о, рискуя навлечь на себя гнев Даж-Дома. А позже... Я не закончил свою мысль, но Морис прекрасно понял меня: позже будет слишком поздно. К счастью (если здесь уместно это выражение), Ладислав действовал стремительно, и сведения о космической цивилизации сохранились главным образом в электронной форме. А жесткое радиоактивное излучение вскоре приведет в негодность даже те немногочисленные носители информации, которым удалось уцелеть в ходе такой опустошительной ядерной войны. Морис сплел на затылке пальцы рук и откинулся на спинку стула. -- Эх, все-таки дал я маху! Нужно было что-то нагородить о преступной деятельности Ладислава. Да и ты был хорош со своими "без комментариев". -- Вот тут ты ошибаешься, -- сказал я. -- Моя готовность обвинить Ладислава во всех смертных грехах только вызвала бы ненужные подозрения. К тому же, с меня хватит и одной лжи. -- Гм-м. Если я ничего не упустил из твоего рассказа, ты ухитрился ни разу не солгать. -- А насчет мотивов? Морис вздохнул и сокрушенно возвел горе очи. -- Опять ты за свое! Право слово, Эрик, в тебе есть что-то от мазохиста. Обычно люди ищут оправдание своим поступкам, ты же наоборот -- упорно отвергаешь очевидное, лишь бы дольше помучить себя. Признай же наконец, что ты действительно убил Ладислава в ярости, что ты просто потерял над собой контроль, когда увидел, что он сотворил с целой планетой, с миллиардами людей. Никакого трезвого расчета у тебя и в помине не было. -- Был, -- упрямо заявил я. -- Тогда я думал не о мире, который он уничтожил, и не о людях, которых он убил, а о том, как бы заставить его молчать. -- Глупости! -- фыркнул Морис. -- И кстати, тот факт, что тебя без труда выследил какой-то праздношатающийся болван, лишний раз подтверждает это. Если бы ты действовал расчетливо и хладнокровно, то не допустил бы такой оплошности. -- Но так или иначе, мне пришлось бы... -- Да пошел ты к черту со своей казуистикой! -- невесть почему разозлился Морис. -- Не подменяй случайность необходимостью. Чтобы заткнуть Ладиславу рот, вовсе не обязательно было убивать его... хотя я с огромным удовольствием задушил бы его собственными руками. И вообще, Эрик, знаешь, как это называется? Я имею смутное представление об этических нормах твоей религии, но с точки зрения христианства ты преисполнен гордыни. Где-то в глубине души тебе лестно думать о том, что ты взял на себя грех ради... -- Он осекся. -- Ладно, хватит об этом. Ты уже решил, что нам делать? Я кивнул: -- Если ты не против, мы пустимся в бега. Здесь оставаться опасно. -- Стало быть, ты выбрал третий из предложенных вариантов? -- В некотором роде. Там, куда мы направляемся, мне будет чем заняться. Дел хватит на много лет вперед. В глазах Мориса зажегся робкий огонек надежды: -- Так ты... нашел? -- Да, нашел, -- подтвердил я и встал с кресла. -- Подробности позже. А пока давай собираться в дорогу. И не забудь об одежде. На последнем слове я сделал особое ударение. Морис понял меня -- мы заблаговременно подобрали себе костюмы, в которых не будем выделяться среди прочих людей в его родном мире. Сейчас эта предусмотрительность пришлась весьма кстати. -- А если за нами будут следить? -- Не беспокойся, -- сказал я, направляясь к двери. -- Об этом я тоже подумал... Ну все, теперь молчок. Я открыл дверь, и мы вышли в коридор. Морис сразу потопал к себе собираться, а я первым делом вернул в кабинет Дианы заподозренный в шпионстве портативный компьютер. Затем непосредственно, без зеркала, связался с отцом -- это исключало любую возможность перехвата разговора. При других обстоятельствах я обратился бы к маме или Диане, но в данном конкретном случае помощь отца была предпочтительнее. Хотя праздное любопытство свойственно представителям обоих полов, мужчины в этом отношении все же более сдержаны, чем женщины, и не склонны делать трагедию из того, что кто-то от них что-то скрывает или чего-то не договаривает. Отец отозвался через пару секунд, то есть практически сразу: "Это ты, Эрик?" "Да, папа. Привет". "Привет. Как дела?" "Да так себе, более или менее. Сейчас ты не очень занят?" Отец мысленно хмыкнул. "Ну, это зависит от того, насколько срочно я тебе нужен". "Желательно поскорее". "Тогда я свободен. Где ты?" "В доме Дианы". "Приглашаешь в гости?" "Да". "Я буду минут через десять. Устраивает?" "Вполне". "Раз так, то до встречи". "Пока". В своей комнате я по-быстрому переоделся и привел себя в порядок (пришлось немного повозиться с всклокоченными волосами), затем перешел в смежный со спальней кабинет и открыл встроенный в стену сейф. Никаких следов взлома я не обнаружил, все предметы, захваченные нами во время налета на Чернобыльский центр были на месте -- за исключением бритвы, которая находилась в пользовании Мориса. Отложив в сторону "трофейный" лэптоп, я сгреб остальное в кожаную сумку и перекинул ее поясок через плечо. Ноша оказалась довольно легкой -- но вот что делать с лэптопом, где хранились астронавигационные карты и результаты моих неуклюжих попыток определить местонахождение космической цивилизации? Конечно, его можно уничтожить, но в такой спешке я вряд ли сумею замести все следы, и тогда... -- Ай, черт с ним! -- вслух выругался я и, включив компьютер, ввел команду отформатировать жесткий диск. Проигнорировав грозное предупреждение о том, что все данные будут уничтожены, я велел программе делать свое черное дело. Менее чем через минуту форматирование было успешно завершено. Затем я вставил в специальную щель лазерный диск и запустил в автоматическом режиме программу установки новой операционной системы; после чего небрежно сунул лэптоп в ящик стола. Когда система будет установлена, компьютер отключится сам, и вряд ли кому-нибудь придет в голову заподозрить невинную "тачку" в причастности к моим темным делишкам. Тем более, что я никогда особенно не дружил с компьютерами. Морис уже ждал меня в коридоре. При нем была сумка немного поменьше моей. -- Захватил бритву? -- первым делом спросил я, чтобы не забыть. -- Захватил. А ты ничего не оставил? -- Ничего, -- ответил я и похлопал по сумке. -- Шпагу не берешь? -- Взял бы, но, к сожалению, она осталась в Солнечном Граде. -- Жаль, конечно. У тебя классная шпага. -- Еще бы... Когда мы спустились на первый этаж, отец уже ждал нас в холле. Он был одет в свой обычный непритязательный, "домашний" королевский наряд, а в руках (о чудо!) держал мою Грейндал. Улыбнувшись, отец смерил меня оценивающим взглядом, затем с сомнением посмотрел на шпагу. -- Ты забыл ее в моем кабинете, -- объяснил он. -- И я подумал... Впрочем, не важно, что я подумал. Судя по твоей одежде, тебе вряд ли понадобится шпага. -- Как раз наоборот, -- сказал я и взял из его рук Грейндал. -- Большое спасибо, отец. Я не имел ни малейшего представления, что буду делать со шпагой, пусть и волшебной, в мире высоких технологий и сверхсветовых скоростей, но надолго расставаться с ней мне не хотелось. А мое отсутствие грозило затянуться на многие годы... Мне стало горько и тоскливо при мысли о том, что я буду вынужден общаться с отцом и мамой на расстоянии, тщательно скрывая от них свое местонахождение. Я с трудом подавил всхлип, готовый вырваться из моей груди... -- Так ты познакомишь меня со своим новым другом? -- спросил отец, с интересом глядя на Мориса, который явно чувствовал себя не в своей тарелке, однако держался с достоинством и нисколько не робел в присутствии коронованной особы. -- Да, разумеется, -- спохватился я. -- Конечно же. Позволь представить тебе Мориса Огюстена Жана-Мари де Бельфора. Отец доброжелательно улыбнулся ему и кивнул: -- Здравствуйте, господин де Бельфор. Я всегда рад друзьям моего сына. Морис церемонно поклонился: -- Весь к услугам вашего величества. -- Сказано это было с отменной вежливостью, без театральной напыщенности, а просто и изящно, словом, по-аристократически. Они обменялись еще несколькими любезностями в том же духе, затем отец повернулся ко мне: -- Ну, Эрик, чем я могу помочь? Я замялся: -- Тут такое дело... Ты можешь кое-что сделать для меня, не задавая вопросов? Отец был несколько озадачен. -- Смотря что ты попросишь, -- слегка растягивая слова произнес он. -- Если кого-то прикончить, я, конечно же, поинтересуюсь, чем этот тип тебе насолил. -- Убивать никого не придется, -- ответил я. Порой мне трудно было понять, шутит отец или говорит серьезно. -- Избивать тоже. Просто перенеси нас в одно местечко, и все. -- Куда? -- Куда-нибудь на твое усмотрение. Куда угодно, желательно подальше отсюда и в необитаемый мир. Только не говори куда. Во взгляде отца отразилось понимание. Он сосредоточился, и я почувствовал, как он тщательно сканирует окрестности. -- За нами не следят, -- сообщил отец. -- И в радиусе трехсот миль нет ни души. Мне немного полегчало. Но лишь самую малость. -- Так ты можешь выполнит мою просьбу? -- Разумеется, могу. Прямо сейчас? -- Да, сию минуту. Он пожал плечами: -- Ну что ж, ступайте за мной. Мы вышли из дома и остановились на крыльце. Даже не взяв нас за руки, отец вызвал Образ Источника, и на мгновение нас окутала фиолетовая мгла. Потом она исчезла, и мы уже стояли, утопая ногами в зеленой траве, на берегу небольшого озера, окруженного со всех сторон плотной стеной деревьев. В чистом весеннем небе над нами ярко светило солнце, в лесу весело щебетали птицы и слышался ласковый шепот ветра в листве. Морис был восхищен -- но отнюдь не окружавшей нас идиллией, а тем, каким способом мы здесь оказались. Дитя космической цивилизации, к тому же звездный пилот с десятилетним стажем, он был знаком с феноменом Тоннеля не понаслышке, и тем более глубоко его поразило мгновенное перемещение. -- Ух ты! Да это же квантовый прыжок! -- Совершенно верно, -- подтвердил отец и улыбнулся. -- Мой зять Колин похвалил бы вас. Он ратует за этот термин и злится, когда в его присутствии выражаются иначе, так как он уже давно доказал, что подобные перемещения происходят не мгновенно, а за интервал, в точности равный планковскому кванту времени. Я вдруг рассмеялся. Отец удивленно посмотрел на меня и спросил: -- В чем дело, Эрик? Я что-то не так сказал? -- Да нет, -- ответил я, унимая смех. -- Просто твои слова напомнили мне один забавный случай. Отец не стал уточнять какой именно, хотя забавных случаев, связанных с Колином и его (вернее, планковскими) квантами времени было великое множество. Впрочем тот, который я вспомнил, имел к Колину лишь косвенное отношение. Я знал эту историю только понаслышке, так как дело было еще до моего рождения. Это произошло в день бракосочетания Моргана Фергюсона с Монгфинд Энгус. Когда Кевин явился на свадебный пир, все боялись, что он напьется в стельку и устроит пьяный дебош. Однако Кевин не думал напиваться, вел себя мирно и даже благодушно. В этом, по мнению Дэйры, и состоял его коварный план -- праздник был омрачен самим ожиданием скандала. Ближе к ночи обстановка немного разрядилась, и Морган, будучи слегка под хмельком, стал выпендриваться перед подругами своей жены, рассказывая им, какая крутая штука Безвременье. В числе прочего, он повторил уже устаревшую к тому моменту байку, что каждая секунда реального времени содержит бесконечное число сегментов Безвременья. На его беду, это услышал Кевин, который тут же воспользовался представившимся случаем. Делая вид, что не замечает Моргана, он громко заговорил с Монгфинд и пустился в пространные рассуждения о понятиях объективной и субъективной бесконечности. Саму же субъективную бесконечность для конкретного субъекта Кевин трактовал как минимальное из всех M, удовлетворяющих требованию, что любое число N, которое только способен вообразить данный субъект, будет меньше M. Если численное значение субъективной бесконечности, продолжал развивать свою мысль Кевин, находится в пределах величины сорок третьего порядка (то есть, с сорока тремя нулями), это, конечно, прискорбно, но еще не безнадежно. Такой субъект вполне способен справляться с обязанностями первого министра королевства и даже, если не будет выставлять напоказ свою ограниченность, сможет и дальше владеть жезлом главного магистра колдовских искусств, но вот его жене, бедняжке, не позавидуешь... Чтобы не усугублять ситуацию, Монгфинд пришлось терпеливо выслушивать оскорбительные выпады Кевина, притворяясь, будто она не понимает, против кого они направлены. Морган не вмешивался по той же причине. Дядя Артур и тетя Дана не могли сообразить, как им остановить зарвавшегося сыночка, не спровоцировав взрыв. Положение спасла Дэйра, которая велела распорядителю объявить белый танец и тотчас же пригласила брата составить ей пару. Это подействовало безотказно. Инцидент был скорее скандальным, чем забавным, однако впоследствии с подачи Кевина величину, обратную кванту времени Планка, стали именовать константой Фергюсона. А поскольку она равнялась количеству сегментов Безвременья в секунде Основного Потока, адепты нет-нет да упоминали о ней в разговорах. Это страшно не нравилось Моргану, но ничего поделать он уже не мог... -- Ты удовлетворен, Эрик? -- спросил меня отец. -- Достаточно далеко я вас перенес? -- Достаточно, -- сказал я, определив наше местонахождение по Формирующим. А про себя добавил: и достаточно далеко от конечной цели. -- Гм... Все-таки позволь задать один вопрос. Без конкретики. Я вздохнул: -- Ладно. -- Ты попал в неприятность? После некоторых колебаний я коротко ответил: -- Выкручусь. Теперь уже вздохнул отец. На его лицо набежала тень. -- Что ж, будем надеяться... Если тебе понадобится помощь, ты знаешь, где ее искать. -- Да, отец. Конечно. -- Тогда удачи тебе. -- Он повернулся к Морису: -- Приятно было познакомиться с вами. Тот не остался в долгу: -- Я польщен вашим вниманием, сир! Отец отступил от нас на несколько шагов, с улыбкой произнес: -- До скорой встречи, -- и исчез. В его прощальной улыбке было много тревоги... С минуту после его ухода мы простояли молча. Наконец Морис сказал: -- У тебя отличный отец! -- Не спорю, -- отозвался я. -- Кстати, ты вел себя как придворный вельможа. Где ты нахватался таких манер? Он небрежно передернул плечами: -- В детстве я много времени ошивался при королевском дворе. -- Каком? -- Французском, разумеется. Гм, разумеется... -- Я и не знал, что у вас монархия. -- В этом нет ничего странного. Французы традиционно привержены монархическому строю. Я опустил сумку на траву, а сам присел у кромки воды, положив шпагу себе на колени. Морис последовал моему примеру. -- Пожалуй, я не соглашусь с тобой, -- сказал я. -- Насчет приверженности французов монархии. В большинстве миров, где обитают твои соплеменники, они с завидным упорством устраивают революции, рубят головы своим королям и провозглашают республику. Морис улыбнулся, но покачал головой: -- Это все из любопытства. Хочется же узнать, каково жить при республике и чем она отличается от монархии. А что касается казни королей, то не мы это придумали; прецедент создали англичане. Прежде королей убивали на поле брани, резали, травили, душили в постели, но вот однажды Генрих Восьмой, решив обзавестись новой женой, велел казнить Анну Болейн. С этого все и началось: люди поняли, что у коронованных особ голова на плечах держится не крепче, чем у остальных смертных. Потом дочь Генриха и той же Анны Болейн приговорила к смерти шотландскую королеву Марию Стюарт. Прецедент был возведен в ранг принципа и стал чуть ли не национальным обычаем. Позже добропорядочные английские буржуа, желая показать всему миру, какие они крутые ребята, взяли и отрубили голову внуку Марии Стюарт, королю Карлу Первому. Французы же, глядя через Ла-Манш на забавы соседей, подумали: "А чем мы хуже?" и отправили на гильотину Людовика Шестнадцатого с Марией-Антуанеттой. После чего они успокоились и Наполеона, к примеру, уже не казнили. Неплохой исторический экскурс, подумал я. Особенно если учесть, что описываемые Морисом события в его родном мире происходили свыше тысячи лет назад. -- Значит, -- после паузы произнес я, -- в вашей Франции монархия все же устояла. -- Не совсем так, -- ответил Морис. -- Попытки реставрации в первой половине девятнадцатого века потерпели фиаско. Вернее, было три короля -- Людовик, Карл и Луи-Филипп, -- но правили они недолго и лишь дискредитировали идею монархии. Франция вновь стала королевством лишь в 2048 году по результатам общенационального референдума. -- Да ну! -- удивился я. -- На кой черт вам сдалась монархия в середине двадцать первого века? -- А вот и сдалась. И не только французам, но и другим народам. После образования Северо-Атлантического союза, евро-американского прообраза нынешней Земной Конфедерации, национальные правительства потеряли значительную часть своих полномочий и многие страны стали нуждаться в более устойчивых символах национальной государственности, нежели выборные институты власти. Мы, французы, поняли это в числе первых и, пожалуй, немного перестарались, восстанавливая монархию только как символ. Наши короли не имеют практически никаких полномочий, по сути дела, они являются лишь наследственными управляющими Лувра и Версаля. Зато живут, надо сказать, на широкую ногу. Это все Хитрец Анри, Генрих Девятый, который жил в двадцать третьем веке. Он уговорил парламент принять специальный закон о королевском налоге с дворянства -- дескать, должна же аристократия, пусть и символически, поддерживать свою опору, монархию. Размер королевского налога действительно небольшой -- в процентном отношении, разумеется. К тому же дело это сугубо добровольное: не хочешь платить -- отрекайся от титула, и все; некоторые владельцы крупных состояний тогда так и поступили. Но Хитрец Анри смотрел в будущее; он предвидел, что многие освоенные планеты изберут монархическую форму правления, а значит для бизнесменов, ведущих с ними дела, иметь графский или хотя бы баронский титул будет вопросом не только престижа, но и выгоды. Так оно, собственно, и получилось, и сейчас королевская семья одна из богатейших семей Франции. Я ухмыльнулся, оценив по достоинству проницательность Генриха Девятого, Хитреца Анри. -- Небось, ты тоже аристократ? -- Мой отец граф, а я, стало быть, виконт, -- невозмутимо ответил Морис. -- Но мы не кичимся этим, потому как не принадлежим к новоявленной знати. Мой предок по мужской линии был произведен в рыцари еще во времена Людовика Святого. -- Внушительная родословная! -- сказал я, отдавая должное десяткам поколений его предков. -- Так что ж это выходит? На Земле тридцать второго века большинство стран -- монархии? -- По всей Земле -- нет, но в Европе почти все страны -- конституционные монархии. Остальные шесть или семь, точно не помню, нужно подсчитать... -- Он начал разгибать пальцы, а потом махнул рукой: -- Ай, ну их к черту! В общем, эти страны тоже пытались обзавестись королями, но из-за отсутствия каких-либо традиций не преуспели в своем начинании. Исключение представляют швейцарцы и исландцы, которые всегда были верными приверженцами республиканского строя. Они жуткие консерваторы... Да, кстати, насчет Швейцарии. У нас в Альпах есть домик, который почти все время пустует. Если сейчас там никто не живет, мы можем обосноваться в нем до нашей полной легализации. Как ты к этому относишься? -- Хорошая идея, -- сказал я. -- Заметано. Морис обвел взглядом окрестности и наконец задал вопрос, которого я ждал с самого начала: -- Между прочим, что мы здесь делаем? -- Страхуемся. Вернее, перестраховываемся. Я жду, не появится ли "хвост". -- Твой отец сказал, что за нами не следят. -- Думаю, он не ошибся. Но чем черт не шутит. Хотя за перемещениями адептов проследить невозможно, тем не менее... Боюсь, у меня начинается паранойя. Морис с сомнением хмыкнул: -- Если в Сумерках Дианы ты ничего не заметил, то почему ты так уверен, что обнаружишь "хвост" здесь? -- Потому что здесь Формирующие не потревожены, они находятся в естественном состоянии, и я сразу же уловлю малейшее их возмущение. Это как ровная гладь воды. -- В качестве наглядной демонстрации я взял крохотный камешек и швырнул его в озеро. От того места, где он упал, пошли слабые концентрические круги. -- Кто бы за нами ни следовал, как бы осторожен он ни был, он обязательно выдаст себя. И если кому-то удалось невероятное, и он вычислил перемещение отца, этот "кто-то" должен появиться здесь в течении ближайшего часа. -- Чтобы определить, куда мы дальше направились? -- Вот именно. -- Целый час, это много, -- заметил Морис, но потом уточнил: -- Для наших детекторов. У нас, если преследуемый корабль опередил преследователей более чем на двадцать минут, то он, считай, оторвался от погони. Интенсивность следа первые четырнадцать с чем-то минут снижается крайне медленно, а затем вдруг резко падает по экспоненте. Я даже помню формулу. -- Формул я не знаю, -- сказал я, -- но это так. Правда, как-то мне удалось догнать одного парня, дав ему полчаса форы, но тогда я шел не по следу как таковому, а скорее следовал интуиции; я просто угадал, куда он умчался. Фактически, уже через полчаса след в Тоннеле полностью исчезает. Я решил обождать час, чтобы перестраховаться. А вдруг преследователь окажется столь хитроумным, что разгадает мой план и рискнет обождать полчаса, в течении которых, как он полагает, я буду его поджидать, после чего, убедившись, что слежки нет, продолжу свой путь. Но тут я перехитрю его и буду ждать не полчаса, а целый час. -- Лихо закручено, -- произнес Морис без особого восторга. -- Но вот будет незадача, если наш преследователь окажется еще более хитроумным, чем ты полагаешь, и разгадает этот твой маневр. -- Он взял грудку свежей земли и с задумчивым видом бросил ее в озеро. -- Однако постой! Что ты там толковал о непотревоженных Формирующих? Разве твой отец не намутил воду своими квантовыми прыжками. Ведь он, должно быть, поднял сущую бурю. Я лениво покачал головой: -- Вовсе нет. Отец адепт Источника и для перемещения воспользовался более глубинной силой. Формирующие он и пальцем не тронул. Секунд десять Морис обдумывал мой ответ. Затем сказал: -- Значит, он мог только притвориться, что уходит по своим делам, а на самом деле остаться здесь, спрятаться неподалеку и незаметно наблюдать за нами? -- Мог, -- ответил я. -- Но не сделал этого. -- Почему ты так уверен? -- Потому что доверяю ему. Он это знает и ценит мое доверие. -- Ну, ладно, не буду спорить. Но... А вдруг и в Звездной Палате есть адепты? Тот же Дионис, к примеру. Что если сейчас он следит за нами? Прячется где-то в кустах, слушает наш разговор и покатывается со смеху. Я зябко передернул плечами: -- Тогда у нас лишь одна надежда. -- Какая? -- Уповать, что он на нашей стороне. Морис внимательно посмотрел мне в глаза. -- На нашей стороне, говоришь? -- переспросил он. -- Ну я-то, положим, знаю, на чьей я стороне. А как насчет тебя? Я не знал, что ответить. 21. КЕВИН Уже второй раз за этот день Анхела наградила меня пощечиной. В отличие от первой, вторую пощечину я не заслужил, но принял ее стойко, безропотно. Это произошло сразу после того, как мы прибыли во дворец. Рик заявил, что лично позаботится об устройстве гостей, а мне шепнул, чтобы я немедленно отправлялся к Анхеле. Услышав его последние слова, Дэйра мысленно прокомментировала: "Ждет тебя крутая разборка, братец". "Это уж точно, -- согласился я. -- Но ничего, стерплю". "Не сомневаюсь, что стерпишь... Гм. Я никогда не понимала мужчин, которым нравятся кнуты, цепи, наручники и тому подобное. Разве могла я подумать, что ты принадлежишь к их числу". "Ну, знаешь!.." -- обиделся я. "Да, знаю!" -- отрезала Дэйра и обратилась к Рику: -- Надеюсь, нас поселят не очень далеко от Кевина и Дженнифер? -- В непосредственной близости, сударыня, -- заверил он. Дэйра кокетливо улыбнулась ему: -- Будьте так любезны, зовите меня по имени. -- С превеликим удовольствием, -- просиял Рик, превратно истолковав то, что со стороны Дэйры было всего лишь проявлением чисто дружеской симпатии. -- А я для вас просто Рикардо. Или же Рик -- ведь вы... э, британцы, обожаете сокращать имена. Не так ли? -- Ну, это зависит от обстоятельств, -- заметила Дэйра. -- И каковы же эти обстоятельства в моем случае? -- Определенно, благоприятные. В мыслях я посочувствовал Рику. Если за четырнадцать лет его манера ухаживания за женщинами не претерпела существенных изменений, то вполне вероятно, что на днях у него появится "фонарь" под глазом. Моя милая сестренка обожает нарываться на неприятности -- правда, страдают при этом другие... Когда я вошел в кабинет Анхелы и закрыл за собой дверь, она молча поднялась из-за стола, подступила ко мне и, прежде чем я успел изобразить на своем лице виноватую улыбку, наотмашь ударила меня по щеке. -- Тебе все понятно? -- Да, -- ответил я, обнял ее и поцеловал. -- Извини, дорогая. -- В вашей семье у всех такое извращенное чувство юмора? -- Нет, только у Джо. -- И у тебя. -- Я лишь подыгрывал ему. -- И здорово это делал, даже меня обманул. А я не люблю, когда меня обманывают, пусть и шутки ради. Я так волновалась за тебя. -- С какой стати? -- Ну да, конечно! Теперь-то мне ясно, что ни с какой. Просто я, дура... Анхела не закончила, высвободилась из моих объятий и вернулась к столу. Сев во вращающееся кресло, она нажала какую-то кнопку и обратилась к одному из двух стоявших на столе мониторов: -- Саманта. -- Да, Анхела? -- раздалось в ответ мелодичное контральто. -- Что нового о "тайных вечерях"? -- Пока ничего существенного. Республиканцы и социалисты даже носа не высовывают. Похоже, они и ужинать будут при закрытых дверях. -- Понятно. И каков прогноз? -- Сейчас еще рано делать выводы, но, судя по всему, у них возникли серьезные разногласия. Возможно, я подчеркиваю: возможно -- это лишь мое предположение -- дело идет к расколу. Никакой конкретной информацией, подтверждающей либо опровергающей это, мы не располагаем. Нам остается только ждать. -- Что ж, будем ждать. Когда Анхела отключила связь, я спросил: -- К тебе все секретарши обращаются по имени? -- Не все, -- ответила она. -- Это во-первых. А во-вторых, Саманта не секретарша, она глава моей администрации. И, добавлю, моя близкая подруга. Если тебя это так интересует, то я не поощряю фамильярность среди моих подчиненных, но, с другой стороны, в неформальной обстановке стараюсь обходиться без лишних формальностей. Похоже, у тебя на родине все не так, и короля там почитают за бога. -- А почему ты решила, что у нас есть король? -- Потому что в тебе, несмотря на твои свинские манеры, чувствуется аристократический лоск. Особенно это заметно, когда ты перестаешь следить за своим поведением. Я пододвинул стул и сел напротив Анхелы. -- Рик поделился с тобой своими догадками? -- Да, и я уверена, что он не ошибся. У тебя есть титул? То, что я не ответил сразу, уже было ответом. Я не хотел лгать Анхеле, но и не мог сказать ей всей правды. Пока что не мог. Наш разговор свернул в то опасное русло, когда за одним следовало другое, и я чувствовал, что уговор, заключенный в свое время между мной и Дженнифер, в случае с Анхелой не пройдет. Я должен выкрутиться, не солгавши, и впредь должен буду выкручиваться, утаивая часть правды, самую важную часть, от любимого человека... Боже, как я устал от притворства! -- Ну, и какой же у тебя титул? -- задала следующий вопрос Анхела. -- Принц Уэльский, -- после некоторых колебаний ответил я. Она фыркнула: -- Очень остроумно! -- Это не шутка. -- Я даже обиделся: ведь я не солгал, сказал чистую правду. -- Я действительно принц Уэльский, только это не тот Уэльс, что на Матери-Земле. -- (Ах, как красиво это звучит по-испански: Terra-Madre!) -- На Земле Артура тоже есть Уэльс и есть Новый Уэльс. Я принц и того, и другого. -- Твой отец король? -- Это не обязательно. Только невежды считают, что принц должен быть сыном короля. -- Кевин, не хитри! Я задала прямой вопрос и жду ответа -- да или нет. -- Ладно, -- вздохнул я. -- Мой отец действительно король. -- Тогда это многое объясняет. -- Что именно? -- Твое стремление к власти частично порождено комплексом неполноценности. Очень знакомая ситуация. Ты решил утереть нос старшему брату, прибрав к рукам ни много, ни мало, всю Галактику. -- Думай, что хочешь, -- сказал я, лихорадочно соображая, как назвать несуществующего старшего брата, если Анхела спросит о нем; разумеется, Джо был не в счет. -- Между прочим, о каких "тайных вечерях" ты говорила с Самантой? Анхела поняла, что я пытаюсь переменить тему разговора, но не стала возражать. -- Собрания парламентских фракций накануне открытия сессии, -- объяснила она. -- После утверждения правительством окончательного варианта доклада они всеми правдами и неправдами заполучили его текст, это всегда происходит, и собрались обсудить свое поведение на завтрашнем заседании -- когда нужно аплодировать, когда хранить гробовое молчание, а когда дружно качать головами в знак неприятия того или иного тезиса. В общем, обычная ситуация. -- Но, в частности, имеет свои нюансы, -- заметил я. -- Что верно, то верно. Кроме всего прочего, Рик, как бы невзначай, сболтнул кому нужно, что у тебя за душой не один десяток миллиардов. Теперь многие считают, что наш брак готовился давно. -- А это что-то меняет? -- Нет, но это подлило масла в огонь. Узнав о моем намерении поставить на голосование поправку к конституции, республиканцы и их союзники по коалиции из социалистической партии всполошились. Разумеется, они сразу сообразили, что в случае отрицательного результата я назначу досрочные выборы, на которых их ожидает крупное поражение. Для лидеров фракции это не так смертельно, как для рядовых членов. Они-то будут находиться в самом верху партийного списка и при любом исходе получат места в парламенте. -- Но что это им даст? -- Они сохранят верность принципам. К тому же риск благородное дело. Чем черт не шутит -- а вдруг противникам поправки удастся заполучить сто один мандат. -- Разве это возможно? -- Маловероятно, но все же не исключено. Одним из преимуществ и в то же время недостатков пропорциональной избирательной системы является гарантированное представительство оппозиции в парламенте. Причем, за счет отсева карликовых партий, не преодолевших трехпроцентный барьер, обычно ей достается больше мест, чем она этого заслуживает. -- То же самое можно сказать и о правящем блоке. -- Вот тут ты ошибаешься. Большинство мини-партий у нас крайне правого толка, ультрароялистские. Их возглавляют честолюбивые представители влиятельных аристократических семейств и региональных кланов, которые таким способом обеспечивают свое избрание в Сенат. А что касается левых, то они гораздо более сплоченные и действуют единым фронтом. Я полагаю, что в настоящий момент лидеры республиканцев пытаются договориться с социалистами о созыве внеочередных съездов своих партий, которые обязали бы всех депутатов левой коалиции голосовать против поправки. -- И они обяжут? -- Можно не сомневаться. Внеочередные съезды тем удобны для партийного руководства, что из-за крайне сжатых сроков делегаты обычно не избираются, а назначаются по разнарядке свыше. Но я не доставлю им такого удовольствия. Поправка будет проголосована завтра же. -- Как? В нарушение процедуры? -- Вовсе нет. Регламентом предусмотрена так называемая королевская привилегия. Я вправе требовать немедленного голосования по внесенному мной законопроекту, минуя предварительное обсуждение в комитетах и фракциях и без дебатов на пленарном заседании. Правда, если поправка будет принята по такой упрощенной процедуре, она вступит в силу лишь после вердикта Верховного Суда о ее непротиворечивости другим статьям конституции. -- А если поправка не будет принята? -- Это меня не волнует. Вернее, волнует меньше всего. Главное, чтобы оппозиция не проголосовала дружно "против". Даже если поправка не наберет нужного количества голосов, но часть республиканцев будет "за", это приведет к внутрипартийному расколу. -- Ага, -- сообразил я. -- Таким образом, накануне досрочных выборов левые перегрызутся между собой, и ты получишь парламент фактически без оппозиции. Анхела смущенно улыбнулась, как будто я поймал ее на чем-то нехорошем. -- Всякий, кто находится у власти, не в восторге от оппозиции, -- ответила она. -- В демократическом обществе права меньшинства охраняются законом, и оппозиция -- неизбежное зло. Но никто не запретит мне бороться с этим злом, оставаясь в рамках закона. Я поднялся со своего места, обогнул стол и подошел к креслу, в котором сидела Анхела. -- Солнышко. Ну, признай наконец, что мы с тобой одним миром мазаны. Ты борешься с оппозицией, я борюсь с конкурентами... -- Я борюсь честно, -- возразила она. -- Законно, -- сделал я маленькое уточнение. -- А насчет честности можно еще поспорить. Но мы спорить не будем. Поверь, я тоже чту уголовный кодекс... -- Вернее, читаешь его после каждой своей сомнительной сделки. Особенно тебя интересуют пункты о смягчающих обстоятельствах. Теперь я понимаю, как тебе удается выходить сухим из воды. -- И как же? -- Небось, тебя покрывает твой брат-полицейский. -- Анхела встала и всем телом прижалась ко мне. -- Боже, за что мне такое наказание? -- Какое? -- Ты, чудовище! -- Я тоже люблю тебя, -- ответил я, поглаживая ее волнистые черные волосы. -- Пошли в постельку. -- Ты сумасшедший! -- Нет, я влюбленный. -- Боюсь, это одно и то же. -- Значит, мы оба не в своем уме. -- Боюсь, что да. -- Тогда пошли... Анхела застонала: -- Прекрати, искуситель! Я занята. -- Чем? Ожиданием? -- Допустим. -- Ждать можно и в постели, -- не отступал я. -- Так время пробежит быстрее. И, осмелюсь предположить, приятнее. Анхела мягко, но решительно оттолкнула меня. -- Прошу тебя, Кевин, уходи. Ступай к своим родным, посмотри, как они расположились, побудь с ними до ужина. -- А когда ужин? -- Через час. Точнее, через час и десять минут. Я уже передала им приглашение. -- А что будет после ужина? Прозвучал сигнал вызова. По знаку Анхелы я торопливо отступил в сторону, и тогда она включила связь. -- Что там, Саманта? -- Свежие новости, Анхела! -- раздался взволнованный голос главы королевской администрации. -- Только что фракция социалистов в полном составе покинула совещание левых. -- Распад коалиции? -- По всей видимости, да. Дон Мигель отказался комментировать происшедшее, но другие депутаты как раз сейчас дают интервью. Они очень осторожны в выражениях, однако смысл их высказываний предельно ясен: социалистическая партия никогда не была противницей королевской власти, а с республиканцами их объединяет близость экономических программ. В настоящий момент почти все телекомпании готовят экстренные выпуски новостей. -- Стало быть, мы можем твердо рассчитывать на триста семьдесят четыре голоса, -- подытожила Анхела. -- Надо полагать, среди республиканцев найдется двадцать шесть ренегатов. -- Думаю, их будет больше. По нашим последним сведениям, в черных списках партии числится свыше тридцати человек. Их собирались лишить мандатов на ближайшем съезде, но теперь, в случае распада коалиции, они получат возможность сохранить свои места в парламенте, переметнувшись к социалистам. -- Отлично, -- сказала Анхела. -- Вот что, Саманта, заходи ко мне. Обсудим ситуацию более детально. -- Хорошо, сейчас... Ага! Только что получено еще одно сообщение. Дон Мигель направляется во дворец. Очевидно, для того, чтобы выразить свои верноподданнические чувства. Анхела села в кресло, откинулась на спинку и торжествующе улыбнулась. В ее глазах вспыхнули огоньки. -- Прекрасная новость! Надеюсь, теперь, порвав с этой красной бандой, он не откажется принять портфель министра труда... Так я жду тебя, Саманта. И кстати, сообщи госсекретарю, что в девять часов я собираюсь провести короткое неофициальное заседание кабинета. Пусть обеспечит явку всех министров. -- Будет сделано. -- Тогда поспеши. Закончив разговор с Самантой, Анхела повернулась ко мне. -- Ты все еще здесь? Я отвесил церемонный поклон: -- Да, ваше величество. Покорнейше прошу извинить мне мою дерзость, но не соблаговолите ли вы... -- Прекрати паясничать, Кевин! -- Ладно. Теперь я знаю, что ты будешь делать после ужина. А потом? Анхела вздохнула. -- К одиннадцати приходи ко мне. -- Куда? -- Я же сказала: ко мне. -- Прямо в твои покои? -- Да. -- Но что подумают... -- я осекся, встретившись со взглядом Анхелы. Находись я ближе к ней, то непременно заработал бы еще одну пощечину. Видимо, это начало входить у нее в привычку... впрочем, как у меня -- нарываться. Покидая приемную, я разминулся в дверях с худощавой симпатичной женщиной лет тридцати пяти. Мы поздоровались, и по голосу я узнал ту самую Саманту. Она была белокурой и голубоглазой; чисто машинально я посмотрел на ее руку и, увидев на безымянном пальце обручальное кольцо, украдкой облизнулся. Все-таки трудно избавиться от старых привычек! В гостиной наших апартаментов Дженнифер, полулежа на диване, смотрела выпуск новостей. Молодой экспрессивный обозреватель явно правой ориентации восторженно вещал о расколе среди левых и рассуждал о будущей расстановке сил в парламенте в случае вступления социалистов в правящую коалицию. -- ...Пока еще рано делать прогнозы о возможном исходе голосования по вносимой Короной поправке к конституции, изменяющей порядок престолонаследования, но уже очевидно, что сейчас парламент как никогда близок к принятию положительного решения по этому наболевшему вопросу. Раскол в рядах левой оппозиции обнажил зревшие годами глубинные противоречия... Заметив меня, Дженнифер приняла сидячее положение и уменьшила громкость телеприемника. -- Привет, -- сказал я, присаживаясь рядом с ней. -- Как себя чувствуешь? -- Я просто сражена наповал, -- ответила Дженнифер по-валлийски. -- До сих пор не могу прийти в себя. Это... это как сон. Она говорила правильно, практически без акцента, и довольно бегло, а слова слетали с ее губ не то что непринужденно -- скорее, бесконтрольно. Я догадался, что Бренда обучила Дженнифер языку под гипнозом, и в мыслях пожурил тетушку за то, что она прибегла к такому рискованному, хоть и весьма эффективному, методу. -- Ты долго отсутствовала? -- Около двух суток... Мне так кажется. Но я не уверена. Теперь я ни в чем не уверена. -- Вскоре это пройдет, -- заверил я. -- Тебе просто нужно время, чтобы освоиться в новых обстоятельствах. -- Да, -- кивнула Дженнифер. -- Мне нужно время, чтобы ко всему привыкнуть. Слава Богу, времени у меня навалом. Я всегда считала несправедливым, что ч