а где ж их взять?! - Княже! - укоризненно воскликнул Калистрат. - Прости меня, батюшка, но наш мудрый народ говорит, что клин вышибают клином. И раз выскочка собрался напустить на мои земли рать с колдуном во главе, я должен противопоставить ему что-то равноценное. Конечно, я понимаю, что негоже произносить такие слова в беседе со священнослужителем, который посвятил свою жизнь Всевышнему... - Прежде всего, негоже забывать о бесконечной милости Божьей, - назидательным тоном заговорил Калистрат. - Как можешь ты помышлять о том, чтобы повторить богомерзкие деяния короля Данилы? Наоборот, хорошо, что у тебя на службе нет чародея. Значит, ненавидящий нечестивцев Бог за тебя! - Но... - попытался возразить князь. - Всевышний имеет власть стереть во прах мерзавца Хорсадара и в единый миг обратить твою слабость в силу! - Но... - Войска киевского выскочки будут разбиты, а сам он падет к твоим ногам! - Но... - Не Данила завоюет северные княжества, а ты распространишь свою власть на земли, ныне подчиненные ему! - Отче, все это, к сожалению, лишь благие мечтания, - Андрей сумел наконец прервать протоиерея. - Ты прекрасно знаешь, что в нашем беспутном мире Господь не совершает более чудес. Он решил бросить грешных людей на потраву их собственным страстям. А ежели кто-то и продолжает творить чудеса, так это мерзкие колдуны, подобные Хорсадару. А что делать мне... Князь умолк со скорбным видом. Но Калистрат отлично понял его и торжественно изрек, нависая над сидящим на пне молодым правителем, как скала над ручьем: - Тебе, княже, надлежит принять милость Всевышнего и вооружившись благодатью, истребить зло, неугодное Ему. Андрей поднял склоненную голову и изумленно воззрился на протоиерея. - Как же тебя понимать? - только и сумел выдавить он. Взгляд Калистрата сделался по-отечески ласковым. - И отрет Господь всякую слезу с очей, - заговорил он нараспев, - и успокоит всех страждущих и обремененных, да не покажется им слишком тяжелым их жалкое земное иго, ибо научатся они у Спасителя смирению и терпению... Это и надлежит тебе проделать, Андрей Ярославич. Знай же, час твоего избавления близок. Узрел Всевышний нужду твою, услышал стон несправедливо униженного сердца... - Несправедливо, несправедливо, - как заклинание, пробормотал молодой князь. - И вот, святейший отец согласен даровать тебе милость, в свое время отвергнутую киевским выскочкой. Он надеется, что ты не будешь столь же неблагодарным, как Данила Романович. Сначала Андрей ничего не понял. Лишь постепенно смысл сказанного доходил до его взбудораженного сознания. - Святейший отец?! - князь все еще не верил услышанному. - Это что, который в Риме... - Да, - коротко подтвердил Калистрат. - Но погоди... погоди... Как же так? - Андрей вконец растерялся. - Почему ты говоришь от его имени? Разве... - Ибо одно тело и один дух, Один Господь, одна вера, одно крещение, Один Бог и Отец всех, Который над всеми, и чрез всех, и во всех нас, - торжественно провозгласил Калистрат, казавшийся теперь земным воплощением небесного ангела-вестника. - Обряды различны, а Бог един, как сказано в Писании, - пояснил он с некоторой снисходительностью, видя, что князь мало что понял в его речах. - Когда миру грозит мерзость колдовская и нечисть ведовская, верные слуги Божьи должны позабыть нанесенные друг другу обиды... и даже заключить более тесный союз. Тут в его глазах сверкнула искорка веселья, в данной ситуации, мягко говоря, неуместного. - Так ты что, выступаешь послом римского престола? - напрямую спросил Андрей. - Нет, почему же, - Калистрат сразу стушевался. - Но я уполномочен справиться у тебя, согласен ли ты принять помощь святейшего отца... перед тем как к тебе обратится истинный посол. - Ага... вот, значит, как, - князь отвел глаза в сторону. - А-а-а... как ты думаешь, принимать ли мне эту милость? - Разве я могу вмешиваться в мирские дела? - вопросом на вопрос ответил священник, скрестив на животе руки. - Ты уже вмешался, - буркнул Андрей. - Ничуть. Я радею лишь о торжестве Славы Господней, - парировал Калистрат. Однако видя, что князь погрустнел, поспешил добавить: - Впрочем, насколько я могу судить, святейший отец слов на ветер не бросает. Ежели бы два года тому Данила Романович принял предложенную помощь, сегодня он получил бы корону не из рук никейского изгнанника, но от истинного наместника Божьего, прочно сидящего на престоле святого Петра. Так не упусти свой шанс, Андрей Ярославич! Иного у тебя все равно не будет, ибо, как ты сам понимаешь, в одиночку тебе Данилу не одолеть. - А войско римлянин даст? - забеспокоился князь. - Два года назад он предлагал Даниле в помощь против татарских псов каких-то пять сотен всадников. - Памятуя о горьком опыте, святейший отец признает, что совершил ошибку. Он обещает похлопотать перед командорами воинства Христового о выделении тебе в помощь значительных сил. Так, по крайней мере, мне велено передать, - и Калистрат умолк, всем своим видом показывая, что далее вмешиваться в мирские дела не намерен. Молчал также и Андрей. Он слишком хорошо понимал, что вопросы о короне и войске второстепенны, хотя для него самого имеют огромную важность. О самом главном они пока что не говорили... Пауза затянулась, и Калистрат поспешил закруглиться, сказав: - Однако я тебя понимаю, княже, очень хорошо понимаю. Ты не ожидал услышать подобные вещи, тем более из уст смиренного Божьего слуги. Вряд ли ты в силах дать немедленный ответ. Но никто и не просит отвечать немедленно! Возвращайся-ка ты в замок да обдумай все хорошенько. А надумаешь - встретимся тут и снова поговорим. Али в Богородицкую церкву приходи. Али прямо ко мне. Чай, ведаешь, где меня искать. Князь Андрей встал, медленно подошел к стреноженному коню, снял путы. Обернулся. Калистрат не сводил с него прищуренных глаз, следя за каждым движением. Во взгляде - одно участие, и ничего более. - Значит, на поддержку святейшего престола можно рассчитывать? - на всякий случай переспросил Андрей. - Несомненно. - Ну, тогда... я поеду. - Да, - Калистрат благосклонно кивнул. Андрей вскочил на коня, тронул поводья. На краю поляны обернулся и еще раз посмотрел на замершего неподвижно священника. - Но-о, пошел! - князь стегнул коня семихвостной плеткой и поскакал в Боголюбов. Всю дорогу он размышляя о состоявшейся беседе и вскипал внутри от осознания того, что другой возможности достигнуть желаемой цели у него нет, а приняв помощь от латинян он может потерять все, что имеет. Глава X. ЦЕНА СВОБОДЫ Вопреки опасениям Читрадривы, с ним обошлись гораздо лучше, чем можно было ожидать. Все, что случилось до сих пор: нападение в барселонской гостинице, путешествие на корабле под бдительным оком стражи, контролировавшей каждое его движение, наконец, высадка на берег не в порту, а в пустынном месте, да еще ночью - в общем, все свидетельствовало о намерении похитителей соблюсти строжайшую тайну. Далее следовало ожидать разве что заточения на хлебе и воде в темном сыром подвале, ржавых цепей на руках и ногах, бесконечных пыток и прочих мерзостей. Впору было вспомнить тот досадный случай, когда Читрадриву бросили в темницу, обвинив в наведении порчи на свору борзых. Возможно, теперь с него тоже захотят содрать кожу, он ведь не может сопротивляться. Жаль, нет здесь мастера Ромгурфа, некому будет вырвать Читрадриву из темницы! Был бы хоть Карсидар... Но Карсидар далеко, так далеко, что не услышит мысленного зова. Но на самом деле ничего страшного не произошло. После того, как лодка причалила к берегу, Читрадриву сразу же посадили в закрытую повозку, ожидавшую их на узкой проселочной дороге неподалеку, для пущей верности завязали ему глаза и повезли в неизвестном направлении. Спустя примерно час повозка прикатила к дому, обнесенному двойной стеной. Читрадрива сделал такой вывод, сосчитав, сколько раз скрипели ворота, хлопали двери и сколько раз пришлось останавливаться перед тем, как его ввели в дом. И лишь тогда главный страж, который поддерживал Читрадриву под руку, разрешил снять повязку. - Ну, вот мы и на месте. Главный страж стоял прямо перед ним и криво ухмылялся. - Добро пожаловать, достопочтенный синьор Андреа. Располагайтесь, чувствуйте себя как дома, - гнусавил он, небрежно затыкая повязку за пояс. - Если что потребуется, только крикните: "Джулио!" - и я тотчас явлюсь. Ну-у, если и не тотчас... - главный страж с рассеянным видом погладил бороду, качнул седыми бровями, подумал и уточнил: - Во всяком случае, меня обязательно позовут, и я немедленно предстану перед вами. Я буду рядом, синьор Андреа. Всегда к вашим услугам. Так Читрадрива узнал, что главного стража зовут Джулио. А может быть, если он настолько подобрел, то скажет, что это за место... Но едва лишь Читрадрива раскрыл рот, как Джулио отстранился и с прежней гаденькой ухмылочкой заметил: - Однако, любезный синьор, не злоупотребляйте гостеприимством! Вы устали с дороги, не правда ли? А раз так, ложитесь в постель и отдыхайте. Поклонившись, страж указал на кровать с пышным балдахином. Читрадрива поморщился. Даже те анхем, которые не разводили коней, а жили в кварталах-гандзериях, не знали подобной роскоши. Правда, за время пребывания в западных землях можно было привыкнуть к таким кроватям, какие прежде он видел разве что в трактире Пеменхата да в Люжтенском замке. Но все же Читрадрива чувствовал себя под балдахином крайне неуютно. Кроме того, за занавеской было довольно легко спрятаться или незаметно подкрасться к спящему. Интересно, какой идиот это придумал? Впрочем, выбора не было, приходилось мириться с модой и вкусами западных земель, даже если они противоречили здравому смыслу. Читрадрива медленно приблизился к кровати, недоверчиво потрогал ее, точно опасаясь, что обивка мгновенно вспыхнет либо в комнату тотчас ворвутся вооруженные до зубов головорезы, которыми командует все тот же Джулио. - Прикажете подать грелку? Вам не холодно? - невозмутимо осведомился главный страж. То ли он по-своему истолковал движение Читрадривы, то ли решил непременно изображать доброжелательное участие в судьбе пленника. - Нет, - Читрадрива отмахнулся от него, как от назойливой мухи. - Лучше скажите, где это я очутился? - Э-э-э, синьор Андреа, вы слишком любопытны, - Джулио погрозил ему пальцем и с философским видом добавил: - Все несчастья на свете происходят из-за того, что кто-то знает что-то лишнее. Небось вы не угодили бы сюда, если бы не знали... - А что я знаю такого, что меня похитили из портовой гостиницы? - выразительно глядя на бородача, спросил Читрадрива. Но главный страж только плечами пожал и развил свою (а может, чужую) мысль: - Все беды от чрезмерного знания. Вот, к примеру, я ничего лишнего не знаю, поэтому сегодня вы пленник, а стерегу вас я. Вот так. Сказав это, Джулио направился к выходу, но на пороге обернулся и с подчеркнутой вежливостью добавил: - Ваши вещи принесут завтра. Спокойной ночи. Затем дверь захлопнулась. Наконец-то! Что ж, со стороны этого головореза очень любезно, что он не забыл о просьбе Читрадривы, высказанной еще на корабле, и позаботился о багаже, наибольшей ценностью в котором был перевод священных книг на анхито. Если это так, если пленившие его настолько ценят книжную мудрость, может, в этом доме найдутся и другие книги. Может, здесь есть и оригиналы священных текстов! Торопиться все равно некуда, значит, можно спокойно поработать... И то неплохо. Читрадрива осмотрелся. Комната была небольшая. Кроме роскошной кровати, в ней находились стул с высокой спинкой и столик с подставкой, явно предназначенной для того, чтобы класть на нее книги. На столике в витиеватом бронзовом подсвечнике стояла одинокая свеча. Читрадриву так и тянуло зажечь ее, присесть к столу и углубиться в чтение. Был здесь также огромный камин, в котором весело потрескивали смолистые поленья. За счет пламени камина освещалась вся комната. В верхней части стены напротив входа угадывалось крохотное оконце, расположенное в небольшой нише. Итак, пока все идет не так уж плохо. Да, Читрадриву заключили в тюрьму. Не в мрачную темницу, а в удобную, по-своему даже красивую, но все же тюрьму. Но с другой стороны, в этой необыкновенной тюрьме почитают книги. И Джулио так трогательно заботится о багаже... Так что не стоит пенять на судьбу, могло быть и хуже. Хотя кто знает, не переведут ли Читрадриву рано или поздно из этого дома в ожидаемую сырую темницу. Впрочем, вряд ли. Если только здесь нет тайного умысла, гораздо проще отправить пленника в темный сырой подвал сразу же. Да и на корабле с ним обращались не так уж плохо... Ободренный этими мыслями Читрадрива подошел к столику, подумал о том, как удобно будет здесь работать, вернулся к кровати, разделся, забрался под одеяло и уснул почти мгновенно, как может позволить себе засыпать человек, бесконечно уверенный в своем будущем. Хотя на самом деле таковой уверенности у него отнюдь не было. Наутро Читрадрива пробудился от хлопка входной двери. Выглянув из-за балдахина, увидел вошедшего в комнату Николо, который держал в одной руке продолговатую серебристую тарелку, а в другой - длинный кувшин и узкий кубок на высокой ножке. Поставив завтрак на столик, сторож незамедлительно удалился, как всегда не проронив ни слова. Читрадрива натянул штаны, вылез из-под одеяла, босиком прошлепал к столику. Тарелка точно оказалась серебряной, с серебряной же ложкой, торчавшей из смеси бобов и мелко нарезанных овощей с накрошенными туда же кусочками мяса. Читрадрива никогда не слыхал о таком блюде и не знал, как оно называется. Тем не менее, он сразу понял, что смесь приготовлена с таким расчетом, чтобы пленник мог пользоваться за завтраком одной лишь ложкой, вполне обходясь без ножа. Чувство голода очень быстро заставило забыть обо всем остальном. В конце концов, в последний раз Читрадрива ел вчера, да и то обед этот состоял из солонины без хлеба и небольшого количества вина. А сегодня ему подали неожиданно роскошный завтрак из свежих продуктов, да еще в такой великолепной посуде. Читрадрива принялся за еду, затем наполнил кубок и пригубил. Вино тоже оказалось отличным, ароматным, как луговые цветы. Оно слегка ударило в голову, однако Читрадрива от этого лишь приободрился, но не опьянел. - Ого, вы уже на ногах, синьор! Ранняя вы пташка, ничего не скажешь. В комнату вошел Джулио, которого Читрадрива приветствовал взмахом ложки. Усмехнувшись в бороду, он прогнусавил: - А этот болван Николо сказал мне, что вы спите. Но я так и подумал: с чего бы это синьору Андреа спать, когда давно пора вставать? - Разумеется, я не сплю, - проговорил Читрадрива, проглотив очередную порцию овощной смеси. - И все жду, когда вы исполните наконец свои обещания. - Это вы про вещи? Понимаю, синьор Андреа, понимаю. Но все же думать о книгах на голодный желудок... - страж похлопал себя по животу, пожал плечами и заключил: - Все-таки ученые люди очень странные. Я бы, к примеру, сначала подумал о еде, а уж затем обо всем остальном. - Но еще в море вы обещали, что по прибытии предоставите мне возможность побриться, - напомнил Читрадрива и тыльной стороной правой ладони погладил довольно приличную русую бороду, которая отросла у него за время плавания. - Ах, да! - Джулио состроил огорченную физиономию, хлопнул себя по лбу и принялся рассыпаться в извинениях: - Простите, синьор, совсем из головы вылетело. Да и немудрено, ведь сам я не бреюсь. Надеюсь, вы согласитесь, что бородатый считает подобное украшение вполне естественным и не понимает, как это другой может отказываться от него. Поэтому еще раз прошу прощения и заверяю, что после завтрака немедленно пришлю к вам брадобрея, который станет навещать вас каждое утро. Уж теперь я не допущу этой ошибки, поверьте, синьор Андреа. - Но и про вещи не забудьте, - напомнил Читрадрива. Главный страж кивнул и вышел из комнаты, а Читрадрива приналег на угощение. Затем в комнату вошел молодой верзила с медной мисочкой, в которой были сложены бритвенные принадлежности. Читрадрива потянулся к мисочке, но парень замотал головой и быстро-быстро затараторил. Разумеется, он не собирался давать бритву пленнику в руки. Через минуту явился Николо, который оставил в комнате горячую воду в небольшом тазике и забрал грязную посуду. После чего молодой стражник по всем правилам побрил Читрадриву и вдобавок сделал горячий компресс на подбородок и шею. Наконец-то Читрадрива избавился от бороды! Он испытывал непередаваемое блаженство. С него словно бы сняли маску. А еще казалось, что старая кожа лица лопнула, слезла клочьями наподобие змеиной и сменилась совершенно новой, молодой, младенчески чистой, к которой приятно было притронуться. Когда же вслед за тем Николо притащил драгоценные рукописи, восторгу Читрадривы не было предела. Он вырвал из рук стражника свой труд, утащил на кровать, как собака тащит украденную на кухне сахарную кость с остатками мяса, да так и листал фолианты до поздней ночи. От этого занятия его не смогли отвлечь ни Джулио, явившийся с предложением прогуляться, ни третий стражник, принесший обед, который так и остался нетронутым. Читрадрива встал только затем, чтобы зажечь свечу и водрузить ее на придвинутый к кровати стул. Все остальное время он перечитывал свой труд, мысленно отмечая места, которые предстояло уточнить. Этим Читрадрива и занимался дни напролет. Когда он уезжал из Киева, то наивно считал перевод законченным. И только после многодневных диспутов с безвременно погибшим Лоренцо Гаэтани понял, сколь многое еще предстоит сделать. По первому же требованию Джулио принес связку отличных гусиных перьев и пузырек с чернилами. По мере необходимости он давал пленнику также пергамент. Причем пергамент был исключительно новый, иначе Читрадрива мог потребовать нож, чтобы выскабливать написанное ранее. Доставляли пленнику и книги, написанные по-гречески. Вероятно, здесь имелась прекрасная библиотека, но Читрадриву в нее не пускали, только приносили оттуда тяжеленные фолианты в оправленных позеленевшей медью переплетах или пергаментные свитки, пропитанные запахом древности, местами слегка подпорченные. Кормили трижды в день. На завтрак обыкновенно давали овощи, на обед - суп, жаркое, жареную птицу или рыбу, на ужин - что-нибудь легкое, например, фрукты или моллюсков, которых Читрадрива до сих пор никогда не ел. Поскольку в меню было много рыбных блюд, можно было заключить, что отсюда рукой подать до моря или хотя бы до большой реки. Джулио сдержал обещание, и теперь к Читрадриве каждое утро заглядывал молодой стражник, исполнявший обязанности цирюльника. Главный страж сообщил, что парня зовут Луиджи, и разрешил Читрадриве звать его в любой момент. - Сами понимаете, синьор Андреа, мало ли что может случиться. Вдруг или он, или я забудем о своих обязанностях по отношению к вам, так вы не стесняйтесь напомнить, - гнусавил Джулио, криво ухмыляясь. Очевидно, эта ухмылка заменяла у него любезную улыбку. Любезность тюремщиков проявилась также и в том, что под вечер второго дня в комнату внесли огромную лохань, несколько ведер горячей воды и губку, и Читрадрива смог соскрести с себя многонедельную грязь путешествия. - Простите великодушно, синьор, но мы не можем позволить вам вымыться так, как вы привыкли делать это у себя на родине, - сказал тогда Джулио. Отсюда Читрадрива заключил, что стражники принимают его за коренного русича и понятия не имеют о том, что он явился из Орфетанского края. Или из Эпира, как предполагали иудеяне. Значит, захватившие Читрадриву в плен не знали всей правды о нем. И это говорило о том, что никто из них не может читать мысли пленника! Ибо ведущие полукочевой образ жизни анхем при случае просто купались в реке или озере и про распространенные у русичей бани слыхом не слыхивали. Впрочем, как и орфетанцы. Читрадрива был доволен настолько, насколько пленник может быть доволен тюрьмой. С утра до поздней ночи он рылся в греческих книгах, пытаясь уловить скрытый смысл отдельных текстов, уточняя туманные места и внося правки в драгоценный перевод. Только дважды в день, утром после завтрака и вечером перед ужином, Читрадрива отрывался от этого занятия, чтобы совершить небольшую прогулку в садике, окружавшем домик. Прогулки ему чрезвычайно нравились, тем более климат здесь был гораздо теплее и мягче, чем на Руси. И кстати, любопытная деталь: перед тем, как выводить пленника в сад, стражники непременно заставляли его надеть пояс. Поскольку безоружный Читрадрива не был опасен, этому можно было найти единственное разумное объяснение - сила, нейтрализирующая его сверхъестественные способности, действовала внутри дома. И даже конкретнее - лишь внутри комнаты, иначе почему его не пускали в библиотеку? Таким образом, чтобы воспрепятствовать пробуждению его искры, сторожа использовали пояс. Вероятно, то же самое было на корабле, только там сила действовала внутри каюты, и важно было, чтобы пленник не отходил от места заключения слишком далеко. Вот почему Читрадриве не позволяли даже прогуляться по палубе! Ох, хитрецы... А если дело обстоит именно так, можно смело сделать вывод, что среди стражников нет колдунов! То есть они безусловно знают о нейтрализующем действии пояса и комнаты дома, как знали о свойствах корабельной каюты. Однако, несмотря на это, явно не способны ничего поделать, если пленник сбросит пояс или покинет без него комнату. Вероятно, в портовой гостинице они тоже действовали похожим способом, скорее всего, через какой-нибудь предмет, незаметно подброшенный в вещи Читрадривы. Надо же! Если бы находясь на корабле он знал, что граница его бессилия очерчена строгими рамками каюты, а сторожа не умеют читать мысли, то непременно постарался бы убежать. Разве нельзя было найти способ обмануть сторожей? Вздор! Просто надо было хорошенько подумать, вот и все С этого момента Читрадрива периодически возвращался к мыслям о побеге, особенно во время прогулок по окружавшему дом садику. Хотя убежать отсюда, пожалуй, посложнее, чем с корабля. Садик был окружен стеной из гладко отесанного камня, высота стены достигала двойного человеческого роста. Но насколько Читрадрива понял, то была лишь внутренняя стена, и снаружи шла по крайней мере еще одна, если не две или три. Часовых не было видно нигде, но вполне возможно, они попросту укрывались в саду или были расставлены между стенами. А может, на наружной стене имелись башенки, которых из садика не видно. Кроме того, на прогулках Читрадриву постоянно сопровождал один из вооруженных сторожей. Правда, теперь они не демонстрировали клинки при каждом удобном и неудобном случае (и вообще, после приезда сюда эти люди стали держаться с пленником еще мягче и предупредительнее, нежели на корабле). Тем не менее, оттопыривающиеся полы плащей красноречиво свидетельствовали, что сторожа всегда готовы извлечь мечи из ножен и не теряют бдительности. Пришлось утешать себя мыслью, что нет такой тюрьмы, из которой нельзя убежать. Ведь выкрутился же Читрадрива в Орфетане, когда его собирались казнить за мнимую порчу, насланную на свору борзых. А из объятого пламенем трактира Пеменхата он вытащил вдобавок Карсидара, Сола и самого хозяина. Правда, в первом случае ему помог мастер Ромгурф, а во втором - сила, отнятая нынче... Ничего, все равно можно что-нибудь придумать. Нужно придумать! Он убежит отсюда, и точка. И когда сверхъестественные способности вернутся сами собой, можно будет продолжить путешествие, так некстати прерванное вмешательством четверки головорезов. Пусть дом будет обнесен хоть десятью стенами, пусть пленника охраняет хоть целая армия, пусть сторожа бдительно следят, чтобы он не касался руками пояса на прогулках, пытаясь ощупать этот магический талисман и догадаться о том, как именно он блокирует колдовские способности - все это не имеет значения. Все равно эти люди долго не удержат в плену вольнолюбивого анаха! Читрадрива приободрился настолько, что принялся даже вести счет дням, проведенным в доме. Сделать это теперь было проще, чем на корабле, поскольку в распоряжении пленника имелись пергамент, чернила и перья, а главное - он мог вести записи, совершенно не таясь и не опасаясь последствий. И Читрадрива стал наносить крохотные черточки на тыльной стороне своего труда, отмечая таким образом дни заточения. Никто не обращал внимания на то, что именно он пишет или рисует, поэтому у пленника не возникало никаких проблем с Джулио, как на корабле, когда он делал отметины на стене каюты. В общем, жизнь в необычной тюрьме протекала тихо, спокойно и размеренно, когда в одиннадцатый день заключения, если судить по пометкам, произошло событие огромной важности: Читрадрива наконец встретился с человеком, который отдал приказ похитить его. Этот день начался как обычно. Читрадрива проснулся на рассвете и сразу же бросился к переводу, чтобы сделать очередную отметку на обороте. Затем принялся просматривать те исправления, которые внес в текст накануне ночью. Когда солнце стояло уже высоко, а в садике вовсю щебетали птицы, к пленнику заглянул Луиджи и чисто побрил его. После чего третий стражник, имени которого Читрадрива так и не узнал, принес тарелку салата с устрицами и кувшинчик вина на завтрак. Только-только Читрадрива поел и отставив посуду в сторону, чтобы не мешала, начал рассеяно перелистывать Книгу Притчей Соломоновых, раздумывая над текстами о законности и беззакониях и пытаясь систематизировать их, как в комнату вошел сам Джулио. - Сегодня вы поведете меня на прогулку? - спросил Читрадрива, удостоив вошедшего беглого взгляда и убедившись, что он принес пояс. - Я. Но прогулка наша будет не совсем обычной, - прогнусавил Джулио. Читрадрива оторвался от текста "Проклятие Господне на доме нечестивого, а жилище благочестивых Он благословляет" и посмотрел на стража внимательно. Лицо и поза Джулио говорили о торжественности минуты. Интересно, с чего бы это... - Что случилось? Меня повезут в другое место? - наугад спросил Читрадрива, в то же время проверяя, не вернулась ли к нему способность читать чужие мысли. Вдруг удастся узнать, чего на самом деле хочет страж! - Нет, не повезут, - Джулио протянул пленнику пояс. - Одевайте это, и пойдем быстрее. Он ждать не любит. - Кто он? - сразу же насторожился Читрадрива. А мысленно добавил: "И где меня ждут?" Если его все же повезут на встречу с неизвестным человеком, который не любит ждать, не исключено, что по дороге представится шанс бежать. - Да надевайте же пояс! - казалось, Джулио теряет терпение, но в последний момент он овладел собой, криво ухмыльнулся и почти ласково произнес: - Простите, синьор Андреа, я забылся. Однако отвечать на ваш вопрос все равно не стану. Это излишне. Он здесь, вы сейчас познакомитесь, так что промедление не в ваших интересах. Делать нечего, пришлось Читрадриве под бдительным оком главного стража подпоясаться и выйти в садик. Тут он начал озираться по сторонам, отыскивая между цветущими деревьями человека, который, по словам Джулио, не любит ждать. - Не трудитесь, милейший, я здесь, - донесся довольно низкий голос из беседки, оплетенной виноградными лозами. Беседка находилась в самом центре садика, и от порога дома к ней вела неширокая дорожка, посыпанная песком. Таких беседок в саду было несколько, но никогда прежде стражники не позволяли Читрадриве входить ни в одну из них. На этот раз Джулио одними глазами показал: вперед! - и Читрадрива направился к беседке. - Оставь нас, - коротко приказал все тот же голос, когда Читрадрива приблизился к самому порогу. За спиной скрипнул песок, Читрадрива обернулся, но Джулио уже бежал прочь, причем, как ни странно, на цыпочках. Это было настолько нелепо, настолько поразительно, что пленник невольно замер. - Входите, входите, - пригласил неизвестный. К пленнику он обратился по-немецки, что было очень кстати. Читрадрива знал этот язык куда как лучше итальянского и мог свободно общаться на нем. Читрадрива переступил порог беседки и усиленно заморгал, поскольку не смог сразу же освоиться с царившим здесь полумраком после залитого ярким солнцем сада. О только чувствовал, что справа от входа в тени кто-то сидит. - Присаживайтесь напротив меня, и поговорим. Опустившись на мраморную скамью, идущую кольцом вдоль внутренних стен беседки, Читрадрива попытался получше рассмотреть человека, распоряжения которого Джулио исполнял столь рьяно. Незнакомец был высокого, возможно даже огромного роста - если бы он стоял, а не сидел, это можно было бы определить поточнее. Дорожный серый плащ без вышивки и прочих украшений спадал с левого плеча и закрывал мощную фигуру незнакомца до самых кончиков сапог, носки которых поблескивали в полумраке, как мокрые округлые камни. Широкие поля надвинутой на глаза шляпы позволяли видеть лишь прямые длинные волосы, небольшие усы да аккуратно подстриженную бородку. Рассмотреть этого человека более подробно мешало также то обстоятельство, что Читрадрива сел против света, бившего из прохода прямо в глаза. - Итак, вот и вы, - произнес незнакомец задумчиво. Из-под его плаща вынырнула левая рука в коричневой бархатной перчатке, легла на грудь, пальцы потеребили отворот куртки. Затем рука вновь исчезла под плащом, и пленник услышал что-то вроде: "Впечатляет". В воздухе повисла напряженная тишина. - Как мне вас называть? - не выдержав молчания, первым спросил Читрадрива. - Вас интересует мое имя? - незнакомец хмыкнул, пробормотал: "Да, неплохо", - и издевательским тоном заговорил: - Ну, допустим, меня зовут... Кесарь или Василевс. А если вспомнить, куда вы держали путь, пока мои люди не перехватили вас... - пауза, - ...можно называть меня Мэлэх. Или знаете... поскольку вы прибыли из Руси, остановимся на Василии. Да, пожалуй, так лучше всего, смысл все равно один и тот же. Читрадрива вздрогнул, потому что в имени Мэлэх ему почудился явный намек на анахское "малхэ", которым именовали только самого уважаемого старейшину-анаха, главу всего поселения, либо дворян-гохем вплоть до орфетанского короля. Но откуда этот человек знает анхито?.. И лишь секундой позже Читрадрива сообразил, что странный незнакомец использовал слово из священного языка иудеян, имеющее значение "правитель". Именно так старый Шмуль называл короля Ицхака, отца Карсидара. - Однако это не настоящее имя, - сказал наконец Читрадрива, оправившись от волнения. - И я не понимаю, зачем вам прикрываться именем вымышленным? Незнакомец, представившийся Кесарем-Василевсом-Мэлэхом-Василием, подался вперед и пробормотал: "Знаете, а вы нравитесь мне все больше", - заговорил уже совершенно другим тоном: - Но вы сами пользуетесь вымышленным именем. Ведь и "синьора Андреа" на самом деле не существует, насколько я понимаю, так что, - он с грустным видом причмокнул, - вынужден разочаровать вас, но я всего лишь отвечаю вам взаимностью. Замечательный принцип: глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, рану за рану... и даже душу за душу. Так сказано в Исходе, Левите и Второзаконии, которые вы изучаете с большим усердием, как мне доложили. Или я не прав? Читрадрива заподозрил неладное, но все же решил немного поблефовать. - Я и не утверждаю, что меня зовут Андреа. Мое имя произносится как Андрей, просто здесь... - Глупости, - незнакомец пренебрежительно махнул рукой, словно стряхивал пыль с полы плаща. - Глупости все это. Между синьором Андреа и Андреем разница не больше, чем между Василевсом и Василием. Не в этом дело. Вы получили новое имя при крещении, но как звали вас до этого? Вот что я хотел бы знать. - Дрив... До этого меня звали Дривом, - выдавил из себя пленник. Разговор принимал неприятный оборот. Не хватало еще... - Да, это языческое имя, - подумав немного, решил незнакомец. - И все же, достопочтенный, я вам почему-то не верю. Простите за нескромность, только это имя не слишком похоже на нормальное. Я немного знаком с языком и нравами русичей и не могу представить, чтобы в один прекрасный день среди них появилась особа, именующая себя подобным образом. В конце концов, если вспомнить о племени древлян, это становится похожим на вызов их нынешнему владыке. Или вы бунтарь по натуре? - Вы приказали схватить меня и перевезти через море только для выяснения настоящего имени? - Читрадрива пристально посмотрел на собеседника. Тот зычно расхохотался, сдвинув широкополую шляпу едва не на самый нос. - Ну разумеется, тревожить вас ради такого пустяка было бы попросту бестактно, - сказал он, прекратив наконец смеяться. - Однако надо же с чего-то начинать знакомство. Кстати, вы пожелали узнать мое имя первым... Так вот, если мы начнем величать друг друга всякими вымышленными прозвищами, это будет означать, что между нами стоит стена недоверия. А нам это ни к чему. Незнакомец умолк, но поскольку Читрадрива также не произносил ни звука, подбодрил его: - Смелее, смелее, не бойтесь, вреда от этого не будет. А вот если вы и дальше будете упорствовать, я уйду отсюда и не вернусь, пока вы не образумитесь, посидев взаперти. Что ж, листайте книги, так называемый синьор Андреа... - Читрадрива, - сказал пленник, поняв наконец, что пока лучше не перечить более сильному. - Отлично, - незнакомец кивнул. - Вот теперь видно, что вы в самом деле откровенны. Что ж, господин Читрадрива, откровенность за откровенность, - продолжал незнакомец дружелюбно. - Итак, зовите меня Готлибом. Хотя Читрадриве было совершенно неясно, почему этот человек поверил ему теперь, он предпочел глубокомысленно промолчать. Вот разве... Читрадрива вздрогнул. - Совершенно верно, в отличие от моих людей, я читаю мысли, - спокойно подтвердил Готлиб. - Вы-то сейчас лишены этой возможности, но не я. Как же мне не почувствовать, когда вы солгали, а когда сказали правду! Видите, как все просто. - Ну да, раз вы велели своим головорезам нацепить на меня этот пояс, раз создали и этот дом, и корабль... - Вернее, комнату и каюту, как вы успели догадаться, - поправил Читрадриву Готлиб. - Строить безопасный дом и безопасный корабль слишком хлопотно, а вот сделать там нейтрализующие помещения - это попроще. - И до каких же пор вы намерены держать меня здесь? - осведомился Читрадрива, стараясь напустить на себя независимый вид. Хотя сознание того, что за каждой твоей мыслью следят, а в ответ нельзя предпринять ровным счетом ничего, было крайне неприятно. И вообще, он не привык жить и действовать под контролем! Против такой рабской покорности восставала вольнолюбивая натура анаха. - О, поверьте, ваша судьба зависит только от вас, - рассмеялся Готлиб. - Чем раньше вы согласитесь выполнить ту безделицу, о которой я вас попрошу, тем быстрее получите и свободу, и неограниченную власть. Вот так, достопочтенный Читрадрива. - Интересно знать, что это за безделица, - сказал пленник. - Я ведь понимаю, что из-за пустяка... - Не трудитесь, друг мой, - прервал его Готлиб, - вы уже высказывали справедливое сомнение на этот счет. Все это так. Но учтите и другое: то, что является пустячной мелочью для вас, для меня может быть особенно важным. Поэтому я так погорячился, за что искренне прошу прощения. Он приложил правую руку к груди, привстал, слегка кивнул и вновь опустившись на мраморную скамью, прибавил: - Видите, достопочтенный Читрадрива, я чистосердечно раскаиваюсь. - И даже в убийстве моего попутчика? - Смерть Лоренцо Гаэтани - чистое недоразумение, о котором я глубоко сожалею, - Готлиб с повторной горечью вздохнул и прибавил: - Он просто путался под ногами у моих людей, вот и все. Читрадриву так и подмывало сказать этому человеку, что они еще далеко не друзья, что друзей не содержат под стражей в обнесенном двойной стеной доме и прочее в том же духе. Но если Готлиб читает мысли, значит, он и без слов все знает... - Вы все еще сердитесь на меня, - вздохнул Готлиб. - А зря. Хотя столь прилежно изучаемые вами книги пестрят наставлениями об умении прощать и смирять свою гордыню, вы не желаете даже выслушать меня. Но как знать, вдруг мое предложение придется вам по душе... Тут Готлиб поднял голову, и в полумраке беседки его глаза сверкнули, точно у притаившегося в засаде голодного хищника. - Вы все ходите вокруг да около, который уже раз упоминаете о великолепном, по-вашему, предложении, однако так и не сказали по существу ни слова, - заметил на это Читрадрива. - Но вы настроены дружелюбно? - спросил Готлиб, изображая искреннее участие в судьбе пленника. - Я вполне спокоен, - сказал Читрадрива. - И готовы меня выслушать? - Да. - Ладно, - Готлиб усмехнулся, сдвинул шляпу чуть-чуть повыше, так что пленник получил возможность рассмотреть его лицо. Читрадриву чрезвычайно поразили глаза Готлиба. Они были на удивление прозрачные, невинно-голубые. Просто-таки ангельские глаза. И точно таким же ясным, чистым ангельским голосом, ни на миг не позволявшим усомниться в правдивости его слов, Готлиб произнес: - В таком случае, я предлагаю вам власть. Для начала - почти неограниченную, затем - не ограниченную ничем власть над миром. - Что?! Уж этого Читрадрива никак не ожидал. Ему сделалось не по себе. Сказанное Готлибом означало, что этот человек обладает огромным могуществом. Или это просто глупая шутка! Трудно представить себе, чтобы нашелся человек, способный добровольно отдать власть в чужие руки. Вспомнить хотя бы собратьев-анхем и тайный заговор! Разве старики покорятся молодежи, каким-то там сопливым бхорем? Разве нужно было бы таиться, если бы чужаки-гохем добровольно согласились выпустить колдунов из кварталов-гандзерий и сказать им: да, вы несомненно умнее, лучше и достойнее нас во всех отношениях, так будет отныне все по-вашему?! Но с другой стороны, зачем ему блефовать... А между тем Готлиб, бывший причиной смущения Читрадривы, заговорил тихо и прочувствовано: - Опять берет Его диавол на весьма высокую гору, и показывает Ему все царства мира и славу их, И говорит Ему: все это дам Тебе, если падши поклонишься мне. Читрадрива даже не сразу сообразил, что собеседник попросту цитирует одно из Евангелий. А удовлетворенный растерянностью пленника Готлиб хмыкнул и заговорил тихо, точно опасаясь, что их подслушают (хотя кто бы рискнул!): - Да, дьявол искушал Иисуса, как искушаю вас я. Однако учтите, достопочтенный Читрадрива, что в отличие от духа лукавого я не требую от вас поклонения. Разрешаю не падать передо мной ниц и не делать прочих глупостей. Видите, насколько я добр. Сказав это, Готлиб умолк, давая Читрадриве возможность оценить все прелести сделанного предложения и бескорыстную щедрость предлагающего. Но Читрадрива сильно сомневался в чистоте его намерений, поэтому возразил: - Ну знаете, господин Готлиб, ваше предложение столь необыкновенно, что в него верится с трудом. И прежде всего я хочу понять, зачем это вам понадобилось. Сегодня вы видите меня впервые, а делаете такой подарок. А вдруг я... Тут Читрадрива замялся, потому что подумал про пояс, лишающий его сверхъестественной силы. Между тем Готлиб заговорил дружелюбно: - Совершенно верно, достопочтенный Читрадрива. Вы и на этот раз поняли свое заблуждение. Прежде всего, я не собираюсь рисковать, освобождая вас немедленно. Наоборот, я стану еще пристальнее изучать вас, еще глубже проникать в ваши помыслы, и если замечу что-нибудь подозрительное, то буду иметь все возможности... скажем так, повлиять на ход событий. Вы в моих ру