дорого, сам знаешь. Сегодня я буду сражаться вместе с твоим войском... хоть и на свой лад. Я уже дал тебе слово и не отступлюсь от него. Ничего не сказал Данила Романович, только кивнул, отвернулся, натянул огромные рукавицы и погнал свою серую в яблоках кобылу вниз, к пристани, чтобы ободрить собравшихся там воинов напутственной речью и отдать им весьма странный приказ. И правда - все, как один, дивились приказу государя. Почему им нельзя выходить на лед? Чего они не должны пугаться? Татарских псов, что ли? Бежать они и так не собирались - ведь за спиной Киев, а в нем старики-родители, сестры, жены, детишки малые, все их добро, весь мир... Что за притча?! Однако приказ есть приказ, а воины - люди дисциплинированные. К тому же вслед за тем Данила Романович велел щедро забросать прибрежный лед якорцами, а наступать на эти острые колючки в самом деле нельзя; вот и нашлось объяснение необычному повелению. И облетела чудная весть центральный отряд, растянувшийся вдоль набережной, понесли ее вестовые и в полки, сосредоточившиеся по обе стороны города. А Данила Романович переместился в третью линию обороны под стены Города Изяслава-Святополка, чтобы отсюда руководить сражением. С места, где он стоял, было видно, как одинокая фигурка поднялась на вершину днепровской кручи и замерла там в ожидании. Силуэт человека довольно четко вырисовывался на фоне слегка зазеленевшего на востоке неба. Это был Читрадрива, который занял удобную позицию и наблюдал за левым берегом Днепра, где из-за горизонта уже выкатывался шумный поток огней, постепенно поглощавший цепочку сигнальных костров. Где-то там сейчас Карсидар... ...Карсидар же притаился в засаде на Тугархановой косе со своей "коновальской двусотней". И если его головорезы стучали зубами от лютого холода, то ему было жарко. Еще бы, ведь приходилось управляться с тремя делами сразу! Во-первых, под самым носом крутились татарские лазутчики, и необходимо было ослабить их внимание настолько, чтобы они не обнаружили засаду. Во-вторых, еще со вчерашннего вечера Карсидар мысленно "прикрывал" два громадных отряда, переправившихся через Днепр выше и ниже Киева. Первый отряд двигался вдоль русла Десны от Вышгорода и Городца, второй заходил с полдороги между Пересичнем и Треполем. Пока что они не приближались к татарскому войску, соблюдая осторожность, да и возможности Карсидара были далеко не беспредельными. Но он старался сделать все от него зависящее, чтобы ни у кого из ханов не возникло желания разведать обстановку на левом берегу. В-третьих, нужно было следить за тучами, так и норовившими разбрестись по небосводу. И кроме того, приходилось периодически связываться с Читрадривой. От этих занятий (трудно сказать, какое из них было более важным) Карсидара постоянно отвлекали приступы лютой ненависти к татарам. Он бы ни за что не справился со столь ответственной работой, если бы не камешек от серьги, вделанный в обручальное кольцо. Только с его помощью Карсидар мог рассосредотачивать свое внимание сразу между несколькими занятиями; оттуда же он черпал силы, когда начинал чувствовать усталость. Интересно, насколько возросло бы его могущество, будь камень побольше? Скажем, такой, как в перстне. Хотя Читрадрива утверждает, что не в размере дело... Кстати о Читрадриве. Чего он медлит? Заснул на своей круче, что ли? Ведь татары уже здесь, рядом. Вокруг! Карсидар контролировал несшего ложную весть гонца, не давал ему сбиться с пути, умело направлял к ближайшей группе дозорных, ожидавших новостей из Киева. Видел из-за кустов, как они встретились; видел, как татары хладнокровно зарезали суздальца, точно ягненка. Вскоре после появления первого сигнального огня, в Киеве монотонно загудел тревожный многоголосый набат - это с холмов над Днепром заметили врага. А затем и слева, и справа потекло море вооруженных людей. - Эй, Давид! - окликнул его Ипатий. - Ну что там? Скоро уже? Замерзшие "коновалы" недоумевают: почему тянет их предводитель, почему не командует, не дозволяет сцепиться с врагом? Для чего вообще они засели на этой проклятой косе? И как странно видеть, что татары идут мимо них, совершенно не замечая рядом с собой две сотни русичей. Да сколько можно тянуть?! ...Читрадрива проверил, не видно ли из-под толстой овчины холодного сияния голубого камня, поправил рукавицы и перевел взгляд на русло Днепра. Головной отряд татар шел довольно узким потоком в направлении Подола. В серо-зеленом сумеречном свете студеного утра было неплохо видно, как побросав на ходу факела и схватившись за мечи, копья и луки, нападавшие подкатились к берегу. Отчаянные крики тех, кто наступил на острые якорцы, потонули в диком реве остальных, и, затаптывая упавших, двигаясь вперед по их извивающимся телам, неистовое татарское войско ударило в сомкнутые ряды русичей. Азартные вопли дерущихся, стук щитов, звон мечей и боевых секир, треск ломающихся копий, свист стрел заглушили все остальные звуки, один лишь густой набат натужными толчками вырывался из общего гама, вознося к небесам призыв о помощи. Затем картина разворачивающегося сражения несколько изменилась. Вслед за головным татарским отрядом, который столкнулся с шеренгой русичей на набережной и штурмовал Подольский частокол, следовали новые группы. Они наступали гораздо более широким фронтом, обходя Киев с двух сторон. Правый фланг армады ударил по почти незащищенной Оболонской низине и, двигаясь вдоль русла Глыбочицы, пытался прорваться к Копыревому концу. Отряды левого фланга точно так же стремились преодолеть крутой подъем и охватить с юго-востока весь Новый Город. Впрочем, для этого татарам нужно сначала смять войска обороняющихся, а это было легче сказать, чем сделать. Читрадрива видел, как бьется угорская дружина, которую король Бэла прислал в распоряжение Данилы Романовича, едва прослышав о том, что в случае взятия Киева Бату намерен двинуть свое войско прямиком на его земли. Яростно сражались полки рязанцев, смолян, пинчан, волынян, киевские и вяземские тысячи... Но татар все прибывало и прибывало, их бешеная масса неслась по днепровскому льду расширяющимся веером. Это уже никак не входило в план сражения, и Читрадрива отдал мысленную команду Карсидару... - Бей их!!! - с громадным облегчением рявкнул Карсидар. Теперь его задача значительно упростилась. Не нужно больше расслаблять внимание татар, отвлекая их от засады на Тугархановой косе и переправившихся им в тыл отрядов. Правда, пришлось тут же оградить "коновальскую двусотню" от тучи стрел и копий, но по сравнению с предыдущим, это было чуть ли не игрушечным делом. Замерзшие "коновалы" обрадовались возможности согреться. Послушные приказу, они ударили татарам в спину и мигом отступили, сомкнувшись плечом к плечу. В первую минуту враги опешили, но затем развернулись и набросились на самонадеянных глупцов, неосмотрительно устроивших засаду в столь неподходящем месте. К сожалению, снедаемый ненавистью к татарам Карсидар не мог как следует заняться плосколицыми без того, чтобы не выдать своего присутствия. Он лишь мог до некоторой степени защитить "коновалов" да время от времени осторожно парализовывать самых рьяных татарских воинов, пугать коней и верблюдов, которые неожиданно шарахались прочь, сминая ряды врага и внося сумятицу в переправу ордынского войска. Все остальное внимание Карсидар сосредоточил на облаках, и обжигаюший лица ледяной ветер подул сильными порывами, сгоняя тяжелые, черные, как сажа, тучи к переправе. Только бы Читрадрива удержал их... "Коновалы" сражались героически, но их было всего две сотни против несметного количества татар. Кольцо русичей все время уменьшалось, сжимаясь вокруг Карсидара, неподвижно замершего в центре. Хорошо еще, что он защитил своих рубак от стрел и копий, не то их перебили бы в мгновение ока, как зайцев. Только что "коновалам" было холодно, теперь же горячий соленый пот заливал глаза, руки устали размахивать оружием, нанося и отражая удары, коленки подламывались. А татары все наступали и наступали, перебирались через груды изувеченных тел соплеменников, падали поверх них, пронзенные стрелами и копьями, сраженные мечами... И казалось, этому аду не будет конца! Силы русичей таяли. Вот осталось полторы сотни бойцов... вот уже не более ста... Как подрубленный дуб, рухнул наземь Ипатий... Заливаясь кровью, медленно осел Гнат... Неужели они все погибнут?! - Держитесь! Еще немного! - подбодрил "коновалов" Карсидар и послал обеспокоенную мысль Читрадриве: долго ли еще биться? ...С вершины холма Читрадрива видел, как движение ордынцев застопорилось. Это было похоже на человека, который на бегу ступил в незаметную ямку и, споткнувшись, растянулся на земле. Татарские воины, находившиеся немного впереди Тугархановой косы, остановились и, окружив небольшой участок, поросший невысокими ивами и стройными тополями, бросились в атаку... Но по прошествии нескольких минут стало очевидно, что они не наступают, сокрушая дерзкого противника, а большей частью топчутся на месте. Пространство вокруг южной оконечности косы быстро укрылось пестрым ковром человеческих тел. Неожиданно возникшее в самом центре переправы побоище потихоньку перерастало в серьезное сражение. Татарские отряды уже не расходились по замерзшему руслу широким веером, а вновь шли сплошным монолитным потоком, который заворачивался вокруг "горячего" участка косы, как нитка вокруг клубка. Даже наметился некоторый разрыв между заканчивавшим переправу авангардом и центром. А сзади подпирал нетерпеливый арьергард... Вот татары вытянули на лед стенобитные машины-"пороки"... Пора захлопнуть ловушку! ...Карсидар мигом "выдернул" с Тугархановой косы всех "коновалов", живых и мертвых, а также некоторых наиболее рьяных татарских воинов, подвернувшихся ему под руку. Они переместились в наперед условленное место, на небольшую возвышенность в самом центре стотысячного отряда, который ночью вышел на левый берег с севера. Уже привыкшие к подобным штучкам "коновалы" ни капли не испугались. Предупрежденные заранее бойцы отряда, хоть и были поражены очередной выходкой воина-колдуна Давида, все же совладали с собой и не ударились в панику. Зато парализованные ужасом татары мигом выронили оружие и упали наземь ничком; их тотчас же перерезали, как свиней. А "коновалы" в изнеможении попадали друг на друга. Из двух сотен осталось в живых чуть больше пятидесяти. - Ничего, ничего, - пробормотал Карсидар с грустью оглядываясь вокруг. Почти три четверти его бойцов сложили головы на Тугархановой косе. Но они знали, на что шли, и смерть их не была напрасна. Они погибли, спасая жизни десятков, если не сотен тысяч своих соотечественников... Тем временем русские воины, покончив с татарами, расступились, и Остромир подвел к Карсидару оседланного Ристо, который весело заржал при виде хозяина. - Погоди, еще не время, - сказал он, но тем не менее слегка потрепал гнедого по холке. Зетем Карсидар перевел взгляд на небо, сплошь затянутое низкими черными тучами. Было темно, будто и рассвет не наступал. Молодец Читрадрива, удержал тучи, не дал разбрестись небесным овечкам! Теперь пора... Жаль, конечно, что у него не луженая пастушья глотка, как у старины Пема, но уж как-нибудь справится. И, послав соответствующую мысль Михайлу, Карсидар закричал: - Слушайте меня, вои! Сейчас все жители Киева во главе с самим митрополитом Иосифом возносят молитвы Деве Марии и всем святым о заступничестве за землю Русскую... - ...чтобы спасли нас Небеса и охранили от проклятых татар, - выкрикивал Михайло, получивший сигнал от зятя. Для того, чтобы предупредить южный отряд, его сотня была специально выделена из Остромировой тысячи и придана Полоцкому полку. Михайло страшно волновался, уцелеет ли его зять в сече на Тугархановой косе. Милку он, конечно, успокоил. И разумеется, ни на секунду не сомневался в способностях воина Давида. Но как опытный ратник, он в полной мере представлял, что там будет твориться. Потому Михайло испытал огромнейшее облегчение, услышав мысленный приказ Карсидара. Значит, жив! Хотя бы зять... А как там сыновья? И Будимирко, и Вышата остались под стенами Киева... - ...И Бог сотворит сегодня великое чудо, которому вы будете свидетелями! - надрывался Карсидар, уже без остатка переключая внимание на тучи. Ах да, конечно, еще предупредить... - ...Поэтому не бойтесь того, что свершится сейчас, - как можно увереннее провозглашал Михайло. - Пусть не дрогнут сердца ваши, пусть трепещут татарские! Они побегут в панике, тогда бейте их!.. - ...Но помните и другое: ни в коем случае нельзя выходить на лед. Сбрасывай в Днепр татарина, но не выходи сам! Так велел государь Данила Романович! Молитесь все! И да поможет нам Бог! Закончив выкрикивать приказ, который он разумел лучше других, Карсидар как бы в молитвенном жесте простер руки к небосводу. Остальные воины тоже посмотрели в зенит и начали молить Богородицу о чуде. По примеру Михайла стали молиться и воины южного отряда. Время от времени поглядывавший в сторону одинокого холма Данила Романович увидел, что Читрадрива воздел руки вверх, и подумал: "Ну, теперь-то Небо ответит на мольбы моего народа как следует!.." ...Окружившие Тугарханову косу татары пребывали в полной растерянности. Что случилось? Как могло это произойти? Ведь только что проклятые урусы были здесь - и вдруг как сквозь землю провалились, да еще вместе с частью татарских воинов и трупов! Все бросились на обильно залитый кровью клочок песка, проступивший посреди льда и снега, но кроме глубоких отпечатков ног и стрел, вонзившихся в верхние части стволов тополей, не обнаружили ровным счетом ничего... Когда невесть откуда взявшиеся урусы ударили в спину татарам, хан Гуюк не знал, что и думать. Было вообще непонятно, как проморгали засаду и разведчики, и прошедшие здесь прежде отряды. И каким образом урусы проникли на косу, не оставив вокруг следов? Гуюк ни за что не поверил бы россказням о стрелах и копьях, которые либо не долетали до косы и поражали в спину своих же, либо наоборот перелетали через песчаную полоску и угрожали тем, кто покидал левый берег. Но ведь он видел это собственными глазами! Что теперь делать? Обратиться за распоряжениями к великому Бату?.. После недолгих колебаний Гуюк решил не беспокоить предводителя. Он сам задержал часть воинов, чтобы покончить с жалкой кучкой урусов, дерзнувших столь наглым образом оказать сопротивление. Его огромная лисья шапка замелькала тут и там подобно огненно-рыжему факелу. Гуюк торопил нерадивых: скорей! скорей! Минкерфан ждет своих победителей, чтобы растечься перед ордой грудой сокровищ! Великая слава об этой победе пойдет по всей земле, вселяя ужас в сердца упрямцев... Вскоре пришел приказ самого Бату, полностью оправдавший действия младшего хана. Гуюку было велено как можно быстрее подавить неожиданно возникшее препятствие и двигаться дальше. Более того, великий Бату направил к месту схватки дополнительные силы, которых вполне хватило бы для уничтожения сотни таких отрядов. Лишь бы не задерживать переправу всего войска. А между тем эффект получился совершенно противоположный. Куча воинов практически топталась на месте, татары теснили друг друга, сами себе мешали сражаться. Только что подошедшие вновь начали стрелять из луков и метать копья, поражая своих же. И завершилось это безобразие загадочным исчезновением урусов. Гуюк похолодел. Все случившееся навело его на мысль о нанятых урусами колдунах... Не может быть! Еще затемно до левого берега добрался один из тех, кто был послан убить колдунов. Он доложил, что на этот раз покушение удалось. Без этого великий Бату не начал бы переправу... Но как тогда объяснить происшествие?! И о чем докладывать предводителю?.. Словно недовольное ворчание разбуженного в разгар зимы медведя пронеслось над головами татар. Все посмотрели наверх... и задрожали. Еще с вечера к Киеву потянулись вереницы облачков и тучек. В бледном свете начинающегося утра стало видно, что над городом нависло гигантское скопище темных туч. Толкователи объяснили великому Бату, что это добрый знак: дескать, сами небеса гневаются на упрямых урусов. Теперь же татары увидели, что тучи висят не над городом, а прямо над руслом Днепра. Над ними!.. В облачной массе произошли неуловимые изменения. Казалось, она готова осыпаться на землю легкими пушинками снега. Но вот по тучам пробежали зарницы... еще и еще... Громадная разлапистая молния распорола воздух и впилась огненными когтями в самый центр татарского войска! Но это было лишь начало. Вслед за тем десятки, сотни, тысячи молний обрушились на замерших людей, мигом ослепших от нестерпимо яркого сверкания и оглохших от грохота. На переправе началась паника. Объятые ужасом татары метались из стороны в сторону, сталкивались друг другом, падали на лед. Сумятицу усиливали вставшие на дыбы лошади и обезумевшие верблюды, которые с диким ревом топтали все вокруг. На обоих берегах Днепра в считанные минуты образовалась грандиозная свалка из человеческих тел, опрокинутых телег, павших верблюдов и лошадей. Почти четыреста тысяч татар оказались отрезанными от спасительной земной тверди. Те, кто находился на периферии переправлявшихся отрядов, бросились врассыпную - на север и юг по руслу реки - но слишком, слишком поздно... Впрочем, как таковые молнии убили не очень много татар, куда больше их гибло в давке. Но Карсидар с Читрадривой метили вовсе не в людей. Они понимали, что сжечь такое громадное войско им не под силу; вся соль их дерзкого плана состояла в другом. Огненные стрелы ударяли в лед и рассыпались по его поверхности ярко-голубыми шариками, которые тут же оглушительно взрывались. Толстый ледяной панцирь уснувшей до весны реки не выдержал, дал трещины и, наконец, со стоном и скрежетом раскололся на множество льдин. Вопреки всем законам природы Днепр пробудился к жизни посреди лютой зимы! И подобно могучему великану, чей сон так некстати потревожили, он был страшен в гневе, жесток и не ведал пощады. Сильное течение подхватывало татар, мощные водовороты затягивали их в пучину. Студеная вода сковывала движения, лишая последних сил, отнимая надежду на спасение. Громадные льдины перемалывали захватчиков, как жернова пшеничные зерна. Лишь немногим удалось выбраться на берег к югу от бывшей переправы - но и этих немногих доставали стрелами подоспевшие из резерва половецкие лучники. А те единицы, которых не настигли и стрелы, тоже далеко не ушли - насквозь промокшие, израненные, обессиленные, они в конце концов валились в снежные сугробы и там замерзали насмерть. Окрестные жители находили их тела до самой весны, а потом оттаявшее мясо обглодали с костей хищники, расклевали вороны... ...Карсидар устало опустил руки и впервые за время, прошедшее со вчерашнего вечера, вздохнул с облегчением. Стоявший на холме Читрадрива теперь сам в силах удержать ослабевший поток молний, основная масса которых сместилась к берегам Днепра, препятствуя оказавшимся на мелководье татарам выбраться на сушу. Время от времени особо сильные разлапистые молнии ударяли в островки, где нашли себе пристанище уцелевшие дикари. Вконец обезумев, татары бросались в днепровские воды, где их поджидала смерть. Почти половина вражеского войска была уничтожена на переправе, остальные татары были разделены скресшим в стужу Днепром и деморализованы ужасной гибелью сотен тысяч своих соплеменников. Теперь силы захватчиков и русичей сравнялись. На правом берегу русские войска даже имели численный перевес, а на левом, хоть и уступали в количестве, зато превосходили по боевому духу, к тому же на их стороне была внезапность. После блестяще осуществленной молниеносной атаки Карсидар не сомневался в конечной победе русичей; он лишь заботился о том, чтобы как можно меньше татарвы уцелело, чтобы весь мир знал, сколь жестокая расплата ожидает тех, кто посмеет зариться на землю Русскую, на его землю... Да, теперь это и его, Карсидара, земля! Здесь у него дом, жена, будут и дети, которые продолжат его род. Он больше не наемник, сражающийся на стороне того, кто платит; теперь он воин, защищающий свою родную страну от иноземных поработителей! И он никому не позволит угрожать будущему своих детей, внуков, правнуков... Вдруг Карсидар улыбнулся. Ему очень нравилась идея Данилы Романовича в отношении хана Бату; он находил ее весьма остроумной. Мир должен не только знать, но и видеть, какая участь уготована врагам Руси. Пусть это видят все - в том числе и ненавистные "хайлэй-абир"! И Карсидар не мешкая приступил к исполнению первой части государева замысла... ...Когда с неба ударили молнии, русские воины, оборонявшие Подольский частокол и подходы к городу, на мгновение замерли, многие даже оробели, но затем с радостными криками, с удвоенным, утроенным рвением налегли на противника и принялись неотвратимо теснить татар обратно к Днепру. Тут у русичей появился совершенно неожиданный союзник в лице вражеских воинов, находившихся в задних рядах, у самого берега. Поддавшись панике, они стали бить своих же в спину, лишь бы не попасть под град молний, обрушившихся на переправу... Так вот почему Данила Романович, всем сердцем уверовавший в высшую помощь, приказал своим войскам не выходить на лед! Тем временем с севера и юга, подчиняясь условному сигналу, выступили засадные полки и атаковали с тыла татарские отряды, которые стремились взять Киев в тиски. Не получая дальнейшего подкрепления, ордынское воинство на правом берегу неумолимо таяло под ударами русских дружин... А из всех церков и церквушек высыпали на улицу богомольцы и, не веря собственным глазам, таращились на ослепительные стрелы, которые суровый Громовержец Илья посылал с огненной колесницы, запряженной огненными конями. Да вон же он скачет меж клубящихся туч!.. Многие впоследствии подтверждали, что в самом деле видели в небесах Илью на колеснице. Правда, кое-кто, возможно, вспомнил некоторые проделки колдуна Хорсадара и догадался об истинных причинах, вызвавших потоки небесного огня. Да только вряд ли кто решится сказать худое слово человеку, который с Божьего милостью помог одержать такую славную победу... ...Великий Бату был вне себя от бешенства. На его глазах рушились все надежды и чаяния. Лучшая часть его воинства гибла под ударами молний, храбрые бойцы, прекрасные кони, выносливые верблюды, "пороки", перед которыми не устоит ни одна стена, - все это тонуло в ледяной днепровской пучине, перемалывалось льдинами. А он ничего не мог поделать! Его прежде победоносная армия оказалась разрезанной надвое, и он понятия не имел, что происходит на правом берегу. Теперь ясно, чьих рук это дело!.. Бату кровожадно повел глазами, разыскивая лжецов, принесших перед рассветом весть о гибели колдунов. Вот на ком можно выместить бессильный гнев! Посадить мерзавцев на кол и, не дожидаясь, пока они сдохнут, содрать с них до пояса шкуру, выдрать их лживые языки, выжечь хитрые глаза, выпустить кишки, набить брюхо горячими углями, облить голову смолой и подпалить. А затем с чувством сладострастной удовлетворенности наблюдать, как они корчатся в предсмертных конвульсиях... Но осуществить зверскую казнь у Бату не было ни возможности, ни времени. Внезапно в хвосте арьергарда, так и не успевшего начать переправу, раздались воинственные крики урусов. Это взбунтовались суздальцы, подстрекаемые Святославом Всеволодовичем, который понял, что настал его черед припомнить татарам разоренные и пограбленные северные земли. И как ни злился на выскочку Данилку князь Ярослав Всеволодович, он тоже обнажил меч и вместе с другими вступил в схватку. Примеру отца последовал и Андрей Ярославович. В узеньких щелочках глазок Бату блеснул радостный огонек. Вот и проявили себя те, на ком можно отыграться! Все верно, за урусов пусть отвечают урусы, а своих предателей он наказать успеет. И тут произошло событие, выходящее за рамки постижимых разумом вещей. Внезапно перед Бату, словно из воздуха, возник невысокий статный урус в легкой кольчуге с темно-каштановыми прядками волос, выбившимися на лоб из-под остроконечного шлема. И хотя вооружен он был лишь игрушечным мечом, на татар напал такой сильный страх, что все они замерли, точно парализованные. Да что там, окружавшие хана телохранители вообще попадали замертво! А проклятый урус шагнул к великому Бату, зажал в кулак его пышные космы цвета воронова крыла - и исчез столь же внезапно, как появился, унеся с собой предводителя дикой армады. На утоптанном множеством ног снегу осталась лишь вышитая бисером кунья шапка... ...Карсидар исчез, но тут же вновь возник почти на том самом месте. Воины, которые заметили это, возможно, и не придали бы его короткой отлучке значения, если бы не одно важное обстоятельство. Карсидар вернулся со спутником - вернее, с пленником. Он крепко держал за волосы толстого татарина, одетого с невероятной роскошью. В мерцающем свете молний, которые все еще били в кипящую черную воду пробужденного от зимнего сна Днепра, было ясно видно, что татарин весь посерел от испуга. Между тем Карсидар отцепил от шелкового алого пояса толстяка саблю в усыпанных самоцветами позолоченных ножнах, турнул его к остаткам "коновальской двусотни" и спокойно сказал: - Ребятушки, это хан Бату, который привел на нашу землю своих шелудивых псов-ордынцев. Смотрите, стерегите его хорошенько. Государь Данила Романович велел мне привезти его в Киев обязательно живьем. Головой за него отвечаете! Затем подошел к тысяцкому Остромиру, взял у него из рук повод своего коня, вскочил в седло и обратился ко всему отряду с короткой речью: - Братья русичи! Суздальские воины, которых проклятые татары силком приволокли под стены Киева, подняли в тылу ордынцев мятеж. У них небольшая дружина. Если мы не поторопимся, суздальцев перебьют всех до единого. Вперед! Вздымая снежную пыль, озаряемый сполохами молний, северный отряд ринулся в бой. С противоположной стороны татар атаковал южный отряд. Начался разгром ордынского войска на левом берегу Днепра. По мере того, как под натиском русичей таяли вражеские силы, застилавшие небо грозовые тучи постепенно рассеивались. Уже бесполезные молнии перестали бить в бурлящие днепровские воды. А когда во второй половине дня из-за туч выглянуло зимнее солнце, то в его холодных лучах засияли золотом купола Киева - города-победителя, столицы земли Русской... Эпилог И СНОВА В ПУТЬ За остатками разгромленного татарского войска русичи охотились еще с неделю. Нескольким небольшим отрядам из тех, которые переправились через Днепр в самом начале штурма и пытались обойти Киев с севера, удалось прорваться сквозь ряды волынян и по руслу Почайны уйти на запад. Впоследствии, когда Данила Романович бывал не в духе, то несколько раз ставил Карсидару в упрек, что, расколов молниями днепровский лед, они с Читрадривой не сделали того же самого на Почайне. - Ты лучше у Димитрия спроси, как это он умудрился татар выпустить, - отвечал всякий раз Карсидар. - А насчет Почайны уговора не было, да и с кручи, на которой стоял Андрей, ее русла не видать. Или ты хотел, чтобы разом с татарами мы потопили наших воев? А еще хуже было навести молнии на город. Государь и не настаивал сильно на своем, зная, что Карсидар прав. Впрочем, особого вреда на правом берегу татары не причинили. Смертельно напуганные ужасной участью тех, кто попал в ледовую ловушку, они неслись вперед без оглядки, пока посланные в погоню дружины не настигли часть из них под Искоростенем, а другую часть - аж под Звягелем. Всех их беспощадно истребили. По поводу чего уже Михайло любил беззлобно подшучивать: - Вишь, Давидушка, эка радость привалила твоим землякам-древлянам - в Искоростене татарву принимать! Выскользнувших из ловушки на левом берегу дикарей было значительно больше. Отступали они на восток более организовано, видимо, надеясь уйти на родную землю. И отступали с боем. Потому и управиться с ними было сложнее. Если бы их возглавлял великий Бату, если бы с востока подтянулись новые ордынцы, возможно, они могли представлять некоторую угрозу для Руси. К счастью, возглавить отступающих было некому. А после воодушевившего русичей чуда с молниями, расколовшими лед, земля горела у татар под ногами. И около места впадения Удая в Сулу, чуть севернее Лубен, с этими отрядами также было покончено. Лишь жалкие остатки бежали дальше, в дикую степь, неся своим соплеменникам ошеломляющую весть: огромнейшее войско, доселе невиданное в мире, было подчистую сокрушено на берегах Днепра... Дружины киевлян, черниговцев, переяславцев и сиверцев, преследовавшие татар в течение четырех дней, а также стихийно собравшиеся со всех восточных княжеств ополченцы прибыли в Киев с радостным известием. На следующий день после их возвращения Данила Романович обещал устроить великое празднество по случаю чудесной победы. Хотя, если говорить откровенно, русичи и без распоряжения государя не растерялись и начали праздновать разгром татар. Бражничали все от мала до велика, и мужчины, и женщины, и старики, и даже подростки. Поглощали мед и вина в своих домах, на улицах, в гостях и в небольших корчмах. Пили за чужой счет и сами угощали других. Если воин возвращался живым, в его доме с радостью пили за избавление от опасности. Если товарищи приносили раненого, пили за его скорейшее выздоровление. Убитых поминали бурными возлияниями. Постояльцев из иных уделов земли Русской принимали с не меньшим почетом, чем киевлян, ибо в грандиозной сече участвовали все. А уж как расходилась знать! Создавалось впечатление, что бояре стремились перещеголять друг друга в щедрости. То один, то другой выкатывал из погребов огромную бочку хмельного меда, после чего напивался до упаду не только он сам со всем своим двором, но и всякий случайный прохожий. Как всегда в таких случаях, мигом образовались громадные компании полупьяных гуляк, которые, не протрезвев как следует после вчерашней попойки, уже с самого утра мечтали о новой и начинали день с обмена новостями: "Слыхали, сегодня, бают, Василь Богуславский грозился десятиведерную бочку откупорить..." - "Нет, не пойдем к Василю. Вон Микула Гордятин две бочки выкатит. Айда к Микуле!" - "Дык до Микулы тащиться сколько, а вот до Яромира рукой подать! Вы как хотите, а я к нему..." Карсидара, в общем-то, не удивляло поголовное пьянство. После победы на берегах Озера Десяти Дев орфетанцы тоже пили будь здоров. Он сам неплохо погулял. Правда, пришлось незаметно улизнуть в самом разгаре веселья, не то какой-нибудь герцог, затаивший на него злобу, чего доброго, мог забыть о королевском указе, раз опасность уже миновала... Вместе с тем, Карсидар знал несколько случаев, когда горделивая беспечность победителя приводила к плачевным результатам. И отлично понимал, что если татары соберутся с силами, им ничего не стоит осадить Киев и даже сходу взять город приступом. Попробовал поделиться своими опасениями с тестем, но Михайло лишь руками замахал, поднес зятю меду в отделанном серебром бычьем роге и сказал: - Господь с тобой, Давидушка! Благодаря твоим с Андреем стараниям татарва так пятки салом смазала, что одному Богу известно, где их теперь искать. - То-то и оно, что неизвестно, - пытался воззвать к разуму Карсидар. Но Михайло сунул ему в руки рог и прикрикнул: - Да хватит тебе! Вон сколько народу в сече полегло, а в моей семье... то есть, в нашей... словом, нас Бог миловал. Ты цел и невредим, Вышата жив-здоров, меня лишь слегка царапнуло. Будимирке, конечно, изрядно досталось, но он крепкий, весь в меня, выдюжит. Никто у нас не погиб, Давидушка! Даже наоборот, я слышал, - он хитро подмигнул зятю. - Так что не бери дурного в голову. Пей и веселись. Карсидар не успокоился и пошел к Даниле Романовичу, но государь тоже отмахнулся от его предостережений, сказав лишь: - Не желаешь бражничать - не пей. Хочешь стеречь Киев - стереги. Только все это напрасно. Татары не станут нападать, мы им знатно наподдали. Да и кто теперь к нам полезет? С такими-то сторожами, которые не теряют голову даже среди всеобщего гульбища! Впрочем, наряду со столь откровенной беспечностью Данила Романович не позабыл отдать особое распоряжение насчет захоронения тел погибших татар. Это была весьма разумная мера, так как если бы трупы захватчиков пролежали в неприкосновенности до наступления оттепели, непременно началось бы разложение останков, что было чревато серьезными осложнениями вплоть до эпидемий и мора. Заодно пришлось заняться похоронами русичей из дальних уделов, ибо перевезти туда тела погибших не представлялось возможным. По специальному приказу государя были созданы большие похоронные команды. Землекопы день и ночь жгли костры, чтобы насквозь промерзлая земля хоть немного оттаяла, после чего долбили длинные траншеи, а подручные подтаскивали трупы. Но если русских воинов предварительно оплакивали и воздавали им все возможные почести, стараясь даже хоронить рязанцев с рязанцами, полочан с полочанами, суздальцев с суздальцами, а смолян со смолянами, то для татар могилы рыли где- нибудь посреди леса, останки сваливали в ямы, как попало, пересыпали известью, а закопав, тщательно разравнивали землю, чтобы даже памяти про захватчиков не осталось. Вот так, в тумане непроходящего опьянения и в заботах о павших пролетела первая неделя после знаменитой битвы под Киевом. Может быть, таким образом русичи стремились перебороть недавнее состояние неуверенности в исходе сражения. Но не исключено, что таковы были исконные обычаи в этих землях. Иначе зачем Даниле Романовичу затевать новое пиршество, когда еще не прекратилась стихийно начавшаяся попойка? Карсидару казалось, что поглотить хмельные напитки в таком количестве попросту невозможно, что бражничать можно от силы дня три- четыре кряду, потом это просто надоедает, и что запасы в Киеве давно должны были иссякнуть. И вот пожалуйста - государь объявляет новое торжество! Поистине удивительный народ... И Карсидар, в конце концов, поддался общему беспечному настроению. Но он не присоединился к бражничавшим, а отдал эти дни совершенно неведомым ему прежде переживаниями. В предшествовавшие битве недели Милка не смела отвлекать мужа никакими "мелочами". Весь следующий день после схватки с татарами Карсидар спал беспробудным сном, настолько он вымотался. И лишь на другое утро Милка стыдливо поведала, что к ней не приходит обычное женское уже третий месяц подряд. Известие о беременности жены подействовало на Карсидара, как удар обуха. Бывший бесприютный бродяга-мастер и помыслить об этом не смел! Обзавестись собственным домом, где всегда тепло и уютно, где тебя ждет ласковая, преданная и любящая жена, - это удалось и Пеменхату. Но теперь у Карсидара будет ребенок! Не усыновленный, а его собственный! Прежде он об этом лишь изредка мечтал, сражался за свою мечту на левом берегу Днепра. Но теперь ребенок точно будет!!! Просто неслыханно... Выходит, не зря он измыслил столь хитроумный план сражения, не зря таился в засаде с "коновалами" и бился с татарами. Он защищал не только неожиданно обретенное настоящее, но также ростки своего будущего! Вот, значит, что имел в виду Данила Романович, когда спрашивал, не желает ли советник Давид укорениться в его земле. До чего верно сказано! Носило по белому свету невзрачное семечко, мотало ветром, вертело потоками воды, а упало оно в ямку, проросло, зацепилось белесыми ниточками корешков - и стоит на том месте могучее дерево, которому никакая буря не страшна!.. В таком вот лирическом настроении застал Карсидара Читрадрива, заглянувший к нему ранним утром накануне великого пиршества, которое собирался устроить государь. Он опять переселился в домик под стенами Кловского монастыря и все эти дни был занят лечением раненых в битве с татарами русских воинов, которых было превеликое множество. Всем давно было известно, что после этого лекарь Андрей собирался покинуть Киев. Государь даже дал ему в связи с этим некое поручение. И теперь Читрадрива вроде бы пришел прощаться; у него на боку и сумка висит, а в ней, без сомнения, находится самая большая драгоценность - полный перевод Святого Писания на анхито... Но даже не умей Карсидар читать мысли товарища, нетрудно было догадаться, чего тот хочет на самом деле. - И не проси, я с тобой не поеду, - заявил сходу, едва они остались наедине. Читрадрива вздохнул и, отвернувшись, сказал: - Ну, зачем так сразу... - Почему сразу? Мы уже неоднократно говорили на эту тему. Я даже устал каждый раз объяснять тебе все сначала, - мягко возразил Карсидар. - Мне осталось разве что научиться грамоте, записать свои возражения на пергаментный свиток и подарить его тебе, чтобы понапрасну не утруждать свой язык. В его словах чувствовалась нескрываемая ирония. - Смеешься... Но ты хорошо подумал? - надежда, мелькнувшая было в голосе Читрадривы, немедленно сменилась разочарованием, когда он добавил: - Ах да, понимаю. Семья... - Семья, - подтвердил Карсидар. - Я и до того начал прирастать к этой земле, но теперь все решилось окончательно. У меня будет ребенок... Обязательно сын! Мой собственный сын! - Вот-вот! - Читрадрива оживился. - У наследника короля Ицхака в свою очередь появится наследник. Бери пример с нынешнего твоего господина Данилы Романовича. Он молодец, он стремится создать династию королей Мономаховичей. Или династию государей земли Русской - какая, в сущности, разница! А ты что делаешь, Давид-насих? Создаешь династию верных слуг государевых? Опомнись, малоумный! - Сидеть на троне в Йерушалайме - это не по мне, - Карсидар потянулся, точно только что проснувшийся кот. - Скукотища! Ты должен понять, я привык бродить по земле и сражаться, а не заниматься всякими там государственными делами, налогами, строительством замков и прочей чепухой, ссориться с соседями, казнить и миловать. - Ничего себе скукотища! - фыркнул Читрадрива. - Ты хоть представляешь, сколько усилий придется приложить, прежде чем ты возродишь дело своего отца и взойдешь на его престол? - Возродить дело Ицхака? Какое там! - отмахнулся Карсидар. - В наше родство никто не поверит. - Ну, тогда... Тогда начнешь все на голом месте, - Читрадрива заговорил менее решительно, в то же время пристально посмотрев на товарища. Чувствовалось, что он очень тщательно взвешивает каждое слово. - К чему затевать сомнительное предприятие неизвестно где, когда здесь я уже достиг успеха? Это глупо, - отрезал Карсидар. - И я слышу такое от человека, который однажды разыскал в гандзерии Торренкуля некоего проклятого колдуна и заманил его в неизведанные южные горы на краю света! - глаза Читрадривы возмущенно сверкнули. - Куда же девался мастер... - Мастера Карсидара больше нет, - отрезал Карсидар. - Есть Давид, советник государя Данилы Романовича. Да, на самом деле я несостоявшийся иудеянский принц. Однако названному принцу претит гоняться за призраками. Горы на юге были реальны. За ними оказалась не менее реальная Русь - а также дым от развеявшегося прахом королевства Исраэль. Теперь там хозяйничает неаполитанский король, он изгнал из Земли Обета "хайлэй-абир", установил, как говорят, справедливый мир... - Мир, установленный и обеспеченный милостью чужака, это лишь более мягкая форма порабощения, - запальчиво возразил Читрадрива. - И это еще