принялся палить по окнам из арбалета. Его тут же схватили. - А что с дядей? - С ним все в порядке. Он отделался легким испугом. - Правда? - облегченно вздохнула Бланка. - А то мне говорили, что у него сердце... Маргарита громко фыркнула: - Глупости все! Он просто притворялся... Впрочем, сначала, может быть, и не притворялся, у меня самой душа в пятки ушла, когда раздался грохот разбитого стекла, но потом он точно притворялся. "Ах, доченька, близится мой смертный час. Будь умницей, будь послушной, не огорчай больного старика..." Тьфу! А как только я дала ему слово, что к Рождеству обязательно выйду замуж, то он тотчас воспрянул духом: "Милое дитя! Ты возвращаешь меня к жизни..." Нет, это надо же быть таким лицемером! Как глупо я, должно быть, выглядела, когда, обливаясь слезами, умоляла отца не покидать меня, обещала сделать все, что он хочет, только бы он не умирал... - Она гневно топнула ножкой. - Попалась! Как малое дитя попалась! Папуля все-таки исхитрился заставить меня выйти замуж. - За кого? - Этого мы не уточняли. Хоть одно хорошо: отец согласился предоставить мне право выбора из числа одобренных им кандидатур. - И ты намерена исполнить свое обещание? - А как иначе? Ведь я дала слово, к тому же... - Тут Маргарита слегка поежилась. - В конце концов, все обернулось для меня не так уж и плохо. Могло быть гораздо хуже. Это свихнувшийся стрелок подвернулся очень кстати. Он спас меня от публичного унижения. - Какого? Маргарита вздохнула. - Сегодня я чуть не доигралась, - ответила она. - Отец получил такое заманчивое предложение, что едва не набрался решимости силой выдать меня замуж. Он даже назначил дату бракосочетания - четвертое сентября. - И кто жених? - поинтересовалась Бланка. - Я его знаю? - Еще бы не знать. Это Красавчик. - Филипп Аквитанский? - переспросила кастильская принцесса, невольно краснея. - Вот именно. Ваш дон Фелипе из Кантабрии. Видно, он уже нагулялся и решил обзавестись семьей. А заодно присоединить Наварру к Гаскони и с нашей помощью отобрать у своего дяди галльскую корону. Властолюбец! - Из Филиппа получится хороший король, - заметила Бланка, отворачиваясь к окну. - В отличие от Робера Третьего, у него будет не только титул, но и реальная власть. Можно не сомневаться, он сделает Галлию великой страной. - Что ж, тебе виднее, - сказала Маргарита. - Если ты так говоришь, то так оно и будет. Дрожь в голосе Бланки вперемежку с горечью была ей хорошо знакома. Но это впервые кастильской принцессе изменило самообладание в присутствии посторонних, в данном случае Матильды, что не на шутку встревожило Маргариту. Жизнь Бланки при наваррском дворе с каждым днем становилась все более невыносимой, и в любой момент она могла сорваться - а это грозило непредсказуемыми, но наверняка весьма плачевными последствиями для всей наваррской королевской семьи. Маргарита подошла к Бланке и обняла ее за плечи. - Прости, душенька, я не нарочно. Я уже заметила, что ты избегаешь любых разговоров о Красавчике, но разве могла я подумать, что это такая болезненная для тебя тема. Бланка отстранилась от нее и смахнула с ресниц непрошеную слезу. - Да нет, ничего... Все в порядке. Я просто... - Ну! - подбодрила ее Маргарита. - Смелее! Ты никак не можешь забыть его, верно? И это вполне естественно, дорогая. Ведь он был твоим первым мужчиной, а такое не забывается. Даже я, и то помню, как в первый раз... - Ошибаешься, кузина, - мягко, но решительно перебила ее Бланка, садясь в кресло. - Не в том дело. Вовсе не в том. - А в чем же? - Маргарита присела на диванчик по соседству. Матильда, как обычно, устроилась на мягкой подушке у ног своей госпожи. - Только не увиливай. Либо отвечай начистоту, либо давай переменим тему нашего разговора. Я понимаю, что тебе больно вспоминать Филиппа Аквитанского, тем паче говорить о нем. Ведь ясно, как Божий день, что кузен Бискайский в подметки ему не годится - ни по своим человеческим качествам, ни, как я подозреваю, по мужским. По всему было видно, что Бланка страшно смутилась. Однако сказала: - Насчет человеческих качеств ты совершенно права. Но что касается мужских, как ты выразилась, то... мм... Словом, я не в курсе. Маргарита вскинула брови. - Да что ты говоришь?! - Правду говорю, - в некотором замешательстве ответила Бланка. - К твоему сведению, все эти сплетни про меня и Филиппа - беспардонная ложь. Маргарита уставилась на Бланку с таким потрясенным видом, словно та только что призналась ей, что втайне исповедывает иудаизм. - Ты это серьезно, солнышко? Ты не шутишь? - Какие тут шутки! Мы с Филиппом были друзьями, и только. Не больше, не меньше. Другое дело, что в прошлом году он просил моей руки, но... в общем, отец отказал ему. - В самом деле? - удивилась Маргарита. - Но почему? С какой стати он предпочел кузена Бискайского? Это же глупо! - Да, это было глупо, - с горечью подтвердила Бланка. - Более чем глупо. Не только глупо, но и под... - Тут она запнулась. - Так что же произошло? Немного помедлив, Бланка сказала: - Пожалуй, я последую твоему совету и не стану увиливать. Я просто не отвечу. То, как отец обошелся со мной, не делает чести его памяти. - Понятно, - кивнула Маргарита. - О мертвых только хорошее. - Да, - коротко ответила кастильская принцесса. Некоторое время они молчали. Бланка теребила кончик носового платка и время от времени грустно вздыхала. Матильда с искренним сочувствием глядела на нее. Маргарита напряженно о чем-то размышляла. - Так это правда? - наконец отозвалась она. - Между тобой и Филиппом Аквитанским ничего не было? - Я уже сказала тебе, что все это досужие вымыслы. Или ты не веришь? - Да нет же, верю. Кому-кому, а тебе я верю... - Маргарита тряхнула головой. - Черт возьми! Это во многом объясняет твое поведение. Теперь все становится на свои места. Оказывается, дела обстоят гораздо хуже, чем я думала раньше. - В каком смысле хуже? - В самом прямом. Раньше я считала тебя просто застенчивой, ужасно скрытной, донельзя деликатной, стыдливой до неприличия; но на поверку ты еще и забитая, невежественная девчонка. Теперь я понимаю, что заблуждалась относительно истинной причины твоего отвращения к мужу. На самом деле ты брезгуешь Александром не потому, что после Красавчика он тебе неприятен. Тебе становится тошно при одной мысли о близости с ним не только потому, что некогда он согрешил с Жоанной. В конце концов, это не столь тяжких грех, чтобы... - Маргарита! - резко оборвала ее Бланка, встревожено косясь на Матильду. - Думай, о чем говоришь! И п р и к о м говоришь. - А, вот оно что! - Маргарита тоже взглянула на Матильду. - Она и так все знает. Сегодня я ей проболталась, ты уж прости меня. Матильда с таким жаром говорила о том, как сильно она любит своего брата, что я взяла и бухнула ей про Александра и Жоанну. Дескать, одни уже доигрались, другие, Елена и Рикард, на подходе, а тут еще ты со своим Этьеном. Но не беспокойся, кузина, Матильда умеет молчать. Правда, Матильда? Девушка с готовностью кивнула. - О да, сударыни, - заверила она их. - Я буду молчать. Никому ни единого словечка, обещаю вам. - Вот и чудненько. - сказала Маргарита. - Итак, на чем я остановилась. Ах, да, на твоем целомудрии в замужестве... - А может, не надо? - попросила Бланка, вновь краснея. - Нет, душенька, надо. Прежде я избегала таких разговоров, щадила твою застенчивость. Я не сомневалась, что у тебя был роман с Красавчиком, и терпеливо ждала, пока ты не забудешь его настолько, чтобы завести себе нового любовника. Но теперь, когда выяснилось, что... - Кузина! Прекрати немедленно, прошу тебя. Иначе я встану и уйду... К тому же мне пора в церковь. - Ну, нет, тебе еще не пора в церковь. У нас впереди почти час времени, и если ты останешься у меня, мы пойдем в церковь вместе. Добро? - Ладно, - кивнула Бланка. - Но если ты будешь... - Да, буду. Ради твоего же блага я продолжу наш разговор. Разумеется, в любой момент ты можешь уйти - воля твоя, и удерживать тебя я не стану. Но я настоятельно советую тебе выслушать меня, старую блудницу. Обещаю не злоупотреблять твоим терпением, честное слово. Я лишь вкратце выскажу то, что сейчас у меня на уме и что меня очень беспокоит. Не заставляй меня впоследствии сожалеть, что я не попыталась помочь тебе разобраться в твоих проблемах. Бланка обреченно вздохнула: - Хорошо, я выслушаю тебя, кузина. Только постарайся... э-э, поделикатнее. - Непременно, - пообещала Маргарита. - Я буду очень разборчива в выражениях. Но прежде всего, давай внесем ясность: кузен Бискайский был первым и единственным твоим мужчиной, не так ли? - Да, - с содроганием ответила Бланка и тут же в припадке откровенности добавила: - Лучше бы вообще никого не было! - То-то и оно, дорогуша. Ты испытываешь отвращение не только к Александру, как человеку и мужчине (впрочем, как человек, он в самом деле противен), твое отвращение к нему постепенно распространяется на все мужское. В твоих глазах он становится как бы живым символом мужской низости и подлости, олицетворением всего самого худшего, что только может быть в мужчине. - Он мерзкий, отвратительный негодяй! - не сдержавшись, гневно произнесла Бланка. - Он подонок! Я так ненавижу его! - Я тоже его ненавижу, - спокойно ответила Маргарита. - Но моя ненависть к нему не грозит обратиться на других мужчин. - И моя... - Ну, не говори, душенька. Ты с таким отвращением сказала: "Лучше бы вообще никого не было", - что мне стало не по себе. Сама не подозревая о том, ты начинаешь ненавидеть всех мужчин без разбору. - Глупости! - запротестовала Бланка. - Ничего подобного... - Пока еще нет. К счастью, до этого еще не дошло. И я, кажется, понимаю, что тебя сдерживает, что мешает тебе сознательно возненавидеть мужчин. Это Филипп Аквитанский. Ведь ты была дружна с ним, верно? - Да, мы были хорошими друзьями. - Но, увы, не любовниками. - Маргарита... - Не надо лицемерить, кузина. Ведь теперь ты жалеешь об этом, не так ли? Скажи честно - или промолчи. - Да, - потупив глаза, ответила Бланка. - Я жалею. - Мне тоже жаль. - А тебе-то что? - Ты моя кузина и подруга, и мне небезразлична твоя судьба. Я очень беспокоюсь за тебя. Твой опыт близости с мужчинами ограничивается одним лишь Александром, и этот опыт нельзя назвать удачным, а тем более, приятным - он внушает тебе отвращение. Добро бы еще ты была флегматичной, но нет - тут ты похожа на Елену. Я заметила, что так же, как у нее, у тебя зажигается взгляд при виде любого мало-мальски симпатичного парня... - Но я не облизываюсь на них, подобно ей, - парировала Бланка. - И подобно тебе, кстати, тоже. - Это неважно. И вообще, речь сейчас не о нас с Еленой, а о тебе. В отличие от нас, у тебя очень специфическое воспитание, и навязанное тебе сестрами-кармелитками ханжеское мировоззрение вполне может сыграть с тобой злую шутку. Сознательно ты понимаешь, что кузен Бискайский не единственный мужчина, с которым ты... которому ты можешь подарить свою любовь... - Уж лучше никому, - отрезала Бланка. - Лучше никому, чем этому мерзкому чудовищу. - Вот-вот! Где-то в глубине тебя очень сильны предрассудки, не позволяющие тебе всерьез помышлять о возможности связи с другим мужчиной, кроме твоего мужа. Я не сомневаюсь, что рано или поздно это пройдет, но боюсь, что тогда будет слишком поздно. К тому времени тебе могут опротиветь все мужчины и все мужское. - Глупости! - Отнюдь. Всякий раз, глядя на симпатичного тебе парня, ты невольно отождествляешь его, как мужчину, с Александром... - А вот и нет! - А вот и да! Ты у нас фантазерка, у тебя богатое воображение, но, с другой стороны, ты малоопытна, вернее, совсем неопытна, и полна предрассудков. Эти последние особенно сильно сковывают тебя, разрушают все твои фантазии. Чтобы не совершить в мыслях прелюбодеяния, ты, разумеется, неосознанно, стремишься обезличить понравившегося тебе парня, выхолостить в своих глазах его индивидуальность и, давая волю своему воображению, тем не менее, представляешь его в постели в точности таким, каким был с тобой твой муж. Конечно, если отвлечься от человеческих качеств кузена Бискайского и от твоей неприязни к нему, он, говорят, неплохой любовник; во всяком случае, некоторые мои горничные от него без ума. Однако у тебя все, что напоминает про Александра, вызывает отвращение. И соответственно, тот парень, который в с е г о л и ш ь приглянулся тебе, становится тебе с а м у ю ч у т о ч к у неприятным. Со временем эта "самая чуточка" будет возрастать, пока ты не проникнешься отвращением ко всем без исключения мужчинам. И тогда ты начнешь баловаться с девочками, вот так-то. И не просто баловаться, что в общем простительно, а отдавать им предпочтение перед мужчинами. - В устах наваррской принцессы это прозвучало как суровый приговор судьбы, как самое худшее, что может случиться с женщиной. - Маргарита! - негодующе воскликнула Бланка. - Прекрати! Ты такую... такую чушь несешь! - Так-таки и чушь? Поверь, я рада была бы ошибиться... - И ошибаешься! - Не спорю. Может быть, в чем-то я ошибаюсь, многое упрощаю. Но, без сомнений, главная твоя беда в том, что ты живешь как монашка. - А как мне, по-твоему, следует жить? - Как нормальной женщине. - То есть, ты предлагаешь мне завести любовника? - Ну да, вот именно! Найди себе хорошего парня, крути с ним любовь, рожай от него детей - наследников Бискайи. Пусть дражайший кузен Александр хоть лопнет от злости, но он даже пикнуть против этого не посмеет, не говоря уж о том, чтобы требовать признания твоих детей незаконнорожденными. Ах, какая это будет жестокая и утонченная месть, подумай только! - Сударыня, - отозвалась Матильда с осуждением в голосе. - Вы отдаете себе отчет в том, что говорите? - А?! - Маргарита грозно уставилась на нее. - Опять проповедь? - Вовсе нет, сударыня, это не проповедь. Я просто хочу предупредить вас, что вы, может быть по незнанию, совершаете тяжкий грех, подбивая госпожу Бланку на прелюбодеяние. Маргарита удрученно покачала головой: - Ну, и дура ты, Матильда, в самом деле! Ты ровным счетом ничего не поняла из того, что я сказала. Дитя малое! Неужели ты не видишь, как Бланка страдает? Неужели тебе невдомек, что главная причина ее страданий - неурядицы в личной жизни? - Я вижу, сударыня, я понимаю, но... - Ты предлагаешь ей быть верной женой и снова пустить к себе в постель мужа? При одной мысли об этом Бланка содрогнулась. - Ну... - Матильда в растерянности захлопала своими длинными ресницами. Прежде все в жизни представлялось ей простым и однозначным. Было зло и добро, черное и белое, грешное и праведное, истинное и ложное - но теперь... - Кузина, - сказала Бланка, выручая Матильду из затруднения. - Если ты думаешь, что это решит все мои проблемы, то ошибаешься. - Я так не думаю, - покачала головой Маргарита. - Я знаю, что тебя очень тяготит твое положение при моем дворе. Он, конечно, не столь блестящ, как кастильский... - Не преуменьшай, кузина, твой двор великолепен. Однако... - Однако хозяйка в нем я. А при кастильском дворе ты привыкла повелевать, привыкла быть в центре внимания, привыкла к всеобщему поклонению. В Кастилии тебя любили и почитали больше, чем твоего отца, Альфонсо и Нору, не говоря уж о Фернандо, Констанце Орсини или Марии Арагонской. Но тут ничего не попишешь. Это мой двор и моя страна, и даже при всей моей любви к тебе я не потерплю твоих попыток играть здесь первую скрипку. Ты уж прости за прямоту, Бланка... - Все в порядке, кузина, я не в обиде. Ты совершенно права: это твой двор, и с моей стороны было бы свинством претендовать на роль хозяйки в нем. - Тем не менее, - заметила Маргарита. - Женясь на тебе, кузен Бискайский рассчитывал, что с твоей помощью он станет королем, и наверняка пообещал твоему отцу сделать тебя хозяйкой всей Наварры. Тут Бланка гордо вскинула голову. В этот момент она была так прекрасна в своем высокомерии, что наповал сразила четвертого, пассивного участника их разговора (вернее, наблюдателя, о котором мы поговорим чуть позже). - Кузина! Ты же знаешь, что я никогда не позарюсь на то, что не принадлежит мне по праву. Со всей ответственностью могу заверить тебя, что в своих притязаниях на наваррский престол мой муж не получит никакой поддержки ни от меня лично, ни от Альфонсо, ни от Кастилии вообще. Более того, в случае необходимости я сама воспрепятствую свершению его честолюбивых планов, и пока я жива, он будет оставаться лишь графом Бискайским и никем другим. Больно мне нужна твоя маленькая Наварра - после всего, что я упустила в своей жизни. Последние слова Бланка произнесла с откровенной пренебрежительностью, но горечь, прозвучавшая в ее голосе, помешала Маргарите обидеться. - Да уж, - согласилась она, - ты многое упустила. Однако я склонна считать, что в случае с кузеном Бискайским ты сама сглупила. Ведь ты у нас такая властная и решительная - что помешало тебе воспротивиться этому браку? К тому времени тебе уже исполнилось шестнадцать лет, ты стала полноправной графиней Нарбоннской, пэром Галлии, и даже отец при всем желании не смог бы лишить тебя этих титулов без согласия галльского короля и Сената. В крайнем случае, ты могла бы бежать в Галлию и попросить покровительства у кузена Робера Третьего. Я уверена, что он не отказался бы помочь невесте своего племянника. Бланка кивнула: - Да, кузина, тут ты права. Я сглупила, вернее, смалодушничала. Я проклинаю себя за ту минутную слабость, которая обернулась такой катастрофой. Да простит меня Бог, порой я проклинаю отца за то, что он сделал со мной. Я потеряла все... даже дружбу Филиппа. Маргарита хотела спросить почему, но потом сама догадалась. - Ага! - сказала она. - Красавчик предлагал тебе бежать с ним в Галлию? - Ну... вроде того. Был один план, но я, дура, отказалась... Боже, какой я была дурой! Маргарита внимательно посмотрела ей в глаза. - Все-таки ты влюблена в него, правда? Бланка горько усмехнулась: - Какое теперь это имеет значение? Если я и любила Филиппа, то недостаточно сильно, чтобы воспротивиться воле отца. Но Маргарита отрицательно покачала головой: - Твои рассуждения слишком наивны, кузина. Это в поэмах моего незадачливого поклонника, графа Шампанского, любовь придает людям силы, подвигает на героические поступки, а в реальной жизни сплошь и рядом происходит обратное. Не исключено, что твои нежные чувства к Филиппу Аквитанскому сыграли с тобой злую шутку, и ты... - Не надо, Маргарита, - перебила ее Бланка, чувствуя, что вот-вот заплачет. - Довольно. К чему эти разговоры? Все равно прошлого не вернешь. Теперь я замужем, а Филипп... Он просит твоей руки. - И ты, небось, назовешь меня дурой, если я отвергну его предложение? - Нет, не назову, - ответила Бланка и улыбнулась уже не так горько, как прежде. - Но можешь не сомневаться, что именно это я о тебе подумаю. Маргарита зашлась звонким смехом. Вслед за ней позволила себе засмеяться и Матильда. - Кстати, сударыни, - сказала она, решив, что до сих пор ее участие в разговоре было недостаточно активным. - Вы знаете, что семь лет назад мой братик служил пажом у дона Филиппа-младшего? - Знаю, - кивнула Маргарита. - Кажется, я знаю про твоего брата все, что знаешь ты. - Ан нет, сударыня, вы еще не все знаете. - Неужели? - шутливо изумилась наваррская принцесса. - Это непорядок. Так что же я о нем не знаю? - Что он сегодня приехал. - В Памплону? - Да, сударыня. Легок на помине. Вы даже не представляете, как я рада! Братик вырос, еще похорошел... - Так где же он? - Совсем недавно был здесь, вернее, там. - Матильда указала на чуть приоткрытую дверь, ведущую в комнату дежурной фрейлины. - Мы с ним так мило беседовали, но затем поднялся весь этот гвалт, пришли вы... - Постой-ка! - настороженно перебила ее Маргарита. - Значит, он был здесь? - Да. - А сейчас где? - Не знаю, сударыня. Он ушел. - Когда? - Когда вы вернулись от государя отца вашего и велели всем уходить. - А ты видела, как он уходил? - Нет, не видела. Но ведь вы велели... - Да, я велела. Но, как и ты, я не видела, чтобы отсюда уходил парень. Я вообще не видела здесь никаких парней. - Маргарита перевела свой взгляд на указанную Матильдой дверь и, как бы обращаясь к ней, заговорила: - Вот интересный вопрос: мне придется встать и самой открыть ее, или же достаточно будет сказать: "Сезам, откройся?" Глава 19 СЕЗАМ ОТКРЫВАЕТСЯ Не успела Маргарита договорить последнее слово, как дверь распахнулась настежь, и красивый черноволосый юноша шестнадцати лет, едва переступив порог, бухнулся перед принцессами на колени. Был он среднего роста, стройный, черноглазый, а его правильные черты лица выказывали несомненное родственное сходство с Матильдой. - Вот это он и есть, - прошептала пораженная Матильда. - Что вы здесь делаете, милостивый государь? - грозно спросила Маргарита, смерив его оценивающим взглядом. "Ай, какой красавец! - с умилением подумала она, невольно облизывая губы. - Парень, а еще посмазливее своей сестры... Боюсь, Рикарду снова придется ждать". - Ну, так что вы здесь делаете? - повторила Маргарита уже не так грозно. - Смиренно прошу у ваших высочеств прощения, - ответил юноша, доверчиво глядя ей в глаза. Принцесса усмехнулась: "Ага! Так он еще и нахал!" - А что вы, сударь, делали до того, как отважились просить у нас прощения? - Смилуйтесь, сударыня! Я здесь человек новый и не знал о ваших привычках... - О каких моих привычках? - Ну, о том, как вы обычно выпроваживаете своих придворных. Поначалу я не мог понять, что здесь происходит, и очень боялся некстати явиться пред ваши светлые очи и подвернуться вам под горячую руку, ведь вы, сударыня, опять же прошу прощения, разошлись не на шутку. Так что я решил обождать, пока буря утихнет... - А потом? - Потом вы разговорились... - А вы подслушивали. И не предупредили нас о своем присутствии. Разве это порядочно с вашей стороны? - Но вы должны понять меня, сударыня, - оправдывался парень. - Вы говорили о таких вещах... э-э, не предназначенных для чужих ушей, что я счел лучшим не смущать вас своим появлением. - Какая деликатность! - саркастически произнесла Маргарита, бросив быстрый взгляд на обескураженную Бланку. - Стало быть, вы все слышали... господин де Монтини, я полагаю? - Да, сударыня. И я, право, не знаю, что мне делать. - Прежде всего, подняться с колен, - посоветовала Маргарита, смягчая тон. Монтини без проволочек выполнил этот приказ, все так же доверчиво глядя на наваррскую принцессу. А та между тем продолжала: - И хотя ваше поведение, сударь, было небезупречно, особенно это относится к тому, что вы подглядывали за нами, а мотивировка вашего поступка весьма спорна, я все же извиняю вас. Надеюсь, моя кастильская кузина присоединится ко мне - при условии, конечно, что вы тотчас забудете все с л у ч а й н о услышанное вами. Бланка утвердительно кивнула, украдкой разглядывая Монтини. В ее глазах зажглись те самые огоньки, о которых совсем недавно упоминала Маргарита, сравнивая ее с Еленой. В ответ юноша бросил на Бланку убийственный взгляд, повергнувший ее в трепет, и почтительно поклонился. - Милостивые государыни, я не могу ручаться, что позабуду о вашем разговоре. Но вместе с тем осмелюсь заверить вас, что никто, кроме ваших высочеств, не заставит меня вспомнить хотя бы слово из услышанного. Это следовало понимать так: "Рассказать, я никому не расскажу, однако никто не запретит мне использовать полученные сведения в своих личных целях". - Хорошо, - сказала Маргарита, приняв к сведению хитрость Монтини. - Прошу садиться, сударь. Юноша устроился на указанном наваррской принцессой невысоком табурете в двух шагах от дивана, но при этом, как бы невзначай, сел с таким разворотом, чтобы смотреть в упор на принцессу кастильскую. Это обстоятельство не ускользнуло от внимания Маргариты, и она исподтишка ухмыльнулась. - Если память не изменяет мне, - отозвалась Бланка, нарушая неловкое молчание, - вас зовут Этьен. - Да, сударыня, Этьен. Правда, с тех пор как наша семья, получив наследство переехала из Блуа в Русильон, мое имя зачастую переиначивают на галльский лад - Стефано.[25] - Он ослепительно улыбнулся. - Так что я сам толком не знаю, как же меня зовут на самом деле. -------------------------------------------------------------- 25 Хоть это не очевидно, но тем не менее и Stefano, и Etienne (а также Esteban) имеют общее происхождение - от греческого Stefa??s (Стефанос). - С собственными именами порой возникает настоящая неразбериха, - живо подхватила Бланка. - К примеру, кастильское Хайме по-французски произносится Жак, по-галльски и по-итальянски Жакомо, а в библейском варианте - Иаков. Мой духовник, кстати, ваш тезка, падре Эстебан, как-то рассказывал мне, что Иисуса Христа по-еврейски звали Йешуа... Маргарита с растущим удивлением слушала их разговор. Собственно, было бы неверно утверждать, что Бланка избегала мужского общества. Она была девушка раскованная, очень общительная, компанейская, даже болтливая, и любила потолковать с интересными людьми, независимо от их возраста и пола, а беседы о вещах серьезных и вовсе предпочитала вести с мужчинами, которые были ближе ей по складу ума, чем большинство женщин. Однако сейчас в ее поведении чувствовалось нечто такое, что заставило Маргариту насторожиться. Это "нечто" было на первый взгляд незначительное, почти незаметное и, тем не менее, чрезвычайно важное. "Определенно, он приглянулся Бланке, - решила Маргарита. - Он застал ее врасплох, когда она не в меру разоткровенничалась, вроде как встретил голую на реке. И если он не дурак... А он точно не дурак. Вон как строит ей глазки, кует железо, пока горячо, добивает бедняжку. Что ж, недаром говорят, что нет худа без добра. - Про себя принцесса вздохнула. - Похоже, мне придется уступить его Бланке. Жаль, конечно, он милый парень, и мы с ним приятно провели бы время. Но чего не сделаешь для лучшей подруги... А Рикарду, считай, повезло". Между тем разговор от Иисуса Христа, которого на самом деле звали Йешуа, перешел на гонения первых христиан. При случае был упомянут император Нерон, который в поисках вдохновения велел поджечь Рим, дабы, глядя на охваченный огнем город, воспеть падение древней Трои. За сим естественным образом всплыла сама Троя с прекрасной Еленой, авантюристом Парисом и печально известным яблоком раздора. Тут Маргарита испугалась, что Бланка, того и гляди, примется цитировать Овидия или Вергилия, и торопливо вмешалась - тяжелый и высокопарный слог древнеримской поэзии наводил на нее тоску. - Господин де Монтини, - сказала она. - У меня создается впечатление, что мы с вами уже где-то встречались. Может быть, это потому, что вы очень похожи на Матильду? - И не только поэтому, сударыня, - ответил Этьен. - Вы и впрямь могли видеть меня, когда шли к государю отцу вашему. - Да, да, вспомнила. Дело было в галерее. Вы еще стояли, как вкопанный, и даже не поклонились мне. - Ах, сударыня!- виновато произнес Монтини. - Прошу великодушно простить меня за столь вопиющую неучтивость. Но будьте снисходительны ко мне. Я был так потрясен... - Чем же вы были потрясены? - Вашей красотой, сударыня. Я увидел самую прекрасную на всем белом свете женщину после... - Он демонстративно запнулся с таким видом, будто нечаянно выдал свои самые сокровенные мысли. Маргарита была девушкой сообразительной и тотчас догадалась, что значит это "после" и к кому оно относится. "Чертенок! Он уже заигрывает с Бланкой." - Ну да, конечно, - сказала она, выстрелив в кастильскую принцессу насмешливым взглядом. - Для любящего брата во всем мире не сыщешь женщины краше его сестры. Щеки Бланки вспыхнули алым румянцем. Монтини лицемерно потупился, мастерски изображая смущение. И только Матильда приняла все за чистую монету. - Я тоже люблю братика, - с очаровательной наивность ответила она. - Очень люблю. Маргарита зашлась нервным кашлем, чтобы не расхохотаться. - Знаю... знаю... Ты рада, что он приехал? - Ах, сударыня, я так счастлива! - Матильда вскочила с подушки и поцеловала Этьена в щеку. - Я безумно счастлива снова видеть его. - Ваша сестра, господин де Монтини, настоящее чудо, - сказала наваррская принцесса. - Я ее очень люблю. - Я тоже, - с неожиданным пылом отозвалась Бланка. Маргарита и вовсе обалдела. "Однако же! - подумала она. - У парня железная хватка. И как ловко он это провернул! У него точно есть опыт обольщения девиц, причем немалый... Ай да Бланка! Так вот какие мужчины привлекают нашу скромницу - ловеласы, распутники, соблазнители... А у моего дражайшего кузена понемножку прорезаются рожки... Тьфу, тьфу! Лишь бы не сглазить..." - И что же привело вас в Памплону, милостивый государь? - спросила она у Этьена. - Главным образом, желание повидаться с Матильдой, - ответил Монтини. - А тут еще представился удобный случай. - Какой же? - Господа герцог и принц назначили нового посла при дворе вашего отца - господина де Канильо. Я вызвался сопровождать его, поскольку это совпадало с моим давним желанием проведать сестру. - А что мешало вам самому приехать, и то значительно раньше? Целый год Матильда с нетерпением ждала вас, а вместо этого получала письма, в которых вы сообщали, что задерживаетесь. Этьен явно смутился и промолчал. - Его дела задерживали, - вступилась за брата Матильда. - Ведь он еще так молод, а уже вынужден самостоятельно управлять имением. Это нелегкое дело, сударыня. Маргарита иронически усмехнулась. У нее зародилось подозрение, что в Русильоне Этьена задерживали отнюдь не хозяйственные дела - во всяком случае, не только хозяйственные. - Ваша сестра неоднократно упоминала при мне, что некогда вы служили пажом у молодого Филиппа Аквитанского. Это так? - Да, сударыня. Вернее, служил я при дворе господина герцога, но некоторое время был в свите его младшего сына. Правда, недолго, потому как вскоре монсеньор Аквитанский-младший был вынужден покинуть Тараскон и уехал в Кастилию. А я вернулся в Русильон, поскольку господин герцог счел меня бунтовщиком и уволил со службы. - Значит, вы были участником тех событий? Монтини замялся. - Участник, это слишком громко сказано, сударыня, - после недолгих колебаний ответил он. - Я был просто очевидцем. Сочувствующим очевидцем. "Он хоть и нахал, но знает меру, - заключила Маргарита. - Скромность ему не чужда". - Меня всегда интересовала эта история, - сказала она. - Но все версии, которые я слышала, были из третьих рук и нередко противоречили одна другой... - А как же граф д'Альбре? - вмешалась Бланка. - Ха! Этот хвастунишка? Да я не поверила ни единому его слову! Он противоречил не только другим, но и сам себе. Ну, прямо из кожи вон лез, лишь бы выставить себя в самом лучшем свете. И бывают же такие люди! - А вот Елена считает его очаровательным, - заметила Бланка. Маргарита фыркнула. - Тоже мне, авторитет нашла! - произнесла она, удачно копируя одно из излюбленных выражений Бланки. - Елена считает очаровательными всех симпатичных парней, и в мыслях своих она пре... - Маргарита осеклась. - Ладно, не о том сейчас речь. Господин де Монтини, я хотела бы услышать ваш рассказ, как очевидца тех событий. Тем более, сочувствующего очевидца. - Но прошу учесть, сударыня, - предупредил Этьен. - Тогда мне было девять лет, посему не исключено, что я помню далеко не все существенное, а из того, что запомнил, не все понял и, возможно, кое-что превратно истолковал. - Невелика беда, - успокоила его Маргарита. - Вы рассказывайте, а мы уж как-нибудь разберемся. Отделим, как говорится в Писании, зерна от плевел. Монтини охотно принялся исполнять желание наваррской принцессы. Повествуя о событиях семилетней давности, он слушал себя в пол уха, а подчас и вовсе не слышал того, что говорил. Все его внимание было приковано к Бланке, и раз за разом он обжигал ее страстными взглядами, притворяясь, что старается делать это незаметно. Этьен был парнем смышленым и сразу понял, что нравится Бланке. Он, впрочем, с детства привык к тому, что нравится многим женщинам, однако то обстоятельство, что он понравился дочери и сестре королей Кастилии, переполняло его сердце законной гордостью. Случайно подслушанный им разговор взбудоражил его воображение, дал ему широкий простор для самых смелых фантазий и честолюбивых надежд. Он скорее мечтал, чем думал о чем-то, скорее грезил, чем мечтал, и скорее даже бредил, чем предавался грезам, упиваясь своими мечтами и трепеща в предвкушении самой великой победы всей своей жизни... А Бланка никак не могла справиться со своими мыслями, которые кружились в ее голове, с калейдоскопической быстротой сменяя друг друга, и без какой-либо логической последовательности сплетались в причудливые узоры, поднимая в ней бурю противоречивых чувств. Не подозревая о присутствии Этьена, она в разговоре с Маргаритой открыла ему свою душу и теперь чувствовала себя перед ним будто раздетой догола. Это было такое дразнящее ощущение, что Бланка еле сдерживалась, чтобы не вскочить с места и... Тут она не знала, что ей делать дальше - то ли убежать прочь, замкнуться в своей спальне и плакать, плакать, плакать от стыда и унижения, сколько ей хватит слез, или же кинуться Монтини на шею, пусть он обнимает ее, целует, пусть делает с ней все, что хочет, пусть сделается таким близким и родным ей, чтобы она не стыдилась своей наготы перед ним, чтобы исчез, наконец, тот настырный, тревожный, неприятный зуд в груди, чтобы прошло ее отвращение к себе и своему телу, оставшееся ей в память о ночах, проведенных с мужем, одна только мысль о которых вызывает непреодолимое желание снова и снова мыться в тщетном стремлении смыть с себя грязь от его прикосновений... - А вы замечательный рассказчик, господин де Монтини, - одобрительно констатировала Маргарита, когда Этьен закончил. - Вам бы книги писать, я совсем не шучу. Ваш рассказ, бесспорно, самый интересный и увлекательный из всего, что я слышала о тех событиях. Правда, в нем есть некоторые огрехи, но их можно объяснить тем, что вы сами не очень прислушивались к тому, что говорили. - Это все от усталости, - отозвалась Матильда, снова вступаясь за брата. - Ведь он только приехал, устал с дороги, а потому такой невнимательный. Маргарита ухмыльнулась и насмешливо взглянула на Бланку, затем вновь перевела свой взгляд на Монтини. - Раз так, то не смею вас задерживать, сударь. Это было бы бессердечно с моей стороны. - Решительным жестом она предупредила его возможные возражения. - Нет, нет, вы в самом деле отдохните, а вечером мы продолжим нашу весьма занимательную беседу. Вам уже предоставили комнату? - Да, сударыня. - Где? - В гостевых покоях на первом этаже. Маргарита покачала головой: - Это совсем не годится. Брат моей любимой фрейлины вправе рассчитывать на более внимательное к себе отношение. - На какую-то секунду она задумалась. - Итак, поступим следующим образом. Самое позднее к завтрашнему вечеру этот зас... господин Рауль де Толоса должен освободить свою квартиру... свою б ы в ш у ю квартиру, а пока что... Матильда. - Слушаю, сударыня. - Сейчас же разыщи кузена Иверо, представь ему Этьена и от моего имени попроси, чтобы он на денек-другой уступил ему одну из своих комнат... Гм... А чтобы Рикард не вздумал приревновать, скажи, что я приглашаю его пообедать со мной. - С этими словами она протянула Монтини руку для поцелуя. - Приятно было познакомиться с вами, сударь. - Мне тоже, - тихо произнесла Бланка. Она вся задрожала, когда он, вроде как нечаянно, вопреки тогдашнему обычаю прикоснулся губами к ее ладони. Как только Матильда и Этьен вышли из комнаты, плотно закрыв за собой дверь, Маргарита пристально поглядела на Бланку и спросила: - Ну? Как тебе понравился братик Матильды? Хорош, не так ли? Бланка встала с кресла, пересела на диван рядом с Маргаритой и положила голову ей на плечо. - Господи! - прошептала она. - Что со мной происходит?.. - А что и м е н н о с тобой происходит? - Я будто горю вся... сгораю... - Ты влюбилась? - Нет... Не знаю... - сбивчиво ответила Бланка. - Я ничего не знаю! - Зато я знаю: в тебе вспыхнула страсть. Поэтому ты вся и горишь. Ты сгораешь от страсти. Со мной тоже так было... Когда-то. Очень давно. В самый первый раз. - Маргарита мечтательно улыбнулась. - У нас гостил Альберто Фарнезе, теперешний герцог Пармский, и я, одиннадцатилетняя девчонка, влюбилась в него по уши. Будто с ума сошла. На третью ночь я тайком пробралась в его спальню и залезла к нему в постель. В потемках он принял меня за одну из фрейлин моей матушки - со всеми вытекающими из этого последствиями. А утром... О! Я никогда не забуду выражения его лица, когда он проснулся и увидел меня... Бланка, ты вся дрожишь! Бланка еще крепче прижалась к ней. - Мне зябко, Маргарита. - Но ведь только что ты горела. - А теперь мне зябко. Мне... мне страшно. Я боюсь... - Чего ты боишься? - Себя боюсь. Своих мыслей и... - И желаний, - помогла ей Маргарита. - Ты испытывала что-то похожее к Красавчику? Бланка долго молчала, прежде чем ответить. - Да, - сказала она. - Только это сильнее, гораздо сильнее. Когда я хотела... Когда меня тянуло к Филиппу, я всегда вовремя останавливалась. А сейчас я боюсь, что не сумею остановиться. Что со мной, Маргарита? - Ты взрослеешь, вот и все. Твой Филипп пробудил в тебе женщину, Александр сделал тебя женщиной, а этот парень, надеюсь, научит тебя быть женщиной. Все это естественно, и тебе нечего бояться. Отбрось все страхи, подчинись своим желаниям, дай волю своей страсти. И ты увидишь, как это прекрасно - любить и быть любимой. Ведь сам Господь говорил, что суть нашей жизни - любовь. - Ах, кузина! - в отчаянии простонала Бланка. - Не мучь меня. Прошу тебя, не мучь... Пожалуйста... Маргарита вздохнула: - Ты сама себя мучишь, золотко. И не только себя - меня тоже. И это была истинная правда. Последние четыре месяца Маргарита жила в постоянном страхе перед будущим. Ее пугали возможные последствия громкого скандала, который разразится, когда Бланка (а когда-нибудь она все же решится на это) потребует развода с Александром, публично обвинив его в кровосмешении. Сам по себе скандал был бы даже выгоден Маргарите, так как позволял ей избавиться от своего политического противника - графа Бискайского (хотя при этом пострадала бы и Жоанна, которую наваррская принцесса по-своему любила). Но в данных обстоятельствах окажется затронутой фамильная честь кастильского королевского дома, и гнев могущественного соседа, скорее всего, обрушится на всю Наварру, без разбора, кто конкретно виноват в несчастьях Бланки - любимицы всей Кастилии и любимой сестры короля, который с самого начала был решительно против ее брака с Александром Бискайским и только рад будет освободить ее от этих тягостных уз. В лучшем случае Альфонсо XIII денонсирует все мирные договоры и умоет руки, позволив своим воинственным и падким на чужие земли вассалам действовать по собственному усмотрению. А тогда и Гасконь с Арагоном не останутся пассивными наблюдателями - с какой стороны ни глянь, под угрозу будет поставлено существование Наварры как самостоятельного государства. "Боюсь, - подумала Маргарита, - мне все-таки придется выйти за Красавчика..." - Бланка, - произнесла она вслух. -