Тематические сборники зарубежной фантастики  * Сборник зарубежной фантастики "Практичное изобретение" *  Джон Д.Пирс. Инвариантный --------------------------------------------------------------- Сборник "Практичное изобретение" библиотеки Зарубежной фантастики, 1974 OCR: Благовест Иванов --------------------------------------------------------------- Вам, разумеется, в основном известно все, что касается Хомера Грина. Значит, мне нет нужды рассказывать об этом. Я и сам многое знал, но тем не менее, когда мне довелось, одевшись по-старинному, попасть в этот необыкновенный дом и повстречаться с Грином, я испытал странное чувство. Сам дом, пожалуй, не назовешь таким уж необыкновен-ным - не больше, чем его изображения. Зажатый между другими зданиями XX века, он, вероятно, хорошо сохранился и не выделяется на фоне окружающих его старин-ных домов. Но несмотря на предварительную психологи-ческую подготовку, когда я вошел, ступил на ковер, уви-дел кресла, обитые ворсистой тканью, и принадлежности для курения, услышал (и увидел) примитивный радиоприемник (хотя мне было известно, что он воспроизводит старые записи) и, наконец, самое удивительное - смог взглянуть на разожженный в камине огонь, меня охватило ощущение нереальности. Грин сидел на своем обычном месте, в кресле, у огня. У его ног лежала собака. Я не мог забыть, что он, судя по всему, - один из ценнейших людей на Земле. Но чувство нереальности происходящего, навеянное окружающей обстановкой, владело мною по-прежнему, и сам Грин тоже казался мне нереальным. Я почувствовал острую жалость к нему. Ощущение нереальности не исчезло и потом, когда я представился. Сколько людей побывало здесь? Конечно, это можно было бы узнать заранее, из отчетов. - Я Кэрью, из Института, - сказал я. - Мы с вами никогда не встречались, но мне сказали, что вы будете рады меня видеть. Грин встал и протянул мне руку. Я с готовностью пожал ее, хотя этот жест был для меня непривычен. - Да, я рад вас видеть, - сказал Грин. - Я тут чуть-чуть вздремнул. Вся эта процедура вызывает что-то вроде легкого шока. Поэтому я и решил немного передохнуть. Надеюсь, что мои препарат будет действовать вечно. Садитесь, пожалуйста, - добавил он. Мы расположились у камина. Собака, вставшая было при моем появлении, снова улеглась и прижалась к ногам хозяина, - Вам, наверное, хотелось бы проверить мои реак-ции? - спросил Грин. - Да нет, это не к спеху, можно и позже, - ответил я. - У вас здесь так уютно. Отвлечь Грина было легче легкого. Он расслабился и стал смотреть в огонь. Не буду подробно излагать содержание нашей краткой беседы. Она воспроизведена в моей диссертации "Некоторые аспекты двадцатого века" (см. приложение А) и была, как известно, весьма непродолжительной. Мне очень повез-ло, что я получил разрешение на встречу с Грином. Как я уже упоминал, беседа, приведенная в приложе-нии А, продолжалась недолго. Материалы, сохранившиеся от XX века, намного более насыщенны, чем память Грина, содержание которой давно и подробно изучено. Как известно, рождению новых мыслей способствует не сухая ин-формация, а личный контакт, безграничное разнообразие возникающих ассоциаций и человеческая теплота, которая оказывает стимулирующее воздействие. Итак, я был у Грина и имел в своем распоряжении це-лое утро. Грин, как всем известно, ест три раза в день, а в перерывах между едой к нему допускается только один посетитель. Я испытывал к нему чувство благодарности и симпатии, но все же был несколько не в своей тарелке. Мне хотелось поговорить с ним о том, что ближе всего его сердцу. Разве это не естественно? Я записал и эту часть нашей беседы, но не стал ее публиковать. В ней нет ничего нового. Возможно, она тривиальна, но для меня она значи-ла очень много. Разумеется, это глубоко личное воспоминание. И все-таки мне кажется, что и для вас это будет небезынтересно. - Что послужило толчком к вашему открытию? - спросил я его. - Саламандры, - ответил он без тени сомнения, - саламандры. Отчет о его опытах, связанных с полной регенерацией тканей, как известно, давно опубликован. Сколько тысяч раз Грин повторял свой рассказ? Но клянусь, в моей запи-си есть некоторые отклонения от опубликованного отчета. Всетаки число возможных комбинаций практически бесконечно! Но каким образом явление регенерации оторван-ных конечностей у саламандр навело его на мысль о пол-ной регенерации частей человеческого тела? Почему бы, скажем, не добиться того, чтобы на месте зажившей раны появился не шрам, а точная копия первоначальной ткани? Как при нормальном метаболизме добиться регенерации тканей, причем без изменений, происходящих при старе-нии организма? Как в точности восстановить первоначаль-ную форму, и притом всегда и во всех случаях? Вам демонстрировали это на животных при прохождении обязательного курса биологии. Помните цыпленка, у которого с помощью метаболизма замещаются ткани, но они всегда остаются неизменными, инвариантными? Страшно пред-ставить, что то же самое может быть и у человека. Грин выглядел молодо, он казался моим ровесником. А ведь он родился в двадцатом веке... Рассказав о своих опытах, включая и последнюю при-вивку, которую он сделал накануне вечером самому себе, Грин стал пророчествовать. - Я уверен, - сказал он, - что действие препарата будет вечным. - Да, доктор Грин, - заверил я его, - действительно, это так. - Не к чему торопиться, - заметил он, - прошло слишком мало времени... - А вам известно, какое сегодня число, доктор Грин? - спросил я. - Одиннадцатое сентября тысяча девятьсот сорок третьего года, если вам угодно, - ответил он. - Доктор Грин, сегодня четвертое августа две тысячи сто семидесятого года, - сказал я ему серьезно. - Бросьте шутить, - сказал Грин, - если бы так бы-ло на самом деле, я был бы одет иначе, да и на вас была бы другая одежда. Разговор зашел в тупик. Я вынул из кармана коммуникатор и начал демонстрировать прибор, показав напоследок объемное изображение со стереозвуком. Грин наб-людал за моими манипуляциями со все возрастающим удивлением и восторгом. Сложное устройство, но человек эпохи Грина мог ожидать от будущего такого развития электронной техники. Казалось, Грин забыл о разговоре, из-за которого мне пришлось достать коммуникатор. - Доктор Грин, - повторил я, - сейчас две тысячи сто семидесятый год. Мы в двадцать втором веке. Он растерянно оглядел меня, но уже без недоверия. На его лице отразился ужас. - Несчастный случай? - спросил он. - У меня выпа-дение памяти? - Никакого несчастного случая не было, - сказал я. - Ваша память в полном порядке, только... Выслушайте ме-ня. Сосредоточьтесь. И я рассказал ему обо всем коротко, в общих чертах, так чтобы он мог поспевать за моей мыслью. Он с тревогой смотрел на меня, по-видимому, его мозг работал напря-женно. Вот что я ему сказал: - Сверх всяких ожиданий, ваш эксперимент удался. Ваши ткани получили способность восстанавливаться полностью без всяких изменений. Они стали инвариантными. Фотографии и точнейшие измерения показывают это с полной очевидностью, хотя прошло уже много лет, про-шли века. Вы точно такой же, каким были двести лет назад. За это время с вами происходили несчастные случаи. Но любые раны - и незначительные, и глубокие - зале-чиваются на вашем теле, не оставляя ни малейших следов. Ваши ткани инвариантны, и мозг ваш тоже инвариантен, точнее, инвариантны его клеточные структуры. Мозг мож-но сравнить с электрической сетью. Память - это сеть, катушки, конденсаторы, их соединения. Сознание - процесс мышления - не что иное, как распределение напряжений в этой сети и текущие в ней токи. Этот процесс сложен, но он носит временный характер. Выражаясь языком элек-тротехники, это переходный процесс. Память же изменяет саму структуру мозговой сети, влияя на все последующие мысли, то есть на распределение токов и напряжений в се-ти. В вашем мозгу сеть никогда не изменяется. Она тоже инвариантна. Иными словами, можно провести аналогию между мыслительными процессами и работой реле и переключательных устройств в вашем XX веке, сравнить память со схе-мой соединения отдельных элементов. В мозгу всех остальных людей схемы соединения элементов с течением времени изменяются, элементы соединяются и разъединя-ются, появляются новые соединения, соответствующие из-менениям в памяти. В вашем же мозгу схема соединений никогда не меняется. Она инвариантна. Другие люди могут приспосабливаться к новому окру-жению, узнавать, где лежат необходимые вещи, изучать расположение комнат, адаптироваться к внешней среде, но вы этого не можете, потому что ваш мозг инвариантен. Вы связаны привычками с этим домом, он остался точно таким же, как в тот день, когда вы испытали на себе свое средство. Ваш дом вот уже двести лет как держат в полном порядке, подновляют, чтобы вы могли в нем жить, не ис-пытывая никаких неудобств. Вы здесь живете постоянно, с того самого дня, как ваш мозг стал инвариантным. Не думайте, что вы ничем не отвечаете на заботу о вас. Вы, быть может, являете собой самую большую ценность в мире. Утром, днем и вечером - три раза в день - вас разрешают посещать тем немногим счастлив-цам, которые заслужили эту честь или нуждаются в вашей помощи. Я изучаю историю. Я пришел, чтобы увидеть двадцатый век глазами интеллигентного человека этого столетия. Вы необыкновенно умный, блестящий человек. Ваш разум изучен лучше, чем любой другой. Трудно найти человека, превосходящего вас по силе мысли. Мне бы хотелось, что-бы ваш могучий мозг, соединенный с огромной наблюда-тельностью, помог мне в исследовании XX века. Я пришел поучиться у вашего мозга - свежего источника, не заблокированного, не измененного прошедшими годами, остав-шегося точно таким же, каким он был в тысяча девятьсот сорок третьем году. Но речь не обо мне. К вам приходят выдающиеся исследователи-психологи. Они задают вам вопросы, затем повторяют их, слегка изменив, и внимательно наблюдают за вашими реакциями. При этом каждый последующий эксперимент не искажается вашими воспоминаниями о предыдущем, Когда цепь мыслей у вас прерывается, в ва-шей памяти не остается никакого следа. Ваш мозг по-преж-нему, инвариантен. Поэтому психологи, которые в других случаях могут делать только самые общие выводы из про-стых опытов на многих индивидуумах, сильно отличающихся друг от друга, неодинаково подготовленных и по-разному реагирующих на раздражители, в вашем случае наблюдают изменения реакций при малейших изменениях стимулов. Кое-кто из этих ученых доводил вас до шока, но вы не в состоянии сойти с ума. Ваш мозг не может измениться. Он инвариантен. Вы представляете такую ценность, что, кажется, без вашего инвариантного мозга человечество вообще не смог-ло бы прогрессировать. И все-таки мы больше никому не предложили произвести на себе такой эксперимент. На животных - пожалуйста, Взять хоть вашу собаку. Вы пошли на это сознательно, но ведь вы не представляли, каковы будут последствия. Вы оказали человечеству громадную услугу, не сознавая этого. Но мы уже не имеем права повторять такой опыт. Голова Грина опустилась на грудь. Лицо его было озабоченным. Казалось, он искал утешения в тепле, идущем от камина. Собака, лежавшая у его ног, зашевелилась, и Грин взглянул на нее, неожиданно улыбнувшись. Я знал, что ход его мыслей был прерван. Переходные про-цессы затухали в мозгу. Наше свидание начисто исчезло из его памяти. Я встал и тихонько вышел, не дожидаясь, пока он поднимет голову.
Джон Рэкхем. Обновитель --------------------------------------------------------------- Сборник "Практичное изобретение" библиотеки Зарубежной фантастики, 1974 OCR: Благовест Иванов --------------------------------------------------------------- Кому не известны все эти прописные истины - от люб-ви до ненависти один шаг, смех и слезы живут рядом и так далее? А ведь то же самое можно сказать и об удаче. Во вся-ком случае, по отношению ко мне. Я один из тех, кому веч-но не везет, и это несмотря на такие-возможности, которые любого другого поставили бы на одну доску с Наффилдом или Рокфеллером. Чем только я не занимался: пробовал свои силы в электронике, машиностроении, гипнотерапии, экспериментальной химии, был коммивояжером и даже один сезон разъезжал с цирковой труппой. И ради чего? Старался зашибить деньжат побольше, чем я потрачу на будущей неделе. И, представьте, мне это ни разу не уда-лось. Фред прозвал меня циником. Но когда вы познакоми-тесь с моей жизнью, вы вряд ли меня осудите. Сейчас мы с Фредом компаньоны, занимаемся "внедрением", как го-ворят интеллектуалы. То есть я пытаюсь убедить людей, что у пас есть товар, который нужен им до зарезу. Посмот-рите-ка наш номер по телеку - по-моему, это здорово. Все это выглядит, как мы расписываем. Но мне даже не ве-рится, что так пойдет и дальше. Все это добром не кончит-ся. Это у меня всегда так. Откровенно говоря, точит нездо-ровое любопытство - страшно хочется узнать, каким блю-дом угостит меня рок на этот раз. Вот за это Фред и зовет меня циником. Он-то совсем другой. Неисправимый оптимист, каким я был когда-то. Если б я дал себе волю, то проливал бы по этому поводу горькие слезы. Эх, не надо бы Фреду ввязываться в это дело: он женат, счастлив в браке, ему бы какую-нибудь постоянную работу, без всяких неожиданностей. Впрочем, это для него не так уж важно: миссис Фред сама зараба-тывает, и притом неплохо. Кстати, и нашим теперешним процветанием мы обяза-ны блестящей идее, которая пришла в голову миссис Фред. Поэтому и о ней стоит сказать несколько слов. Она ведет раздел советов страдающим от несчастной любви в одном из крупнейших журналов для женщин и по-настоящему предана своему делу. Мимоходом я хотел бы опровергнуть старые басни насчет того, что подобные советы сочиняют пожилые джентльмены с бакенбардами, курящие трубки и насквозь пропахшие прокисшим элем. Вздор! По крайней мере, в данном случае. Миссис Фред - это вам не кто-нибудь! Да, о ней одной стоит написать целую книгу. Может, я когда-нибудь и напишу, потому что я ею просто очарован. Только поймите меня правильно - все это совершенно невинно. Она высокая, брюнетка, грациозна, а главное, в ней бездна того, что у актеров называется шармом. Она прекрасна той красотой, которая постепенно берет вас в плен. При этом она наивна! И к тому же упряма! Никогда не встречал столь ребячливой и простодушной женщины. Ни капли лукавства, лживости; никогда ей и в голову не придет помыслить о ком-то дурно. Устоять против нее в споре просто невозможно. Один бог знает, как они с Фре-дом составили пару: он маленького роста, легкомысленный, болтливый, и в голове у него вечно роятся самые дикие мысли, которые когда-либо рождались на свет. Впрочем, такие пары возникают сплошь и рядом. Вот почему теперь я могу рассказать об одной встрече субботним вечером два месяца назад. Мы сидели втроем в их гостиной, лениво поглядывая на экран телека, посмеиваясь над нелепой рекламой, и чувствовали себя какими-то опустошенными. - Голова как пустая бочка, - простонал Фред, будто удивляясь, что такое возможно. - Неужели у меня когда-нибудь бывали мысли? Мне пришлось признаться, что я нахожусь в таком же незавидном состоянии. Мы загрустили. Миссис Фред, кото-рая сидела в сторонке и что-то вязала, вкладывая в это не-хитрое занятие бездну грации, благосклонно улыбнулась нам. - Просто вы разбрасываетесь своими идеями, - тихо сказала она. - Вот мой дед - признаться, чудаковатый был старик - записывал все свои мысли в книгу. Он говаривал, что, если потрудиться и облечь мысли в слова, они приоб-ретают некую основательность. Считал, что таким путем они набирают вес. Чудные рассуждения, правда? - А по-моему, в этом что-то есть, - возразил я. - Для большинства людей написанное слово убедительнее. Вспом-ните, сколько раз вы слышали: "Но это же черным по белому написано, я сам читал!" И, знаете, верят, что это совершенно меняет дело. - Дед всегда утверждал, что он гений, - сказала она. - Он и правда был изобретатель. Фред, помнишь "искусственную радугу"? Теперь-то все знают про эту ра-дугу, хотя мало кто понимает механизм ее действия. Тут каким-то образом использован стробоскопический эф-фект - это я знаю точно. Поверхность, покрытая такой краской, подвергается действию обычного электрического света и при частоте тока пятьдесят герц выглядит серова-той. Но увеличьте частоту тока, и вы получите любой цвет спектра, от инфракрасного до ультрафиолетового. Голли-вуд сделал на этом хороший бизнес. Такой краситель ис-пользуют для задников и всяческих световых эффектов - вы можете это увидеть в любом лондонском театре. - Так вот отчего ваша семья разбогатела! - восклик-нул Фред. Теперь он был весь внимание. - А не изобрел ли твой дедушка еще чего-нибудь? - Ну разумеется, - улыбнулась она. - Но он больше ничего не продавал. Он говорил: если кому-то что-то действительно нужно, пусть сам и изобретет. Он только записывал свои мысли в книгу, о которой я вам рассказала. Бывало, придумает что-нибудь - запишет, смотришь - уже занялся другим. Чудесный был старик. - А ты не знаешь, где сейчас эта книга? - как бы невзначай спросил Фред. Она улыбнулась ему и поднялась с места. - Я ее положила вместе со всяким старьем. Если хочешь, сейчас принесу. И она грациозно выплыла из комнаты. Фред не изменил позы, но я почувствовал, что он весь напрягся. - Спокойнее, старик, - посоветовал я, протягивая ему сигарету. - Конечно, я готов отнестись к дедушке, с должным почтением и все такое, по, сдается мне, он был немно-го того... Не обольщайся на этот счет... - Но ведь искусственную радугу придумал он! - Да, но это самая непонятная вещь на свете! Я пробовал разобраться в формуле - она просто бессмысленна. - И все же она пошла в ход. Для меня этого вполне достаточно, мой дорогой. Я слышал странные россказни про этого предка. На старости лет мозги у него совсем раз-мягчились: занялся метафизикой, оккультными науками и прочим вздором. Но ведь то же самое произошло и с Ньютоном. И все же дедова радуга пошла в ход! А нам с тобой не приходится особенно привередничать... Она вернулась с книгой. Это был здоровый толстенный том в кожаном переплете, и пахло от него прокисшим кле-ем и сыростью. Страницы были сплошь исписаны нелепым паучьим почерком - ничего подобного я в жизни не видывал. Конечно, Фред кое в чем прав: мы не в таком положе-нии, чтобы привередничать. Но, взглянув на эти иерогли-фы, я застонал. Усмотреть в этом смысл было не легче, чем в следах мухи, побывавшей в чернильнице. Я продолжал вглядываться и с третьего захода понял, что все это было написано на разных языках. То тут, то там мне удавалось разобрать латинские, немецкие и французские слова и еще какие-то на совсем неведомых языках. Английские вкрапления, видимо, представляли собой советы по части само-усовершенствования: как возвыситься духом, как встре-титься с мировой сверхдушой и тому подобное. Очень скоро я по горло насытился этой духовной пищей. Я нашел в книге две-три формулы, но сложные математические объяснения к ним были написаны по-фран-цузски, а мой интерес к этому языку исчез с окончанием школы. Очень скоро я потерял терпение и снова уткнулся в телек, предоставив Фреду барахтаться в одиночестве. Он владел французским примерно так же, как и я, но про-должал упорствовать, щурясь на паучьи следы и что-то бормоча про себя. Через несколько минут он спросил: - Вот... Как ты думаешь, что может значить rajuster? Это звучит, как readjust - исправлять, что-то в этом роде. - А почему ты спрашиваешь? - Потому, что, если я не ошибаюсь, здесь есть форму-ла, связанная с этим. Взгляни-ка! Если вы воображаете, что я приведу здесь сейчас саму формулу, то вы еще наивнее, чем была миссис Фред до этой истории. Скажу только, что, порядком попотев и поворочав мозгами, поспорив и полистав дешевый разговорник, который мне удалось купить для этой цели, мы состряпали что-то вроде перевода. Выходило, что Фред совершен-но прав. Перед нами была, видимо, формула соединения, способного "исправлять"... Новое патентованное средство?.. Нечто универсальное?.. Называйте как угодно. - Все ясно, Фред, это просто бредни! - То же самое говорили и про радугу! - Что верно, то верно! И, знаешь... такие штуки всег-да идут у публики нарасхват. Формула вполне пристойна. Насколько я понимаю, в ее составе нет ядов, хотя некото-рые ингредиенты довольно странные. Мы могли бы полу-чить это соединение в какой-нибудь крупной лаборатории... Поначалу все казалось совсем простым. Формула действительно имеет пристойный вид. Я хочу сказать, что в ней нет ничего несуразного, вроде вздоха безумца, левой зад-ней лапы кривого кролика с кладбища - ничего в таком духе. Но теперь осторожность стала неотъемлемой частью моей натуры. - А нет ли там формулы антидота, Фред? Он только громко фыркнул, но я дал понять, что со мной этот номер не пройдет. Заставил его вчитаться. Мы оба вчитывались. Я не записываю все своп мысли, подобно деду миссис Фред, но это вовсе не значит, что у меня их нет. Мы потеряли уйму времени, пока не обнаружили, что это французское слово conterpoison как раз и значит "анти-дот". А мы-то думали, что "антидот" - французское сло-во... Удивляться тут нечему! Я сам знаю множество лю-дей, которые уверены, что "меню" - тоже французское слово. Так или иначе, мы перевели все, связанное с этой вто-рой формулой, и убедились, что она выглядит тоже вполне пристойно. Поэтому я переписал обе в свою записную книжку. Эти формулы сопровождали устрашающие мате-матические выкладки, но по части цифр я не мастак, а по-тому опустил их. Математическим гением в пашей группе был Фред. Покажите ему издали задачку с цифрами - и он побежит за ней, забыв надеть шляпу. Но на этот раз он все предоставил мне. Вот и пришлось попотеть. На это ушла целая неделя. Надо было придумать, как самому изготовить смесь в количестве, достаточном для испытания. Не хотелось впутывать в это дело какого-нибудь химика, который будет во все совать свой длинный нос. Я уже бывал в таких переделках. Мне все известно за-ранее. Я разбил формулу на части и каждую изготовил отдель но. Это давало известную гарантию: ничего не случится, пока все вместе не будет растворено в воде, В конце концов в моем распоряжении оказались три бутылки вместимостью в двенадцать унций каждая, снабженные этикетками "А", "В" и "С" и наполненные серо-вато-зеленым порошком. По моим расчетам, достаточно было смешать их содержимое в определенных соотноше-ниях, и вы получали то, что нужно. Все это время Фред надоедал мне телефонными звонками, излагал заумные планы, как мы это будем рекламировать. Его совершенно не заботило, будет ли смесь действовать как надо. Даже миссис Фиггинс - моя квартирная хозяйка, очень терпе-ливая женщина, начала проявлять признаки недовольства, поскольку каждые полчаса ей приходилось звать меня вниз к телефону. Но я был осторожен. Хотелось прежде всего убедиться в том, что все три вещества смешиваются. Для начала хоть в этом. Затем, если все пойдет как надо, я намеревался осу-ществить эксперимент и использовать для этой цели хо-зяйского кота - толстую и ленивую тварь, которая почти все свое время проводила, разлегшись на единственной ступеньке, куда не падал свет. Я всякий раз рисковал сломать себе шею, когда, поднимаясь или спускаясь по лестнице, пытался перешагнуть через кота. Так вот, Тибби - а это прозаическое имя принадлежало именно ему - предстояло, возможно, стать мучеником науки. Наконец я поставил в раковину умывальника пустую банку из-под джема. Насыпал туда порошка из трех буты-лок, перемешал стеклянной палочкой и тоненькой струй-кой пустил воду. Помешивая содержимое, я наблюдал за ним. Сначала жидкость сделалась темно-красной, затем, по мере добавления воды, стала розоветь. Ничего особенного не происходило. И вдруг очень тихо, без всяких там бур-лений, раствор стал кристально прозрачным, булькнул... и ушел в сточное отверстие. А я машинально продолжал по-мешивать стеклянной палочкой... помешивать ничто! Потому что от банки из-под джема не осталось никаких следов. Битых пять минут я как дурак стоял неподвижно, вместо того чтобы поскорее убраться подальше - ведь я был уверен, что вот-вот раздастся взрыв и трубу разорвет. Но ничего не произошло. Я постарался привести в порядок свои мысли. Прежде всего я предположил, что смесь растворила банку из-под джема! По одному этому можете судить, как я был потрясен. Потом до меня дошло, что я все еще держу стеклянную палочку и она целехонька. Зна-чит, моя догадка неверна. Но что же тогда случилось, черт побери?! Я додумался только до одного - повторить опыт, на этот раз взяв более слабый раствор. Порошка поменьше, а банку побольше. На моих дешевеньких весах я мог отве-сить только вдвое меньше порошка - точнее не получа-лось. А вот банки вдвое больше у меня не было. Пришлось обратиться к миссис Фиггинс. Она принесла мне огромный сосуд, о назначении которого я не осмелился и помыслить. Он был украшен цветами, купидонами и полустертой надписью "Сувенир из Блекпула". Я был вынужден преду-предить хозяйку, что сосуд может оказаться поврежденным или вовсе разбитым, но она только фыркнула в ответ. - Голубчик вы мой, - сказала она, - да в августе бу-дет ровно тридцать лет, как он у меня. Уж признаюсь, сколько раз я старалась будто ненароком разбить его, про-клятущего. Просто так его кокнуть мне совесть не позволя-ет, очень уж он нравился моему Альберту, тот только им и пользовался. А я и видеть не могу это уродство, ну просто не могу. Сколько ни пробовала ронять, от него только оско-лочки отламывались, и больше ничего. Так что не беспо-койтесь, дорогой! Век бы мне его не видеть!.. И вот, взяв половинную порцию порошка, я налил в сосуд воды и, чувствуя себя очень глупо, принялся помешивать раствор на расстоянии вытянутой руки. Ничего не произошло. Битых полчаса я мешал розовую жидкость, запахом напоминавшую сосновую эссенцию, применяемую для дезинфекции. Все это время я размышлял, не ослабла ли моя деловая хватка. Наконец я потерял терпение, вы-лил жидкость, вымыл горшок и в полном недоумении понес его обратно к миссис Фиггинс. Она первая заметила это. - Ух ты! - воскликнула хозяйка, держа сосуд на весу и разглядывая его со всех сторон. - Разрази меня гром, если он не стал опять совсем как новенький. Тут и я заметил, что позолота снова заблестела, все краски стали свежими и яркими, трещин и царапин в глазури как не бывало. Горшок и в самом деле выглядел совсем как новенький. Миссис Фиггинс вперила в меня пристальный взор, глаза ее расширились и округлились. - Небольшое изобретение, над которым я сейчас работаю, - поспешно пробормотал я. - Еще не все отлажено... Пока это секрет... Пожалуйста, миссис Фиггинс, никому ни слова. И, пошатываясь словно лунатик, я стал подниматься по лестнице, гадая, чего же мы добились на этот раз. Все ис-правляющее средство?.. Так, да не так... "Исправитель" - он все исправлял с лихвой. А мы-то думали, что нашли панацею от всех болезней! И почему только этот старый болван не мог писать на обыкновенном английском? Повернул я себя с небес на землю - что все-таки произошло с банкой из-под джема? Сложная проблема! И решить ее предстояло мне одно-му. Но тут я сообразил, что это не совсем так. У меня есть компаньон! Почему же только мне расхлебывать эту кашу? Я и так уж слишком многое делал сам! После этого я приготовил с полдюжины порций сухого порошка, который высыпал в шесть стеклянных трубочек, в каких продают таблетки от головной боли. У меня всегда в запасе куча таких трубочек. Затем отправился к Фреду, Они живут в пригороде, в симпатичном старинном доме с отдельным участком. Кажется, дом достался жене Фреда в наследство. Я шел по садовой дорожке и в тысячный раз думал о том, какой же Фред обалдуй, если он согласился стать моим компаньоном. И как всегда, отвечал себе, что это, быть может, совсем не глупость, может, ему просто плевать, как пойдет дело - станет процветать или лопнет. Другое дело - я. Мне надо было зарабатывать на хлеб с маслом или джемом. И тут я снова вспомнил о проклятой банке из-под джема! Я подробно рассказал Фреду обо всем, Сначала он удивился так же, как и я. А миссис Фред просто сидела и слу-шала, точь-в-точь нежная, снисходительная мамочка, лю-бующаяся на двух своих малышей, которые пытаются пус-тить пыль в глаза. Меня это бесило, да еще как! - Может быть, тут имеет значение температура, - предположил Фред, с хмурым видом встряхнув одну из трубочек. - Может, та, первая порция воды застоялась в кране и была нагретой или что-нибудь в этом роде?.. - Ну и что? - А то, что попробуем растворить порошок в горячей воде и посмотрим, что получится. - Ладно, только возьмем сосуд побольше. При условии, что тут действуют обычные законы, тепло ускорит реакцию, если здесь вообще происходит реакция... впрочем, я бы не стал биться об заклад, что она происходит... В конце концов Фред, проявив недоступную мне широ-ту натуры, предложил использовать ванну. Мне бы никогда не пришла в голову подобная мысль. А ему это представи-лось само собой разумеющимся. Мы налили полную ванну горячей воды, высыпали в нее целую трубочку порошка, вода порозовела, и мы почувствовали запах хвои. И все тут! Подождав немножко, разочарованный Фред стал предла-гать один план за другим Нет ли у меня какого-нибудь старья, чтобы не жалко было бросить в ванну? Посмотрим, не станет ли оно поновей? У меня ничего такого не было, разве что собственная голова, но я предпочитал носить па плечах прежнюю, хотя и дырявую голову. Пусть лучше поищет у себя какую-нибудь рухлядь. - Ничего такого у нас нет. А не попробовать ли нам жидкость из ванны на вкус? Я без колебаний отверг это предложение. По правде говоря, мне и запах-то не очень нравился, а о том, чтобы взять эту воду в рот, не могло быть и речи. Вода в ванне постепенно остывала, зато отношения на-ши все более накалялись. Фред было совсем собрался выдернуть затычку, произнеся при этом краткую речь, отнюдь не восхвалявшую мою предприимчивость. Миссис Фред стояла рядом с нами, наблюдая за опытом. Только я собрался проехаться насчет ее мужа - я-де не заметил, чтобы он сам жаждал сделать глоток-другой, - как она вклини-лась в наш разговор. - Мне пришла в голову одна идея, - ласково сказала миссис Фред, и мы оба заткнулись. - Возможно, дедушка думал о втираниях, о лосьоне, жидкой мази или о чем-то в этом роде. Смесь пахнет, как дезинфицирующее средство... - И что? - выдохнули мы разом. - Я, пожалуй, сейчас приму ванну. Что бы вы стали делать на нашем месте? Мы умоляли, бранились, спорили, протестовали. Разве что не применяли грубой силы. Нельзя же, в самом деле, насильно вытащить грациозную и прекрасную женщину из ее собственной ван-ной комнаты. Во всяком случае, я не мог себе этого позво-лить. Ее доводы были неоспоримы. Ванна наполнена теп-лой приятной водой. И в это время дня она всегда купа-ется. Раствор хорошо пахнет, а ее милый дедушка никогда не придумал бы ничего, что может повредить людям, - в этом она уверена. Услышав последнее утверждение, я чуть не взвыл. Дед-то был явно чокнутый, но как ей об этом скажешь?! Конечно, она настояла на своем. А мы потерпели пораже-ние. Еще хуже было то, что нам пришлось убраться прочь. Нельзя же вести протокол опыта, когда совершенно очаровательная женщина принимает ванну, ведь правда? На-учные исследования тоже имеют свои пределы, и в данном случав мы до них дошли. Поэтому, все еще препираясь, мы неохотно вынуждены были отступить и предоставить мис-сис Фред ее собственной судьбе. Мы медленно спустились вниз. - Фред, - сказал я в отчаянии, - давай-ка еще раз просмотрим записи в книге старого психа. Может, мы пропустили что-нибудь. Вдруг мы найдем отмычку?! Черт по-дери, он-то должен был знать, что к чему, Только мы сошли с последней ступеньки, как Фред схватил меня за руку. - Тихо!- скомандовал он.- Ты что-нибудь слы-шишь? Я прислушался и, конечно, услышал. - Похоже, что плачет ребенок! - Плачет, - ухмыльнулся Фред. - Орет как зарезанный, словно... Совершенно верно. Мы затаили дыхание. Нам обоим пришла в голову одна и та же мысль. Дом стоит в стороне от других, соседей поблизости нет, значит, плачущий младенец здесь... наверху. Значит, он в ванной!.. Когда Фред высаживал дверь, я отстал от него всего на один прыжок. О, я знаю, мне не следовало врываться в ванную, но я ринулся за ним и увидел, что в воде, ставшей те-перь прозрачной как горный хрусталь, еле держится на ногах маленькая девочка девяти - ну, десяти месяцев от роду, не больше. Чтобы не упасть, она смертельной хват-кой уцепилась за висячую мыльницу и яростно вопила. На миг Фред и я просто оцепенели. Потом он бросился к ванне и выхватил из нее малышку, а я закутал ее в поло-тенце. Следующий кадр я увидел совсем вблизи. Малют-ка сжала пальчики в кулачок и решительно заехала Фре-ду по носу - явно нарочно. После этого у меня не осталось сомнений. - Ты думаешь то же, что и я?.. - бормотал Фред, пока мы спускались в гостиную. При этом он вел себя как забот-ливый папаша. - Ведь это... миссис Фред, да? Мне пришлось согласиться. - Похоже, в ванной же больше никого нет, я своими глазами видел... Невероятно, конечно, но... Я пожал плечами. Младенец снова заорал. - И что теперь делать? - Понятия не имею! Давай попробуем опять загля-нуть в эту проклятую книгу. Только мы раскрыли ее, я понял, в чем наша ошибка. Скажите, если угодно, что сработало подсознание. Теперь я ясно увидел, что здесь написано не rajuster, а rajeunir. Обратившись к словарю, мы узнали, что это означает "омо-лаживать". Я честил Фреда, он поносил меня, затем мы, объединившись, ополчились на дедушку и его отвратительный почерк. Теперь, когда разобрались, что к чему, стали понят-нее и цифры. Дедушка и не думал утверждать, что потра-тил двадцать пять лет на совершенствование своего изобре-тения, как мы считали раньше. Он, оказывается, написал, что его состав отбрасывает предметы на двадцать пять лет назад или что-то в этом роде. Ну конечно! Я знал, что ме-сяца через два миссис Фред собиралась отметить свой два-дцать шестой день рождения. Когда Фред понял, что все это значит, он чуть не поседел от горя. И тут я вспомнил о составе conterpoison. Как человек предусмотрительный, я уже изготовил его. Противоядие состояло из порошков "Л" и "С" с примесью обычной питьевой соды. Насколько я мог разобрать ужасный почерк деда, состав оказывал сильное воздействие на концентра-цию ионов натрия в живых тканях. Итак, ключ у меня в руках. Я торопливо объяснил это Фреду и убежал, бросив его с ребенком на руках. Вернувшись в свои меблированныe комнаты, я заполнил таинственной смесью весь запас трубочек. Затем схватил такси и опять помчался к Фреду. Приближалась полночь. Я отсутствовал около двух часов, и за это время Фред явно постарел. Впрочем, ничего удивительного здесь не было. - Ты уверен, что это моя жена? - застонал он, показывая следы укусов и царапины на руках и лице. - У нее отвратительный характер! Галстук его сбился к уху, волосы торчали во все сторо-ны. Впервые в жизни он выглядел как муж, находящийся под башмаком у жены. Притом у жены-младенца! - Может, она отвыкнет от дурных привычек, когда подрастет, - пошутил я. Фред даже не улыбнулся. Мне тоже было не очень-то смешно. Мы поднялись наверх. Я пустил воду из крана, попробовав ее локтем - это я вычитал в романах, - и высыпал в ванну антидот. На этот раз вода помутнела, приобрела золотистый оттенок и слегка запахла йодом. Фред прижимал младенца к себе, он колебался. Я не осуждал его. Но что еще оставалось делать? Он развернул полотен-це и на вытянутых руках опустил крошку в воду. Малютка отбивалась изо всех сил. Вдруг раздался всплеск и крик, который сразу же перешел в бульканье. - Я уронил ее в воду! - завопил Фред, делая отчаян-ные попытки выудить ребенка. - Она утонет... Я бросил полотенце, ринулся на помощь и тут же отпрянул: в ванне стояла миссис Фред и гневно глядела на нас. Такого выражения на ее лице я еще никогда не видел. - Не смей тыкать меня в ребра!- взвизгнула она, стараясь отдышаться. Вода стекала с ее спутавшихся волос. Мы так никогда и не узнали, как именно миссис Фред хотела нас обозвать, ибо в этот миг она сообразила, что стоит по колено в прозрачной воде совершенно голая. Она вся съежилась, по-краснела с головы до пят и погрузилась в воду. Мы опрометью выскочили вон. К тому времени, когда она появилась вновь, мокрая и взбешенная, мы о ней и думать забыли. Накопец-то мы разобрались, что означают проклятые цифры в книге; я ведь уже говорил вам, что Фред - прирожденный матема-тик. Он весь погрузился в эти причудливые каракули, что-то чиркая карандашом и непрестанно бормоча себе под нос. Результаты получились поразительные. Для удобства мы обозначили один состав знаком "минус", другой - знаком "плюс". Растворенные или нерастворенные, они действо-вали одинаково, хоть и разнонаправленно: отправляли на двадцать пять лет вперед или назад. Но если их соеди-нить, то... - Мы добьемся заданного сдвига во времени, понима-ешь? - Фред прямо искрился энтузиазмом, и на этот раз я разделял его чувства. - Если подобрать правильные про порции для смеси порошков, можно будет отодвигать вре-мя на любой срок в пределах двадцати пяти лет. Тут-то на нас обрушилась мечущая громы и молнии миссис Фред. - Вот два придурка! - бушевала она. - Я могла утонуть, а вам все трын-трава... Меня поразило, как изменился ее нрав. Фред был слишком поглощен делом и не заметил этого. - Хватит! - резко оборвал он ее.- Лучше пошевели мозгами. Подыщи несколько однотипных предметов, чтобы срок их изготовления был известен. Но он должен быть разным. Займись-ка этим побыстрее. Фред превзошел Цезаря, отдающего приказы: она ста-ла покорной, как овца, ушла и принесла то, что нужно, раньше, чем я сообразил, чего он хочет. Однотипные предметы, изготовленные в разное, но точно известное время?.. Я и за тысячу лет не додумался бы, что же взять, а она за десять минут разыскала кучу старых газет, начиная со вчерашней и кончая выпуском трехмесячной давности. Потом мы вынули из серванта редчайший старинный хрусталь. Это были фамильные вещи, доставшиеся по наследству: можно гарантировать, что они не растворятся в воз-духе. Мы стали взвешивать и отмерять в хрустальные сосуды небольшие дозы порошка, а затем торжественно налили туда чистую водопроводную воду. Если бы кто-нибудь застал нас за этим занятием, нас бы тут же, без всяких разговоров, отправили в желтый дом. Но все это были пустяки. Главное началось, когда мы опустили вырезку из самой старой газеты в самый сильный раствор. Вода порозовела, потом сделалась прозрачной, и вырезки не стало. Дружно, затаив дыхание, мы вручили Фреду другую вырезку из той же газеты, чтобы он опустил ее в следующий раствор. Бумага уцелела, зато напечатанный на ней текст полностью исчез! - Это уже само по себе кое-чего стоит! - заулыбался Фред. Мы с облегчением перевели дух, а миссис Фред с тревогой схватилась за свое вышитое полотенце. - Во всяком случае, до сих пор надежного отбеливателя для типо-графской краски не существовало. Так! Пошли