и осквернителей и нести свет ее истинной веры по всему миру? -- Да. -- Обязуешься ли ты править своим государством по закону и справедливости, защищать правду и добро и, сколько станет тебе сил, искоренять зло и несправедливость? -- Да. -- Обязуешься ли ты употреблять свою Силу, дарованную тебе свыше, только в богоугодных целях, вести непримиримую борьбу с дьяволом и прислужниками его, черными магами? -- Да. Колин скрепил текст королевской клятвы своей подписью, и архиепископ положил пергамент на алтарь, как бы призывая в свидетели самого Всевышнего. Красочная церемония коронации подходила к своему кульминационному моменту. Когда отзвучала молитва во славу короля, монсеньор Корунн МакКонн при помощи длинной тонкой трубки из чистого золота набрал из священной ампулы немного елея и капнул его в золотую чашу. Присутствующие в соборе затаили дыхание. Архиепископ макнул палец в елей. -- Сим миром от имени Всевышнего помазываю тебя на царство, и да пребудет с тобой Сила и благословение Господне во всех твоих праведных начинаниях. Аминь! С этими словами он начертил на лбу Колина крест. В толпе пронесся облегченный вздох. Многим показалось, что на какое-то мгновение над головой короля вспыхнуло сияние, а кое-кто мог даже поклясться, что видел парившего над алтарем святого Андрея, издревле считавшегося покровителем Логриса. И только несколько человек знало, что никакой передачи Силы еще не состоялось. Снова зазвучала музыка и церковный хор запел очередную молитву. Двое младших епископов закрепили на плечах Колина пурпурную королевскую мантию, затем символически коснулись его башмаков золотыми шпорами и тут же убрали их. Архиепископ взял с алтаря меч в украшенных драгоценными камнями ножнах и с напутственными словами протянул его молодому королю. Колин принял меч, поцеловал головку его эфеса и передал его лорду Дункану Энгусу, мужу своей тетки Алисы. Преклонив колени, Дункан Энгус положил меч на алтарь, вручая военное могущество государства в руки Божьи, перекрестился, после чего встал на ноги и отошел в сторону. По знаку одного из епископов Кевин и Дана поднялись к алтарю. На груди у обоих висели камни -- Знак Жизни у Даны и Знак Мудрости у Кевина. Они опустились на колени по обе руки от короля и чуть сзади него. Тем временем архиепископ достал из дарохранительницы усыпанную драгоценными камнями золотую корону, которую венчал огромный остроконечный алмаз чистой воды. -- Венчает тебя Господь, сын мой, короной славы и справедливости! Будь верным защитником и слугой своего государства, и да поможет тебе Всевышний, творец всего сущего на земле. Во имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь! Он возложил на голову Колина корону. Знак Силы на груди у короля засветился мягким красным светом. Внутри двух других камней, Знака Мудрости и Знака Жизни также вспыхнули огоньки -- голубой и фиолетовый. Левая рука Кевина и правая Даны потянулись к алмазу на короне и одновременно прикоснулись к нему кончиками пальцев. "Холодный, как лед", -- подумал про алмаз Кевин, и тут его слегка зазнобило, а к горлу подступила тошнота. Врата отворились, пропуская к Источнику нового адепта... Колин замер, губы его побледнели, а ресницы, которыми он часто хлопал, моргая, вдруг остановились на полпути, оставив полуоткрытыми его внезапно остекленевшие глаза... --------------- ...Колин стоял на коленях у подножия высокого холма, сплошь покрытого растительностью какого-то странного лилового цвета. Кое-где виднелись цветы -- белые, алые, оранжевые, фиолетовые, желто-золотые, серебряные, небесные... то есть зеленые -- так как небо здесь было ярко-зеленое, то тут то там отливавшее бирюзой. Солнца видно не было; свет излучало само небо -- сияющее, сверкающее... По пологому склону холма к Колину не спеша спускалась стройная золотоволосая женщина в ослепительно-белых одеждах. Ее походка была величественной, упругой и грациозной. Когда она подошла ближе, он разглядел черты ее лица -- четкие, строгие, безукоризненно правильные; ее суровая красота дышала холодом снежных вершин. Женщина остановилась в трех шагах от него. -- Приветствую тебя, Колин Лейнстер из Авалона, король Логриса! Губы ее шевелились в полном соответствии с произносимыми словами, но ее серебристый с властными нотками голос звучал, казалось, отовсюду, обрушиваясь на Колина подобно водопаду. С некоторым опозданием Колин додумался встать с колен. Только тогда он обнаружил, что одет не в тяжелые королевские одежды, а в свободный, не сковывающий движения голубой наряд из легкой, почти невесомой ткани, мягкой и шелковистой на ощупь. А секунду спустя Колин понял, что этот наряд -- всего лишь иллюзия, созданная его собственным воображением, чтобы он не чувствовал себя неловко без одежды. На самом же деле он был совершенно голым! -- Моя одежда... -- Она осталась в соборе, -- последовал ответ женщины в белом. -- Так и должно быть в полном соответствии с ритуалом. Но не беспокойся. За то время, что ты пробудешь здесь, твоя одежда не сдвинется с места, и ты вернешься прямо в нее. -- Как это? -- Очень просто. Ты выйдешь из Врат в тот же момент, когда и вошел в них. Время здесь очень вязкое. -- Где это "здесь"? -- В Безвременье? -- Что это? -- Перекрестье миров. Место, где находится Источник Мироздания, альфа и омега всего сущего. -- А ты кто такая, прекрасная леди? -- спросил Колин, заранее зная, каков будет ответ. -- Я Хозяйка Источника. -- Она протянула ему руку. -- Пойдем со мной, Колин Лейнстер. Времени у нас вдоволь... --------------- ...В следующий момент веки Колина продолжили свое движение, глаза его на мгновение закрылись, потом широко распахнулись. Кевин и Дана встали с колен и помогли подняться Колину -- теперь уже коронованному королю и адепту Источника. Они вместе повернулись к пастве. -- Люди! -- торжественно провозгласил архиепископ. -- Вот ваш король, законный правитель Логриса! -- Да здравствует король! -- дружно воскликнули присутствующие. Церковный хор грянул "Многая лета". Колин, в сопровождении своей свиты и группы прелатов, принимавших участие в коронации, двинулся к выходу из собора. Позади них начала формироваться процессия. Кевин, шедший вместе с Даной рядом с Колином, искоса смотрел на новоиспеченного короля, поражаясь стремительным переменам, происходившим с его внешностью. Лицо Колина, прежде болезненное, серовато-бледное, приобретало все более здоровый цвет, тени под глазами исчезли, как будто их вовсе не было, а на щеках проступил розовый румянец. Без каких-либо видимых усилий он нес на себе массивную королевскую корону, голову держал высоко поднятой, ступал легко, уверенно, при ходьбе, против обыкновения, не сутулился. В каждом его движении чувствовалась недюжинная физическая сила, которой он раньше никак не мог похвастаться, будучи от рождения хилым и слабым. Ну, в каком еще более убедительном подтверждении божественности происхождения королевской власти нуждался простой народ, восторженно приветствовавший на площади перед собором своего нового государя?.. -- Боже! -- прошептал Колин; глаза его блестели. -- Боже! Как это прекрасно -- быть полностью здоровым!.. Кевин, дружище, дядя Бриан ошибался насчет Хозяйки. Она совсем не злая. По-моему, я даже понравился ей. -- Он покосился в другую сторону, влево, и на его губах заиграла нежная улыбка. -- Господи, Дана, ты такая красивая! Прости, что не замечал этого раньше. Дана покраснела и украдкой взглянула на Колина, затем вновь обратила свой ясный взор на толпу простонародья, приветствовавшего вместе с королем и свою будущую королеву. А Кевин почему-то подумал о сестре Колина, Бронвен, и мысль о ней вызвала у него странное волнение... Из глубин памяти... (продолжение) Мы спустились на лифте в глубокое подземелье дворца, где прекращали свое действие защитные чары, намертво блокировавшие доступ к Тоннелю-меж-Мирами, и очутились в просторном помещении, выдолбленном в толще скалы. Это был Зал Перехода, специально предназначенный для сообщения с другими мирами, поскольку весь Солнечный Град, не говоря уж о королевском дворце, был надежно заблокирован от непрошеных вторжений. Такие меры предосторожности представлялись излишними и причиняющими массу неудобств в наше мирное время, однако в прошлом, когда Домов было значительно больше, и они враждовали между собой, подчас даже этого оказывалось недостаточно. Мы направились в дальний конец зала, где в ряд располагались Арки, установленные исключительно для удобства ориентации входящих и выходящих из Тоннеля. Под неровным потолком, подпираемым многочисленными готическими колоннами, парили в воздухе светящиеся шары, заливая помещение ровным серебристым светом. То и дело перед нами вспыхивали предупреждающие надписи: "Проверьте, имеются ли при вас детонирующие вещества или радиоактивные материалы", "Внимание! Даже остаточная радиоактивность чревата катастрофическими последствиями", "Будьте осторожны! Еще раз проверьте..." -- и так далее. Вооруженные гвардейцы, охранявшие Зал, при нашем приближении вытягивались по стойке смирно и нарочито громко бряцали оружием. По пути нам встретилась группа дворян, возвращавшихся с какого-то незначительного торжества в Доме Теллуса. Они приветствовали нас почтительными поклонами; мама, как обычно, расточала свои сногсшибательные улыбки налево и направо. Мы подошли к ближайшей Арке и уже собирались вступить под нее, как вдруг почувствовали знакомое сопротивление и остановились. Под Аркой перед нами возникло слабое свечение, бледно-голубые молнии мгновенно соткали полупрозрачный мерцающий человеческий силуэт, который еще через мгновение обрел живую плоть. В проеме появилась та, которую я меньше всего хотел сейчас видеть (после брата Александра, конечно) -- моя тетушка Минерва, мамина сводная сестра. Эта противная старая мегера любила совать свой длинный нос во все мои дела и отравляла мне жизнь в дедовом Замке-на-Закате и в поднебесном городе Олимпе, где я проводил гораздо больше времени, чем в Солнечном Граде. Кстати сказать, я всегда предпочитал отцовскому Царству Света родину моей матери -- Страну Вечных Сумерек (название Олимпия мне не нравится, и я не буду его употреблять). Всю свою сознательную жизнь я чувствовал себя в большей мере Сумеречным, нежели сыном Света, что расценивалось многими моими родственниками со стороны отца как проявление потенциально опасной нелояльности к нашему Дому. Впрочем, сейчас отношения между двумя одинаково родными мне Домами были союзническими и даже дружественными, о чем свидетельствовало и появление здесь Минервы без предварительного извещения о своем визите. Материализовавшись, тетушка сделала шаг в нашем направлении, сердечно улыбнулась моей матери, а меня наградила одной из самых гадких своих ухмылочек. -- Юнона, Артур! Вы уходите? -- Увы, сестра, -- ответила мать. -- Не очень удачное время ты выбрала, чтобы навестить нас. -- Знаю. -- Опять гадкая ухмылочка, адресованная мне. -- Отец рассказал. Вот уж не думала, что Враг так скоро затребует к себе Артура. Я понял намек и бросил на Минерву встревоженный взгляд. Челюсти мои невольно сжались, а в груди неприятно защекотало. Ясный взор моей матери мигом потемнел. Когда речь шла о ее детях, Юнона совершенно не воспринимала юмора, тем более такого черного, как у тетушки Минервы. -- Прекрати, сестра! -- гневно произнесла она. -- Твои шутки отвратительны и вовсе не остроумны, а ты все такая же вздорная и злоязычная, как и прежде. Боюсь, время не властно над твоим скверным характером. -- Прости, -- сказала Минерва. -- Я не нарочно. Ума не приложу, что мне делать с моим вреднющим языком. -- Могу подсказать, -- отозвался я, формируя перед собой сияющий образ раскаленных добела клещей. Тетушка рефлекторно отпрянула, когда клещи потянулись к ней, и захихикала -- не менее гадко, чем перед этим ухмылялась. Впрочем, не исключено, что я сгущаю краски, расписывая ее в таких выражениях. Внешне она выглядит настоящим ангелочком, миловидным, кротким и ласковым, но тут уж вы должны понять меня -- я терпеть ее не могу. По мне, так лучше холера. -- Довольно, -- сказала Юнона, беря меня за локоть. -- Сожалею, сестра, но у нас мало времени. Заходи как-нибудь в другой раз. -- Вообще-то я к Игрейне... -- Так ступай к ней. Она, верно, ждет тебя с нетерпением. -- Ничего, подождет. Как насчет того, чтобы сопровождать вас? Мне хотелось бы еще разок взглянуть на Чертоги. -- Только не это! -- с испугом, отчасти притворным, а отчасти настоящим заявил я. -- Мне хватит там и одного черта. Минерва капризно выпятила свои чувственные губки: -- Фу! Какой ты грубый и вульгарный, племянничек! Слышала бы тебя Диана. С этими словами тетушка развернулась на каблуках и направилась к лифту. Пошла к другой моей тете, Игрейне, сводной сестре моего отца, незаконнорожденной дочери короля Эмриса Пендрагона, который при жизни слыл большим любителем женщин и оставался верен себе до последнего издыхания -- он умер в постели с тремя красотками. (Это так, к слову пришлось; я вовсе не собирался наговаривать на моего покойного деда, просто хочу подчеркнуть, что любвеобильность некоторых членов нашей семьи не следствие дурного воспитания, а скорее фамильный порок.) Минерва с Игрейной подружились задолго до моего рождения и с тех пор оставались добрыми подругами... Впрочем, "добрыми" -- не очень подходящее слово применительно к Минерве и Игрейне. Они страсть как любят сплетничать и перемывать косточки общим знакомым; их хлебом не корми, дай только позлословить в чей-нибудь адрес. Предупреждаю: если вам в голову взбредет положить одной из них палец в рот, предварительно наденьте стальные перчатки. Хотя я бы на вашем месте не рисковал. Юнона проводила сестру долгим взглядом, затем повернулась ко мне. -- Не обижайся на нее, ладно? -- сказала она, будто оправдываясь. -- Несладко ей, бедняжке, быть старой девой. -- Ну да! -- фыркнул я. -- Поди найди ей мужа, который терпел бы ее гадючий характер. Насколько мне было известно, за последние двести лет Минерва то ли семнадцать, то ли восемнадцать раз объявляла о своей помолвке, но до свадьбы дело так и не доходило. Все ее суженные вовремя прозревали и благоразумно отказывались от этой затеи. И, по-моему, правильно делали. Я не пожелал бы такой участи даже злейшему врагу и убил бы его из чистого милосердия. Я совсем не жестокий человек. Мы вошли под Арку, и я полностью расслабился, предоставляя действовать матери. Нас обволокло густым фиолетовым туманом, пол под нами исчез. Когда пропала сила тяжести, я на мгновение почувствовал приступ тошноты (проклятье, забыл пообедать!), но я не был новичком в таких делах и быстро справился со взбунтовавшимся желудком. Затем последовал резкий толчок в спину (не в упрек маме будет сказано, я проделал бы это значительно мягче), и нас понесло вдоль Меридиана к нижнему полюсу существования -- к Хаосу. Перед нами и вокруг нас с калейдоскопической быстротой менялись картины разных миров. Ослепительно-белое солнце Царства Света приобрело золотистый оттенок, цветущие сады, величественные башни и купола Солнечного Града, мелькнув на мгновение, исчезли, уступив место диким тропическим джунглям... Солнце порозовело, а над зарослями будто пронесся ураган, сметая все на своем пути, и осталась только выжженная потрескавшаяся земля... Розовый оттенок светила сменился красным, землю покрыла километровая толща воды... Солнце еще больше покраснело, океан отступил, обнажая песчаную равнину... Солнце превратилось в большой красный диск, похожий на дневное светило Истинных Сумерек... Диск все разрастался и разрастался... Мы уже оставили позади Экваториальный Пояс, единственное место во Вселенной, где существуют все условия для возникновения и развития нормальной полноценной жизни. Близость к полюсам мироздания, Порядку и Хаосу, порождает дисбаланс бытия, убивающий все живое -- за исключением нас, Властелинов Экватора, людей не совсем обычных, обладающих наследственным даром повелевать силами, да еще полуживых существ, зомби, рожденных Порядком или Хаосом. Между тем солнце продолжало увеличиваться в размерах, приобретая зловещий кровавый оттенок, и вскоре заняло добрую четверть бледно-серого неба. Вокруг нас простиралась бескрайняя оранжевая пустыня, хилый ветерок изо всех своих крохотных сил изредка подымал в разреженный воздух небольшие тучки песка, кое-где виднелись гладкие, отшлифованные миллиардами прошедших лет скалистые выступы. Это был необитаемый и ничейный мир из группы Полярных миров Хаоса; мир, близкий к той незримой черте, за которой начинается тепловая смерть Вселенной... -- Держись! -- крикнула мне Юнона, и нас снова окутала фиолетовая мгла. Меня дернуло, тряхнуло, потом закружило с умопомрачительной скоростью, к горлу вновь подступила тошнота, а к довершению ко всему что-то сильно ударило меня в поддых, и лишь отчаянным усилием воли я заставил себя не скрутиться в бараний рог. Но на несколько долгих, как вечность, секунд дыхание у меня все же перехватило... Да, путешествовать с моей матушкой по Тоннелю не мед! Для того чтобы безропотно снести все это, требуется включенная на полную мощность сыновья почтительность. Я никогда прежде не пересекал Грань Хаоса, но был уверен, что смог бы обойтись без такой соматической встряски. Мы пронеслись сквозь океан бушующей энергии и нырнули в пространство, которое опровергало все евклидовы представления о перспективе. Мир нелинейных и непостоянных во времени законов, мир парадоксов, абсурда и безумия, мир сумасшедшей геометрии и шизофренической логики... Желудок мой снова взбунтовался, когда мы на огромной скорости пересекли область, где геодезические расходились веером, искажая не только перспективу, но и наши тела. Не знаю, что чувствовала при этом Юнона, но у меня было такое ощущение, словно я вывернут наизнанку. Откуда не возьмись, перед нами возникла каменная глыба. Я не на шутку испугался, что мы сейчас врежемся в нее, однако в последний момент она внезапно раскрылась, подобно бутону розы в ускоренном фильме, и поглотила нас целиком. Посадка была довольно мягкой, и после всех маминых фортелей я был приятно удивлен, ибо ожидал худшего. Мы оказались в помещении, где геометрия была более или менее нормальной, во всяком случае, стабильной. Ни окон, ни дверей видно не было; свет излучал пол, выложенный разноцветной мозаикой. Все стены и сводчатый потолок сплошь были покрыты фресками, изумительными по своей красоте и жуткими по содержанию. Они производили столь сильное впечатление, что даже такому неискушенному в живописи дилетанту, как я, было совершенно ясно, что вышли они из-под кисти великого мастера. Изображенные на фресках сцены были яркими, убедительными и динамичными; они поражали воображение, приводили в восторг, вселяли ужас. Тщательная проработка всех деталей, вплоть до самых мельчайших и незначительных, едва заметных взгляду, создавали впечатление внезапно застывшей в движении реальности, готовой в любой момент снова ожить и сойти со стен, заполнив собой все пространство... Я стряхнул с себя наваждение и передернул плечами. Зрелище было настолько жутким и отвратительным, что казалось в высшей степени прекрасным. Да, будь я издателем, то обеими руками ухватился бы за возможность использовать фрагменты этой росписи в качестве иллюстраций к Данте Алигьери. -- Чертоги Смерти, -- сказала Юнона. -- Преддверие Ада. Я лишь молча кивнул в ответ, так как и сам догадался об этом. Прежде я никогда не бывал в Чертогах Смерти, но хоть единожды услышав о них, уже ни с чем их не спутаешь. Другого такого места, пожалуй, нет во всей Вселенной. Согласно поверью, здесь души умерших грешников представали перед Нечистым, следуя в Хаос, однако я в это не верил. Я разделял мнение тех, кто считал, что Чертоги Смерти были воздвигнуты Врагом уже после его поражения в Рагнареке, чтобы произвести должное впечатление на победителей, как бы в попытке взять моральный реванш. Именно здесь, под пристальными взглядами чертей, мучающих на фресках грешников, был подписан Договор о падении Домов Тьмы, по которому Хаос признавал победу сил Порядка и Равновесия и отказывался от каких-либо претензий на влияние в Экваторе. Пол в центре помещения вдруг вздыбился, разверзся, из образовавшегося отверстия вырвались языки красного пламени, и в клубах черного дыма возник вытесанный из гранита трон, на котором восседал могучий великан с длинными золотистыми волосами, сильно смахивавший на грозного и воинственного бога из скандинавских мифов. Языки пламени исчезли, дыра в полу затянулась, дым рассеялся, но трон продолжал парить в воздухе. -- Приветствую тебя, Юнона, дочь Януса, королева Света! -- загрохотал под сводами Чертогов голос "скандинавского, божества". -- Я рад, что ты приняла мое приглашение. Это был Враг (или Нечистый, Князь Тьмы, Сатана, Аримана -- как его еще называли) собственной персоной. Честно говоря, я ожидал увидеть хвостатого и рогатого сатаноида с пятаком вместо носа и раздвоенными копытами -- именно в таком облике он явился много лет назад на подписание Договора, венчавшего завершение Рагнарека. Мой сводный брат Амадис рассказывал, что тогда молодые Властелины славно повеселились, переловив чертят из его свиты и шутки ради привязав их друг к другу хвостами. Жаль, что в то время меня еще не было на свете. В ответ на громогласное приветствие Юнона смерила Врага ледяным взором. -- Оставь свои дешевые фокусы, Князь Тьмы, -- резко произнесла она. -- И не смей сидеть в моем присутствии. Златовласый гигант проворно соскочил на пол. Опустевший трон штопором ввинтился в потолок и исчез без следа. -- Ты груба и надменна, королева, -- заметил Враг. -- Впрочем, что еще можно ожидать от отпрысков Дома ренегатов. Твоя спесь порождена чувством вины -- ведь в прежние времена Сумеречные были лояльны к Хаосу. -- Равно как и лояльны к Порядку, -- сказала Юнона. -- Мы не поддерживали и никогда не поддержим ни одну из стихий в ее экспансионистских устремлениях. Сумеречные привержены принципу Мирового Равновесия. Для нас все едино -- что Порядок, что Хаос, -- мы в равной степени не приемлем претензий ни того, ни другого на господство в Экваторе. Враг покачал головой: -- В своей неслыханной дерзости вы, жалкие людишки, восстаете против непреложных законов бытия. Можно понять тех, кто цепляется за прошлое, почитая Порядок; достойны уважения гонимые ныне провидцы грядущего, восхваляющие Хаос -- своего будущего властелина и повелителя; но безумны и смешны сторонники некоего мифического Равновесия, возомнившие себя земными богами. -- Эти жалкие и смешные людишки, -- язвительно вставил я, -- не так давно крепко накрутили тебе хвост, Князь Тьмы. Видимо, по этой причине ты не прицепил его к своему заду сегодня. Враг поглядел на меня с таким видом, будто только сейчас заметил мое присутствие. -- Это событие, которое кажется тебе столь важным, принц Света, предпочитающий Сумерки, на самом деле лишь незначительный эпизод в противостоянии сил Порядка и Хаоса. Тебе, вероятно, известно такое выражение, как пиррова победа... -- Довольно! -- сказала Юнона, раздраженно топнув ногой. -- Хватит воду в ступе толочь! Мы пришли не затем, чтобы выслушивать твои сентенции, лукавый. Ты просил меня о встрече -- так изволь же немедленно сообщить о предмете нашей беседы. -- Не горячись, королева, -- произнес Враг примирительным тоном. -- Может быть, вам лучше присесть? -- Рядом с нами появилось два мягких кресла. -- Не желаете ли перекусить? -- Между креслами возник невысокий круглый стол, обильно уставленный блюдами со всяческой снедью. -- Прошу вас, дорогие гости! -- Нет! -- отрезала моя мать. -- У нас мало времени. Каждая минута в твоих владениях равна без малого суткам Основного Потока, и мы не намерены задерживаться здесь дольше, чем это необходимо. -- Ну что ж, на нет и суда нет, -- пожал плечами Враг; стол и кресла бесшумно провалились сквозь пол. -- Позволь осведомиться, королева, -- тотчас перешел он к делу, -- имеются ли у Домов свои интересы в Срединных мирах, или вы оставляете их на откуп Порядку и Хаосу? Юнона вопросительно посмотрела на Врага: -- О чем ты толкуешь, Князь Тьмы? Что ты называешь Срединными мирами? -- Миры, что лежат по ту сторону бесконечности вдоль Экватора. Миры у Истоков Формирующих. Одним из недостатков моей матери, наряду с неуемной словоохотливостью, было неумение скрывать свои чувства. Вот и сейчас на ее лице было написано откровенное удивление. -- Ты говоришь странные вещи, Князь Тьмы. Ведь общеизвестно, что Потоки Сил Формирующих Мироздание не имеют ни начала, ни конца. Они индуцированы полем градиента энтропии между Порядком и Хаосом и опоясывают Вселенную параллельно Экватору, пересекая бесконечное множество миров, а значит... -- Это еще ничего не значит, -- со снисходительной усмешкой возразил Враг. -- Сумма бесконечного числа слагаемых не всегда равна бесконечности; так и бесконечная череда миров не обязательно беспредельна. При соответствующей комбинации факторов она стремится к конечному пределу. У меня так и чесались руки заставить Врага подавиться своей усмешкой. Однако я сдержал первый порыв и, стараясь выглядеть не слишком озадаченным, произнес: -- То есть, ты утверждаешь, что существуют последовательности миров, которые имеют свое продолжение по ту сторону бесконечности? -- Да. Такие последовательности идут вдоль Формирующих по направлению к их Истокам, к Источнику. -- А нельзя ли поконкретнее? -- отозвалась Юнона. -- Что такое Источник? -- Сосредоточие сил, образующих структуру Вселенной, -- последовал немедленный ответ. -- Третий полюс существования, балансирующий между Порядком и Хаосом. Если на минуту обратиться к грубой и неудачной, но очень распространенной аналогии, сравнивающей Вселенную со сферой бесконечно большого диаметра, то известная вам ее часть расположена на поверхности: Экваториальный Пояс, Субтропики, Полярные Зоны и Полюса, которые суть Порядок и Хаос; а внутри сферы-Вселенной, в самом ее центре находится Источник, откуда берут начало все Формирующие. -- А Срединные миры? -- Там же. Они сосредоточены в области доминирующего влияния Источника, куда доступ существам из Порядка и Хаоса закрыт. -- А нам? Я имею в виду Властелинов Экватора. -- Путь к Источнику труден и полон опасностей, -- многозначительно произнес Враг, и лицо его приняло непроницаемое выражение. -- Я вижу, что у вас отсутствует даже малейшее представление о предмете разговора. Увы, но в таком случае наша дальнейшая беседа теряет всякий смысл. Королева, принц, сожалею, что напрасно потревожил вас. С этими словами он воздел руки к потолку и, охваченный пламенем, вырвавшимся из пола, завертелся, как юла, превращаясь в огненный вихрь. Чисто рефлекторным движением я выхватил из ножен Эскалибур и весь собрался, готовый к отражению возможной атаки. Как и любой другой Властелин, прошедший в детстве обряд Причастия к силам, я никогда не терял контакта с Формирующими, постоянно поддерживая с ними пассивную связь, чтобы при необходимости мгновенно перевести ее в активное состояние. Отсюда, из Чертогов Смерти, я смог дотянуться лишь до двадцати трех Формирующих против обычных 60 -- 70. Но и этого оказалось достаточно, чтобы меня переполнила сила, а серебряный клинок моей шпаги засиял, превращаясь из просто колющего и рубящего оружия в грозный магический инструмент. Краем глаза я заметил, что Юнона слегка развела руки в первом жесте мощного защитного заклинания. Однако все наши опасения были напрасны, тревога оказалась ложной. Огненный вихрь описал несколько кругов, удаляясь от нас по спирали, затем рассыпался водопадом красных и желтых искр, которые гасли, едва лишь коснувшись пола. С облегченным вздохом я немного ослабил контакт с Формирующими и вложил шпагу в ножны, тем не менее, продолжая оставаться начеку. Моя мать все еще стояла неподвижно с разведенными в стороны руками и задумчиво глядела в пустое пространство перед собой. Наконец она опустила руки, повернулась ко мне и произнесла: -- По-моему, он сказал нам все, что хотел сказать. Я согласно кивнул: -- Я тоже так думаю. Пожалуй, нам пора убираться отсюда -- время здесь ползет, а в Экваторе летит. С твоего позволения, матушка, теперь каретой буду править я. -- Хорошо. Я взял ее за руку, и мы отправились в обратный путь. (Окончание следует...) Глава 9 -- Добрая весть с севера, -- сказал Морган, открыв глаза. Кевин отбросил сухой стебелек, который задумчиво жевал, и повернулся к лежавшему на траве Моргану. -- Ты только что связывался с Колином? -- Да. То есть он связывался со мной. -- Ну, и какие новости? -- Я уже сказал, что хорошие. -- А поконкретнее? -- Война закончилась, мы победили; вот тебе конкретика. Сегодня на рассвете готийцы предприняли отчаянную попытку перейти в контрнаступление, но их атака была отбита, авангард сметен начисто, король Аларик погиб в сражении, а остатки войска попали в окружение. Внук Аларика, Хендрик, новый король Готланда, полностью отмежевался от действий своего деда и заявил о безоговорочной капитуляции. Вечером должна состояться встреча Колина с Хендриком, во время которой будет подписан мирный договор. Какие территории отойдут к Логрису, предстоит еще уточнить, но Колин настроен решительно и не склонен к поблажкам -- он аннексирует ровно столько, сколько сможет удержать, и ни пядью меньше. В любом случае, твое герцогство больше не будет приграничным. -- И слава Богу, -- сказал Кевин. -- Наверное, сейчас галлийские князья не нарадуются, что не ввязались в эту войну на стороне Готланда. -- Ясное дело, -- усмехнулся Морган, глядя в безоблачное небо ранней осени, которая на широте Авалона была еще по-летнему жаркой. -- Колин говорит, что на радостях Галлис оттяпал у Готланда несколько юго-восточных графств. Вчера вечером к нему прибыл галлийский посланец с предложением уступить Логрису треть захваченных территорий в обмен на его признание этой аннексии. -- И что же Колин? -- Он отказался. Нам невыгодно чрезмерное ослабление Готланда за счет усиления Галлиса, так что последнему придется уйти с завоеванных земель не солоно хлебавши и удовольствоваться незначительными пограничными захватами. -- Понятно, -- сказал Кевин. -- Надо сообщить эту весть во дворец. -- Уже сделано, -- лениво ответил Морган. -- Дана участвовала в нашей беседе. -- Ага... Веселая детская болтовня, раздававшаяся неподалеку, внезапно перешла в ожесточенный спор. Кевин повернул голову и увидел шагах в пятидесяти ниже по течению небольшого ручья семилетнего мальчика, яростно кричавшего что-то своей сверстнице -- худенькой девочке в нарядном зеленом платьице, с пышной копной белокурых волос. Девочка стояла перед ним, подбоченясь, и коротко огрызалась; в ее голосе явственно слышалась насмешка. Морган тоже поглядел в их сторону и недовольно проворчал: -- Опять поцапались, маленькие засранцы! Ну, прямо как кошка с собакой, дня не могут прожить без ссор. -- Он принял сидячее положение и громко окрикнул их: -- Эй! Монгфинд! Камлах! Девочка, которую звали Монгфинд, и мальчик по имени Камлах разом умолкли. Морган поманил их рукой, подкрепив свое приглашение словами: -- А ну, идите-ка сюда! Монгфинд и Камлах, опустив головы, повиновались приказу. За ними гуськом потянулись другие дети -- пять мальчиков и три девочки. Все они были Одаренными отпрысками знатных семейств и обучались у Моргана Искусству. Практические занятия по магии, особенно с детворой, Фергюсон предпочитал проводить на лоне природы, что было полезно как для здоровья его учеников, так и для здоровья горожан и обитателей королевского дворца. Поэтому в погожие дни, которых в этом году было вдоволь, он вместе с оравой мальчишек и девчонок выбирался за город, где малолетние чародеи могли творить свои заклинания с минимальным риском для людей, строений и домашних животных. Последние три месяца в таких походах Моргана регулярно сопровождал Кевин, который тоже был его учеником и занимался по индивидуальной программе. Монгфинд и Камлах подошли к своему учителю и остановились перед ним, виновато пряча глаза. Камлах был старшим сыном Моргана, а Монгфинд -- младшей сестрой Даны, дочерью лорда Дункана Энгуса и леди Алисы Лейнстер. Кевин подозревал, что Монгфинд и Камлах постоянно грызутся между собой главным образом потому, что родители планируют в будущем поженить их, и в отношениях детей друг с дружкой проявлялся, если можно так выразиться, синдром раннего супружества. -- Ну! -- строго произнес Морган, испытующе глядя на сына. -- Что случилось на сей раз? Камлах переступил с ноги на ногу. -- Она все время цепляется ко мне, -- наябедничал он, выстрелив сердитым взглядом в Монгфинд. -- Я хотел сотворить из воды маленький кусочек льда, а она помешала мне. Она все делает мне на зло, она... -- Лгунишка несчастный! -- возмущенно воскликнула Монгфинд. Морган предостерегающе поднял руку, и девочка, уже значительно спокойнее, принялась объяснять: -- Это неправда, милорд. Я не собиралась мешать Камлаху, я хотела помочь ему. Я пыталась втолковать, что заклинание никогда не подействует, если произносить его как молитву, но он, упрямец этакий, не слушал меня и все бормотал, бормотал, раз десять повторил, а затем набросился на меня, потому что у него ничего не получалось, да и получиться не могло, вот он и нашел виновного -- меня, а я ведь хотела только помочь ему, но он... -- Ладно, -- остановил ее Морган, видя, что она завелась. Потом обратился к другим детям: -- Это правда? Дети наперебой загалдели, подтверждая версию Монгфинд. -- Хорошо, -- сказал Морган, но дети продолжали галдеть, так что ему пришлось прикрикнуть: -- Все! Достаточно. -- Дети умолкли, и Морган назидательно заговорил: -- Мои юные дамы и господа, пусть вас не вводит в заблуждение сам термин "заклинание", который, строго говоря, является лишь данью традиции. Заклинания высшей магии -- это комплексные императивы, посредством которых вы управляете силами, и вы должны отличать их от собственно заклинаний -- заклинаний призыва. Настоящий маг не ублажает силы, а повелевает ими; подчиняет их своей воле, а не подчиняется им. Монгфинд верно подметила, что ежели бормотать слова заклинания как молитву, оно не сработает. Это равнозначно тому, как если бы полководец, вместо зычного приказа: "Солдаты, вперед!", принялся бы упрашивать своих подчиненных: "Ну, пожалуйста, господа, ступайте и сложите свои головы за короля и отечество"... Я знаю, в мыслях вы частенько посмеивались над Монгфинд, ибо она -- единственная из вас, кто не обладает способностью ублажать силы. Она не могла проделывать те мелкие фокусы, которые были доступны вам еще до пробуждения Дара; зато теперь вам придется долго привыкать к тому, что для Монгфинд является само собой разумеющимся, -- с силами нужно общаться с позиции силы... простите за невольный каламбур. Творя заклинания высшей магии, вы будете часто сбиваться и терять необходимый настрой. Еще не скоро вы научитесь мгновенно приводить себя в нужное состояние, тогда как у Монгфинд это состояние естественное, оно у нее в крови. За все в этом мире, друзья мои, рано или поздно приходится платить, и сейчас вы расплачиваетесь за свои способности к ублажению сил. -- Морган поднял палец. -- Есть такая мудрая пословица: хорошо смеется тот, кто смеется последним. Можешь посмеяться, Монгфинд, теперь твой черед. Если Монгфинд и собиралась последовать совету учителя, то посмеяться она не успела. В этот самый момент послышался звук, напоминающий отдаленный раскат грома. Дети вздрогнули от неожиданности и дружно повернули головы на восток, где вдали виднелись башни, купола и остроконечные шпили Авалона. Над городом медленно подымалась ввысь небольшая белая тучка, постепенно таявшая в воздухе. Вот над крепостной стеной заклубилась еще одна такая же тучка, и вслед за этим раздался второй раскат грома. -- Что это? -- удивленно спросила Монгфинд. -- Твоя сестра Дана, -- ответил ей Морган, -- распорядилась дать салют холостыми выстрелами из сорока орудий в честь победы наших войск над готийцами. -- Так мы уже победили?! -- радостно воскликнул один из мальчиков. -- Да, -- кивнул Морган. -- И по этому случаю я прекращаю наши сегодняшние занятия. Вы свободны, друзья, можете возвращаться в город и разделить с остальными радость нашей победы. Я вас больше не задерживаю. Дети не нуждались в повторном приглашении. Они торопливо попрощались с Морганом и Кевином и с ликующими возгласами бросились бежать по направлению к маленькой рощице, где в тени деревьев паслись их пони. Морган жестом велел двум слугам, маявшимся от безделья, сопровождать детей, а сам снова растянулся на траве. Между тем раскаты отдельных холостых выстрелов слились в непрерывную канонаду. Кевин улыбнулся: -- А ты заметил, что с некоторых пор Дана взяла все бразды правления двором в свои руки? Командует, как настоящая королева в отсутствие короля. -- Да уж, -- сказал Морган, сладко зевая. -- А Колин ждет не дождется своего возвращения, чтобы жениться на ней. В последнее время ему так не терпится завалиться с Даной в постель, будто его до одури опоили приворотным зельем. Чудеса, да и только! Кевин зябко повел плечами. -- Послушай, Морган, -- выпалил он чуть ли не скороговоркой. -- А приворотные чары на самом деле существуют? -- Да, конечно. Но за свою добродетель ты можешь быть спокоен -- на Одаренных они не действуют. -- А что если действуют? -- Мм... Исключено. -- И все же? Морган приподнялся и вопросительно посмотрел на него: -- Ты что, всерьез полагаешь, что тебя кто-то приворожил? -- Боюсь, что да... Только не спрашивай кто. -- Ладно, не буду. Некоторое время оба молчали. Наконец Кевин, немного осмелев, спросил: -- Морган, что мне делать? -- Думаю, ничего. -- Как это? -- А так. Я уверен, что ты ошибаешься. По-моему, у тебя не наваждение, а банальное желание гульнуть на стороне... Гм-м. Прости, что я вторгаюсь в твою личную жизнь, но, как я понимаю, сейчас вы с Дэйрой... бываете наедине крайне редко, не так ли? Оно и понятно: правила приличия и все такое прочее -- но ведь против природы не попрешь. Тебе хочется большего, чем то, что имеешь, и ты, не в силах терпеть до свадьбы, рыщешь взглядом по сторонам. Это вполне естественно. -- О нет! -- с жаром запротестовал Кевин. -- В этом нет ничего естественного. Поверь мне, это наваждение, я знаю. -- Так переспи с ней, -- безразлично сказал Морган. -- В подавляющем большинстве случаев приворотные чары развеиваются после первой же близости. Кевин был поражен. -- Да что ты говоришь?! -- А что тут такого? Я просто советую тебе переспать с той девицей, которая якобы приворожила тебя... -- Черт тебя подери, Морган! Замолчи! Слышал бы нас Колин, он бы живо оторвал тебе голову. -- Ага! -- ухмыльнулся Фергюсон. -- Так это Дана? Тогда выкинь из головы глупые мысли и успокойся. Дана очень хорошенькая девушка, и неудивительно, что тебя влечет к ней -- без всяких там приворотных чар. Я тоже ее хочу, но, в отличие от тебя, не делаю из этого трагедии