е от меня не уйдет, - спокойно и веско проговорил сотник. - Тем более, внимания к нам, как к девке на смотринах. И правда, присутствующие постоянно бросали на них взгляды и с загадочным видом перешептывались. А Михайло почему-то насупился, заерзал на своем месте. Не было нужды заглядывать в мысли сотника, чтобы догадаться, что его тревожит. Некстати помянул Михайло о смотринах, когда у него самого дочка на выданье - а тут, как на грех, заявились колдуны, да еще живут в его доме... Чтобы перевести разговор на более безопасную тему, Карсидар сказал: - Я смотрю, дом князя Киевского богатый, прямо дворец. А Киев - огромный город. Должно быть, велика ваша страна? - Велика Русь, - ответил Михайло нехотя, лишь бы заговорить о чем- то другом и отогнать прочь мрачные мысли. - От самого Черного моря и аж до Варяжского. А когда на столе киевском сидит толковый князь, вроде Мономаха, все остальные князья русские признают его власть над собой. - В наших краях такой князь давно бы уже королем стал. Видимо, недаром этот папа предлагает Даниле Романовичу корону. - Известное дело, даром бы не предлагал, - оживился сотник и собрался рассказать что-то о новом князе, как из-за раскрытых дверей послышались приближающиеся тяжелые шаги нескольких человек, и Михайло выдохнул: - Тихо, вот и нунций явился. Едва он успел сказать это, едва Карсидар подумал: "Неужели нунций в железных сапогах ходит?" - как в зал вошли четверо гридней, а за ними легко впорхнул приземистый человечек в длинном, до самых щиколоток, черном одеянии и с золотым крестом на груди - вроде тех, что носили местные жрецы высокого ранга. Ничего примечательного в его внешности не было: этакий упитанный живчик, глазки бойкие, круглая лысина на макушке, которую не могла до конца скрыть смехотворно маленькая, невесть для чего предназначенная шапочка. И было совершенно непонятно, как этот живчик с четырьмя гриднями может производить столько шума. Впрочем, недоумение Карсидара длилось лишь секунду-другую, а потом все стало на свои места. Вслед за нунцием в зал вошли пятеро странно одетых людей. Самой броской деталью их одежды были двойные белые плащи, на которых спереди и сзади красовались вышитые алые кресты. Их руки и ноги были закованы в начищенные до блеска железные доспехи. Поверх плаща одного из них, вероятно главного, красовалась массивная золотая цепь. Хорошо, что внимание всех княжьих гостей было приковано к вновь прибывшим, и никто не смотрел в эти мгновения на Карсидара. Он узнал людей в плащах с крестами! На его родине (не в Орфетанском крае, а в забытом, вычеркнутом из памяти городе) их называли "хайлэй-абир", что значило "могучие солдаты". Да, их бы он узнал среди сотен и тысяч. Среди сотен тысяч! Потому что... потому что!.. Невиданной красоты женщина ласково смотрит на маленького мальчика. Вдовья траурно-черная накидка отброшена назад, из растрепавшейся прически, которую она так и не успела поправить, выпал на мраморный лоб непослушный каштановый локон. В уголке левого глаза застыла слезинка, которая слегка отливает бирюзой, как и радужная оболочка. Только что это была настоящая королева, теперь же ничего гордого, царственного в брошенном на сына прощальном взгляде не осталось. Белая рука нервно сжимает платок и едва заметно дрожит. Маленький мальчик чувствует эту дрожь. Но так нельзя, так не подобает вести себя высокородным особам! Отец всегда учил его сдерживать эмоции, иначе подданные подумают... "Мама, почему ты дрожишь? Перестань". Левый уголок сжатых губ матери слегка дергается. Она вспомнила своего любимого. В сыне чувствуется характер отца! Перед ней не жалкий беззащитный мальчуган - он ведет себя как взрослый мужчина, как принц, как наследник престола. Даже сейчас... "Беги, сынок. Пока можно, ты проскочишь. Должен успеть... спастись... выжить! Ради отца. Будь он с нами, он бы тобой гордился". Мать подходит к окну, слегка отодвигает парчовую портьеру, осторожно выглядывает в образовавшуюся щель. Ясно: с улицы ее могут заметить лучники, и тогда... "Плохо дело. Уже горит окраина. Уходи, мой принц, это приказ. Приказ сыну короля! Будь благословен на всех путях твоих. Да хранит тебя Адонай. Да уподобит Он тебя Эфраиму и Менаше..." Мать начинает читать традиционное родительское благословение Судного Дня. И хотя до него еще далеко, поневоле кажется, что день суда над жителями этого города наступил уже сегодня. "Я не оставлю тебя, мама, - хорохорится малыш. - Я так решил!" Однако, не обращая на это внимания, мать продолжает ровным голосом: "Да благословит тебя Адонай и хранит..." "Ма-ма-а-а-а!!!" Звон разбитого стекла, крик, быстро перешедший в хрипение - и женщина уже лежит в растекающейся на полу багровой луже. В груди торчит древко тонкой стрелы. Ее заметили! "Мамочка..." "Беги, сынок... Я... здесь. Мне недолго..." Бирюзовые глаза тускнеют и быстро стекленеют. "Ты... после меня и отца... один... Перстень... бере... ги..." Прочь, прочь отсюда! Здесь нет больше любимого человека, здесь поселилась смерть!.. Впрочем, не только здесь. Смерть нынче пирует повсюду, не в одном дворце - на каждой улочке, в каждом домишке. А вот и ее служители - "могучие солдаты", "хайлэй-абир". Их когда- то белые, а теперь грязно-серые от въевшейся в долгих странствиях пыли плащи заляпаны кровью так, что алые кресты едва различимы. А может, и кресты намалеваны кровью?! Или выжжены огнем - ведь на окраинах сплошные пожарища! Войска осажденных перебиты, и никто не в состоянии защитить город от закованных в железо могучих воинов. Они нещадно истребляют мирных жителей от мала до велика, никому от них не уйти. Вот и за маленьким мальчиком погнались сразу двое. Хорошо, что у них нет луков, а только мечи, и улочки довольно узкие. Вдруг удастся убежать. Нет!!! Проступающие даже из-под крови алые кресты все ближе, ближе... Настигают, накрывают, поглощают... И вдруг все скрывает живой фиолетовый туман... В глазах рябит, в голове мутится... И что-то ему мешает! Как некстати!!! ...Карсидар очнулся от грохота. Со стола напротив слетело громадное блюдо, на котором лежала тушка покрытого румяной корочкой жареного поросенка, и, ударившись о пол, разлетелось вдребезги. Тут же он осознал всю мощь и силу ненависти, исходившей от него и направленной на людей в белых плащах. А также то, что Читрадрива каким-то чудом умудрился ослабить эту силу и отвести в сторону, направив на злосчастное блюдо. "С ума сошел?! На пиру у князя! Ты что?!" "Плевать! Знаешь кто эти люди? Те самые чхайаль-абирыч... то есть чхайлэй-абирч. Они убили мою мать! Преследовали меня! А вон тот..." Читрадрива изо всех сил приналег и все же удержал силу гнева Карсидара на поросенке. Мясо начало пригорать, в комнате отчетливо запахло паленым. "Болван, он же младше тебя! Как он мог преследовать тебя в детстве? Прекрати! Прекрати сейчас же! Мне уже тяжело, я не справлюсь..." "Вот и ладно. Я уничтожу хотя бы эту пятерку. Отомщу за все. За всех! За мать!.." "Ты согласился служить у князя, а теперь бунтуешь?! А как же твое слово? Я слышал, у мастеров оно в цене". Этот аргумент подействовал на Карсидара отрезвляюще, и он вдвое ослабил желание уничтожить "могучих солдат". "Кроме того, поспешная месть - плохая месть. Разве нет?" Желание еще уменьшилось. И тогда Читрадрива испуганно подумал: "Вон бегут слуги убирать мусор! А ну как попадут под твою силу..." К счастью, Карсидар вовремя подавил желание сжечь конвой нунция, и со слугами ничего не случилось. Ничего кроме того, что схватившись за осколки блюда они с воплями уронили их обратно и запрыгали, дуя на обожженные пальцы. Данила Романович прервал слегка смущенную речь, в которой просил у посла прощения за досадное недоразумение, и спросил с неудовольствием: - Ну, чего вы?.. Михайло схватил со стола кувшин, плеснул его содержимым на пол и отрывисто кивнул слугам: мол, убирайте. От осколков блюда с шипением повалил пар. - Помилуй их, княже, - скороговоркой выпалил сотник, а слуги проворно бросились подбирать черепки и оставшиеся от поросенка уголья. - Ладно, прощаю, - князь и бровью не повел, как будто не произошло ничего необычного. - Ради большого праздника так уж и быть. - Милосердие - истинная христианская добродетель, - похвалил Данилу Романовича нунций. Он тоже говорил коряво, но не так, как митрополит и прочие жрецы, а на свой манер. Ясное дело: посол из другой земли, другой державы. - Даже его святейшество не сумел бы повести себя более сдержанно, если бы на его стол подали столь пережаренное мясо. - Пустяки, пустяки, - пробормотал Данила Романович и лишь тогда вскользь глянул на Карсидара. "Видишь, что ты натворил! - с укором подумал внешне невозмутимый Читрадрива. - Хорошо еще, я успел вмешаться". "Да, хорошо. Спасибо тебе..." - Карсидар почувствовал, что неудержимо краснеет, а такое случалось с ним нечасто. В продолжение всего обеда он сидел за столом тише воды, ниже травы, вяло поглощая кушанья, которые наверняка были вкусными, и небольшими глотками прихлебывая хмельной мед. К сожалению, сегодня он почему-то не пьянел. А захмелеть очень хотелось! Тогда бы он расслабился и перестал заботиться о том, чтобы невзначай не посмотреть в сторону рассевшихся по правую руку от князя воинов в белых плащах. А посмотреть хотелось! Пусть даже одним глазком! Тем более, что Данила Романович и нунций оживленно беседовали, князь провозглашал тосты за здоровье "его святейшества папы", посол знай нахваливал княжеское гостеприимство. И все в том конце комнаты, где сидели белые плащи! Проклятие... Но как и всякая пытка, эта тоже имела конец. По завершении трапезы князь встал из-за стола, начали подниматься и гости. Как назло, Карсидар к этому времени немного успокоился. Попробовал бегло оглянуться на "могучих солдат" - вроде ничего, лишь слабый приступ тошноты подкатил к горлу, как при мысли о татарах. И только сейчас Карсидар ощутил, что почти ничего не ел за обедом и по-прежнему голоден. Пришлось схватить со стола первое, что попалось под руку, и есть на ходу. - Слышь, Хорсадар! Ты почто поросенка спалил? Кровь древлянская взыграла? Это Михайло приблизился к нему вплотную и шепчет на ухо. А что ему ответить?.. Рассказать, как невесть когда армия "хайлэй-абир" сожгла дотла невесть какой город и истребила всех его жителей? А Данила Романович тем временем уйдет с нунцием. И "могучие солдаты" с ним... Стоп! Значит, князь будет один на один с этими кровавыми убийцами?! Но ведь он, Карсидар, нанялся к нему на службу! Надо же охранять князя... - Почему не отвечаешь? Не слышишь, что ли? Неважно это, неважно. Понял, Михайло? Надо слышать... слушать совсем другое - о чем говорит Данила Романович с белыми плащами! Значит, надо попасть на переговоры... "Стой, Карсидар! Что это ты выдумал? Влиять на князя? Да ты соображаешь, что может из этого выйти?! В твоем нынешнем состоянии... А вдруг не удержишься?" Но Карсидар не внял предупреждениям Читрадривы. Мысленно он уже просил, умолял князя пригласить их на переговоры. И точно откликнувшись на его немую просьбу, сквозь толпу гостей протиснулся княжеский оруженосец и, переводя дух, сказал: - Данила Романович надеется, что ты, Хорсадар, не повторишь безобразного деяния, совершенного за обедом, и приглашает тебя вместе с Дривом присутствовать при встрече с нунцием. Идите за мной. "Только теперь никаких фокусов, - предупредил его Читрадрива. - Несмотря на твое возросшее могущество, я пока остаюсь твоим учителем. Если что случится, я встану у тебя на пути, предупреждаю! Так и знай". "Хорошо, Читрадрива, я очень постараюсь быть сдержанным". Оруженосец привел их в знакомую гридницу, где кроме князя, нунция и сопровождающих его "могучих солдат", находилось дюжины полторы человек. Скорее всего, это военачальники, решил Карсидар. Во всяком случае, тысяцкий Остромир был среди них и задумчиво крутил левый ус. Князь и нунций уже некоторое время беседовали, потому что Карсидар услышал окончание фразы, произнесенной послом: - ...слишком долго за тобой гонялись. - Да, мне не пришлось сидеть на месте, - подтвердил Данила Романович. - Видишь, преподобный отче, как все обернулось? Пока на великокняжеском престоле сидел Михайло Всеволодович, я не возражал. Однако он бросил все и вслед за сыном уехал искать счастья в Угорщину. Посмотрим, что у него там выйдет... - князь скептически ухмыльнулся. Нунций вежливо кивнул. - Но после Михайла на престол взошел Ростислав, - продолжал Данила Романович. - Я посчитал, что не по его заслугам такая честь и поспешил в Киев. Вот тебе, отче, и пришлось погоняться за мной. - Как я слышал, киевский люд призывал сюда также молодого Александра Ярославовича из Новгорода, - устремив взгляд в потолок, сказал посол. - Я гляжу, преподобный отец не терял времени даже в дороге. Его святейшество умеет подбирать для особых миссий нужных людей. - После этого двойного комплимента Данила Романович сложил руки вместе и похрустел пальцами. - Да и ты, княже, знаешь толк в подобных делах, как и надлежит мудрому правителю. Правда, зачастую киевские князья прибегают к помощи язычников. К примеру, с половцами заигрывают. А вчера вечером до моих ушей докатилась молва о таком... - нунций забормотал на незнакомом языке, боязливо перекрестился и пристально огляделся по сторонам, точно выискивая среди присутствующих переодетых чертей. Вслед за ним перекрестились и "могучие воины". "Вот видишь! - с укором подумал Читрадрива. - И надо же было твоей ненависти разлиться на пиру". Карсидар опять покраснел и виновато потупил глаза. - Не будем отвлекаться по мелочам, - решительно произнес Данила Романович. - Сплетни иногда интересны, но верить им слепо не стоит. Слухи могут и обмануть. - Пожалуй, - согласился нунций, неохотно оставляя в тылу "мирной словесной баталии" непроясненный вопрос о колдунах. - Мы вот тоже рассчитывали, что Александр Ярославович откликнется на зов народа... - И просчитались, - поддакнул князь. - И просчитались. Тем не менее, по поручению святого престола я выехал в Галич... - Чтобы в очередной раз предложить мне корону и таким образом срочно заручиться моей поддержкой против великого князя Киевского и Новгородского. - Тебе не откажешь в сообразительности, - похвалил князя посол. - Но престол киевский занял я, и теперь, в очередной раз предлагая мне корону, вы рассчитываете, что я открою свои земли для западной церкви. - О, это наибольшее, о чем может мечтать святейший отец! - нунций так и просиял, сложил перед грудью руки ладонь к ладони и что-то растроганно забормотал. "Могучие солдаты" вновь перекрестились. - Король Данила Романович... Что ж, звучит неплохо, - сказал князь задумчиво. - Да только загвоздка в том, что сейчас я нуждаюсь не в титулах и королевском достоинстве, а в воинах, чтобы обороняться от татар, которые, как стая саранчи, движутся на Русь. Нунций сложил пухлые губки бантиком, воздел глаза к потолку и прочувствованно молвил: - Его святейшество озабочен их разрушительными походами, как и ты, княже, и ни на минуту не перестает скорбеть о погибших от рук язычников христианах... - И учти, преподобный, если им удастся пройти через Русь, они двинутся дальше, на запад. - Данила Романович поднял вверх указательный палец. - Слыхал я, что хан Чингиз на смертном одре завещал своим потомкам дойти до последнего западного моря, и хан Бату поклялся исполнить дедову волю. Посол заохал, принялся качать головой, показывая, сколь ужасна открывающаяся перспектива. - Взять хотя бы моего воеводу... Димитрий! Повинуясь зову князя, один из русичей встал. - Скажи, что лучше поможет оборониться от татарвы - мой королевский титул или армия хорошо вооруженных, закаленных в битвах воинов под твоим началом? - Да что тут гадать? Ясное дело, вои! - не раздумывая, заявил Димитрий хриплым басом. - Поэтому скажи, преподобный, не выделит ли мне святой престол, к короне впридачу, десять... или хотя бы пять тысяч божьих воинов? - И, к ужасу Карсидара, Данила Романович кивнул на сопровождавший посла эскорт. - Вон они какие у вас крепкие. Все поплыло перед глазами Карсидара, перед тем спокойно слушавшего разглагольствования двух политиков. Беда была в том, что после вспышки гнева на пиру он, опасаясь рецидива, не решался вчитываться в мысли присутствующих. И поэтому только сейчас понял, сколь опасны планы князя и какие кошмарные последствия могут они иметь. Нет, вообще-то нанимать убийц против убийц, "хайлэй-абир" против татар - мудро. Натравить саранчу на саранчу! Но князь вряд ли знает про сожженный неведомо в каких землях город и его несчастных жителей. А если на минуту представить себе... ..."Могучие воины" в белых плащах с алыми крестами наводняют эти земли, жгут, режут, грабят... На миг мелькнуло видение: маленький мальчик спасается бегством от преследователей, потеряв мать, родной дом... Но тут знакомую картину заслонило перепуганное лицо девушки, удирающей от насильника. А это еще откуда?! Неужели!.. Памятуя о своем обещании "не делать фокусов", Карсидар подавил в зародыше желание немедленно испепелить "могучих воинов". Однако он едва не бросился к князю с призывом одуматься и отказаться от безумной затеи. Но Читрадрива был начеку: "Сиди, глупец! Чего ты вмешиваешься? Разве у князя нет головы на плечах?" "Это роковая ошибка..." "Погоди, не горячись. Ох, многому ты должен еще поучиться!" А нунций тем временем обменялся несколькими фразами с тем воином, у которого поверх плаща сияла золотая цепь и сказал: - К сожалению, княже, святой престол не сможет выделить божьих воинов тебе в помощь. Наших славных помощников сильно беспокоит неаполитанский король, у них и своих забот хватает. Ничего не зная о неаполитанском короле, Карсидар, тем не менее, почувствовал к нему огромную симпатию. Беспокоит этих убийц! Каков молодец... К тому же, благодаря неаполитанскому королю "могучих солдат" не будет в войске Данилы Романовича. - Вот если бы ты принял корону и открыл свои земли для западной церкви, тогда... - нунций выдержал паузу. - Тогда мы смогли бы помочь тебе как единоверцу и выделить... - посол еще пошептался с предводителем "могучих воинов", - ...сотни три, от силы пять. Данила Романович лишь усмехнулся и, в упор глядя на посла, сказал: - Я полагаю, мы не базарные бабы, чтобы вести мелочный торг. К тому же мне ведомо, что, несмотря на хлопоты с неаполитанским королем, ваши божьи воины точат зубы на новгородские земли и тем самым отвлекают силы русичей от борьбы с татарами. Почему вы не хотите первыми сделать шаг навстречу и, оказав помощь восточным христианам, на деле, а не только на словах, продемонстрировать стремление к единству всего христианского мира? - А почему мы должны сближаться первыми? - в свою очередь спросил нунций. - Да хотя бы потому, что четверть века назад именно божьи воины взяли штурмом Константинополь, - твердо сказал Данила Романович. - Потому святейшему престолу и искупать вину первому. "Это не про твой ли город речь идет?" - немедленно подумал Читрадрива. Но слово "Константинополь" не вызвало в душе Карсидара никаких чувств. Видно, "могучие воины" разрушили не один город. - В сием прискорбном событии нет вины святого престола, - возразил нунций. - То были отступники, которые поддались на уговоры нечестивого венецианского дожа и откололись от воинства, шедшего освобождать Гроб Господень. Святейший папа не благословил их предприятие. - Но и не осудил, - стоял на своем Данила Романович. - В конце концов, пусть его святейшество папа Григорий проявит христианское милосердие, за которое ты похвалил меня давеча. Кто я такой, в конце концов? Жалкий земной правитель. А святейший отец? Наместник Бога на земле, как написано на его тиаре. Разве нет? Поэтому святейшему отцу и надлежит продемонстрировать божественные качества прежде меня. Он да наречется миротворцем. - Это твое окончательное решение? - нунций встал. Вслед за ним поднялись со своих мест и воины в белых плащах с крестами. - Можешь передать пославшему тебя: великий князь Киевский Данила Романович благодарит за оказанную ему честь и по достоинству оценивает предложение святого престола, однако принять корону без соответствующей военной помощи не согласен. - Это вызов! - тут впервые за все время пребывания в княжеской резиденции посол нахмурился. - Это мое условие святому престолу. Так я решил и от своих слов не отступлюсь. Данила Романович поднялся и теперь смотрел на нунция сверху вниз. Тот ничего не сказал, развернулся и, мотнув головой, быстро пошел к дверям. "Могучие воины" последовали за ним, однако перед тем сдержанно поклонились князю. - Скатертью дорога! - крикнул им вслед воевода Димитрий. Остальные военачальники одобрительно зашумели. "Видишь? Вот и не призвал князь чхэйлэй-габирч. А ты волновался, - подумал Читрадрива. - Но все же интересно, что еще за город они разрушили четверть века назад? Нунций упоминал об освобождении какого- то Гроба Господнего.." Карсидар даже не обратил внимания на его мысль. В данную минуту он готов был броситься на шею к Даниле Романовичу и от всей души благодарить его за столь мудрое решение. Глава VII. СОРОДИЧИ С момента, когда выяснилось, что Данила Романович видел живых иудеян, упоминаемых в священной книге русичей, все помыслы Читрадривы были направлены к одному: каким образом их разыскать? Конечно, все могло обстоять так, как предполагал Карсидар, то есть князь мог повстречать иудеян в дальних краях. Но этому противоречило одно простое обстоятельство. Обычаи этого народа и внешний облик людей были явно знакомы не только князю, но также Остромиру и Михайлу. Вот этого как раз не учел импульсивный Карсидар; зато его ошибка почти сразу бросилась в глаза Читрадриве. Просто он не стал вдаваться в спор, прекрасно понимая, что Карсидару не до того. Деятельная натура Читрадривы так и бурлила весь остаток дня после знакомства с новым князем, нунцием и живыми (и, на свое счастье, неповрежденными после окончания визита) "хэйлэй-габир". Он мучался, пытаясь измыслить наиболее подходящий и наименее явный способ выяснить, где проживают иудеяне. Он не спал полночи, слушая, как ворочается и вскрикивает во сне Карсидар, которому снились кошмары из истории осады загадочного города. В результате Читрадрива не нашел ничего лучшего, нежели на следующий вечер прямо спросить об интересующем его предмете сотника. - Иудеяне?! - искренне изумился Михайло. - А на что они тебе сдались? - Да просто в книге про них вычитал, пока в порубе отдыхал, - Читрадрива предпочел не открывать сотнику всей правды. - Интересно стало, что это за люди. - А я было подумал, что Хорсадар родственников разыскать хочет, вот и подослал тебя ко мне, - усмехнулся Михайло. - Какие там родственники! - отмахнулся Читрадрива и как бы невзначай заметил: - Мы нездешние, сам знаешь. Да и не похож Хорсадар на иудеян. Этого он не знал наверняка, а сказал так наобум. Хотя, с другой стороны, будь во внешности Карсидара что-то подозрительное, разве русичи не предположили бы сразу, что он принадлежит к этому племени? - Твоя правда, не слишком похож, - согласился сотник. - Особливо ухватками. Хорсадар рубака знатный, в оружии смыслит. Колдовство у него тоже ратное. А иудеяне сплошь торговцы да лекари. Правда, были и среди них вои добрые, хотя бы то же царь Давид. Только в кои-то веки он жил! Нынче же все иудеянские воины повывелись. Да и внешне они больше чернявые, темноглазые и носатые. Такого, как Хорсадар, среди них нечасто встретишь. Может, в других краях... - Так они не только на Руси живут? - осторожно поинтересовался Читрадрива. - Эк хватил! - развеселился Михайло. - Они, почитай, по всему свету рассеялись, между всеми народами, точно васильки на хлебном поле. А разве между вашими их нет? Такая характеристика Читрадриве понравилась, ведь анхем тоже были рассеяны и по всему Орфетанскому краю, и по соседним странам. Он ответил сотнику в том смысле, что, возможно, иудеяне живут и у них, только называются по-другому. - Еще бы! Откуда бы тогда у вас Хорсадар взялся, - согласился Михайло. - Что же до местных, ну, которые у нас в Киеве осели, так те в Копыревом конце обитают. Целая слободка у них за городскими стенами. Правда, какие побогаче, те в ограде поселились. Но все одно, дел с ними лучше не иметь. - Это почему же? - удивился Читрадрива. - Пропащий народ, - с безнадежным видом констатировал Михайло. - Они Господа истинного, Иисуса Христа, распяли. Аль не читал в Евангелии? Ситуация напоминала хорошо знакомую двусмысленность отношения коренных орфетанцев к гандзакам. Те тоже считали анхем пропащим, проклятым народом и избегали иметь с ними дело... за исключением разве что тех случаев, когда это сулило выгоду. И чего только не сделают деньги! Читрадрива объяснил сотнику, что как раз Евангелия он не читал, ибо эту книгу у них отобрали в первый же день, и поблагодарил за предупреждение. Но от мысли переговорить с иудеянами, конечно же, не отказался. Тем более, что жили они не за тридевять земель, а прямо под боком, в Киеве. Лежащее на иудеянах "проклятие" его нисколько не смущало - ведь и про его народ всякие гохем распространяли слухи один нелепее другого. Да и анхем селились в специальных районах, гандзериях, переступать границу которых считалось нежелательным! Перед сном он поведал Карсидару все, что узнал от Михайла, и предложил отправиться на поиски иудеян на следующий же день. - Ты только подумай, как удачно все складывается! - восторженные слова рождались сами собой, Читрадриве хотелось петь и кричать, вопреки природной сдержанности. - Мы все-таки нашли то, что искали, хоть поначалу наше положение казалось безнадежным! А Риндария есть! Существует! Только она оказалась непомерно огромной. По сути, это все земли, в которых обитают здешние анхем, они же иудеяне. И до чего похоже - рассеяние по разным странам, печать проклятия, особые районы проживания... Но главное-то, главное: где-то существует иудеянский город, в котором прошло твое истинное детство! И мы его найдем, обещаю тебе, шлинасехэ! Вопреки ожиданиям, Карсидар отнесся к столь великолепной перспективе довольно прохладно, поскольку уже увлекся идеей помощи князю русичей. Трудно сказать, что послужило причиной этого. Возможно, сработал инстинкт наемника, развившийся у него в продолжение всей жизни в Орфетанском крае. Может быть, он спешил поскорее испробовать все свои новые способности на практике, а осуществить это в полной мере можно было лишь на войне, которая здесь назревала прямо на глазах. А может, слишком велико было разочарование Карсидара, когда вместо страны колдунов он угодил прямиком в лапы дикарей-татар. Хотя почему не быть дикарям в Риндарии? И почему бы не случиться еще одной войне в городе его детства?.. Карсидар сказал товарищу: - Если тебе так уж неймется, попробуй разыскать иудеян самостоятельно. Найдешь - все расскажешь. А мне некогда, меня с утра Данила Романович ждет. Это была правда. После отъезда нунция князь совещался с военачальниками, а потом коротко переговорил с колдунами. Если честно, задушевной беседы в тот вечер не получилось. Данила Романович строго выговорил Карсидару за учиненное на пиру безобразие, и тому пришлось снова оправдываться - теперь уже перед князем. Зато назавтра Данила Романович продержал Карсидара в своей резиденции с утра до позднего вечера. Читрадрива туда не ездил, поскольку сотник велел истопить баньку и хорошенечко пропарить захворавшего в порубе гостя, а затем посоветовал ему отлежаться. Вечером он расспрашивал Михайла про иудеян и так увлекся, что позабыл даже поинтересоваться у Карсидара, что происходило во дворце, как громко именовался княжеский дом. Карсидар сам обмолвился несколькими словами, что Данила Романович простил ему горячность ради больших надежд, которые возлагал на ниспосланного самим провидением помощника. Определенно они что-то затевали... Но разве поиск сородичей не важнее обороны Киева?! - Кстати, перстень отдай, - напомнил Карсидар. На пиру у него было видение, в котором мать особо завещала беречь эту вещицу. Однако возвращать перстень владельцу было сейчас некстати. - А тебе он зачем? - угрюмо проворчал Читрадрива. - Ты и без перстня силен, не то что я, твой жалкий учитель. Кроме того, ты не сможешь распорядиться им так же умело, как я. После небольшого раздумья Карсидар согласился, что это разумно, и почти сразу захрапел. А утром чуть свет отправился с Михайлом во дворец. Князь его, видите ли, ждет! Читрадрива для отвода глаз провалялся в постели до тех пор, пока в окрестных церквях уж и колокола перестали звонить - пусть сотниковы слуги думают, что он все еще плохо себя чувствует. Затем встал и позавтракав какой-то безвкусной кашей (как раз с сегодняшнего дня у русичей начиналось повальное голодание, называемое "рождественским постом") собрался на поиски. Однако не тут-то было! На него набросилась сотникова дочка. Она пыталась заговорить с Читрадривой еще накануне, после баньки, но так и не решилась. Зато сейчас Милку прямо прорвало, и, поминутно краснея, вздрагивая и понижая голос почти до шепота, девушка принялась расспрашивать о Карсидаре. Ей хотелось знать абсолютно все, даже мельчайшие подробности вроде того, какого цвета одежду он любит. Насилу отвязавшись от Милки, Читрадрива выбрался из дома и побрел по оживленным улицам к Копыреву концу. Погода стояла ясная, хотя было ужасно холодно. Оканчивался листопад, близился месяц студень - да уж, более удачного названия не придумаешь! Читрадрива был вынужден идти неспеша и осторожно вдыхать морозный воздух через нос, чтобы снова не простудиться. Несмотря на эти маленькие неудобства, настроение у него было превосходное - ведь он шел искать если не свой, то, во всяком случае, родственный народ! А на указательный палец правой руки, скрытый теплой рукавицей, был надет заветный талисман с голубым камнем. Почему-то верилось, что иудеяне помогут разобраться с загадочным камешком и откроют такие его свойства, о которых ни один анах и помыслить не мог. Копырев конец он нашел довольно легко, поскольку именно через Копырев русичи доставили их из Вышгорода. Но что делать дальше, Читрадрива понятия не имел. Обращаться за помощью к прохожим не хотелось. Иудеяне обошлись с богом русичей плохо, прибив его к кресту. И хотя сами русичи против этого, кажется, не очень возражали, Читрадрива теперь понимал их настороженное и несколько высокомерное отношение к иудеянам. Значит, расспрашивать прохожих не следовало. Он припомнил, как вроде бы услышал похожую на анхито речь при въезде в Киев, только не придал этому должного значения. Попытался найти дома, мимо которых они проезжали - но потерпел неудачу. В принципе, Михайло рассказывал, что иудеяне живут в отдельной слободке за городской стеной. Но ведь есть и богатые, поселившиеся в городской черте! И тогда Читрадрива решился на крайнюю меру - представив себе камень из надетого на руку перстня, начал прислушиваться к речи прохожих... Словно в отдалении раздались два голоса, переговаривавшихся на очень искаженном анхито. Не веря себе, боясь ошибиться, Читрадрива прошелся взад-вперед, отклонился чуть влево. Голоса то делались более отчетливыми, то наоборот - как будто смолкали. Наконец он выбрал нужное направление. Оказывается, следовало свернуть около высоченной церкви и миновать еще около семи усадеб. И тогда, почти под самой городской стеной... Тепло одетый благообразный старик и более молодой, но весьма представительный мужчина сидели во дворе не очень большого дома и вели беседу. Говорил младший, и даже не говорил, а тараторил, да так бойко, что около его рта клубилось облачко пара. Читрадрива видел этих людей в просвете приоткрытых ворот, слышал сказанное, но из-за быстроты ничего не воспринимал. Чтобы понять странную речь, вновь пришлось представлять голубой камень. Дело пошло на лад, смысл сказанного начал в общих чертах проясняться. Парочка философствовала, наслаждаясь покоем. Вот старик ловко ввернул нечто слишком заумное... Читрадрива шагнул в ворота, но на него сразу же залаяли два громадных цепных пса. Собеседники замолчали и посмотрели в его сторону. Тогда Читрадрива как можно вежливее сказал на анхито: - Шлэми! Мэс'ншиум? (Здравствуйте! Как дела?) Собеседники переглянулись и с выражением величайшего изумления уставились на Читрадриву. Скорее всего, они решили, что ослышались, ибо язык гостя для них должен был звучать столь же странно, как и их речь для Читрадривы. На всякий случай он повторил приветствие. Собеседники вновь переглянулись, и более молодой наконец заговорил. Читрадрива плохо понял, что от него хотели. Кажется, интересовались, кто он такой. В общем-то, естественная реакция. Читрадрива ответил: - Ан'Читрадрива, анах, ло гохи. (Я Читрадрива, анах, не чужак). Он посчитал, что употребить слово "анах" будет уместно, поскольку название "иудеяне" для его соплеменников наверняка выдумали русичи, как "гандзак" - орфетанцы. В самом деле, это подействовало. Старик привстал и неуверенно спросил: - Анах... ну? Анахну? Льо а'гой? Сузив умные карие глаза старик выжидательно смотрел на гостя. Он волновался, прерывисто дышал. Из его рта выходила легенькая изломанная струйка пара. Читрадрива по-прежнему мысленно держал в голове картинку голубого камня. Возможно, это помогло. А может, старик изъяснялся понятнее, чем его младший собеседник. Так или иначе, до Читрадривы вполне дошел смысл фразы: "Мы? Не чужак?" Получилось довольно коряво, но это было лучше, чем ничего. Убедившись, что он находится на верном пути, Читрадрива с облегчением забормотал: - Анахну, анахну. Тут и младший поднялся и, пока старик усмирял собак, пошел навстречу гостю, глядя на Читрадриву с некоторым недоверием и невнятно тараторя. И тогда старик громко молвил: - Наш гость не говорить простой язык, он говорить толко священний язык. Но плохо говорить, плохо. Младший мгновенно умолк и замер в трех шагах от ворот, так и не дойдя до Читрадривы. А старик проковылял к нему, оттеснил плечом младшего и улыбаясь пригласил: - Заходить, странный гость. Читрадрива вошел во двор. Одному из псов это явно не понравилось, и он угрожающе зарычал. Старик прикрикнул на него и успокоил: - Не бояться, собака нет кусать. Ходить дом. Зная, что это поможет лучше понимать собеседников, Читрадрива попытался как можно яснее представить камень перстня. Не исключено, что и этим людям станет легче понимать его. В самом деле, следующую фразу старика он воспринял почти без искажения: - А как тебя зовут, странный гость? - Я уже говорил: Читрадрива, - ответил он. - Читрадрива? - удивился младший. - Какое необычное имя! - Мало ли имен на свете, - старик развел руками. - Кстати, меня зовут Моше, а этого молодого человека Мордехай. Он кивнул на младшего, хотя определение "молодой человек" представительному солидному мужчине было явно не к лицу. Впрочем, тот нисколько не обиделся. А его имя Читрадриве очень понравилось. Он сразу же вспомнил, что похожее имя встречалось в священной книге русичей, только писалось оно "Мардохей". Но самое главное - это был персонаж истории, соответствовавшей любимой легенде Читрадривы про короля Хашроша и красавицу Астор! - И вот еще что, Мордехай, надо известить учителя. Я думаю, не годится принимать такого гостя в моем бедном доме. Пойдем лучше к учителю Нахуму. Он сейчас в собрании, готовится к вечеру. А чтобы наш приход не был неожиданным, пошлем к нему Ривку. Старик обернулся к дому и громко позвал: - Ривка! Ривка! На крыльцо выбежала девушка, на ходу кутавшаяся в теплый платок. Ей было велено бежать "в собрание", позвать учителя Нахума и передать, что у них объявился незнакомец, говорящий на священном языке. Девушка бросилась прочь со двора, в то время как Моше и Мордехай неспеша повели Читрадриву по дорожке, пролегавшей под самой городской стеной. Беседовали мало, очевидно, боясь простудиться - было очень холодно. А может, такие почтенные люди просто не хотели разговаривать на улице?.. Наконец впереди показалась крыша довольно большого дома, выглядывавшая из-за высокого прочного забора. - Вот мы и пришли, - старик улыбнулся. - Собрание находится в слободе, не знаю, пришел ли уже учитель. Но не сомневаюсь: Нахум будет приятно удивлен знакомством с тобой. Во дворе этого дома тоже были огромные мохнатые собаки. Правда, они лаяли не очень сильно, возможно, признав провожатых Читрадривы. Мордехай быстро заговорил с вышедшей на крыльцо пожилой женщиной. Из его трескотни Читрадрива уловил только "реб Нахум". - Нет, учителя пока не было, - сказал Мордехай, обращаясь к остальным. На что старик ответил: - Ничего, подождем его внутри, - и пропустив Читрадриву вперед, все вошли в дом. В темной прихожей их встречал долговязый молодой человек, как выяснилось позже, младший сын учителя Мешулам, которому Мордехай принялся быстро объяснять, в чем дело. Тем временем все сняли теплые верхние одежды, прошли в дом... Как вдруг Мешулам скептическим тоном вопросил: - И вы утверждаете, что этот человек знает священный язык? Моше и Нахум обернулись к Читрадриве, и оба разом нахмурились. - Читрадрива, почему у тебя голова не покрыта? Где твоя шапочка? - строго спросил старый Моше и, оглядев его с головы до ног, добавил: - И бахромы на одежде нет. Да и одет ты, как чужак. - И почему ты не коснулся мезузы, когда вошел в дом? - продолжал допытываться Мешулам. - Да-да, между прочим, ты ее словно не заметил, - подтвердил Моше с укором. - Мы с Мордехаем входили после тебя и видели это. - Вообще-то и среди чужаков попадаются знатоки нашего священного языка, - неуверенно начал Мордехай, но Читрадрива поспешил перебить его: - Я не чужак, я анах. По крайней мере, так мы называем себя у нас, в Орфетанском крае. Прибыл я издалека, не скрою, и наши обычаи и одежда действительно отличаются от ваших. Читрадрива посмотрел на небольшие бархатные шапочки, прикрывавшие темя каждого из присутствующих, на бело-голубые кисти, нашитые по краям их длинных черных кафтанов, пожал плечами и докончил: - А одежду я раздобыл по случаю у местных русичей, у которых остановился. Моя сильно износилась за время долгого пути. - Почему же ты сразу не искал нас, а пошел жить к чужакам? - спросил подозрительный Мешулам. - Я не знал, живут ли в этом городе соплеменники, - откровенно признался Читрадрива. Тут он сообразил, что иудеяне могут запросто потребовать от него демонстрации доказательства, которое имелось на теле Карсидара с детства. Уж больно этот Мешулам дотошный... Чтобы избежать столь неприятного поворота, Читрадрива быстро произнес: - И знайте, я совсем не против того, чтобы следовать принятым обычаям. Не найдется ли у вас лишней шапочки для меня? Старый Моше улыбнулся, кивнул, и Мешулам быстро принес голубую шапочку с вышитыми на ней письменами. Читрадрива взял ее, внимательно осмотрел. Начертание букв показалось ему знакомым. Дабы развеять остатки подозрений, он, старательно шевеля губами, прочитал написанное и сказал: - Если не ошибаюсь, здесь говорится о любви к народу. Все опять переглянулись. - Вижу, он не только говорить, но и читать по-нашему может, - сказал долговязый Мешулам. А Мордехай подтвердил: - Там написано: "Адонай любит свой народ". Читрадрива знал от Карсидара, что его мать поминала бога Адоная, когда читала прощальное благословение. Радуясь, что все скла