохальное  открытие   заставило   восстановить   ЦКИ,   закрытый
пятьюдесятью годами ранее при весьма драматических обстоятельствах,  и
если не сокрушило,  то до основания  потрясло  окостеневшие  за  много
тысячелетий традиции Чунгра в отношении космоса.
     3 Здесь и всюду дальше имеется в виду чунгрианское летосчисление,
в котором год равен двум земным.
     К этим-то драматическим  обстоятельствам  и  обращалась  невольно
мысль высокоуважаемого Тхнтшу,  который летним вечером летел в столицу
планеты из теплой полярной зоны,  где в  тиши  санатория  готовился  к
сегодняшнему ответственному выступлению4.
     4 На севере Чунгра солнце не заходит летом в течение многих  дней
и нагревает воздух значительно выше точки замерзания воды.
     Тхнтшу мог  бы  достигнуть  цели   почти   мгновенно,   если   бы
воспользовался   фотонным   поездом,  пролетающим  половину  меридиана
планеты5 по трубе подземного тоннеля с субсветовой  скоростью.  Но  он
предпочел  более  медленный  индивидуальный  атомолет,  чтобы  получше
собраться с мыслями и чувствами.  Да,  и с чувствами,  потому что  они
тоже в нем бурлили, как кипяток в воронке гейзера.
                      5 Около 1 600 километров.

     ...Бедный Кхруарбрагфр!  Великий  Кхруарбрагфр!  Гений,  учитель,
друг.  Гений,  объявленный врагом Планеты и казненный ею.  Учитель, от
которого вынуждены были отступиться его ученики не по  принуждению,  а
по убеждению,  видя его неправоту.  Друг,  которого покинули, отринув,
все друзья,  в том числе и молодой  Тхнтшу,  одна  из  главных  надежд
Учителя.  Семьдесят  лет  минуло  уже  с  того  страшного  дня,  когда
Кхруарбрагфра по приговору Планеты усыпили сладостным  наркозом.  А  в
душе  Тхнтшу  память  об  этом  далеком  дне  все еще кровоточит,  как
незажившая рана.  Он никогда не считал Учителя правым  в  его  дерзком
философском  споре с Планетой.  И,  однако же,  что-то вроде угрызения
совести всю жизнь мучило Тхнтшу.  Было  какое-то  страшное  обаяние  в
незабываемых последних словах Кхруарбрагфра:
     - Я рад,  что мое последнее желание совпадает с желанием Планеты.
Если она,  отрицая мое право мыслить совершенно самостоятельно, без ее
указки,  желает моей преждевременной смерти, чего же еще могу пожелать
себе я?!
     "Как ты был неправ, Учитель! Зачем ты поднял до таких абстрактных
высот  практический  вопрос о зондировании радиолучами космоса?  Можно
было бы решить этот вопрос мирно,  не заостряя  его  так.  А  то,  что
сказал ты, конечно, показалось Планете каким-то чудовищным моральным и
интеллектуальным уродством,  похожим на  фантасмагорическое  восстание
пальца  против  тела,  на котором он вырос.  Так восприняли это и твои
ученики.  И совершилось ужаснейшее,  невиданное на  Чунгре  в  течение
многих   дюжиниад1   лет:  казнь!  Гения  искусственно  лишили  жизни.
Возглавляемый  им  Институт   космических   изучений   расформировали.
Намеченные  им  исследования  запретили  продолжать,  как  опасные для
планеты...
               1 Дюжиниада - квадрат двенадцати (144).

     Потрясенный случившимся,  Тхнтшу  на  долгий  ряд  лет  отошел от
изучения космоса и занялся чистой математикой.  Но зароненные мятежным
Кхруарбрагфром  семена  неповиновения традициям продолжали прорастать.
Через  дюжину  лет,  когда  улеглось  негодование   Планеты,   ученики
казненного,  не  сговариваясь друг с другом по одиночке,  стали вновь,
несмотря на запрет, посылать радиосигналы в космос. Делал это тайком и
Тхнтшу.  Но увы!  Пророчества Учителя не оправдывались.  Космос угрюмо
молчал,  и  трагическая  гибель  Кхруарбрагфра  все   более   казалась
заслуженной.  По-прежнему  не  было  никаких  ответов  на чунгрианские
радиосигналы ни с Третьей планеты,  ни со Второй,  ни с других,  ни из
глубин Вселенной.
     И вдруг эта незабываемая,  потрясающая ночная минута двадцать лет
назад,  когда  Тхнтшу  принял  первый  радиосигнал  с Третьей!  Явный,
неоспоримый,  осмысленный!  О судьба  судеб,  что  пережил  он,  когда
убедился,  что не грезит,  что это истина, факт! Тхнтшу почудилось: он
чувствует за спиной ликующее излучение Учителя,  слышит звук его  шеи.
Как  ликовал  бы Кхруарбрагфр,  если бы был жив!  Он все-таки оказался
прав! Дюжину дюжин раз прав! Дюжиниады дюжиниад раз!
     Забыв все на свете, Тхнтшу тут же послал на Третью приветственный
сигнал предельной силы.  Но никто не откликнулся  оттуда.  Зато  почти
немедленно    отозвалась    служба   порядка   Чунгра,   обеспокоенная
неразрешенным сигналом, зарегистрированным автоматикой.
     Грандиозность открытия  Тхнтшу  заставила  забыть  о нарушении им
планетарного запрета.  На другой же день был восстановлен ЦКИ во главе
с  героем дня и разрешено вести активные радиопоиски в космосе.  Но ни
на один из бесчисленных,  систематически передаваемых теперь  сигналов
никто  с Третьей не отвечал,  хотя радиопередачи оттуда принимались во
все   более   возрастающем   количестве,    записывались,    тщательно
классифицировались   и   глубоко  изучались  аналитическими  машинами.
Радиофизики Чунгра ломали себе голову над этой удивительной загадкой и
не могли ее разрешить. То ли земляне не принимали их передач, то ли не
способны были их расшифровать,  то ли какие-то особые, неизвестные еще
природные  условия  Третьей  препятствовали  прохождению радиосигналов
извне, пропуская их, однако, оттуда.
     Потом - как и следовало ожидать - последовала реакция.
     Ревнители тысячелетних традиций добились  того,  что  снова  была
запрещена  "всякая  деятельность  в духе Кхруарбрагфра".  И лишь после
ожесточенных споров Совет Планеты принял компромиссное решение: впредь
до  нового  его  указания ограничиться пассивным изучением космических
объектов,  но не посылать ни на Третью,  ни на  другие  миры  ответных
сигналов.   Традиционный   косный  "космический  изоляционизм"  Чунгра
восторжествовал вновь.
     Сейчас Тхнтшу думал, однако, уже не об этом. Его мучила пустячная
на первый взгляд и,  однако же,  неразрешенная  научная  загадка:  что
такое  земной  "метр"?  Это  было крайне важно для самых ответственных
выводов, которые ему предстояло изложить сегодня Планете. А он не знал
этого!
     Уже давно установили, что земляне пользуются неудобной десятичной
системой   счисления2.   Поняли   соотношение   терминов   "километр",
"сантиметр",  "миллиметр".  Стало известно,  что  Человек  -  носитель
Разума на Третьей планете - в сто раз больше Муравья - существа, остро
заинтересовавшего чунгриан своим внешним сходством с  ними.  Чунгриане
уже  не  одно  тысячелетие  пользуются системой мер,  в основу которой
положена в качестве исходного эталона  длина  волны  ультрафиолетового
излучения, помноженная на 127. Можно ли предположить, что "метр" - это
то же самое?  Навряд ли.  Но, может быть, тоже какое-то производное от
длины  волны излучения?  Однако какого?  Ультрафиолетового?  Красного?
Зеленого? Все это беспочвенные гадания!
     2 Как  известно,  в  ней  основание  "десять"  имеет  только  два
делителя, в то время как в принятой на Чунгре двенадцатиричной системе
счисления основание делится на четыре делителя.
     Вдруг Тхнтшу осенила мысль:  а не пользуются ли земляне таким  же
эталоном,  каким в древности пользовались предки нынешних чунгриан? Те
взяли за основу половину экватора Чунгра и разделили ее на  шестьдесят
миллионов  частей1.  Не  так же ли поступили и на Третьей?  Это вполне
логично предположить, учитывая молодость их цивилизации. Но что именно
они  делили и на сколько?  Разумеется,  на десятичную величину.  Но на
какую?  Опять приходилось только гадать,  и это приводило в  бешенство
ученого, привыкшего мыслить точными величинами.
     1 Терминология десятичного счисления  здесь  и  в  других  местах
употреблена, разумеется, приближенно и условно за отсутствием в земной
речи соответствующих двенадцатиричных выраженнй.
     О молодости  человеческой  цивилизации,  бесспорно,  говорило уже
хотя бы то,  что там лишь недавно додумались до  ультракоротковолновой
связи,  способной  преодолевать  порог  ионосферы.  Подтверждал  это и
другой непреложно  установленный  факт:  земляне  еще  разъединены  на
множество  племен  и  говорят на десятках различных языков.  Даже свою
собственную,  общую для всех  планету  называют  по-разному:  "Земля",
"Эре",  "Эрде",  "Маа",  "Терр",  "Ту",  "Арз"  и  так  далее.  Так же
разнообразны у них наименования для  Человека,  Муравья,  всех  других
предметов  и  понятий.  Молодой,  совсем  еще молодой мир!  Неведомый!
Загадочный! Опасный!..
     Доверившись автопилоту, погруженный в раздумье, Тхнтшу не замечал
насмешливых взглядов, какими окидывали его пассажиры обгонявших машин,
иногда нарочно задерживавшихся около него на параллельном курсе.  Дело
в том,  что атомолет Тхнтшу давно уже перестал отвечать своим  внешним
абрисом  и  расцветкой  требованиям  моды,  за  которыми  чунгрианская
молодежь   следит   весьма   ревностно.   Но   престарелый   космолог,
готовящийся, в свои сто с лишним чунгрианских лет, к отходу в небытие,
предпочитал моде удобство,  а удобство,  как известно,  родная  сестра
привычки.
     Покинув светлую полярную  область,  атомолет  мчался  теперь  над
рыжими,  плоскими равнинами Средней Зоны, которые в мглистом освещении
короткой вечерней зари казались мрачно  красными.  Пустыня!  Наверняка
так  и думают астрономы Третьей,  не подозревая,  что именно тут,  под
надежным каменным щитом,  богаче  всего  цветет  жизнь  Чунгра  в  его
бесчисленных,  великолепно благоустроенных,  освещенных искусственными
плазменными  солнцами  подземных  городах.  О  наличии  этих   городов
говорили только голубовато-зеленые пятна плантаций и нитки озелененных
по  берегам   искусственных   каналов,   спрямляющих   и   соединяющих
естественные  трещины  для более быстрого пропуска весенних паводковых
вод.
     Утром была  песчаная  буря.  От  нее  продолжала висеть в воздухе
красно-желтая дымка тончайшей пыли.  Сквозь эту дымку заходящее солнце
казалось багровым шаром,  небольшим и угрюмым.  Не было от него теней,
не было и радости.  Умирающий бог,  побеждаемый Тьмой.  Лиловым крылом
набегала   на   Чунгр   ночная   тень.   Быстро   полнилось   звездами
густо-фиолетовое небо.  Температура снаружи упала с нуля  до  тридцати
чунгрианских   градусов   ниже  точки  замерзания  воды,  чтобы  ночью
достигнуть пятидесяти-шестидесяти. Таково суровое чунгрианское лето.
     Уже в  вестибюле  ЦКИ  ученого  окружила  большая  толпа  научных
сотрудников.  Все  они  были  одеты  так  же,  как  Тхнтшу:  в  плотно
облегающие  костюмы  из  пластиков,  позволяющих  регулировать  доступ
воздуха и подогревать  одежду.  Такая  надобность  в  условиях  резких
суточных   и   сезонных  колебаний  температуры  на  Чунгре  возникала
постоянно.  В расцветке костюмов  преобладали  модные  сине-зеленые  и
ультрафиолетовые оттенки, мерцающие и переливчатые.
     Окруженный молодыми учеными,  Тхнтшу стоял среди них,  тяжеловато
осев  на  ноги  и  ного-руки.  Только  это  и  некоторая замедленность
движений выдавали его преклонный  возраст.  А  три  кроваво-золотистых
глаза,   украшающие  мощный  выпуклый  лоб  правильным  равносторонним
треугольником,  искрились молодым, задорным блеском... Недаром еще сто
двадцать  тысячелетий  назад  сказал  великий  мыслитель  Чунгра Укхх:
"Старится наше тело, но не старится наша мысль".
     - Скажу ли я что-нибудь новое?  А разве бывало,  чтобы я повторял
только старое?  Что-то я  не  припомню  такого...  -  шутил  Тхнтшу  и
длинными  членистыми  пальцами своей верхней руки постукивал одного из
собеседников по плечу.
     Чунгриане, как  и  другие  высокоразвитые существа,  пользовались
тремя способами выражения своих мыслей и чувств:  жестами,  словами  и
биотоками.   Но  именно  последний  был  у  них  ведущим.  При  помощи
сверхчувствительных мягких выростов посреди лица  (между  троеглазием,
ртом и находящимися чуть повыше,  по краям рта,  двумя парами ноздрей)
они передавали друг другу свои мысли  и  чувства  непосредственно,  не
облекая их в звуковую форму,  которая была лишь подсобной и, по мнению
большинства физиологов,  отмирающей (не говоря уж о примитивном  языке
жестов).
     С развитием цивилизации и рождением  радиотехники  третий  способ
получил  могущественное  подкрепление  в  усиливающих и трансляционных
электромеханических  устройствах.  Именно  потому  и   развилась   так
стремительно  и пышно на Чунгре радиосвязь,  что сама природа снабдила
голову каждого чунгрианина живою антенной.  Он способен был  принимать
ею  радиоволны  так  называемого  "естественного диапазона" без всякой
аппаратуры,  и перед наукой  в  данном  случае  возникла  лишь  задача
изоляции от ненужного приема. Эта задача была решена быстро и успешно.
А   радиоприемники    дали    возможность    воспринимать    диапазоны
радиоколебаний,  недоступные природным антеннам чунгриан,  и необъятно
расширили для них границы мира.
     Не преувеличивая,   можно   сказать,   что  вся  планета  была  у
телевизоров  в  момент,  когда  на  бесчисленных   экранах   появилось
стереоскопическое   цветное   изображение   Тхнтшу   и  раздалось  его
приветствие - звук,  произведенный трением хитиновой шеи  о  такое  же
шейное отверстие груди. С особенно жадным интересом смотрели на него и
слушали его те,  кто видел  его  впервые.  А  таких  было  подавляющее
большинство не только среди подростков и молодежи, но и среди огромной
части старшего поколения, не интересовавшейся космическими проблемами.
     Тхнтшу сидел  в глубоком зеленом кресле,  погрузив в него широкую
нижнюю часть туловища и опершись спиной о высокую  мягкую  спинку.  Он
положил  ногу  на  ногу,  кисти рук опустил на верхнюю доску стола,  а
руко-ногами уперся в нижнюю.  Старый космолог волновался. Он долго жил
на свете,  но только второй раз выступал перед Планетой.  Никто, кроме
него,  не знал,  как радостно и как трудно было ему выступать сегодня.
Если  бы  мог  слышать  его Кхруарбрагфр!  Если бы можно было обращать
время вспять!  Опасаясь,  чтобы на миллиардах экранов не заметили  его
волнения,   Тхнтшу   плотно   сцепил  длинные  хитиновые  пальцы  рук,
оканчивающиеся осязательными присосками, и следил, чтобы они лежали на
столе неподвижно.
     Ни конспекта,  ни каких-либо материалов передним  не  было.  Весь
доклад был в памяти, со всеми необходимыми подробностями и цифрами.
     Телевидение имело обратную связь,  и до слуховых органов  ученого
(расположенных  на плечах рук и руко-ног) явственно доносился неясный,
взволнованный шелест колоссальной аудитории.
     "Голос Планеты!  -  подумал  он.  -  Если  б  она  знала,  что ей
предстоит услышать!  Последние секунды Эры Изоляции.  Начинается новая
эра. Если называть вещи своими именами - Эра Кхруарбрагфра. О великий!
Ты со мной сейчас,  ты во мне.  Если верно,  что  мысль  -  главное  в
мыслящем, то ты жив и это час твоего торжества".
     Над столом  трижды  вспыхнула  ультрафиолетовая  лампочка.  Время
начинать.   Последние   секунды   старой   эры   истекли.   И  Тхнтшу,
сосредоточившись, начал:
     - Сограждане!
     Он не говорил,  а думал.  Его мысль, излучаемая лицевою антенной,
принималась      высокочувствительным      электромагнитным     полем,
миллионократно усиливалась им,  мгновенно обтекала планету и  делалась
достоянием воспринимающих, которых неверно было бы назвать слушающими.
     - Двадцать лет назад я нарушил ваш покой  сообщением  о  принятых
мною  первых  осмысленных сигналах с нашей голубой,  водяной соседки -
Третьей планеты. Двадцатилетие - ничтожный срок в истории цивилизации,
насчитывающей  триста  тысячелетий,  тем  более  в  сравнении  со всею
историей нашего биологического вида,  корни которого уходят  в  темные
глубины каменноугольного периода.
     Однако я утверждаю:  то,  что вы услышали двадцать лет назад, и -
еще  больше  - то,  что услышите сегодня,  кладет такой же рубеж между
настоящим  и  будущим  Чунгра,  каким  в  свое  время   явилась   наша
титаническая борьба с молококормящими гигантами.
     Я упоминаю об этой погибшей цивилизации намеренно, а не случайно,
чтобы  каждый  воспринимающий  меня  вспомнил  весьма  важные  для нас
сегодня трагические события той отдаленнейшей эпохи.
     Мы еще  не  знаем,  как  развивалась  разумная  жизнь  на Третьей
планете.  Не знаем путей ее развития на других мирах нашей Галактики и
других галактик,  где она,  несомненно,  существует.  Но то,  что было
здесь, на Чунгре, нам хорошо известно.
     Здесь, на  этой  планете,  свет разума зажегся в двух видах живой
материи.  Случилось  так,  что  впервые  он   вспыхнул   не   в   нас,
членистотелых,  а  в  гигантских  по  сравнению  с нами молококормящих
яйценосах.  Их вид возник гораздо  позже  нашего,  но  с  удивительной
быстротой   обогнал  нас  в  своем  развитии.  Они  уже  создали  свою
цивилизацию,  когда мы еще  были  только  частью  животного  мира,  не
поднявшейся выше сложных коллективных инстинктов.
     Вы знаете,  как развивались события  дальше.  Страшнейшим  врагом
молококормящих,   а   для   нас   добрым  союзником  оказалась  быстро
прогрессировавшая в ту пору убыль кислорода в  атмосфере  Чунгра.  Она
поставила  молококормящих  перед  проблемой,  которую  они  не  сумели
решить, как ни бились над ней.
     А наших пращуров тонкий слой углекислоты, постепенно оседавшей на
поверхность планеты,  вынудил ходить на задних ногах, держа голову как
можно выше.  Это привело их к прямохождению, а прямохождение - к тому,
что освободились для труда руки,  потом руко-ноги,  развились пальцы и
осязательная  функция.  Инстинктивные  трудовые  процессы,  которые  у
нашего вида богато проявились еще  в  диком  состоянии,  стали  быстро
превращаться  в  сознательный  труд,  в делание вещей,  а это уже было
началом разума и началом цивилизации.
     Неудивительно, что  две столь различные цивилизации не ужились на
одной небольшой  планете.  Завязалась  ожесточенная  борьба,  занявшая
полмиллиона лет.  Неизвестно, чем она кончилась бы в иных условиях, но
нам пришла на помощь сама природа,  или,  как выражались наши пращуры,
"сам бог".
     Мы оказались несравненно более стойкими в  борьбе  с  кислородным
голоданием,  нежели  молококормящие.  От  поколения  к  поколению наши
организмы научились вырабатывать анаэробную компенсацию, а поколения в
то время сменялись у нас в двадцать раз быстрее, чем у молококормящих,
и в конце концов мы  стали  так  же  превосходно  чувствовать  себя  в
атмосфере,   бедной  "жизненным  газом",  как  чувствовали  себя  наши
прапращуры, когда этого газа было в семнадцать раз больше.
     Для молококормящих  этот  фактор  обернулся трагедией.  Они стали
вырождаться и хиреть.  Все их попытки искусственно обогатить атмосферу
планеты кислородом ни к чему не привели. Перспектива неминуемой гибели
заставила  их  устремить  всю  силу  своего  разума,  уже  чрезвычайно
развитого в то время,  на то, чтобы бежать с Чунгра. Они возненавидели
породивший их мир, отвернулись от него с проклятиями и устремили взоры
к  космосу.  Только  о космосе думали,  только о нем бредили.  Чем это
кончилось,  вы знаете.  Наиболее ученые и деятельные из них вступили в
заговор между собой,  построили пятьсот девять межпланетных кораблей и
преступно,  тайно от других бежали,  оставив миллионы себе подобных на
верную смерть от удушья.  Среди оставшихся не было ни одного, кто умел
бы строить такие корабли.  Они, правда, пытались это делать, но каждая
попытка  приводила  только  к  атомной  катастрофе,  и  в конце концов
попытки были оставлены.
     Несомненно, такой   отвратительный,   эгоистический   вид   жизни
заслуживал уничтожения,  и мы,  со своей  стороны,  сделали  все,  что
могли,  чтобы  помочь  в  этом природе.  За какую-нибудь тысячу лет мы
полностью очистили Чунгр от молококормящих.  Сперва выедали им  глаза,
потом превращали в ничто их самих,  пока планета не стала безраздельно
нашей.
     Меня часто спрашивают: где сейчас бежавшие, спаслись или погибли?
На эту тему написаны тысячи научных и научно-фантастических трудов, но
достоверно   никто  не  знает  ничего.  Чунгр  не  принял  ни  единого
радиосигнала от бежавших,  хотя бы их проклятий,  и можно предполагать
самое худшее - для них, разумеется, а не для нас.
     Сделав маленькую паузу, Тхнтшу отпил глоток ароматной жидкости из
стоящей  перед  ним  серебристой  чашечки.  Дальше надо было тщательно
взвешивать каждое слово, и он заставил мысль струиться медленнее.
     - Я не собираюсь,  сограждане,  пересматривать общепринятую точку
зрения на дальнейшие события нашей истории. Я всегда искренне считал и
считаю   сейчас,  что  мы  сделали  правильный  философский  вывод  из
катастрофы, постигшей тех, кто отвернулся от родной планеты и устремил
мысль  к  космосу.  Более чем понятно,  что в свете этого трагического
урока  наши  мысли  и  чувства  устремились  в  прямо  противоположную
сторону.  Закономерным  и  естественным  было  то,  что наши предки на
многие тысячелетия отшатнулись от  космоса,  прониклись  непреодолимым
отвращением  к  этому  слову и всю мощь разума направили на то,  чтобы
найти счастье внутри родной планеты,  в  ее  недрах,  еще  горячих  от
вулканического  тепла.  Это был,  я повторяю,  естественный и наиболее
мудрый выход из тогдашней  ситуации.  Вполне  справедливо  его  ставят
рядом с такими величайшими достижениями нашей расы, как акклиматизация
в новых атмосферных условиях и победа над молококормящими.
     Разве не    на    базе    нашего    традиционного   "космического
изоляционизма",  твердого и решительного отказа от внепланетных химер,
мы   создали   внутри  Чунгра  и  на  его  поверхности  тот  чудесный,
совершенный мир, в котором живем с вами сейчас?
     Он полностью ограничен для нашей биологии, этот мир. Он разумен и
прекрасен в своих морально-этических основах.
     Он величествен.
     Надо ли  мне  в  подтверждение  этого  напоминать  вам  о   наших
бесчисленных,  комфортабельных  подземных  городах,  о  соединяющих их
молниеносно действующих фотонных тоннелях,  о наших плантациях  внутри
планеты и на ее поверхности,  нашей могучей энергетике и индустрии,  в
изобилии снабжающей нас всем необходимым,  нашей всеобъемлющей системе
связи,  искусствах,  музыке?  Надо  ли  называть  всем известные имена
гениев,  проложивших нам путь к счастью? Они способствовали достижению
сокровеннейших  тайн  природы.  Они  избавили  нас от болезней.  Путем
тщательного  генетического  подбора  Отцов  и  Матерей,  облучения   и
рационального  питания  личинок  добились  того,  что  улучшилось наше
сложение и во много раз удлинились сроки жизни.  Вам все  это  так  же
хорошо  известно,  как  и  мне,  и  нет необходимости говорить об этом
пространно.
     У нас нет оснований сомневаться в том,  что мы - один из высших в
бесконечной и непостижимой Вселенной  очагов  цивилизации,  красоты  и
морали, хотя мы давно уже стали настолько мудрыми, что не претендуем в
этом отношении на первенство, тем более на монополию.
     Великий мыслитель  древности  Пфа говорил:  "Чунгрианин есть мера
вещей". Это, конечно, наивно. Мы давно уже не думаем так. Мы понимаем,
что прекрасное с нашей точки зрения может казаться уродливым другим, и
наоборот. Об этом я скажу подробней, когда буду говорить о Человеке.
     Но, отлично понимая относительность критериев,  не будем,  друзья
мои,  впадать и в противоположную крайность:  недооценивать свой  вид,
его физическую и моральную красоту,  его культуру и цивилизацию. Среди
воспринимающих меня не найдется,  я уверен,  ни одного,  кто взялся бы
утверждать,  что  мы  в  нашем  нынешнем состоянии в чем бы то ни было
уступаем существам, истребленным нами на этой планете. Не говорю уже о
морально-этических   категориях,   об   органическом  для  нашей  расы
всепроникающем  коллективизме,  высокоразвитом  чувстве  взаимопомощи,
беззаветной готовности каждого в любую минуту погибнуть ради общества,
о  нашей  поразительной  трудоспособности,  нашем  веселом   нраве   и
физическом   здоровье.  Но  даже  сама  наша  анатомия,  когда  мы  ее
сравниваем с анатомией молококормящих яйценосов, а в последнее время с
анатомией земного Человека, говорит сама за себя.
     Кто станет спорить,  что лучше иметь четыре руки,  чем  две,  три
глаза,  чем  два?  И  каких  глаза!  Позволяющих  видеть  мир  вдвойне
стереоскопически!  Или  возьмите  нашу  природную   физическую   силу,
позволяющую нам поднимать груз в двести раз тяжелее собственного веса.
Можно ли не восхищаться ею?  А  тонкость  нашего  обоняния,  осязания,
слуха, биоэлектрических восприятия?
     Почему я напоминаю обо всем этом?  Именно отсюда, сограждане, я и
перехожу к главной теме моего сегодняшнего выступления.
     Мой долг рассказать вам о  последних  наблюдениях,  произведенных
ЛКИТП.   Для   тех,   кому  непонятно  это  название,  расшифрую  его:
Лаборатория комплексного изучения Третьей планеты.
     С тех  пор,  как  разумные обитатели этой планеты-соседки дошли в
своем развитии до  радиосвязи  и  телевидения,  нам  удалось,  как  вы
знаете,   пользуясь   нашей  совершенной  техникой,  принять  огромное
количество земной информации,  изучить ее и установить,  что на Земле,
как   некогда  на  Чунгре,  существует  невероятное  количество  видов
разнообразно  организованной  живой  материи,  еще  не   упорядоченной
разумом.  Почти  несомненно,  что там еще не ликвидированы даже хищные
животные и болезнетворные микробы и вирусы,  давным-давно истребленные
нами у себя и чудовищно для нас опасные.
     Больше всего привлекают наше внимание на Третьей планете два вида
жизни.  Прежде всего это,  разумеется, двуногий и двурукий носитель ее
разума.  На разных языках Земли он зовет себя  по-разному:  "Человек",
"Адам",  "Мэн",  "Ломм", "Менш", "Жин" и так далее. Единого названия у
него,  как видно,  еще нет.  Во-вторых, нас живо интересует шестиногое
членистотелое,  из  всех  других  форм  земной жизни наиболее схожее с
нашими отдаленнейшими прапращурами.  Земляне называют его:  "Муравей",
"Амайзе",  "Ант",  "Фурми",  вероятно и еще как-нибудь.  У них там для
всего имеется множество названий.
     К сожалению,  наши  сведения  об  этом  членистотелом слишком еще
скудны,  чтобы  судить  о  нем  сколько-нибудь   определенно.   Вполне
возможно,  что  сходство  Муравья  с  нами  лишь  поверхностно,  а  не
гомогенно и мы его преувеличиваем,  повинуясь понятному  субъективному
соблазну.  Но  так  же  вероятно  и другое:  что Муравей - либо аналог
древнейших,  диких форм нашего вида,  либо,  наоборот,  его тупиковая,
деградировавшая  ветвь.  Сама  по  себе  возможность  (я  подчеркиваю:
возможность,  но отнюдь не обязательность!)  возникновения  на  разных
планетах схожих биологических форм, разумеется, оспариваться не может.
     Установлено, что Муравей пользуется  для  хождения  всеми  шестью
конечностями,  другими словами,  не знает прямохождения,  не обладает,
следовательно, развитою рукой и навряд ли поэтому способен изготовлять
орудия,  хотя  его трудолюбие вошло даже в поговорку у Человека.  Один
перехват  позволил  нам  установить  силу   Муравья.   Она   оказалась
колоссальной,  почти  невероятной,  превышающей  нашу  относительно  в
пятнадцать раз,  а силу Человека -  в  шестьсот  раз.  Я  повторяю:  в
шестьсот!  Муравей поднимает в своих челюстях тяжесть, превышающую его
собственный вес в три тысячи раз,  в то время как Человек в  состоянии
поднять груз не больше пятикратного своему весу. Вот, в сущности, все,
что нам пока известно о Муравье.
     О Человеке, гегемоне Земли, мы знаем гораздо больше. За последние
годы удалось принять тысячи  телевизионных  передач  Третьей  планеты,
хотя  и отрывочных и искаженных трудностями столь дальнего приема,  но
все же позволивших не только слышать, но и видеть Человека.
     Вы все  уже  знаете его внешность.  Это существо в высшей степени
странное  на  наш  чунгрианский  взгляд.  Его  одежда   поражает   нас
нецелесообразностью и безвкусицей.  Его нагое тело, лишенное хитиновых
покровов,  мягкое и  беззащитное,  невольно  вызывает  в  нас  чувство
брезгливости.  У  него  два глаза,  а на них то и дело падают какие-то
перепонки,  по-видимому  мешающие  смотреть.  Не  обнаружено   никаких
признаков электроволнового общения людей между собой. Их звуковая речь
ограничена весьма скудным и  недоступным  нашему  восприятию  звуковым
диапазоном.  Лицо  Человека,  тоже  мягкое,  непрерывно  и уморительно
меняет свое выражение.
     Так же странна, на наш взгляд, жизнь этих существ, насколько мы в
состоянии о ней судить на  основании  изученных  материалов.  Надлежит
считать несомненно установленным,  что обитатели Земли все принадлежат
либо к женскому,  либо к мужскому полу. Пол там не отделен, как у нас,
от  прочего,  и  это  является одним из основных источников постоянных
треволнений для каждой особи.  С  одной  стороны,  пол  высоко  у  них
культивируется,  воспевается,  чуть ли не обожествляется.  С другой, я
сказал бы,  оскорбительно  опошляется  повседневным  смешением  с  чем
угодно.
     Вспомните, сограждане,  как  мы  с  вами  замираем  в   трепетном
благоговении,   когда   раз   в  год,  поздним  летом,  поднимаются  в
прозрачный,  чистый воздух, в свой свадебный полет наши Матери и Отцы,
существующие  только  для  этого  часа  и  ничего  не знающие ни о чем
другом!  В священных любовных играх,  сиянии солнечных лучей и аромате
осеннего плодородия они дают начало нашим новым поколениям, после чего
Отцы умирают от блаженства и удостаиваются торжественного  погребения,
а  над  оплодотворенными  Матерями  мы  благоговейно  совершаем  обряд
обескрыливания и торжественно отводим их в Родилище.
     Ничего подобного нет у Человека. У него это священнейшее таинство
природы распылено между всеми особями.  Каждый - сам Отец,  сама  Мать
своим  детям,  и  рождение  потомства является у них чем-то обыденным,
происходящим  непрерывно  и  повсеместно.   При   этом   имеет   место
живорождение всего лишь одного,  редко двух и очень редко трех и более
детей,  а  матери  выкармливают  молоком  подобно  истребленным   нами
чунгрианским молококормящим.
     Мир этих двуногих,  двуруких и двуглазых существ  так  бесконечно
далек от наших эстетических и моральных норм,  что еще многое остается
в нем загадочным для  нас,  требующим  для  своего  объяснения  особой
"человеческой", а не нормальной чунгрианской логики.
     Тем не менее мы прежде всего должны интересоваться  не  тем,  что
нас  разделяет,  а  тем,  что  между  нами  и ними есть общего.  Общее
непременно должно быть у разумных существ,  как бы ни была различна их
биологическая  организация.  И  на  поисках  этой  общности  нам  надо
сосредоточить все наше внимание.  Я убежден,  что мы  ее  найдем,  эту
общность, единую и для нас и для землян. Но в каких пределах - об этом
сейчас можно лишь гадать.
     Учтите, что  разумный  мир  Третьей планеты не един,  как наш,  а
раздирается  ожесточенной   борьбой,   много   раз   переходившей   во
взаимоистребление и ежеминутно грозящей перейти в него вновь. Полюсами
борющихся лагерей  являются,  с  одной  стороны,  существа,  идеология
которых   явно   схожа   с   идеологией   наших,   проклятой   памяти,
молококормящих,  а  с   другой   -   люди,   которые   называют   себя
"коммунистами".  Лозунги  этих людей - мир,  труд,  коллективизм - нам
понятны и близки.  И нет ничего фантастического в предположении, что с
этими  землянами мы найдем общий язык,  в то время как от первых можем
ждать только самого худшего.
     Сограждане, я  прошу  вас  очень  внимательно выслушать последние
новости с Третьей планеты.  Вы,  разумеется,  помните позапрошлогодние
сообщения   земных  радиостанций  о  том,  что  построенная  Человеком
межпланетная ракета обогнула Луну,  спутник Земли,  и сфотографировала
ее  оборотную  сторону,  всегда скрытую от землян.  Напомню,  что Луна
находится от Третьей планеты в шестнадцать раз дальше,  чем от нас наш
наиболее  отдаленный  спутник,  и  что вторая космическая скорость там
превышает нашу более чем вдвое. Можете отсюда сделать вывод о мощности
земных ракет.  Напомню также, что ракета, обогнувшая земную Луну, была
третьей  по  счету,  помимо  многочисленных  искусственных  спутников,
запущенных людьми на протяжении последних двух с половиной лет.  Далее
последовал запуск  ракеты  в  околосолнечное  пространство,  потом  ко
Второй  планете,  и,  наконец,  серия  опытов  с  какими-то низшими по
сравнению с Человеком животными.  А полгода назад, как вы все помните,
мы  были  взволнованы  первым за всю историю Третьей планеты полетом в
космическое пространство самого Человека.  За этим полетом последовали
и другие,  пока в небольшом удалении от Планеты.  А вчера наш молодой,
высокоодаренный  сотрудник   Бзцва   неоспоримо   расшифровал   земную
передачу, где говорится о подготовке землян к полету на Чунгр!
     Едва Тхнтшу  промыслил  это,  как  комната,  где  он   находился,
наполнилась шумом, точно внезапно распахнулась дверь от порыва ветра и
ворвался  ропот  встревоженной  листвы.  Это  была  звуковая   реакция
взволнованной  планеты  на  его  сообщение.  Ей сопутствовала такая же
электрореакция,  которую  остро  ощутили  напряженные  нервы  ученого.
Взволнованный  не  меньше  других,  он  сделал  паузу,  чтобы глотнуть
немного ароматической воды, потом продолжал:

     - Да,  дорогие сограждане!  Нравится это нам или не нравится,  но
эре  "космического  изоляционизма",  длившейся долгий ряд тысячелетий,
приходит конец.  Вернее,  пришел уже - извне,  независимо от нас и  не
считаясь с нашими желаниями.  Хотим мы этого или не хотим,  начинается
новая эра,  предсказанная моим великим учителем Кхруарбрагфром,  - эра
космического общения.
     Вот когда Тхнтшу раскрыл карты!  Прозвучавшее на всю планету  имя
великого  мятежника  поразило  ее не меньше,  чем сказанное перед тем.
Снова наполнилась шумом комната, и еще труднее стало нервам оратора от
резко  возросшего электрического потенциала воздуха.  Впрочем,  внешне
ученый  казался  совершенно  бесстрастным.  Только  опять  глотнул  из
серебристой чашечки.
     - Вернемся,  сограждане,  к фактам, - невозмутимо продолжал он. -
Пока  с  Земли  улетали  в космос ракеты-автоматы и поднимались низшие
животные, мы еще могли не тревожиться. Но теперь мы стоим перед фактом
проникновения в космос самого Человека.  Все радиостанции Земли только
и твердят об этом.  И в каких  выражениях!  Они  говорят  о  "штурме",
"покорении" космоса,  о "завоевании околосолнечного пространства",  Не
более и не менее!
     С одной  стороны,  эти потрясающие новости не могут не обрадовать
каждого из нас,  как факты победы Разума  над  Хаосом.  Чунгр  уже  не
одинок в нашей солнечной системе,  как колыбель мыслящих существ.  То,
что в течение тысячелетий было лишь надеждой  немногих  ученых,  стало
научным фактом.
     А с другой стороны,  вам всем понятно, какими опасностями чревата
для  нас  эта  новость.  Кого мы можем ждать к себе в гости с соседней
планеты? Вот основной вопрос, который нас волнует. По всей информации,
какою мы располагаем на сегодня о Человеке,  это существо воинственное
и агрессивное.  Одна  радиостанция  Земли  недавно  сообщила,  что  за
последние три тысячи земных лет (а это,  как вы знаете,  всего полторы
тысячи наших лет) на Третьей планете было лишь 362 года (181 наш  год)
без войн между землянами. При этом войны не убывают в своем размахе, а
прогрессируют.  Уже  дважды  они   становились   у   них   всемирными.
Вспыхнувшая  двадцать  четыре  наших года назад Первая всемирная война
длилась 1 564 дня (как известно,  равных нашим дням) и  унесла  десять
миллионов человеческих существ.
     А случившаяся десять с половиной наших лет назад Вторая всемирная
война  длилась уже 2 194 дня и унесла пятьдесят миллионов человеческих
существ!  Совершенно ясно,  что история земной цивилизации  вплоть  до
сегодняшнего дня - это кровь, кровь и кровь...
     Что является злобой дня на  Третьей  планете  сейчас?  Глобальная
ядерная война! Быть ей или не быть? Одна часть человечества, о которой
я уже говорил вам, настойчиво требует мира и разоружения, она понимает
всю  чудовищность такой войны для цивилизации.  Но другая,  как это ни
дико, находит выгодным для себя балансировать на грани войны, угрожать
ею.  О численности тех и других мы точных данных не имеем.  Однако уже
одно то,  что такие споры ведутся на соседней планете, не может нас не
встревожить.  Какие  гарантии,  что к нам прилетят первыми те,  кто за
мир, а не те, кто за войну? Из отдельных их радиопередач мы знаем, что
сторонники  войны  уже  пускали  в ход атомное оружие и уничтожили два
больших города.  Если первыми прилетят к нам они - нас  могут  ожидать
события,  которые  мало  чем будут отличаться от страшных лет борьбы с
молококормящими яйценосами.  Как видите,  я  не  случайно  начал  свое
сообщение именно с них.

     Опять обратная связь принесла волну тревожного шума, заставившего
Тхнтшу сделать  новую  паузу.  Он  физически,  электрочувством  ощущал
небывалое волнение Планеты.
     - Не мое дело,  - продолжал он,  - предлагать  сейчас  какие-либо
меры  и  указывать выход из создавшегося положения.  Это сделает Совет
Планеты с ведома всего Чунгра. Мой скромный долг - информировать вас о
новых данных,  полученных наукой. Но, прежде чем закончить, я хотел бы
остановить ваше внимание еще на одной стороне дела.
     Среди обильнейшей     информации,     полученной    нами    путем
радиоперехватов с соседней планеты,  мы  особо  выделяем  и  исследуем
отрывочные,   но  в  высшей  степени  любопытные  сведения  о  научной
фантастике землян.  Почему мы уделяем ей так много  внимания?  Потому,
что    это    область    литературы,    где   откровеннее   всего,   в
гиперболизированном виде обнажаются устремления данного общества и его
взгляды на мир.
     Чрезвычайное значение имеет  для  нас  то,  что  во  всех  доныне
известных нам произведениях этого рода ясно звучит нота: "мера вещей -
Человек".  То самое,  что утверждал  когда-то,  говоря  о  чунгрианах,
простодушный Пфа!  Это же самое говорят спустя двести тысяч лет земные
Пфа.  И о ком! О мягком, лишенном хитиновых покровов существе, имеющем
только две руки,  лишенном тройного зрения,  живородящем, общающемся с
себе подобными лишь посредством жестов и звуков,  а электрочувства  не
знающем, по-видимому, совершенно! Это существо претендует, изволите ли
видеть, на звание "венца творения"! Именно так гласит один перехват.
     Комнату потряс  взрыв смеха (его звуки и электросубстрат),  и сам
Тхнтшу  не  смог  не  засмеяться.  Хохотали  все  семьсот   миллиардов
чунгриан,  как хохотали бы люди,  если бы им сказали, что на положение
"венца творения" заявил  претензию  суслик.  Обратная  связь  доносила
миллионократно ослабленное ощущение этого гомерического,  планетарного
хохота. Когда, наконец, его пароксизм прекратился, ученый продолжал:

     - Недавно   земною   радиостанцией   был   передан   отрывок   из
научно-фантастического   произведения   некоего   фантаста   Казанцева
"Планета бурь",  в котором описывается полет двух космических кораблей
землян  на  Вторую планету.  На одном корабле летят у него миролюбивые
земляне,  на другом - прошу это особо заметить!  - та  самая  наиболее
опасная  категория Человека,  которая уже прибегала к атомным бомбам и
не  намерена  от  них  отказаться.  Этот  радиоперехват,   сограждане,
является документальным доказательством того, что не исключен прилет к
нам и таких.  Кого же находят фантастические путешественники на Второй
планете?  В высшей степени характерно!  Во-первых, существа, хотя и не
похожие на них,  но все-таки  отдаленно  их  напоминающие;  во-вторых,
обнаруживают  следы...  себе  подобных  и  на  этом  основании  делают
удивительное заключение,  будто бы Человек является потомком чунгриан.
Да,  да!  Неизвестно только, каких: молококормящих яйценосов или нас с
вами.
     Новый взрыв смеха всей планеты прервал его рассказ.
     - Вот до какой степени ограниченны и самовлюбленны  земляне!  Они
наивно  убеждены,  что нигде во вселенной материя не могла сложиться в
более рациональные и прекрасные формы,  чем те,  какие свойственны  им
самим.  Наивность личинки,  как говорит наша пословица!  Ту же мысль с
еще большей настойчивостью развивает другой земной  фантаст  по  имени
Ефремов.   Он   пытается  даже  научно  аргументировать  биологическую
закономерность и неизбежность того,  что мыслящие существа могут  быть
только сколком с него самого.
     Послушайте, как он это доказывает:
     "Прежде всего должны быть развиты мощные органы чувств,  и из них
наиболее  -  зрение,  зрение  двуглазое,  стереоскопическое,   могущее
охватывать пространство, точно фиксировать находящиеся в нем предметы,
составлять точное представление об их форме и расположении"1.
       1 И. Ефремов, "Звездные корабли". Детгиз, 1953, стр. 67.
     Предпосылки совершенно верны.  Но можно ли без смеха слышать, что
два   глаза   лучше  выполняют  эти  задачи,  чем  три,  дающие  такую
стереоскопичность и точность зрения,  о какой двуглазый Человек  Земли
не может и подозревать?
     Другой фрагмент:  "Мыслящее существо,  -  утверждает  Ефремов,  -
должно  хорошо  передвигаться,  иметь  сложные  конечности,  способные
выполнять работу,  ибо только  через  работу,  через  трудовые  навыки
происходит  осмысливание  окружающего  мира  и превращение животного в
Человека"1.  Правильно.  Но разве две пары рук и одна пара  ног  (или,
если  требуется,  четыре  ноги  и  две руки) менее совершенная рабочая
комбинация, нежели две руки и две ноги?
       1 И. Ефремов, "Звездные корабли". Детгиз, 1953, стр. 67

     Последний, третий фрагмент.  "Мыслящее животное, - говорит земной
фантаст,  - должно иметь подвижность, достаточные размеры и силу, эрго
- обладать внутренним скелетом, подобным нашим позвоночным животным"1.
Не  установлено окончательно,  что значит слово "эрго".  Но и без него
смысл ясен.  Можно ли себе представить более странное заблуждение? Что
за  наивность  -  ставить  знак  равенства  между  силой  и внутренним
скелетом! Хочется спросить автора: наблюдал ли он когда-нибудь в своей
жизни  земного  Муравья,  который,  не  обладая  (как и мы) внутренним
скелетом,  поднимает тяжести относительно в шестьсот раз большие,  чем
способен поднять самый сильный Человек?
       1 И. Ефремов, "Звездные корабли". Детгиз, 1953, стр. 67

     Спору нет,  соотношение  между  силой  и  размерами  животного  -
величина,  не растущая в простой прогрессии.  Чем больше существо, тем
оно тяжелее  и,  следовательно,  больше  теряет  силы  на  преодоление
собственного   веса.   Однако   же,  даже  принимая  во  внимание  это
соображение,  никак нельзя утверждать, что животное членисто-трубчатой
конструкции   слабее   позвоночного.   Это  утверждение  опровергается
техникой.  Разве не строят летательные аппараты из труб,  нисколько не
теряя при этом в прочности?
     Если бы  я  мог  встретиться  с  автором  приведенных  цитат,   я
порекомендовал  бы  ему побеседовать с его замечательным сопланетником
по  имени  Энгельс.  Беру  на  себя  смелость  утверждать,  что  среди
известных нам умов,  рожденных Третьей планетой,  это один из наиболее
глубоких.  Вот одно  из  его  высказываний,  к  сожалению  испорченное
трудностями  приема  в  связи  с  песчаной  и  магнитной  бурей  в дни
последнего Великого Сближения наших планет.  "Каждая  отдельная  форма
существования материи - безразлично,  солнце или туманность, отдельное
животное или животный вид,  химическое  соединение  или  разложение  -
одинаково  преходяща"2,  - говорит этот мудрец.  Тут досадный пропуск.
Дальше:  "Ничто не вечно,  кроме вечно изменяющейся,  вечно движущейся
материи  и  законов  ее движения и изменения"3.  Нельзя не восхититься
этой блестящей формулировкой.  Не то же ли самое говорил  наш  великий
Укхх?
2 Ф. Энгельс, Диалектика природы, 1953, стр. 18.
     В дальнейшем Энгельс говорит о "животных с мыслящим  мозгом",  но
отнюдь  не  сводит их к позвоночным или молококормящим.  Напротив,  он
смело утверждает,  что материя в своем развитии "некогда  истребит  на
Земле  свой  высший  цвет  -  мыслящий дух...",  чтобы "с той же самой
железной необходимостью..." снова породить его  "где-нибудь  в  другом
месте и в другое время"2.  Как видите,  ни слова о позвоночнике,  двух
ногах,  двух глазах. "Животное с мыслящим мозгом... Мыслящий дух..." -
вот  в  каких  выражениях  говорит  об  этом мудрец,  понимающий,  что
развитие материи неисчерпаемо, как она сама.
                         2 Т а м же, стр. 19.

     Как мы знаем, это и есть истина.
     Я показал вам, как вульгаризируют некоторые земляне представление
о  разумной  жизни  в  космосе,  чтобы  лишний раз подчеркнуть остроту
сложившейся ситуации.  Из собственного опыта мы знаем,  что на  ранних
стадиях развития культуры, мудрецы, увы, не всегда одерживают верх над
неразумными.
     Тхнтшу чуть было не промыслил, что то же бывает и на более зрелых
стадиях развития - пример тому трагическая  судьба  Кхруарбрагфра.  Но
удержал себя от этого соблазна и продолжал:
     - Слишком  разны  основы  нашей  биологии,  нашего   прошлого   и
настоящего,   наших   взглядов  и  вкусов,  чтобы  ожидать  легкого  и
безболезненного взаимопонимания с Третьей  планетой,  еще  раздираемой
междоусобными распрями.  От худшей части существ, мнящих себя эталоном
разумной жизни,  Чунгр и его великая цивилизация  могут  ждать  самого
худшего.  Удастся  ли  нам  найти общий язык с их лучшей частью,  тоже
говорящей о "штурме" и "завоевании" космоса,  покажет будущее. Так или
иначе,  мы должны готовиться к очень скорой встрече с этими странными,
во  многом  загадочными  для   нас   существами.   Эре   "космического
изоляционизма",  я  повторяю,  пришел  конец.  Начинается  новая  эра,
провозвестником  которой  был   и   остается   мой   великий   учитель
Кхруарбрагфр.
     Он испил чашу  смерти,  поднесенную  ему  нами.  Но  он  оказался
прозорливее  нас.  Пришло время сказать это открыто.  Судите обо мне -
или меня - как вам будет угодно,  но я был бы лицемером,  если  бы  не
сказал этого сейчас. Все мое существо полно невыразимой горечи оттого,
что нет  рядом  со  мной  в  эту  минуту  Учителя,  что  не  может  он
порадоваться вместе со мною своему торжеству.
     Гробовая тишина была ответом на эти слова. Планета замерла. И сам
Тхнтшу  не  скоро смог совладать с охватившим его волнением.  Наконец,
предельным усилием воли смирив чувства, зарадировал дальше:
     - Еще  одно  небольшое,  но  довольно  существенное замечание:  о
соотношении физических сил чунгрианина и Человека.  (В скобках  скажу,
что   в   случае   столкновения  вопрос  будет,  разумеется,  решаться
соотношением техники,  а не физических данных,  но кое-какое  значение
имеют и они.)
     К сожалению,   науке   до   сих   пор   не   удалось   установить
математический  эквивалент земного слова "метр",  которым обозначается
преобладающая на Третьей планете мера длины.  Установлено только,  что
сантиметр  -  это  сотая часть метра,  миллиметр - тысячная,  микрон -
миллионная,  а километр это тысяча метров.  Но что такое метр,  мы  не
знаем.  Из  перехватов  известно,  что  наиболее крупные Муравьи Земли
имеют рост в три-четыре сантиметра,  а ископаемые пращуры этих  земных
насекомых  бывали  величиной  до  50-70  сантиметров,  то  есть  раз в
пятнадцать больше,  чем сейчас.  (Кстати сказать, это говорит в пользу
моего предположения, что наши биологические аналоги на Третьей планете
не прогрессируют,  а вырождаются.  Средний рост Человека, по имеющимся
данным,  165  сантиметров,  то  есть  он больше современного Муравья в
сорок-пятьдесят раз.
     Но опять-таки  что  же такое метр?  Если принять рост современных
Муравьев  за  равный  нашему,  то  Человек  должен  быть  невероятных,
сверхгигантских  размеров,  гораздо  больше и страшнее недоброй памяти
молококормящих гигантов.  Однако это только гипотеза, не более, и я не
хотел  бы,  чтобы  мои  слова  дали  основание для какой бы то ни было
паники. Скорее всего, метр гораздо меньше предположенного мною.
     Впрочем, как  бы  там  ни  было,  мы  все  должны  думать о новой
ситуации,  возникающей,  или,  вернее,  уже  возникшей   для   Чунгра,
внимательно  следить  за  дальнейшим  развитием  космической  агрессии
землян и в надлежащее время сделать из нее надлежащие выводы.
     Я кончил, сограждане. Благодарен за внимание!
     Миллиард за миллиардом выключались и гасли  телевизионные  экраны
Чунгра.   Напряженную   тишину,  стоявшую  на  всей  планете  в  конце
выступления  Тхнтшу,  сменило  взволнованное  обсуждение   потрясающих
новостей.
     Выключение трансляционного  поля  отозвалось  на  чуткой  нервной
системе   маститого   ученого,  как  электрический  толчок,  принесший
облегчение.
     Энергично расправляя  затекшие  члены,  Тхнтшу вышел в фойе.  Его
тотчас опять окружили сотрудники ЛКИТПа и ЦКИ.  Рослый,  очень  темный
Бзцва,  которого  Тхнтшу  так  лестно  упомянул  в  своем выступлении,
приблизив свое лицо к лицу учителя, беззвучно сообщил ему:
     - Вы  так  рассмешили Планету,  что сейсмические приборы отметили
небольшое чунгротрясение.
     - Вы шутите?
     - Нет, серьезно, учитель.
     Тхнтшу стоял  совершенно неподвижно.  Ничего нельзя было прочесть
не только на хитиновом покрове его лица,  но и в глазах.  Если  б  его
увидел  сейчас Человек,  он,  пожалуй,  впал бы в заблуждение:  ему бы
показалось,  что он видит на лбу Тхнтшу две глубокие морщины. На самом
деле это были борозды, оставленные катастрофой, в которую ученый попал
в молодости. Морщин у чунгриан не бывает.
     - Меньше всего я хотел смешить, - ответил он наконец.
     - Я понимаю.
     - Как   вы  думаете,  как  отнесутся  к  тому,  что  я  сказал  о
Кхруарбрагфре?
     - Мы - с вами.
     - В вас я не сомневался и не сомневаюсь.
     Опять молчание.
     - Вы очень устали, учитель?
     - Очень.
     - Проводить вас в комнату отдыха?
     - Нет. В пятую башню.
     - Вы хотите...
     - Да!
     И Тхнтшу  пошел  к  выходу.  Толпа  молодых  ученых   почтительно
расступилась  перед ним и Бзцва.  Через три сотни шагов они были уже у
входа в пятую  астрономическую  обсерваторию.  Башня  тускло  отражала
своей серой металлической поверхностью пепельный свет малого спутника,
быстро скользившего по черному звездному небу справа налево.
     - Мне хочется посмотреть на Землю, - промыслил Тхнтшу.
     - Понимаю, - так же ответил Бзцва и распрощался с учителем.
     Прежде чем  войти  в  башню,  старик бросил пристальный взгляд на
ярко-голубую  звезду,  окруженную  семью  звездами  Большого  Топора4.
Третья  планета...  Она  и  Большой  Топор  стояли  посредине черного,
сияющего небосвода.
                         4 Большая Медведица
     Продолжая работать  все  в  том  же  направлении,  мысль   Тхнтшу
горделиво  отметила:  разве  можно  сравнить  условия  астрономических
наблюдений на Чунгре с земными?  Насколько  здесь  прозрачнее  и  ярче
небо!
     Однако какой  холодный   вечер   выдался...   Наверно,   градусов
восемьдесят ниже нуля. Поежившись, Тхнтшу вошел в башню.
     Сел поудобней в кресло.  Руко-ногами привел в движение механизмы,
наводящие  телескоп  на  объект.  В это же время руками он фокусировал
изображение.  Три глаза позволяли видеть необыкновенно четкое, вдвойне
стереоскопическое  изображение  объекта.  Еще  и еще раз старый ученый
подумал:  как должны будут  позавидовать  двуглазые  земные  астрономы
чунгрианам!
     В поле зрения показался сильно  размытый  по  краям  полудиск:  в
основном  ярко-белый,  кое-где  мутновато-желтый и сероватый,  местами
отчетливо голубой.  Так же  отчетливо  диск  перечеркнут  по  экватору
светлой полоской, подобной кольцу Сатурна, но образованной мельчайшими
космическими частицами,  взятыми в плен  планетой.  Посреди  голубизны
ослепительно лучилась светящаяся точка. Отражение солнца в воде. Как у
них там много воды! А сколько солнечного тепла! В два с четвертью раза
больше, чем получает Чунгр! Не диво, что так богат животный мир.
     Неподалеку от Третьей  планеты  висел  в  пространстве  крохотный
полудиск  Луны  -  до  недавнего времени единственного ее спутника,  а
теперь уже  ставшего  старейшиной  целой  семьи  спутников,  созданных
Человеком.  Этих крохотулек,  конечно,  не увидишь.  Впрочем,  однажды
фотография зарегистрировала слабый мгновенный блик - видимо, отражение
солнца   на   полированной  металлической  поверхности  искусственного
спутника.
     В который раз старый ученый смотрел на планету,  изучению которой
отдал сто пятьдесят земных  лет!  Сколько  ночей  провел  он  в  таких
креслах,  наблюдая,  записывая,  фотографируя, размышляя. Но, кажется,
никогда еще не испытывал такого восторга и такой тревоги.
     Вот он, второй очаг разумной жизни в нашей солнечной системе!
     Братья по Разуму!
     А вдруг враги?
     Она сейчас далеко, эта планета. Но приближается. Угрожающе.
     Пять-шесть чунгрианских  лет - и новое Великое Сближение,  первое
после того,  как земляне порвали цепи земного тяготения и вырвались  в
космос. Что-то принесет оно Чунгру?
     Глубоко задумавшись,   старый    Тхнтшу    застыл    в    угрюмой
неподвижности.  Хитиновые покровы чунгрианина не отражают чувств. Но в
глазах  пылали  чувства,  пылала  мысль.  Борозды  на  лбу   придавали
кроваво-золотистым глазам особенную выразительность.
     Не может быть,  чтобы на Третьей планете добро не  победило  зла,
Разум  -  мракобесия.  Они  победили  на  Чунгре.  Победят и на Земле.
Победят во всей вселенной.

Last-modified: Thu, 31 May 2001 19:52:56 GMT

Оцените этот текст: