НДС и добавь сверху комиссионные за потерю времени и возможный моральный ущерб... ну, скажем, тридцать процентов, -- и пусть он катится ко всем чертям. Тощий окаменел. Лицо его удлинилось, смертельно побледнело, выпученные глаза налились кровью и чуть не вылезли из орбит. Все разговоры в салоне в одночасье прекратились и повисла напряженная тишина; слышно было только размеренное гудение двигателя. Водитель тряс головой, как пьяный сатир, и не очень уверенно держал руль, в следствие чего троллейбус бросало из стороны в сторону, как яхту при легком бризе. -- К твоему сведению, тот алкоголик не имел на киску никаких прав, -- после короткой паузы продолжал кот. -- Она принадлежала одной старенькой бабушке, после смерти которой он присвоил ее без ведома и согласия законных наследников. Короче говоря, умыкнул. Стащил, стибрил... -- Леопольд вздыбил шерсть на загривке и злобно зашипел. -- Отпусти киску, слышишь! Тощий резко вскочил. Кошка вырвалась из его рук, прыгнула мне на колени и устроилась рядом с Леопольдом. -- Бросьте свои фокусы! -- взвизгнул тощий, невесть почему обращаясь ко мне. Я сделал вид, что не слышу его. Уже давно я взял себе за правило: если не знаешь, что делать, лучше не делай ничего. Так как мне в голову не приходило ни единой разумной мысли, я решил отмалчиваться до конца. А Леопольд сухо промолвил: -- Теперь ступай, мужик. Не скажу, что знакомство с тобой доставило мне удовольствие. -- Бросьте свои фокусы! -- повторил тощий еще на октаву выше; он уже не визжал, а пищал. В этот момент троллейбус подошел к очередной остановке. Двери открылись. -- Убирайся прочь! -- рявкнул кот тощему. Тот бросился к ближайшему выходу, пулей вылетел с троллейбуса и стремглав понесся куда глаза глядят. Водитель, казалось, только этого и ждал. Едва тощий выбежал, он нервно щелкнул тумблерами, все двери закрылись, и троллейбус поехал дальше. В салоне по-прежнему царила напряженная тишина. Поскольку соседнее сидение освободилось, коты устроились на нем и, ласково мурлыча, терлись мордочками. -- Любовь с первого взгляда, -- объяснил Леопольд. -- Весна. Я кивнул: -- Прекрасно вас понимаю, друзья... Однако же, Леопольд, она не твоей породы. -- Как раз моей, -- возразил кот. -- Я понял это сразу, как только увидел ее. Давно не встречал соплеменников. -- Вот как? -- удивился я. -- Но ведь она не сиамка. -- Я тоже не сиамец. Просто очень похож. -- Тогда какой же ты породы? -- Не знаю... То есть, не помню человеческого названия. Мэтр мне говорил, но я забыл. Моя порода не имеет к сиамской ни малейшего отношения. -- Понятно, -- сказал я. -- Твоя подруга тоже умеет разговаривать? -- По-человечески нет. "Слава Богу!" -- подумал я и облегченно вздохнул. На следующей остановке троллейбус опустел почти на две трети. В салоне осталось человек пятнадцать -- самых любознательных и не слишком нервных. Они постепенно разговорились. Ясное дело, речь шла о Леопольде. Большинство придерживалось мнения, что это чревовещание; их оппоненты настаивали на том, что все пассажиры троллейбуса стали жертвами массового гипноза. Только один мальчик лет пяти робко предположил, что кот на самом деле разговаривает, -- и тотчас получил подзатыльник от своего отца. "Не говори глупостей!" -- сказал тот. Леопольд недолго терпел эти оскорбительные разговоры. Для лучшего обзора он вскарабкался на мое плечо, положил мне на голову передние лапы и с этой импровизированной трибуны провозгласил: -- И не гипноз, и не чревовещание! Почему бы вам не взять пример с этого умного дитяти и не допустить, что я действительно разговариваю? Сам по себе, а? Ответом ему была гробовая тишина. -- Да ну вас! Думайте, что хотите, -- презрительно сказал Леопольд, вернулся на прежнее место и полностью переключил свое внимание на кошку-блондинку. -- Кстати, -- спросил я. -- Как зовут твою подружку? Кот немного подумал, затем ответил: -- Пусть будет Лаура. Своего прежнего человеческого имени она произнести не может -- не умеет, к сожалению, разговаривать по-вашему. Хотя, скажу тебе, очень интеллигентная киска. -- Лаура -- красивое имя, -- одобрительно сказал я. -- У тебя очень хороший вкус, дружок. Троллейбус подъехал к следующей остановке. Как только двери открылись, потенциальных пассажиров встретил многоголосый хор наших попутчиков: -- Осторожно! Говорящий кот! Все, кто был на остановке, отпрянули и больше не проявили желания разделить наше общество. Они, наверное, решили, что это спецрейс для пациентов психиатрической больницы, которые выехали на групповую экскурсию по городу. То же самое, с незначительными вариациями, происходило и на других остановках. Теперь уже не оставался в стороне и водитель -- каждый раз он включал громкоговоритель и дважды повторял: -- Внимание! К сведению новоприбывших. В салоне говорящий кот. Будьте осторожны. Внимание!.. И те немногочисленные новички, которые не испугались предупреждения: "Осторожно! Говорящий кот!", немедленно ретировались. Они здраво рассуждали, что путешествовать в обществе свихнувшихся пассажиров -- еще куда ни шло; но если и водитель не в своем уме, то это уже чересчур. Вскоре к нам приблизилось двое отчаянных смельчаков, которые заговорили с Леопольдом, пытаясь вывести его (а точнее, меня) на чистую воду. Я не вмешивался -- черт с ними! -- единственное, чего я хотел, так это побыстрее вернуться домой. Мне стало дурно при мысли о том, насколько ограниченное мировоззрение у большинства людей, насколько убога их фантазия, какое инертное и косное их мышление. Они скорее сойдут с ума, нежели поверят, что обычный кот... ну, не совсем обычный, какой-то редкой породы, но все же кот -- и вдруг разговаривает не хуже человека. И даже лучше некоторых людей... Вскоре мы подъехали к Московской площади. Водитель притормозил, пропуская транспорт, идущий по проспекту Науки, затравленно оглянулся на нас, взял микрофон и с робкой надеждой напомнил: -- Следующая остановка "Центральный автовокзал". К огромной радости водителя, я поднялся и взял на руки обоих котов. -- Пошли, Леопольд, -- сказал я. -- Выходим. Кот посмотрел в окно. -- По-моему, мы еще не приехали. -- Разумеется, нет, -- ответил я. -- Нам еще делать пересадку. На Русановку троллейбусы не ходят. -- Почему не ходят? -- возмутился Леопольд. -- Какого черта мы должны делать пересадку?! Мы сели, заплатили за проезд... Нет, так не пойдет! Я буду жаловаться в суд! Услышав слово "суд", водитель почему-то испугался, снова включил громкоговоритель и решительно объявил: -- Вагон следует на Русановку. -- Желательно без остановок, -- сказал кот. -- Без остановок, -- добавил водитель в микрофон. -- По техническим причинам все остановки отменяются. В салоне прозвучали отдельные несмелые протесты. Леопольд смерил пассажиров пронзительным взглядом и с угрожающими нотками в голосе осведомился: -- Кто здесь недоволен этим мудрым решением? Недовольные почли за благо умолкнуть. -- Так-то лучше, -- промолвил кот. -- А ты, Владислав, садись. Еще не ровен час споткнешься и нас уронишь. Покорившись судьбе, я сел. -- Поехали, шеф! -- хозяйским тоном распорядился Леопольд. -- Прокатимся с ветерком. Ну-ка, прибавьте газу! И водитель прибавил! Неожиданно троллейбус рванул с места и понесся вперед с сумасшедшей скоростью. -- Эй! -- крикнул я. -- Осторожнее! -- Не боись! Я самый надежный пилот в мире, -- произнес водитель в микрофон, однако его тон вызвал у меня, как, впрочем, и у остальных присутствующих, глубокие сомнения относительно нашей безопасности. Но все мои страхи оказались напрасными. Водитель проявил себя настоящим виртуозом; в его лице отечественное кино потеряло бесстрашного каскадера, а спорт -- талантливого автогонщика, который мог бы достойно представлять нашу страну в самых престижных соревнованиях от ралли "Париж -- Даккар" до гонок "Формулы-1". По оценкам очевидцев, скорость троллейбуса на прямых участках дороги достигала 250 км/ч, а почти все повороты (в том числе и тогда, когда обгонял другие машины) он делал на двух колесах. К счастью, никто из пассажиров не пострадал. Те из них, кто согласился дать показания, в один голос утверждали, что какая-то невидимая сила надежно удерживала их на сидениях. Природу этой силы выяснить не удалось -- она исчезла сразу же после того, как троллейбус остановился на пересечении Русановской Набережной с бульваром Гоголя. Водитель открыл двери и взялся за микрофон. -- Русановка, конечная, -- замогильным голосом объявил он. -- Вагон дальше не идет. Очумевшие пассажиры высыпали на тротуар и задрали вверх головы. С котами на руках, я вышел вслед за водителем через переднюю дверь. Водитель бросил пугливый взгляд поверх крыши троллейбуса, его лицо тотчас исказила гримаса отчаяния, и он громко застонал. Ни о каком контакте с электросетью, конечно, речи быть не могло -- троллейбусная линия закончилась еще на правом берегу. Но мало того -- штанги были аккуратно вложены в скобы. -- Вот черт! -- выругался я. Водитель опустился на тротуар и горько зарыдал. -- Бедные детки, -- сквозь слезы промолвил он. -- Чьи? -- машинально спросил я. -- Мои. Дети сумасшедшего отца. Тут отозвался Леопольд: -- Право, шеф, я не понимаю, что вас так... Но водитель не захотел выслушивать его слов отрады. -- Не сыпь мне соль на рану, чудовище! -- взмолился он. -- И так жизнь дерьмовая. -- Закрыв лицо руками, водитель опять затрясся в рыданиях. Я почувствовал на себе хмурые взгляды одичавших пассажиров. -- Это все его кот, -- сказал один субъект неопределенного возраста. -- Из-за него троллейбус свихнулся. -- Троллейбусы не сходят с ума, -- рассудительно возразил кто-то из толпы любопытных прохожих. -- Вы не знаете этого кота, -- отрезал тип. -- Он кого угодно с ума сведет. -- Владислав, -- тихо произнес Леопольд. -- Мне это не нравится. -- Мне тоже, котик. Здесь начинает пахнуть жаренным. -- Значит, сматываемся? -- Гм... Хорошая мысль, -- согласился я. -- Сматываемся. И мы смотались -- я, Леопольд и Лаура. Пассажиры что-то невнятно выкрикивали нам вслед, но гнаться за нами не осмелились. Уже в лифте кот спросил: -- А что такого странного нашли эти типы в троллейбусе? Я попробовал популярно втолковать ему, как работает троллейбус, но мои слова не произвели на него ни малейшего впечатления. -- Если по правде, Владислав, -- сказал он, -- то все твои аргументы за уши притянуты. Разве не мог троллейбус загодя хорошенько подкрепиться... то бишь, запастись энергией? Неужели и тебя удивляет, что он ехал без питания? -- Сначала удивляло, -- ответил я. -- А теперь уже нет. По сравнению с тобой, это просто мелочи. -- Я говорил совершенно искренне. -- Энергия? Ха! Что мы знаем о ней? Ничегошеньки... Вернувшись домой, я накормил Леопольда и его подругу, после чего категорически заявил, что сыт болтливыми котами по горло и хотел бы немного побыть в одиночестве. Леопольд с пониманием отнесся к моему желанию и вместе с Лаурой отправился гулять на крышу. Чуть позже я сделал открытие, которое значительно улучшило мое настроение -- ни с того, ни с сего заработал мой телефон. Очевидно, какая-то шестеренка в бюрократической машине телефонной компании дала сбой, кто-то не там поставил галочку, и в результате с меня были сняты штрафные санкции за неоплату счетов. Итак, я снова получил доступ к Интернет. Дел у меня накопилось много, и я до самого вечера работал с компьютером. Когда коты, вдоволь нагулявшись, вернулись в квартиру, я велел им сидеть в кухне и не высовываться. Чувствуя свою вину за утреннее приключение с троллейбусом, Леопольд вел себя смирно и права не качал. А ближе к вечеру я уже перестал сердиться на него, и мы с ним приятно провели время, болтая о всякой всячине. Леопольд оказался очень интересным собеседником. В тот день Инна так и не пришла. Оказалось, что девушки из ее группы не солгали мне. Они действительно не знали, как с ней связаться. Спать я лег около часа ночи. Засыпая, я предвкушал завтрашнюю встречу с Инной и все пытался представить ее лицо. Я очень надеялся, что кот не ошибся, когда описывал ее, как блондинку с голубыми глазами. Не подумайте, что у меня в этом плане какой-то пунктик, я нисколько не комплексую по поводу цвета глаз и волос, но тем не менее я давно мечтал встретить на своем жизненном пути хорошенькую голубоглазую блондинку... К сожалению, сны неподвластны человеческой воле, и ночью мне приснилась не встреча с Инной, а пресс-конференция Леопольда для мировых информационных агентств. Это был худший сон в моей жизни. События на этой бредовой пресс-конференции имели тенденцию развиваться от плохого к еще худшему и достигли апогея абсурда, когда по просьбе корреспондента "CNN" Леопольд принялся излагать свои соображения по поводу ближневосточного урегулирования, по очереди становясь на позиции то арабских, то израильских котов. Этого кошмара я выдержать не смог и проснулся, обливаясь холодным потом. Меня била нервная дрожь. Было начало пятого. Я в сердцах выругался и выкурил две сигареты кряду. Правда, меня утешало, что пресс-конференция Леопольда была всего лишь жутким сном. По сравнению с ней, троллейбусная эпопея казалась приятной увеселительной прогулкой. Успокоенный этой мыслью я снова заснул и благополучно проспал до десяти утра без всяких сновидений. 5 Вопреки нашим с Леопольдом надеждам, Инна не появилась ни в первой половине дня, ни в обед. Мы уже истомились от ожидания, кот шатался туда-сюда по квартире, все посматривал на часы (по положению стрелок он мог определять время) и недовольно, встревожено, даже обиженно мурлыкал, упрекая свою хозяйку за такое, по его мнению, пренебрежение с ее стороны. Я убеждал его, что Инна, возможно, не виновата, ведь все зависело от того, когда вернется ее подруга Наташа; но Леопольд не желал меня слушать и продолжал ныть. А я поначалу честно пытался сосредоточиться на работе, но был так рассеян, что раз за разом допускал грубейшие и глупейшие ошибки. В конце концов я махнул на все рукой -- как говорится, работа не волк, в лес не убежит, -- выключил компьютер, лег на диван и принялся перечитывать новозаветное Откровение. В целом, я индифферентно относился к Евангелиям от Марка, Павла и Матфея, а также к Деяниям и Посланиям; зато меня очаровывала сложная, запутанная и проникнутая мистицизмом символика отца христианского богословия, апостола Иоанна. -- Знаешь, трудно представить, что это по Божьей воле будут твориться такие безобразия, -- сказал я Леопольду. -- Но, если допустить что Бог и Дьявол -- разные проявления одной и той же вселенской сущности, то... Однако кот был не в том настроении, чтобы интеллигентно дискутировать со мной на теологические темы. Из уважения к читателю -- как к человеку и христианину, -- я не стану цитировать его ответ. В отличие от нас двоих, кошечка Лаура была самим воплощением спокойствия. Почти все это время она лежала на мягком ковре, свернувшись калачиком, и безмятежно дремала. Только в четверть шестого раздался звонок в дверь. Я закрыл книгу и встал. -- Наконец-то! -- Ну же, открывай! -- поторопил меня Леопольд. -- Это она, точно она. Я улыбнулся, с заговорщическим видом подмигнул коту и пошел открывать дверь. ...Прежде чем она произнесла хоть слово, прежде чем Леопольд с радостным мяуканьем вскочил ей на руки, мне стало ясно, что я погиб -- окончательно и без надежды на спасение. Другими словами, я полюбил ее с первого взгляда. Полюбил ее всю -- ее ласковые васильковые глаза, длинные вьющиеся волосы цвета спелой пшеницы, алые губы, чуточку курносый нос, изящные пальцы, сжимавшие перекинутый через плечо ремешок ее сумочки, даже каждую веснушку на ее милом лице я полюбил. А когда я наклонился, чтобы подать ей комнатные тапочки, то от близости ее стройных ног, обтянутых тонким шелком чулок, я совсем обалдел... Думаю, на свете найдется немало женщин, которые объективно красивее Инны, но вряд ли сыщется такая, что была бы прекрасней ее. Инна красива самой очаровательной, самой привлекательной красотой в мире -- красотой жизни, красотой живой женщины, жены, будущей матери. Я никогда не понимал красоты даже самых великих произведений искусства -- они способны лишь захватить дух, потрясти воображение, вызвать, наконец, слезы восторга и вздохи восхищения, -- но действительно красивой может быть только жизнь... Когда я немного пришел в себя -- ровно настолько, чтобы более или менее трезво оценивать происходящее и сознательно контролировать свои мысли и поступки, -- мы с Инной уже сидели в комнате (я на краю дивана, она в кресле) и выслушивали болтовню Леопольда на предмет его огромной радости снова видеть свою хозяйку. Мы оба были очень взволнованы. То и дело мы встречались взглядами, но тут же смущались и торопливо отводили глаза. Она сосредотачивала внимание на своих руках, а я -- в основном на ее ножках. Невесть сколько времени так прошло -- мне казалось, что целая вечность. Инна первая нарушила наше молчание и, воспользовавшись паузой в речи кота, робко произнесла: -- Не знаю даже, как вас благодарить... -- Не за что, -- пробормотал я, млея. -- Мне даже было приятно... -- Вот... -- Она достала из своей сумки бутылку шампанского. Настоящего шампанского из Шампани, а не какого-то суррогата. -- У меня было... -- Что вы! -- Я энергично замахал руками. -- Я не могу... (Позже, вспоминая начало нашего разговора, я каждый раз приходил к одному и тому же выводу: мы вели себя, как две застенчивые барышни из бездарного фарса викторианских времен.) -- Прошу вас, -- настаивала Инна. -- Вы утруждали себя лишними хлопотами. Ездили в университет. Тут вставил свое веское слово Леопольд: -- Да уж, действительно. Владислав принял близко к сердцу мои беды. А ты почему так долго не появлялась? -- Я не виновата, котик, -- ответила Инна. -- Как только Наташа мне позвонила, я сразу поспешила к тебе. -- Значит, это Наташа! Ну, я ей задам... -- Она тоже не виновата. Просто она задержалась и лишь недавно приехала. -- И Инна вновь протянула мне бутылку: -- Возьмите, это от души. -- Вы, наверное, держали ее для какого-то знаменательного события... Леопольд опять вмешался в наш разговор, но на этот раз очень кстати. Кот, что называется, сделал ход конем. -- А разве сегодня не знаменательный день? -- Он притворился возмущенным. -- Я нашелся, вы познакомились, к тому же у меня появилась подруга. -- И он указал лапой на Лауру. Наши лица мигом просветлели. Мы облегченно вздохнули и обменялись теплыми улыбками. Я готов был расцеловать кота -- он помог нам выпутаться из неловкого положения. -- Такое событие грех не отпраздновать, -- сказал я. -- Может, и правда выпьем по бокалу? Инна молча кивнула. Я расценил это, как знак согласия, взял из рук Инны бутылку, откупорил ее и наполнил два бокала пьянящим зельем. Коты по такому поводу получили полное блюдце сметаны. Я не раз слышал, что шампанское, даже в небольших количествах, очень опасно влияет на молоденьких девушек. Не знаю, относится ли это ко всем молоденьким девушкам, но по крайней мере на Инну шампанское действует безотказно. Уже после нескольких глоточков она перестала смущаться и краснеть, мы тут же перешли на ты, она стала называть меня Владиком, а ее -- Инночкой. Вскоре мы так оживленно разговорились, что Леопольд обиженно надулся -- он привык всегда быть в центре внимания, а мы с Инной, увлеченные друг другом, почти не замечали его. Я немного рассказал о себе, а Инна -- о себе. Как я уже и сам догадался по ее фамилии и легкому акценту, она была полькой, но родилась и выросла в нашей стране. Ее отец, мать и младший брат жили во Владимире -- конечно, не в Суздальском, что в России, а в более древнем, хоть и менее известном, на Волыни. Когда Инна поступила в университет, родители купили ей в Киеве квартиру, на которую не пожалели денег, поскольку были твердо уверены, что общежитие -- не место для порядочной девушки. Зная университетские общаги не понаслышке, я должен был признать, что родители Инны -- люди мудрые и осмотрительные. Потом, к большому удовольствию Леопольда, мы поговорили о нем и вскоре пришли к заключению, что как он сам, так и его способность разговаривать -- настоящее чудо. Просто невероятное чудо -- однако, по нашему мнению, если бы мир был насквозь материалистичным и в нем не существовало чудес, жизнь была бы скучной и безрадостной. В восторге от общности наших взглядов на массу вещей -- от политики до философии -- мы поцеловались. Разумеется, как брат и сестра. Правда, при этом я совсем не по-братски затянул поцелуй, а Инна задрожала, как осиновый лист, хотя сделала вид, что ничего особенного не произошло. После этого инициативу перехватил кот. Он рассказал Инне обо всем, что случилось с ним в последние два дня: о похищении, об аварии, о встрече со мной, о нашем визите в университет, о старичке возле физического факультета и, конечно же, о памятной поездке на троллейбусе. Теперь у меня совсем не холодело в груди при воспоминании о том приключении; напротив, все случившееся казалось просто уморительным. Мы с Инной смеялись до упаду -- как дети. Именно тогда мы с удивлением обнаружили, что шампанское неожиданно быстро закончилось. Или мы его так усердно пили, или оно частично испарилось -- кто знает. Леопольд придерживался первой версии; мы же настаивали на второй. Расстроенная Инна упрекала себя в том, что пожадничала и принесла лишь одну бутылку. Она была безутешна, и, в конце концов, мне пришлось покаяться ей, что у меня припрятано три бутылки домашнего вина маминого приготовления. Инна игриво, даже слишком игриво, пристыдила меня за скаредность и потребовала немедленно нести вино, потому что ее донимает жажда. Чтобы вы знали, мои родители живут на юге, в исконно винодельческом крае, а моя мама -- спец по части приготовления красных вин. Ее вино имеет одну интересную особенность: на вкус оно кажется не крепче сока, но шибает в голову будь здоров. Я совсем забыл предупредить об этом Инну, просто забыл -- без всякого умысла... Впрочем, я сильно сомневаюсь, что в своем тогдашнем состоянии она прислушалась бы к моим советам. Итак, мы потихоньку пили вино моей матушки, болтали, танцевали, опять пили -- и не заметили, как оба напились в стельку. Моя память начала давать сбои уже на второй бутылке. Последнее, что я запомнил из того вечера, это как мы обнявшись танцевали под какую-то медленную музыку, голова Инны была наклонена к моему плечу, а я, жадно хватая губами ее волосы, раз за разом повторял про себя: "Сейчас я сдурею!" И действительно -- сдурел... 6 Проснувшись на следующий день, я с удивлением обнаружил, что голова у меня не болит, мысли необычайно четкие и ясные, а тело свежее и отдохнувшее, словно накануне я употреблял исключительно безалкогольные напитки. А между тем я точно знал, что вчера вечером слегка перебрал -- да так слегка, что не мог вспомнить, когда именно и каким образом очутился в постели. Впрочем, долго удивляться отсутствию похмельного синдрома мне не пришлось. В следующий момент я сделал открытие, которое заставило меня забыть обо всем на свете: в постели я был не один! Рядом со мной, вернее, в моих объятиях, лежала очаровательная девушка. Инна... Мы проснулись одновременно. Нас разбудил Леопольд, который громко, с непередаваемым мяукающим акцентом, выкрикивал: -- В Багдаде уже полдень! В Багдаде уже полдень!.. Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза и глупо улыбались. Теплое дыхание Инны приятно щекотало мой подбородок. От прикосновений ее обнаженного тела меня охватывала сладкая истома. Моя рука лежала на ее бедре и совершенно безотчетно поглаживала его... Вдруг в глазах Инны появился испуг. Она резко отстранилась от меня, села в постели и растеряно огляделась вокруг. -- Господи! -- прошептала она в отчаянии. -- Господи!.. Что ж это такое?! -- Весна, -- коротко объяснил Леопольд. Достаточно было беглого взгляда на постель, чтобы все стало ясно. Я поднялся, рявкнул коту: "Брысь!", присел рядом с Инной и несмело обнял ее за плечи. По щекам Инны катились слезы. Я пытался высушить их нежными прикосновениями губ, но они все катились и катились не переставая. -- Я знала, -- первой нарушила гнетущее молчание Инна, -- это должно было когда-то случиться... Но я не думала... чтобы вот так... -- Прости, родная, -- виновато сказал я. -- У меня это тоже впервые, и я... ей-богу, я не знаю, что делать... Мне очень жаль, поверь... День был ясный, солнечный, но прохладный; к тому же вечером кто-то из нас открыл дверь на балкон и забыл ее закрыть. Очень скоро я начал дрожать от холода, поэтому встал и принялся второпях одеваться. Тем временем Инна молча стянула с дивана простынь и, смущенно взглянув на меня, убежала в ванную. Вслед за тем оттуда послышался плеск воды вперемежку с громкими всхлипываниями. Одевшись, я посмотрел на часы. Как ни странно, Леопольд оказался прав: в Багдаде как раз был полдень. А в Киеве было одиннадцать утра... Я тяжело вздохнул и стал подбирать с пола ее одежду. Походя я удивлялся тому, как женщины любят усложнять себе жизнь -- взять хотя бы их наряды. Из мрака забытья, окутывавшего события вчерашнего вечера, вдруг вынырнул один эпизод -- как я раздевал Инну. Мне стало стыдно: судя по всему, я был далеко не на высоте. И вообще, я никак не мог решить, хорошо мне сейчас или плохо. С одной стороны, этой ночью у меня была женщина, вернее, девушка -- и какая девушка! С другой же, эту девушку я сначала напоил, да и сам упился до такой степени, что ничего не помнил о том, как я лишил ее невинности и как расстался со своей. Черт знает что! Инна все еще была в ванной. Сложив ее одежду на диване, я прошел в кухню. Там же околачивался Леопольд; его Лаура спокойно дремала под столом. Пока я жарил яичницу с беконом, голодный кот жадно расправлялся с внушительным куском колбасы. Насытившись, он оставил объедки Лауре, а сам вскочил на подоконник, довольно зевнул и сказал: -- Хороши вы были вчера! -- Заткнись! -- беззлобно ответил я, но в следующий момент встревожено воззрился на него: -- Ах, негодяй! Ты подглядывал за нами?! -- О нет, ни в коем случае, -- успокоил меня кот. -- Когда ты взялся расстилать постель, мы с Лаурой слиняли на кухню. -- И на том хорошо, -- с облегчением выдохнул я. -- Ну, как она тебе? -- хитро прищурившись, полюбопытствовал Леопольд. -- Понравилась? -- Заткни пасть! -- прикрикнул я, неудержимо краснея. Вместе с тем, я не мог удержаться от улыбки: разговаривать с котом на обычные бытовые темы -- еще куда ни шло; но обсуждать с ним свои интимные переживания -- в этом было что-то абсурдное, гротескное, ирреальное... Из ванной послышался голос Инны: -- Владислав! -- Да? -- Я мигом оказался под дверью. -- У тебя есть что-то надеть? Ну, халат... или что-нибудь в этом роде. Я задумчиво потер лоб. -- Халатов у меня не водится. Зато могу предложить теплую рубашку. Годится? -- А она... достаточно длинная? -- Да. -- Тогда неси. -- А больше ничего не нужно? -- напоследок спросил я. -- Ну, еще... это... -- Хорошо, -- сказал я. -- Принесу и "это". "В словах Леопольда о массе идиотских условностей есть зерно истины, -- думал я, роясь в шкафу в поисках самой длинной рубашки. -- После того, что случилось между нами ночью, она могла бы прямо сказать: и еще принеси мои трусики..." За завтраком мы не проронили ни слова. Сначала Леопольд пытался завязать с нами беседу о себе (как я уже убедился, это была его любимая тема), но мы упорно отмалчивались, не обращая на него ровно никакого внимания. В конце концов кот обиделся, гордо замолчал и вместе с Лаурой устроился погреться возле теплой батареи парового отопления. Поев и выпив кофе, я развесил на балконе выстиранную Инной простынь, а она тем временем помыла посуду. После этого мы вернулись в комнату, Инна села на диван, а я -- в кресло. И по прежнему молчали... Наверное, это был один из тяжелейших моментов в моей жизни. Я должен был заговорить первым -- и не о чем-нибудь, а о том, что случилось ночью. Я прекрасно понимал, что инициатива должна исходить от меня, но никак не мог подобрать нужных слов. "Инна, мне очень жаль, но случившегося уже не изменить..." "Инна, как только я увидел тебя..." "Инна, хоть мы познакомились только вчера, обстоятельства сложились так, что..." "Инна, я думаю, что нам нужно определится в наших дальнейших отношениях..." Я полностью отдавал себе отчет, почему тяну с началом разговора. Буквально с первой секунды нашего знакомства я понял, что Инна предназначена мне самой судьбой, что мне нужна только она -- и лишь она одна... Я уже не представлял своей жизни без нее, и потому панически боялся услышать ответ вроде: "А какое мне, собственно, до тебя дело? Ты напоил меня, соблазнил, а теперь еще смеешь говорить о чувствах. Да иди ты знаешь куда!.." Я подозревал -- куда. Чтобы набраться смелости и хоть немного успокоить нервы, я закурил. Инна бросила на меня быстрый взгляд и тоже взяла сигарету. Я неодобрительно покачал головой, однако дал ей прикурить. От первой же затяжки она закашлялась. Тотчас в комнату заглянул Леопольд. -- Инночка! -- произнес он укоризненно. -- Что же ты делаешь? Потеря девственности еще не причина, чтобы начать курить. Щеки Инны вспыхнули румянцем. Она со злостью погасила сигарету в пепельнице. Мне в голову закрались котоубийственные мысли. А Леопольд, обеспечив себе путь к отступлению, продолжал: -- Однако странные вы существа, люди! И ты, Владислав, и особенно ты, Инна. Вспомни, что ты говорила вчера вечером. -- И что же? -- тихо спросила Инна, блуждая взглядом по комнате. -- А то не помнишь! -- фыркнул он. -- "Я сошла с ума, котик! Я влюбилась!" А сегодня что -- передумала, разлюбила? Я резко вскочил на ноги с твердым намерением швырнуть Леопольда в окно. Но кот был готов к этому и немедленно ретировался на кухню. Я чисто машинально захлопнул за ним дверь, чтобы он больше не мешал нам, а все мои мысли целиком были заняты анализом его последних слов. Наверное, с минуту я простоял в глубокой задумчивости, затем робко подступил к Инне, опустился перед ней на корточки и взял ее руки в свои. -- Инночка, -- спросил я с замиранием сердца, -- так это правда? Она потупила глаза и тихо, чуть ли не шепотом, ответила: -- Не помню. Тогда я поднес к своим губам ее руку и нежно поцеловал маленькую ладошку. -- Солнышко мое, я же спрашиваю не о том, что ты говорила вчера, а о том, что ты чувствуешь сегодня. Наконец Инна подняла глаза, ласково посмотрела на меня и немного смущенно улыбнулась: -- А если да, то что? И тут я вспомнил! Вспомнил все, что случилось прошлым вечером. И ночью... Это была настоящая фантастика! Воспоминания придали мне смелости, и я уверенно обнял Инну. -- Родная моя, любимая, ты же ждала принца... -- И нашла его, -- сказала она, прильнув ко мне. -- Тебя, Владик. -- Я совсем не похож на принца... -- Но для меня ты принц. Когда я увидела тебя, то сразу поняла, что мы созданы друг для друга... И теперь не важно, каким я раньше представляла тебя, это уже не имеет значения. Главное, что ты мой принц, и... Не задавай глупых вопросов, лучше поцелуй меня. Мы поцеловались. Если у меня еще был кое-какой опыт в поцелуях, то у Инны его вообще не было; но это не мешало нам целоваться пылко и страстно... Немного погодя Инна спросила: -- Владик, неужели это правда, что я у тебя первая? -- Правда, -- ответил я. -- Чистая правда. Тебя это удивляет? -- Ну... так, немного. Просто ты не похож на тех парней, которые сторонятся женщин. Тебе уже двадцать четыре года, и я уверена, что ты часто влюблялся. Я утвердительно кивнул: -- Да, влюблялся. Но всегда влюблялся в таких девушек, которые считали, что мужчина должен первый проявить инициативу. А я всякий раз пасовал. -- Почему? -- Не знаю. Может быть, комплексы. Инна покачала головой: -- Это ничего не объясняет. У всех нас комплексы. Людей без комплексов не бывает. Я погладил ее волнистые белокурые волосы и заглянул в ее васильковые глаза. Сбылась мечта всей моей жизни -- я встретил свою голубоглазую блондинку... -- Наверное, я ждал тебя, родная, -- наконец произнес я. -- Ты ждала своего принца, а я -- свою принцессу. Просто мне пришлось ждать дольше... Вот и все. 7 Первые пять месяцев нашей с Инной супружеской жизни я иногда вспоминаю с ностальгией -- точно так, как приятно бывает взрослому, возмужавшему человеку вспомнить свое беззаботное детство. Тогда мы просто любили друг друга, просто были счастливы вместе, просто жили сегодняшним днем, редко оглядываясь в прошлое и почти не задумываясь о будущем. Однако детство, какой бы золотой порой оно ни было, всего лишь прелюдия к взрослой, самостоятельной жизни. Дети не навсегда остаются детьми, а со временем вырастают; вот так и в нашу с Инной идиллию рано или поздно, но с неизбежностью восхода солнца, должна была внести свои коррективы суровая действительность. Действительность эта нагрянула к нам в один прекрасный августовский день в облике трех людей в штатском. Что это были именно люди в штатском, а не просто люди в строгих серых костюмах с галстуками, мы поняли из "уставного" выражения их лиц и военной выправки, еще до того как они предъявили нам удостоверения. Двое из них оказались большими "шишками" -- полковником и майором службы безопасности. Третий был рядовым агентом, в руках он держал видеокамеру; я немедленно окрестил его оператором. Полковник показал себя человеком весьма решительным. После короткой процедуры знакомства он сразу взял быка за рога и без всяких церемоний, напрямую спросил: -- Это у вас живет кот, который якобы разговаривает? -- Ну, да, -- ответил я, поняв, что возражать бесполезно. -- А что? -- И при чем здесь "якобы"? -- Леопольд, уже отец четверых, к счастью, молчаливых котят, выглянул из гостиной и смерил прибывших скептическим взглядом. -- "Якобы", как мне известно, подразумевает: "вроде бы да, а на самом деле нет". "Якобы" меня нисколько не касается, потому что я действительно разговариваю. Полковник, майор и оператор на какое-то мгновение опешили. Впрочем, ненадолго -- очевидно, они были готовы к такого рода неожиданностям. -- Спокойно, -- сказал полковник. -- Сейчас мы во всем разберемся. -- И безо всякого чревовещания, -- строго предупредил майор. Мы с Леопольдом сделали вид, что не расслышали его реплики. Инна же возмутилась: -- Никакого чревовещания! Кот просто разговаривает, и все. -- Спокойно, -- повторил полковник; у меня создалось впечатление что "спокойно" он говорил сам себе. -- Разберемся. Я предложил посетителям пройти в гостиную. -- Как я понимаю, уважаемые, вас интересует именно кот, а не я или моя жена? -- Конечно, -- подтвердил полковник. -- Именно он. А уже потом вы -- как хозяева кота. В отличии от майора, полковник мне понравился -- он выглядел умным, интеллигентным человеком, -- и мне стало немного жаль его. Не желая быть свидетелем словесного мордобоя, к которому уже приготовился Леопольд, я предложил ("во избежание чревовещания"), чтобы мы с Инной на время их беседы удалились на кухню -- тем более, что мы как раз обедали. Полковник признал, что это хорошая идея, и отпустил нас, пообещав поговорить с нами позже. Прикрыв кухонную дверь, я сказал Инне: -- Слишком много на себя берет. После Леопольда ему будет не до нас. Жена полностью разделяла мое мнение. Разговор длился более получаса -- по своему обыкновению, кот пудрил собеседникам мозги. Из гостиной доносились только приглушенные голоса, слов разобрать не удавалось. Впрочем, нас мало занимало, почему спецслужбы заинтересовались Леопольдом; куда больше нас волновало, в какой степени этот интерес нарушит наш семейный уют. Мы даже не подозревали, что беда подкрадывается совсем с другой стороны... Наконец оживленная беседа в гостиной прервалась. После продолжительной паузы полковник что-то сказал. Майор что-то ответил (кажется, "сейчас будет"), и опять наступила тишина. Мы подождали еще минуту, затем прошли в гостиную. Леопольда нигде видно не было. Полковник и майор сидели в мягких креслах, утомленно откинувшись на спинки; глаза у них были остекленевшие, как будто им обоим вкатили по два "кубика" галоперидола. Майор держал в руках диктофон, включенный в режиме обратной перемотки, и искоса следил за датчиком времени. Оператор сидел на краю дивана и отрешенным взглядом пялился в противоположную стену; лицо у него было белое, как мел, раз за разом он шмыгал носом, словно напуганный ребенок. -- Где кот? -- спросила Инна. -- Убежал через балкон, -- ответил полковник. -- Сказал, что мы занудные типы, и он уже сыт нами по горло. "Как это похоже на Леопольдика!" -- умиленно подумал я, садясь на диван рядом с оператором. Тот затравленно покосился на меня и нервно дернулся, едва не уронив на пол видеокамеру. Инна устроилась на стуле возле письменного стола с компьютером. -- А он действительно говорящий, -- тоскливо произнес полковник. -- Вне всяких сомнений. -- Ну, и какие у вас к нам вопросы? -- с улыбкой осведомилась Инна. Полковник лишь сокрушенно вздохнул. -- А собственно, -- спросил я. -- В чем дело? Почему вы заинтересовались нашим котом? -- Дело о троллейбусе номер одиннадцать ноль восемь, -- с мрачным видом ответил полковник. -- Ага, понятно. И вы так долго искали нас? Полковник пожал плечами: -- Беда в том, молодой человек, что каждый пассажир троллейбуса давал разное описание вашей внешности. Мы так и не смогли составить ваш словесный портрет. Зато портрет кота получили во всех деталях. Наши агенты прочесали всю Русановку в поисках Леопольда, но тщетно. -- Леопольд там не жил, -- объяснил я. -- Да и я уже на следующей неделе съехал со своей русановской квартиры. -- Знаю, -- кивнул полковник. -- А мы начали ваши поиски лишь через полторы недели. -- Тогда как же вы нас нашли? -- Нам помог один бдительный гражданин. Он сообщил, что повстречал возле корпуса физического факультета подозрительного субъекта с еще более подозрительным котом, который, кроме всего прочего, разговаривал по-человечески. -- А-а! -- Я с трудом сдержал смех. -- Этот старичок? Небось, он решил, что я иностранный шпион, а Леопольд -- замаскированный под кота робот. Полковник натянуто улыбнулся: -- В самую точку. Его заявление пролежало в отделе контрразведки целых четыре месяца, пока по чистой случайности не попало на глаза нашему человеку. Контрразведчики посмеивались над фантазиями бедного старичка, нам же было не до смеха. -- Значит, вы вычислили нас через меня? -- спросила Инна. -- Через университет? -- Да, -- коротко ответил полковник и повернулся к майору: -- Ну, что там? -- Вот оно, -- сказал майор и нажал кнопку воспроизведения. -- ...и дался вам этот троллейбус! -- прозвучал из диктофона голос Леопольда. (Дальше я предлагаю фрагмент их беседы в виде стенограммы.) Полковник. Но пойми же, Леопольд, он ехал без контакта с электросетью. Кот. А я хожу и с кошками гул