ществование темпоральных перемещений влечет за собой абсолютную детерминированность вселенной, предопределенность всех макро- и микрособытий от момента Большого Взрыва до скончания веков. На свете есть много фаталистов, которые отрицают свободу воли и считают, что все наши поступки наперед записаны в Книге Судеб, однако я к их числу не принадлежу. Когда я назвал свою идею фантастической, то имел в виду все-таки научную фантастику -- выходящую за рамки нынешних представлений о мироздании, но не противоречащую ей. Вот, скажем, как вы относитесь к гипотезе о множественности вселенных и параллельных потоках реальности? -- Если честно, то никак. Никогда особо не задумывался, а если порой и задумывался, то не относился всерьез. Конечно, я понимаю, что в свое время межзвездные полеты и освоение человеком Галактики тоже считались нереальной выдумкой, но тем не менее... -- Так и не договорив, Конте сделал глубокую паузу. -- Значит, вы полагаете, что один из этих Ломбардо, мертвый либо живой, пришел к нам из параллельной вселенной? Романо заметно смутился. -- Это одна из рабочих версий, коммодор. Вы только не подумайте, что я занимаюсь бесплодным фантазированием и второпях придумываю дикие гипотезы, вместо того чтобы выполнять свою работу. Мысль о параллельных вселенных возникла у меня не сегодня. Дело в том, что привезенный вами труп -- уже не первый случай двойников в моей практике. -- Вот как? Было что-то еще? -- Да, притом здесь же, на Дамогране. Этим летом в Нью-Ванкувере был убит детский психолог по имени Юрий Довгань. Все улики свидетельствовали против одной его пациентки, шестнадцатилетней школьницы Алены Габровой. Дело было бы достаточно простым и очевидным, если бы не маленькая проблема -- у девушки имелось неоспоримое алиби. Следствие было уверено, что оно сфабриковано, однако доказать сам факт подделки не могло, поэтому прокурор, стремясь во что бы то ни стало выиграть процесс, решился на подтасовку улик. В конце концов, стараниями адвоката правда открылась и синьорину Габрову оправдали. Поскольку в эту неприятную историю с подлогом был косвенно замешан наш сотрудник из местных, мы провели собственное расследование, и наши эксперты пришли к однозначному выводу, что алиби -- подлинное. Вместе с тем и улики, указывающие на виновность девушки, не вызывают никаких сомнений; по всему получается, что в одно и то же время она находилась в двух разных местах. Таким образом, если отбросить возможность темпоральных перемещений -- вот это уже настоящая фантастика, притом ненаучная, -- то остается лишь предположить наличие у Алены Габровой двойника. -- Но самого двойника вы так и не нашли? -- Нет, коммодор, не нашли. И это было самым слабым местом в моей гипотезе. Зато в случае с Карло Ломбардо есть материальное доказательство в виде замороженного тела. Я уверен, что генетическая экспертиза полностью подтвердит мою догадку. Конте глубоко задумался. -- Н-да, невероятная история, -- наконец заключил он. -- Могу я ознакомиться со всеми материалами? Капитан Романо выключил терминал, достал из считывающего устройства карточку и передал ее Конте. -- Здесь записано все, что касается этого дела. Даже двух дел -- и Карло Ломбардо, и Алены Габровой. Адмирал хочет, чтобы вы ознакомились с ними и высказали свое мнение. Сам он весьма скептически относится к моим выводам, однако допускает, что я могу быть прав. Конте спрятал карточку в карман и собирался было предложить капитану вернуться в гостиную, как вдруг дверь рывком распахнулась, и в комнату вбежала Виктория. Ее лицо было бледным, как полотно, а в глазах застыл ужас. -- Коммодор, там... -- голос ее сорвался. -- Там Мишель... адмирал... Они... Боже, они... -- Она не выдержала и разрыдалась. Капитан Романо тотчас метнулся в гостиную. После секундных колебаний Конте последовал за ним, рассудив, что Виктория сильная девушка и сама справится со своей истерикой. В гостиной никого не было, зато со стороны лестницы доносились взволнованные голоса. Конте с капитаном Романо быстро поднялись на второй этаж и увидели, что все гости столпились у одной из дверей; вид у них был растерянный и потрясенный. Там же находилась и Ева вместе с женщиной лет сорока пяти -- Конте узнал по фотографии ее мать. Госпожа Сантини тихо, но безутешно плакала и, казалось, вот-вот упадет в обморок; дочь придерживала ее и пыталась успокоить. Заметив новоприбывших, офицеры расступились, и Конте увидел в дверях массивную фигуру коммодора Валенти. -- Где вы пропадали, капитан? -- раздраженно обратился он к шефу отделения СБ. -- Тут такое творится, а вас как ветром сдуло. -- Что случилось, коммодор? -- спросил Романо, направляясь к нему. -- И где адмирал? -- Сами посмотрите, -- Валенти отступил в сторону и распахнул дверь. -- Это по вашей части. Кроме меня и госпожи Сантини, сюда никто не входил. Дверь, как оказалось, вела в домашний кабинет адмирала. Сам адмирал сидел за широким столом, грузно откинувшись на спинку кресла; в его груди зияла дыра добрых двух дюймов в диаметре. Белый адмиральский мундир по краям раны был сильно обуглен -- явное свидетельство того, что стреляли из разбалансированного лучевого оружия. В подтверждение последней догадки на полу перед столом валялся боевой бластер устаревшей конструкции -- такие были на вооружении войск Корпуса в конце прошлого века. Рядом с бластером лежал навзничь посланник Тьерри с аналогичной дырой в груди. С первого взгляда было ясно, что оба -- и посланник, и адмирал -- мертвы. Подобные раны, выражаясь медицинским языком, были несовместимы с жизнью. "Они все-таки достали его, -- с быстротой молнии мелькнуло в голове у Конте. -- Но как?.. Бог ты мой! Неужели это сделал Тьерри?.." Романо немедленно взял ситуацию под свой контроль, вызвал из штаба следственную группу и сообщил о случившемся местным властям. Поскольку преступление было совершено на территории военного городка, оно находилось в компетенции Службы Безопасности Корпуса, однако по договору с дамогранским правительством в расследовании всех уголовных дел должны были принимать участие и наблюдатели от гражданской полиции. Между тем Ева с коммодором Валенти увели плачущую госпожу Сантини вниз, а капитан Романо, внимательно осмотрев место происшествия, приступил к расспросам офицеров. Впрочем, ничего существенного они рассказать не могли: оба тела обнаружила жена (теперь уже вдова) адмирала, а все гости в тот момент были в гостиной и прибежали на ее пронзительный крик. Из всех находящихся в доме лишь Конте и Романо ничего не слышали, так как в библиотеке была включена звукоизоляция. Насколько можно было понять со сбивчивых слов госпожи Сантини, она застала мужа и посланника уже мертвыми и ни к кому из них прикоснуться не успела. Коммодор Валенти, мигом сориентировавшись в обстановке, тут же вывел ее из кабинета и до появления Романо с Конте никого туда не впускал. Что же касается бластера, с чьей помощью, предположительно, были совершены оба убийства, то его опознали сразу. Это была в некотором роде боевая реликвия адмирала Сантини, личное оружие, с которым он, тогда еще двадцатилетний лейтенант, в составе десантной бригады участвовал в захвате ханьского планетарного разрушителя "Хо Син" -- огромной межзвездной станции, оснащенной гравидеструкторами такой суммарной мощности, которой вполне хватило бы, чтобы стереть с лица Галактики планету Кашимбу, осмелившуюся заявить о своем выходе из состава Поднебесной Империи. Мобильные силы СЭК предотвратили уничтожение планеты, медлительный и неповоротливый разрушитель был захвачен десантом, а молодой лейтенант Сантини именно из этого бластера застрелил командующего станцией, Верховного генерала Хунь-Вэя, что и положило конец организованному сопротивлению персонала станции. Адмирал любил показывать бластер своим гостям -- была у него такая слабость, и о ней знали все подчиненные. Как и всякий настоящий солдат, он содержал оружие в рабочем состоянии, правда, всегда ставил его на предохранитель, чтобы кто-нибудь из гостей по неосторожности не выстрелил. Однако при наличии злого умысла посетителю ничего не стоило в течение двух секунд привести бластер в боевую готовность и убить Сантини из его же собственной реликвии. Судя по всему, так оно и случилось... -- Похоже, картина преступления ясна, -- сказал капитан Романо. -- Посланник взял бластер, якобы с тем, чтобы осмотреть его получше, быстро снял с предохранителя и дважды выстрелил -- сначала в адмирала, а потом в себя. Но остается без ответа главный вопрос: зачем? С какой стати высокопоставленный дипломат превратился в смертника-камикадзе?.. Если, конечно, он был дипломатом. -- Я думаю, что был, -- произнес Конте. -- Или же настолько убедительно играл свою роль, что ему следовало остаться на Земле и работать в Голливуде. А вы уверены, что дело было именно так, а не иначе? Может, убийцей был кто-то другой, а господин Тьерри оказался лишь случайной жертвой -- или посмертным козлом отпущения? -- Я не отбрасываю и такой версии. Сейчас прибудет следственная группа, тщательно обследует место преступления, и тогда у нас появится больше фактов, из которых мы уже будем делать обоснованные выводы. Но профессиональное чутье говорит мне, что никого третьего в кабинете не было. Принцип бритвы Оккама -- самое простое объяснение обычно и есть верное. Кстати, коммодор, вы разрешаете допросить экипаж "Отважного" и ознакомиться со всеми бортовыми записями? Может, мне удастся раскопать что-то, проливающее свет на поступок посланника. Конте не сразу понял, почему Романо обращается к нему с такой просьбой. Лишь с некоторым опозданием до него дошло, что теперь он, как старший по должности офицер базы, становится ее главнокомандующим -- и будет таковым, пока на Генштаб не пришлет ему замену. А на это понадобится никак не меньше четырех месяцев. -- Вы ведете расследование убийства, капитан, -- ответил он. -- Это дает вам полномочия на любые действия, которые вы считаете нужными. Через несколько минут прибыли помощники Романо с представителем местной полиции и сразу приступили к работе. К тому времени госпоже Сантини сделали инъекцию транквилизатора, Ева осталась сидеть с ней, а Конте бесцельно бродил по дому в ожидании первых результатов расследования и мучительно размышляя о том, стоит ли сообщить капитану все, что он знал об этом деле. Верховное командование подозревало Романо в причастности к заговору Сантини, и не без веских на то оснований: такой опытный профессионал не мог не почувствовать, что в руководстве базы происходит что-то неладное, а между тем ни в одном из его донесений не проскальзывало даже намека на это. Такого же мнения придерживался и предыдущий агент, засланный на базу. В своем отчете он особо выделил группу офицеров, которые тесно общались с адмиралом не только на службе, но и во внеслужебное время; к их числу принадлежали и капитан Романо с коммодором Валенти. "Проклятье! -- со злостью думал Конте. -- Как же мы все прокололись! Ну я-то ладно, ведь я не контрразведчик. А Джустини, Костелло... Они тоже вычеркнули Тьерри из списка подозреваемых. Еще бы, земной посланник слишком крупная фигура, чтобы быть наемным убийцей. А в результате... Нет, это просто невероятно. На такое мог решиться разве что какой-нибудь фанатик из Семей -- но чтобы дипломат... Кто бы мог подумать!" Продолжая блуждать по дому, Конте вошел в библиотеку и застал там Викторию, которая неподвижно сидела в кресле, уставившись отрешенным взглядом в противоположную стену. При его появлении девушка даже не шелохнулась. Приблизившись к ней, Конте увидел, что по ее щекам катятся слезы. Она все еще плакала -- но молча, совершенно беззвучно. Он придвинул к ней стул, присел и взял ее за руку. -- Может, вам дать успокоительного? -- Спасибо, не надо. Я уже съела... три таблетки. Но не помогает... -- Она громко всхлипнула и быстро, с истерическими нотками заговорила: -- Я должна была раньше догадаться! Он... Мишель с самого начала вел себя странно, я чувствовала, что с ним не все в порядке... но не могла понять, в чем дело. Если бы я была более внимательной, настойчивой... если бы я встретилась с ним еще в первый день... в первый вечер... Но тогда я слишком сильно устала, расстроилась... Мы с Евой сразу пошли спать -- а утром мне уже не удалось пробиться сквозь его защиту. Я видела, что он что-то скрывает, но разве могла я подумать такое... такое ужасное!.. -- О чем вы? -- произнес озадаченный Конте. -- Вы что-то знаете об убийстве? -- Да, догадываюсь... Нет -- я уверена. Это случилось на Эль-Парадисо. Теперь я все поняла. Я даже знаю, где и когда. -- Виктория немного взяла себя в руки, перестала раз за разом сбиваться и заговорила короткими, отрывистыми фразами. -- В одном из парков Лос-Анхелоса. Мишель несколько раз вспоминал об этом. Он думал, что заснул на солнце. У него сильно болела голова. А я, дура, не придавала этому значения! Я тоже считала, что он просто заснул. Но он не просто заснул. Его наверняка усыпили. И сделали... сделали так, чтобы он убил адмирала... А потом убил себя... -- Минуточку! -- мигом насторожился Конте. -- Вы говорите о психокоде? -- Да... наверное... точно!.. -- Но ведь это произошло почти месяц назад. Психокод не держится так долго. Да и вообще, он слишком ненадежен. Девяносто девять шансов из ста, что посланник сорвался бы задолго до встречи с адмиралом. -- Наука не стоит на месте, коммодор. Она, к сожалению, развивается. И, развиваясь, выдает вот такие сюрпризы... -- Виктория в отчаянии закрыла лицо ладонями. -- Господи, какая же я тупоголовая! Ведь я еще и думала о психокоде... но думала не по адресу. Я должна была сразу сообразить, что Мишель -- идеальный вариант для преступников. Он -- вне подозрений, он -- дипломат. От таких людей даже подсознательно не ждут, что они схватят оружие и начнут стрелять. Будь на его месте кто-то другой, адмирал, может, успел бы среагировать, а так... -- Тут она осеклась и, убрав от лица руки, затравленно посмотрела на Конте. Он ответил ей острым, пристальным взглядом и с нажимом произнес: -- Вы много знаете, синьорина. Слишком много для простой туристки. Кто вы такая? Виктория вздохнула: -- Меня послали с той же целью, что и вас. Это все, что я могу вам сказать. -- Он снова всхлипнула, горько, тоскливо. -- Впрочем, и говорить-то больше нечего. Мы оба провалили наше задание. С громким треском... Глава 14 ВИКТОРИЯ КОВАЛЕВСКАЯ, ДИТЯ ЗВЁЗД Из окна гостиной я увидела, как на посадочную площадку перед домом медленно опустился желтого цвета флайер с черно-белой "шашечкой" на брюхе. Почти одновременно с этим запищал мой комлог, извещая о прибытии такси. Я послала в диспетчерскую подтверждение, отошла от окна и надела теплую куртку. -- Может, мне поехать с тобой? -- спросила Ева. -- Куда-нибудь сходим вместе, я покажу тебе здешние достопримечательности. -- Нет, не надо, -- покачала я головой. -- Я не собираюсь ничего смотреть, а просто хочу немного развеяться. -- Ладно. Только не переключайся на ручное управление. У тебя нет местных прав, к тому же в твоем состоянии... -- Все в порядке, -- перебила я. -- Это такси с шофером, так что не беспокойся. Поцеловав Еву на прощанье, я вышла из дома и быстрым шагом направилась к флайеру. При моем приближении его дверца открылась, я влезла в кабину и вежливо поздоровалась с водителем. -- Здравствуйте, барышня, -- ответил он. -- Куда летим? Я назвала ему адрес. Водитель без проволочек поднял машину в воздух и взял курс в сторону Нью-Монреаля. Когда флайер набрал нужную высоту, он поинтересовался: -- У вас юридические проблемы? -- Нет. А почему вы так решили? -- Здание, которое вы назвали, битком набито адвокатскими конторами. Вот я и подумал, что вы собираетесь получить консультацию. -- А-а, нет. Мне нужно в торговое представительство Семьи Дольче. Таксист бросил на меня удивленный взгляд: -- Барышня из Корпуса имеет дело с Семьей? Странно! -- Я не из Корпуса. Просто приехала в гости к подруге. Я вообще не сицилианка. После недолгих раздумий он кивнул: -- Да, теперь я слышу, что у вас не такой акцент. Вы давно на Дамогране? -- Уже пятый день. -- Но вы не в первый раз на нашей планете, -- уверенно произнес водитель. -- Не угадали. Я здесь впервые. -- Однако вы здорово говорите по-нашему. -- Научилась в пути. Делать все равно было нечего, а иностранные языки мой конек. Они мне легко даются. -- Maybe you also speak English? -- Yes of course. -- Excellently! It is my native language. I'm a English-speaking Damogranian. Дальше мы говорили по-английски. Таксист болтал со мной всю дорогу, пребывая в полной уверенности, что я наняла флайер с водителем-человеком именно для того, чтобы он развлекал меня беседой. На самом деле это было не так, но я не стала развеивать его заблуждение -- наш пустопорожний разговор немного отвлекал меня от мрачных мыслей о том, что случилось четыре дня назад. Гибель Мишеля потрясла меня до глубины души, и от этого удара я до сих не могла оправиться. Нельзя сказать, что я была влюблена в него, нет, у нас не было любви, а был просто секс -- во всяком случае, с моей стороны. Тем не менее он очень нравился мне, иначе бы я ни за что не легла с ним в постель. Близкие отношения между нами прекратились еще за неделю до прибытия на Дамогран -- у меня кончился период загула и я снова превратилась в пай-девочку, -- однако мы остались добрыми друзьями и с удовольствием проводили время вместе. Мишель не был чужим мне человеком, он был моим другом, мужчиной, с которым я спала, и его смерть стала для меня тяжелой утратой. Вдобавок, я чувствовала себя в ответе за случившееся: ведь если бы я с большим вниманием отнеслась к его приступам необъяснимой тревоги, если бы я настойчивее пыталась разобраться в его воспоминаниях, то мне, возможно, удалось бы предотвратить трагедию. Я была уже на пороге разгадки, об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что при виде жуткой сцены в кабинете адмирала я моментально все поняла. Но, увы, прозрение наступило слишком поздно, когда уже ничего нельзя было изменить... Дорога от военного городка до делового центра Нью-Монреаля заняла около получаса. Таксист посадил флайер на крышу высотного здания, я расплатилась с ним, неискренне поблагодарила его за приятную беседу и спустилась в лифте на двенадцатый этаж, где находился офис торгового представительства Семьи Дольче. Целью моего визита сюда был Карло Ломбардо -- генетический двойник человека, пытавшегося подложить на эсминец бомбу. По понятным причинам меня очень заинтересовала эта история с двойником, и я решила в ней разобраться. От "удвоенного" Ломбардо тянулась прямая ниточка к похожей на меня девушке, которая предупредила старшего помощника Василова о готовящейся диверсии и тем самым спасла корабль от уничтожения. Я бы занялась этим делом еще четыре дня назад, как только подслушала мысли капитана Романо, однако смерть Мишеля повергла меня в жестокую депрессию, и лишь сегодня я достаточно очухалась, чтобы приступить к расследованию. Выйдя из лифта на двенадцатом этаже, я направилась через просторный вестибюль к справочной стойке, но на полпути меня остановил чей-то громкий возглас: -- Тори! В отличие от остальных людей, я в подобных случаях безошибочно определяю, когда обращаются ко мне, а когда к кому-то другому. И совершенно неважно, что выкрикивают -- мое имя в его различных вариациях, "эй", "барышня" или "подождите"; если зовут меня, я всегда воспринимаю некий эмоциональный толчок, чувственный эквивалент окрика. В этот раз толчок был, и я уверенно повернулась на голос, слегка удивленная тем, что встретила здесь знакомого, и страшно недовольная, что меня назвали Тори. Эту форму моего имени я невзлюбила с самого детства -- из-за того, что так меня называл отец... Элегантно одетый мужчина лет тридцати с небольшим, который быстрым шагом приближался ко мне, улыбаясь до ушей, был мне совершенно незнаком. Хотя, конечно, я не могла дать голову на отсечение, что никогда раньше с ним не встречалась. Он обладал довольно заурядной внешностью, так что я вполне могла забыть его, если мы выделись давно и наша встреча была мимолетной. Он же, судя по его уверенному поведению, нисколько не сомневался, что мы знакомы. Он даже знал мое имя -- правда, не в самом любимом мной варианте. Подпустив мужчину поближе, я быстро заглянула в его разум, чтобы освежить свою память. Его звали Джакомо Вентури, и он действительно видел меня, притом совсем недавно... С ума сойти! Он видел меня всего лишь шесть дней назад, здесь, на Дамогране, в обществе своего приятеля и сослуживца Карло Ломбардо. Никакой ошибки быть не могло -- Вентури хорошо запомнил мое лицо, хотя мы общались совсем недолго. Он был на все сто процентов уверен, что я и есть та девушка, с которой он познакомился в ресторане, где якобы я обедала с Ломбардо. Что ж это творится, будь оно неладно! Сначала я была замечена на Терре-Сицилии, когда на самом деле находилась на Арцахе, а теперь вот оказывается, что меня видели на Дамогране, в то время как "Отважный" со мной на борту только приближался к планете! А ко всему прочему, я называла себя Тори и возражала против имени Виктория, утверждая, что так зовут мою сестру... -- Здравствуйте, Тори, -- поздоровался Вентури, остановившись передо мной. -- Вы не помните меня? -- Добрый день, Джакомо, -- справившись со своим изумлением, ответила я. -- Не сразу вас узнала. "Еще бы, -- мелькнула в его голове досадливая мысль. -- Кто я для такой шикарной телки..." А вслух он произнес: -- Вы, верно, ищите Карло? -- Угадали. -- Его здесь нет. Он болен и уже шестой день не выходит на работу. -- Вот как! И что с ним? -- спросила я, уже зная, в чем дело. -- Надеюсь, ничего серьезного? -- Как сказать. Физически Карло совершенно здоров... гм, если не считать шишки на голове. А вот с памятью у него большие проблемы. Он не помнит ничего, что случилось за последние полгода. -- Ах, что вы говорите?! И как же его угораздило? -- Врачи говорят, что из-за травмы головы. Частичная ретроградная амнезия. Карло не помнит, где и обо что он ударился, просто утром он проснулся с больной головой, выглянул в окно и обнаружил, что на дворе не лето, как он думал, а поздняя осень. -- Ай, какая беда! -- произнесла я с искренним сожалением. -- Надо же такому случиться!.. Значит, он забыл и о нашем деле? -- О каком? -- Да так, небольшой гешефт, -- на ходу придумала я. -- Мы договорились, что сегодня я зайду к нему на службу, и мы подпишем договор. "Ага! -- удовлетворенно подумал Вентури. -- У них были деловые отношения". Увидев меня в ресторане, он сразу проникся завистью к своему приятелю, который подцепил "такую шикарную телку". А теперь я утешила его мужское самолюбие, дав ему понять, что ничего, кроме чистого бизнеса, между мной и Ломбардо не было. Мужчины, конечно, не такие завистливые, как женщины, но им тоже знакомо это чувство, особенно когда речь идет о сексе. К тому же мне были неприятны те картины, которые возникали в воображении Джакомо Вентури, и я решила пресечь их на корню. -- А я ничем не смогу вам помочь? -- вежливо поинтересовался он. Я изобразила на своем лице раздумье. -- Да нет, вряд ли. Думаю, уже поздно. За эти дни Карло обещал сделать несколько предварительных заказов... Кстати, когда с ним случилось это несчастье? -- На следующее утро после того, как он познакомил нас в ресторане. -- Ну, тогда он точно ничего не успел. Мы расстались часов в десять вечера, и Карло сказал, что завтра займется моим делом. -- Я притворно вздохнула. -- Ладно, обойдусь. Главное, чтобы он поправился. -- А вы не знаете, куда он в тот вечер собирался пойти? -- задал Вентури вопрос, который я ожидала услышать с самого начала. -- Точно не скажу. Предлагал поехать в какой-нибудь ночной клуб, у него, похоже, были насчет меня определенные идеи, но я отказалась. Мой муж, хоть и не сицилианец, очень ревнив. "И наверняка крутой самец, -- подумал Вентури. -- Чтобы удержать при себе такую телку, нужно быть настоящим быком. У него, наверное, гора мускулов и огромный..." Я торопливо отключилась от его разума. Сами по себе его мысли я еще могла стерпеть, но зрительные образы, которые их сопровождали, были лишены всякой художественной ценности и целиком подпадали под определение низкопробной порнухи. Меня даже слегка затошнило. Я постаралась как можно скорее отделаться от Вентури, пообещав в ближайшее время навестить Карло Ломбардо, затем спустилась на десятый этаж, где располагался кафетерий, и взяла себе стакан апельсинового сока с сигаретой. Вообще-то я не курю -- никотин, по моему мнению, еще вреднее алкоголя, -- но в исключительных случаях позволяю себе одну сигаретку, когда нужно быстренько успокоиться и собраться с мыслями. А подумать мне было над чем. Ситуация чем дальше, тем становилась интересней и запутанней. Теперь было совершенно очевидно, что та, другая "я" не привиделась Уильяму Василову в пьяном угаре. Девушка, с виду моя точная копия, существовала не только в воображении старшего помощника. Она была вполне реальна, у нее даже имелось свое имя -- Тори. Не так давно она побывала на Терре-Сицилии, а сейчас, скорее всего, находится где-то рядом -- если, конечно, не поспешила улететь с Дамограна, после того как шарахнула Карло Ломбардо по голове. Я ни секунды не сомневалась, что Тори напрямую причастна к его амнезии. Мало того, я была абсолютно уверена, что она ударила его не просто так, а именно с целью вычеркнуть из его памяти события последних месяцев. Это звучало дико -- но не более дико, чем сама история с двойниками. Кто ты такая, Тори, черт тебя подери?! Моя сестра-близнец? Мой клон? Вполне возможно -- однако в эту схему никаким боком не вписывается двойник Ломбардо. Мое "alter ego" из параллельной исторической линии? Я сама из будущего?.. Хотя нет, последнее исключено. Я понятия не имею, что случится со мной в грядущем, но одно знаю наверняка: никогда в жизни я не стану называть себя Тори. Да и то сказать, все эти путешествия во времени -- полная чушь. Лично я не нуждаюсь ни в каких строгих математических доказательствах, мне достаточно и элементарной логики, основанной на здравом смысле. Будущего нет, оно существует лишь как вероятность -- в нас самих и в окружающих нас вещах. Когда же оно наступит, то наше настоящее станет прошлым и превратится в набор живых и неживых воспоминаний. Рьяные сторонники темпоральных перемещений, настаивая на своей правоте, ведут себя как дети -- попросту закрывают глаза на всевозможные парадоксы времени, не опровергают их, а отвергают: мол, если факты противоречат теории, то тем хуже для фактов. "Ради Бога! -- говорят они. -- Какому нормальному человеку придет в голову убивать своих родителей?.." И это они считают доказательством! По-моему, если взрослые дяди и тети пытаются решать чисто физические проблемы с позиций этики, нравственности и психиатрии, то им надо срочно лечиться, пока их легкий маниакально-депрессивный синдром не перерос в капитальную шизофрению. Что касается меня, то я, будь путешествия во времени возможны, наверное, не устояла бы перед соблазном кое-что изменить в прошлом. Убивать отца я бы, конечно, не стала, все-таки он мой отец; но постаралась бы спасти от него мою бедную мать. Я бы сделала все возможное, чтобы они не женились -- а в таком случае я бы никогда не родилась и, следовательно, не смогла бы помешать их браку. Получается замкнутый круг логических противоречий, выхода из которого я не вижу. Разумного выхода, имеется в виду. Просто не обращать на это внимания, как делают сторонники путешествий во времени, недостойно мыслящего человека. Другое дело, параллельные реальности. Это тоже фантастика -- но фантастика строго научная, безо всяких "временных петель" и прочих подобных глупостей. В рамках этой гипотезы запросто уживались и Тори, и парочка Ломбардо, и двойники многих других людей -- например, той девушки, которую обвиняли в убийстве доктора. Как там ее зовут? Алена, кажется, а фамилия начинается на "Гав" или "Габ". Капитан Романо думал о ней лишь мимоходом, и мне не удалось разузнать никаких деталей. Я собиралась заняться этой историей как-нибудь позже, она представлялась мне менее перспективной, чем случай с Ломбардо, чье существование в двух экземплярах было бесспорным фактом. Однако после разговора с Вентури у меня возникло сильное подозрение, что тут мне ловить нечего -- если его приятель что-нибудь знал о двойниках, то теперь он все позабыл благодаря меткому удару Тори. Я, конечно, не отказалась от идеи встретиться с Ломбардо и основательно покопаться в его мозгах, но надежд на успех было очень мало. А вернее, не было вовсе -- еще на Терре-Сицилии, "программируя" Василова на предотвращение диверсии, моя вторая "я" доказала, что умеет просчитывать ситуацию в мельчайших деталях. Тори, плутовка! Я хочу тебя найти. И хорошенько надрать тебе задницу за все эти штучки... Когда я допивала сок, ко мне без спросу подсел молодой человек в светло-сером костюме с галстуком. Заметив мелькнувшее на моем лице неудовольствие, он с обезоруживающей улыбкой пояснил: -- Все столики заняты, а присоединяться к кому-нибудь из коллег я не хотел. Сейчас у меня перерыв, и я не собираюсь слушать их рассуждения о постановлениях и прецедентах. Общество красивой девушки куда приятнее -- даже если она считает меня бесцеремонным нахалом. Я слабо улыбнулась: -- Говорят, наглость -- второе счастье. -- Вполне может быть. По крайней мере, я на жизнь не жалуюсь. Молодого человека звали Веселин Тодоров. Он, как и большинство посетителей кафе, был адвокатом и работал здесь, в одной крупной юридической фирме. Я вспомнила слова водителя такси, что это здание битком набито адвокатскими конторами, и по короткой цепочке ассоциаций мои мысли снова вернулись к девушке, у которой, возможно, имелся двойник. Разыскать ее не составит труда -- ведь далеко не каждый день школьницы на убивают своих докторов. Даже если окажется, что этим летом на Дамогране случилась эпидемия подобных убийств, вряд ли много преступлений было совершено девушками с именем Алена. К тому же с этим делом был связан громкий скандал -- прокурор попытался смошенничать. В правовых государствах такие истории вызывают много шума. После некоторых раздумий я решила воспользоваться случаем и навести у Тодорова некоторые справки. -- Так вы адвокат? -- поинтересовалась я. -- Да. -- Он явно обрадовался, что я завела с ним разговор. -- Работаю этажом ниже. -- Неужели в "Трех К"? -- Так сокращенно называли его родную фирму "Корнилов, Козлович и Корнблат". -- Именно там. -- Он хотел было намекнуть, что занимает в конторе значительное положение, но потом передумал, рассудив, что я все равно ему не поверю и сочту его хвастуном. -- А вы собираетесь стать нашим клиентом? -- Нет, вряд ли. Ваша фирма очень авторитетна, но вы в основном специализируетесь по корпоративному праву. А у меня обычный гражданский иск. Мне нужен адвокат, имеющий большой опыт судебных разбирательств. Например, такой, как тот ваш коллега, который недавно утер нос прокурору, поймав его на сокрытии улик. К сожалению, я забыла его имя и даже не знаю, в каком городе он живет. Мои слова попали в цель. "Проклятый Поляков! -- с досадой подумал Тодоров. -- Везучий сукин сын! Он же по сути ничего не сделал, только и того, что нашел свидетеля. А из него сделали героя, клиенты валят к нему толпами, вот и эта красотка туда же... Как все-таки несправедливо устроен мир!" Из глубины его памяти на поверхность сознания всплыли все интересующие меня сведения. Обвинявшуюся в убийстве доктора девушку звали Алена Габрова, она жила не так далеко отсюда, в городе Нью-Ванкувере. А адвокат, который защищал ее, был здешний, монреальский. Его контора находилась в этом же самом здании, на двадцать первом этаже. Звали его Игорь Поляков. Сорокалетний вдовец, блондин выше среднего роста, с подтянутой спортивной фигурой. Если верить "картинке", возникшей в воображении Тодорова, то весьма недурен собой, можно сказать, смазлив -- но чисто по-мужски. Такие типажи часто встречаются на обложках сентиментальных женских романов. Короче, мечта любой старой девы. Надо отдать Тодорову должное -- он все же назвал имя Полякова, рассказал, где находится его контора, и честно признал, что это хороший адвокат. Мы еще пару минут поговорили, затем я, поблагодарив Тодорова за содержательную беседу и бесплатную информацию, ушла из кафе и на лифте поднялась на двадцать первый этаж. Мой план был прост и бесхитростен -- записаться к Полякову на прием, получить у него консультацию о моем гипотетическом разводе, а заодно вытянуть из него все, что он знает о своей бывшей клиентке, включая то, где она живет. А может, ему известно и кое-что о двойниках -- ведь, по мнению Тодорова, представляя суду алиби, он действовал слишком прямолинейно, словно был уверен в его подлинности и не опасался, что в рукаве у обвинения имеются какие-нибудь контрдоводы. К сожалению, мой план не сработал. Игоря Полякова в конторе не оказалось. Как сообщила мне его секретарша, в последнее время он редко появляется на работе, не берет новых клиентов и занимается только старыми делами. В ее мыслях сквозила сильная обеспокоенность нынешним состоянием шефа -- он стал каким-то мрачным, апатичным, угнетенным, заметно похудел и осунулся. Секретарша была убеждена, что это из-за женщины, и на все заставки проклинала "подлую шлюху", которая посмела обидеть "такого классного мужика". Посему мне оставалось только ретироваться, отбившись от настойчивых предложений секретарши записаться на прием к младшему партнеру Игоря Полякова, его двоюродной сестре Агнешке, у которой как раз было получасовое "окно" между двумя клиентами. Покинув контору, я задумалась, что мне делать. Можно было полететь в Нью-Ванкувер и разыскать там Алену Габрову. Но, с другой стороны, меня продолжал интересовать и ее адвокат. Теперь даже больше, чем раньше: ведь перемены в нем, которые так беспокоили секретаршу, совпали по времени с завершением дела барышни Габровой, и я сильно подозревала, что это не случайное совпадение. В муниципальной базе данных Нью-Монреаля мне без проблем удалось узнать получить все необходимые сведения об адвокате Полякове, включая его адрес, а также номера персонального комлога, домашнего и служебного видеофонов. Сначала я собиралась позвонить ему и договориться о встрече, но затем подумала, что с него вполне станется послать меня к черту -- и тогда наше дальнейшее общение будет весьма проблематичным. А вот если я без всякого предупреждения заявлюсь под дверь его квартиры, то вряд ли он сразу прогонит меня. Тысяча против одного, что сначала он захочет узнать, с чем я пожаловала. Даже с его внешностью героя-любовника к нему не каждый день ломятся молодые и привлекательные девушки. Дом по указанному адресу находился совсем недалеко от адвокатской конторы, и я добралась туда на наземном такси. Когда в лифте я нажала кнопку сорок четвертого этажа, из динамика послышался приятный мужской голос, который, во избежание всяческих недоразумений, предупреждал, что на данном этаже проживают только Игорь Поляков и его дочь Юля. Повторным нажатием кнопки я подтвердила свое желание посетить их и между делом подумала, что на густонаселенных планетах, вроде моей родной Аркадии, даже самый преуспевающий адвокат не смог бы позволить себе занимать целый пентхаус в центре столицы -- он бы вмиг разорился. А на Дамогране -- пожалуйста, нет проблем. Все-таки в провинциальных планетах есть свое очарование, особенно когда их провинциальность сочетается с высокой цивилизованностью и экономическим благополучием. Выйдя из лифта, я нажала кнопку дверного замка. Почти в ту же секунду дверь квартиры открылась, и на пороге возникла симпатичная белокурая девушка лет шестнадцати -- очевидно, та самая Юля, дочь Полякова. При виде меня она, похоже, нисколько не удивилась. В ее ясном взгляде читался не вопрос "Кто вы? Что вам нужно?", а скорее странная смесь радости с глубокой укоризной. Так, наверное, смотрят на блудную дщерь, после долгих скитаний вернувшуюся домой. -- Здравствуй, Тори. Проходи. Я молча вошла в холл и принялась снимать куртку. Не стану говорить, что я ожидала такого приема, но где-то на бессознательном уровне уже была готова к нему и действовала чисто автоматически. После встречи с Джакомо Вентури это получилось само собой, без малейших усилий с моей стороны. Юля закрыла дверь, взяла у меня куртку и сунула ее в одежный шкаф. Затем повернулась ко мне и вновь смерила меня все тем же радостно-осуждающим взглядом. -- Ну, чего молчишь, почему не оправдываешься? Скажи хоть, где ты пропадала? Папа из-за тебя весь извелся -- а ты не зашла, не позвонила... Вообще как в воду канула! Разве можно так? Я по-прежнему молчала, не зная, что ей ответить. Моя внутренняя готовность сыграть роль Тори натолкнулась на неожиданное препятствие -- Юля оказалась "нечитаемой". Ее мысли и эмоции были недоступны мне, и я понятия не имела, как правильно вести себя в этой ситуации. Я не располагала даже самыми элементарными сведениями, необходимыми для продолжения разговора: какие отношения были у Тори с девушкой, какие -- с ее отцом, когда они познакомились, когда расстались, и как это произошло. Я опасалась, что после первой же сказанной фразы основательно сяду в лужу и уже не смогу из нее выбраться. В книгах и фильмах герои решают такие проблемы очень просто. С помощью двусмысленностей, недомолвок и туманных намеков они вытягивают из собеседников всю нужную информацию, а те (собеседники то есть) почему-то до поры до времени воздерживаются от прямых вопросов, подразумевающих столь же прямые ответы. Однако Юля не собиралась играть по этим правилам, она требовала от меня конкретных объяснений, которые при всем желании я дать ей не могла. Я совсем неплохая актриса и довольно сносно импровизирую на ходу -- но только в том случае, когда мне доступны мысли партнеров по сцене. С таким "суфлером" я могу отыграть свою роль на одном дыхании, без малейшей заминки, как это было с Вентури. Но если меня окружает стена слепоты и молчания, я становлюсь беспомощным ребенком, не годным ни на что, кроме как разреветься от страха и бессилия... -- Твой отец дома? -- спросила я, понадеявшись, что уж он-то "читаемый". -- Нет, -- ответила Юля, проводя меня в просторный холл, а оттуда в гостиную. -- Но через час должен вернуться. Я разочарованно вздохнула. Целый час я продержаться не смогу. Хотя, если закатить истерику, сделать вид, что мне плохо... А впрочем, ну его к черту! Не хочу больше играть. Я устала, я жажду объяснений и не намерена ждать еще час до прихода Юлиного отца. -- Я должна извиниться перед тобой, -- мягко сказала я, когда мы присели на диван. -- Случилось маленькое недоразумение. В ее глазах мелькнул гнев: -- Недоразумение, говоришь? Ты вскружила папе голову, потом бросила его, а теперь -- извини, мол, ошибочка вышла. Да ты просто... просто... -- Погоди, -- перебила я, пока она не произнесла слово, которое Тори наверняка