оими чулками, помассировать ножки. Ведь Маргарита просила... - Маргарита бесстыжая! - взорвалась Бланка. - У нее нет ни стыда ни совести! Она развратна, беспутна, вероломна... Она... Она как змея подколодная! У нее нет ни малейшего представления о приличиях!.. - Ну, солнышко, уймись, - успокоительно произнес Филипп. - Право, не стоит так горячиться. Маргарита очень милая девушка, и зря ты на нее нападаешь. - Но она... - Она поступила так, как сочла нужным поступить. И забудем о ней. Она заварила кашу, но расхлебывать ее придется нам с тобой, и только нам двоим. Прежде всего, займемся твоими чулками. Маргарита поручила мне позаботиться об этом, и я не могу обмануть ее ожиданий. - С этими словами он сделал шаг вперед. Бланка тут же отступила на один шаг и угрожающе подняла кнут. - Только попытайся, - предупредила она. - И я ударю. - Бей, - с готовностью отозвался Филипп. - Я жду. Она замахнулась. - Сейчас ударю! - Бей! - вскричал он тоном христианского мученика периода гонений. - Бей же! Бей меня! - Вот... сейчас... сию минуту... - Ну, давай! - Филипп добродушно улыбнулся, поняв, что она не ударит его. - В Андалусии мавританские сводники предлагали нам девочек с кнутами, но, признаться, мне так и не довелось испытать на собственной шкуре всю прелесть этого пикантного развлечения. Бланка в отчаянии швырнула кнут наземь и всхлипнула. - Не могу... не могу... - И не надо, - Филипп подступил к ней вплотную и обнял ее за стан, - девочка ты моя без кнута. - Филипп, - томно прошептала Бланка, положив ему руки на плечи. - Прошу, оставь меня Он нежно поцеловал ее в губы, и она ответила на его поцелуй. - Но ведь чулки... - С... с чулками я разберусь сама. Оставь меня пожалуйста... Уйди... Уходи же скорее!.. - Понятно! - выдохнул Филипп. - Выходит, Маргарита обманула меня. Тебе нужно было... - Нет, нет! - быстро перебила его Бланка; к лицу ее прихлынула кровь. - Вовсе не это... ты ошибаешься.. Филипп прижался щекой к ее пылающей щеке. - Не будь такой стыдливой, милочка, - прошептал он ей на ушко. - Ну, что ты в самом деле?! Ты как... как не знаю кто... - Прекрати! - простонала Бланка, готовая разрыдаться - Ты ошибаешься! Просто... У меня.. просто... - У тебя месячные? - "помог" ей Филипп. - Да нет же, нет! Такое еще... У меня... - Так что же у тебя не в порядке? - Подвязки! - яростно воскликнула Бланка, отстранясь от него и в неистовстве тряся его за плечи. - Подвязки! Вот что у меня не в порядке! Коломба чересчур сильно стянула их, и теперь мне больно... Прошу тебя, уходи. Уходи, оставь меня! Сейчас же! - Нет, - упрямо покачал головой Филипп. - Никуда я не уйду. Я не оставлю тебя на произвол судьбы и сам разберусь с твоими подвязками. Он снова привлек ее к себе. - Филипп! - стало запротестовала Бланка. - Не надо... Он запечатал ее рот поцелуем. - Надо, милочка. - Не... - Надо! - опять поцелуй. - Ну, прошу тебя.. - прошептала она из последних сил. На сей раз Филипп крепко поцеловал ее. - Ты ведь хочешь этого, правда? Хочешь, чтобы я помог тебе? Да? Отвечай! Бланка зажмурила глаза и слабо кивнула. - Вот то-то! - Филипп опустился перед ней на колени и подобрал ее юбки. - Да уж, - с вожделением облизнувшись, констатировал он, - твоя Коломба явно перестаралась. Однако нерадивая у тебя горничная! Прямо как Марио д'Обиак, один из моих пажей. Он бы с ней здорово спелся, жаль только, что она старше его... Ах, ладно, что-то я уже понес околесицу. Займемся делом. Ну-ка, придержи свои юбки, милочка. - Даже так! - возмутилась пристыженная Бланка. - Я еще должна их держать, пока ты... ты... - У меня всего две руки, дорогуша, - спокойно заметил Филипп. - И если ты откажешься помочь, мне не останется ничего другого, кроме как нырнуть тебе под юбки. Я, разумеется, только и мечтаю об этом, и тем не менее... Так ты придержишь или как? С тяжелым вздохом Бланка все же повиновалась. А когда Филипп снял с ее ног подвязки и откатил книзу чулки, она не удержалась и облегченно вздохнула. - Та-ак, одно дело сделано. А теперь мы помассируем твои онемевшие ножки, - и Филипп поглубже запустил обе руки ей под юбки. Бланка испуганно ойкнула и затрепетала в сладостном возбуждении. - Что ты делаешь, Филипп?! - Массирую твои ноги, - ответил он, постанывая от удовольствия. - Это... это уже не ноги, Филипп... Разве ты не видишь?.. - То-то и оно, что не вижу. Приподними-ка свои юбчонки, чтобы я видел... Вот так... Еще чуть-чуть... еще... и чуток еще... И еще самую малость... Ну же! - Негодяй! - всхлипнула Бланка и до конца задрала юбки. - Вот, получай! Подавись, чудовище! Она вся пылала от стыда и в то же время испытывала какое-то мучительное наслаждение, демонстрируя перед Филиппом свою наготу. Филипп облизнул свои враз пересохшие губы и принялся нежно массировать... нет, ласкать ее стройные ножки, забираясь все выше и выше. - Филипп... что... о-ох!.. Что ты делаешь?.. Прекрати... - Но ведь тебе это нравится. Тебе это приятно, правда? Тебе очень приятно, ведь так? Ну, признавайся! Вместо ответа Бланка истошно застонала и пошатнулась, теряя равновесие. Филипп быстро встал с колен. Обхватив одной рукой ее талию, он прижал Бланку к себе и провел ладонью по ее шелковистым каштановым волосам. - Ты так прекрасна, милочка! Ты вся прекрасна - с ног до головы. И я люблю тебя всю. Всю, всю, всю!.. Бланка еще крепче прижалась к Филиппу и подняла к нему лицо. Ее губы невольно потянулись к его губам. - Сейчас я сойду с ума, - в отчаянии прошептала она. - Ты меня соблазняешь... Филипп легонько коснулся языком ее губ, затем поцеловал ее носик. - Признайся, милочка, ты любишь меня? Ну, скажи, что хочешь меня. Бланка запрокинула голову и устремила свой взгляд вверх. - Да! - вскричала она, будто взывая к небесам. - Да, чудовище, я хочу тебя! Ты даже не представляешь себе, к а к я тебя хочу! Филипп весь просиял. - Бланка, ты потрясная девчонка! - с воодушевлением сообщил он и повалил ее на траву. - Филипп! - пролепетала она, извиваясь. - Что ты делаешь?.. - Как это что? - удивился Филипп. - Я делаю именно то, что ты хочешь. - Он сполз к ее ногам и стал целовать их. - Ой!.. Да что с тобой, в самом деле? - Филипп поднял голову и озадаченно уставился на нее. - Ты чуть не расшибла мне нос. Бланка села на траву и одернула юбки. - Ты, конечно, прости, Филипп, но так дело не пойдет, - решительно заявила она. - Здесь не место для... для э т о г о . - Но почему? - Нас могут увидеть. - Кто? Птички? - Нет, люди. Эта тропинка ведет к усадьбе лесничего - не ровен час, кто-нибудь появится, когда... когда мы... - Ну, и пусть появляется. Ну, и пусть увидит. Ну, и пусть позавидует мне... да и тебе тоже. Бланка вздохнула: - Какой ты бесстыжий, Филипп! - Такой уж я есть, - согласился он и нетерпеливо потянулся к ней. - Иди ко мне, солнышко. - Нет, - сказала Бланка, отодвигаясь от него. - Только не здесь. - А где же? - В замке. - В замке? Ты меня убиваешь, детка! Пока мы доберемся до замка, я умру от нетерпения, и моя смерть будет на твоей совести. Уж лучше поехали в усадьбу лесничего. Надеюсь, там найдется место и для нас... - Но до усадьбы еще далеко, - возразила Бланка. - Целый час езды. И это если поспешить, а если не... - Вот видишь... - Зато до замка рукой подать, - быстро добавила она. - Ведь мы большей частью блуждали по окрестностям. Самое позднее через четверть часа мы уже будем на месте. - А ты не заблудишься? - Об этом не беспокойся. Я хорошо помню эту тропинку с прошлого раза, она ведет прямо к замку. - А ты не передумаешь? - Об этом тоже не беспокойся. - Бланка пододвинулась к Филиппу и положила голову ему на плечо. - Теперь уже я тебя не отпущу. Теперь пеняй на себя, милый; так просто ты от меня не избавишься. Слишком уж долго я ждала этот день... Весь путь к замку они преодолели молча. По дороге Бланка то и дело смахивала с ресниц слезы. Филипп делал вид, что не замечает этого, не решаясь спросить у нее, почему она плачет. Глава 51 НА ХОРОШЕГО ЛОВЦА ЗВЕРЬ САМ БЕЖИТ Присутствие рядом с Рикардом Иверо его сестры Елены Эрнан учел наперед и предполагал избавиться от нее при помощи Гастона д'Альбре, но вот Мария Арагонская и Адель де Монтальбан никак не входили в его планы. Впрочем, нельзя сказать, что это обстоятельство сильно расстроило Шатофьера. Он лишь предвидел некоторые осложнения в связи с возникшей необходимостью отделаться от этих двух дам и уже просчитал в уме несколько вариантов своих дальнейших действий. Однако все опасения Эрнана оказались напрасными, и никаких дополнительных мер предпринимать ему не пришлось. Едва лишь он вместе с Симоном присоединился к компании, Мария Арагонская, негодующе фыркнув, демонстративно отъехала в сторону. - Что стряслось, кузина? - спросила у нее Елена, придерживая лошадь. - Вы покидаете нас? - Пожалуй, да, - ответила Мария и бросила на Симона презрительный взгляд. - Почему? - Я уже устала. И вообще, зря я выбралась на эту прогулку. Скучно, неинтересно... Вернусь-ка я лучше к мужу. Видя, что решение Марии окончательное, Елена подъехала к ней. - Что ж, ладно. Я, признаться, тоже не в восторге от прогулки и с удовольствием вернусь в замок... Адель, - обратилась она к молоденькой графине де Монтальбан, - вы с нами? Графиня украдкой взглянула на Симона, чуть зарделась и отрицательно покачала головой. Елена хохотнула: - Ну, как хотите, дорогуша, как хотите. Воля ваша. - Она пришпорила лошадь. - Всего хорошего, господа. Присмотрите за моим братом, ладно? Ему надо хорошенько развеяться после вчерашнего. - Непременно, сударыня, - пообещал ей Эрнан. - Мы все будем присматривать за ним. Мария Арагонская, не проронив ни слова, хлестнула кнутом по крупу своей лошади и последовала за Еленой. Когда обе девушки скрылись за деревьями, Гастон озадаченно спросил у Симона: - Признайся, малыш, чем ты так напакостил госпоже Марии, что она шугается от тебя, как черт от ладана? - Да ничего я ей не сделал, - растерянно ответил Бигор, покраснев, как варенный рак. - Ровным счетом ничего. - Он лишь попытался поухаживать за ней, - объяснил Эрнан. - Не более того... Гм... О подробностях я деликатно умолчу. Д'Альбре ухмыльнулся: - И что он в ней нашел, вот уж не пойму! Худощава сверх меры, ноги как тростинки, грудь еле заметна, да и лицом не очень-то вышла. Трудно поверить, что Изабелла Юлия - ее родная сестра. - Замолчи, Гастон! - резко произнес Эрнан. - Не забывай, что с нами дама. Адель де Монтальбан наградила Эрнана чарующей улыбкой. Подобно большинству женщин, присутствовавших на турнире, она была чуть-чуть влюблена в него. - Господин д'Альбре глубоко не прав, - сказала графиня. - Он судит лишь по внешности, а между тем кузина Мария прекрасный человек, очень душевная и чуткая женщина, хорошая подруга. Она, хоть и высокомерна, но не заносчива, не чванится и не смотрит на всех сверху вниз, как ее гордячка-сестра. И уж если на то пошло, сам Кра... ваш кузен Аквитанский одно время ухаживал за ней. - Вот как! - Гастон склонил голову, будто в знак признания своей неправоты. - Тогда я беру назад все свои слова и покорнейше прошу вас, сударыня, вместо отсутствующей здесь госпожи Марии Юлии, великодушно простить меня. Мой кузен Филипп для меня непререкаемый авторитет, и, по моему твердому убеждению, дамы, которые привлекают его внимание, достойны всяческого восхищения. Теперь я преклоняюсь перед госпожой Марией с ее худенькими ногами и девственной грудью. А ее маню-у-усенький носик и вовсе сводит меня с ума. Гастон откровенно провоцировал графиню на ссору в надежде, что она обидится и оставит их компанию. Но семнадцатилетняя Адель де Монтальбан оказалась девушкой непосредственной и не слишком застенчивой; ее ничуть не покоробило от грубости Гастона. К тому же она, по всей видимости, твердо решила держаться подле Симона. - Однако вы шут, господин д'Альбре, - спокойно ответствовала Адель. - И между прочим, о ногах. У кузины Елены, к вашему сведению, довольно узкие бедра, да и грудь не ахти какая. Конечно, лицом она хороша, право, писаная красавица. Но характер у нее такой вздорный и капризный, что не приведи Господь. - Вот и получай, дружище, - злорадно сказал Эрнан. - Сам напросился... Ну, так что? Мы поедем куда-нибудь или нет? - А куда ты предлагаешь нам ехать? - спросил Симон с таким наигранным безразличием в голосе, что Адель де Монтальбан недоуменно уставилась на него, заподозрив что-то неладное. - В часе езды отсюда, - быстро заговорил Эрнан, стремясь поскорее замять возникшую неловкость, - если меня, конечно, верно информировали, находится усадьба здешнего лесничего. - Вас верно информировали, граф, - меланхолично отозвался молчавший до сих пор Рикард Иверо. - Но не совсем точно. В часе быстрой езды - это уже другое дело. А если не спеша, да еще с дамой, то весь путь займет добрых два часа. - Ах, бросьте, кузен! - обиделась Адель. - За кого вы меня принимаете, за какую-то неженку? Да я в своем дамском седле езжу не хуже, чем ваша сестра в мужском. Хотите, посоревнуемся наперегонки? - И тогда вы вспотеете, - предпринял очередную попытку отвадить ее Гастон. - А женщинам негоже потеть... Кроме как в постели с мужчиной, разумеется. - Это мое личное дело, когда мне потеть, где, как и с кем, - огрызнулась юная графин - И уж во всяком случае не с вами. - Она демонстративно повернулась к нему спиной и продолжила, обращаясь якобы к Эрнану, тогда как на самом деле ее слова были адресованы Симону: - Кузина Маргарита говорила, что вблизи усадьбы лесничего протекает глубокий ручей, где можно искупаться... Это к вопросу об упревании, столь уместно затронутом господином д'Альбре. Потом, в доме лесничего есть несколько спальных комнат, где можно отдохнуть после быстрой езды, - она выстрелила своими бойкими глазами в Симона. - По словам кузины, там есть все условия, чтобы остаться даже на ночь. "Вот бесстыжая-то!" - раздраженно подумал Гастон и открыл было рот для очередного язвительного замечания, но тут Эрнан опередил его. - Друзья, - произнес он с видом кающегося грешника. - Я должен сделать одно признание. - И какое же? - поинтересовалась Адель де Монтальбан. - Еще утром я отослал своего слугу к лесничему... - Да? А зачем? - Чтобы он отвез туда дюжину бутылок самого лучшего вина, которое я смог найти в погребах Кастель-Бланко. Я думал, что прогулка начнется значительно раньше, и предполагал сделать там привал на обед, но поскольку... - Ах, как прелестно! - перебила его графиня, захлопав в ладоши. - Ведь мы можем сделать привал на ночь. Я очень хочу искупаться в том ручье - его так расхваливала Маргарита! А, кузен? Рикард отрицательно покачал головой: - Вы себе езжайте, а я остаюсь. - Но почему? Вино там есть, еда, думаю, найдется. Есть где спать... - И есть с к е м спать, - язвительно вставил д'Альбре. - Правда, Симон? Адель смерила его испепеляющим взглядом. - Если вы хотите смутить меня, то зря стараетесь, - ледяным тоном произнесла она. - Может быть, в Гаскони этого не знают, но здесь всем известно, что мой муж уже давно бессилен как мужчина. Он женился на мне лишь в надежде, что я рожу ему наследника, чтобы его графство не досталось моему беспутному братцу. Что, собственно, я и намерена сделать в самое ближайшее время. И я не вижу, чем плох ваш зять как отец моего будущего ребенка... Вы уж простите меня за такую откровенность, милостивые государи. - Весьма прискорбная откровенность, - пробормотал слегка обескураженный Гастон. - Да, и вот еще что, господин д'Альбре, - добавила Адель. - Мне начинает казаться, что вы просто сгораете от желания избавиться от меня. Возможно, я ошибаюсь, и это лишь игра моего воображения, но ваше вызывающее поведение заставляет меня предположить, что мое присутствие в вашей компании чем-то вас не устраивает. И если это так, то почему бы вам самому не убраться восвояси? - Вы ошибаетесь, сударыня, - поспешил вмешаться Эрнан, видя, что их перепалка принимает нежелательный для дела оборот. - Поверьте, мы очень польщены тем, что внучка великой королевы Хуаны Арагонской отдала предпочтение именно нашей компании. А что касается моего друга, графа д'Альбре, то я приношу вам глубочайшие извинения за проявленную им бестактность. Всему виной его дурной характер и невоспитанность, к тому же... Прошу покорнейше отнестись к нему снисходительно. Ведь вы сами были свидетелем того, как госпожа Елена лишила его своего общества, даже не попрощавшись с ним напоследок. - Ах, вот оно что! - рассмеялась графиня. - А я как-то выпустила это из внимания. Да, господин д'Альбре, вас действительно можно понять. Искренне вам сочувствую. Гастону хватило благоразумия и выдержки не огрызаться. - Вот и ладушки, - подытожил Эрнан. - Мир нам да любовь. Как я понимаю, все, кроме господина Иверо, согласны отправиться на ночевку в усадьбу лесничего... Минуточку! - С притворным изумлением он огляделся по сторонам. - А где же запропастился наш проводник? Друзья, вы не заметили, куда подевался этот негодяй? - Кажется, он поехал вслед за кузинами Марией и Еленой, - промолвила Адель де Монтальбан. - Да, точно! Так оно и было. - Ну и ну! - покачал головой Эрнан. Он, естественно, не собирался признаваться, что сам велел проводнику немедленно исчезнуть, сунув ему в руку для пущей убедительности пару серебряных монет. - Что же нам делать? Ведь без господина виконта мы в два счета заблудимся в этом лесу. - Кузен, - обратилась графиня к Рикарду, который, понурившись, сидел на коне и с безучастным видом слушал их разговор. - Неужели вы бросите нас на произвол судьбы? - Нет, почему же, - хмуро отозвался он. - Я проведу вас к замку. - Ну-у! - разочарованно протянула Адель. - А там покажу тропинку, что прямиком ведет к усадьбе. - И мы попадем туда аккурат к заходу солнца, - констатировал Эрнан. - А тогда уже похолодает, и я не смогу искупаться в ручье, - добавила Адель. - Пожалуйста, Рикард, не упрямьтесь. Прошу вас. Я вас прошу, - последние слова она проворковала и обворожительно улыбнулась ему. - Что вы такой мрачный, кузен? Перестаньте, наконец, хмуриться. - И в самом деле, - поддержал ее Гастон. - Ваша сестра, виконт, просила позаботиться о вас, проследить, чтобы вы развеялись. Что же мы скажем ей, когда вы вернетесь с прогулки вот такой - как в воду опущенный? - Вам не помешал бы кубок доброго вина, - заметил Эрнан. - Это у вас с похмелья. При упоминании о вине Рикард весь содрогнулся и в то же время невольно облизнул пересохшие губы. - Я вчера изрядно напился... - Тем более вам надо похмелиться, - настаивал Шатофьер. - Это должно помочь, ведь подобное лечат подобным. У вас такой угнетенный, подавленный вид... Да вам просто необходимо выпить! Рикард заколебался. - Собственно, я бы не отказался от кубка доброго вина, но... - Но что? - Но выпить можно и в замке. Я... я должен вернуться. - Прямо сейчас? - Ну... Нет, чуть позже. К ночи. - Ага! - с заговорщическим видом закивал Эрнан. - Понятно! У вас свидание, верно? - Ну... В общем, да... В некотором роде... - Однако до наступления ночи еще много времени. Если мы поспешим, то будем в усадьбе где-то в начале шестого, не позже. Там сделаем привал, перекусим, выпьем, немного отдохнем, а часам к девяти вернемся в Кастель-Бланко... Не все, конечно, - он быстро взглянул на графиню де Монтальбан. - Кто захочет, может искупаться и переночевать в доме лесничего. А я - так тому и быть! - я поеду вместе с вами. А, господин виконт? - Я и вправду не прочь напиться, - в нерешительности промямлил Рикард. - Сегодня у меня... у меня отвратительное настроение. - Ну, кузен! - подзадорила его Адель. - Соглашайтесь. - Ладно, - вздохнул Рикард. - Я согласен. А в голове у него пронеслась шальная мысль: если он хорошенько напьется и не сможет взобраться на лошадь, чтобы вовремя вернуться в замок, то... Рикард припустил лошадь настолько, насколько это позволяла ему лесистая местность. Четверо его спутников мчались следом за ним, не отставая. Адель де Монтальбан справлялась со своим скакуном ничуть не хуже парней. Ее слова о том, что в верховой езде она ни в чем не уступает мужчинам, оказались не пустой похвальбой. Приблизительно в то же время, когда Филипп разбирался с подвязками Бланки, пятеро наших молодых людей выехали на вершину холма и увидели в двухстах шагах перед собой опрятный двухэтажный дом посреди большого двора, обнесенного высоким частоколом. С противоположной стороны усадьбы, возле самой ограды, голубой лентой извивался широкий ручей. - Ого! - изумленно воскликнул Симон. - У лесничего, видать, губа не дура - такой домище себе отгрохал! У него, наверное, целая орава ребятишек. - Вовсе нет, - вяло возразил Рикард. - Лет двадцать назад, когда еще не был до конца построен Кастель-Бланко, этот особняк служил охотничьей резиденцией Рикарду Наваррскому, отцу графа Бискайского. А лесничий здесь новый, у него нет ни жены, ни детей. Сам он родом из Франции... - Вот как! - перебил его Эрнан. - Стало быть, раньше Кастель- Бланко принадлежал графу Бискайскому? - Ну да. Восемь лет назад король отобрал у графа этот замок вместе с охотничьими угодьями и подарил его Маргарите на ее десятилетие. - Понятно... - И лесничий живет один в таком большом доме? - отозвалась графиня де Монтальбан. - А как же лесные разбойники? - Разбойничьих банд здесь нет, - ответил Рикард. - Окрестности замка надежно охраняются, и тем не менее эту усадьбу регулярно грабят - правда, все местные крестьяне, и то по мелочам, чтобы не шибко злить Маргариту. Эрнан слушал его разъяснения и поражался, с какой нежностью и с каким благоговейным трепетом Рикард выговаривает имя женщины, которую сегодня ночью собирается убить. "Кто бы мог подумать, - мысленно сокрушался он, - что можно убивать не только из ненависти, но и из любви! Воистину, пути Господни неисповедимы... Впрочем, пути Сатаны тоже..." В припадке сентиментальности Эрнану вдруг пришло в голову, а не послать ли ему к черту все политические соображения, бросить эту затею, немедленно разыскать Маргариту и рассказать ей все: пусть она сама решает, как ей поступить. Однако он быстро преодолел свою минутную слабость и взял себя в руки. В конце концов, Филипп его друг и государь, интересы Филиппа - его интересы, и служить ему - его первейшая обязанность... Тем временем они въехали во двор и приблизились к конюшне, возле распахнутых ворот которой их встречал слуга Эрнана, Жакомо. - Т е л ю д и уже явились, монсеньор, - сообщил он, почтительным поклоном приветствуя прибывших господ. - Какие люди? - удивленно спросила Адель. - Да, Жакомо, что за люди? - Эрнан украдкой подмигнул слуге, давая ему понять, что дама не посвящена в их планы. - И где, кстати, хозяин усадьбы? - Мастер лесничий отправился за хворостом, - сказал чистую правду Жакомо, а дальше принялся импровизировать, приправляя правду вымыслом: - Тут неподалеку был пойман преступник, и из Сангосы прибыли люди, чтобы на месте допросить его. Адель охнула: - Преступник? Бог мой!.. Виконт, помогите мне. - Опершись на плечо Симона, она спрыгнула с лошади. - А где эти... э т и л ю д и ? - В подвале, госпожа. - Они п-пытают его? Но почему не слышно... - Его еще не допрашивали, госпожа. Но если и будут пытать, криков вы не услышите. Под домом не подвал, а настоящее подземелье. Некогда Рикард Наваррский, наследник престола, устроил там пыточную камеру, где тайком мордовал схваченных врагов и своих слуг, заподозренных в измене. Жуткий был тип, отец нынешнего графа Бискайского, надобно вам сказать, госпожа. Настоящий зверь был он. Там, в той камере, я такие инструменты видел!.. Графиня вздрогнула и прижалась к Симону. - Очень интересно, - сказал Эрнан. - А как ты думаешь, Жакомо, э т и л ю д и не станут возражать, если мы спустимся к ним, чтобы взглянуть на преступника? - Думаю, что нет, монсеньор. - Только без меня! - Адель брезгливо поморщила нос. - Ненавижу преступников, они так противны!.. Лучше я пойду купаться, пока еще не похолодало. Вы со мной, виконт? Симон вопрошающе взглянул на Эрнана. Тот улыбнулся ему одними лишь уголками губ и утвердительно кивнул. Симон понял, что на его долю выпало далеко не самое худшее - отвлекать внимание графини. - Да, Адель. Конечно, я провожу вас. - А может, искупаемся вместе? - спросила она, уже направляясь вместе с ним к небольшой калитке, выходившей к ручью. Гастон глядел им вслед, ухмыляясь. - Наш Симон разгулялся вовсю, - заметил он. - Но, надеюсь, хоть одно доброе дело он сделает... вернее, не дело, а будущего графа де Монтальбан. И у меня появится еще один племянник - сын мужа моей сестры. - Однако циник ты еще тот, дружище, - покачал головой Эрнан. Он подождал, пока калитка за Симоном и Адель затворилась, и обратился к Рикарду, готовый в случае отказа мигом сгрести его в охапку и зажать ему рот: - Так что, господин виконт, сходим поглядим на преступника? Рикард понуро кивнул: - А почему бы и не взглянуть? Ведь я тож... Вот только выпить бы мне... - Жакомо сейчас все приготовит, - успокоил его Эрнан. - А пока идемте, господа, посмотрим на преступника. Через несколько минут после того, как молодые люди свернули за угол дома, где находился вход в подземелье, у ворот ограды появился мужчина лет шестидесяти с охапкой хвороста в руках. Жакомо быстрым шагом направился к нему. - Преступника уже привезли, хозяин, - сказал он. - Да, я видел, - произнес лесничий с сильным шампанским акцентом. - И уж прости меня, друг, что не поспешил поприветствовать господ. Не шибко мне хотелось встретиться со злодеем. - Ничего. Все в порядке, хозяин. Лесничий тяжело вздохнул: - Ох, не нравятся мне эти дела, вельми не по нутру. Боюсь, перепадет мне от госпожи, что я без ее дозволения... - Не беспокойся, хозяин, госпожа еще поблагодарит тебя. Ведь бумага у тебя есть - так чего же переживать? - Бумага-то есть, - проворчал лесничий. - Да что мне с той бумажкой делать? - Покажешь ее госпоже, когда она потребует. Пойми, ты делаешь ей большую услугу. - Это я разумею... - Вот и ладушки, - ухмыльнулся Жакомо, подражая Шатофьеру. - Да, и еще одно. Вместе с нами приехал господин с женой, сейчас они купаются в ручье, а когда воротятся, будь так любезен, накорми их, попотчуй тем вином, что я привез, и приготовь им постель. Возможно, они захотят отдохнуть, а то и останутся переночевать. - О, с этим нет проблем, - заверил его лесничий. - Про господина с женой я позабочусь с превеликой охотностью. Мне приятно будет послужить гостям, которые не имеют никаких жутких дел. - Им ты скажешь, что мы взяли вино и отправились прогуляться пешком в лесу. Что мы приехали с преступником, они не знают, и не говори им ничего. - Хорошо, хорошо... - А если кто-нибудь сюда наведается, ты ни о чем не знаешь. - Ну, конечно, конечно... - Вот и ладушки... Кстати, позаботься о наших лошадях, - добавил Жакомо и направился к углу дома, за которым исчезли господа. А тем временем трое молодых людей вошли в одно из дальних помещений подвала, которое до жути напоминало самую настоящую пыточную камеру. В помещении находилось четверо человек. Один из них был Гоше, слуга Филиппа; он сидел за ветхого вида столом, напротив одетого в черное человека лет тридцати. На столе стояла початая бутылка вина, три зажженные свечи в подсвечнике, а также чернильница, полная чернил. Перед человеком в черном лежало несколько листов чистого пергамента и полдюжины новых, зачищенных перьев. Судя по всему, ему предстояла горячая работа. В противоположном конце камеры пылал вставленный во вделанное в стену кольцо факел. Рядом, возле жаровни с тлеющими углями, хлопотали двое раздетых до пояса громил, раскладывая на полу зловещего вида инструменты, о назначении которых было нетрудно догадаться. Завидев вошедших господ, все четверо вскочили на ноги и поклонились. - Ваша светлость, - сказал Гоше Шатофьеру. - Вот те самые люди, которых мы ждали: секретарь городской управы мэтр Ливорес, а также мастер городской палач с подручным. - Молодчина, Гоше, - одобрительно произнес Эрнан. - Ты прекрасный слуга, не то что мой Жакомо. - А где же преступник? - спросил Рикард, тревожно озираясь по сторонам. - Ну, раз вы уже пришли, господа, - ответил секретарь, - то и его должны вскоре привести. С этими словами он вопросительно взглянул на Эрнана, но тот притворился, будто не понял его взгляда. - А вы не скажете, - не унимался Рикард, - в чем состоит его преступление? - Разве вы не знаете? - искренне удивился мэтр Ливорес. - Впрочем, нам тоже сообщили об этом лишь по приезде сюда. К вашему сведению, сударь, нам предстоит допрашивать преступника, обвиненного в покушении на жизнь ее высочества Маргариты Наваррской. - О Боже! - в ужасе содрогнулся Рикард. - Как же так!.. О Боже!.. Кто?.. Кто?.. - И этот преступник, - невозмутимо продолжал секретарь, даже не подозревая, как он развлекает этим Шатофьера. - Представьте себе, милостивый государь, этот преступник - ни кто иной, как сам господин виконт Иверо. Глава 52 В КОТОРОЙ ТИБАЛЬД МИРИТСЯ С МАРГАРИТОЙ И ВСТРЕЧАЕТСЯ СО СТАРЫМ ЗНАКОМЫМ Спустя час после того, как Тибальд и Маргарита остались наедине друг с другом, отношения между ними значительно улучшились. Вначале они, по требованию Маргариты, мчали во весь опор, убегая от обескураженной Бланки и готовившегося соблазнить ее Филиппа. Потом, замедлив шаг, Маргарита еще немного поупрямилась, но в конечном итоге все-таки попросила у Тибальда прощения за вчерашние злые остроты, оправдываясь тем, что сказаны они были спьяну и не всерьез. В первое Тибальд охотно поверил - еще бы! - но в искренности второго утверждения он позволил себе усомниться, о чем и сказал ей напрямик. Вместо того, чтобы продолжать оправдываться, Маргарита прибегла к более верному способу убедить своего собеседника, что он несправедлив к ней, - она принялась с выражением декламировать эту злосчастную эпическую поэму, послужившую причиной их ссоры. Тибальд весь просиял. Его роман в стихах "Верный Роланд" уже тогда снискал себе громкую славу, но тот факт, что Маргарита знала его наизусть, польстил ему больше, чем все восторженные отзывы и похвалы вместе взятые. Когда через четверть часа Маргарита устала и голос ее немного осип, Тибальд тут же перехватил у нее инициативу и был восхищен тем, с каким неподдельным интересом она его слушает. Так они и ехали не спеша, увлеченно повествуя друг другу о похождениях влюбленного и чуточку безумного маркграфа Бретонского, верного палатина франкского императора Карла Великого. Маргарита первая опомнилась и звонко захохотала: - Нет, это невероятно, граф! Что мы с вами делаем? - Насколько я понимаю, декламируем моего "Роланда". - Слава Богу, что не "Отче наш". - В каком смысле? - Вы что, не знаете эту пословицу: "Женщина наедине с мужчиной..." - Ага, вспомнил! "...не читает "Отче наш"". - Ну да. Вот уже солнце садится, а мы все... Да что и говорить! Держу пари, что кузену Красавчику даже в голову не пришло читать Бланке свои рондч - хоть как бы они ей ни нравились. Тибальд усмехнулся: - Не буду спорить, принцесса. Потому что наверняка проиграю. - Бедный Монтини! - вздохнула Маргарита. - Зря он поехал в Рим. - Это вы о ком? - О любовнике Бланки... уже о ее бывшем любовнике. Наверное, сейчас он сходит с ума. - Он ее очень любит? - Точь-в-точь, как ваш Роланд. Был себе хороший парень, в меру распущенный, в меру порядочный, но повстречал на своем пути Бланку - и все, погиб. Тибальд снова усмехнулся. - Да у вас тут все дамы отъявленные сердцеедки, как я погляжу, - с иронией заметил он. - Возможно, - пожала плечами Маргарита. - Но к Бланке это не относится. Она у нас белая ворона - скромная, застенчивая, даже ханжа. - Однако странное у нее ханжество! - Это вы к чему? - Да к тому, что ее ханжество нисколько не помешало ей иметь любовника. - И не только иметь, - добавила Маргарита. - Но и здорово кусать его в постели. Тибальд нахмурился: - Постыдитесь, сударыня! У госпожи Бланки есть все основания обижаться на вас. Она была права, упрекая вас в том, что вы рассказываете обо всех ее секретах, которые она вам поверяет. - А вот и ошибаетесь. Бланка ничего подобного мне не говорила. - Так значит, ее любовник вам рассказал. - И вовсе не ее любовник, а мой... мой кузен Иверо. Как-то во время купания он заметил на плече Монтини такой солидный, сочный синяк от укуса - ну, и рассказал об этом мне. Так что никаких секретов я не выдаю. Может быть, вы считаете иначе? Тибальд хранил гордое молчание, хмурясь пуще прежнего. - Что с вами стряслось, граф? - спросила Маргарита. - Если вам не по нутру, что некоторые женщины кусаются в постели, так и скажите... Гм... На всякий случай... Что вы молчите? О чем вы задумались? - Я думаю над тем, как это назвать. - Что именно? - Вашу болтовню. - И как же вы ее расцениваете? - Как копание в грязном белье - вот как. - Да ну! Вы такой стеснительный, господин Тибальд! - Вы преувеличиваете, госпожа Маргарита. Стеснительность не является моей отличительной чертой. Однако, по моему твердому убеждению, для всякой откровенности существует определенная грань, переступать которую не следует ни в коем случае - ибо тогда эта откровенность становится банальной пошлостью. - Да вы, похоже, спелись с Красавчиком, - с явным неудовольствием произнесла принцесса. - Недели три назад, прежде чем впервые лечь со мной в постель, он... - Замолчите же вы! - вдруг рявкнул Тибальд, лицо его побагровело. - Как вам не стыдно! Маргарита удивленно взглянула на него: - В чем дело, граф? Я что-то не то сказала? - Вот бесстыжая! - буркнул Тибальд себе под нос, но она расслышала его. - Ага! Выходит, я бесстыжая! Да вы просто ревнуете меня. - Ну, допустим... Да, я ревную. - И по какому праву? - По праву человека, который любит вас, - ответил Тибальд, пылко глядя на нее. - Ах да, совсем забыла! Ведь в каждом своем письме вы не устаете твердить: прекрасная, божественная, драгоценная - и так далее в том же духе. А из "Песни о Маргарите", которую вы прислали мне в прошлом году и вовсе следует, что солнце для вас восходит на юго-западе, из- за Пиренеев. Вы что, вправду путаете стороны света? - Не насмехайтесь, Маргарита. Вы же прекрасно понимаете, что это была поэтическая аллегория. - Что, впрочем, не помешало вам написать мне этим летом, что вы отправляетесь на свой личный восток, чтобы снова увидеть свое солнышко ясное. - И опять же я выразился фигурально. Я... - Ну, и как вы находите свое солнышко? - не унималась Маргарита. - Скажите откровенно, вы не были разочарованы? - Напротив. Оно стало еще ярче, ослепительнее. Оно сжигает мое сердце дотла. - Однако вы еще не предложили этому солнышку ясному свою мужественную руку и свое горящее сердце. - А я уже предлагал. В прошлом году. Солнышко ясное помнит, что оно мне ответило? Опустив глаза, Маргарита промолчала. Щеки ее заалели. - Вы прислали мне, - после короткой паузы продолжал Тибальд, - большущие оленьи рога, чтобы - как было сказано в сопроводительном письме - немного утешить меня, поскольку настоящие, мужские, наставить мне отказываетесь. Было такое? Отвечайте! - Да, - в смятении подтвердила она. - Так я и сделала. - Это была не очень остроумная шутка. Но язвительная. - Тибальд пришпорил коня. - В моей охотничьей коллекции хватает оленьих голов с рогами, - бросил он уже через плечо, - и мне ни к чему еще одна пара, подаренная вами. Маргарита также ускорила шаг своей лошади и поравнялась с Тибальдом. - Не принимайте это близко к сердцу, граф, - сказала она. - Я признаю, что тогда переборщила, и... и приношу вам свои извинения. Давайте лучше переменим тему нашего разговора. - И о чем вы предлагаете поговорить? - О нашей влюбленной парочке, о Бланке и Красавчике. - Сударыня! Опять вы... - Да нет же, нет! Ни слова об укусах и прочих пикантных штучках. Поговорим о романтической стороне их отношений. - Романтической? - скептически переспросил Тибальд. - Ну, конечно! Бланка до крайности романтическая особа, да и Красавчик не промах. А я, как любительница рыться в грязном белье, была бы не прочь посмотреть, как они занимаются любовью на лоне природы. Тем более, что белье у них всегда чистое, они ужасные чистюли, и если бы я вздумала рыться... - Принцесса! - возмущенно воскликнул Тибальд. - Извольте прекратить... - Нет уж, это вы извольте прекратить строить из себя святошу, - огрызнулась Маргарита. - Лицемер несчастный! Будто бы я не читала ваши "Рассказы старой сводницы", в которых вы бессовестно подражаете Бокаччо. Тибальд покраснел. - Это... знаете ли... - пристыжено пробормотал он. - У каждого есть свои грехи молодости. Десять лет назад - тогда мне было шестнадцать, - и я... - Тогда вы лишь недавно потеряли невинность, но сразу же возомнили себя великим сердцеедом и большим знатоком женщин. Я угадала? - Ну, в общем, да. - Так почему бы вам не переписать эти рассказы с учетом накопленного опыта. И добавить к ним новеллу про Красавчика с Бланкой - если хотите, ее мы напишем вместе. Тибальд пристально поглядел на нее: - Вы это серьезно? - Вполне. - Что ж, в таком случае, у нас выйдет не новелла, а поэма. - Тем лучше. И на каком же языке мы будем ее слагать - на галльском или на французском? Но предупреждаю: французский я знаю плохо. Тибальд хмыкнул: - А разве есть вообще такой язык? - А разве нет? - удивилась Маргарита. - Конечно, нет. То, что вы называете французским, на самом деле франсийский - на нем разговаривает Иль-де-Франс, Турень и Блуа; а мой родной язык шампанский. В разных областях Франции, если Францией считать также и Бретань, Нормандию, Фландрию, Лотарингию и Бургундию, разговаривают на очень разных языках - анжуйском, пуатвинском, бургундском, бретонском, пикадийском, нормандском, валлонском, лотарингском, фламандском... - Ой! - с притворным ужасом вскричала Маргарита. - Довольно, прекратите! У меня уже голова идет кругом. Боюсь, вы меня превратно поняли, граф. Говоря о французском, я имела в виду язык знати, духовенства, в конце концов, просто образованных людей. - То есть, франсийский? - Да. Тибальд снова хмыкнул: - Увы, но франсийский явно не дотягивает до уровня общефранцузского языка. - А какой же из перечисленных вами дотягивает? - Никакой. - Да ну! - покачала головой Маргарита. - И что же с вами, бедными французами, станется? - Ясно что. Когда-нибудь все французы станут галлами. Маргарита удивленно подняла бровь: - Вы тоже так думаете? - А почему "тоже"? - Потому что так же считает Красавчик. По его мнению, Франция и Галлия должны быть и непременно станут единой державой - как это было когда-то в древности. Тибальд кивнул: - Тут он совершенно прав. И не суть важно, как будет называться это объединенное государство - Великой Францией или Великой Галлией, кто выиграет в объединительном споре - Париж или Тулуза... - А вы как думаете? - По-моему, Париж проиграет. Галлам несказанно повезло, что более трехсот лет в новое время они находились под властью Рима. - Повезло, вы говорите? - Как это не парадоксально, но это факт. Не говоря уж о положительном культурном влиянии Италии, жесткая, централизованная власть римской короны заставила галлов сплотиться в борьбе против го