ать разумность твоего решения не
претендовать на корону Света. Но не потому, что ты обладаешь огромным
могуществом; в конце концов, формальный титул не придаст тебе большей силы,
чем ты имеешь. Другое дело, как ты используешь свой потенциал. Лично я
считаю, что сейчас твое место в Срединных мирах, коль скоро скрыть их
существование уже не представляется возможным. К тому же мне совсем не
понравилось то, что ты рассказал о той девушке, Бронвен; да и твой друг
Колин Лейнстер не внушает особого доверия -- он чересчур импульсивен. Так
что тебе есть чем заняться, кроме как оспаривать отцовский престол. По моему
разумению, ключ к стабильности и равновесию во Вселенной находится там, на
третьем полюсе существования, у Истоков Формирующих.
-- Я рад, что вы разделяете мое мнение, -- сказал я, и на душе у меня
полегчало. Поддержка деда развеяла мои последние сомнения насчет
целесообразности основания Дома у Источника.
-- Гм, -- спустя пару секунд произнес Янус. -- Жаль, что сейчас ты не
можешь вызвать свой Образ. Хотелось бы посмотреть, что он собой
представляет... Нет, нет, не пытайся, побереги свои нервы. Еще успеется,
ведь я терпелив и умею ждать. Просто меня интересует, аналитическая это
мощь, как у Порядка и Хаоса, или же синтетическая, как у Формирующих.
-- Не то и не другое, -- ответил я. -- Сила Источника... ну, вроде как
полиморфна, конкретная форма ее проявления зависит от обстоятельств. В связи
с этим я испытываю определенные трудности при общении с Образом.
-- Проблема структурной несовместимости?
-- Еще какая! Даже простейшее заклинание не удается втиснуть в рамки
одного языка; каждый раз возникает потребность в использовании чужеродных
грамматических форм, что при отсутствии системы ведет к резкому снижению
эффективности. В ближайшее время я вплотную займусь прикладной лингвистикой,
попытаюсь разработать схему "мирного" сосуществования разных языков в
пределах одной конструкции, составлю словарь ассоциаций... В общем,
что-нибудь да придумаю.
-- А как насчет математики?
-- Я уже думал об этом. Полагаю, аппарат теории групп подойдет
идеально. К сожалению, математика не моя стихия. Я слаб в точных науках.
Янус покачал головой. В его глазах промелькнуло осуждение.
-- В этом отношении годы не изменили тебя, Артур. Ты по-прежнему в
плену у своих комплексов.
Я не нашелся, что ответить, и только поджал губы. Упрек деда задел меня
вдвойне. Во-первых, он напомнил мне о Диане, и это причинило мне боль. А
во-вторых, он был совершенно прав относительно моей закомплексованности на
почве математики. Но, с другой стороны, как не почувствовать себя полным
идиотом, имея дело с Дианой, которая уже в шестнадцать лет решала в уме
нелинейные дифференциальные уравнения в частных производных?..
-- В любом случае, -- сказал я наконец, -- я склонен рассматривать
общение с силами как искусство, а не как науку. Я предпочитаю отдавать
приказания Образу словами, а не плести вокруг него паутину из абстрактных
символов... -- Тут я умолк. Мои слова о словах (извините за каламбур)
вызвали у меня цепочку ассоциаций, которая привела к мысли, которой я после
недолгих колебаний решил поделиться с дедом. -- И вот еще что. Мне кажется,
Источник первозданнее других стихий. Если верна гипотеза Большого Взрыва, в
огне которого родилась Вселенная, то Источник был субъектом ее творения.
Именно он изрек Первое Слово, разделившее изначальный Абсолют на Порядок и
Хаос, чье противостояние в свою очередь вызвало к существованию Внешние миры
-- Экватор и Полярные Зоны.
-- Первое Слово? -- переспросил Янус, приподняв бровь. Его глаза на
мгновение сверкнули.
-- Да, дед, -- сказал я и зябко передернул плечами. -- По-моему,
Источник разумен. Я слегка прикоснулся к его мыслям, когда черпал энергию из
самых его глубин, чтобы сдерживать натиск Карателя. И чем больше я над этим
думаю, тем больше убеждаюсь, что это не было лишь игрой моего воспаленного
воображения. Источник действительно разумен.
-- В некотором смысле разумны и Порядок с Хаосом, -- заметил Янус.
-- Но не так, как Источник. Порядок и Хаос обладают неким подобием
коллективного сознания, они способны мыслить только общими категориями,
частности им недоступны. Для них "я" -- пустой звук, у них нет личности.
-- А у Источника есть?
-- Кажется, есть. Я не смог уловить, о чем он думал; в тот момент мне
было не до того. Но одно несомненно: он думал как личность, как полноценная
и осознающая себя личность.
Дед отвел взгляд от окна и посмотрел мне прямо в глаза. Я выдержал лишь
несколько секунд, затем потупился.
-- Ты боишься, что нашел Бога? -- наконец проговорил он.
-- Да, -- признался я, -- боюсь. Если принять за определение, что Бог
есть высший разум, стоящий у начала всего сущего, то Источник при таком
толковании является Богом. Это вызывает у меня смешанные чувства.
-- Я понимаю тебя, -- кивнул Янус. -- Но думаю, что ты спешишь с
выводами.
-- Хотелось бы надеяться, -- сказал я. -- Вряд ли мне будет по плечу
роль особо приближенного к Престолу Господнему. Для меня это слишком большая
ответственность... Как, впрочем, и для любого другого человека.
-- Поэтому ты собираешься переложить часть своей ответственности на
хрупкие плечи Пенелопы? -- спросил Янус.
Я широко распахнул глаза и в изумлении уставился на него.
-- Как вы догадались?!
-- Это немудрено. Из твоего рассказа я понял, что есть (или ты думаешь,
что есть) какой-то глубинный смысл в том, что хранителем Силы Источника
должна быть женщина. Вполне естественно, что ты выбрал Пенелопу. Вообще,
родители склонны видеть в своих детях только хорошее.
Я проглотил этот намек и не подавился. Любой другой на месте деда
получил бы от меня резкий ответ-совет не совать свой нос в мои дела -- но
только не Янус. Я безоговорочно признавал за ним право делать критические
замечания даже в адрес моей дочери.
-- Вы не считаете ее достойной? -- осторожно спросил я.
-- Нет, почему же. У тебя замечательная дочь, Артур, ты можешь
гордиться ею. Однако у нее есть один большой недостаток, не чуждый, кстати,
и тебе. Как и все творческие натуры, она неуравновешенна и слишком
подвержена эмоциям, что, на мой взгляд, помешает ей стать хорошей Хозяйкой
Источника. Думаю, ты сам убедишься в этом, когда у тебя пройдет новизна
первых впечатлений, и ты начнешь по-настоящему узнавать ее, а не просто
восторгаться самим фактом ее существования. Впрочем, я прекрасно понимаю
тебя. Ведь я, хоть и стар, все еще помню, каково это -- впервые
почувствовать себя отцом.
-- Это восхитительно! -- с жаром сказал я.
-- И это естественно. Сейчас ты боготворишь свою дочь, видишь в ней
только достоинства и не замечаешь ее недостатков. На твоем месте я отдал бы
предпочтение Бренде. У нее мощный аналитический ум, она серьезная, вдумчивая
и рассудительная девочка с сильно развитым чувством ответственности за свои
поступки, а здравый смысл в ней преобладает над эмоциями и сиюминутными
порывами.
На мгновение я даже опешил. Только в исключительных случаях Янус плохо
отзывался о людях, но еще реже от него можно было услышать столь однозначно
положительную оценку. Такая характеристика значила для меня больше, чем
сотня дипломов самых престижных университетов.
-- Вы очень высокого мнения о ней, -- заметил я.
-- Бренда заслуживает того. Правда, порой она чересчур много говорит,
зато всегда делает дело. Думаю, она будет тебе хорошей помощницей.
-- Мне она тоже нравится, -- сказал я. -- Но я еще недостаточно хорошо
знаю ее.
-- Так узнай ее получше. А уж потом решай, кому доверить надзор за
Источником -- ей или Пенелопе.
-- Вы предлагаете мне взять Бренду с собой?
-- Рекомендую.
-- А она согласится?
-- Охотно. Как это ни странно, но за столь короткое время Бренда очень
привязалась к тебе. По-моему, ты чем-то напоминаешь ей отца.
Я немного помолчал, обдумывая слова деда, затем сказал:
-- То, что вы предлагаете, выглядит весьма заманчиво. Я бы с
удовольствием взял с собой Бренду -- но ведь она, как я понимаю, жить не
может без Брендона.
-- Возьми и его. Вчетвером вы будете грозной командой. В нашем
последнем разговоре Брендон ясно дал мне понять, что был бы не прочь
отправиться с тобой в Срединные миры.
-- А как же его положение вождя? Он намерен самоустраниться?
-- Не насовсем, только на пару лет. Ему хочется пожить немного в свое
удовольствие, вдали от всех забот, интриг и заговоров. Я считаю, что в
данном случае это по-человечески понятное желание нисколько не противоречит
интересам вашей семьи. Прежде чем разжигать междоусобицу в Доме Света,
вовлекая в нее другие Дома, нужно дать Амадису и Рахили последний шанс
исправиться. Если они и дальше будут продолжать в том же духе, то сами
погубят себя. И тогда ты, обладая своей Силой, без особого труда, а может
быть, даже без кровопролития возведешь Брендона на престол... Гм, если он
сам к тому времени не станет адептом Источника. Но это решать тебе. Я не
собираюсь давить на тебя авторитетом, просто хочу, чтобы ты знал мое мнение.
Я уверен, что Брендон и Бренда окажутся достойными твоего доверия. Твоя мать
Юнона подарила мне хороших внуков.
Не только хороших, подумал я, вспомнив об Александре и его сыне
Харальде.
-- Кажется, вы выпустили из внимания одно немаловажное обстоятельство.
-- Если ты имеешь в виду Карающего Ангела, то нет, я держу его в уме.
-- И как вы расцениваете это происшествие?
-- Порядок начал охоту на тебя, поскольку ты представляешь угрозу для
его экспансионистских устремлений. В частности по этой причине я считаю, что
тебе необходимы союзники в лице Брендона и Бренды; боюсь, в одиночку ты не
выстоишь. Кстати, Срединные миры ограждены от прямого вмешательства Порядка
и Хаоса?
-- Да. Там их влияние заканчивается.
Дед хмыкнул:
-- По правде говоря, странно слышать, что существует часть Вселенной
вне противостояния инь-янь. Это опровергает наши представления об основных
принципах мироздания.
-- Не совсем так, -- заметил я. -- В своих окрестностях Источник
генерирует в точности те же условия, что и энтропийные потоки между Порядком
и Хаосом. Там также присутствует фундаментальный конфликт инь-янь, но в
несколько специфической форме. С точки зрения метафизики Срединные миры
занимают в общей картине мироздания такое же особенное положение, как
Порядок и Хаос, однако по своей физической природе они схожи с
Экваториальным Поясом, что и наводит меня на мысль о первозданности
Источника.
Янус ненадолго задумался.
-- Возможно, ты и прав, -- произнес он. -- Это сложный философский
вопрос, и мы детально обсудим его как-нибудь в другой раз. Пока что ясно
одно: у Истоков, где безраздельно властвует сила, адептом которой ты
являешься, вы с Брендоном, Брендой и Пенелопой будете в полной безопасности
-- столько времени, сколько вам понадобится, чтобы стать сплоченной
командой, способной противостоять попыткам Порядка и Хаоса нарушить в свою
пользу Мировое Равновесие.
Мне вдруг стало очень неуютно и очень одиноко. На душе у меня заскребли
кошки. Я внутренне содрогнулся и залпом отпил из бокала солидную порцию
вина. Крепкий напиток двухсотлетней выдержки немного согрел меня, но не
развеял мои тревожные мысли.
-- Агнец говорил о троне, -- многозначительно произнес я и стал ждать
реакции деда.
-- Мне рассказывали, -- ответил Янус. -- Очевидно, Порядок выдвинул
своего претендента на престол в Царстве Света и оказывает ему всяческую
поддержку. Не хочу быть категоричным, но почему-то мне думается, что это
Харальд.
-- Что вы знаете о нем?
-- То же, что и другие. С ним лично я не встречался. Если ты уже
расспрашивал Помону и Диониса, то мне к их рассказу добавить нечего.
Я кивнул:
-- Дионис говорит, что Харальд принял митраизм очень близко к сердцу.
-- И это меня беспокоит. Культ Митры восходит непосредственно к
Порядку, и Харальд в своем рвении неофита мог зайти слишком далеко. Ведь в
его жилах течет кровь Александра... -- Дед умолк и запыхтел трубкой,
обволакивая себя тучей сизого дыма.
"И кровь нашего отца Утера", -- закончил я его мысль и крепко
призадумался. Рука моя машинально потянулась за сигаретой. Решив не
прибегать к магическим штучкам, я взял с тумбочки зажигалку и закурил.
Итак, если наша догадка верна, то Харальд становится опасным уже не
только для Дома Света, но и для всех прочих Домов и, в конечном итоге, для
всего Мирового Равновесия. Однако я сознавал, что его физическое устранение
проблемы не решит. Он лишь мелкая карта во вселенской игре, побить которую,
скорее всего, не составит труда -- но в любой момент Порядок может сдать
себе другую, равноценную, и даже покрупнее, благо фанатиков среди
Властелинов, а в особенности среди детей Света, хватает. Янус прав: я должен
сколотить грозную команду, чтобы отбить у Порядка и Хаоса аппетит до
Экватора. И все же...
И все же, во всем этом деле имелись и личные мотивы. Харальд был сыном
Александра, и мне хотелось выяснить, не стоит ли за всем этим мой старший
брат, отношения с которым были у меня далеки от сердечных.
-- Я должен побольше узнать об этом Харальде, -- сказал я. -- Не хочу
покидать Экватор, оставаясь в неведении. Терпеть не могу неизвестности.
-- Наши уже приступили к сбору информации, -- ответил дед. -- То же
самое делают и другие Дома. Мало кого радует перспектива оказаться во власти
Порядка.
-- А что Александр?
-- Недавно я с ним говорил. Он божится, что ничего не знает о планах
своего сына и не видел его вот уже более года.
-- Но на всякий случай его следовало бы арестовать.
Янус чуть приподнял левую бровь и пристально поглядел на меня. Я
приготовился услышать от деда дежурный упрек по поводу нашей давней вражды с
Александром, но затем он, видимо, передумал и сказал:
-- Между прочим, Амадис неоднократно пытался связаться с тобой. Ты
думаешь потолковать с ним?
Я покачал головой:
-- Это исключено. Прежде мы с Амадисом были дружны, и я боюсь, что в
ходе нашего разговора я буду вынужден четко определить свою позицию -- либо
встать на его сторону, либо объявить себя противником его режима. Ни к тому,
ни к другому я пока не готов.
-- Понимаю, -- сказал Янус. -- Но когда-нибудь тебе все же придется
сделать выбор.
-- Но позже, -- ответил я.
Следующие три сумеречные цикла, равные приблизительно четырем дням на
Земле Артура, я посвятил восстановлению своей нервной системы. Тетя Помона
оградила меня от посетителей за исключением самых близких родственников, но
даже им не позволяла подолгу надоедать мне. Большую часть времени я проводил
в дедовом Замке-на-Закате в обществе Бренды и Пенелопы. Брендон отбыл на
Землю Хиросимы, чтобы уладить там свои дела, связанные с прекращением
практики; он был очень ответственным человеком и не мог бросить своих
пациентов на произвол судьбы. Юнона отнеслась к его решению отправиться
вместе со мной крайне неодобрительно и назвала нас обоих дезертирами. Она
пыталась взывать к нашему патриотизму, честолюбию и прочим свойственным
каждому человеку слабостям и добродетелям, однако мы оставались
непреклонными и не поддавались на ее уговоры. Обидевшись на нас, мама
удалилась на Истинный Марс, в свой новый Дом. Впрочем, мы не сомневались,
что на торжественный пир во Дворце-на-Вершине-Олимпа, созванный понтификом
города в мою честь, она явится обязательно и к тому времени уже перестанет
сердиться на нас.
Пенелопа, будто специально в подтверждение слов Януса о неровности ее
характера, впала в меланхолию. Обычно она устраивалась в углу комнаты, где
мы находились, сидела там тихо, как мышка, часами не произнося ни слова, и
только тем и занималась, что наблюдала за мной. Самое странное, что я не
чувствовал себя неловко под ее пристальным, изучающим взглядом. Она смотрела
на меня с такой теплотой и доброжелательностью, что мне было даже приятно.
Из-за такого состояния Пенелопы общался я преимущественно с Брендой. Мы
болтали, дурачились, играли в шахматы и другие, менее интеллектуальные, но
более подвижные игры на двоих, а время от времени, когда Пенелопа немного
оживлялась или ко мне наведывался Дионис, мой старый друг и кузен, сын тети
Помоны, мы втроем перекидывались в карты. Позже Бренда принесла в мою
комнату персональный компьютер и, следуя моим указаниям, принялась
конструировать для меня сверхсложные и сверхмощные заклинания. Надо отдать
ей должное -- она оказалась отличной помощницей, работала быстро и
плодотворно, схватывая все налету.
К исходу третьего цикла мое самочувствие улучшилось настолько, что я
мог уже без опаски вызвать Образ Источника и, задействовав его на самом
поверхностном уровне, продиктовал с компьютерных распечаток новенькие
заклинания. Я не спешил, стараясь не перенапрягаться, вследствие чего
потратил на это занятие более трех часов (хотя при желании мог бы уложиться
и в один час), зато усталости почти не чувствовал -- лишь легкую и, в
конечном счете, приятную утомленность перед сном.
Теперь я был вооружен до зубов и уже не страшился встречи ни с
созданиями Порядка, ни с порождениями Хаоса. Особенно лихим было одно
заклинание на девяти языках, которое я наговаривал в течение сорока минут.
Это был мой маленький сюрприз для Александра и его сынка, если они окажутся
замешанными в играх на стороне Порядка.
-- Дед прав, -- удовлетворенно констатировал я, потягиваясь в кресле.
-- Из нас получится хорошая команда.
-- Совершенно верно, -- согласилась Бренда и тут же выстрелила взглядом
в Пенелопу. -- Правда, кое-кто из нашей команды, не будем называть имен,
чересчур угрюм и задумчив.
В ответ на это замечание Пенелопа молча поднялась с кресла, подошла ко
мне и легонько чмокнула меня в губы.
-- Спокойной ночи, Артур, -- сказала она, затем поцеловала Бренду и
добавила: -- Спокойной ночи, кузина.
-- Ты уже уходишь? -- спросил я, как всегда, млея от ее поцелуя.
Пенелопа кивнула и сонно улыбнулась. Впрочем, сонной она выглядела с
самого утра.
-- Я устала и хочу спать. Да и поздно уже.
-- Приятных тебе снов, милая, -- сказал я и поцеловал ее руку.
-- Спасибо... отец. -- Она всегда делала паузу, прежде чем назвать меня
отцом. Видно, не привыкла еще.
Когда дверь за Пенелопой закрылась, Бренда, качая головой, проговорила:
-- Бедняжка сейчас переживает кризис жанра. У нее так и чешутся руки
начать писать твой портрет с натуры, но она почему-то находит эту идею
банальной и даже вульгарной.
-- Наверно, я здорово разочаровал ее, -- предположил я.
-- Да нет, что ты! Она просто без ума от тебя. Но ты совсем не такой,
каким она тебя представляла. Сейчас Пенни мучительно привыкает к тому, что
ты вовсе не идеал, а живой человек из плоти и крови.
Я тяжело вздохнул:
-- Боюсь, ей придется привыкать еще кое к чему.
-- А именно?
Несколько секунд я набирался смелости, потом заговорил:
-- Видишь ли, когда я рассказывал вам свою историю, то умолчал о том,
что есть девушка, которая скоро станет моей женой.
-- Ага, -- сказала Бренда и вдруг в глазах ее зажглись лукавые искорки.
-- Но ведь Брендону ты говорил, что она невеста твоего друга. Значит, ты
обманул его?
Меня обдало жаром.
-- Это... Дана здесь ни при чем...
-- Так ее зовут Дана? -- Бренда явно забавлялась моим смущенным видом.
-- Красивое имя. Брендон говорит, что она очень хорошенькая и очень-очень
молоденькая. Он говорит, что вы смотрели друг на друга такими влюбленными
глазами...
-- Плевать, что он говорит! -- вспылил я. -- Все это глупости!.. -- Я
запнулся, сообразив, что кричу. -- Прости, сестричка. Я малость погорячился.
Бренда пересела на подлокотник моего кресла и ласково потрепала меня по
голове.
-- Это я должна извиняться, что вмешиваюсь не в свое дело, --
проворковала она таким ангельским голоском, что всей моей обиды как и не
бывало. -- Ну, давай, рассказывай.
-- Ее зовут Дэйра, -- начал я. -- Она единственная дочь покойного
короля Бриана и двоюродная сестра ныне царствующего короля Колина. Мать
Дэйры была простой смертной, а стало быть, она полукровка. И она очень
красивая.
-- Ты любишь ее?
-- Да.
-- Сильно?
-- Очень сильно.
-- Бедный братик, -- сочувственно сказала Бренда. -- Представляю,
каково тебе было, когда ты вспомнил Диану.
Мы немного помолчали. Я чувствовал, что Бренда понимает меня, и это
было отрадно. А вот моя дочь...
-- Как ты думаешь, -- осторожно спросил я. -- Пенни болезненно
отреагирует на это известие?
-- Думаю, она будет неприятно поражена. Ведь в ее представлении вы с
Дианой были единым целым. Впрочем, она уже готова к этому... ну, если не
готова, то, во всяком случае, готовится. В частности этим и вызваны ее
теперешние страдания.
-- Вот как! -- обиделся я. -- Брендон уже поделился с ней своими
нелепыми догадками насчет Даны?
Бренда внимательно посмотрела на меня, и в ее глазах я прочел
невысказанный вопрос: а так ли они нелепы?
-- Нет, это я. Позавчера, когда между нами в очередной раз зашел
разговор о твоей жизни в том мире, я высказала предположение, что если ты
прожил двадцать лет, ничего не помня о себе, то наверняка у тебя есть
девушка, а может быть, и жена.
-- И как она отнеслась к этому?
-- Была шокирована. Прежде она не задумывалась о такой возможности. Я
уже говорила, что она только начинает воспринимать тебя как живого человека.
-- Тогда прошу тебя... -- Я замялся. -- Ну, как-нибудь намекни ей.
Тонко, ненавязчиво, постарайся не огорошить ее сразу.
Бренда хмыкнула.
-- Нелегкую задачку ты мне подкинул, -- сказала она. -- Не из приятных.
Но я возьмусь за ее выполнение. Рано или поздно Пенни все равно узнает
правду -- так пусть лучше от меня. Для нее это будет удар, но я постараюсь
смягчить его, насколько смогу.
-- Спасибо, сестричка.
Я достал из кармана сигарету и закурил. Бренда собрала разбросанные на
столе листы с распечаткой текстов заклинаний и сложила их в аккуратную
стопку. Как я уже успел убедиться, она была болезненно опрятна и просто
обожала наводить повсюду порядок.
-- Славно мы поработали, -- сказала сестра и вздохнула. -- Жаль только,
что я не могу воспользоваться этими заклинаниями.
-- Пока что не можешь, -- уточнил я.
-- Так ты уже решил? -- спросила Бренда.
Я утвердительно кивнул:
-- Да, я отведу вас к Источнику. Всех троих.
-- Но ты еще плохо знаешь нас.
-- Зато вы мне очень нравитесь. А я привык доверять своим чувствам.
Бренда уселась мне на колени и обхватила мою шею рукой.
-- Мы все тебя любим, Артур, -- серьезно сказала она. -- И мы не
обманем твоего доверия.
Глава 10
Мы ехали по узкой извилистой улочке, ведущей в центр города, подковы
наших лошадей мерно цокали о гладкие булыжники мостовой. Дорогой нам то и
дело встречались вооруженные мужчины, пешие и конные, в белых плащах с
черным крестом рыцарей ордена Святого Духа. Некоторые из них останавливались
и глядели нам вслед -- но не на меня, а на моего спутника, молоденького пажа
со светлыми льняными волосами, чудными голубыми глазами, хрупкой изящной
фигуркой и смазливеньким девичьим личиком.
В конце концов Бренда не выдержала и тихонько фыркнула.
-- Проклятье, Артур! Твоя затея не выгорела. Все сразу признают во мне
женщину.
Я покачал головой:
-- Вовсе нет, сестричка, ты ошибаешься. Они думают, что ты мальчик.
Красивый, очаровательный мальчик. Многие крестоносцы обожают таких, как ты,
только мужска пола.
Бренда скривила свои губки в гримасе глубокого отвращения:
-- Фу, как это противно! Безобразие!
-- А что ты еще ждала от питомцев нашего старшего братца? Сам он,
правда, не педераст, но любит держать в своем окружении извращенцев. Они
психически неустойчивы и легче поддаются влиянию со стороны сильной
личности.
Бренда зябко повела плечами и содрогнулась всем телом, когда очередной
крестоносец бросил взгляд чуть пониже ее талии.
-- Зря я послушалась тебя, брат. Нужно было не умничать и оставаться
твоей сестрой.
-- Да, -- сказал я. -- Но вот беда: сестре рыцаря не пристало щеголять
в мужских брюках или коротенькой юбочке. Насчет этого порядки здесь строгие.
-- Какое варварство! -- недовольно проворчала моя урбанизированная
сестра. -- Лес дремучий.
Я только хмыкнул в ответ. Бренда сама настояла на том, чтобы
сопровождать меня в этой прогулке, формальной целью которой была моя встреча
с Александром лицом к лицу -- правда, только формальной. На уме у меня было
нечто совершенно иное, но я предпочитал ни с кем не делиться моими планами,
чтобы еще больше не волновать родных, которые и так отнеслись к моей идее
неодобрительно. Бренда, видимо, заподозрив что-то неладное, вцепилась в меня
мертвой хваткой, и вскоре я понял, что взять ее с собой будет стоить мне
гораздо меньше нервов, чем убедить ее отказаться от этой затеи, а потом еще
переживать, гадая, не отправилась ли она тайком за мной. Навязчивость
Бренды, хотя я находил ее общество в высшей степени приятным, слегка
озадачивала меня, а ее чрезмерная забота о моей безопасности и вовсе
приводила в растерянность. Я все больше убеждался, что дед Янус был прав,
полагая, что Бренда видит во мне не старшего брата, а скорее достойную
замену отца, которого она, судя по рассказам родственников, очень любила, и
который, в свою очередь, относился к ней с гораздо большей теплотой и
нежностью, чем к другим своим детям. Такое предположение, что толку
отрицать, очень льстило моему самолюбию. То, что я не питал никаких теплых
чувств к отцу, еще не значило, что я не хотел быть на него похожим...
Итак, Бренда отправилась вместе со мной, и я был вынужден принять
дополнительные меры предосторожности и внести определенные коррективы в
первоначальный план моих действий. Согласно первому исправленному сценарию
мы должны были изображать из себя брата и сестру, кем мы, собственно, и
являлись. Однако, когда дело дошло до переодевания, обнаружилось, что Бренда
совсем не умеет носить средневековые дамские наряды; к тому же пышные
многослойные юбки, длинные, тяжелые, сковывающие движения, вызывали в ней
решительный протест, и она все время норовила задрать их повыше, давая
свободу ногам, что уж никак не вязалось с образом благовоспитанной
барышни-аристократки. Сценарий пришлось менять вторично, хоть и не столь
радикально, и из моей сестры Бренда превратилась в хорошенького
мальчика-оруженосца.
-- Если ты собираешься жить со мной в Авалоне, -- после паузы заговорил
я, -- то должна пересмотреть свои привычки. Там женщины носят похожие
наряды, пусть и не такие громоздкие.
Улочка постепенно расширялась, и мы ускорили шаг наших лошадей.
-- Ничего, -- отозвалась Бренда. -- Я введу новую моду. Уж в этом не
сомневайся.
Я в этом не сомневался.
-- Только не все сразу, -- предупредил я. -- Не нахрапом. Думаю, не
стоит шокировать благонравных вельмож, в первый же день представ перед ними
в шортах и тонкой блузке без рукавов, а тем более -- в купальнике... Гм.
Может быть, я отстал от жизни, но по мне, те так называемые купальники, что
нынче в моде, еще более бесстыжи, чем неприкрытая нагота.
Бренда рассмеялась:
-- Да, ты действительно отстал от жизни. Видно, твоя Земля Артура,
несмотря на ее близость к Истокам, очень отсталый мир, и люди там тоже
отсталые. Но ты не беспокойся, я постараюсь быть паинькой и не вредить
целомудрию твоих знакомых. Первым делом я приучу их к длинным платьям
довольно консервативного покроя, но без всяких нижних юбок и прочей ерунды.
-- Правильно, -- одобрил я. -- Маленькими шажками к великой цели. Даже
это произведет настоящий фурор в тамошнем высшем свете.
-- Позже я начну щеголять в юбке лишь самую малость ниже колен, --
продолжала строить планы Бренда. -- Потом чуть выше...
-- А по пятам за тобой будут ходить толпы придворных, глазея на твои
красивые ножки и норовя заглянуть тебе под юбку, -- прокомментировал я, и
Бренда снова рассмеялась.
Мы вели наш разговор в том же ключе, пока не подъехали к массивным
обитым железом воротам в высокой каменной стене, ограждавшей от остальной
части города главное командорство ордена Святого Духа и резиденцию его
гроссмейстера. Створы ворот были распахнуты, решетка поднята, но путь нам
преградили два вооруженных алебардами стражника, один из которых был чисто
выбрит и выглядел лет на двадцать пять, другой, бородатый, казался гораздо
старше.
-- Кто? -- требовательно спросил тот, что был с бородой.
-- Карл де Лумьер, рыцарь из Нормандии, с оруженосцем, -- ответствовал
я на чистейшем прусском наречии, которое было общепринятым в разношерстой
среде рыцарей Святого Духа. -- Прибыл к его светлости великому магистру с
посланием от его высочества герцога Нормандского.
Стражники посовещались между собой и с другими своими коллегами,
дежурившими у ворот, затем младший направился внутрь крепости и исчез за
углом караульной. Бородатый велел нам подождать, объяснив, что о нашем
прибытии сейчас доложат начальству.
Минут через десять ушедший докладывать о нас стражник вернулся. Вместе
с ним важно шествовал высокий голубоглазый блондин лет сорока, типичный
ариец, одетый в шикарный камзол из темно-коричневой тафты со множеством
серебряных позументов. Его властный вид и почтительное отношение к нему со
стороны стражников свидетельствовали о его высоком положении в иерархии
ордена.
Когда он приблизился к нам, мы с Брендой спешились. Он сдержанно
поклонился, мы ответили ему тем же.
-- Командор Гартман фон Ауэ, -- представился он, -- адъютант его
светлости великого магистра. С кем имею честь, господа?
-- Карл де Лумьер к вашим услугам, сударь, -- вежливо произнес я. -- А
это мой оруженосец и кузен Бран де Шато-Тьерри.
Командор неодобрительно взглянул на Бренду -- ее девичья внешность
произвела на него не лучшее впечатление -- и неопределенно кивнул.
-- Мне доложили, что вы прибыли с посланием от герцога Нормандского.
-- Вернее, с поручением, -- уточнил я. -- С конфиденциальным
поручением. У меня есть рекомендательное письмо, адресованное лично его
светлости великому магистру, и я намерен ходатайствовать о срочной
аудиенции.
Я достал из-за отворота камзола пакет, скрепленный большой гербовой
печатью из красного воска; внутри пакета лежала записка -- мой привет
Александру. Я решил не предупреждать заранее о своем визите, чтобы не дать
ему времени на подготовку к встрече и по возможности застать его врасплох.
Помимо всего прочего, мне хотелось понаблюдать за его естественной реакцией,
а не за отрепетированными позами, на которые он был мастак.
Командор взял у меня пакет и внимательно изучил печать, убеждаясь в ее
подлинности. На всякий случай я сделал ему легкое внушение, направляя его
мысли в нужное русло. То ли командор был очень восприимчивым человеком, то
ли он сам пришел к такому же решению, но никакого сопротивления с его
стороны я не ощутил.
-- Следуйте за мной, господа, -- произнес он, подтверждая свое
приглашение соответствующим жестом. -- Я доложу о вас его светлости.
Мы прошли под аркой ворот и очутились на краю широкого плаца, в
противоположном конце которого строем маршировали пешие крестоносцы,
распевая какую-то воинственную песню. Эта песня показалась мне смутно
знакомой, и только с некоторым опозданием я признал в ней более энергичную,
приспособленную к строевому пению версию "Te Deum". Я мысленно выругался,
затем так же мысленно рассмеялся. Это было в духе моего братца: он мечтал
превратить весь этот мир в одну большую казарму, где все люди будут ходить
строем и распевать католические гимны.
Возле конюшен Гартман фон Ауэ поручил наших лошадей заботам конюхов,
затем повернулся ко мне и сказал:
-- У вас славное имя, сударь. Вы, случайно, не родственник знаменитого
Артура де Лумьера, который тридцать лет назад командовал армией Лангедока в
войне с нашим орденом?
-- Да, я его сын.
Командор с уважением поглядел на меня.
-- Даже так! Надеюсь, ваш отец в добром здравии?
-- Он давно умер, -- замогильным голосом сообщил я.
Командор перекрестился. Я последовал его примеру, а Бренда чуть было не
осенила себя знамением Света, но вовремя спохватилась.
-- Да упокоит Господь его душу, -- произнес Гартман фон Ауэ. -- Ваш
отец был великим воином, сударь, и в нашем ордене его уважают, хотя он был
нашим врагом. Мы свято блюдем традиции рыцарской чести.
Я промолчал, сохраняя на своем лице скорбную мину. По правде говоря, я
был польщен, что Александр не предал мое имя анафеме. Впрочем, не исключено
было, что я обманывался, принимая желаемое за действительное. Может, он
хотел сделать это, но не смог, потому что большинство его подчиненных чтили
воинские традиции своей эпохи. В Средние века война является неотъемлемой
частью повседневного быта, и в этих условиях уважение к достойному врагу не
просто красивая поза, не благородный жест, а жизненная необходимость,
отдушина для гуманизма в мире, где царят жестокость и насилие. Чтобы
расстрелять пленного во Второй мировой войне достаточно было того, что он --
офицер вражеской армии; а в XV веке, чтобы оправдать казнь плененной Жанны
д'Арк, англичанам пришлось объявить ее ведьмой. Почему-то многие историки не
обращают внимания на этот примечательный факт. Я участвовал в нескольких
средневековых войнах, но упаси меня Бог от участия в "цивилизованной" войне
-- даже если при ее ведении будут неукоснительно соблюдаться все положения
Женевской конвенции...
За прошедшие с момента нашей последней встречи три десятилетия
Александр сильно изменился. Теперь он выглядел лет на пятьдесят по меркам
простых смертных; кожа на его гладко выбритом лице потемнела, чуть
загрубела, на лбу и переносице образовалось множество морщин, а в густых
каштановых волосах виднелись седые пряди. Однако лицо его сохраняло прежнее
жесткое, волевое выражение, серо-стальные глаза смотрели на мир властно и
решительно, с вызовом, ярче прежнего пылал в них огонь фанатизма.
Несколько секунд после того, как он вошел в комнату, где нам велено
было ждать ответа на просьбу об аудиенции, мы молча рассматривали друг
друга, освежая свою память и пополняя ее новыми сведениями о переменах во
внешности. Я должен был признать, что этот облик, обычно принимаемый только
самыми старыми из Властелинов, очень идет Александру. В былые времена я
находил его юное лицо, отмеченное печатью одержимости, в некотором роде
смешным -- но сейчас мне было не до смеха.
-- Если ты хотел ошарашить меня своим визитом, -- медленно проговорил
Александр, -- то тебе это удалось. Я удивлен, брат. -- Он произнес ключевые
слова, приводящие в действие чары против подслушивания, и вновь обратился ко
мне: -- По правилам фамильного этикета нам следовало бы обменяться
сердечными рукопожатиями, но я не думаю, что это хорошая идея.
-- Согласен, -- кивнул я. -- Нам можно присесть?
-- Да, разумеется. Располагайтесь, где вам угодно, чувствуйте себя как
дома.
Мы с Брендой устроились в удобных креслах и немного расслабились, хотя
совету чувствовать себя как дома следовать не собирались. Особенно я.
Александр тоже сел и перевел свой жесткий взгляд на сестру:
-- Так, стало быть, ты и есть Бренда? В последний раз я видел тебя
совсем маленькой.
-- Жаль, я не помню этого, -- вежливо ответила Бренда.
-- Ты была милым ребенком и стала красивой девушкой, -- продолжал
Александр. -- В этом наряде ты выглядишь весьма соблазнительно.
-- Да уж! -- фыркнула Бренда. -- По пути сюда твои рыцари вовсю
пялились на меня.
-- Что делать. Ведь ты очень привлекательная женщина.
-- Но они принимали меня за парня! Какое бесстыдство!
Александр пожал плечами.
-- Порокам людским несть числа. Даже самые лучшие из них грешат, если
не делом, то мыслию и словом.
-- Как ты, например, -- ехидно вставил я; больше всего меня раздражал в
Александре его цинизм. -- Ты согрешил, отрекшись от семьи, и твой проступок
не остался безнаказанным. Харальд, твой сын, взлелеянный и воспитанный
тобой, отрекся от истинного Бога.
Александр закусил губу и зло посмотрел на меня.
-- Будь ты проклят, Артур! -- угрюмо проговорил он. -- Умеешь же ты
достать человека! Зачем ты пришел ко мне? Что тебе нужно?
-- Свое я уже получил, -- ответил я с кривой усмешкой. -- Я застал тебя
врасплох и вынудил совершить ошибку.
-- Какую?
-- А вот такую, -- сказал я и задействовал первое из моего
джентльменского набора заклинаний.
Мой старший брат был мгновенно парализован и лишен доступа как к
Формирующим, так и к своим внутренним ресурсам.
-- Можешь говорить, -- разрешил я. -- Но звать на помощь не советую.
Все равно тебя никто не услышит. Ты сам позаботился об этом.
-- Негодяй! -- гневно произнес Александр, сидя без движения в своем
кресле. Глаза его горели бессильной злобой. -- Ты подлый, бесчестный
человек! Ты стал еще вероломнее, чем был раньше. Я принял тебя как
родственника, а ты...
-- И своего ублюдка ты вызвал по той же причине? -- едко осведомился я.
-- Небось, для того, чтобы устроить трогательную встречу дяди с племянником?
-- Он вызвал Харальда? -- удивленно спросила Бренда.
-- А что же ты думала? С того момента как Александру было доложено о
нашем прибытии, я был начеку и обнаружил то, что ожидал обнаружить. Он
связывался с кем-то через Самоцвет.
-- С Харальдом?
-- Уверен, что с ним. Мол, привалила удача, сынок. Птичка в клетке, жду
тебя с группой коммандос из Порядка.
-- Идиот! -- прорычал из своего угла Александр. -- Думаешь, я замешан в
безумные планы Харальда? Вот дурак ты! Я так же, как и все вы, не одобряю
его сговор с Порядком.
-- Тогда зачем ты вызвал его?
-- Идиот! -- снова прорычал Александр; ни изысканностью речей, ни
изобретательностью по части ругательств он никогда не блистал. -- Черт тебя
подери, не вызывал я его! Я только предупредил, что ты пожаловал ко мне.
-- Позволь полюбопытствовать: зачем?
-- Именно затем, чтобы он случайно не сунулся сюда и не попал в твои
лапы.
-- Значит, ты солгал маме и деду, -- сказала Бренда. -- Ты
поддерживаешь связь с Харальдом!
-- Он мой сын, -- отрезал Александр. -- Что бы он ни сделал, он
остается моим сыном. А ты, Артур, дурак, если мог подумать, что я замешан в
его играх.
Я сардонически рассмеялся:
-- Это ты дурак, братец! Ты всегда был тугодумом и таким же остался. Я
знал, что если дать тебе мало времени на размышления, ты запаникуешь и
совершишь ошибку. Я не сомневался, что тебе известно, где Харальд, по
крайней мере, известно, как с ним связаться, и единственное, что мне было
нужно от тебя, так это то, что ты сделал. Ты сообщил ему, что я здесь, и
теперь он точно явится сюда, потому что охотится за мной. А я охочусь за ним
и встречу его во всеоружии.
Александр застонал, дико тараща на меня глаза, лучившиеся ненавистью и
отчаянием. Только сейчас он понял, какой промах допустил, но исправить это
уже было не в его силах.
Бренда посмотрела на меня с тревогой и восхищением:
-- Почему ты сразу не сказал о своих планах? Мы бы устроили Харальду
отличную западню.
-- Западня и так хороша, -- ответил я. -- Кстати, ты держишь с братом
контакт?
-- Разумеется.
-- Изолирующие чары его не прервут?
-- Ни в коем случае.
-- А если чары будут очень сильными?
-- Не беспокойся, Артур. Я же сумела вернуть вас из Хаоса.
-- Отлично, -- сказал я и с насмешкой взглянул