-- подумал я, а вслух сказал: -- Небось, они часто грызутся. Шон утвердительно кивнул: -- Постоянно. До хрипоты спорят о каких-то виртуальных режимах, суперскалярных потоках, сегментах смещения... Если я их слушаю больше десяти минут, у меня начинается заворот мозгов. Кроме того, Диана недовольна распределением машинного времени, жалуется на дискриминацию со стороны Бренды... -- Тут он не выдержал и ухмыльнулся. -- Ей достаются, главным образом, ночные часы. Вслед за ним улыбнулся и я, а потом мы дружно рассмеялись. Все-таки Шон исключительный человек. Я бы сказал -- исключительно мужественный. Иногда я пытаюсь представить себя на его месте, но ничего у меня не получается. Не хватает то ли воображения, то ли смелости, а может, и того и другого. Мне даже страшно подумать, что было бы со мной, если бы мой отец спал с женщиной, которую я люблю. Наверное, я сошел бы с ума. Наверняка. Чтобы терпеть это, оставаясь в здравом рассудке, нужно обладать не только железной волей и мужеством, но и неисчерпаемым жизнелюбием... -- Шон, -- произнес я, вдоволь насмеявшись. -- Скажи, только честно. Случайно не Кевин подкинул тебе идею насчет инверсного резонанса? Улыбка мигом сбежала с его лица, и оно помрачнело. -- А что? -- настороженно осведомился Шон. -- Кевин приписывает себе эту заслугу? Я отрицательно покачал головой: -- Вовсе нет. Ничего подобного он не говорил; по крайней мере, я ничего такого не слышал. Просто я решил блеснуть догадливостью, но теперь вижу, что промахнулся. -- Отнюдь, -- возразил Шон. -- В некотором смысле, твоя догадка верна... но только в некотором смысле. Однажды Кевин спросил у меня, как бы между прочим: возможно ли такое, чтобы резонансный двойник нашего прапрадеда родился более двух с половиной тысяч лет назад по времени Основного Потока? Тогда я поднял его на смех и назвал это глупостью, но позже задумался: а такая ли уж это глупость? Вот так и родилась моя теория. Кевин дал лишь первый толчок, не более. -- Понятно, -- сказал я. -- Впрочем, -- после короткой паузы задумчиво продолжал Шон. -- Я не исключаю того, что Кевин знает гораздо больше, чем говорит. А вдруг в том мире, который он так тщательно скрывает от нас, был король Артур, который родился на тысячу лет раньше нашего предка? Учитывая уровень развития тамошней науки, это вполне вероятно. Если Шон только подозревал, то знал, что так оно и есть на самом деле. Теперь я был уверен в этом на все сто процентов... x x x Момент истины настал полтора цикла назад, когда в Сумерки Дианы заявился Зоран. Возможно, его подослал Володарь, но скорее всего, он нанес этот визит по собственной инициативе, под влиянием сиюминутного порыва -- слишком уж глупым было его поведение. Он не придумал ничего лучшего, как остановиться перед домом и выкрикивать в мой адрес угрозы вперемежку с оскорблениями. Было раннее утро. Хотя в Сумеречных мирах нет естественной смены дня и ночи, условное деление на сутки существует, и нежданный визит Зорана пришелся на предпоследний час примы, когда мы еще сладко спали. К счастью, я проснулся первым и быстро закрыл окно, чтобы визги снаружи не разбудили Радку -- характер у нее довольно ровный и мягкий, но если она не выспится, то весь день чувствует себя не в своей тарелке, раздражается по пустякам и даже может укусить. Я оделся на скорую руку, взял свою Грейндал, спустился на первый этаж и вышел из дома. Увидев меня со шпагой, Зоран заметно умерил свой пыл: похоже, на него нахлынули неприятные воспоминания о нашем предыдущем поединке. А когда я вразвалку направился к нему, небрежно размахивая клинком и приговаривая на ходу (специально для Бельфора по-французски): "En guarde, mon cher! En guarde!", Зоран наложил в штаны и скрылся в Тоннеле. Единственный свидетель этой сцены, Морис де Бельфор, сидел на крыльце дома, пил кофе и тихо посмеивался. Я подошел к нему и сел рядом. -- Привет, Морис. Опять не спится? -- Никак не могу привыкнуть к этому вечному закату, -- ответил он, указывая на огромное красное солнце, висевшее над самым горизонтом. -- Или к бесконечному рассвету. Но мне здесь нравится. Тишина, спокойствие, умиротворенность -- одним словом, идиллия... Если, конечно, не считать концерта, устроенного этим кадром. -- Он идиот, -- сказал я. -- Ясное дело. У него это на лбу написано. Судя по выражению лица, взгляду и словарному запасу, его IQ не превышает восьмидесяти. -- Если быть точным, семьдесят семь. -- Круто! Я пытался уговорить его, чтобы он подождал час-полтора, предлагал ему выпить кофе или что-нибудь покрепче, но он ни в какую... Кстати, ты будешь кофе? -- Не откажусь, -- кивнул я. -- И покрепче. -- Тогда я сейчас. -- Морис поднялся и вошел в дом, чтобы приготовить мне кофе. Мы с ним на удивление быстро сдружились, почти сразу перешли на ты и стали называть друг друга просто по имени. Мы оба легко сходились с людьми, к тому же у нас оказалось много общего. Сыновья влиятельных папаш (как еще говорят, "золотые" мальчики), несколько легкомысленные, по натуре своей разгильдяи с интеллектуальным уклоном, образованные, начитанные, даже эрудированные, ярко выраженные сангвиники и экстраверты. Также нас объединяло страстное желание доказать всему миру, что мы чего-то стоим и без влиятельных папаш. К моим способностям Морис отнесся спокойно, гораздо спокойнее, чем я ожидал. Его утешала цена, которую мы платим за свое могущество: я слегка преувеличил, повествуя ему о том, каким нагрузкам мы подвергаем нервную систему и как плохо это сказывается на психике, но в целом мои слова соответствовали действительности. Главным образом Морис завидовал отпущенному нам неограниченному сроку жизни и нашей вечной молодости, однако в свои тридцать лет он еще мало задумывался о старости, тем более что собирался дожить как минимум до ста, а то и до ста пятидесяти. Однажды он мне сказал: -- Быть может, я ошибаюсь, Эрик, но, по-моему, у вас повсюду царит жуткий консерватизм. Вами правят древние старики, они не дают возможности молодым проявить себя, подавляют их инициативу, противятся любым переменам. А когда происходит смена поколений, место одного старика занимает другой -- такой же ретроград, как и его предшественник. Ваше сообщество существует уже невесть сколько тысячелетий, но оно фактически не развивается. В определенном смысле, ваш дар бессмертия сродни проклятию. Что я мог возразить ему? В его словах была сермяжная правда жизни. Нашей жизни -- жизни Властелинов... Морис поселился в Сумерках Дианы сразу после своего освобождения. Я рассудил, что ему опасно оставаться на Земле Юрия Великого, даже под покровительством Ладислава. Сам Ладислав не возражал -- в его глазах Морис был прежде всего источником угрозы для его любимого мира, и он не питал к нему особого расположения. А Сумерки Дианы оказались идеальным местом для содержания нашего подопечного -- Морис всегда был у меня под рукой и постоянно общался только со мной и Радкой. Если поначалу я побаивался, как бы он не ляпнул чего-нибудь лишнего в присутствии редких и немногочисленных гостей, то вскоре я убедился, что все мои опасения напрасны. Вняв моему предупреждению, Морис крепко держал рот на замке; даже Радка не заподозрила ничего неладного и искренне считала его одним из приятелей Ладислава, который что-то натворил в своем родном мире и теперь вынужден скрываться. А Дионис, навещавший нас чаще других, как-то спросил у меня: -- Послушай, Эрик, этот твой Бельфор случайно не помолодевший после пластической операции Борман? -- Что за чушь! -- фыркнул я. -- Почему ты так решил? -- Да уж больно он потайной... Морис вернулся с чашкой горячего кофе и аппетитным на вид сандвичем. Я поблагодарил его за заботу, быстро съел сандвич, потом закурил сигарету и принялся за кофе. Несколько глотков крепкого напитка прогнали остатки сна. Хоть я и не выспался всласть, но чувствовал себя бодро, а раздражение, вызванное Зораном, уже прошло. Морис сел рядом и тоже закурил. -- Интересно, среди вас много таких остолопов? Я догадался, что он имеет в виду Зорана, и честно ответил: -- Больше, чем нужно. Хоть пруд пруди. -- Тогда дело действительно дрянь, -- хмуро произнес Морис. -- Космическая мощь в руках у дебилов. Если такие обнаружат мой мир, быть беде. Да и этот Дионис... Он совсем другой, он умный, очень умный -- и тем более опасный. Он относится ко мне, как к низшему существу, для него я круглый ноль, он и за человека-то меня не считает. Я мотнул головой: -- Вот тут ты ошибаешься, Морис. Дионис совсем не такой. Просто у него... ну, вроде комплекса вины. Когда-то давно, задолго до моего рождения, он любил одну неодаренную женщину. На его глазах она состарилась и умерла, а он... В общем, это банальная история. Дионис далеко не единственный, кто стыдится своего долголетия, он не первый и не последний, у кого время отнимает друзей и любимых. Его высокомерие -- лишь маска, под которой он прячет стыд, боль и жалость. -- Я не нуждаюсь ни в чьей жалости, -- резко заметил Морис. -- Жалость унизительна. -- Именно поэтому Дионис прячет ее. Он считает, что лучше оскорбить человека своим высокомерием, чем унизить его жалостью. -- Гм. Это звучит как "лучше сразу убить, чтоб долго не мучился". По мне, невелика разница -- комплекс вины или превосходства. Если бы Дионис знал о существовании моего мира, я не смог бы спокойно спать... Кстати, а почему я тебе доверяю? Почему я верю в твою искренность? -- Думаю, потому что у тебя нет выбора, -- сказал я. -- Да и логика говорит в мою пользу. Если бы мы с Ладиславом хотели уничтожить твой мир, то просто раззвонили бы о нем повсюду. Тогда бы на его поиски бросились тысячи людей, более опытных и сведущих в этом деле, чем мы. -- Что верно, то верно, -- согласился Морис. -- И все же я боюсь, что ничего у тебя не выйдет. -- Выйдет, можешь не беспокоиться. Нужно только время. В самом крайнем случае я обращусь к Диане -- уж она-то в два счета найдет твою родину. Конечно, это будет рискованный ход, но не так чтобы очень. Хотя ручаться за кого-нибудь дело неблагодарное, я все же не могу представить Диану в роли разрушительницы целого мира. -- Нет, Эрик, речь не об этом. Я боюсь, что у тебя не получится заставить моих соотечественников сидеть тихо и не рыпаться. Люди существа упрямые, внешняя угроза лишь подстегнет их к активным действиям. Допустим, меня ты убедил... и то не совсем. Порой мне кажется, что лучший способ защиты -- нападение. Силе нужно противопоставить силу, а не покорность и смирение. Лишь тогда противник станет уважать тебя и считаться с тобой. Еще древние римляне говорили: хочешь мира, готовься к войне. -- Он хмыкнул. -- И между прочим. Как ты думаешь, почему Ладислав ни разу не появлялся здесь? -- Ну, это уже песнь из другой оперы. Ладислав брат Радки, и его неправильно поймут, если он будет встречаться со мной. -- Разве за ним следят? -- Конечно, нет. -- Вот то-то же. Соблюдая осторожность, Ладислав мог бы регулярно навещать тебя и сестру, однако не делает этого. Почему, спрашивается? Я полагаю, что он не хочет вводить меня в искушение. Он опасается, что если вы окажетесь вместе, а я буду рядом, то попытаюсь убить вас обоих. Я фыркнул: -- Глупости! -- Не такие уж это и глупости, -- возразил Морис. -- Пока только вам двоим известно о существовании моего мира. Я знаю это, а вы знаете, что я знаю. Поэтому Ладислав осторожничает. Да и ты, образно говоря, избегаешь поворачиваться ко мне спиной. Например, когда ложишься спать, обязательно запираешь дверь. -- Ты что, проверял? -- спросил я, слегка покраснев. -- Нет, просто догадался. Разве я не прав? -- Ты прав, -- вынужден был признать я. -- Но запираю я дверь по другой причине. Морис упрямо покачал головой: -- Ты запираешь дверь по двум причинам, просто в одной из них не отдаешь себе отчета. Ты не хочешь признаться, даже перед самим собой, что боишься неодаренного. -- М-да, -- сказал я. -- Ты в самом деле способен на это? -- Вряд ли. Я никогда никого не убивал и даже не дрался по-настоящему. Кроме того, как я уже говорил, со мной ты всегда начеку, у тебя отменная реакция, и мне нечего надеяться застать тебя врасплох. А тем более Ладислава. -- Ну, а если бы такая возможность тебе представилась? -- предположил я. -- Ты бы воспользовался ею? -- Не знаю. Может, и воспользовался бы. Хотя... -- Он умолк. -- Тем самым ты подписал бы себе смертный приговор, -- заметил я. -- Независимо от того, удалось бы тебе или нет, ты все равно не избежал бы возмездия. -- Я это понимаю. Потому и говорю: "может". Сомневаюсь, что я способен на самопожертвование. Я всегда был эгоистом, прежде всего думал о себе и лишь потом -- об остальном человечестве. -- Гм, это еще ничего не значит. Каждый нормальный человек в первую очередь заботится о себе, о своих родных и близких. И жертвуют собой, главным образом, ради конкретных людей, а не всего человечества в целом. Те же, кто ставит превыше всего так называемые общественные интересы, зачастую оказываются опасными фанатиками; опасными для того самого человечества, о благе которого они якобы пекутся. -- Я ухмыльнулся. -- Так или иначе, я уберегу тебя от искушения. Сегодня же после сиесты, когда буду в Солнечном Граде, оставлю у себя в комнате запечатанное письмо, где вкратце изложу все, что знаю о твоем мире. В случае, если я погибну или пропаду без вести, мои бумаги станут разбирать, найдут письмо и вскроют его. Так что от моей смерти ни тебе, ни твоим соотечественникам не будет никакой пользы -- один лишь вред. Старый как мир трюк. Мне показалось, что Морис облегченно вздохнул. -- Это будет разумно с твоей стороны. Но теперь ты должен быть осторожным, ведь ты можешь погибнуть и не по моей вине... Будь я проклят! -- в сердцах выругался он. -- Из-за моей глупой выходки под угрозой оказались сотни миллиардов людей, целое человечество. А ведь Сорвиголова Макартур предупреждал об опасности -- но я не верил ему. И другие не верили, считали это бреднями параноика. -- О чем он предупреждал? -- поинтересовался я. -- О вас, -- пояснил Морис. -- То есть, не о вас конкретно, а об агрессивных "братьях по разуму" из иных миров. А однажды он разошелся не на шутку. Как-то раз на вечеринке, где присутствовал и я, он здорово напился и под конец даже начал буянить. Вообще, насколько я знаю, Макартур редко пьет и знает меру в выпивке, но тут устроители перестарались. Специально для него они пригласили одну роскошную блондинку, топ-модель, которая на поверку оказалась сущей недотрогой... Ума не приложу, почему многие считают таких девочек легкодоступными, чуть ли не проститутками? -- Наверное, по их мнению, если девушка выставляет себя напоказ, то ей ничего не стоит и отдаться первому встречному, -- предположил я. -- Ну, так что было дальше? -- Макартур из тех, кто любит легкие победы над женщинами, а если встречает достойный отпор, то быстро идет на попятную. Однако эта блондинка сильно понравилась ему, и он решил ее споить. В результате сам напился в стельку, после чего уселся на свой любимый конек и стал вещать о параллельных мирах. "Вы думаете, там обитают какие-нибудь чудовища или зеленые человечки с антеннами на лбу и локаторами вместо ушей? Ничего подобного! Там такие же люди, как и мы, но они опаснее любых чудовищ и зеленых человечков. Они спят и видят, как бы уничтожить всех нас, нашу цивилизацию..." ну, и все прочее в том же духе. Из этого Макартур делал вывод, что Галактике нужно срочно объединиться и вооружиться до зубов, чтобы успешно противостоять угрозе извне. Теперь я вижу, что он был прав. Как говорится, in vino veritas. Морис уже не впервые упоминал о Сорвиголове Макартуре, и каждый раз где-то на задворках моего сознания мелькала дичайшая мысль, что он говорит о хорошо знакомом мне человеке. На сей раз эта мысль задержалась немного дольше, чем прежде, и я, даже не знаю зачем, попросил: -- Расскажи-ка мне об этом Макартуре. Что он за фрукт? -- Неплохой парень, хотя и со странностями. Сорвиголовой его прозвали за чуть ли не маниакальную склонность к неоправданному риску. А так он ученый, доктор физических наук, и... -- Вдруг Морис замолчал и внимательно присмотрелся ко мне, как будто видел меня впервые. -- Черт возьми! -- наконец промолвил он пораженно. -- А я все ломаю голову: кого ты мне напоминаешь?.. По моей спине, казалось, пробежал целый муравейник. -- И кого же? -- спросил я. -- Нельзя сказать, что вы очень похожи, -- словно не услышав моего вопроса, продолжал Морис. -- Но что-то общее у вас есть. И во внешности -- хотя он высокий шатен, и в манерах, и в речи... Этот чертов ирландский акцент! Он вскочил и буквально пулей влетел в дом. Вконец растерянный и, одновременно, обуреваемый самыми дурными предчувствиями, я последовал за ним. Мориса я нашел в холле. Он стоял перед двумя висевшими на стене портретами -- Дианы (в ее прежнем облике голубоглазой шатенки) и Артура. В первый же день своего пребывания здесь, Морис обратил внимание на портреты и долго разглядывал их, но тогда ничего не сказал. А сейчас спросил: -- Кто этот рыцарь? -- Мой дядя Артур, король Логриса, император Авалонский. Морис подпрыгнул и изумленно уставился на меня: -- Как ты сказал?! -- Мой дядя Ар... -- Нет! -- перебил меня он. -- Не то. Ты сказал: "Авалон"? -- Да. Это родина нашего предка, великого короля Артура. Авалон упоминается во многих легендах, в некоторых мирах даже существуют его подобия, но Истинный Авалон находится на Земле Артура... -- Земля Артура?! -- опять воскликнул Морис. -- А что? -- спросил я. Морис вновь повернулся к портрету. -- Похож, -- пробормотал он. -- Несомненно, похож... И слишком много совпадений: Мак-Артур с Земли Артура, его любимый гоночный катер называется "Красный дракон", а тут еще корпорация "Авалон", как чертик из табакерки... Послушай, у твоего дяди Артура нет сына по имени Кевин? "О Боже!" -- подумал я и коротко ответил: -- Есть. -- Как он выглядит? -- Высокий, почти метр девяносто, русые волосы, карие глаза... А так, ничего примечательного. -- Все сходится. У тебя есть его фотография? Я фыркнул: -- Вот еще не хватало! Разумеется, нет. Хотя... У Дианы есть семейный альбом. Надеюсь, она не взяла его с собой. Пошли. Мы быстро поднялись на второй этаж. Спешили так, точно в доме начался пожар. "Нет, это невозможно! -- пульсировало в моей голове. -- Этого просто быть не может. Такое совпадение выходит за рамки всех мыслимых вероятностей..." У двери кабинета Дианы меня посетила интересная мысль, и я спросил у Мориса: -- А эта блондинка, топ-модель, о которой ты рассказывал, она, случайно, не была замужем? -- Точно, была. У Макартура насчет этого имеется пунктик. Он охоч только до блондинок, непременно голубоглазых и непременно замужних. -- Боюсь, это он, -- сказал я. -- Другого такого психа в природе не существует. Альбом Дианы оказался на месте. Я взял его, полистал, нашел нужную фотографию и показал Морису: -- Это он? Тот ни секунды не колебался: -- Он, точно он. В этом нет никаких сомнений. Сорвиголова Макартур собственной персоной. -- Вдруг Морис рассмеялся. -- Знаешь что, Эрик. Похоже, твой кузен Кевин на нашей стороне! То есть, я хотел сказать, на стороне моего мира. Не так, как ты, лишь частично, а целиком. По-вашему, он предатель. -- Он сумасшедший, -- хмуро промолвил я. -- Опасный сукин сын... 11. КЕВИН Причины, по которым Терра-де-Астурия, находящаяся в центральной части Галактики, тем не менее оказалась чуть ли не на задворках цивилизации, можно выразить одним словом -- невезение. Она была открыта сравнительно недавно, три столетия назад, королевской научной экспедицией с Терры-Кастилии. Планета принадлежала к редкой категории ЧЗТ (Чисто Земного Типа), изначально была приспособлена к жизни людей и ни в малейшей степени не нуждалась в специальной обработке, именуемой терраформированием. Посему в рекордно короткие сроки она была освоена и колонизирована, а вскоре на политической карте Галактики появилось новое государство. Власти материнской планеты, расположенной, кстати, в середине западного рукава, прекрасно понимали всю безнадежность попыток удержать контроль над Астурией, и правивший в то время король попросту "подарил" ее своему младшему сыну. С тех пор для Астурии начался период если не стагнации, то крайне замедленного развития. Виной тому были ближайшие соседи -- вернее, отсутствие таковых. Центральное Звездное Скопление вообще не очень подходящее место для возникновения планет, пригодных к терраформированию, а южный регион в этом отношении и вовсе был обделен природой. Астурия с ее чисто земными характеристиками представляла поразительное исключением из правила -- но, увы, находилась она слишком далеко от главных космических магистралей, ее недра не были богаты на полезные ископаемые, почва не отличалась особым плодородием, в реках, озерах, морях и океанах водилась вполне заурядная рыба, а среди обитателей суши нашлось лишь несколько ценных пород, пригодных для экспорта. Словом, изначальный экономический потенциал планеты оказался весьма невысок, перспективы роста -- сомнительны из-за значительной удаленности от других миров; единственным ее неоспоримым достоинством был ровный мягкий климат и восхитительное ночное небо, усеянное мириадами ярких звезд. Первые короли пытались превратить Астурию в галактический курорт, но, видимо, взялись за дело не с того конца и лишь впустую потратили кредиты Галактического банка реконструкции и развития. Планета стала считаться зоной высокого риска капиталовложений, и многие поколения астурийцев расплачивались за непредприимчивость своих предков отчужденностью от остального мира и почти полным забвением. Только в последнее время потенциальные инвесторы вновь начали проявлять осторожный интерес к проекту трехсотлетней давности. Перед отлетом с Земли я просмотрел старые рекламные ролики, ознакомился с историей Астурии, а также с ее настоящим, и решил, что если Рик предложит мне сотрудничество, то его родина вполне сгодится для осуществления моей давней мечты о создании собственного научно-исследовательского учреждения -- Института пространства и времени Фонда Макартура. А может быть, и не только для этого. В конце концов, несмотря на свою изолированность, Астурия находится в центре Галактики, а что касается космических путей, то их можно изменить -- было бы желание и необходимые средства. x x x Я проснулся от яркого солнечного света, щедро лившегося в широкие окна спальни роскошных гостевых апартаментов королевского дворца. В постели я был один и в первый момент спросонья подумал, что Дженнифер, как обычно, встала раньше меня, и сейчас либо принимает душ, либо завтракает. Затем я вспомнил, что накануне мы решили не афишировать с самого начала наших отношений и впервые с момента знакомства легли спать порознь. Мы совершили посадку на Астурии, когда в ее столице, Нуэво-Овьедо, была поздняя ночь. При других обстоятельствах нас продержали бы на карантине до самого утра, поскольку мы прибыли невесть откуда на частном катере, но в данном случае мы столкнулись с тем, что называется радушным приемом желанных гостей. Специально ради нас в порт прибыла передвижная экспресс-лаборатория Королевского института микробиологии с целым отрядом специалистов, возглавляемых самим профессором Альбой -- еще одной после Рика достопримечательностью этой провинциальной планеты. Восьмидесятилетний Фернандо Альба, как оказалось -- весьма приятный мужчина, был широко известен своими работами в области субмолекулярной генетики, его неоднократно приглашали к себе ведущие научные центры Галактики, но он неизменно отклонял все заманчивые предложения и оставался на Астурии. Родина гордилась им, и нужно отдать ей (то бишь родине) должное -- она (родина) создала для него такие условия, предоставила ему такую свободу в распоряжении средствами, о которых многие другие ученые, даже его уровня, могли только мечтать. С немалой долей удивления я обнаружил, что Дженнифер неплохо разбирается в биологии, и, пока готовились результаты всех анализов, она увлеченно беседовала с профессором, благо тот свободно изъяснялся по-итальянски. А я, признаться, поначалу был несколько разочарован. Я ожидал, что Рик, несмотря на столь поздний час, лично явится в порт, но его не было, и это разозлило меня. Лишь позже выяснилось, что в настоящее время он отсутствует на планете. Рик ожидал моего прибытия не раньше чем через три дня, а пока суд да дело решил немного прокатиться на переоборудованном под яхту стареньком военном корабле. Как мне сообщили "по секрету", в качестве второго пилота он прихватил свою новую пассию, которая ничего не смыслила в астронавигации, зато была чертовски привлекательной крошкой. Слушая эти объяснения, я не мог сдержать улыбки. Похоже, за четырнадцать лет Рик совсем не изменился -- все такой же бабник, как в былые времена... Я еще немного повалялся в постели, затем неохотно встал, чувствуя себя несколько вялым от пересыпания. И дело вовсе не в том, что здешние сутки длиннее земных на сорок семь с хвостиком минут -- это сущие мелочи. Просто перед посадкой на Астурию я хорошо выспался, а через четыре часа вновь вынужден был лечь в постель, чтобы настроиться на местный ритм жизни. И, как ни странно, почти сразу заснул. Я накинул на себя халат и вышел из спальни, все еще надеясь застать Дженнифер за завтраком. Как близких родственников, нас поселили в одних покоях, впрочем, настоящих царских хоромах, где могла бы жить припеваючи многодетная семья. Ночью у меня даже возникло искушение тайком пробраться к Дженнифер, однако я устоял перед этим соблазном. Она, видимо, тоже. Просторная гостиная была обставлена с большим вкусом и претензией на изысканность. В целом мне нравилось убранство моих комнат, несмотря на некоторую крикливость отдельных деталей обстановки и явственно присутствующий конфликт между традиционно консервативным аристократическим стилем и новейшими достижениями технологической мысли в области быта. Это здорово напоминало мне мою родину, где на каждом шагу встречались анахронизмы вроде счетно-кассового аппарата в типично средневековой таверне или разодетого вельможи при шпаге в шикарном роллс-ройсе. Все-таки в просвещенной монархии есть своя, особая прелесть. Спальня Дженнифер была пуста, но на разобранной постели я нашел адресованную мне коротенькую записку: "Кевин. Королева любезно пригласила меня позавтракать с ней. Целую, соня. Привет. Твоя Дж." Я машинально подобрал с пола небрежно брошенную ночную рубашку, положил ее на кровать, сунул записку в карман халата и вышел из спальни. По пути к себе я думал о ночи, проведенной без Дженнифер. С одной стороны мне было немного грустно, с другой же -- я испытывал какое-то странное облегчение. Именно так, наверное, чувствует себя кровосмеситель, сделавший первый шаг к тому, чтобы вырваться из порочного круга, прекратить свою предосудительную связь с родной сестрой, дочерью... или теткой. Я бы, пожалуй, обратился за советом к Брендону, если бы не знал наперед, что он мне скажет. В каждой женщине, замужней голубоглазой блондинке, я хотел видеть Монгфинд, я отождествлял ее с Монгфинд. Целуя и лаская ее, занимаясь с ней любовью, я воображал, что делаю это с Монгфинд, а в роли обманутого мужа выступает Морган Фергюсон. В случае с Дженнифер мои фантазии обрели иллюзию реальности, подсознание наконец получило свое и угомонилось; возможно, я начал избавляться от внутренних пут, но... Я совсем не радовался предстоящему исцелению, не трепетал в предвкушении свободы. Меня мучила мысль, что я навсегда потерял Дженнифер, вернее, потерял способность любить ее как женщину. Теперь я не хотел видеть в ней сестру или дочь, но было уже поздно, прошлого не воротишь. Нельзя приготовить омлет, не разбив яйца, а если ты разбрасываешь камни, то рано или поздно приходится их собирать. Одно наваждение сменяется другим -- это закон природы, закон сохранения наваждений. Что ж, быть по тому. В конце концов, не так уж и плохо заиметь еще одну сестру. И все же мне больно... Я побрился, принял душ, поел, привел себя в надлежащий вид и справился о Дженнифер. Мне сказали, что после завтрака у королевы она отправилась в институт микробиологии, куда еще накануне ее пригласил профессор Альба. Молодой кабальеро дон Хесус де Лос Трес Монтаньос, приставленный ко мне в качестве гида, сообщил, что королева желает встретиться со мной за обедом, а пока поручила ему ознакомить меня с достопримечательностями стольного града Нуэво-Овьедо. Я вежливо ответил, что в данный момент не расположен к экскурсии и предпочел бы прогуляться в одиночестве где-нибудь в тихом спокойном местечке, например, в саду. Юный дон Хесус, однако, сделал вид, что не понял моего прозрачного намека, и вызвался составить мне компанию на прогулке в дворцовом парке. Мне стоило больших трудов отделаться от него, но, к счастью, я вовремя сообразил, что парнем движет не служебное рвение, а банальный интерес к личности известного всей Галактике Сорвиголовы Макартура. Лишь после того, как я твердо пообещал в самое ближайшее время выкроить часик-другой и детально рассказать ему обо всех перипетиях последних трансгалактических гонок, он оставил меня в покое. В течение следующего часа я бесцельно блуждал по обширному дворцовому парку, переходя с одной аллеи на другую, непрестанно думал о Дженнифер и Монгфинд и все никак не мог решить, выиграл ли я в конечном итоге, или проиграл. Торжества победы и горечи поражения было поровну. Изредка мне встречались люди, с которыми я в лучшем случае вынужден был учтиво раскланиваться, а в худшем -- вступать в разговор. Такие "случайные" встречи происходили чем дальше, тем чаще, а собеседники становились все более словоохотливыми. Вскоре мне это надоело и я принялся искать укромное местечко, где мог бы не отвлекаясь предаваться самоистязанию. К парку примыкал огражденный со всех сторон сад, как я убедился, совершенно безлюдный; очевидно, он был предназначен только для избранных. Я без колебаний отнес себя к этой категории, поскольку был гостем наследного принца, и не сомневался, что буду пропущен внутрь, если обращусь с такой просьбой к компетентным лицам. Однако мне не хотелось афишировать своих намерений -- ведь и среди избранных хватает любопытных, поэтому я просто улучил момент, когда поблизости никого не было, встал на невысокий каменный парапет забора и... нарушил мной же установленные правила поведения в этом мире, которые время от времени все-таки приходилось нарушать. Если кто-нибудь и наблюдал за мной в этот момент, то ему показалось, что я непостижимым образом ухитрился протиснуться между прутьями решетки забора. Проникнув без приглашения в сад, я неторопливым хозяйским шагом направился вглубь и шел, пока забор не скрылся за деревьями. Здесь действительно было гораздо спокойнее и уютнее, чем снаружи. После недолгих скитаний по саду я облюбовал удобную скамью в тени невероятно огромной яблони и уже собирался сесть, как вдруг увидел женщину в крикливом ярко-красном платье, которая шла по дорожке в моем направлении. Прятаться смысла не было -- она заметила меня раньше, чем я ее. И это еще не все. Женщину в красном догоняла высокая и стройная черноволосая девушка в белых шортах и розовой блузке. Я с досадой подумал, что моим надеждам на уединение сбыться не суждено. -- Ваше величество! -- громко окликнула девушка. Женщина в красном (королева!) остановилась и повернулась к ней. -- Вам нужно срочно вернуться, -- продолжала девушка, сбавив шаг. Она сказала еще что-то, но уже не так громко, и я не разобрал ее слов. Королева отрицательно мотнула головой и, видимо, принялась возражать. Девушка настаивала, не собираясь уступать. Их спор затянулся. А я тем временем осознавал всю неловкость своего положения. Меня так и подмывало смотаться отсюда, пока женщины заняты разговором, но это сильно смахивало бы на позорное бегство провинившегося школьника и было ниже моего достоинства. Я оставался на месте и мужественно ожидал дальнейшего развития событий. Девушке, наконец, удалось убедить королеву. Та неохотно кивнула, почему-то погрозила ей пальцем, затем бросила на меня быстрый взгляд и направилась в обратную сторону. Похоже, гроза миновала. Некоторое время девушка стояла на месте, глядя вслед королеве, потом подошла ко мне. Первое, что поразило меня в ней, это редкое сочетание натуральных черных волос и нежной снежно-белой кожи, совсем не тронутой загаром. Кроме того, девушка была очень высокая -- по меньшей мере, метр восемьдесят, -- и мне не приходилось смотреть на нее сверху вниз; это было приятно. Я подумал, что если вдобавок она наденет туфли на высоких каблуках, то мы с ней будем почти одного роста. -- Как вы сюда попали? -- вместо приветствия спросила девушка. -- Перелезли через забор? -- Перепрыгнул, -- шутливо ответил я. -- Прыжки с шестом мой любимый вид спорта. -- Увидев вас в окно, я решила, что вы увлекаетесь корридой, -- заметила она. Ее реплика показалась мне более чем странной. -- И поспешила вам на помощь. -- Вы выручили меня из затруднительного положения, -- подхватил я. -- Было бы неловко встретиться с ее величеством, еще не будучи официально представленным. -- Что?.. -- В глазах девушки мелькнуло непонимание, но уже в следующую секунду она согласно кивнула: -- Ну да, разумеется. Если я не ошибаюсь, вы Кевин Макартур? -- К вашим услугам, донья... -- Анхела. -- Очень приятно, донья Анхела. -- Просто Анхела. -- В таком случае, называйте меня просто Кевин. По рукам? Анхела ответила мне обворожительной улыбкой: -- Договорились... А знаете, Кевин, вы очень похожи на свою кузину. Я ухмыльнулся: -- Неужели? Впервые слышу. Она пожала плечами: -- Наверное, мне показалось. Самовнушение и все такое. Вообще-то я узнала вас, потому что видела старую запись, где вы сняты вместе с Рикардо на вашей прощальной вечеринке. В отличие от него, вы почти не изменились. -- Здоровый образ жизни, -- объяснил я. -- Регулярные занятия спортом. -- Главным образом, прыжками с шестом. -- И корридой, -- добавил я. Анхела рассмеялась, изящно прикрыв ладонью рот. Она была необычайно красива, по мне даже чересчур -- как картинка. В ее красоте было что-то от рафинированности. Идеальные пропорции фигуры, безукоризненно правильные черты лица почти не давали простора для воображения; глядя на нее, нельзя было представить что-нибудь более совершенное. С такой внешностью хорошо быть фотомоделью, но быть просто женщиной -- не мед. Я видел, что Анхела понимает это и пытается бороться со своей красотой. На ее лице не было ни грамма косметики, в которой, к слову сказать, она и не нуждалась, а ее роскошные черные волосы были небрежно собраны на затылке и скреплены заколкой. Впрочем, с последним она явно перестаралась, это придавало ее лицу излишнюю строгость. На мой взгляд, ей больше подошли бы распущенные, слегка всклокоченные волосы, что должно было смягчить ее жесткую красоту. Правда, Анхелу еще выручали глаза -- столь же необыкновенные, как и все остальное. Какой-то циник, уж не помню, кто именно, в одной из своих книг написал буквально следующее: "Не девственница -- это у женщин по глазам видно". Конечно, не исключено, что у этого писателя было особое чутье на девственниц, но лично мне никогда не удавалось вычислить девственницу по глазам. Другое дело, что в женских глазах можно увидеть опыт либо отсутствие оного, невинность -- а это отнюдь не синоним девственности. Невинность суть состояние души, образ жизни, способ мышления, форма восприятия окружающего мира; невинность имеет лишь самое косвенное отношение к девственности как таковой. Взгляд больших черных глаз Анхелы выражал удивительное сочетание невинности и опыта, бесшабашного озорства и здравомыслия, какой-то детской наивности и зрелой рассудительности с некоторой долей скептицизма. Я бы не рискнул держать крупное пари относительно ее возраста -- с равной вероятностью ей могло быть и двадцать, и тридцать лет, -- но так, ради спортивного интереса, я поставил на двадцать пять. -- Пожалуй, мне пора сматывать удочки, -- сказал я. -- В каком смысле? -- не поняла Анхела. -- Махнуть через забор обратно в парк. -- Это вовсе не обязательно. Можете оставаться здесь хоть до самого обеда. -- А королева? -- Она не вернется. У нее... много дел. Вам нравится этот сад? -- Да, прелестное местечко. -- Вот и прогуливайтесь. Больше вас никто не побеспокоит. -- А вы не составите мне компанию? -- неожиданно для самого себя предложил я. Анхела покачала головой -- но не очень решительно. -- Сейчас я занята. -- Дела могут подождать, -- настаивал я. В какой-то момент нашей беседы у меня резко поменялось настроение, и я больше не испытывал желания предаваться самоанализу. -- Полчаса ничего не изменят. -- Ну... Наверное, вы правы. Всегда можно выкроить лишние полчаса. Если понадобится, я отменю вечернюю партию в теннис. -- Помилуйте, Анхела! Я не требую от вас такой жертвы. Она неопределенно хмыкнула. -- Разве это жертва? Я просто меняю одну форму отдыха на другую. Мне будет приятно пообщаться с человеком, о котором я много наслышана. -- Вы мне льстите, -- вежливо ответил я. -- Присядем? -- Только не здесь. Яблоки почти созрели, и не ровен час, одно из них упадет на голову. -- А закон тяготения давным-давно открыт. -- Вот именно. Давайте лучше пройдемся. Я и так большую часть дня провожу сидя. Мы не спеша пошли по дорожке. После короткой паузы в нашем разговоре, я сделал глубокомысленное замечание: -- Видно, вы не из тех женщин, которые только тем и занимаются, что бездельничают при дворе. Анхела кивнула: -- Совершенно верно. Безделье не моя стихия. Нужно уметь предаваться безделью, иначе умрешь со скуки. Это целое искусство, которым я так и не смогла овладеть... -- Она вздохнула. -- Знаете, порой я завидую людям, получающим удовольствие от праздной жизни. Мне это не дано. Как говорите вы, англичане, я типичная working girl. -- Одно маленькое уточнение... даже два. Во-первых, выражение "working girl" зачастую употребляется на Земле в несколько ином смысле... гм, впрочем, это не важно. А во-вторых, я не англичанин. -- Ах да, извините. Рикардо говорил, что вы ирландец. -- И шотландец, -- добавил я. -- И валлиец. А на четверть я, можно сказать, итальянец. -- По линии отца? -- Угадали. -- Я не гадала, а просто сделала вывод на основе имеющейся информации. Ведь Дженнифер, дочь брата вашего отца, отлично говорит по-итальянски. -- Вы уже познакомились с ней? -- Да, за завтраком. У королевы. -- Ага, понятно. Вы ее личный секретарь? -- Чей? -- Королевы. Анхела внимательно посмотрела на меня, будто взвешивая в уме, достоин ли я доверия, и лишь потом ответила: -- Больше чем секретарь. Фактически, я и есть королева. В первый момент я растерялся и даже хотел спросить, не ослышался ли. Но, немного собравшись с мыслями, вспомнил, как Анхела обраща