н не денется. -- Исчезла также Бронвен, -- добавил Кевин. Дэйра небрежно повела плечами. -- Вот за нее я не беспокоюсь. С ней ничегошеньки не случится. Она сумеет постоять за себя, и горе барону, если сейчас он наедине с ней. Зря ты вообще ввязался в это дело. Бронвен не нуждается ни в чьем заступничестве, уж я-то знаю, на что она способна. -- Дэйра сделала короткую паузу и подозрительно поглядела на него. -- Или же ты вел себя как ее верный рыцарь? Лицо Кевина обдало жаром. -- Я... -- Ты становишься не в меру усердным, когда дело касается Бронвен, -- ревниво продолжала Дэйра. -- Мне это не нравится. В последнее время у нее появились некоторые забавные идеи в отношении тебя, и я бы не советовала поощрять ее фантазии. -- Я и не думаю поощрять ее. Мне нужна только ты, ты одна, и не важно, что... -- Тут Кевин осекся и покраснел. Он имел в виду одно, Дэйра подумала о другом, и оба помрачнели. Кевину стало невыносимо горько и тоскливо. Дэйра, закусив губу, с немым упреком смотрела на него; в ее глазах застыли боль и страдание всех девятнадцати прожитых лет... Они испытали огромное облегчение, когда появился Морган Фергюсон, избавивший их от необходимости самим искать выход из создавшегося положения. Подойдя к ним ближе, Морган вежливо поклонился: -- Мое почтение, принцесса. Я не помешал вашей беседе? -- Нисколько, милорд, -- холодно, но без малейшей тени неприязни ответила ему Дэйра. -- Я как раз собиралась уходить. С удовольствием поговорила бы с вами, но у меня еще много дел. Рада была вас увидеть в этот радостный день. -- Она послала Кевину прощальную, чуть печальную, вымученную улыбку и, шурша юбками, удалилась. Кевин проводил ее изящную фигурку грустным взглядом, затем повернулся к Моргану. -- Спасибо, дружище. -- За что? -- Ты подвернулся очень кстати и оказал мне большую услугу. Морган хмыкнул: -- Не знаю, о чем ты толкуешь, но все равно рад, что помог тебе. Между прочим, я хотел бы поговорить кое о чем. -- Да? -- Только не здесь. -- А где? -- В месте более подходящем для серьезных разговоров, чем это. Лучше всего у меня или у тебя. -- Хорошо, -- после коротких раздумий кивнул Кевин. -- Пойдем ко мне. Они пошли по коридору в направлении противоположном тому, в котором исчезла Дэйра. Когда они подходили к лестничному пролету, Морган сказал: -- Извини, что я помешал твоим планам. Ты, наверно, хотел побыть с Дэйрой? -- Да, но я сам все испортил. Я сморозил одну глупость, а она приняла это на счет своей ущербности. -- Очень обиделась? -- Ее это больно задело. Полагаю, в ближайшие пару часов мне лучше не попадаться ей на глаза. Морган понимающе кивнул. Они вошли в покои Кевина, миновали переднюю, прихожую и оказались в кабинете. Морган обезопасил комнату от возможного прослушивания и развалился в удобном кресле возле полок с книгами. -- Недавно со мной опять связывался Колин, -- сообщил он. -- Да? -- сказал Кевин, усаживаясь на мягкий стул. -- И что нового? -- Колин велел арестовать Брана Эриксона по обвинению в государственной измене. -- Ага!.. -- Как ты понимаешь, -- продолжал Морган, -- я не мог не заинтересоваться твоими активными поисками того же таки Эриксона. Конечно, вас нельзя назвать сердечными друзьями, но, с другой стороны, обуявшее тебя дикое желание во что бы то ни стало расправиться с ним должно иметь если не разумное, то, по крайней мере, логическое объяснение. Тем более в свете его загадочного исчезновения вместе с Бронвен, которая, в свою очередь, по какой-то причине превратила тебя в мумию. Кевин не стал повторять сказку о том, что это сделал Эриксон, а не Бронвен. Он только спросил: -- А что говорит Колин? -- Ничего. Он отдал приказ, велел доложить о его исполнении и был таков. У меня возникло впечатление, что в это же время он с кем-то беседовал. А теперь давай выкладывай, какая муха тебя укусила. Что произошло между тобой и Бронвен? Почему ты разыскивал Эриксона? Имеешь ли ты представление об их возможном местонахождении? Кевин сразу отказался от идеи запудрить Моргану мозги. В отличие от Дэйры, которая скорее захотела поверить ему, чем действительно поверила, у Фергюсона не было причин бояться узнать правду о его отношениях с Бронвен, и он не попался бы на эту нехитрую ложь. Поэтому Кевин просто сказал: -- Я разыскивал барона, так как кое-что узнал о его проделках. -- От Бронвен? -- Да. -- И что же? Кевин открыл было рот, затем быстро закрыл его и тяжело вздохнул: -- Прости, но я обещал ей молчать. -- И ты намерен сдержать свое обещание? -- Мм... да. Морган смерил его проницательным взглядом и покачал головой: -- А так ли это? Нет, не думаю. По глазам твоим вижу, что тебе не терпится поделиться со мной своими печалями, только ты не решаешься переступить через нелепые предрассудки. Кевин в смятении опустил свои предательские глаза. -- Так, по-твоему, честное слово -- это нелепица? -- Нет, отнюдь. Все зависит от конкретных обстоятельств. Порой данное слово должно быть нерушимо, порой наоборот -- приходится нарушить обязательство. А держать слово слепо и безусловно -- удел слабых, несамостоятельных, неуверенных в себе людей. -- А нарушают слово люди безответственные, -- резонно возразил Кевин. -- Я же привык отвечать за свои поступки. -- Чтобы отвечать, нужно эти поступки совершать, -- парировал Морган. -- По-настоящему безответственен тот, кто всячески избегает выбора и связанной с ней ответственности. К тому же я готов держать пари, что Бронвен взяла с тебя обещание молчать, не обрисовав предварительно всей серьезности ситуации. Ведь так? Кевин признал, что так оно и было, и тогда Морган нанес последний удар: -- Если бы ты знал, как обстоят дела, если бы знал то, что знаешь сейчас, ты обещал бы Бронвен молчать? -- Нет, ни за что! -- В таком случае, ты свободен от данного ей слова. Она хитростью выманила у тебя обещание, а значит, оно недействительно. Аргументация Моргана была более чем спорной, однако Кевин, нуждавшийся лишь в формальной очистке совести, предпочел не замечать этого. Он выложил ему все без утайки, как на исповеди у своего духовника, и так же, как на исповеди, с каждым произнесенным словом он все явственнее ощущал снисходившее на него умиротворение. Напряжение постепенно покидало Кевина, на душе ему становилось легче и спокойнее, сжимавшие его тиски гнева и отчаяния понемногу ослабляли свою мертвую хватку. Выслушав его, Морган ненадолго задумался, потом сказал -- но совсем не то, что ожидал услышать от него Кевин: -- Ты догадываешься, почему Бронвен рассказала тебе это? -- Почему? -- Чтобы ты стал еще больше жалеть Дэйру. А жалость подчас убивает любовь. Щеки Кевина вспыхнули румянцем негодования. -- Если так, то она жестоко просчиталась. -- Он немного помедлил, с мольбой глядя на друга. -- Морган, скажи, что это неправда. Скажи, что это невозможно. Скажи, что этого быть не может, что все это -- чушь собачья. Морган вздохнул: -- Сказать-то я могу, но какой от этого будет прок? Ты все равно не поверишь мне. -- Стало быть, чары бесплодия существуют? -- Вполне возможно. Теоретически я допускаю существование таких чар, правда, очень и очень смутно представляю механизм их действия. О человеческом организме я знаю так же мало, как и об устройстве Вселенной. Зачатие и рождение для меня тайна за семью печатями -- и не только для меня, но и для других моих собратьев по Искусству, даже для тех, кто нашел применение своему Дару в области медицины. -- Так ты сдаешься? -- угрюмо осведомился Кевин. -- Умываешь руки? -- Нет, я просто ввожу тебя в курс дела, показываю свое видение ситуации. А дело, скажу тебе, дрянь; ситуация не внушает оптимизма. Сначала Бронвен с ее приворотными чарами, теперь вот -- Бран Эриксон. И где они только набрались всей этой премудрости, ума не приложу... Хотя, поспешу добавить, некий проблеск надежды я все-таки вижу. -- А именно? -- оживился уже порядком приунывший Кевин. -- Даже если Эмрису с Эриксоном и удалось добиться своего, то предполагаемое бесплодие Дэйры наверняка не органического характера, а всего лишь психологического. Иначе я не вижу смысла в необходимости постоянного присутствия чувства неудовлетворенного желания, как выразилась Бронвен. Если бы эти чары были призваны нарушить работу органов, ответственных за деторождение, то ограждать Дэйру от мужчин не было бы никакой надобности. Наличие же или отсутствие этого самого чувства неудовлетворенного желания, по моему разумению, нисколько не повлияло бы на конечный результат. Поэтому я осмелюсь утверждать, что в физическом плане Дэйра вполне здорова. В конце концов, она постоянно носит амулет, оберегающий ее от порчи... -- Который, однако, не уберег ее. -- Это еще неизвестно, -- заметил Морган. -- Но даже если это так, то сам факт, что амулет не уберег ее, косвенно подтверждает мою догадку. Если заговор и был наложен, то он воздействовал не на организм, а на психику, полагаю, на уровне самых глубоких инстинктов... Впрочем, не буду излишне обнадеживать тебя. Внушение может оказаться столь сильным, что с ним не справится даже Колин. -- Все равно это намного лучше, чем то, что я успел нафантазировать, -- сказал Кевин. -- Так у меня хоть появилась надежда. Морган откинулся на спинку кресла и, поджав губы, пристально поглядел на него. -- А ты не думал о том, что Бронвен могла внушить тебе эту безнадежность? Разумеется, не грубо, а исподволь, ненавязчиво. Не показалось ли тебе подозрительным, что ты так быстро и без колебаний поверил ее рассказу? -- Черт! -- выругался Кевин. -- Похоже, ты прав. Она сущая ведьма! -- Согласен, -- кивнул Морган. -- Она ведьма, теперь в этом нет никаких сомнений. И кстати. Я думаю, что ты обязан Дане не только освобождением от пут, но и избавлением от наваждения. Сдается мне, что пробудь ты во власти чар столько, сколько Бронвен рассчитывала тебя продержать, ты бы неукоснительно соблюдал свой обет молчания. Так что не советую тебе испытывать по этому поводу ни малейших угрызений совести. -- Жуть какая! -- сказал Кевин, поеживаясь. -- Знаешь, я начинаю понимать ортодоксальных служителей церкви, которые считают, что всякая магия от дьявола, и ратуют за ее полное запрещение. -- Ты это серьезно? -- спросил Морган, неожиданно сильно задетый его словами. -- Нет, конечно. Просто я взвинчен до предела и говорю, что в голову придет. Всякие глупости... Ты собираешься сообщить об этом Колину? Морган задумчиво покачал головой: -- Сообщу, но не обо всем. Только о том, что Эриксон сделал с Дэйрой, и ни словом не обмолвлюсь про Эмриса. Я не буду тем человеком, от которого Колин узнает, что его брат убийца. Ведь тогда он будет вынужден казнить Эмриса. -- Эмрис заслуживает смерти! -- заявил Кевин. -- Заслуживает, -- не стал возражать Морган. -- Но при всем том он остается родным братом Колина. -- Плевать! Он должен понести наказание. Морган пожал плечами. -- Что ж, ладно. Вот вернется Колин, тогда и поведаешь ему о преступлении Эмриса. А я пас. Я не могу оказать такую медвежью услугу человеку, который считает меня своим лучшим другом. Колин никогда не простил бы мне этого. -- Так ты боишься? -- Трудный вопрос. Пожалуй, что боюсь -- но не прогневать Колина, а причинить ему боль. По-своему он был привязан к Эмрису и отправил его в ссылку главным образом потому, что хотел уберечь его от более сурового наказания -- тюрьмы или эшафота. Колин знал, что рано или поздно Эмрис таки допрыгается со своим глупым тщеславием, и решил убрать его от греха подальше. Теперь все клыки у Эмриса вырваны, и он не представляет какой-либо серьезной опасности. Плюнь на него, Кевин. Пусть он доживает свой век в изгнании, пусть мучится угрызениями совести и страшится ада. -- Нет, -- решительно произнес Кевин. -- Это я так не оставлю. Впрочем, в одном ты все-таки прав: Колину действительно не следует знать об этом. Но я не отказываюсь от идеи при случае расквитаться с Эмрисом. -- Вряд ли такой случай тебе представится, -- заметил Морган. -- Если, конечно, ты не будешь так глуп, чтобы угрохать несколько месяцев жизни ради этого сомнительного удовольствия. Лично я считаю, что Эмрис не стоит этого. -- Посмотрим, -- сказал Кевин, подводя черту под дискуссией.-- Когда ты думаешь переговорить с Колином? -- Если получится, то прямо сейчас, -- ответил Морган. -- Только не мешай мне. Он расслабился в кресле, прикрыл глаза и погрузился в легкий транс. Камень на его груди слабо, еле заметно засветился. Кевин знал, что Огненный Глаз Моргана (равно как и камни Даны и Бронвен) был поверхностно настроен на Знак Силы Колина, что позволяло им без труда устанавливать контакт даже на расстоянии в тысячу миль. Кевина всегда изумляла способность Одаренных к мысленному общению, он считал телепатию бесспорно самым поразительным явлением из всего арсенала магических приемов. Между ним и Дэйрой изредка возникала подобная связь и длилась она лишь считанные секунды, но эти мгновения были так прекрасны, так волнующи, что поначалу Кевин недоумевал, почему маги все же предпочитают речь непосредственному обмену мыслями. Позже он узнал, что дело не только и не столько в тех усилиях, которые нужно прилагать, чтобы удерживать мысленную связь, сколько в том, чтобы постоянно быть начеку и не обрушить на собеседника поток своих эмоций, чувств и переживаний, перед которыми не устоит даже самая верная дружба, даже самая нежная любовь. Морган как-то сказал, что для того, чтобы всеми фибрами души возненавидеть человека, достаточно заглянуть в его мысли. Кевин не принимал столь категорического суждения; ему хотелось бы верить, что узнай он, что думает о нем Дэйра, он продолжал бы любить ее по-прежнему. И тем не менее, факт был налицо: случалось, что перед колдовским поединком противники открывали друг другу (вернее, враг врагу) свои мысли, после чего вступали в такое ожесточенное сражение, что дуэль непременно заканчивалась гибелью одного из них... Спустя пять минут камень на груди Моргана погас. Он распахнул глаза, потянулся и зевнул. -- Ну как? -- спросил Кевин. -- Рассказал? -- Рассказал. -- И что Колин? -- Разозлился, конечно. -- Морган вздохнул и сердито проговорил: -- Проклятье! -- Что там еще стряслось? -- Девки на сегодня отменяются, -- с похоронным видом сообщил Фергюсон. -- В первом часу ночи Колин велел нам собраться в его кабинете. -- Нам? -- Тебе, мне и Дане. -- Зачем? -- Он хочет переговорить с нами. Кевин удивленно приподнял бровь: -- И со мной? -- И с тобой. -- Но как? Ведь мой Дар еще не пробужден. -- Главное, что он у тебя есть, а остальное несущественно. Мы с Даной поможем тебе. Говоря это, Морган даже не подозревал, насколько пророческими окажутся его слова... Из глубин памяти... (окончание) Я постарался как можно скорее покинуть владения Хаоса и взял курс на один из миров-двойников Страны Вечных Сумерек. Юнона вскоре заметила отклонение от намеченного маршрута и забеспокоилась. -- Артур! Что ты задумал? -- Все в порядке, мама, не волнуйся. Просто я хочу, чтобы сначала мы поговорили с человеком, которому я больше всего доверяю... после тебя, конечно. -- С Янусом? -- Нет, с Дианой. -- Ах, с Дианой! -- значительно произнесла мать. -- А ты знаешь, где она сейчас? -- В своей обители. Я только что связывался с ней. -- Понятно, -- сказала Юнона и с легким упреком добавила: -- Ты даже не спросил моего согласия. Я повернулся к ней и с обезоруживающей улыбкой (при случае я тоже могу пленительно улыбаться) ответил: -- Я не сомневался, матушка, что ты согласишься. Нам не следует предавать полученные сведения огласке, пока мы сами не обдумаем их в спокойной обстановке и не решим, что делать дальше. Ну, а Диана поможет нам разобраться в топологических аспектах данной проблемы. Юнона кивнула, признавая разумность моих доводов. Ее родная сестра Диана, младшая дочь Януса из Сумерек, несмотря на свою молодость, была нашим математическим гением и могла дать сто очков вперед некоторым общепризнанным авторитетам в этой области с многовековым стажем. Я очень гордился успехами Дианы. Мы все гордились ею, но я -- особенно. -- Ты прав, -- сказала мать. -- Сейчас в моей голове царит настоящий сумбур. Я должна собраться с мыслями, прежде чем представить главам Домов отчет о нашей встрече с Врагом. -- Тогда заблокируй свой Самоцвет, -- посоветовал я. -- Чтобы никто не мешал тебе собираться с мыслями. Юнона стянула с пальца кольцо с Небесным Самоцветом, который, кроме всего прочего, был телепатическим приемником-передатчиком, настроенным на мысленные волны своего обладателя. -- Это для пущей верности, -- объяснила она, пряча кольцо в кармашек туники. Большую часть пути мы преодолели молча, лишь под конец, когда мы уже были почти у цели, моя мать задумчиво произнесла: -- Боюсь, Артур, я привила тебе любовь к моему Дому в ущерб Дому твоего отца. -- Ты это к чему? -- спросил я, впрочем, догадываясь, что она имеет в виду. -- Сумерки тебе дороже Света, -- ответила Юнона. -- А Сумеречные родственники тебе намного ближе, чем дети Света. Вот, например, ни к одной из своих сестер ты не привязан так, как к Диане. Я почувствовал, что краснею, и ничего не мог поделать с собой. Я с самого начала понимал, что шила в мешке долго не утаишь; в последнее время острый конец все чаще выглядывал наружу, и я едва успевал запихнуть его обратно. К счастью для меня, в этот самый момент мы прибыли к месту назначения, и естественный озноб, пробирающий каждого человека при выходе из Тоннеля, остудил мое пышущее жаром лицо. -- Диана мне все равно что родная сестра, -- как можно бесстрастнее произнес я. -- А вот и ее мир, Сумерки Дианы. Чертовски похоже на Дневной Предел Истинных Сумерек, ты не находишь? -- Да, похоже. Ну, прямо точь-в-точь. -- Только это дикий мир, необитаемый, -- заметил я. -- И в этом его прелесть. -- Тебя всегда влекла суровая идиллия, -- сказала Юнона, оглядываясь по сторонам. -- Как, впрочем, и Диану. Большой диск красного солнца неподвижно висел над самым краем небосвода, не сдвигаясь ни на йоту на протяжении миллионов лет. Большинство планетных систем этого старого-престарого мира уже давно пришли в равновесие, приливные силы погасили вращение и поступательное движение их составляющих частей относительно друг друга, и теперь они перемещались в пространстве лишь как единое целое. Здесь не было смены дня и ночи, не было времен года; но была дневная сторона, выжженная вечно палящим солнцем, и была ночная сторона, скованная вечными льдами, а между ними был пояс вечных сумерек, где вечно царила осень. Мы с Юноной шли вдоль спокойного ручья, ступая по густой оранжевой траве. Справа от нас начинался лес; желтые, красные и оранжевые листья деревьев были повернуты к солнцу, спектр излучения которого был богат на инфракрасную составляющую, чем и объяснялась такая необычная окраска листьев и травы. Против ожидания было довольно прохладно из-за усилившегося ветра с ночной стороны -- с наступлением равновесия атмосферные процессы в Сумерках не желали прекращаться, хотя протекали здесь не так бурно, как в молодых мирах. Юнона зябко поеживалась, и я накинул на ее плечи свою мантию. -- Спасибо, Артур, -- сказала она. -- Нам еще долго идти? -- Нет, недолго. Скоро мы будем на месте. -- А нельзя было сразу? -- Нет. -- Почему? -- Ну, во-первых, мне давно хотелось прогуляться здесь вместе с тобой. Ты вечно в делах, и нам редко выпадает случай побыть наедине, в тишине и спокойствии. Юнона тихо вздохнула и нежно сжала мою руку. -- Ах, сынок! Если бы только я могла посвятить всю себя детям, я была бы самой счастливой женщиной на свете. Но, увы, это не в моей власти -- ведь я королева... Я обнял ее за плечи, и мы продолжили путь. Я думал о том, как мне повезло, что у меня такая мама -- самая лучшая из всех мам, а Юнона, надеюсь, думала, что я -- лучший из сыновей. Ручей сворачивал влево, но мы пошли прямо и углубились в лес, а через пять минут вышли на широкую прогалину, посреди которой возвышался большой шатер из красного и голубого шелка. Вокруг шатра резвились в траве маленькие зверушки с длинными пушистыми хвостами и кисточкообразными ушами, очень похожие на белок, только чуть покрупнее и с золотистым окрасом шерсти. При нашем появлении зверушки притихли и повернули к нам свои острые мордочки; бусинки их глаз с опаской посмотрели на мою мать. Затем, видимо, решив, что раз она со мной, то им нечего бояться, они возобновили свои игры. Это была вторая причина, почему я открыл выход из Тоннеля на приличном расстоянии от прогалины. Наше внезапное возникновение прямо из воздуха могло переполошить этих милых зверушек, а Диана страшно не любила, когда кто-то пугал ее питомцев. Полог у входа в шатер отклонился, и навстречу нам вышла стройная девушка в белых облегающих брюках и желтой блузке с короткими рукавами. У нее были длинные и густые русые волосы и большие голубые глаза, лучившиеся беззаботной юностью и озорством. Она была очень похожа на свою старшую сестру, мою мать, и я вовсе не отрицаю, что в свое время это обстоятельство имело для меня огромное, если не решающее значение. Я никогда всерьез не называл Диану тетей, в частности потому, что она была на пять лет младше меня. Но и не только поэтому... -- Артур! Сестра! -- радостно произнесла Диана, и лицо ее озарила улыбка, по воздействию на меня ничем не уступавшая маминой. Она обняла Юнону и поцеловала ее в щеку, затем, после секундных колебаний, нежно прикоснулась пальцами к моей руке и заглянула мне в глаза. -- Я так переживала за вас, когда узнала, что вы отправились в Хаос. Почему ты не предупредил меня? -- Времени не было, -- ответил я. -- Все произошло так внезапно. -- Мог бы и выкроить минутку. -- Прости, дорогая. -- Ты бессердечный эгоист, Артур! -- Каюсь. И обещаю исправиться. Диана рассмеялась: -- О нет, только не это! -- Почему же? -- Потому что ты неисправим. И, кроме того, я люблю тебя такого, какой ты есть. -- Она повернулась к матери, которая с доброжелательной улыбкой слушала нашу перепалку. -- Извини. Кажется, мы увлеклись. -- Ничего, -- сказала Юнона. -- Мне всегда приятно на вас смотреть, любезничаете вы или бранитесь. Диана смущенно опустила глаза. -- Ты очень добра к нам, сестра... Да, кстати, как тебе нравится моя обитель? -- Здесь просто восхитительно! Это здорово напоминает мне Рощу Пробуждения в Истинных Сумерках, только там не водятся такие симпатичные создания. -- Юнона наклонилась и погладила по мягкой шерстке одну из зверушек, которая, осмелев, подошла к ней и начала тереться о ее ногу, довольно мурлыча, как сытый котенок. -- Они местные? -- Нет. Я привела их дедушек и бабушек из другого мира. -- Ах, какая прелесть! -- воскликнула Юнона, когда зверушка проворно взобралась ей на плечо. -- Они совсем ручные! Как ты их называешь? -- Просто зверушками, -- ответила Диана. -- Никак не удосужусь придумать что-то пооригинальнее... Ну, ладно, -- спохватилась она. -- Я совсем забыла о своих обязанностях хозяйки. Вы, наверное, проголодались? Так проходите в шатер, сейчас я вас накормлю. Сомневаюсь, что Враг устроил в вашу честь роскошный пир. -- А вот и ошибаешься, -- сказал я, входя вслед за Юноной и Дианой внутрь. -- Он предлагал нам перекусить, да только мы отказались. -- Боялись, что отравит? -- Нет, об этом мы как раз не подумали, хотя следовало бы учесть и такую возможность. Однако есть мудрое правило, которое гласит: не вкушай пищи в доме врага своего. Тем более, в Чертогах Смерти, где правит бал Нечистый. Помещение внутри шатра было разделено шелковыми занавесями на несколько комнат. Пол в первой от входа и самой большой был устлан мягкими коврами; посреди была расстелена белоснежная скатерть с обедом на три персоны, а вокруг разбросаны пуховые подушки, обитые красным и голубым бархатом. Мы устроились на подушках и принялись за еду, походя болтая о всяких пустяках. Разговор о нашей встрече с Врагом по молчаливому согласию был отложен нами на десерт. Пока Юнона и Диана обменивались последними придворными сплетнями, я набирался смелости, чтобы сообщить матери новость, которая вряд ли обрадует ее. Мне следовало бы сделать это уже давно, как только я понял, что намерения у меня самые что ни на есть серьезные, однако я долго не мог решиться и все откладывал неизбежное объяснение до лучших времен. Путешествие за Грань Хаоса послужило хорошей встряской, придавшей мне мужества. Улучив момент, я протянул руку и смахнул с подбородка Дианы несколько прилипших к нему хлебных крошек, причем намеренно сделал это не по-братски, а с той трепетной заботливостью, которая придает глубокий интимный смысл даже самым невинным прикосновениям. -- Вы такие милашки, -- заметила моя мать, ласково улыбаясь, но в ее глазах уже промелькнула безотчетная тревога. -- Не будь вы близкими родственниками, из вас получилась бы замечательная пара. Щеки Дианы вспыхнули ярким румянцем. Я тоже покраснел и в смятении (не скажу, что совсем уж притворном) потупился. Наше замешательство было весьма красноречивым. Пораженная внезапной догадкой, Юнона шумно выдохнула, уронила на скатерть вилку и изумленно воззрилась на меня. -- Что я вижу! -- наконец проговорила она; ее голос звучал непривычно глухо и сипло. -- Нет, я не верю своим глазам... Скажите, что я ошибаюсь. Ну! -- Ты не ошибаешься, мама, -- сказал я. Юнона нервно прокашлялась и перевела взгляд на сестру: -- Диана, детка, ты в своем уме? Ведь он твой племянник, пойми же! Диана ничего не ответила, проявив неожиданный интерес к замысловатому узору на ковре, и, казалось, была всецело поглощена его изучением. -- Ну, и что с того? -- отозвался я, нарушая гнетущее молчание. -- Я не вижу в этом ничего страшного. -- Зато я вижу, будьте вы неладны! -- гневно воскликнула мать. -- Ты мой сын, а Диана моя сестра. Моя родная сестра! -- Но не моя же. Юнона вздохнула. -- И на том слава Богу, -- язвительно произнесла она. -- Ну, спасибо, обрадовали вы меня. Хорош сюрприз, нечего сказать! -- Прости, сестра, -- виновато прошептала Диана, не отрывая взгляда от ковра. -- Я знаю, это нехорошо, но... -- Но что? -- Мы любим друг друга, -- сказал я. -- И хотим пожениться. Мать всплеснула руками. -- Подумать только, они хотят пожениться! Да вы спятили оба! Никто не признает ваш брак. -- Янус признает. Сначала он, конечно, побушует, но потом успокоится и... -- И похвалит! -- фыркнула Юнона. Я покачал головой: -- Нет, мама. Как и ты, дед не одобрит нас. Но мы рассчитываем на снисхождение с его стороны, ведь он всегда был добр к нам. -- Ах, так! -- она резко поднялась. -- Тогда поспешите к нему, пока я вас не опередила. -- Мы еще не обсудили... -- начал было я, но мать не позволила мне договорить. -- Глупости! Ты привел меня сюда лишь затем, чтобы дать мне знать о вашей греховной связи. -- Ты ошибаешься, мама... -- Не лги мне, Артур! -- Это правда, Юнона, -- отозвалась Диана, наконец подняв взгляд. -- Когда Артур вызвал меня через Самоцвет, то сказал, что хочет посоветоваться... -- Вот пусть он и советуется. А я остаюсь при своем мнении. -- Ты уходишь? -- спросил я. -- Да. Я поищу себе другое место, где смогу собраться с мыслями и обдумать полученные сведения -- и про Источник, и про вас... Чтоб вам пусто было! Она повернулась к выходу, взмахнув на прощание золотым подолом своей туники, и скрылась за пологом шатра. Снаружи послышалось испуганное шипение Дианиных зверушек; впрочем, мы знали, что даже в состоянии крайнего раздражения Юнона не способна причинить вред беззащитным созданиям. -- Она скоро остынет, -- сказал я Диане. -- Угомонится раньше, чем окажется в Солнечном Граде. У нее будет достаточно времени, чтобы поразмыслить и смириться с неизбежным. -- Так Юнона была права? -- спросила Диана, укоризненно глядя на меня. -- Ты разыграл этот спектакль только с тем, чтобы она узнала о нас с тобой? -- Вовсе нет, это получилось экспромтом. -- Я придвинулся к ней и обнял ее за плечи. -- Но я поступил правильно. Так будет лучше. Было бы гораздо хуже, если бы она узнала об этом от кого-нибудь другого, например, от Минервы. -- Минерва никогда не предала бы нас. -- Надейся и верь, -- сказал я. (Это был один из тех редких случаев, когда мы расходились в оценке людей: Диана считала Минерву хорошей и порядочной, а я на вид ее не переносил.) -- Впрочем, теперь это не важно. Диана слегка поежилась. -- Артур, я боюсь возвращаться в Сумерки. -- Страшишься гнева Януса? -- Конечно! А ты разве не боишься Утера? Как всегда при упоминании отца, по спине у меня забегали мурашки. Я крепче прижал к себе Диану и потерся щекой о ее шелковистые волосы. -- Ничего, милая, -- попытался я успокоить ее и себя. -- Рано или поздно все утрясется, и нас оставят в покое. -- Вот только когда? Святоши из наших Домов во главе с твоим отцом теперь житья нам не дадут. Можно не сомневаться, устроят нам форменную преисподнюю. -- Мы можем переждать бурю здесь, -- предложил я. -- О местонахождении твоих Сумерек знают только Помона и Дионис, на которых можно положиться... -- А также Юнона, на которую никак нельзя положиться из-за ее длинного языка. -- Но она любит нас обоих и вряд ли захочет натравить на нас толпу ханжей. К тому же после посещения Хаоса у нее появилась обильная пища для сплетен иного рода. Вскоре все Дома начнут бурлить, когда узнают о содержании нашего разговора с Врагом. Так что известие о нас с тобой, скорее всего, не привлечет к себе особого внимания. -- А что такого важного рассказал вам Враг? -- Он дал нам понять, что существуют некие Срединные миры, находящиеся у Истоков Формирующих... -- Стоп! Разве у Формирующих есть Истоки? -- Враг утверждает, что есть. По его словам, они лежат за пределами последовательностей миров вдоль линий Формирующих. Там сосредоточены силы, образующие структуру Вселенной. -- Я дословно передал ей весь наш разговор с Врагом, после чего спросил: -- Как ты думаешь, это может быть? Или же лукавый слукавил? -- Теоретически -- да, может, -- уверенно ответила Диана. Я вопросительно взглянул на нее: -- Ты что, и раньше предполагала такую возможность? -- И да, и нет. В некоторых новейших моделях, описывающих Потоки Формирующих, неопределенность краевых условий на бесконечности устраняется за счет введения точечной, истоковой сингулярности. Но я никогда не воспринимала эти модели всерьез; они казались мне слишком абстрактными и надуманными. -- А другие твои коллеги? -- Все они рассматривают их как очень удобный, хоть и далекий от действительности математический прием. Насколько мне известно, еще никому не приходило в голову интерпретировать модели с точечной сингулярностью в том смысле, что где-то за пределами бесконечности лежат Истоки Формирующих. Однако... -- Черные брови Дианы сдвинулись к переносице, коралловые губы плотно сжались, профиль ее заострился. Несколько секунд она сосредоточенно молчала, блуждая задумчивым взглядом по шатру. -- Знаешь, я кое-что вспомнила! Впрочем, не исключено, что это была лишь мрачная шутка, но с другой стороны... -- Да? -- Как-то мой отец, уж не помню по какому поводу, обронил вскользь, что однажды за бокалом вина твой прадед, король Артур, заявил, будто бы он пришел к нам из бесконечности. -- Вот как! -- Я был заинтригован. -- Очень интересно! Я ни о чем подобном не слышал. -- Правда, -- тут же поспешила добавить Диана, -- по словам отца, это был далеко не первый бокал вина, который выпил в тот вечер твой прадед, и, возможно, не стоит придавать его речам большого значения. -- А может, и стоит, -- сказал я. -- Ведь не зря же говорят, что in vino veritas. -- Так ты думаешь... -- О нет, дорогая, пока что я ничего не думаю. Честно говоря, ты меня огорошила. Ведь если мой прадед не шутил, а Враг не солгал, то из этого следует... -- Тут я умолк и крепко призадумался над тем, что же из этого следует. Как и все остальные, я знал о происхождении моего легендарного предка одновременно и много, и мало. Много было разноречивых слухов, предположений, домыслов и догадок, но слишком мало -- достоверных фактов, полученных из первых рук. Основатель Дома Света Артур Пендрагон, в честь которого меня и назвали, умер задолго до моего рождения, но даже при жизни он был настоящей загадкой для современников, а его прошлое до сих пор остается для нас тайной за семью печатями. Во множестве миров, главным образом в Рассветных и Теллурианских, бытуют легенды, мифы и предания про короля Артура, повествующие о его жизни и славных деяниях и предлагающие всевозможные версии его происхождения; при этом часто упоминается город Авалон, якобы находящийся в стране под названием Логрис. В эти легенды нельзя было верить без оглядки, равно как и подчистую отвергать их -- ибо в каждой из них, наряду с вымыслом, присутствует и крупица правды. Все они возникли отнюдь не на пустом месте, их породила сама личность моего прадеда, чье влияние на судьбы мира сравнимо с влиянием таких колоссов, как Будда, Один, Иисус, Магомет. Его деятельность вызвала сильный резонансный эффект в значительной части Экватора, причем характерно, что если в Рассветных мирах преобладают сказания из позднего артуровского цикла, в основе которых лежат события, связанные с образованием Дома Света и его становлением как самого могущественного из всех Домов Порядка, то в Теллурианских мирах преимущественно в ходу более ранние истории, отражающие ту часть жизни Артура, о которой нам доподлинно ничего не известно. В свете последнего обстоятельства считается общепризнанным, что мой прадед был родом из какого-то захолустного мира группы Теллуса. Но неужели аж из такого захолустного -- из бесконечности?.. -- Если это правда, -- медленно произнес я, -- то вряд ли король Артур был адептом Порядка, как утверждает Книга пророков Митры. -- Между прочим, -- заметила Диана. -- Отец не помнит случая, чтобы твой прадед манипулировал Знаком Янь. Он вообще считает, что человек неспособен овладеть силами Порядка или Хаоса, не потеряв своей человечности. А король Артур, без сомнения, был человечным человеком. -- Значит, он обладал силой иного рода. Силой, рожденной у Истоков Формирующих, если верить Врагу -- на третьем полюсе существования. -- Или в самом сердце Вселенной, -- сказала Диана. -- Такая интерпретация представляется мне более удачной. -- Почему? -- Потому что полюс -- это крайность. А у Истоков, если они существуют, сосредоточены силы созидающего характера, которые творят Вселенную, а не разрывают ее, подобно Порядку и Хаосу. Я с сомнением покачал головой: -- Мы еще не знаем, какие силы там сосредоточены, но в одном я точно уверен: любая сила -- всегда крайность. Даже чистое созидание может обернуться катастрофой, если могущество окажется в руках безумцев и фанатиков. -- Не спорю, -- согласилась Диана. -- У всякой медали есть обратная сторона. Не зря же твой прадед скрывал происхождение своей силы. -- А Враг приподнял завесу тайны, -- подхватил я. Диана внимательно посмотрела на меня: -- Как ты думаешь, зачем он это сделал? -- Полагаю, чтобы натравить наши Дома друг на друга. Редкий обладатель такого могущества не соблазнится перспективой стать повелителем Экватора. Держу пари, что вскоре многие Властелины кинутся на поиски Источника. Их не остановит предупреждение Врага, что путь туда труден и полон опасностей. Во всяком случае, меня это наверняка не остановит. Зрачки глаз Дианы расширились от страха. -- И ты... -- Да, я тоже, -- твердо произнес я. -- В своем здравом рассудке я уверен, но за других не отвечаю. Я должен прийти к Источнику первым и взять ситуацию под контроль, чтобы предотвратить возможную и весьма вероятную катастрофу. Иначе я не могу. Диана обреченно вздохнула и погладила меня по щеке. -- Ты сумасброд, Артур, -- сказала она. -- Ты безрассуден... Но за это я тебя и люблю. Вот так начиналась эта история... Глава 12 К вечеру настроение Дэйры, испорченное неосторожной фразой Кевина, ничуть не улучшилось, и за праздничным столом она выпила гораздо больше, чем полагалось леди, а тем более -- принцессе. Задолго до окончания пира она начала клевать носом и, чтобы не уронить свое достоинство в глазах двора, вынуждена была покинуть Банкетный зал. Выдержав необходимую паузу, продиктованную правилами приличия, Кевин последовал за ней и тайком пробрался в ее покои. Он застал Дэйру лежавшую в постели, но еще не спавшую. -- Убирайся, -- сказала она, как только он вошел; в голосе ее звучала мука. -- Я не хочу тебя видеть. Кевин присел на край кровати, взял руку Дэйры и прижался щекой к маленькой теплой ладошке. -- Прости, родная. Прости, что обидел тебя. Прости за то, что причинил тебе боль. Дэйра отняла руку и отвернулась. -- Ты здесь ни при чем, Кевин. Совсем ни при чем. Я ничуть не обижаюсь на тебя. -- Тогда в чем же дело? -- Дело во мне. Я... я тебе не пара. -- Глупости! -- фыркнул Кевин. -- Вовсе нет, это правда. Мы долго обманывали себя и друг друга, но нельзя бесконечно бежать от действительности -- она все равно будет дышать нам в спину. Моя неполноценность когда-нибудь встанет между нами, и ты проклянешь тот день, когда связался со мной. Кевин вздохнул: -- Сейчас ты не в настроении, Дэйра. Давай поговорим об этом завтра. -- Завтра я скажу тебе то же самое, Кевин МакШон... или, вернее, Артур Пендрагон. Принц из Дома Света. Кевина вдруг зазнобило. Сердце его учащенно забилось, а в висках запульсировала тупая боль. -- Что ты сказала? -- через силу прохрипел он. -- Я назвала твое настоящее имя. Твой приемный отец, лорд Шон, был прав в своем предположении, неважно -- шутя он его высказал или совершенно серьезно. Прежде чем стать ребенком, ты был взрослым мужчиной -- принцем Артуром, сыном Утера Пендрагона. -- Что за чушь! -- произнес Кевин, однако нарастающая боль в висках подсказывала ему, что это не такая уж и чушь. Слова Дэйры пробудили в его памяти какие-то смутные образы, настолько смутные, что он не мог понять их значение. Тем не менее, в них было что-то очень знакомое, мучительно-узнаваемое, близкое и родное, бередящее душу, приводящее в смятение рассудок... -- Что за чушь! -- настойчиво повторил он. -- Утер Пендрагон был отцом короля Артура. -- То был другой Утер, твой предок по линии отца. А твою мать зовут как языческую богиню -- Юнона. Принцесса Юнона из Сумерек. Юнона! Мамочка!.. Голова Кевина разболелась не на шутку. Он сжал ладонями виски и протяжно застонал: -- Великий Митра! -- Вот именно, -- отозвалась Дэйра. -- Что? -- спросил Кевин. -- Что "вот именно"? -- Ты сказал: "Великий Митра". -- Да? -- удивился Кевин и тут же вспомнил, что действительно это сказал. -- Да, -- произнес он уже с утвердительной интонацией. -- Так я и сказал. Не понимаю, с какой стати... -- Зато я понимаю. Это лишь подтверждает мою правоту