ках, милостивый государь, и вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. И потом, почему вы решили, что я совсем не знаю вас? Мои люди следили за вами еще до Барселоны, неужели не ясно? Они успели отлично изучить и вас, и вашего приятеля, вот так! - Но Лоренцо Гаэтани... - Перестаньте, при чем здесь Гаэтани! - раздраженно воскликнул Готлиб. - Вы прекрасно знаете, о ком я говорю. - Как, и его?.. - слова застряли в разом пересохшем горле. - Да-да, и о дружке вашем Хорсадаре я знаю достаточно, чтобы держать в руках также и его жизнь, - подтвердил Готлиб покровительственно. - Даже саму жизнь?! - Читрадрива подумал, что ослышался. - Ну да! - фыркнул Готлиб. - Именно жизнь. А как иначе заставишь подчиняться? Да вы себя-то возьмите. Я лишил вас колдовства, а с моими головорезами вам ни за что не справиться. Значит, ваша жизнь в моих руках. Захочу - прикажу Джулио, и вам немедленно перережут глотку. И весь разговор. - Но почему я до сих пор жив? Неужели я действительно нужен вам, - растерянно пробормотал Читрадрива. Да уж, от всего услышанного даже самый хладнокровный анах способен растеряться. - Представьте, нужны, - казалось, Готлиб впал в задумчивость. - Мне больше некому оставить власть. Читрадрива вздрогнул. Оставить власть? Первому встречному чужаку? Глупость какая-то... Или вранье. Наоборот, преемника выбирают с особой тщательностью. - Вы и представить не можете, насколько это тяжело: иметь власть и постоянно мучиться от сознания, что ее некому передать, - продолжал Готлиб. - И пусть вас не смущает кажущееся легкомыслие моего решения. С той властью, которой я обладаю, справится далеко не каждый. Если честно, - он выдержал многозначительную паузу, - то стать моим преемником может только так называемый колдун. А теперь судите сами. Детей у меня, к сожалению, нет, а необученные колдуны - это вы с Хорсадаром. Если все дело заключается в передаче власти, то Читрадрива мог понять Готлиба. Он и сам волновался, сможет ли Шиман руководить заговором молодых анхем. - А почему вы не выбрали моего друга? - спросил Читрадрива угрюмо. - Так ведь Хорсадар впадает в бешенство при одном упоминании о Христовых воинах, - охотно пояснил Готлиб. - А поскольку под моим началом находится множество превосходных рыцарей, выбирать Хорсадара - это все равно, что поставить волка стеречь отару овец. Мне и подумать страшно, во что обратит мою великолепную армию ваш приятель, тем более что он, несомненно, гораздо сильнее вас! Нет-нет, лучше я буду иметь дело со слабейшим, зато пусть он поспокойнее относится к рыцарям. - Более того, чтобы обезопасить своих воинов от возможных неожиданностей, я намерен в ближайшее время убить вашего приятеля Хорсадара, - обронил Готлиб небрежно. - А может, он уже мертв, точно не знаю. Услышав такое, Читрадрива вскочил, но не повышая голоса, Готлиб строго приказал: - Сядьте. Читрадрива рухнул на скамью, как подкошенный. Вот, оказывается, как этот человек решает стоящие перед ним проблемы... - Да не волнуйтесь вы так, - Готлиб дернул плечом. - Экий вы невыдержанный. Лучше поразмыслите здраво, тогда поймете, что я абсолютно прав, уничтожая Хорсадара. И между прочим, его смерть выгодна в первую очередь вам. Понимаете ли вы, что именно я вам предлагаю? Понимаете до конца или нет? Я же говорю про абсолютную власть. Это не только власть над одной страной, одним народом или даже всеми народами мира. И это не просто горы золота, драгоценностей и прочего вздора. Прежде всего я имел в виду и власть над природой! То есть вечную молодость и даже... бессмертие. - А вы-то сами бессмертны? - спросил Читрадрива, пытаясь скрыть непроизвольную насмешку. Если дело обстоит именно таким образом, забота Готлиба о выборе преемника теряет смысл. Если ты бессмертен... - Конечно. Бесчестно предлагать другому то, что ты не в силах дать. Знаете, сколько мне лет на самом деле? О-о-о, вы и представить не можете!.. Только зря вы не верите мне. Взять хотя бы вашего приятеля Хорсадара. Вспомните, разве у него не затягиваются раны самым чудесным образом? Читрадрива вздрогнул. В ушах прозвучал голос Карсидара, исполненный презрения к себе: "Все заживает, как у ящерицы". Черт побери, неужели и у него может получиться то же самое? - Тем не менее, должен существовать верный способ свести в могилу даже бессмертного, - сказал Читрадрива, наконец немного успокоившись. - Иначе вы не искали бы преемника. - Разумеется, - поддакнул Готлиб. - Я ведь говорю о бессмертии, а не о неспособности погибнуть вообще. Согласитесь, это разные вещи. То есть, если меня или вашего друга не пытаться убить, иными словами, если не повредить наши тела так, чтобы порвались все нити, связывающие бесплотную душу с бренной оболочкой, мы не умрем. Однако существуют способы разорвать эти связи. - И вы боитесь, что рано или поздно кто-то... повредит вашу оболочку? - спросил Читрадрива задумчиво. - Я знал, что вы поймете, - Готлиб благосклонно кивнул. - Да, но за эти блага придется заплатить жизнью моего товарища, - и Читрадрива добавил, стараясь говорить как можно тверже: - Так что я не согласен. - А я и не спрашиваю вас об этом, - ухмыльнулся Готлиб. - Разве вы можете повлиять на мое решение или на ход событий вообще? Вам остается со смирением подчиниться мне, ибо смирению учат книги, которые вы усердно переводите... - Если я не дам согласия стать вашим преемником, вы не достигнете своих целей! - парировал Читрадрива. - Я могу повлиять на ваше решение. - Вряд ли, - отмахнулся Готлиб. - Во-первых, план уже приведен в действие, и менять что-либо попросту поздно. Никто не воспротивится гибели Хорсадара. Я полностью контролирую ситуацию. Поэтому во-вторых, если вы не покоритесь, я вынужден буду оставить вас в заточении. Посидите здесь и подумайте хорошенько, делят ли власть и вечную молодость с кем бы то ни было. Пусть даже с другом. А поскольку вы расстались, разъехались в разные стороны, вряд ли Хорсадар лучший ваш друг. - Меня послал на запад с поручением Данила Романович, - попытался возразить Читрадрива. - А Хорсадар нанялся на службу, женился, вот ему и пришлось остаться. - Но после казни Бату вы направились в Святую Землю, а не вернулись на Русь, - возразил Готлиб. - Ваш друг с вами не поехал. Значит, вы разошлись во взглядах на дальнейшие действия. Читрадрива устало закрыл глаза. Плохо дело! Готлиб уже добрался до него и обещает добраться до Карсидара. И если этот человек справился с одним колдуном, почему бы ему не справиться с другим... Вот кошмар! - Итак, предложение сделано, - Готлиб звучно хлопнул ладонью по ляжке. - Я вознес вас на гору и показал все царства мира, которые могут быть вашими, если пожелаете. Но при этом не заставил вас кланяться, что есть полнейшая бессмыслица, а поставил перед простым фактом: выбора нет, перестаньте сопротивляться и делайте то, что вам говорят. Подумайте же над моим предложением, хорошенько подумайте, достопочтенный Читрадрива. Я подожду, времени у меня вдоволь. Таков итог нашего разговора. А теперь пора звать Джулио. Готлиб обернулся и громко кликнул стража. - Кстати, с вами хорошо обращаются? Не обижают словом или делом? - сказал он вставая. - Мне передали, что на корабле вы однажды обещали пожаловаться старшему над моими людьми, то есть мне. Так что же вы хотели сказать? В отдалении заскрипел песок под сапогами главного стража. - Если Джулио обидел вас, он будет наказан. Я сделаю это хотя бы ради того, чтобы продемонстрировать свое расположение к вам. И поверьте, наказание будет ужасно. - Не надо, я не держу на Джулио зла, - буркнул пленник. - А вот и зря, - тон Готлиба вновь сделался покровительственным. - Вам, как я погляжу, жалко всех: дружка вашего Хорсадара, этого неотесанного вояку... - Жалость тут ни при чем, - возразил Читрадрива. - Просто если вы убьете Джулио тут же, на моих глазах, если даже убьете Николо и Луиджи, я не сомневаюсь, что у вас найдется в десять, в сто раз больше воинов, готовых по вашему приказу стеречь пленника. Дело не в убийстве одного-двух человек, а в наличии остальных. Готлиб довольно хохотнул и сказал: - Чем дольше разговариваю с вами, тем больше убеждаюсь, что вы очень умны. Недаром я выбрал вас, а не Хорсадара... Так что обдумайте мое щедрое предложение. Я вижу, вы готовы оценить все проистекающие из него выгоды. Счастливо оставаться. На пороге беседки возник Джулио. Готлиб шагнул ему навстречу. Он и в самом деле оказался очень высоким, а из-за того, что находился рядом с приземистым коренастым стражем, выглядел еще выше. - Проводите синьора Андреа обратно в дом, на сегодня он гулял достаточно, - бросил Готлиб через плечо, покидая беседку. - Что ж, пойдемте, синьор, - Джулио елейно улыбнулся. - Вам, я полагаю, не терпится засесть за свои ученые занятия. - А знаешь ли ты, что я мог сегодня пожаловаться твоему хозяину, и тогда не сносить тебе головы? - сказал Читрадрива, когда они вошли в комнату. Стража так и передернуло от этих слов. Он смертельно побледнел, перекрестился, но ничего не сказал и вышел вон, нервно перебирая в руках пояс, который отобрал у Читрадривы. Пленник же не сел к столу, чтобы продолжать работу, а повалился на кровать и медленно прикрыл глаза. Джулио явно испугался слов Читрадривы. Значит, хозяин действительно не дорожит жизнью своих верных слуг, действительно может запросто убить любого из них. Что за странный человек, право слово! И главное: что ему нужно от Читрадривы на самом деле? Ведь нельзя же принимать всерьез предложение неограниченной власти и вечной молодости, сделанное как бы шутя! Да, странно все это. Очень странно. Глава XI. КРАСНЫЕ КАМНИ Весь день у Карсидара не было ни единой свободной минуты для того, чтобы толком заняться раной. Когда русичи отогнали татар от места высадки, превратившегося на короткое время в арену ожесточенной схватки, он наконец извлек обломок стрелы из раны, перевязал ее кое-как и вплотную занялся своими обязанностями. На левом берегу было еще слишком мало воинов, приходилось держать ухо востро. Правда, если его догадки верны и ордынцы в самом деле организовали налет только ради того, чтобы убить королевского воеводу, опасаться нового нападения не стоило. Когда татары увидели, что вопреки их усилиям русский "колдун" жив, то удрали, не помня себя от ужаса. Впрочем, "колдун Хорсадар" исчез, остался лишь человек. Но человек этот не был простым воином. Здоров королевский воевода Давид или ранен, а он поставлен во главе войска и отвечает за успех похода в целом. Поэтому все свое внимание Карсидар сосредоточил на организации охраны кусочка берега, на который непрерывно высаживались русичи, на скорейшем восстановлении выведенных из строя паромов и прочих неотложных делах. Но кроме того Карсидара беспрерывно мучила мысль о притаившемся поблизости злокозненном колдуне. Татарский чародей должен быть здесь, иначе почему не возвращаются волшебные способности? А раз не ушел колдун, дикари также могли ошиваться поблизости. В конце концов, все это страшно измотало Карсидара. У него даже начала кружиться голова, он поминутно вздрагивал и оглядывался, точно пытаясь разгадать, откуда на переправу надвигается неведомая опасность. С приходом последнего на сегодняшний день парома, когда уже начало темнеть, Карсидар похоронил Ристо. Бывший мастер чувствовал почти физическую боль при мысли, что тело боевого товарища будут клевать вороны и рвать зубами хищники. Поэтому Карсидар снял с Ристо всю сбрую, затем по его просьбе несколько воинов отволокли мертвого коня в расположенный неподалеку овражек и ушли. Несмотря на боль в простреленной ноге, Карсидар сам нарубил несколько охапок ветвей, прикрыл ими Ристо, натаскал камней и набросал сверху. Неказистая вышла могилка, да что поделаешь! Тем более, павших коней обычно просто бросают на дороге, а Карсидар не мог поступить с Ристо, как с другими погибшими скакунами! Слишком сильно он привязался к своему коню, слишком многое пережили они вместе... Карсидар вернулся в лагерь совершенно расстроенный. Даже на стреноженную татарскую кобылу, которая мирно пощипывала молоденькую сочную травку и на которой ему отныне предстояло ездить, поглядел с безотчетной ненавистью. Хотя чем эта кобыла перед ним виновата? Разве тем, что принадлежала человеку из ненавистного племени дикарей. Но с таким же успехом он мог ненавидеть, к примеру, поднятый с земли татарский меч, щит, стрелу какую-нибудь, шапку... Глупо и бессмысленно испытывать человеческие чувства к вещам или неразумным тварям! Карсидар закрыл глаза и впервые за весь день почувствовал, что его слегка познабливает. Приложил ладонь ко лбу - кожа оказалась мокрой от пота. Заболел он, что ли? Руки мелко тряслись, колени подгибались. Через час Карсидару стало настолько плохо, что он даже не смог поужинать, только время от времени пил мелкими глотками холодную воду, которую набрал в котелок, но так и не вскипятил. Возможно, его болезненное состояние следовало отнести на счет утреннего шока, когда Карсидар внезапно растерял все свои способности и почувствовал полнейшую беззащитность. Но почему он так испугался? Разве испытывал прославленный в Орфетане мастер нечто подобное, когда бывал ранен прежде? И разве не доказал и своим бойцам, и татарским псам, и себе в первую очередь, что и без всякой колдовской силы по-прежнему остается мастером, отличным бойцом? Скорее всего дело в чарах, которые насылал на него вражеский колдун. Этим вполне объяснялось состояние подавленности и постепенно одолевающее Карсидара недомогание. Но особое беспокойство вызывала простреленная голень. Рана воспалилась. Кровь никак не останавливалась, наоборот, все еще потихоньку сочилась, пропитывая тряпичную повязку, которую приходилось время от времени менять. Карсидар долго терпел, не желая показывать перед другими свою слабость. Наконец почувствовав, что его бросило в жар, кликнул ратников, рассевшихся вокруг ближайшего костра. Те мигом подбежали к воеводе, осмотрели рану, переглянулись, покачали головами. Один из воинов остался с Карсидаром, прочие удалились и через несколько минут привели седоусого, сухопарого, морщинистого, но крепкого еще старика, к которому исключительно все воины относились с большим уважением. Прежде Карсидар не особенно задумывался, чем вызвано такое почтение. Как-то он спросил об этом тестя, но Михайло проворчал, что Вячко (так звали старого ратника) - человек пропащий, что с ним лучше не иметь дела, а оставить его в покое, пусть живет, пока живет. Зная характер Михайла и его взгляды на жизнь, можно было смело и безошибочно заключить, что старик "знается с нечистым", как это здесь называлось. Карсидар "прощупал" тогда помыслы Вячка и убедился: он не больший колдун, чем митрополит Иосиф, который считал, что от его молитвы вода способна стать "святой". - Послушайся доброго совета, любезный зятек, - ответил Михайло, когда Карсидар высказал ему свои соображения, - и не рассуждай о том, чего не знаешь. Когда же Карсидар собирал армию для похода против татар, то был очень удивлен, узнав, что Михайло включил Вячка в обоз. - Говорю же тебе, не суйся, куда не след! - раздраженно ответил тесть на его замечание. - Вячко - человек опытный, если что, пригодится. Пусть идет с нами. Пока Карсидар жил среди русичей, он неоднократно убеждался, что, заявляя о неприязни к колдовству, ведовству, ворожбе и магии на словах, на деле эти люди отнюдь не гнушались прибегать ко всем перечисленным "мерзостям", только делали это исподтишка, тайно. Достаточно вспомнить, как его обожаемая женушка ворожила "на жениха" в тот самый вечер, когда они с Читрадривой выбрались из поруба. Да и в церкви, в святом, по их понятиям, месте священники охотно исполняли многочисленные поганские обряды и важно величали их церковными таинствами! Так же точно Михайло предпочитал держать под своим началом "колдуна" Вячка, хотя вслух называл его пропащим. И вот Карсидар вплотную столкнулся с искусством старого ратника, который под вечер переправился на левый берег, предвидя, что его услуги могут кому-нибудь понадобиться. Вячко внимательно осмотрел простреленную голень, осторожно ощупал вспухшие края отверстия, оставленного стрелой, прищурив серые с маленькими желтыми крапинками, необыкновенно пронзительные глазки, посмотрел на изнемогающего Карсидара, погладил свое выпуклое, совершенно лысое темя и, более не мешкая, перешел к делу. Послав одного из воинов за водой, другого - нарвать какой-то травы, старик велел остальным отойти подальше и принялся нашептывать загадочные слова: - Рану исцеляю, кровь затворяю. Два брата камень секут, две сестры в окошко глядят, две свекрови в воротах стоят, два свекра за столом сидят. @STIH = Ты, свекор, спать ложись, а ты, кровь, утолись! Ты, свекровь, воротись, а ты, кровь, уймись! Ты, сестра, отворотись, а ты, кровь, свернись! Ты, брат, смирись, а ты, кровь, запрись! А ты, раб Божий Давид, перекрестись! Брат бежит, сестра кричит, свекровь ворчит, а свекор молчит. А будь мое слово крепко на утихание крови у раба Божьего Давида, по сей час, по сей час! И не нарушится слово мое ни марой, ни вороном, ни человеком. Заклинаю Святой Троицей, Пресвятой Богородицей и всеми святыми. Аминь. Произнеся это трижды и трижды заставив Карсидара в соответствующем месте сотворить крестное знамение, старый ратник омыл рану речной водой, которую зачерпнул шлемом первый воин, приложил зелье, нарванное вторым, и перевязал голень. А в конце ритуала выхватил из костра обуглившуюся с одного конца ветку и этим обугленным концом, на котором еще тлели оранжевые огоньки, с силой ткнул в сырое место на земле, куда стекала вода с раненой ноги. Зашипело, повалил дым, от которого стало тяжело дышать. Вячко хрипло закашлялся, но, несмотря на это, продолжал шептать что-то уж совсем неразборчивое. - А теперь, воевода, ложись-ка спать, - посоветовал он и махнув рукой, сказал остальным: - А вы ступайте подальше, дайте ему отдохнуть. Оставшись один, Карсидар лег на кучу хвороста, наваленную около костра, пристроил под голову седло, накрылся плащом. Ночь наползала на лагерь русичей, мгла поглощала все вокруг, и от этого становилось как-то неуютно, жутко... Или это темнеет в глазах?! Вот уже и редкие окрики часовых заглушает странный писк, похожий на комариный... Порожденные горячкой видения разбегались и путались, как тесные и грязные улочки предместья Коптема. Вот, кажется, красивый город, и в таком живописном месте расположен, а вода тамошнего озера - просто хрусталь. Зато от нагромождения лачуг в предместье делается так тоскливо... Недаром там случилась прескверная история с Читрадривой... Или связанная с Читрадривой... Карсидар застонал не то от боли в ноге, не то от досады на себя. С чего это он вспоминает Орфетанский край и Читрадриву, когда нужно спать?! Старый ратник прав, сейчас он нуждается только в отдыхе и в заживлении раны! И все... Но благодатный, спасительный сон бежал от Карсидара, подсовывая вместо себя какие-то дикие бредни. Вообще, после всех манипуляций с водой, огнем и травами, после странного заговора, в котором были перемешаны дикие суеверия, упоминания о здешнем Боге, Его святых и одновременно о темных силах, Карсидару стало только хуже. Раненому казалось, что его тело усохло, сморщилось, что кожа сделалась тонкой, как хороший пергамент, на котором писались самые важные королевские указы, и натянулась на четко обозначившийся скелет. Вроде бы он уже не живой человек, а по недосмотру покинутый в мире людей бесплотный дух, ошибочно втиснувшийся в узкие неудобные рамки тела. Возможно, так чувствует себя дряхлый старец, стоящий одной ногой в могиле. Может быть, Карсидар тоже в состоянии узреть эти черные тени, неслышно порхающие вокруг, взглянуть прямо в мертвые, остекленевшие, вытекшие или выклеванные хищными птицами глаза тех, кто уже давно умер и теперь зовет его в далекий, неизведанный, полный опасностей путь, хотя никакие опасности не в силах повредить духу, ибо он - это не бренная плоть... Могучим усилием воли Карсидар рванулся сквозь липкую паутину, обволакивающую сознание, забился, заметался на подстилке из хвороста. Голова сползла с седла, и раненый стукнулся левым виском о мягкую землю. Это окончательно привело его в чувство. Кряхтя и постанывая, точно некто неведомый водрузил на его плечи огромный тяжелый валун, Карсидар сел. Не подобает поддаваться болезни, отчаянию и страху смерти королевскому воеводе, которому вверено сорок тысяч жизней! Нельзя этого допустить, поскольку от удачи или неудачи похода, от победы или поражения зависит дальнейшая судьба Русского королевства, Киева, его собственной семьи... Карсидар почувствовал, что мысли вновь путаются в голове и разбегаются в разные стороны, что он не в состоянии ни собрать их воедино, ни сосредоточиться, ни просто успокоиться. Раненый уже проваливался в бездонную пучину болезни и наверняка был бы побежден ею окончательно и бесповоротно, когда часовые, охранявшие лагерь с юга, подняли тревогу. Карсидар слабо улыбнулся деревянными потрескавшимися губами: татарские псы действительно прятались неподалеку и решили напасть на русичей ночью! Что ж, придется драться. Зачем валяться на куче хвороста и чувствовать, как жизнь угасает в тебе подобно костру, в который забыли подбросить веток? Лучше сложить голову в честном бою, как и подобает мастеру. Даже у Пеменхата не получилось умереть в постели, хоть он и сделался почтенным трактирщиком. Даже Ристо... Карсидар едва успел сообразить, что его опять заносит неведомо куда, что Пеменхат вполне мог выжить и обосноваться в Люжтенском княжестве, а Ристо все же не мастер, а конь, хоть и боевой. И чтобы не поддаться новому приступу бреда, непослушной рукой стер пот со лба, встал на четвереньки, затем стиснул зубы, чтобы не закричать, рванулся и принял вертикальное положение. Адская боль выстрелила раскаленной иглой из левой голени прямо в мозг. Карсидар зашипел сквозь сведенные судорогой зубы, взмахнул руками, но не устоял и вновь оказался на четвереньках. Хорошо, что рядом не было ратников! Должно быть, жалкое зрелище представлял из себя воевода... Правда, его могли видеть издали, но в слабом отсвете подернутых пеплом угольев не очень-то много разглядишь. Карсидар повторил героическую попытку. Теперь он действовал осторожнее: подобрал лежавший рядом с кучей хвороста меч, воткнул его в землю и поднялся, опершись на него, как на костыль. Соответственно и результат был лучше: несмотря на пронзительную боль, Карсидар удержался на ногах и даже смог стоять довольно прямо. А к нему уже бежали три человека, радостно выкрикивая: - Воевода! Наши подошли! Наши! Карсидар все не мог понять, какие это "наши" подошли посреди ночи с юга, пока запыхавшийся молодой ратник, опередив двух других, не объяснил сбивчиво: - Это наши, которых унесло... на паромах... когда татарва... с утра... вниз по реке... Вот. Слава Тебе, Господи Иисусе, хоть эти живы! Выдернув из земли меч, Карсидар едва не упал, но, к счастью, был схвачен под руки вовремя подоспевшими русичами. - Что с тобой, воевода? Рана беспокоит? Плохо тебе? Аль Вячко что не так сделал? - наперебой заговорили они. Очевидно, весть о том, что старый ратник лечил Карсидара, уже облетела лагерь. - Ничего, это я так, со сна, - солгал Карсидар, пытаясь говорить как можно более непринужденно. - Не обращайте внимания. Лучше пойдем туда, - и кивнул в сторону, откуда раздавались радостные возгласы. Воины сделали вид, что поверили Карсидару. Но все же тот, который стоял по левую руку, не отошел и продолжал поддерживать раненого. - Пойдем, - повторил Карсидар, после некоторых колебаний оперся на плечо молчаливого воина, и все двинулись вперед. С каждым шагом Карсидар думал, что у него не хватит решимости сделать следующий, что ему не вынести кинжально-острую боль - и все равно делал этот шаг, потом еще один, еще и еще... На берегу Дона уже собралась внушительная толпа. Все были сильно возбуждены, кричали, смеялись, звучно хлопали друг друга по плечам, тыкали кулаками в грудь. Карсидар приковылял как раз на середине рассказа вновь прибывших, и им пришлось повторять все с самого начала. Когда татары перерубили канаты паромов, воины схватили щиты и принялись грести ими, чтобы выбраться на берег. Однако дело продвигалось плохо. Щит - это не весло, плоты были тяжелые, да и татарские стрелы время от времени поражали то одного, то другого гребца. К тому же, когда их снесло немного вниз, плоты попали на быстрину, и грести стало гораздо труднее. Правда, дикари прекратили обстреливать их и даже не попытались догнать плоты, передвигаясь по берегу, чего гребцы, честно говоря, сильно опасались. Коварное течение долго не отпускало своих пленников. Даже после того, как они столкнули в воду погибших под обстрелом, грести стало не намного легче. Когда первый плот пристал к берегу, день был уже в разгаре. А второй плот, на котором людей осталось меньше, продолжало нести течением. Возможно, воинам следовало броситься в реку и, держась за поводья коней, попытаться достичь берега вплавь. Но вряд ли у них хватило бы сил плыть с оружием и в кольчугах, да еще в холодной весенней воде. Кроме того, в этом случае пришлось бы бросить на плоту раненых. Итак, русичи упрямо гребли щитами, надеясь причалить к берегу. А воины с первого плота, видя их усилия и посовещавшись, решили пойти вниз по течению, чтобы соединиться с товарищами и возвращаться назад вместе. В этом случае было больше шансов нарваться на неприятеля, но с другой стороны, большому отряду русичей легче выстоять в схватке с татарами. Воссоединились они еще через пару часов, когда солнце перевалило через зенит. Вволю порадовавшись тому, что им таки удалось выбраться на берег, воины пустились в обратный путь. Нужно было торопиться, но четверых серьезно раненых пришлось посадить на лошадей и пустить животных шагом, а пятого нести на самодельных носилках, поэтому отряд продвигался довольно медленно. Сильнее всего опасались встречи с татарами. Действительно, ближе к вечеру они наткнулись на конный отряд ордынцев. Татары заметили их и тотчас пустили лошадей галопом, на скаку выхватывая из колчанов стрелы и накладывая их на луки. Русичи тоже поспешно схватились за сагайдаки. Но вступать в бой не пришлось. В тот момент, когда расстояние между отрядами сократилось почти на выстрел и когда, казалось, стычки уже не избежать, в отдалении на холме возник всадник в рыжей шапке, что-то пронзительно крикнул - и татары придержали разгоряченных коней, описав небольшую дугу, развернулись и стремительно умчались вслед за всадником в рыжей шапке! К счастью, с неприятелем русичи больше не сталкивались. Поведение татар красноречиво свидетельствовало о том, что они рады были вступить в схватку. И скорее всего, выиграли бы ее. Однако человек в рыжей шапке, по-видимому, начальник, остановил готовых ринуться в бой всадников. Но почему?.. Русичи терялись в догадках. - Ну, довольно говорить об этих шелудивых псах, - сказал Карсидар, выслушав окончание рассказа. - Не допустил их главный до драки - значит, испугался. - А чего бояться-то, - резонно возразил "коновал", укоризненный взгляд которого Карсидар перехватил под градом стрел на середине реки. - Нас, почитай, жалкая горстка, да еще с ранеными. Эти нехристи нас издали перестреляли бы, вот и весь сказ! - Точно, истинную правду Демид сказал, - загомонили остальные. - Мы ж перед ними как на ладошке были, ни деревца кругом, ни кусточка. Лошадей на всех не хватит, а пешему против конника биться тяжело. Там бы мы и полегли до единого, кабы татарва не повернула вспять. - Да что, утром об этом нельзя поговорить, в самом-то деле?! - возмутился воин, поддерживавший Карсидара. - Сейчас уже поздно, давайте-ка спать, вон и воевода... - Спасибо, мне уже лучше, - поспешно прервал его Карсидар, опасаясь, что ратник скажет сейчас: "...вон и воевода ранен, стоять не может". И умолк, пораженный внезапной догадкой. - Так ты ранен? - удивился "коновал" Демид. - Что с тобой? - Пустяки, стрелой царапнуло, - бросил Карсидар, вслушиваясь в собственные ощущения. И опять ему показалось, что один из воинов едва не сказал: "Вот так пустяки! Вячко и тот не в силах ничего поделать". Впрочем, это лишь показалось. Карсидар по-прежнему не слышал чужих мыслей, по-прежнему не мог сосредоточиться на вправленном в кольцо голубом камешке, хотя теперь чувствовал себя теперь гораздо лучше. Рана не переставала болеть, но Карсидар вполне мог опереться на простреленную ногу, да и жара уже не ощущал. Это было неожиданным и оттого очень приятным сюрпризом! Кроме того, почему поддерживающий его воин промолчал? Неужели Карсидар сумел заставить его попридержать язык... Выходит, татарский колдун прекратил строить козни? Может, он бежал отсюда? Следил, когда вернутся русичи, унесенные на плотах течением, а теперь помчался к своим? Но с какой стати? Странно все это... Карсидар искренне желал разобраться во всем происшедшем, поэтому, радуясь наступившему облегчению, сказал: - А и правда, нечего тут стоять! Некоторые из вас ранены, в самый раз вам погреться у костра, поесть да отоспаться. Небось намаялись, - и отпустив плечо помогавшего ему воина, повернулся и бодро заковыляв к лагерю. Однако с каждым шагом Карсидар чувствовал, как левая голень наливается расплавленным свинцом, а бодрость улетучивается. Наконец остановился и позвал негромко: - Эй... Ратники бросились к воеводе, заговорили возбужденно: - Что? Что случилось? Опять тебе плохо? - Да так... - неопределенно сказал Карсидар, но тут же оперся о плечи сразу двух человек и прохрипел: - Пить охота. В самом деле, теперь и во рту пересохло. - Я сейчас! - воскликнул один из воинов, бросаясь к реке, но тут же остановился и с досадой воскликнул: - Эх, дурья башка! У меня ж даже шелома нету... - Я принесу, - вздохнул Демид, направляясь в темноту и стаскивая с головы шлем. - Сейчас, Давид, сейчас... - Нет, - сказал Карсидар. - Лучше отведите меня к воде. Умоюсь, глядишь, и полегчает. Поддерживавшие его воины повернули назад, за ними увязались еще несколько человек, переживавшие за воеводу. И вот Карсидар почувствовал, как с каждым шагом боль уходит, свинцовая тяжесть сменяется неприятным, но вполне терпимым покалыванием, а сухость во рту исчезает. В непосредственной близости от воды он отпустил провожатых, сам сделал два последних шага, лег на живот и с огромным облегчением принялся пить холодную речную воду и умываться. Потом сел, отряхнулся и объявил: - Вот что. Который из вас не сильно устал, пусть сбегает в лагерь и приведет ко мне Вячка. Быстро. Также принесите сюда мои вещи. Я, пожалуй, заночую здесь. Воины непонимающе переглянулись. - Здесь мне больше нравится, - пояснил Карсидар и обратился к сопровождающим: - Остальные пусть уходят, а вы останьтесь-ка со мной, вчетвером веселее. Пусть принесут и ваши вещи, а вы разводите костер. И пока ничего не понимающие воины исполняли его приказание, Карсидар еще раз все обдумал и сопоставил ощущения, которые испытывал в течение дня. Сначала он был ранен, но старался не замечать этого, насколько позволяли обстоятельства, просто обломал стрелу и дрался с татарами наравне с другими. Затем вернулся к месту высадки и занялся переправой. Тут самочувствие Карсидара ухудшилось, однако он приписал ухудшение непрерывному беспокойству по поводу притаившегося поблизости колдуна и возможности нового нападения. А вот когда рубил ветки, собирал камни и хоронил Ристо, усталости и боли в ноге почему-то не замечал. Опять же, это можно было объяснить тем, что Карсидар дал волю чувствам. Горе приглушило болезненные ощущения, которые проявились вполне лишь после возвращения в лагерь. Здесь болезнь окончательно победила его, и даже Вячко не смог ничего поделать. Так, все это справедливо. Но как можно объяснить теперешнее улучшение? Да еще столь внезапное... Покинув лагерь, Карсидар мигом почувствовал себя увереннее, даже смог стоять и передвигаться без посторонней помощи. А едва повернул назад, как болезнь навалилась вновь. И, наконец, удалившись от лагеря еще больше, выйдя на берег Дона, Карсидар испытал истинное облегчение. И почему так не хочется возвращаться обратно? Чудеса, да и только! Чудеса... колдовство... Объяснить изменения самочувствия можно было двояко: либо дело в самом лагере, либо в ухудшении состояния Карсидара повинен старый ратник, читающий малопонятные заклинания. И пока что подозрение со старика не снималось, наоборот, учитывая слова тестя: "Пропащий это человек, лучше держаться от него подальше", - Вячка следовало проверить прежде всего. Пока же Карсидар не сомневался в одном: ему становилось хуже всякий раз, как он оказывался в лагере; ему становилось лучше за пределами лагеря; среди русичей было два "колдуна" - сам Карсидар да Вячко... Но если этот последний и в самом деле зловредный колдун, почему Карсидар прежде не чувствовал его тайную силу?.. - Ты звал меня, воевода? Старый ратник стоял перед ним, озаренный пламенем костра. Тут же вернувшийся из лагеря воин складывал вещи Карсидара. - Посмотри рану, - коротко приказал Карсидар, подвинул левую ногу к огню так, чтобы она была хорошо видна и одновременно постарался сосредоточиться на пришедшем. Вячко опустился на корточки, стащил с больной ноги сапог, размотал повязку. Ощупав рану, поднял на Карсидара повеселевшие глаза, погладил выпуклое лысое темя и самодовольно изрек: - Вот видишь, заклинание - дело верное! Уж если я постараюсь, то непременно все будет, как надо. Тебе, я вижу, лучше? - Лучше, - подтвердил Карсидар. Но что-то в его взгляде насторожило Вячко. Старый ратник выпрямился и спросил: - Аль случилось чего, воевода? Почто ты на меня так зыркаешь? - Это пустяки, не обращай внимания, - Карсидар отвел глаза. Итак, Вячко здесь ни при чем. Пусть Карсидар не может ясно читать чужие мысли, зато, судя по всему, уже способен хотя бы угадывать настроение и намерения людей. От старого "колдуна" не исходило никакой опасности, это уже было очевидно. Кстати, пока Карсидар сидел здесь, на берегу Дона ниже лагеря, его ни разу не посетила мысль о возможной татарской засаде или возвращении злокозненного колдуна-разведчика... если такой вообще имелся и бежал отсюда, едва вернулись унесенные на плотах русичи. А вот при мысли о возможном возвращении в лагерь Карсидара охватывала легкая паника. И раз так, дело все же в лагере, то есть в выбранном для него месте. Но что там такого особенного? Ничем не примечательный кусочек берега, на который высадилась часть русского войска. Ну, схватились они утром с татарами, так их теперь и след простыл. Да и что это за схватка была? Так, перестрелка из луков, короткое преследование, три обрубленных паромных каната, вот и все. Проклятые ордынцы исчезли, убитых отволокли подальше, а... Вот в этот самый миг Карсидара и озарила внезапная догадка. О боги, о Господи Иисусе... как же он не додумался прежде?! Надо было просто вспомнить, с чего все началось!!! - Воевода... Эй, воевода! Карсидар поднял совершенно безумные глаза на Вячка, который тормошил его за плечо, посмотрел на остальных и прохрипел: - А ну-ка... сбегайте в лагерь и принесите мне несколько татарских стрел... Живо! - Да на что они тебе сдались, стрелы эти? - искренне изумились воины. - А ежели тебе стрела нужна, так у нас есть... - Нет, мне нужны татарские стрелы, а не ваши, - уже спокойнее подтвердил Карсидар. - Их там полным-полно. На берегу поищите, просто на земле. - Так ведь ночь уже, может, утром... - Сейчас! - в голосе Карсидара были и боль, и угроза. Один из ратников мигом бросился исполнять его распоряжение. - Да объяснил бы ты, в чем дело, - неуверенно попросил Вячко. - Мог бы и сам догадаться, - сказал Карсидар и добавил насмешливо: - А еще колдун... Старый ратник обиженно вскинул голову и воскликнул, сверкая серыми в желтую крапинку глазами: - Я не колдун, я обыкновенный знахарь! - А, не все ли равно, - махнул рукой Карсидар, отвернулся и в ожидании ушедшего воина стал вглядываться в темноту. Вячко хотел вновь наложить ему повязку, но Карсидар обронил: - Погоди, успеешь, - и замолчал, прислушиваясь, не возвращается ли посланный в лагерь воин. Похоже, на этот раз он угадал верно. Татары не знали точно, останется ли воевода на правом берегу или в числе первых высадится на левый, поэтому ударили сразу с двух сторон. Но раз они не знали точно, где находится Карсидар, то должны были действовать наугад. И стрелять наугад... Господи, до чего все просто! Раз у татарского посла был кожаный амулет, то есть предмет, в котором, как он думал, сосредоточено колдовство, почему бы дикарям не "заколдовать" и другие вещи! Например, оружие. И сам колдун в этом случае не должен принимать непосредственного участия в схватке. Он запросто мог оставаться далеко-далеко, за сотню, за тысячу лаутов отсюда, потому что влиял на Карсидара не он сам, а заколдованные им стрелы... - Вот. Вынырнувший из мрака воин бросил на колени Карсидару полдюжины стрел. Тот вздрогнул не то от неожиданности, не то от непонятного испуга, схватил первую попавшуюся стрелу и принялся внимательно осматривать ее от наконечника до оперения, поворачивая из стороны в сторону, то поднося поближе к огню, то удаляя в тень. Внезапно на древке на расстоянии примерно ладони от наконечника сверкнул зловещий алый огонек. Карсидар вновь вздрогнул, подался вперед, прищурился и присмотрелся повнимательнее. Затем приказал остальным: - Глядите сюда, - и сломал стрелу в этом месте. На подол рубахи упал продолговатый красный камешек, не превышающий в длину фаланги мизинца, а в поперечнике - половины толщины древка. Был он хорошо отшлифован и очень тщательно огранен. Все отшатнулись. - Че... чего это? - пробормотал один из воинов. Зато Вячко не растерялся, мигом подхватил камешек и принялся пристально изучать его, как до этого Карсидар изучал стрелу. - Только смотри, поосторожней с ним, - предупредил Карсидар, принимаясь в то же время за изучение другой стрелы. - Не маленький, - огрызнулся старый ратник, рассматривая камешек на свет и нервно поглаживая темя. - Точно кровь, - сказал он наконец, дивясь ослепительному сверканию камешка при малейшем движении руки. На ум Карсидару пришла еще одна мысль, но стремясь быть последовательным, он для начала разломал остальные пять стрел и в трех из них обнаружил точно такие же камешки. И вообще, именно на берегу Дона, а не в лагере, находил Карсидар приемлемые ответы на волновавшие его вопросы, тогда как в лагере ни о чем думать попросту не хотелось. Ишь, до чего хитра татарва! - То горячий, как уголек, то прямо ледяной какой-то, - добавил Вячко, возвращая Карсидару находку. - Но меня интересует сейчас другое, - сказал тот спокойно и спрятал камешки в кармашек пояса. - К сожалению, вряд ли я найду теперь обломок стрелы, которая ранила меня, но послушай... А впрочем, погоди. Карсидар потянулся к костру, вытащил из него не слишком толстую ветку, обгоревшую с одного конца, и попросил дать ему нож. Обстрогав ветку, протянул ее Вячку, бодро подмигнул и как можно более непринужденно сказал: - Я хочу знать, не засела ли такая штука у меня в ноге. Ну-ка, поищи. Старый ратник вздрогнул, торопливо забормотал что-то насчет крови, которую едва удалось заговорить. - Делай, что велят! - прикрикнул на него Карсидар, поднес ко рту правую руку и закусил