чше ваших затей и даже самобеглой колесницы. А я запишу для потомков. Был бы помоложе -- не стал бы и просить... а так, скажу тебе, на путешествие в твой мир надо зиму с летом потратить, а нет их у меня. Чувствую -- недолго уж осталось жить. -- Ну хорошо, расскажу то, что знаю. А как писать-то будете? Неужели на Руси уже и письменность существует? -- Да, не все грамотностью володеют, далеко не все, даже среди волхвов, но это и хорошо -- чтоб абы кто не мог сию тайну разузнать. Только посвященным позволено будет. Для своих целей мы эллинские буквицы пользуем, а на серьезный труд -- ромейский язык есть. -- Латынь? И вы ее знаете? -- Ромейский мы его зовем. Ну так рассказывай. -- С чего ж начать-то... Наши года с вашими никак не пересекаются... -- Общее есть? -- Есть -- хунны. -- Вот от их срока и говори. -- Легко сказать, в нашем мире при хуннах -- русичей не было. Хотя, шут их знает, может и были, -- Стас почесал голову, -- я уже ни в чем не уверен. Может и были русичи, просто сведений до наших времен не дошло. В общем, этот период для нас совсем темный. Хунны захватили Рим, пограбили. Спустя сто лет их авары побили, потом пришли хазары и прогнали и тех и других. Собственно тогда-то первые сведения про русичей появляются. Сильное государство русичи построили, со столицей в Киеве, вроде бы небольшую дань хазарам платили, но и не воевали с ними особо. Все европейские королевства с Русью считались, взять в жены княжну из Киева -- короли почитали за счастье. Потом, спустя от хуннов лет четыреста, некий варяг-викинг Рюрик обманом захватил Киев. -- Ты сказал -- Рурик? -- Да, а что, знакомое имя? -- Имя -- не знаю, а вот слово не скандинавское. Руриком -- сокола зовут, это росское слово, не мог викинг такое имя носить. Ладно, дальше сказывай. -- Странно, в нашем мире все считают Рюрика скандинавом, он с воинами на купеческих ладьях приплыл к Киеву с севера, а киевляне, думая, что это торговые гости, открыли ворота, тут то город и захватили. Хм... Хотя у Рюрика два брата были, все вместе они жили в северных городах -- Новгороде или Пскове, и сведений, что эти города тоже захватывали -- не имеется... Может там они и родились... Тогда действительно, Рюрики -- не викинги... -- Дальше что было? -- Потомки Рюрика собрали разрозненные племена русичей под свою руку, разбили хазар и укрепили Русь, как единое государство, присоединив древлян, дреговичей, вятичей... -- Ты сказал, Рурики укрепили Русь в единое государство, но перед этим, что государство уже было и с ним иноземцы считались. Одно из утверждений ложно. -- Хм... Наши историки говорят говорят, что именно Рюрик объединил племена, хотя действительно, в Европе Русь была известна задолго до него. Не знаю, как объяснить такую нестыковку событий. -- Ладно, дальше продолжай. -- После Рюриков спустя лет сто религию поменяли -- тогдашний князь Владимир принял византийское христианство. А на вашего брата -- волхва -- гонения начались. Спустя еще лет двести -- на Русь напали новые степняки татаро-монголы, и покорили ее на долгих триста лет... Долго рассказывал Стас историю государства Российского, до самого олимпийского 80-го года дошел, и даже сделал предположительный прогноз на будущее, припоминая прочитанные книги фантастов. Всеволод слушал, не перебивая, лишь изредка уточнял непонятные слова и события. А по окончании выдал свое резюме: жизнь России выдалась не сладкая, и во всех бедах виноват Рюрик. Стас, посчитав, что волхв обиделся на принятие христианства, начал доказывать преимущества этой монотеистической религии для блага объединения государства, на что волхв ответил совершенно неожиданно: -- Может быть смена богов и полезна, но только не такая. Другой выбор нужно было делать. Ты сам сказал, что христианство имеет две ветви, и все страны выбрали ту, где власть жрецов превыше княжеской, а Русь -- наоборот, в которой князь стоит над жрецами. -- Да, в европейских странах Папа превыше королей, а у нас царь менял патриархов, как перчатки. Но... -- Тем самым Русь осталась один на один со всеми невзгодами, в то время как в других странах -- единый жрец направлял общие усилия разных государей. Не потому ли новое племя степняков на триста лет захватило разрозненные русские княжества и ничего не смогло сделать с государствами другой религии? Общие знания, передаваемые жрецами, несмотря на, как ты ее назвал, светскую власть, общий алфавит -- это очень много значит. Русь после Рюриков огородилась от других стран -- эта самая большая ошибка. -- Хм... Я как-то не думал о таком повороте... -- И вторую ошибку сделали потомки Рюрика -- они разбили соседнее государство хазар, с которыми можно было мирно соседствовать, оголив свою страну от большой степи. И вот тебе результат. А дальше -- все покатилось комом, когда одна невзгода тянет за собой другую. И я, кажется, понял -- почему ваши историки ничего не знают про до Руриковскую Русь. Он был захватчиком, и как любой захватчик первым делом уничтожил все упоминания о побежденных правителях Руси, о киевских князьях. Не мог чудь, прусс или кто там он был, принести государственность полянам. У полян, особенно киевских, княжеские рода намного древнее будут. А уж скандинавом -- и подавно быть не мог -- викинги два форта объединить не могут, где уж им государственность полянам предлагать? А вот с последними годами твоего времени, что-то совсем не понятно -- ты говоришь одно, а думаешь совсем другое. Давай-ка еще раз пройдемся по тем событиям, где вы своего князя убили... Слово Всеволод сдержал. Рассказал все о том окошке, через которое сам путешествовал. А когда Стас ушел, волхв еще очень долго сидел, прикрыв глаза, восстанавливая в памяти картину событий и раскрашивая образы из головы странного, но полезного гостя. Очень много интересного увидел волхв, и даже зная, что многого ему попросту не понять, он хотел уловить суть... Да, очень много интересного -- куча мелочей, о которых Стас не вспомнил, которые посчитал ненужными и незначащими... Потом Всеволод словно очнулся: поднялся с места, велел одному из учеников принести принадлежности для письма. Немного поразмыслив, принялся выводить на березовой коре неровные строчки крупных латинских букв. Старался ничего не упустить, надеялся передать поточнее. Он даже и подумать не мог, что еще много сотен зим спустя будут будоражить умы шарлатанов, алхимиков, сатанистов, магов и просто, якобы, ведьм свитки с тайным знанием, оставленные древним волхвом. Многие проведут годы в поисках "скрижалей" и многие будут считать, что свитков на самом деле не существует... А потом их найдут, именно те самые тонкие листы из березовой коры с неровными словами на латыни. И за пророческими записями потянется кровавый след, и записи будут разделены на несколько частей, чтобы продолжить свой путь к всемирной известности... Большая их часть, вместе со спасающимися от христиан волхвами, попадет в Европу: шарлатан-алхимик провансалец Мишель Нострадамус получит известность, прослыв истинным пророком, и оставит после себя ЦЕНТУРИИ -- стихотворные переработки неуклюжих строчек Всеволода. И ученые станут биться над расшифровкой запутанных объяснений... А могила шарлатана, коим Мишель действительно будет являться, подвергнется осквернению после его смерти. И это послужит справедливым наказанием за предречение бесчисленных кровопролитий, переворотов и перемен. Но катрены будут написаны: "Деяния предков свой век отслужили, И череп разбит у старинных дворцов, Ни в чем не повинных хватали и били, Виновный скрывается в чаще лесов." "Совсем не того ожидали так долго, Ведь выпрыгнул зверь из народной мечты. Нагих и голодных мятеж взял в дорогу, С гор катится буря и в души стучит." Отдельные листки попадут к церковнослужителям уже киевской Руси и будут передаваться из поколения в поколение, числясь в списках самых тайных документов церкви, пока однажды не найдут себе нового хозяина, человека по имени, звучащем схоже с Немчином. Именно Немчин будет говорить о капище в стольном граде, храме, который будет уничтожен. А на месте капища появится водоем для бесцельного омовения... В конце-концов, Немчин приплетет и кое-что от себя, чтобы поддержать слухи о своем провидческом таланте: "И восстановит храм Сатана!" Как ни странно, про восстановление храма он не ошибся... А пока что -- Всеволод, главный волхв русичей, только создавал своей рукой все эти события. Он чувствовал, что надо торопиться -- чтобы успеть записать все полученные знания... 23. Обратный путь по течению реки проскочили быстро. Уже подъезжая к Воже Стас вновь остановил ладью у высокого обрывистого берега, который еще весной не позволили ему обследовать Неждан с Кокорем. В этот раз он сумел уговорить воина -- сделать небольшую остановку: -- Да я только гляну, чего ты беспокоишься? Минут десять, и обратно! Пойми, если там есть выход руд или каменного угля -- Вожа будет жить припеваючи долгие-долгие годы, и все время, проведенное в поисках месторождений, не пропадет задаром. -- Стас похлопал спутника по плечу, быстро поднялся по обрыву и исчез. -- Вот проведает кто... -- Кокорь беспокойно оглядывался. Прошло полчаса, но Стас не появлялся. Воин вытащил лодию на берег и полез вслед за геологом. Едва забравшись наверх, он услышал сдавленный вскрик и тут же поспешил на голос. Стас лежал на дне ловчей ямы, замаскированной тонкими ветками и дерном. На дне были установлены острые осиновые колья и, судя по положению тела, -- геолог, падая, на один из них напоролся. -- Стас, -- позвал воин сверху, -- ты жив? -- и добавил неуверенно: -- Уходить надо. Стас застонал. -- Ох, беда-беда, -- Кокорь срубил мечом небольшое деревце, спустил его в яму и полез к напарнику. Весь путь до места, где оставили лодию, воин нес геолога, потерявшего сознание. На берегу наскоро осмотрев и перевязав рану, затащил его в лодию и погнал опять вверх по течению, уплывая подальше от поселка. Под вечер, когда, забившись в одну из многочисленных проток, воин стал перетаскивать геолога на берег, Стас пришел в себя. Кокорь объяснил, что Стас пропорол бок, сломал несколько ребер и потерял много крови, но тем не менее -- в поселок ему теперь нельзя: Ромил непременно узнает, что кто-то чужой попал в ловушку при капище, а по характеру раны -- сразу определит виновника, и тогда Стаса ждет лютая смерть на алтаре. Ведь непосвященный чужак может увидеть богов только перед своей смертью, вот потому-то он, Кокорь, и решил, что лучше будет увести Стаса подальше от других глаз, а там -- будь что будет: либо выздоровеет, либо... Пока рассказывал, собрал костер, повесил вариться утиную уху, а геолога укрыл брезентовым тентом. Тихим голосом, чтобы не беспокоить рану, Стас спросил: -- И куда же нам теперь добираться? -- Есть тут недалеко одна лесная заимка, в ней никто не живет, придется в ней зимовать. -- Не, зимовать нельзя, мне Всеволод рассказал -- как нам всем к себе домой вернуться... и самое позднее -- в середине зимы мне нужно быть в Воже, чтоб к дыре успеть, иначе еще на год задержимся. -- Ничего, до зимы еще далеко, может и поправишься к тому времени. -- Почему же ваши боги такие жестокие, что даже посмотреть на них нельзя? И что, часто у вас людей за просто так убивают? -- Как это? -- Кокорь удивился. Это что за придумки? -- Да в капище, в капище! -- несдержанное восклицание пробудило боль и Стас стиснул зубы...- Костей человеческих гора,- шипел он,- кровищи засохшей море на алтаре! Черепа на кольях висят. Людей в жертву приносить, это уж вообще... -- он отхлебнул горячего утиного бульона и поморщился. -- Так боги, они ж требуют жертв, не за так ведь нам помогать! И когда победу какую и когда урожай хороший... -- Ну-ка! Значит, когда мы хуннов побили, Ромил тоже кого-то в жертву принес? -- Несмотря на слабость и боль при каждом вздохе, Стас распалялся все больше, озлившись на всех русичей, которые ничего и не подумали рассказать гостям. -- А как же,- отозвался Кокорь,- один из наших, дружинник -- изменил против нас хуннам, а боги все видят. -- Расскажи, как было. -- Ну, трус этот Мартемьян, каждый ведал. А как мертвых спроводили -- Ромил решил его в благо дарение богам отдать. Он если что решил -- только воевода помешать и может. А воеводе тоже изменщики не к делу -- он брата нашего и отдал. Стас даже выяснил, как приносят в жертву. А после отложил в сторону кружку с бульоном -- еда не лезла в горло. -- Пей, -- просто сказал Кокорь, для которого принесение в жертву богам человека было в порядке вещей, -- тебе сейчас утиная ушица в самую пользу, крови ты много потерял, нужно уху пить. А то хочешь -- свежей крови попей, я еще уток набью... Тащил Кокорь Стаса до избушки на себе, на следующий день перенес и все вещи. Начал лечить. К счастью для геолога, Кокорь, как и любой опытный воин, разбирался в ранах не хуже иных докторов. Вот только нужные ему травы все завяли и не имели целебной силы. И с едой первое время было трудно -- утки улетели на юг, зверя по чернотропу без собаки не очень-то и найдешь, а по реке перед ледоставом во всю плыла шуга и сети тоже нельзя было ставить. А с первым снегом в избушке объявился Неждан и был страшно удивлен, увидев Кокоря со Стасом: тех почитали в поселке погибшими или попавшими в плен к степнякам. По словам рудознатца, оба москвича, оставшись в поселке, обустроились, переженились и прекрасно себя чувствуют, хотя и жалеют своего непутевого начальника... иногда говорят, что он, Стас то есть, еще очень даже может быть жив. Рассказал Неждан и том, что степняки хотели погубить богов, но попав в одну из ловушек -- ушли ни с чем, и, как сказал Ромил, кого-то унесли мертвым. При этих словах Стас с Кокорем переглянулись. А именно в этой избушке Неждан сам зимовал который год, охотясь на соболей, куниц и белок. Стас к тому времени уже вставал и медленно передвигался по дому без посторонней помощи. Неждан поинтересовался -- что же произошло со Стасом, на что Кокорь немедленно ответил: дескать, степняки ранили, может даже те самые, что на капище пробирались. Оставшись наедине со Стасом, Кокорь заметил, что скорее всего Неждан понял -- кто был на капище, и где геолог получил свою рану. Стас ответил спокойно: -- Ничего, до весны он отсюда не уйдет, а нас к этому времени в поселке уже не будет. Через месяц Стас, несмотря на слабость, довольно уверенно ходил и принялся упрашивать Неждана с Кокорем взять его с собой на охоту. Собственно, он твердо решил уйти в поселок до нового года и пешим маршрутом хотел лишь проверить свои силы. Рудознатец отнекивался, дескать, куда тебе, полежи еще, окрепни. Наконец, в один из вечеров он принес третью пару лыж. -- Готовься, завтра по утру все вместе пойдем. "Камус -- древнейшая вещь!" -- думал Стас, скользя вслед за Кокорем и Нежданом по лыжне. -- Куда до нее нынешним мазям и смолам. Подбил лыжи жесткой шкурой с сохатиных лодыжек и с любой горы скатишься не хуже горнолыжника, а на подъеме спокойно идешь напрямую в пол-отвеса, лишь бы хватило силы одолеть крутизну. Они вышли на рассвете, и встали на утоптанную лыжню, проторенную за месяц Нежданом по косогорам, через глухие хвойные массивы, между валунами, покрытыми снежными шапками, между парящими незамерзающими ключами. Здесь, в темных ельниках шныряют по ночам в поисках наживы проворные соболя и куницы. Стас перевел дыхание, слабость все же давала себя знать. Морозный воздух студил зубы и слеплял ресницы. Но после такой пробежки стало жарко. Да, при такой ходьбе не застынешь! Охотники отмахали около часа, а лыжня все тянется и тянется дальше по охотничьим угодьям рудознатца -- от одной ловушки к другой. Остановка, Стас привалился к неохватному стволу. У соседней елки очередная кулема: шалашик из сухостоин, приваленных к дереву. С виду похоже на кучу хлама, который любит обшаривать любопытный соболь. К тому же сооружение защищает ловушку от снегопада. Рыская под стволами деревьев, зверек подходит к куче лесного хлама, чует желанную добычу, прыгает и... Но на этот раз кулема пустая -- ни соболь, ни куница не приходили. -- Недалеко бродил, -- заметил Неждан.- Ничего, еще попадется. Эта кулемка у меня ловкая. Рудознатец снял лыжи и, проваливщись чуть не по пояс, подтащил новые хворостины, подправил шалаш. В нем на конском волоске висит приманка -- глухариная голова. Под ней собственно ловушка, засыпанная снегом. Неждан деревянной лопаточкой расчистил место, заново насторожил капкан, со стороны напоминающий то ли арбалет, то ли самострел, заканчивающийся деревянной рамкой, а вместо стрелы -- плашка, выстреливающая вскольз по рамке. Устройство было заранее проварено в еловом растворе и сейчас еще раз протерто лапником. Сверху положен полотняный лоскут, пропитанный каким-то жиром, чтобы не обледеневал сторожок защелки. Осторожно присыпали ловушку снежком, припорошили сверху самым легким пухом, а по бокам, как бы невзначай, охотник воткнул две веточки -- воротца. Все пространство вокруг разровнял, замел следы. -- Теперь бы малость буранчиком присыпало, чтобы не заметно было, как мы тут орудовали,- говорит Неждан. -- А то соболишка не прост... И лыжня потянулась дальше -- от затески к затеске, от кулемы к кулеме... Добыча соболей да куниц, местного денежного эквивалента, -- не любительская забава. Тут нужны крепкие ноги, могучие легкие и верный глаз. Неждан за день обегает что-то около двухсот кулемок. Лишь в этот день, учитывая слабость навязавшегося попутчика -- решил заметно сократить маршрут. А так, шагает он ежедневно по тайге с темной зари, определяя путь по затескам, переходя незамерзающие ключи -- то по горбатым лесинам, то по кладышкам-жердям. Сколько кулем прошли -- десять, двенадцать? Сколько же впереди? И пока все пустые. Непросто изловить лесного бродяжку... К вечеру, когда снова пришлось идти на подъем, Стас заметно отстал. Перед каждым крутым пригорком он останавливался, набирал дыхание. А ноги гудят. И лыжи стали неподъемными! -- Сколько же еще шагать? -- не вытерпел геолог. -- Недалеко. -- Знаю я твое недалеко, -- рассердился Стас. -- Приустал значит! -- рассмеялся Неждан. -- Ничего, мимо избушки не пройдем, хотя и притемняет, пожалуй. Я говорил: не бери свое ружье -- лишняя тяжесть. Вон Кокорь, даже меч не взял, хотя в поселке без него из дома не выходит. Неждан ходит по лесу с легким луком и десятком стрел на случай, если попадется глухарь или рябчик. Ни рогатины, ни какого другого оружия не берет. -- А вдруг медведь? -- удивился Стас. -- Медведи спать легли. Да и боятся они человека. А солнце уже закатилось и зимние сумерки загустели. Заснеженные лапы молчаливо и настороженно маячили на фоне оранжевой зари. Лыжня стала наполняться темной синевой. И снег под лыжами заскрипел громче, злее... -- Вот и попался соболишка! -- раздался впереди радостный возглас Неждана. Вот он, наконец-то, долгожданный соболь! Наступил зверек на сторожок, когда вверх за приманкой тянулся, а лопатка щелкнула и намертво прихватила лапку... В избушку ввалились затемно. Чиркнул в темноте Стас зажигалкой, вспыхнула душистая береста, загудел жаркий огонь в каменном очаге. За день в тайге все трое не перехватили и крошки -- времени не было, да и сейчас от великой усталости есть не особо хотелось. Выпив кружку отвара какой-то душистой целебной травы, Стас в чем был отвалился на нары и тут же уснул. Уже совсем поздней ночью его поднял Кокорь и пригласил к столу -- есть глухорятину. В избушке стало так жарко, что пришлось раздеться до белья. Неждан снял шкурку, посадил ее на правилку, пристроившись рядом с пламенем открытого очага. И пошли в зимовье разговоры о повадках и хитростях мягких местных денег, пока они еще бегают по лесу: любопытны, хищны, неутомимы. Но опытные охотники всем звериным хитростям противопоставляют свое искусство. Тут одной ловкости мало, непременные условия -- упорство, неутомимые ноги и выносливость. 24. Вернулись Стас с Кокорем к середине зимы; Стас -- довольный результатами похода. -- Начальник! -- завопили Женя с Валентином. -- А вы кого ждали, Деда Мороза?!.. -- Да мы уж тебя похоронили!.. А ты живехонький... Войдя в дом, Стас по-хозяйски осмотрел жилище, отметив чуждый в этих местах интерьер: тонкие перегородки, разгородившие "избу" на три самостоятельных комнаты, примитивную печку с трубой -- всЕ не надоевшую дымную звягинскую каменку, широкие трехспальные кровати с надувными матрасами и спальниками вместо перин и одеял, массивные кресла с накинутыми на них овчинными шкурами, такие же массивные столики из плохо оструганных досок -- ребята явно не экономили на удобствах, устраивались по полной программе возможного комфорта. А в своей комнате он не без удивления увидел простую раскладушку и вьючные ящики, поставленные у стены. В сенях, переделанных в общую кухню с плитой-голландкой (и здесь трубу устроили, отметил Стас) стоял большой ровный стол, покрытый цветастой клеенкой -- побольше чем у воеводы, и такой же длинный уголковый диван, охватывающий две стороны стола. Диванчик с покатой спинкой был обтянут распоротым ватным спальником. По стенам висели полочки из ДСП с расставленными на них чашками, кружками, кастрюлями. Рядом с голландкой еще один столик, сработанный погрубее, зато с кучей выдвижных ящичков. Несколько полевых вьючных ящиков и две девушки в брезентовых штормовках, надетых поверх сарафанов -- завершали обстановку. Для Стаса все выглядело вполне органично -- база, как база, с дежурными на кухне -- привычная и знакомая картина. Пахло свежими стружками, смолой, рыбой и дымом. Дымят все же трубы, -- усмехнулся молча Стас -- без меня ладили. Поздоровавшись с возившимися тут двумя девушками, Стас покосился на Женю. -- Я смотрю, вы все четыре древесно-стружечных плиты на комфорт грохнули? -- сказал Стас, показывая рукой на кухонный стол и диванчик. -- Не, только три, последняя до сих пор в кузове лежит, тебя дожидается. А фанеру -- так вообще почти не трогали. Лишь пять листов на выдвижные ящики задействовали. -- Мы ж эти ДСП с фанерой... А, ладно, теперь не до них... Ну-ка, выйдем, разговор есть... -- Да говори здесь, или в комнату пошли, они, -- Евгений мотнул головой в сторону Червеньки и Оленьки, -- все равно нашу речь не понимают. Зайдя в комнату, Женя достал кружки и плеснул на треть самогонки. Стас развалился в кресле рядом со столиком и пригубил из своей. В дверь заглянула Червенька и тут же принесла в миске распаренной репы, головки лука и несколько кусков холодной вареной рыбы. -- М-да... Воспитание... -- пробормотал Стас, провожая глазами удаляющуюся девушку. -- А ты думал? Не у пронькиных... Ну, что скажешь, Саныч, дорогу домой нашел? О чем хотел поговорить-то? -- Да сначала вот о них и хотел. Только отъехал, смотрю -- вы уже бабами обзавелись. Насовсем, что ль, здесь остаться собираетесь? Ну ладно Валентин -- молодой, неопытный, но ты-то, Жень? Седина в бороду, теперь поджидаешь беса? -- Во-первых, не мы, а нам. Этих девиц нам Ведмедь предоставил. Чтоб нас холить и лелеять, так сказать. Для кухарства и вообще. В поселке с мужиками напряженка -- сам знаешь. Девиц на выданье прорва, а эти по местным понятиям и вообще уж перестарки. Тут ведь с четырнадцати лет девку замуж отдают. Опять же близко-родственные связи усугубляют обстановку, а тут свежие мужики, не глупые и вообще... Сам должен понимать -- даже в наши дни чукчи своих жен всем геологам предлагают. Не корысти ради, а только от вырождения нации, заметь. -- Ну а во-вторых? -- Во-вторых... Стас, у тебя дома жена, ребенок, семейное счастье и вообще... -- Какая жена -- за тридевять земель!..- вскипел Стас. -- Неважно, ты познал это самое счастье, а я нет! Что я, как проклятый, десять лет алименты плачу, а эта стерва за всю жизнь меня только два раза до дочери допустила. -- Что ж довел до такого состояния? -- Довел... Ее доведешь... Вот по югам мы с тобой уже не первый год мотаемся. Помнишь, наши девчонки-лаборантки над местными даргинками смеялись, дескать -- женщины-рабыни, за калым купленные... А мне завидно. Представь. Завидно! Думаю, дуры вы дуры, я б и сам готов любой калым отстегнуть, чтоб была у меня послушная жена, не вертихвостка какая, а вы -- дуры, мне и даром не нужны. Черт с ней, что даргинка, лезгинка, кумычка, что некрасивая, что быстро состарится, зато никогда поперек мужа -- слова не скажет. А ведь это и есть полное семейное счастье, когда нет в доме ни склок, ни ссор. Ведь для идиллии -- кто-то должен постоянно уступать в семье, но никак не муж, иначе -- какой он мужик-добытчик? Если уж сел под каблук, то все -- кончился -- и как человек, и как профессионал по службе. Ты думаешь, отчего наш человек повально спивается?.. Все от того же -- от эмансипации! Хотите быть равноправными? Будьте! Но тогда к нам, мужикам, за защитой не лезьте. Кого защищать и оберегать? Эту языкастую эмансипированную стерву? Да она сама себя защитит от кого угодно. Вот скажи, чего моя разводом добилась? Свою волю хотела выше моей поставить, ну и что? И сама мается одна-одинешенька, и дочь -- сиротой при живом отце, и я неухоженный. Эх... Как начала она в мои дела лезть, так и пошла вся жизнь наперекосяк. А тут, Саныч, именно то, о чем я мечтал все эти десять лет: добрая, послушная, любые желания предугадывает... И сама ведь -- счастлива до безумия. Ты ведь знаешь, что многие местные своих жен лупят ежедневно, за любой пустяк и чуть не до полусмерти. Мы же с Валькой своих -- пальцем не трогаем, а это им тоже чудно и приятно, вот и порхают вокруг нас... М-м-м-м... Нет, тебе не понять. -- Ладно, не наседай... И слушай сюда -- есть дорога домой, можно сказать, знаю как добраться, не зря к волхву мотался. Вот и думай -- поедешь или тут останешься. Решай. Но если обратно поедем, их, -- Стас мотнул головой в сторону двери, -- с собой не возьмем. Сам понимаешь. Еще одно подозрение у меня. Их точно Ведмедь к нам приставил? А может, Ромил? -- Не, это воевода постарался, волхв наоборот -- до последнего момента противился, а когда увидел, что у него ничего не получается, какую-то старуху нам попытался присватать, вместо девчонок -- это нам Звяга потом рассказывал. Так что, даже и не думай об этом... Не соглядАтаи они. -- Ну что ж. Мне вас не судить. Девки здесь чистые -- сифилис еще не придумали... А я пошел кровать делать. Из тех стройматериалов, что еще уцелели. Одноместную, заметь, одноместную!.. -- Ладно, Саныч, давай замнем это дело... а чтобы тебе не было скучно -- наш прогресс, пока тебя не было, вне закона объявили. О как. -- ?.. Вечером они собрались в "кухне" и за едой Стас подробнее рассказал о походе к главному кудеснику, о привезенных новостях. -- Пообщавшись с этим колдуном, я уже и сам начинаю в колдовство верить. В общем так -- про нашу дырку он почти ничего не знает. Но! На севере, на Кольском полуострове -- есть точно такая же. И известны точные сроки ее работы -- этот старик лично путешествовал через нее по разным мирам. -- То есть? -- словно нехотя спросил Валя.- Быстро рвем на север? -- Нет! Ибо тогда мы можем попасть куда угодно, но только не к себе домой. Нам нужно возвращаться через свою дыру. -- А где она?.. -- Найдем. Вспомним -- как ехали. Захочешь домой -- вспомнишь! -- Угу,- отозвался Женька. -- Угу вот. А чтобы вам легче было... подумайте-ка -- здесь волхвы своих людей в жертву приносят! -- Ты это серьезно?.. -- Валентин подавился.- Разве так можно, своих-то? -- Оказывается -- можно. Здешние нравы мне все больше не по душе, честно скажу. А волхвы эти -- вообще отдельный разговор. И надо мной, кстати, тоже висит алтарный нож, возможно и вас из-за меня потянут. Это тоже имейте ввиду. -- А ты-то здесь причем? -- удивился Женя. -- А вот этого вам пока лучше не знать, есть у меня подозрение, что Ромил умеет мысли читать. Так что, много будете знать -- скоро состаритесь. Потом как-нибудь расскажу. Ночь прошла спокойно, а вот следующий день приготовил сюрпризы, о которых Кокорь предупреждал Стаса. Ромил, интересуясь походом и всяческим подробностями, решил расспросить сначала дружинника. -- Поведаешь сказ, как к Всеволоду ходили? -- поинтересовался волхв, глядя на Кокоря притухшим, но пугающим взглядом. Кокорь повернулся. Подумал он о том, что Ромил ведь что насквозь всех видит; неправду рассказать -- поймет. А то, что Стас побывал в капище, нужно было обязательно скрыть, иначе -- беды не миновать. -- За какой пользой, Ромил? Я воин -- в дела кудесников мне мешаться не след, при разговорах не присутствую... -- Не след тебе отказывать мне,- неожиданно зло отрезал Ромил. -- Или с Велесом потолковать захотел? Так я это устрою... Кокорь в ответ насупился. Будь Ромил не волхвом -- кем другим, тут же и ответил бы за тон свой. -- Я тебе не хунн-полонянин, Ромил, не можешь ты мне указывать, как посейчас не указывал -- я только Ведмедю вниму. А что до похода -- лучше у Стаса спроси.- Дружинник прищурился, ожидая ответа. -- Вестимо, спрошу,- успокоился вдруг Ромил.- Ввечеру и спрошу. Нешто -- добрый гость откажет? Глядя в спину уходящему волхву, Кокорь отчетливо понял, что тот о чем-то догадался -- иначе, разве отступился бы так быстро? И он точно видел, как зажглись зловещим блеском глаза кудесника. Представив себе, что могут сделать с ним и гостями за святотатство, Кокорь заспешил к Стасу -- предупредить, пока волхв отправился куда-то в сторону кремля. Ромил вошел к воеводе. Тот был занят, советуясь с прибывшим из Киева посланцем о дальнейшей достройке "великой" стены, которую предполагалось все-таки протянуть до самого города. Волхва это не смутило. Он тихонечко сел у стены, не обращая внимания на подозрительные взгляды посланца и призадумался. Ведмедь был для него закрыт -- силен волей, непреклонен в разговорах -- и он был единственным, кто разговаривал с Ромилом скорее добродушно, нежели с боязнью -- как большинство людей. Еще были эти странные гости -- в головах которых были только мутные образы, совершенно Ромилу непонятные, а оттого -- подозрительные. Он привык, что человек ему открыт -- все видно, как на ладони; с самого детства умел распознать ложь, просто заметив разницу между тем, что говорится, и тем, какие мысли обретают плоть в голове собеседника... Он мог успокаивать больных -- за это его уважали; он мог сурово наказывать провинившихся, если не вмешивался незлобивый Ведмедь -- за это волхва недолюбливали, даже сживжись с ним. Сейчас он подумывал о том, действительно ли пришельцы нарушили один из основых запретов волхвовата -- Стас решился войти в капище, даже зная, что нельзя было. Чужой в капище! Он, вестимо, отговариваться будет, ну да и что -- если Стас там и впрямь побывал -- у него, Ромила, будет доказательство... и упрямый Кокорь, укрывающий чужих, тоже свое получит. Ведмедь наконец освободился, проводил посланца, передав его бане -- париться. -- Пожалуй,- запоздало сказал он.- Чего смурной? Волхв помолчал. Разговаривать с воеводой было трудно -- нужные слова надо тщательно выбирать да не поймешь, что у того на уме. -- Поведаю,- начал он,- есть у меня подозрение... * * * -- Бечь надо,- в который раз упрямо повторил Кокорь.- Сейчас хорошего от Ромила не жди. -- Не пойму,- замотал головой Женька, кидая взгляды в сторону девушек, -- ты говоришь, он всех насквозь видит? Тогда, если это правда, он должен все о нас знать, а не расспрашивать! Стас доперевел ту часть фразы, которую Женька проговорил по-русски. -- Да мог он вам и не сказать ничего, о том, что понял! -- вскинулся дружинник.- Вы поймите: если я прав, всех нас...- он многозначительно умолк, что-то неразборчиво пробормотал и, опустив голову, погрузился в свое обычное угрюмое молчание. -- Ромил -- хитрый,- подтвердила Червенька, придвигаясь ближе к Валентину. Стас был за возвращение -- пусть и не немедленное (Женька с Валей отказались сбежать внезапно, и их можно было понять), но времени до гипотетического открытия пространственно-временной дыры оставалось не так и много. -- Телепатия? Женька пожал плечами, а шофер хмыкнул. -- Ну давай, начальник, расскажи про... как ты говоришь -- телепатию? -- Стас согласно кивнул.- Вот про телепатию -- что там в твоей "Технике-Молодежи" писали? -- Да мало чего. Плохо изученный феномен -- все больше догадки. А так -- у меня есть теория, почему Ромил нас понять не может -- если только он действительно что-то видит. Наше мышление и система образов, на которой оно основывается, должны очень сильно отличаться от этих же параметров древних -- мы же в другом мире выросли, у нас даже простейшие мысли усложнены до предела -- не как здесь, пара слов, да чувства... поэтому, возможно, волхв не находя ничего знакомого -- отступает. Что-то подобное у меня было с Всеволодом, но только он уже так напутешествовался, что многое способен понять. -- Ты что хочешь сказать -- мы по-другому думаем? -- усомнился Валька. -- Именно так,- убежденно отозвался Стас и по просьбе Кокоря перевел, как сумел, свои последние реплики. -- А капища у вас есть? -- спросил русич, в который раз удивляя Стаса сообразительностью, которой трудно было ожидать от древнего воина.- Ты говорил, что нет. Если ты видишь вещь, которой в твоем мире никогда не было -- ты представляешь ее на языке своей головы или как просто видение? -- Елки,- только и сказал Стас. -- А если он читает мысли, наверное не сможет ничего увидеть, если ты не будешь думать о капище?..- поинтересовался Женька.- И зачем ты туда полез? -- Зачем... Любопытно стало, мы же скоро домой отправимся -- попробуем, во всяком случае -- и не факт, что еще раз в жизни что-нибудь такое увидим! Хотя действительно -- смотреть там особо не на что -- столбы с вырезанными богами, кострище, кости человеческие -- вот и все, собственно. -- А зачем тогда домой? -- спросил Валя, который с радостью остался бы насовсем. -- Мы это уже обсуждали. Воцарилась недобрая тишина. Червенька с Оленькой только вертели головами, ожидая, что кто-нибудь из москвичей примет решение -- они уже поняли, что те уйдут, чтобы не вернуться больше никогда. Ну, во всяком случае, это практичных россиянок озаботит не так сильно -- жаль, конечно, но зато, если Дажьбог с Додолой позаботятся, детишки от гостей останутся -- будут храбрыми воинами. Правда -- Ромил, поддержавший начинание Ведмедя, мог неожиданно обернуться и против детей тех, кого невзлюбил... С другой стороны -- с ним самим была непонятная история -- эллинская половина, про которую он не любил даже слышать. -- В любом случае,- продолжил Стас,- лучше решить все миром -- нельзя под конец ссориться. А уж убивать кого-то за ерунду такую -- подавно!.. Начало темнеть, и Кокорь поднялся -- выглянуть на улицу. -- Теперь миром не решишь -- если только Ведмедь поперек скажет. Сейчас начнется! К жилищу москвичей двигались полтора десятка дружинников, возглавляемых Ромилом и воеводой. За неторопливым отрядом подтягивались местные, а от кузни поторапливался Звяга с женой... -- Саныч, может мы поговорим? -- предложил Женька.- Все надежней будет. -- Угу, станут они с вами говорить -- в капище-то я был, а не Пушкин... Валентин оглядывался, гадая не стоит ли уже побежать к машине -- у дружинников был недобрый вид, а все остальные косились подозрительно. Вопреки ожиданиям разговор начал Ведмедь, которого Ромил уже успел обработать -- у волхва был очень простой и действенный план, не зря его считали хитрым. -- Стас, поведай по чести -- за чем к Всеволоду ходил? -- Ну как... к себе хотим вернуться -- он рассказал дорогу и время. Вот и будем возвращаться -- без толку нам здесь задерживаться еще на зиму да и домой охота. Да ты не стой, заходи в дом-то,- Стас посторонился, но Ведмедь не сдвинулся с места, а волхв лукаво улыбнулся. -- Не пойму я вас -- ведете себя как свои, да и по повадкам -- россы, а жить с нами не можете -- все рветесь преступить.- Ведмедь был явно расстроен.- Был в капище? -- добавил он так резко, что вздрогнули от неожиданности все присутствовавшие -- и подоспевшие Звяга со Снежаной, и Червенька с Оленькой и Стас и его товарищи, и даже дружинники. Спокойным остался только Ромил -- он внимательно посмотрел на Стаса и хлопнул в ладоши: -- Отвечай скорее -- негоже правду задерживать, а кривда нам не нужна. В голове у геолога, в тот самый момент резкого воеводиного вопроса, помимо воли мелькнул образ увиденного в святыне древнеславянских племен. Ромил мог это легко "заметить", и времени на раздумья у Стаса не было: или рискнуть сказать "кривду", рискуя быть раскрытым, или правду... Какое наказание может последовать за правдой, он догадывался. Даже не догадывался, знал -- ножом по горлу на алтаре, чтобы боги могли крови выпить. -- Ведмедь,- начал Стас,- мы тут без малого год... зиму, то есть. Помогали, чем было -- старались вам жизнь упростить; ну, что не получилось -- за это нас винить не можно. Но мы жили в мире, где любопытство -- естественно, а наказывают за него только детей... -- Значит, ходил,- утвердительно вымолвил Ведмедь. -- Всеволод запретил, а ты все равно пошел. Стас кивнул, не обращая внимания на победоносную улыбку, полностью осветившую теперь лицо Ромила. -- Ну и что случилось? Кто-то умер, погиб, где-то началась война,.. что? Что случилось оттого, что я, пусть для вас чужой, увидел капище? Мы скоро уедем -- вы о нас можете даже не вспоминать. Ведмедь оказался несколько не готов к подобной постановке вопроса. Он подергал себя за бороду. -- Боги осерчают и от рода отвернутся, -- отрезал Ромил, -- и только одним способом можно благосклонность богов вернуть! И ты, Ведмедь, знаешь как. -- Погоди, Ромил,- вмешался воевода.- Тут пока еще я сужу. Говорить с людьми надо. -- Он повернулся к Звяге, быстро что-то спросил, потом у Снежаны, у Червеньки, у дружинников... Стас прислушался. Их защищали -- кто как мог, дружинники очень вовремя вспомнили, кому русичи обязаны избавлением от степняков (правда, Ведмедь не забывал и так, без напоминаний). -- Мое слово -- изгнать их из поселка надо, но изгнать, а не убивать,заключил воевода обращаясь к волхву.- Жаль, конечно, что так вышло... урок им. И нам. -- Жаль,- подтвердил Стас. Его товарищи тоже покивали. -- Нельзя просто так отпускать,- зашипел Ромил,- ты со мной, Ведмедь, не считаешься, а зазря -- я, поди, поболе твоего ведаю. Волхв еси. Погибнет род весь от кощунства такого. Глад и мор грянет! -- Они же род спасли! И ты им тоже жизнью обязан, разве нет? Степняки бы здесь полоном никого не взяли -- не к делу мы им. Их путь на Киев был. -- Боги направили... Воевода перебил волхва и за