теперь тебя называть?
     Я пожал плечами:
     -- Как хочешь. Мне это безразлично.
     -- И все-таки ты  Артур.  Король  Артур. -- Дана села в кресло рядом  с
кроватью и расправила на коленях платье. -- Знаешь, это звучит так необычно.
     -- Понимаю, -- сказал  я. -- Когда я родился  и отец решил назвать меня
Артуром,  многие родственники  были  против. У  них  это имя ассоциировалось
только с одним человеком -- с великим королем, основателем нашего Дома.
     --  А в нашем роду  этого имени  боялись. Как огня, как дурной приметы,
как  сглаза. Когда  кто-нибудь  из  валлийских  лордов  называл  своего сына
Артуром, мы,  Лейнстеры,  воспринимали  это  как вызов,  как демонстративное
неповиновение королевской власти, чуть ли не посягательство на престол.
     Мы замолчали.  Дана блуждала взглядом по комнате,  а я смотрел  на нее,
любуясь  ее правильными чертами  лица,  ее роскошными вьющимися волосами, ее
стройной изящной фигурой. Нам обоим было  неловко,  но странное дело -- даже
эта неловкость доставляла мне удовольствие.
     --  Дэйра очень обрадуется, когда узнает, что ты  вернулся,  -- наконец
отозвалась Дана.
     -- Она уже знает.
     Дана почему-то покраснела.
     -- Так ты виделся с ней?
     -- Еще нет. Но, думаю, что Морган сообщил ей.
     -- А я думаю, что  нет. Похоже, он просто позабыл об этом в сегодняшней
суматохе. Иначе Дэйра предупредила бы меня.
     Я хотел спросить почему,  но потом,  сопоставив факты, сам догадался, в
чем дело.
     -- Вы спите вместе?
     -- Да, уже две недели.
     -- А с какой стати?
     -- Ну, видишь ли, злые языки начали утверждать, что Дэйра снова взялась
за  старое и в твое отсутствие завела роман с Морганом Фергюсоном. Вот она и
попросила меня ночевать с ней.
     -- Но  почему тебя? Ведь вас не назовешь сердечными подругами. Или вы в
последнее время сдружились?
     -- Скорее наоборот, -- ответила Дана. -- И именно по этой причине Дэйра
обратилась  ко  мне. Теперь  сплетники прикусили свои языки, потому как всем
ясно, что я бы не стала покрывать ее похождения.
     --  Понятно, -- сказал я и  присел  на  край  кровати. -- Но  другого я
понять  не  могу.  Почему вы  с Дэйрой,  прости  за выражение,  как кошка  с
собакой? Ведь у вас так много общего.
     -- О да, -- с горечью подтвердила Дана. --  У нас много общего. Слишком
много. Сначала был Колин, который  души в Дэйре не чаял,  а я бегала за ним,
как дурочка. Потом появился ты...
     Мое  бедное   исстрадавшееся  сердце  снова  заныло,   истекая  кровью.
Когда-то,  в отрочестве, я  мечтал стать  сердцеедом-обольстителем, грезил о
том,  как женщины наперебой  будут  вешаться  мне  на  шею.  Впоследствии  я
действительно хорошо погулял, правда, недолго,  ибо в один прекрасный день с
удивлением обнаружил,  что Диана, моя маленькая тетушка,  как  я ее называл,
вдруг стала взрослой женщиной,  и я  влюбился  в нее без  памяти. А потом...
Потом  все пошло кувырком. Я потерял память и  потерял  Диану, а мои детские
мечты,  как гротеск, воплотились в образе трех девушек,  готовых  из-за меня
выцарапать друг дружке глаза.
     --  Дана, --  мягко  произнес я. --  Все это  наваждение. Оно  пройдет,
поверь мне. Это какой-то побочный эффект от взаимодействия камней в процессе
открытия Врат к Источнику.
     -- Да, я понимаю, -- сказала она. -- Мое первое наваждение  уже прошло.
А второе... Дело не в том, Артур!
     -- А в чем же?
     Дана уставилась  взглядом  в  противоположную  стену и  долго  молчала,
сплетая и расплетая пальцы рук. Наконец она заговорила:
     --  Знаешь,  Артур,  я  действительно  любила  Колина.  По-детски,   не
по-детски, это неважно. Главное, что я любила его. А потом появился ты... Ты
мне сразу понравился,  очень  понравился, но не более того. Ты нравился  мне
так же, как, например, нравится мне  Морган  Фергюсон и некоторые другие мои
знакомые.  То,  что  девушке нравятся многие молодые  люди,  еще  ничего  не
значит; в этом нет ничего предосудительного. Но когда  ты вошел во Врата, со
мной что-то произошло, во мне что-то сломалось. И беда не в том, что  теперь
меня влечет к тебе; в конце концов, ты прав -- это преходящее. Куда хуже то,
что  после  этого  события все мои  чувства  к Колину  умерли, он  стал  мне
безразличен.  Я  потеряла любовь,  а  взамен  получила некий суррогат любви,
дешевую  смесь  похоти  и  дружеской  симпатии...   Только,  пожалуйста,  не
обижайся.
     --  Я не обижаюсь, Дана. Я понимаю тебя. ("Ах, если  бы ты знала, как я
тебя понимаю!" -- добавил я про себя.) Напротив, это я должен просить у тебя
прощения за то,  что сделал с  тобой,  за  то, что  отнял у  тебя  любовь  к
достойному человеку...
     --  Нет, --  твердо сказала Дана, вставая с кресла.  -- Не  вини себя в
том, чего  ты не совершал. Ты ничего не отнимал у меня, ты просто подвергнул
мои чувства суровому испытанию, которого они не выдержали. -- Она подошла ко
мне и взяла меня за руку. -- Я даже благодарна тебе за это. Обычно испытание
для любви начинается  в браке,  когда уже поздно что-нибудь менять, идти  на
попятную, -- и слава  Богу, что я избежала такой участи. Теперь я свободна и
не жалею об утраченной короне, которую почти что держала в руках.
     -- Совсем не жалеешь?
     -- Совсем... Ну, разве что немного досадно.
     -- А если я предложу тебе корону? -- вдруг вырвалось у меня.
     Это  было  так  неожиданно  для  нас  обоих,  что  мы  несколько секунд
потрясенно смотрели друг на друга, не в силах произнести ни слова.
     Первой опомнилась Дана.
     --  Я  откажусь,  --  ответила она. --  И не  только  потому,  что тебя
провозгласили королем,  подразумевая, что ты  непременно  женишься на Дэйре.
Для меня важнее то, что по-настоящему ты любишь ее. Так ведь?
     Я молча кивнул в ответ, все еще не в состоянии поверить до конца, что я
мог сказать то, что сказал.
     -- Значит, -- продолжала Дана, --  ты успешно  прошел  испытание...  Во
всяком случае, успешно проходишь его.
     Одно испытание, с Бронвен, я уже прошел, подумал я, восхищенно глядя на
Дану. И тут мне в  голову  пришла мысль,  сразившая  меня  наповал: "Она так
прекрасна! Я  обожаю  ее!"... Да,  второе испытание мне предстоит  потруднее
первого.
     Дана  вернулась к креслу  и снова  села.  По всем  правилам приличия  и
здравого смысла  она должна была уйти, но не сделала этого. Ей хотелось  еще
немного  побыть со мной, а я  хотел, чтобы она  подольше  оставалась  в моем
обществе,  даже  несмотря на  то,  что в любой  момент сюда могла  заявиться
Дэйра.
     Следующая  мысль,  посетившая  меня,  была  глупее  предыдущих,  а если
называть вещи  своими  именами, она  была попросту  пошлой.  Я  не собирался
высказывать  ее  вслух,  но  тут  я перехитрил самого  себя,  позволив  Дане
<i>услышать</i> то, о чем я только подумал.
     Дана посмотрела на меня с таким  несчастным видом, будто я предложил ей
коробку ее любимых  шоколадных конфет, от которых  она вынуждена отказаться,
потому что бережет свою фигуру.
     -- Я  бы согласилась, -- медленно произнесла она, -- если бы не  Дэйра.
Будь ты  свободен,  как  я, я  бы приняла  твое предложение в  надежде,  что
когда-нибудь мы полюбим друг  друга по-настоящему. Однако у тебя есть Дэйра,
а я слишком высоко  ценю себя,  чтобы стать твоей женщиной  номер два, пусть
даже ты -- правнук великого Артура.
     Я в замешательстве опустил глаза.
     -- Прости, Дана. Ты... Ты замечательная девушка. Ты совсем не похожа на
Бронвен.
     -- А Бронвен согласна?
     -- Да, -- после некоторых колебаний ответил я. -- Зато я не согласен.
     --  Вот  видишь. А прими я твое  предложение, ты бы сразу  передумал. Я
мало знаю  тебя, однако достаточно для того, чтобы понять, что ты  по натуре
своей однолюб. Когда-то я бегала за Колином, но  за тобой я бегать не стану,
ибо, в  отличие от  него,  ты любим  Дэйрой. Я не унижусь подобно Бронвен до
того, чтобы пытаться увести тебя.
     -- Тогда почему вы с Дэйрой не помиритесь? -- спросил я.
     -- Мы  обе хотим этого. Во  всяком случае, я искренне хочу помириться с
Дэйрой, и в частности по этой причине я согласилась стать ее компаньонкой.
     -- И как ваши успехи?
     Дана вздохнула, затем улыбнулась:
     -- И  смех и  грех, Артур.  Ночью мы добрые подруги, а днем  -- как две
гремучие змеи.
     -- С чего бы такие перепады? -- удивился я.
     -- Это Дэйра так  мстит мне, -- объяснила Дана. -- Ведь неприязнь между
нами возникла по моей инициативе, из-за Колина, к которому Дэйра всегда была
равнодушна. Теперь она отыгрывается; так сказать, возвращает мне долги.
     -- А что же ты?
     -- А что мне остается делать? Я  отвечаю  ей той  же монетой. Вот мы  и
грыземся  дни  напролет,  хотя  каждый  вечер  миримся,  обещаем  больше  не
ссориться, клянемся в вечной дружбе  -- но с утра все  начинается по-новому.
Первое,  что мы делаем,  проснувшись,  так это находим повод  для  очередной
размолвки.
     Нет, подумал я, умом женщин никогда не понять, и судить  их по  мужским
меркам  так  же  нелепо, как измерять  длину в килограммах.  При всем  своем
рационализме, здравомыслии  и  практичности, они начисто  отвергают  обычную
логику, противопоставляя  ей  нечто  совершенно  несуразное  и  непостижимое
мужскому уму -- так называемую логику женскую.
     -- У нас получился весьма откровенный разговор, -- заметил я.
     -- Да, -- кивнула Дана. -- А раньше ты держался со мной очень сухо.
     -- Это ты сторонилась меня.
     Мы улыбнулись друг другу.
     -- Я рада, что ты вернулся, Кевин-Артур, -- сказала Дана.
     -- Я тоже рад тебя видеть, -- искренне и нежно ответил я.
     Она поднялась с кресла, я встал с кровати.
     -- Ну,  ладно,  мне пора  уходить.  Скоро пир закончится,  а если Дэйра
застанет нас вдвоем, да еще в спальне, то скандала не миновать.
     Дана было протянула  мне руку,  но  затем передумала  и  подставила для
поцелуя щеку. Я с превеликим удовольствием поцеловал ее, хотя, как подумал в
тот же миг, предпочел бы губы. Ее сладкие невинные губы, которые так жарко и
неумело ответили на  мой первый поцелуй... Впрочем, целовалась она не так уж
и неумело.

     Когда Дана ушла,  я достал зеркальце и сосредоточился, вызывая Моргана.
Зеркальце тотчас помутнело, а спустя несколько секунд в моей голове раздался
голос:
     "Кевин?" -- Морган отозвался мысленно.
     "Да".
     "Прекрати пищать".
     "Что-что?" -- не понял я.
     "Ч-черт! Твое зеркальце пищит в моем кармане".
     "А!"  --  сказал я  и ослабил концентрацию до минимального  уровня, при
котором еще можно было удерживать контакт.
     "Ну, слава Богу! -- теперь голос Моргана звучал глухо, будто пробиваясь
сквозь плотный слой ваты. -- Вот незадача, дружище!  Ты застал  меня в самый
неподходящий момент. Сейчас я раскланиваюсь с послом Поднебесной Империи".
     "Извини, тогда я..."
     "В кабинете Колина. Через четверть часа. Устраивает?"
     "Вполне".
     "Пока". -- И он прервал контакт.
     Я  сунул  зеркальце в  карман  и призвал  Образ  Источника. В следующий
момент я уже утопал ногами в пушистом ковре посреди кабинета, где было много
книг и  старинных  фолиантов на  полках,  а также  огромный  дубовый стол  и
большой портрет Дэйры на стене между двумя зашторенными окнами.
     Я  уселся в кресло  под портретом, закурил и принялся ждать  Моргана. В
паузах между затяжками я размышлял об очень важных  вещах и вскоре  пришел к
выводу,  что мне здесь нравится,  и решил соблюдать преемственность. Рабочий
кабинет  последнего из Лейнстеров подойдет и  королю из Пендрагонов. То есть
мне.
     Докурив  сигарету, я сразу взял  следующую, но тут вспомнил  кое о чем,
улыбнулся и громко сказал:
     --  Бронвен,  если  сейчас  ты  подглядываешь или  подслушиваешь,  то я
вынужден огорчить  тебя. Не взыщи,  милочка.  -- Затем  я  произнес ключевые
слова весьма эффективного  и  надежного заклинания, пробиться  через которое
можно, лишь  полностью разрушив ткань защитных чар.  Все, о чем  я собирался
расспросить Моргана, конечно, не представляло для Бронвен никакого  секрета,
и тем не менее я хотел показать моей маленькой шалунье, что не намерен далее
терпеть ее незримого присутствия, особенно по ночам.
     Морган явился,  когда  я  курил  уже третью  сигарету. Он закрыл дверь,
ухмыльнулся и сказал совсем не то, чего я ожидал:
     -- Ты тоже куришь?
     Признаться,  я  был разочарован -- в  себе.  Зная  его  экстравагантную
манеру   вести   разговор,  я  предполагал,  что  для   начала  он   сделает
глубокомысленное  замечание   по   поводу   наложенных   мною   чар   против
подслушивания. Что ж, не угадал...
     Я поднялся с кресла, обогнул стол  и крепко  пожал Моргану  руку. Потом
достал из кармана пачку сигарет и предложил:
     -- Угощайся. Это получше, чем та дрянь, которой вы травитесь.
     --  Охотно попробую. -- Морган  без лишних  церемоний закурил,  с видом
знатока сделал  несколько  затяжек,  затем  вынес  свой  вердикт:  -- Весьма
удовлетворительно.  Максимум  никотина  при  минимуме угарного газа и  смол.
Производство Сумерек или Царства Света?
     -- Нет, наши Дома промышленностью почти не занимаются. Как, собственно,
и   сельским   хозяйством.   Главная   статья  наших  доходов   --  торговое
посредничество  и  транспортировка   из  одного   мира  в  другой,  а  также
распространение магических технологий.
     -- Так  я и думал,  --  кивнул  Морган.  -- На  это у  вас естественная
монополия.
     -- Вот поди ж ты! -- изумленно произнес я,  усаживаясь в кресло. -- Где
ты нахватался таких словечек?
     --  Вычитал в книгах,  которые Колин  подарил мне еще до того, как мы с
Дэйрой задумали сместить его с престола.
     -- Между прочим, -- заметил я. -- Мне все-таки хотелось бы увидеть  ее.
Я-то думал, что вы придете вместе.
     --  Она  придет, но  чуть позже. Прием уже заканчивается, так что ждать
осталось недолго. -- Морган  хитро прищурился и игриво погрозил мне пальцем.
--  Ах  ты  проказник,  Кевин!  Вместо  того,  чтобы  поболтать  с  дядюшкой
Фергюсоном, отправился подкарауливать свою ненаглядную в спальне.
     Боюсь, что я покраснел.
     -- Так ты знал, где я?
     -- Естественно.  В  седьмом  часу вечера Дэйра  обнаружила тебя в своей
постели, однако  не стала будить, решила дать  тебе  выспаться. Золото, а не
девочка!
     -- Но ведь Дана говорила... -- начал было я и тут же осекся.
     Морган подозрительно посмотрел на меня:
     -- Ты что, виделся с Даной?
     -- Ну...  В общем,  да. --  Теперь  я покраснел без всяких "боюсь". Она
пришла в спальню, потому как Дэйра не предупредила ее, что...
     -- Черта с два! -- перебил меня Морган.  -- Дэйра при мне дала  ей ясно
понять, что сегодня они будут спать раздельно.
     -- Тогда выходит, что Дана не поняла ее намека, -- предположил я.
     Морган поморщился, и мне показалось, что сейчас он плюнет на пол. Но он
не плюнул -- наверное, только потому, что находился в королевском кабинете.
     -- Дана все поняла, это ты не понял.
     -- Что я не понял?
     Морган фыркнул и закатил глаза.
     --  Ну  и  дурак  же  ты, Кевин,  хоть  и  король!  --  произнес  он  с
сердечностью, которая никак не вязалась с содержанием его реплики.  -- Это у
тебя  из-за того, что ты дважды был ребенком, или в  вашей  семье  все такие
инфантильные недотепы? Ведь  Дана пришла в спальню одна,  без  горничной, не
так ли?
     -- Да. -- Я уже начинал понимать. -- Ее никто не сопровождал.
     --  Вот  видишь!  Она  прекрасно  поняла  намек  Дэйры  и,  мало  того,
догадалась, где ты. Поэтому и ушла раньше времени с пира -- чтобы повидаться
с тобой. Надеюсь, между вами ничего не было?
     --  Ничего предосудительного, --  ответил  я  в замешательстве.  --  Мы
просто разговаривали.
     -- Но не думаю, что о погоде.
     -- Нет, не о погоде. --  Я немного  помедлил,  затем пересказал Моргану
наш разговор, делая по ходу купюры и сглаживая слишком острые углы. В каждом
таком  случае Морган улыбался  -- одними  лишь  уголками своих  разноцветных
глаз,  --  и  вскоре  я  понял,  что  он  восполняет  бреши в  моем рассказе
собственными  домыслами. Под конец  я даже пожалел,  что не  выложил ему все
начистоту. Боюсь, у него сложилось впечатление, что мы с Даной разговаривали
в постели или, в лучшем случае, в перерывах между поцелуями.
     Когда я умолк, Морган тяжело вздохнул.
     -- Попал  ты в переплет, Кевин, -- резюмировал он. -- В одном Дана была
с тобой искренна: ты оказался в логове двух гремучих змей. Двух хорошеньких,
рыженьких, зеленоглазеньких,  но зубастых гремучих змей. А где-то  в  траве,
между прочим, прячется удав -- с голубыми  глазами и кучей веснушек на лице.
За время твоего отсутствия Бронвен стала чертовски лихой девчонкой. Странно,
но факт: парни вокруг нее так и вьются, а самый рьяный ее поклонник  --  наш
друг  МакКормак. Так  что,  возможно, ты был  прав  насчет приворотных  чар.
Похоже, она действительно открыла секрет как приворожить Одаренных.
     -- Вряд ли, -- сказал  я. -- Скорее всего, она просто  повзрослела и из
девочки превратилась в девушку. Далеко  не для всех мужчин главное в женщине
внешность.
     -- Не спорю. Кстати, что ты к ней чувствуешь?
     --  Ничего,  кроме   симпатии.  Мое   наваждение  прошло...  Если   оно
действительно имело место.  Сейчас мне  кажется, что твой первый диагноз был
верным -- я просто хотел гульнуть на стороне.
     -- А как насчет Даны?
     Я начал было отвечать, но вдруг запнулся на первом  же слове. Произведя
быстрый  сравнительный  анализ, я неожиданно для  себя  обнаружил,  что  мое
влечение  к  Дане  имеет  мало  общего  с тем  похотливым желанием  обладать
Бронвен,  которое мучило меня все лето. Сейчас во мне доминировала нежность.
Я не жаждал Дану так неистово, как Бронвен, но мне очень хотелось быть рядом
с ней, слышать  ее  мелодичное контральто, порой сбивающееся на мальчишеский
тенор, смотреть  на  нее  -- как она  ходит,  как сидит,  как склоняет набок
голову, когда что-то говорит, как непринужденно поправляет свое  платье, как
расчесывает свои пышные волосы... Я хотел бы увидеть,  как  она раздевается,
перед тем как лечь в постель -- и уже за этим естественным образом следовало
все остальное...
     -- Это из-за камней,  --  наконец сказал  я. -- То, о  чем предупреждал
король Вортимер. Мы с Даной все понимаем.
     Морган посмотрел на меня с таким выражением, будто ожидал,  что вот-вот
у меня вырастут ослиные уши.
     --  Да, уж она-то понимает,  -- сердито  произнес  он. -- Она прекрасно
понимает, что  камни  здесь не главное... гм, по крайней мере, для  нее.  Ты
вскружил девочке голову задолго до  того  случая,  поэтому бедняжка избегала
тебя, чтобы не выдать своих чувств.  Она разрывалась между тобой и  Колином,
так  что,  по большому счету, ты сделал ей услугу, когда  воспользовался ею,
чтобы войти  во Врата.  Теперь она  думать забыла  о Колине. Ее единственная
любовь -- это ты.
     -- Но ведь она говорит...
     -- Мало  ли что она  говорит! Никогда не верь женщинам, Кевин, особенно
если они сами называют себя гремучими змеями.
     Я внимательно присмотрелся к Моргану и сказал:
     -- Дружище! А ведь ты зол, как черт.
     Он поджал губы и целую минуту молчал. Потом заговорил:
     -- Да,  тут ты прав.  Я  зол на тебя, хотя,  в сущности, ты ни в чем не
виноват. Мне всегда нравилась Дана, и я очень  сожалею, что  она не родилась
лет   на   пять-десять  раньше.  Да  и  вообще...   Знаешь,  --  сообщил  он
доверительным  тоном. --  С  некоторых пор  я  страстно  желал,  чтобы  Дана
разлюбила Колина. Думаю, из  нас получилась бы отличная пара,  даже несмотря
на разницу в возрасте.
     -- Ты  хочешь  развестись с женой?  -- Часть  моей  личности, что  была
Кевином, искренне изумилась, а другая часть, которая суть Артур, отнеслась к
этому со спокойным пониманием.
     --  Рано  или  поздно это произойдет,  -- удрученно ответил Морган.  --
Скандал  получится отменный, можно не сомневаться.  Но, с  другой стороны, я
рассчитываю  прожить долго,  очень  долго...  --  При  этом  он  значительно
взглянул на меня. -- И я не  собираюсь провести свою долгую жизнь в том аду,
на который обрекли меня в юности родители.
     -- Да, конечно, -- кивнул я. -- Стало быть, ты держишь Дану на примете?
     -- Держу,  и  ты учти это. Если ты  вздумаешь соблазнить ее, то я... --
Тут он растерянно умолк и развел руками. Я с  удивлением  увидел на его лице
выражение  беспомощности. -- Я буду очень огорчен,  Кевин.  Дана  прекрасная
девушка и заслуживает лучшей участи, чем быть любовницей короля. Даже такого
великого короля, каким, несомненно, станешь ты.
     Я  был польщен  его комплиментом  и  одновременно  растроган его  чисто
эгоистической заботой о невинности Даны.  Я хотел было заверить Моргана, что
пальцем ее не трону (в чем глубоко и не без оснований сомневался), как вдруг
в моей голове  из  отдельных фрагментов мозаики сложилась целостная картина,
которая заставила меня призадуматься. Сначала я решил ничего не говорить, но
потом  принял  прямо  противоположное  решение --  заранее предупредить  обе
заинтересованные  стороны.  Явная  конфронтация,  по  моему  убеждению,  тем
хороша, что сводит к минимуму риск коварного удара в спину.
     Однако осуществление  этого плана  пришлось  отложить до более удобного
случая, что нисколько не  раздосадовало меня -- и по очень простой  причине.
Наведенные мной  чары  против  подслушивания, которые  одновременно  служили
сигнализацией, дали мне знать о  приближении  гостя,  вернее,  гостьи. Я так
глупо и умиленно улыбнулся, что Морган сразу понял, в чем дело.
     -- Можешь поцеловать ее, -- сказал он. -- Я человек не стеснительный.

        Глава 4
     Когда  Дэйра  вошла (о  боги,  как она была  прекрасна!)  я  последовал
мудрому  совету  Моргана,  и  наша  первая  встреча   после  долгой  разлуки
ознаменовалась  нежным  поцелуем -- золотой  серединой между вспышкой бурной
страсти,  если бы  мы были  одни, и  обменом вежливыми, многозначительными и
неуклюжими приветствиями в атмосфере скованности  и неловкости, окажись мы в
этот момент на людях. Не стану  говорить за Дэйру, но я был доволен, что так
получилось.   Порой  чрезмерный  пыл  вредит   не  меньше,  чем  вынужденная
холодность, а наш спокойный и молчаливый поцелуй стоил многих ночей любви.
     Затем Дэйра немного отстранилась, и несколько секунд  мы нежно смотрели
друг другу  в  глаза.  После  Морган  говорил,  что тогда у  нас  были очень
вдохновенные  лица.  Наконец  я  подвел  Дэйру  к  креслу,  помог ей  сесть,
поцеловал ее руку и устроился в кресле по соседству.
     --  Итак,  -- сказал я. --  Комитет по реставрации Пендрагонов в полном
сборе.
     -- Отнюдь, -- возразил Морган. -- Не хватает архиепископа.
     Не знаю почему, но  это  меня совсем не удивило. Корунн  МакКонн всегда
хорошо ко мне относился, и все-таки было нечто странное  в  том, что  высший
церковный  иерарх  страны  открыто  вмешался  в  политическую борьбу.  Хотя,
повторяю, этому я нисколько не удивился.
     --  Похоже, наш архиепископ  метит  на патриаршую тиару, -- счел нужным
высказать  свое  предположение  Морган.  --  И,  наверное,  решил,  что  для
достижения этой цели ты со своей могущественной родней ему больше подходишь,
нежели Колин.
     -- Оба мои Дома не христианские, -- заметил я.
     -- Это  неважно.  Главное, что ты --  живое  подтверждение его тезиса о
множественности миров.
     -- Ладно, принимается. Далее, мотивы Дэйры, -- я ласково  улыбнулся ей,
-- мне предельно ясны. А что скажешь в свое оправдание ты, Морган?
     -- Я твой друг, -- просто ответил он.
     -- Но ведь ты также и друг Колина.
     --  Тем более.  С  самого начала Колину была  в  тягость корона; он  не
рожден быть королем. Для этого он слишком мягок и сентиментален.
     -- А я?
     -- Ты  тоже хорош.  Впрочем, все  мы,  чародеи, в той  или иной степени
неуравновешенны и неврастеничны -- такова  наша плата  за  могущество.  Но в
тебе  есть  стержень;  при  необходимости  ты  можешь  действовать жестко  и
решительно, без колебаний. Ты наглядно продемонстрировал эти качества, когда
одурачил Колина и овладел Силой.
     -- В тот момент я даже не отдавал себе отчета в том, что делаю.
     -- Это  еще одно  очко в твою  пользу.  Даже безотчетно  ты  поступаешь
правильно.  Кроме того, ты потомок короля Артура  и рано или  поздно  сам бы
захотел вернуть себе корону прадеда.
     -- А если нет? -- спросил я.
     -- А если нет, то тем хуже было бы для нас. Ты рассказывал леди Дэйре о
Властелинах  и об их Домах, и  я хочу... Гм. Вне всяких сомнений, этого хочу
не только я один  --  но  за других говорить не буду. Так вот, лично я хочу,
чтобы ты основал свой Дом здесь, в нашем мире.
     -- Ясно... И все же  вы сильно  рисковали,  форсируя  события.  Если бы
Колин заупрямился, в стране вспыхнула бы гражданская война.
     Морган покачал головой:
     -- Это было исключено.
     -- Так-таки исключено?
     -- Абсолютно. Тебя  поддержала  церковь  в лице архиепископа  и молодых
кардиналов  -- его  единомышленников. Затем  простой народ -- в  большинстве
своем валлийцы. Когда начали распространяться слухи...
     -- Когда <i>вы</i> начали распространять слухи, -- уточнил я.
     -- Ну, да,  разумеется.  Мы  все  рассчитали.  Простой люд не больно-то
хотел,  чтобы  мужем их принцессы, леди Дэйры, стал  чужак  и  подкидыш.  Мы
воспользовались этим и сделали так, чтобы их "не хочу" быстро превратилось в
"хочу". Коль скоро вопрос  о вашем браке был решен, то люди тем более охотно
поверили, что ты Пендрагон, правнук легендарного Артура -- следовательно, их
соплеменник, валлиец.
     -- Ну, я не совсем валлиец. Моя мать -- Сумеречная, а значит, пользуясь
местной терминологией, я наполовину валлиец, наполовину атлант.
     -- Это уже мелочи, Кевин, -- отозвалась Дэйра. -- Я совсем не похожа на
валлийку, однако народ считает меня своей, потому что моя мать была из чисто
валлийского рода.
     -- Что  тоже  немаловажно,  --  добавил Морган.  --  Леди  Дэйра  очень
популярна  в  народе, в  частности  из-за  ее  происхождения.  Герцоги Ласии
претендуют на  родство  с Пендрагонами, жаль только, что  они не уберегли  в
своей семье Дар.
     Я  весь  похолодел и  уже  укоризненно взглянул на  Моргана,  собираясь
отчитать  его,  как  вдруг  сообразил,  что  теперь это  не  имеет  никакого
значения.
     А Дэйра, уловив мой мгновенный испуг, улыбнулась и прокомментировала:
     --  Это  один  из  приемов милорда  Моргана,  и  надо  сказать,  весьма
эффективный. Он по несколько раз  ко  дню напоминает мне, что я полукровка и
что  в  этом нет  ничего страшного. Я тут же начинаю думать о  своем скрытом
Даре и так постепенно избавляюсь  от чувства неполноценности. Лорд  Фергюсон
отличный психолог.
     "Как и Брендон, -- подумал  я. --  Надеюсь,  они станут друзьями...  То
есть, надеюсь, что они не станут врагами. Очень надеюсь..."
     -- Таким  образом, -- продолжал Морган,  -- народ верит, что ты правнук
короля  Артура, потому как хочет в это верить, потому как  хочет, чтобы леди
Дэйра была королевой и чтобы ее муж, король, не был чужаком.
     -- Говоря "народ", ты подразумеваешь валлийцев, -- заметил я. -- Но это
лишь две трети населения. А как же остальные, к примеру, скотты?
     --  В подавляющем  большинстве  своем  они  также  чтят  память  твоего
прадеда. И кстати, я самый что ни на есть чистокровный скотт.
     -- Прежде всего, ты аристократ и Одаренный. А это отдельная каста.
     -- В том-то и дело, -- усмехнулся Морган.
     -- А именно?
     -- Даже если представители других народностей, населяющих Логрис, будут
недовольны  возвращением на престол короля из  Пендрагонов, то в гражданскую
войну  это  не перерастет  ввиду того, что  у  них  не найдется мало-мальски
стоящих вождей. Ни один Одаренный не выступит против тебя.
     -- Ты уверен?
     -- Еще бы! Вся наша колдовская знать куплена с потрохами.
     "О, Боже!" -- в ужасе подумал я и спросил:
     -- Чем же? -- хотя знал ответ наперед.
     Морган подтвердил мою догадку:
     -- Из  достоверных  источников  стало известно,  что  ты знаешь  секрет
некоего обряда Причастия, дающего Одаренному могущество и вечную молодость.
     Я удрученно вздохнул:
     --  Как  раз  этого  я  и боялся.  По неосторожности  и по  незнанию вы
совершили грубейшую ошибку.
     Дэйра тронула меня за плечо.
     -- Кевин, что с тобой? Неужели ты хотел скрыть это?
     -- Да.
     -- Но ведь это аморально! -- пораженно воскликнула она.
     Я  промолчал, чтобы не  застонать от тяжести ноши, которая свалилась на
мои  слабые  плечи. Теперь  я  понял,  почему Колин  так  быстро  отрекся от
престола и бежал, куда глаза глядят. Мне тоже отчаянно захотелось плюнуть на
Авалон, на  корону  моего  предка,  забрать с собой  родных, Дэйру (а  также
Дану!) -- и удрать в Экватор.
     -- Знаешь, -- заговорил Морган,  нарушая молчание. -- В одной из хроник
царствования Лейнстеров я прочитал весьма  поучительную  историю. Лет триста
назад в Авалоне объявился странствующий лекарь, который утверждал, что знает
рецепт снадобья  от чумы. Тогда  в стране  вовсю свирепствовала  эпидемия, и
король  Колин Шестой пригласил  этого лекаря  к  себе. Он  спросил, скольких
людей тот сможет исцелить самостоятельно; лекарь ответил ему -- то ли правду
сказал, то  ли  малость преувеличил,  -- но все  равно получилось  небольшое
число по сравнению  с масштабами мора. Тогда король предложил лекарю продать
свой  секрет за  цену, которую он сам назовет, но  лекарь наотрез отказался.
Король  убеждал его, что он может получить гораздо больше, чем заработает за
всю свою жизнь продажей снадобья, даже проживи он сто лет. Однако лекарь был
непреклонен, и  в конце  концов король  велел казнить его. Он сказал:  "Этот
человек  либо шарлатан,  либо негодяй, каких еще свет не видел. И в том, и в
другом  случае он заслуживает смерти".  Тут я полностью согласен  с решением
короля.  Если  лекарь  был  шарлатаном,  то  так  ему и  надо, а  если же он
действительно знал  рецепт снадобья, то сознательно обрекал на смерть тысячи
людей,   которых  можно  было  бы  спасти,  изготовив  лекарство  в  больших
количествах. Ты понимаешь, к чему я веду?
     -- Морган  прав,  Кевин,  --  поддержала  его Дэйра. --  Безнравственно
лишать людей возможности  прожить  дольше,  чем они живут сейчас. Пусть даже
это касается не всех людей, но лишь некоторых -- тех, кому такая возможность
дана свыше. Ведь ты же сам говорил, что  ваши  Властелины выискивают в мирах
Одаренных, чтобы провести их через обряд Причастия. Я не понимаю...
     -- Вот  именно! -- зло произнес я; во мне закипала ярость. -- Ты <i>ничего</i>
не понимаешь. Вы оба <i>ни черта</i> не понимаете!
     Я вскочил с кресла и прошелся по комнате взад-вперед. Я чувствовал себя
как зверь, замкнутый в клетке.
     --  О,  Зевс,  почему ты не дал хоть  толики здравомыслия глупцам,  что
возомнили себя благодетелями человечества?! -- Я  остановился и посмотрел на
Дэйру и Моргана,  которые озадаченно  глядели  на  меня, пораженные вспышкой
моего гнева. -- Что вы наделали, черт вас побери?! Что же вы наделали?!
     Я подошел к креслу под портретом  Дэйры и  бухнулся в него. С минуту мы
молчали, наконец Морган осторожно произнес:
     -- Так растолкуй же нам, что мы наделали.
     Я чуть было снова не вспылил, но в последний момент взял себя в руки  и
терпеливо принялся объяснять:
     --  Это правда, члены наших Домов выискивают  в  мирах Одаренных, чтобы
дать им вечную молодость и могущество.  Нас очень мало,  и мы дорожим каждым
Даром...
     -- Так почему ты... -- начал Морган.
     --  Помолчи и  слушай  внимательно,  -- перебил его  я. --  Так вот,  в
обычном  мире,  населенном  простыми  смертными,  Дар   появляется   либо  в
результате  случайной мутации, либо вследствие любовного приключения  одного
из Властелинов -- вероятность и того, и другого ничтожно мала. Еще ничтожнее
вероятность  сохранения Дара  в потомстве, так как браки между Одаренными  и
неодаренными в подавляющем большинстве случаев оказываются бесплодными. -- Я
взглянул на Дэйру. -- У твоих отца  с матерью была уникальная совместимость,
раз у них родилось аж двое детей. Это чрезвычайно редкое явление.
     --  Извини,  -- опять вмешался Морган.  -- Но  почему  так? Что  мешает
Одаренным и неодаренным иметь детей?
     Я  невольно усмехнулся. Неуемное любопытство  взяло в  Моргане верх над
всеми остальными соображениями, тем более что этот вопрос всегда интересовал
его.
     --   Чтобы  понять  это,   ты   должен   иметь  хотя  бы  поверхностное
представление о  генетике -- науке о  наследственности, --  ответил я. -- Но
все  же  я попробую объяснить. Загвоздка в  том, что Дар либо есть, либо его
нет; другими  словами, рецессивного Дара не бывает.  Как ты знаешь, не может
быть  ни половины Дара, ни его четверти,  ни осьмушки, а термин "полукровка"
чисто условный. В случае, когда отец и мать Одаренные, тут все ясно: ребенок
получает половину своей  крови от отца, половину  --  от  матери, и он  тоже
Одаренный.  Если  же  Одаренный  только  один  из  родителей,  то  в  момент
оплодотворения происходит процесс, который мы именуем дубликацией: структура
ДНК...  гм-м...  кровь  Одаренного   смешивается  с  кровью  неодаренного  и
пытается,  грубо  говоря, навязать  ей свой Дар.  В  подавляющем большинстве
случаев  этот  процесс заканчивается  гибелью яйцеклетки еще  до образования
зародыша. Вот потому-то Дар, появляясь единично, имеет мало шансов  пережить
своего  носителя, проявившись в его потомстве.  Обнаружив Одаренного в среде
простых  смертных, мы,  конечно, тщательно  проверяем  все  его  родственные
связи,  учитываем также  и возможность адюльтеров  и  изредка  находим целую
группу  Одаренных. Тогда  это становится сенсацией, а  Дом, сделавший  такую
находку, на зависть другим Домам, получает обильную инъекцию свежей крови со
стороны.
     --  Тогда я не понимаю, почему ты  сердишься,  -- произнесла  Дэйра. --
Ведь ты нашел целую реку свежей крови.
     --  То-то и  оно, что  целую  реку.  В  совершенно  невероятных случаях
единичный Дар не гибнет, а  выживает  и размножается. В результате возникает
цивилизация, где  наряду с  простыми смертными живут Одаренные. Они обладают
кое-какими способностями; они осознают свое отличие от  остальных людей; они
отдают  предпочтение  экзогамии, ибо заметили, что браки с людьми  не из  их
круга почти всегда бесплодны; и самое главное  -- их достаточно много, чтобы
избежать  вырождения.  Предания  гласят,  что когда-то, давным-давно,  много
Рагнареков тому  назад, Одаренные в  одном из таких миров обрели власть  над
Формирующими и основали первый Дом Властелинов. Израильтяне считают, что это
был  их Дом, но  им никто не верит... да и сами они не очень-то верят в это.
Дома  так  же бренны,  как и Властелины: одни  появляются,  другие гибнут, и
первозданный Дом канул в лету,  оставив  после себя  другие Дома, которые, в
свою очередь,  породили новые, а  сами ушли  в небытие -- и так далее, и так
далее. История  --  это  спираль, уходящая из бесконечности в бесконечность.
Наши философы утверждают, что до появления  первозданного  Дома существовали
другие  цивилизации, которые  изжили  себя, как,  возможно,  когда-нибудь  в
будущем придет к упадку и угасанию сообщество Властелинов...
     Я  умолк. Дэйра и Морган  смотрели на меня широко распахнутыми глазами.
Вместе  со мной они заглянули в бездну тысячелетий и теперь чувствовали себя
ничтожно  маленькими,  беспомощными  букашками  в  этой  необъятной,  вечной
Вселенной.
     -- Ладно, --  сказал я. -- Вернемся к делам  насущным. В последний  раз
мир с устойчивой цивилизацией Одаренных  был обнаружен  моим  прадедом,  тем
самым королем  Артуром, который был свергнут с престола в Авалоне и каким-то
образом попал  в  Экватор. Подобные  миры  после их обнаружения ожидает  две
участи  -- либо  разграбление другими Домами,  которые  переманивают  к себе
Одаренных,   либо  основание   нового  Дома,   если   удастся  предотвратить
разграбление. Моему прадеду это удалось. Он основал  Дом Света и, мало того,
сделал его одним из самых могущественных Домов Экватора.
     -- Так и основывай себе Дом, -- пожал плечами Морган. -- Ведь теперь ты
король Логриса, тут тебе  и  карты в  руки.  Ну, а разграбление  со  стороны
других Домов, как я понимаю, нам не грозит.
     Я вздохнул:
     -- Так я и собирался сделать, дружище, однако вы с Дэйрой по недомыслию
предельно усложнили мою задачу, пообещав всем Одаренным бессмертие.
     -- А разве так не будет?
     --  Конечно,  будет. Но  далеко  не  сразу.  -- Я  в упор  посмотрел на
Моргана. -- Кое-кто совсем недавно назвал меня инфантильным недотепой. А как
мне  прикажешь  назвать  этого  "кое-кого",  который, зная,  сколько  хлопот
причиняет пробуждение Дара, посчитал, что овладение высшими проявлениями сил
мироздания  -- это такое  простое дело? -- Затем я повернулся к Дэйре. --  А
что  мне сказать женщине,  которой я доверил свои самые сокровенные тайны, а
она  выболтала  их, пусть  даже из  самых  лучших побуждений?  --  Я  сделал
выразительную паузу,  после чего продолжил:  -- Неужели вы наивно  полагали,
что  я соберу всех Одаренных  в одном  большом соборе и раздам им Причастие,
как священник раздает прихожанам хлеб с вином?
     -- Но мы не обещали, что это произойдет за один день, -- робко заметила
Дэйра. -- Мы...
     --  Для этого потребуются годы,  черт подери! -- воскликнул  я,  хватив
кулаком по мягкому подлокотнику кресла. --  Десятки лет! В  этом мире тысячи
Одаренных, и все  они  кинутся ко мне, требуя Причастия. А  я, хоть и могуч,
все же человек. Я не  Господь Бог и не смогу  ниспослать на них  всех Святой
Дух в день Пятидесятницы. Максимум, на что я способен  -- это один человек в
неделю,  да  и  то  с учетом того, что  он опытный чародей, а не беспомощный
непробужденный Одаренный.  Правда,  со  мной  прибыли  брат  и  две  сестры;
вчетвером  мы будем производить  на свет немногим  более двухсот причащенных
ежегодно, работая на пределе своих возможностей.  И лишь через несколько лет
у  нас появятся первые помощники, овладевшие  Формирующими настолько,  чтобы
самим проводить обряд  Причастия.  Вот почему  необходимо было держать это в
тайне. Ты мог бы и сам додуматься до этого, Морган.
     Морган виновато опустил глаза.
     -- Прости, Кевин,  я действительно сглупил. Но, в  конце концов,  можно
установить очередность, начиная с самых старых и больных...
     -- Олух царя небесного! -- выругался  я.  --  Ты дурак, Морган! А Дэйра
еще назвала тебя  хорошим психологом. Как только мы установим очередность, и
речь  будет  идти не  о днях,  а о годах ожидания, среди  Одаренных начнется
повальная резня.  Они  станут  убивать друг  друга ради  того, чтобы хоть на
месяц приблизить обретение могущества и бессмертия. И убивать  они  будут по
большей части не из страха, что за этот месяц с ними что-нибудь  случится, а
просто  из  нетерпения  --  вот  что  самое ужасное!  Наш  Дом,  прежде  чем
возникнет, захлебнется собственной кровью... Вы это понимаете?!
     И  тут  Дэйра заплакала. Она рыдала горько,  безутешно, самозабвенно. У
меня не было нужды спрашивать, почему она плачет; между нами вновь сработала
мысленная  связь, и длилась она гораздо дольше  обычного. Я отчетливо увидел
картину,  которую  она  себе  представила: длинная-длинная  вереница  людей,
стоящих  в очереди к храму, где я что-то  раздаю  им  (конечно,  Причастие);
очередь движется медленно, люди проявляют нетерпение,  переступают с ноги на
ногу, злятся, ругаются,  потом  все, как один, выхватывают кинжалы и вонзают
их  в спины  впередистоящих... Кровь, реки  крови заливают  мой  храм,  а  я
растерянно  стою  у алтаря, и рядом  со  мной стоит  она, и мы по  колена  в
крови...
     Я подошел к Дэйре, опустился перед ней на корточки и взял ее за руки. Я
ничего не говорил, слова  здесь были  бессильны. Я утешал ее молча --  своим
прикосновением, своим присутствием.
     -- Кевин, -- прозвучал у меня за спиной голос Моргана. -- Вели отрубить
мою дурную башку.
     --  Это делу не поможет, -- ответил  я, не оборачиваясь.  -- Всего лишь
одной дурной башкой станет меньше. А скоро и так головы полетят.
     -- Так что же нам делать?
     Немного подумав, я сказал:
     -- Выход номер один: добровольное разграбление.
     -- Как это?
     --  Я  свяжусь с  некоторыми  Домами и предложу  им  Одаренных крупными
партиями. Не  сомневаюсь,  что  они еще  передерутся  между  собой, стараясь
урвать  кусок побольше.  Также я  не  сомневаюсь, что  наши  чародеи  охотно
променяют родину на вечную молодость.
     -- Точно, -- подтвердил Морган. -- Так  оно  и  будет.  Но это хреновый
выход.
     -- Выход номер два, -- продолжал  я, поглаживая  Дэйру  по  голове; она
постепенно успокаивалась, и ее плач переходил во всхлипывания. -- Мы уходим.
Забираем всех, кто нам дорог,  и уходим из этого мира в другой, где образуем
небольшой Дом, вернее, маленький Домишко.
     -- А дальше?
     --  Будем ждать и  исподтишка действовать. Но не торопясь -- времени  у
нас много. Меньше всего Властелины думают о времени, а вы напортачили именно
из-за того, что хотели поскорее усадить  меня на трон.  Теперь пусть страсти
улягутся, логрийцы  изберут себе  нового  короля, ну а я позабочусь  о  том,
чтобы он был лише