ал результата. За прошедшие две недели Сандра трижды устанавливала визуальную связь с отцом, все три раза я присутствовал при этом и уже успел убедиться, что в ближайшее время нам не грозит овладеть техникой магической связи между разными Гранями. Поэтому я не стал зря напрягаться, тщетно пытаясь разобраться в действиях Сандры, а решил поберечь свои силы и нервы для чего-то более стоящего. Когда Сандра отняла руки от зеркала, оно уже не отражало находящиеся перед ним предметы; вся его поверхность светилась слабым голубоватым светом, едва заметно пульсируя. Девушка снова отрегулировала положение крышки и повернулась ко мне. -- Сейчас отец освободится, -- сказала она. -- Я предупредила его, что у нас неприятности. Обещанное Сандрой "сейчас" наступило лишь минут через пять. Пока мы ждали ответа, я думал о наших с Инной родителях. Сиддх уверял, что его знакомый уже передал им от нас весточку, а при первом же удобном случае обещал устроить нам встречу в "прямом эфире" -- по каналу визуальной связи. Но инквизитор исчез, и у меня мгновенно зародились подозрения, что никакой весточки его знакомый не передавал и вообще накакого знакомого он об этой услуге не просил. Теперь придется просить о том же отца Сандры. Хоть бы у него нашлись на Основе знакомые... Наконец зеркало перестало светиться и потемнело, как небо перед грозой. Это свидетельствовало о том, что на другом конце провода кто-то подключился, но еще не полностью установил связь. Мы с Инной придвинулись ближе к Сандре, чтобы всем вместе попасть в поле зрения нашего собеседника. Рассудив, что и Штепану не помешает поучаствовать в нашем разговоре, я жестом пригласил его подойти и сесть рядом со мной. Барон пожал плечами с таким видом, будто хотел отказаться, но затем все же подчинился. Леопольд, не ожидая специального приглашения, залез на колени к Инне. Между тем зеркало вновь посветлело, и в нем появилось черно-белое изображение мужчины с густыми темными волосами и немного продолговатым чисто выбритым лицом. Как и в трех предыдущих случаях, качество "картинки" было невысоким, где-то на уровне старинного CGA-монитора, поэтому судить о возрасте собеседника по одному лишь изображению было затруднительно. Но от Сандры я знал, что в позапрошлом году ее отцу исполнилось пятьдесят лет. Винченцо Торричелли поздоровался с нами, затем Сандра представила ему Штепана, которого он видел впервые. После короткого обмена любезностями с бароном командор смерил всех нас внимательным взглядом (как я подозревал, качество изображения у него было гораздо лучше) и спросил у Сандры: -- Итак, дочка, что случилось? Почему с вами нет Сиддха? -- Потому что его вообще с нами нет, -- ответила девушка и рассказала ему о нашем утреннем открытии и о безрезультатных поисках инквизитора. Командор слушал Сандру молча, не перебивая. При трех предыдущих сеансах связи я не замечал за ним такой сдержанности, он явно не принадлежал к тому редкому типу людей, умевших терпеливо выслушивать своих собеседников. И то, что сейчас он не торопил Сандру, не мешал ей выговориться, не задавал попутных вопросов, могло свидетельствовать лишь о состоянии крайнего потрясения, вызванного известием об исчезновении Сиддха. Однако лицо командора оставалось бесстрастным -- или, во всяком случае, не столь открыто выражало эмоции, чтобы их можно было заметить на нашей нечеткой черно-белой "картинке". Лишь когда Сандра закончила, отец принялся расспрашивать ее, проясняя моменты, которые она упустила или недостаточно четко обрисовала. Вскоре в этот допрос были втянуты и все мы, включая Леопольда, а позже командор велел дочери подозвать Йожефа и Милоша -- последних людей, видевших Сиддха в лагере. У отца Сандры оказалась железная хватка, он вел себя точь-в-точь как следователь при исполнении, и я не мог отделаться от ощущения, что выступаю в роли подозреваемого. То же самое чувствовали и все остальные; особенно крепко досталось Йожефу, Милошу и Леопольду. Чуть ли не впервые на нашей памяти кот мечтал поскорее прекратить разговор, и как только командор отпустил его, он тотчас убежал в дальний конец поляны и спрятался в густой траве. Выжав из нас все соки и убедившись, что больше ничего полезного мы сообщить не можем, Винченцо Торричелли умолк и откинулся на спинку кресла, в котором сидел. Теперь я смог рассмотреть комнату, где он находился. Это был не кабинет, как в предыдущих случаях, а что-то вроде маленькой гостиной или, скорее, дамский будуар -- на последнюю догадку наводили некоторые детали убранства. Оба окна на заднем плане были плотно зашторены, в комнате горели эльм-светильники, а наш собеседник был одет явно наспех -- очевидно, мы подняли его с постели. Впрочем, вид у него был совсем не сонный. Минуты через полторы отец Сандры подался вперед, достал откуда-то (наверное, из коробки на столе -- но мы этого не видели) сигару и неторопливо раскурил ее. -- Так, ладно, -- сказал он затем; его тон был спокойным и деловитым, хоть и несколько напряженным. -- А теперь я хотел бы поговорить с вами, Владислав. Желательно с глазу на глаз. -- Он окинул быстрым взглядом всех собравшихся. -- Вы не могли бы ненадолго оставить нас? По форме это была просьба, но по сути -- приказ, подразумевавший беспрекословное подчинение. Сандра немедленно встала и направилась фургону, стоявшему шагах в пятнадцати от того места, где мы находились. Штепан со своими людьми последовал за ней, но прежде дождался моего кивка, подтверждавшего это распоряжение. При всяком удобном случае барон старался подчеркнуть, что только за мной и моей женой он признает право отдавать ему приказы. Инна же не сдвинулась с места, глядя на меня с немым вопросом. Ей совсем не понравилось, как бесцеремонно отшил ее отец Сандры. Она очень чутко относилась к таким вещам. „Все в порядке, успокойся," -- мысленно произнес я. -- „Сейчас не время устраивать сцены. Давай лучше я буду держать тебя в курсе нашего разговора." „Хорошо," -- согласилась жена, поднимаясь с травы. -- „Надеюсь, у командора были причины так поступить. Держи меня в курсе." Когда Инна отошла, Винченцо Торричелли спросил: -- Вы можете быстро установить защиту от подслушивания? -- Да, -- ответил я. -- Но не очень надежную. -- Не беда. Сгодится любая. Устанавливайте. Заготовка для таких чар у меня уже была, поэтому я провозился недолго, порядка двадцати - тридцати секунд. Затем я установил мысленный контакт с Инной, чтобы она могла слышать наш разговор. -- Стало быть, -- произнес командор, когда я справился с этим делом, -- вы совершенно уверены, что никто не мог проникнуть в лагерь извне? -- В этом уверена Сандра, -- сказал я. -- А что касается меня, то я просто доверяю ее суждениям. -- Я тоже полагаюсь на ее выводы. Сандра, что называется из молодых да ранних; для своих лет она неплохо разбирается в Искусстве. Поэтому будем исходить из предположения, что ночью в вашем лагере не было никого постороннего -- ни человека, ни зверя, ни инфернального существа. Я кивнул: -- Мы тоже пришли к выводу, что Сиддх сам покинул пределы защитного купола. Командор Торричелли покачал головой: -- Не обязательно. Его мог вынудить один из ваших спутников. Или выманить хитростью. Я на секунду остолбенел. Инна, которая слушала наш разговор, была поражена не меньше моего. Сказать по правде, нам даже в голову не приходила такая возможность. К Штепану и его людям мы питали безграничное доверие и скорее готовы были усомниться в Сиддхе и даже в Сандре, чем в них. Я хорошо помнил, как Штепан снес голову Черному Эмиссару, который пытался стравить нас с загорянами и почти преуспел в этом; как молниеносная реакция барона спасла нам обоим жизнь в момент атаки разбойников. Я помнил, как умирал Йожеф со стрелой в груди; как Штепан не хотел покидать нас, когда мы сражались с Женесом; как он вместе с Гареном де Бреси и Никораном бросился нам на выручку, увязая ногами в размякшем камне, но не собираясь отступать, хотя прекрасно понимал, что там, наверху, его почти наверняка ждет смерть... Нет, я не мог поверить в предательство Штепана и других загорян! -- Я понимаю, вам неприятно об этом думать, -- вновь заговорил отец Сандры после паузы. -- Вы многое пережили вместе и чувствуете к этим людям глубокую привязанность. Но постарайтесь взглянуть на вещи объективно, без предвзятости. Ваше знакомство с ними произошло при весьма благоприятных обстоятельствах. Я бы сказал: даже слишком благоприятных, подозрительно благоприятных. Ведь все это могло быть специально подстроено -- и интриги Черного Эмиссара, и нападение разбойников, -- чтобы втереться к вам в доверие, чтобы вы ни на секунду не усомнились в их преданности. Я с сомнением хмыкнул. -- В ваших рассуждениях есть существенный изъян. Если бы не помощь загорян, мы с женой наверняка погибли бы в схватке с разбойниками. К тому же мы совсем не разбирались в происходящем, а Штепан нам многое разъяснил, ввел нас в курс дел и подготовил к тому, с чем мы впоследствии столкнулись. -- Я вовсе не утверждаю, что все загоряне враги. Я всего лишь допускаю, что среди них есть по крайней мере один предатель. -- Он ненадолго умолк. -- Точно так же вы можете подозревать в предательстве и Сандру. Я-то знаю, что с ней все в порядке, она моя дочь и я полностью доверяю ей, но вместе с тем признаю, что у вас нет веских оснований вычеркнуть ее из списка подозреваемых. „За исключением того, что она нравится нам," -- мысленно заметила Инна. -- „Уж лучше подозревать Сиддха." „Да, в этом смысле он самый удобный подозреваемый," -- согласился я и вслух произнес: -- А как насчет командора-лейтенанта Сиддха? -- Это мое второе предположение, -- сказал отец Сандры. -- Хотя ума не приложу, зачем ему понадобилось исчезать. Я не вижу в этом нет никакого смысла. Окажись он предателем, он бы привел вас в западню и оставался бы с вами до самого последнего момента, чтобы не возбуждать ваших подозрений и при удобном случае ударить вам в спину. А теперь вы настороже и застать вас врасплох будет еще труднее. -- И вообще, -- добавил я, -- все теории о предательстве грешат одним общим недостатком. Если все это время рядом с нами был враг, то у него имелась масса возможностей убить нас. Тем не менее мы до сих пор живы, и мало того -- на нашу жизнь никто не покушался. Губы командора тронула легкая улыбка. -- Вы явно недооцениваете себя, Владислав. Судя по всему, что я о вас слышал, вы с женой обладаете молниеносной реакцией и острым чутьем на опасность. То, как вы лихо расправились с Женесом, за плечами которого было отточенное тысячелетиями мастерство, могло послужить предостережением всякому, кто желает вашей смерти. Возможно, предатель -- если, конечно, он есть или был -- никак не может решиться на покушение, памятуя о том, что случилось с другими вашими врагами... А впрочем, вы правы. Я и сам слабо верю в возможность предательства с чьей бы то ни было стороны. Особенно со стороны Сандры и Виштванатана Сиддха: она -- моя дочь, и я знаю ее с пеленок; а он -- проверенный боец ордена, отлично зарекомендовавший себя на Основе, у него блестящий послужной список, ни у кого и никогда не возникало сомнений в его преданности нашему делу. Куда более вероятным мне представляется вариант, что Сиддх стал жертвой собственной неосторожности. В пользу этой версии свидетельствует и то, что он покинул лагерь, не прихватив с собой ничего, кроме оружия. Следовательно, он не собирался долго отсутствовать, иначе взял бы с собой Гиту и хоть кое-что из личных вещей. По крайней мере, переоделся бы в дорожный костюм. -- Мы с женой тоже так считаем, -- сказал я. -- Хотя не исключаем возможности, что Сиддх заблаговременно подготовился к своему исчезновению, а потом ушел налегке, чтобы мы думали о несчастном случае. -- Я тоже не исключаю такой возможности. Но о предательстве мы уже говорили, так что вернемся к варианту с неосторожностью. Будем исходить из предположения, что Сиддх по собственной воле и без всякого злого умысла покинул лагерь, а когда оказался за пределами купола, с ним случилось несчастье. Он мог подвергнуться нападению обитающих на этой Грани крупных хищников, но это было бы слишком просто... -- И слишком притянуто за уши, -- добавил я; вернее, это сказала Инна моими устами. -- Здесь мы не обнаружили ни одного достаточно крупного хищника. Да и в любом случае, будь это просто хищники, они бы непременно оставили следы. Хотя бы кровь. Или клочья одежды. И, разумеется, саблю -- диким зверям она явно ни к чему, однако мы ее нигде не нашли. -- Вот именно. Поэтому я склоняюсь к мысли, что Сиддх стал жертвой враждебно настроенных людей или существ более опасных и свирепых, чем любые земные хищники, существ, порожденных Нижним Миром. Возможно, они следовали за вами от самого Агриса, хотя более вероятно, что появились совсем недавно и воспользовались первым же подходящим случаем, чтобы ослабить ваш отряд. Я зябко передернул плечами. -- Значит, теперь нам следует ждать нападения? -- Вам следует быть готовыми ко всему, к любым неожиданностям, но паниковать не стоит. На Агрисе вы уже доказали, что способны постоять за себя, а сейчас вы находитесь даже в более выгодном положении, чем тогда. Вы больше знаете, больше умеете, вам лучше удается контролировать свое могущество -- и Сандра, и Сиддх докладывали мне, что вы очень быстро прогрессируете. Исчезновение Сиддха, конечно, большая неприятность, но я не стал бы слишком драматизировать ситуацию. Вполне возможно, что нападение на него было актом отчаяния со стороны противника -- ведь Сиддх его нисколько не интересовал, ему нужны только вы с Инной. Я понимал, что таким образом отец Сандры пытается ободрить меня и немного успокоить самого себя. Он, хоть и не показывал этого, безусловно волновался за дочь, которая вместе с нами подвергалась смертельной опасности. -- Однако, -- сказал я, -- и эта теория не лишена слабых мест. Она не объясняет самого, пожалуй, важного момента: что вынудило Сиддха покинуть среди ночи лагерь. По большой или малой нужде -- исключено, купол специально сделан достаточно большим, чтобы ночью мы не выходили за его пределы. Сиддх особо настаивал на этом и не раз призывал к осторожности; а он явно не из тех людей, которые считают правила обязательными для всех, кроме себя. Я умолк и слегка покраснел, вспомнив, как в первые дни путешествия инквизитор вежливо упрекал нас с Инной в легкомыслии, когда мы вечером отлучались, чтобы заняться в укромном местечке любовью, и слишком долго задерживались. В конце концов он убедил нас не уходить далеко, а оставаться в пределах купола, благо мы всегда разбивали лагерь в лесистой местности, где не так ветрено, как в степи. Но в таких стесненных обстоятельствах нам не удавалось в полной мере насладиться близостью и вскоре мы отказались от наших вечерних прогулок, ограничившись объятиями, поцелуями и прочими невинными ласками в фургоне по вечерам и по утрам, когда Сандра притворялась, что уже -- или еще -- спит... -- Собственно, у меня есть приемлемое объяснение поступку Сиддха, -- заговорил Винченцо Торричелли, и по заминкам в его речи я догадался, что он немного смущен. -- Как раз поэтому я настоял на беседе с вами с глазу на глаз. Остальным это знать ни к чему. -- А именно? -- Видите ли, среди привычек командора-лейтенанта Сиддха есть -- или была -- одна... гм, назовем это странностью. Или, лучше, нетрадиционностью. -- Несколько секунд отец Сандры помолчал в нерешительности. -- Короче, он гомосексуалист. -- Ага... -- только и сказал я. В теории я исповедывал толерантное отношение к представителям сексуальных меньшинств, но на практике не мог преодолеть своей брезгливости к таким людям, особенно к мужчинам. При мысли о том, что Сиддх часто прикасался ко мне, хлопал меня по плечу, я почувствовал легкий приступ тошноты. Одно утешало: мне не пришлось спать в палатке бок о бок с инквизитором; я проводил все ночи в компании двух очаровательных девушек. „А знаешь," -- сказала Инна, -- „я подозревала, что Сиддх "голубой". Ничего конкретного, а так, некоторые намеки. В его манерах было что-то женское." „А вот для меня это полная неожиданность. Я даже подумать такого не мог..." -- У нас в ордене это не считается преступлением, -- между тем продолжал Торричелли. -- Правда, большинство относится к таким людям со стойким предубеждением, поэтому Сиддх был осторожен и, надо отдать ему должное, никогда не смешивал свою личную жизнь со служебной деятельностью. Но ведь он, в конце концов, человек и вполне мог поддаться слабости. Если допустить, что между ним и еще кем-то из вашего отряда возникла связь, то тем самым можно объяснить, почему он пренебрег своими же собственными правилами и среди ночи покинул лагерь. -- Вы полагаете, что у него было... э-э, свидание? -- Вполне возможно. Если отбросить версию о предательстве, то это единственное разумное объяснение поступку Сиддха. -- Тогда получается, -- произнес я, -- что один из наших спутников знает гораздо больше, чем говорит. Даже если он не пришел на встречу или пришел позже, то все равно должен понимать, что исчезновение Сиддха связано с их несостоявшимся ночным свиданием. А может, он собственными глазами видел, как это произошло, но держит рот на замке, боясь признаться в своих гомосексуальных наклонностях. -- Совершенно верно, -- подтвердил командор. -- Я знаю немало случаев, когда люди скрывали жизненно важную информацию из страха, что вместе с ней станут достоянием гласности и некоторые их мелкие грешки. А на Агрисе, насколько мне известно, мужской гомосексуализм считается серьезным прегрешением, поэтому неудивительно, что тот парень не осмеливается рассказать о своем свидании с Сиддхом. -- Если он вообще есть, тот парень, -- заметил я. -- Да, конечно, если он есть. А вы, случайно, ничего такого не замечали? Может, вам бросились в глаза особые отношения между Сиддхом и кем-нибудь из ваших людей? Я хотел сразу сказать "нет", но Инна удержала меня: „Погоди, не горячись, ведь это серьезное дело. Я понимаю, что тебе не хочется думать о такой возможности, но обстоятельства сейчас таковы, что мы не вправе потакать своим желаниям. А особенно ты -- поскольку ты наш предводитель. С исчезновением Сиддха ты стал главой отряда не только формально, но и фактически. Так что изволь не прятать голову в песок." Я мысленно вздохнул: „Легко тебе говорить! Если одна из обязанностей руководителя состоит в том, чтобы подозревать своих подчиненных во всех смертных грехах, то это самая гнусная на свете должность. Тогда неудивительно, что подавляющее большинство политиков такие мерзавцы... Ай, ладно! Если на то пошло, то мне кажется, что Сиддх особо выделял среди загорян Младко." „И все? Больше никого?" Я снова вздохнул: „Ну... И еще, пожалуй, Йожефа." „Вот это другое дело. Нельзя исключать человека из списка подозреваемых только на том основании, что он тебе симпатичен. Хорошо хоть Штепан вне подозрений... почти." „Правда?" -- Слова Инны немного утешили меня. -- „А почему?" „Он без памяти влюблен в Сандру. Ты не заметил?" „Нет," -- честно признался я. -- „Как-то не обращал внимания. Хотя сейчас кое-что припоминаю... И как к этому относится сама Сандра?" „Без особого энтузиазма. Штепан ей безразличен." „А жаль. Из них получилась бы замечательная пара..." Закончив разговор с женой, я с тяжелым сердцем назвал отцу Сандры имена обоих подозреваемых, однако счел нужным предупредить, что знаки внимания, которые оказывал им Сиддх, были совершенно невинными и лично у меня не вызывали никаких подозрений. Прежде я считал, что инквизитор относится к двум юным загорянам (обоим было по восемнадцать лет) по-отечески покровительственно. На что командор сказал: -- Я не собираюсь склонять вас к тем или иным выводам, Владислав. Вы ближе к событиям, вам виднее, у вас своя голова на плечах. Я лишь изложил вам свои соображения, а дальше вы сами разбирайтесь, что к чему. -- Так вы предлагаете мне провести расследование? -- Это я оставляю на ваше усмотрение. Действуйте по обстоятельствам. Затем он распорядился позвать Инну, Сандру и Штепана и уже в их присутствии продолжил: -- Сразу после нашего разговора я вызову десяток самых надежных людей и прикажу им немедленно готовиться к отъезду. Потом свяжусь Центральной Канцелярией и доложу Главному о происшедшем. Возможно, он захочет поговорить с вами, так что будьте к этому готовы. Однако я не думаю, что его распоряжения будут чем-то отличаться от моих. Ближайшим к вам командорством Инквизиции по-прежнему остается Лемос, а значит, вы все еще находитесь в его юрисдикции. Вы должны оставаться на месте и ожидать прибытия посланного к вам отряда. Укрепите лагерь, установите всевозможную защиту, добавьте поверх основного еще два, а то и три, силовых купола... Кстати, как у вас с продовольствием? -- Все в порядке, -- ответила Сандра. -- Позавчера мы пополнили запасы мяса, фруктов и овощей, господин Сиддх наложил на них консервирующие чары. А крупы, соли, масла и специй мы взяли с собой вдоволь. -- На неделю ваших запасов хватит? -- Должно хватить. -- А как насчет воды? -- Недалеко есть родник. -- Отлично. Сделайте последний купол водопроницаемым и установите его так, чтобы он охватывал и родник. Это можно устроить? -- Да, отец. Но я думаю, что нам следует перебраться на другую Грань. -- Зачем? Надеешься оторваться от слежки? Если это не удалось Сиддху, то у тебя подавно не получится. -- Я понимаю. Но если... если господин Сиддх ведет собственную игру... -- Скажи прямо: если он предатель. -- Хорошо, если он предатель. В таком случае я считаю, что нам лучше не оставаться на том месте, которое выбрал он. Мы не знаем, что это за Грань. Может, она расшатана. Торричелли задумался. -- Ты права, дочка, -- сказал он. -- Этого я как-то не учел. Подыщите для лагеря другую Грань, но смотрите в оба и ни в коем случае не разделяйте отряд. Когда найдете хорошее место, разбейте лагерь, установите над ним три или четыре силовых купола и оставайтесь там до прибытия отряда. Не покидайте в одиночку пределы внешнего купола -- а лучше совсем не покидайте его. И вообще, старайтесь пореже выходить из внутреннего. После того, как вы разобьете лагерь на новом месте, снова свяжитесь со мной -- чтобы я знал, что у вас все в порядке. И связывайтесь регулярно, три раза в день -- утром, в обед и вечером, перед сном. Все ясно? -- Да, -- хором ответили я, Инна и Сандра. Штепан промолчал. -- Я полагаюсь на вашу рассудительность, -- добавил командор напоследок. -- И не вздумайте продолжать поиски Сиддха. Если он жив, то и сам выкрутится, а если мертв, вы уже ничем ему не поможете. Не нужно никакого геройства, от вас требуется одно: продержаться неделю, пока не явится подмога. Когда Винченцо Торричелли, попрощавшись, прервал связь, я обратился к своим спутникам: -- Итак, ближайшую неделю мы проведем на осадном положении. Не очень приятная перспектива. -- Но это еще не самое худшее, -- хмуро промолвил Штепан. -- Дай-то Бог, чтобы осада не закончилась штурмом. Глава 7 В ОСАДЕ 1 Огромный диск красного солнца полностью скрылся за кронами папоротниковых деревьев, и по земле протянулись длинные тени. Лес наполнился громким пением птиц, провожавших уходящий день. В этом нестройном хоре особо выделялась заливистая трель крупного пернатого, обладавшего голосом соловья, а с виду напоминавшего летающую курицу. Штепан тронул меня за плечо и указал пальцем на дерево шагах в десяти - пятнадцати от нас. -- Вон там, видите? -- шепотом произнес он. Я утвердительно кивнул. Между клинообразными листьями темно-зеленого цвета виднелось белое с рыжими пятнами оперение нашей птички певчей. Судя по тому, как сильно прогибалась под ней ветка, это был самый крупный экземпляр из всех, которые нам встречались. -- Самец, наверное, -- предположил шедший чуть сзади Желю. -- А жаль. У самок мясо нежнее. Штепан шикнул на него, призывая к молчанию. Мягко отстранив меня и Инну, Сандра подошла вплотную к стенке купола и, сосредоточившись, послала в направлении жертвы парализующий импульс. Обездвиженная "курица" упала в густую траву под деревом, а лишенная тяжести ветка тут же распрямилась, всполошив других птиц, большей частью мелких и невкусных, которые с испуганными криками взмыли в поднебесье. Глубоко вдохнув воздух, словно перед прыжком в воду, Штепан пересек границу внешнего силового купола, быстро подбежал к дереву, поднял с травы добычу и, не теряя ни секунды, повернул обратно. Я прикрывал его на случай внезапного нападения, а Сандра с Инной внимательно следили за окрестностями. Но пока что все было спокойно. Оказавшись под защитой купола, Штепан передал "курицу" Желю, вытер со лба пот и улыбнулся: -- Думаю, на ужин и завтрак нам хватит. -- Ясное дело, -- подтвердил Желю, укладывая тушу в корзину, где уже лежало три птицы поменьше. -- Теперь у нас фунтов двадцать чистого мяса. А может, и все двадцать два. Как говорится, ешь не хочу. -- Раз так, то на сегодня достаточно, -- сказал я и, не ожидая согласия товарищей, направился к лагерю; все четверо без возражений последовали за мной. -- Все-таки хорошо, что для стоянки мы выбрали этот птичий мир. Здесь дичь сама просится в руки. Сомневаюсь, чтобы зайцы или вепри были такими же покладистыми. ...Шел восьмой день с момента исчезновения Сиддха. Наши мясные запасы почти исчерпались, и теперь мы были вынуждены промышлять охотой. К счастью, нам не приходилось блуждать в лесных дебрях в поисках добычи, рискуя попасть в неприятность. Эта Грань буквально кишела птицами, многие из которых были не только съедобными, но и очень вкусными, а вдобавок беспечными. За каких-нибудь полчаса мы могли, практически не покидая пределов внешнего купола, обеспечить себя пропитанием на весь день. Я и Штепан поочередно выбирались за парализованной дичью, а остальные прикрывали нас в этих вылазках. И хотя за прошедшую неделю противник не предпринимал против нас никаких действий, мы не расслаблялись и не теряли бдительности, понимая, что он только и ждет нашей ошибки. Четыре дня назад мы получили тревожное известие: семеро инквизиторов, что были посланы нам на подмогу, не вышли на очередной сеанс связи с командорством. С тех пор о них не было ни слуху ни духу, они как в воду канули, и мы могли только гадать, что с ними приключилось. Впрочем, никто из нас не сомневался, что их молчание имеет самое прямое отношение к тому заданию, которое они выполняли по приказу Торричелли. И если раньше в наших сердцах еще теплилась слабая надежда, что исчезновение Сиддха было просто трагической случайностью, то теперь никаких надежд не осталось. Всем было ясно, что и Сиддх, и те семеро инквизиторов, с которыми мы ни разу не встречались, пострадали от того, что имели неосторожность связаться со мной и Инной. Беда по-прежнему шагала с нами рука об руку, обрушиваясь на головы тех, кто находился рядом. Осознание этого крайне неприятного факта тяжелым бременем ложилось на нашу совесть, но ничего изменить мы не могли... Почти целые сутки Винченцо Торричелли ждал, что его люди объявятся и разъяснят возникшее недоразумение; а убедившись, что они умолкли всерьез и надолго, он взял с собой две дюжины инквизиторов (то есть, как позже объяснила Сандра, практически всех, кто был у него под рукой) и отправился по следам пропавшей семерки. У нас хватило благоразумия не спрашивать, действует ли он с ведома регента или на свой страх и риск. Мы подозревали, что он поставил свое начальство перед уже свершившимся фактом. Как и прежде, командор три раза в день связывался с дочерью, и всякий раз мы с волнением ожидали приближения очередного сеанса связи. Чем дальше, тем больше мы боялись, что однажды он не отзовется и замолчит, как замолчали семеро его людей. Ясное дело, мы не делились своими опасениями с Сандрой, да и это было ни к чему -- она сама боялась того же... 2 Наш лагерь был огражден от окружающего мира тремя силовыми куполами, установленными один поверх другого по принципу матрешки; мы называли их внутренним, внешним и основным. Внутренний купол имел в диаметре лишь немногим более двадцати метров, под ним располагался собственно лагерь -- фургон, две палатки и огражденный камнями очаг, который мы называли печью. Основной был почти втрое больших размеров и обладал самой мощной защитой; в пределах основного купола мы проводили девяносто пять процентов своего времени. Внешний же купол (добрую сотню метров в поперечнике) имел водопроницаемую границу; через него протекал довольно широкий ручей, где мы могли брать питьевую воду и мыться, оставаясь под магической защитой, пусть и не такой надежной, как в самом лагере. Ставить четвертый купол мы сочли нецелесообразным. Раздобыв мяса для ужина, мы вернулись в пределы внутреннего купола. Желю, Инна и Сандра немедленно принялись ощипывать "кур" -- после долгой и упорной борьбы девочки все же добились своего и теперь наравне с мужчинами занимались стряпней. Вскоре к их компании присоединились Милош и Радован, постоянные помощники Желю, которых мы в шутку прозывали поварятами. Там же, в ожидании свежих потрохов, вертелся Леопольд со своими кошками. Кстати говоря, наш кот был лишен возможности участвовать в охоте, поскольку основной и внешний куполы мы сделали непроницаемыми для него. Он очень обижался по этому поводу и, бывало, устраивал скандалы, но я оставался непреклонным и не позволял Сандре изменять настройку куполов. Леопольд был хорошим парнем, но несколько недисциплинированным, и в данных обстоятельствах я предпочитал держать его на коротком поводу. Мы со Штепаном никогда не принимали участия в приготовлении трапезы -- у Желю и без нас хватало помощников, а мы, к тому же, не испытывали никакой тяги к поварскому делу. Поэтому мы уселись в сторонке, чтобы не путаться под ногами у наших кормильцев, и закурили -- я сигару, потому как сигареты уже закончились, а Штепан свою неизменную трубку. Некоторое время мы молча наблюдали за суетой вокруг очага. Взгляд барона то и дело задерживался на Сандре, при этом лицо его становилось грустновато-задумчивым. Он не очень умело скрывал свой интерес к девушке, и просто удивительно, что я не обращал на это внимания, пока Инна не ткнула меня носом. Вообще-то я человек наблюдательный и, как правило, замечаю такие вещи, но в данном случае я проявил чудеса невнимательности. Еще в самом начале нашего знакомства Штепан, рассказывая о себе, мимоходом обмолвился, что был женат, но лет пять назад развелся. Никаких подробностей он не сообщил, а я не стал расспрашивать, догадываясь, что ему неприятны эти воспоминания. Позже Йожеф по секрету рассказал мне, что его брат души не чаял в своей жене, но она не питала к нему столь сильных чувств, и когда ее расчет на получение мужем крупного наследства от дальнего родственника не оправдался, она без раздумий бросила его и ушла к королевскому сборщику налогов, который и без всякого наследства жил припеваючи. И теперь я вдвойне сочувствовал барону: судя по отношению к нему Сандры -- дружественному, но не более того, -- его снова угораздило неудачно влюбиться... Йожеф и Борислав принесли полную корзину грибов, которые в обилии взошли между внешним и основным куполами после вчерашнего дождя. Сандра передала наполовину ощипанную "курицу" Бориславу, а сама стала перебирать грибы, выискивая среди них несъедобные и ядовитые. Йожеф и Младко, оставшись не у дел, развлекали, вернее, отвлекали ее разговорами. Девушка слушала их с благосклонной улыбкой -- она не скрывала, что ей приятно общество двух молодых людей, всего на год-полтора старше ее, а оба парня, в свою очередь, были явно неравнодушны к ней. Как, впрочем, и остальные загоряне -- все они, включая женатого Борислава, не упускали случая приударить за Сандрой, чем решительно опровергали домыслы командора Торричелли. В последнюю неделю у меня появилась масса свободного времени, и немалую его часть я потратил на то, чтобы получше узнать своих спутников и попытаться выяснить, не скрывает ли один из них важную информацию об исчезновении Сиддха. Результаты моего расследования носили чисто негативный характер: я не заметил в поведении загорян ничего необычного, что можно было истолковать в пользу версии о ночном свидании, и на этом основании в конце концов признал их невиновными. Инна в принципе соглашалась с моими выводами, но с одной существенной оговоркой. "Если среди загорян есть предатель, а не просто пассивный свидетель приключившегося с Сиддхом несчастья, -- говорила она, -- то психологически он готов к тому, что за ним будут следить. Его не мучит чувство вины за свое молчание, и, в отличие от невиновного, но против воли втянутого в скверную историю, он вполне способен убедительно играть роль честного парня, ничего не ведающего и ни во что не замешанного. Поэтому не спеши закрывать дело. Действительность может оказаться еще паршивей, чем наши самые худшие предположения". Я это понимал и продолжал мучиться подозрениями. Мне нравились загоряне -- одни меньше, другие больше, но нравились все, -- и я очень не хотел, чтобы кто-то из них оказался предателем. Я тяготился необходимостью подозревать всех и каждого, я зверски уставал от своих подозрений и чувствовал, что долго так не выдержу. Мой первоначальный страх перед ударом в спину вскоре сменился нетерпеливым ожиданием этого события. Я жаждал определенности -- той самой, которая гласила бы: это враги, а это друзья, бей одних, защищай других... Штепан докурил свою трубку, выколотил из нее весь пепел и тут же принялся набивать ее новой порцией табака. -- Господин граф... -- заговорил он, не глядя на меня. -- Владислав, -- поправил я. -- Сколько раз можно повторять! Вы же вроде бы согласились с этим. -- Хорошо, Владислав, -- неохотно уступил Штепан. Он ненадолго умолк, делая вид, что занят трубкой, затем, видимо, собравшись с духом, продолжил: -- Быть может, я вмешиваюсь не в свое дело, но больше молчать не могу. Я должен сделать вам одно замечание... Только поймите меня правильно. Здесь нет ничего личного, это вопрос нашей общей безопасности. -- Да, слушаю, -- сказал я. Меня заинтриговало такое мощное вступление. Штепан не был склонен к излишнему драматизму, и должно было случиться нечто из ряда вон выходящее, чтобы он так заговорил. К тому же не в его привычках было избегать взгляда собеседника -- а сейчас он упорно не хотел на меня смотреть. -- Так вот, -- произнес Штепан, внимательно разглядывая свою трубку. -- Вы потеряли осторожность, Владислав. Боюсь, вы слишком увлеклись. -- Чем я увлекся? -- Не чем, а кем. Вы знаете, кем. -- И он бросил быстрый взгляд в сторону Сандры, которая оживленно болтала о чем-то с Инной. Обе девушки были увлечены разговором и не обращали на нас никакого внимания. -- О чем вы толкуете? -- растерянно спросил я. -- Я вас не понимаю. По-прежнему не глядя на меня, Штепан хмыкнул и пожал плечами. -- Вы все понимаете, -- сказал он и, считая наш разговор законченным, принялся раскуривать трубку. Я снова посмотрел на Сандру. Перехватив мой взгляд, она лучезарно улыбнулась и помахала мне рукой. Инна же, мигом почуяв неладное, мысленно осведомилась, что происходит. „Сам не знаю," -- ответил я. -- „Штепан говорит очень странные вещи." „Какие?" „В этом-то я и хочу разобраться. А разберусь -- скажу." Я дождался, когда девушки вернутся к своим делам, и вновь обратился к барону: -- Честное слово, Штепан, я не понимаю ваших намеков. Прошу вас, выражайтесь яснее. Наконец барон соизволил взглянуть на меня. -- Для ясности сообщаю, что у меня бывает бессонница. Порой я просыпаюсь среди ночи и по два-три часа не могу уснуть. Так что я знаю все. -- И что же вы знаете? По всему было видно, что только уважение ко мне удержало Штепана от нецензурных выражений. Он крепко сжал зубами мундштук трубки, подавляя приступ раздражения. -- Монсеньор... то есть Владислав, -- заговорил он тихо, но твердо. -- Я не собираюсь осуждать вас или поучать уму-разуму. Вы с Сандрой взрослые люди и не нуждаетесь ни в чьих наставлениях. У вас есть собственная совесть, пускай она судит вас и наказывает -- если есть за что. А я лишь хочу призвать вас к благоразумию и осмотрительности. Ваши ночные приключения с Сандрой, это ваше личное дело; но их возможные последствия касаются всех нас. Сейчас нам крайне важно сохранить единство наших рядов, избежать любых трений, ссор и скандалов. Мы все на взводе, наши нервы напряжены до предела, и... в общем, при теперешних обстоятельствах нам ни к чему новые неприятности, они запросто могут привести к взрыву. Какие бы меры предосторожности вы ни принимали, имейте в виду, что шила в мешке не утаишь. Я не знаю и знать не хочу, что вы делаете для того, чтобы госпожа Инна не проснулась, пока вы отсутствуете. Но одно могу сказать наверняка: когда-нибудь вы оплошаете, и она обо всем узнает. Так вот, я хочу, чтобы это произошло уже после того, как мы выберемся из этой переделки. И не раньше. -- С этими словами Штепан поднялся. -- Это все, что я хотел вам сказать, Владислав. А выводы делайте сами. Он не спеша направился к палаткам, а я молча таращился ему вслед очумелым взглядом. Я не протестовал против его чудовищных обвинений по той простой причине, что не мог выдавить из себя ни единого слова. Я в самом буквальном смысле онемел от изумления. В моей голове все перемешалось, происшедшее казалось мне жутким, кошмарным сном, и я не щипал себя за руку только потому, что здравой частью рассудка понимал, что не сплю и не брежу и что мой разговор со Штепаном состоялся наяву. У меня мелькнула сумасшедшая мысль, что какой-то шутник забавы ради подмешал в трубочный табак марихуану или другую дурь-траву, и барон, вдрызг обкурившись, тронулся умом. Моя следующая догадка была более правдоподобной, но она оказалась такой ужасной, что, будь у меня возможность выбирать, я без всяких колебаний предпочел бы версию с наркотическим бредом... „Что с тобой, Владик?" -- пришла ко мне мысль Инны. -- „Ты весь посерел." Я встретился с обеспокоенным взглядом жены. Ее лицо выражало тревогу и растерянность. Она явно собиралась встать и подойти ко мне, но я быстро остановил ее: „Погоди, солнышко. Сиди на месте. Не смотри на меня. Не привлекай ко мне внимания." „Чьего?" -- удивилась она, но тем не менее послушно отвела взгляд. -- „Чьего внимания?" „Чьего-либо. А пуще всего -- Сандры." Инна озадаченно покосилась на Сандру, которая, сидя вполоборота ко мне, угощала наших котов свежими потрохами и в мою сторону не смотрела. „Но что случилось?" Я разлегся на траве, делая вид, что решил отдохнуть. Теперь уже никто из сидевших возле очага не мог видеть, что я весь посерел. „Штепан мне кое-что сказал. Кое-что странное... и страшное." „А именно?" „Он считает, что у меня роман с Сандрой. Весьма изящно именует это "ночными приключениями" и так уверен в своей правоте, что едва не покрыл меня матом, когда я упорно не хотел поним