кой катастрофе и теперь самостоятельно ищет себе опекунов, не полагаясь на заботу государства. Почему бы, в таком случае, мне не включиться в этот конкурс? Я гожусь на роль ее отца и по возрасту, и по социальному положению, вдобавок я родом с Полуденных и принадлежу к той же культуре, что и она. Правда, я разведен -- но и Агаттияр тоже, так что тут он не имеет передо мной преимущества. Зато я существенно моложе и смогу уделять больше времени ее воспитанию... Я отогнал эти нелепые мысли и, чтобы чем-нибудь отвлечь себя, взял с журнального столика дистанционный пульт. Лицевая панель его состояла из двадцати четырех миниатюрных кнопок, десять из которых были обозначены цифрами, а остальные -- непонятными значками или аббревиатурами. Над кнопками находился небольшой жидкокристаллический дисплей, а еще выше виднелся ряд крошечных отверстий -- очевидно, там был вмонтирован микрофон для приема голосовых команд. Повертев немного пульт в руках, я наугад нажал несколько кнопок, но никакой реакции не последовало. Наконец я добрался до расположенной в правом верхнему углу панели кнопки с надписью "APL". Дисплей тотчас ожил, и на нем появилось сообщение: "Prise de contact. Attendez..." Оно продержалось секунд пять, затем сменилось другим: "Faute! La rponse est absente". А еще секунд через пять дисплей погас. Я недоуменно моргнул и снова нажал ту же кнопку. Результат был аналогичный. В общих чертах, смысл обоих сообщений был ясен: в первом речь шла об установлении контакта, во втором говорилось, что произошла ошибка, ответ не получен. Но как безбожно были исковерканы все слова! В холл вернулась Рита с уже вычищенной одеждой Рашели. Оглядевшись вокруг, она спросила: -- А где отец? -- В своем кабинете. Обещал скоро вернуться, а вам просил передать, чтобы вы составили мне компанию. Рита мило улыбнулась, подошла ко мне и села в соседнее кресло. -- Ну, что там у вас? -- поинтересовалась она. -- Что-нибудь выяснили? -- Пока только то, что тысячные банкноты очень старые, -- ответил я. -- Сейчас ваш отец проверяет их номера и заодно просматривает содержимое диска. А я вот изучаю пульт... гм, если это можно назвать изучением. По-моему он неисправен -- выдает какие-то искаженные сообщения. -- И я продемонстрировал его в работе. Глаза Риты сверкнули. -- Минуточку! Ведь это... Позвольте-ка мне. -- Она выхватила у меня из рук пульт и сама нажала кнопку "APL". -- Да, точно! Это по-французски. "Установление связи. Ждите...", а потом: "Ошибка! Нет ответа". Что же касается сокращения "apl", то оно, скорее всего, означает "appel", что переводится как "вызов". Вот уж не думала, что где-то на Махаварше пользуются этим языком! -- Вы его знаете? -- Да так, немного. Учила в свое время. -- Вы филолог? -- Нет, я врач, сейчас прохожу интернатуру. А иностранные языки мое хобби. Мне нравится их изучать, хотя многие мои знакомые считают, что я напрасно трачу свое время. Но они ошибаются. Каждый язык -- это не просто набор слов и грамматических правил, а особый, неповторимый тип мышления. Например, художественные книги лучше читать в оригинале -- никакой перевод, даже самый талантливый, не способен передать все нюансы авторской мысли. -- Говоря это, Рита нажимала по очереди все кнопки на пульте. Ни на одну из них, кроме "APL", дисплей не реагировал. Наконец она подытожила: -- Очевидно, устройство, которым управляет этот пульт, находится слишком далеко, и с ним нельзя установить связь. Что вполне естественно, если девочка не солгала и в самом деле прилетела с Полуденных. Так далеко никакая дистанционка не дотянется -- ведь вряд ли она передает сигнал через спутник. -- Но зачем Рашели понадобился пульт с французским интерфейсом? Рита пожала плечами: -- Может, это ее родной язык. В некоторых отдаленных районах материка люди все еще разговаривают на хинди, бенгальском или тамильском. Возможно, где-то проживает и небольшая община франкофонов. Ведь во время войны Махаварша дала приют нескольким миллионам беженцев с других планет. Большинство их обосновалось на островах Полуденного архипелага. -- В том числе и мои предки по отцовской линии, -- сказал я. -- Однако потомки переселенцев ассимилировали уже в следующем поколении. Я никогда не слышал, чтобы у нас на островах существовали какие-то отдельные национальные группы. -- Я тоже не слышала. Но как бы то ни было, а пульт существует. И кроме того: имя Рашель -- через "ш" и мягкое "ль" -- это французское произношение привычного нам имени Рейчел. На лестнице послышались шаги, и к нам спустился профессор Агаттияр. Он старался держаться спокойно и непринужденно, однако лихорадочный блеск его глаз выдавал сильное волнение. Рита тут же вскочила и бросилась ему навстречу. -- Папа, мы нашли кое-что интересное. Смотри, этот пульт использует французский язык. -- Она продемонстрировала свои слова нажатием кнопки "APL", а потом вкратце повторила то, что перед тем говорила мне о возможном происхождении Рашели. Выслушав дочку, Агаттияр рассеянно кивнул и торопливо забрал у нее пульт. -- Все верно, Рита. На острове Джерси действительно проживает небольшая франкоязычная община. А Рашель -- внучка одного моего друга молодости, мы с ним вместе учились в университете. На том диске, кроме всего прочего, я нашел ее семейный альбом. Я еще не знаю, что привело ее ко мне, но... Впрочем, поговорим об этом позже. -- Нетерпеливым жестом он предупредил возможные расспросы дочери и повернулся ко мне: -- Теперь все прояснилось, мистер Матусевич. Большое спасибо, что позаботились о Рашели. Кстати, сколько она вам должна? Я компенсирую все ваши расходы. Я, конечно, стал отнекиваться, для меня уплаченные в ресторане деньги были сущей мелочью, но профессор все же настоял на своем и буквально силой вырвал у меня кредитку, чтобы перечислить на нее восемьдесят пять рупий. Пока он возился с моей карточкой у терминала, я немного собрался с мыслями и пришел к выводу, что его история о друге молодости -- сплошная ложь, причем ложь неубедительная, придуманная наспех. Во-первых, если бы Рашель действительно была внучкой его бывшего сокурсника, Агаттияр выглядел бы озадаченным и заинтригованным, но никак не взволнованным. Во-вторых, он прежде всего попытался бы связаться с родственниками девочки и выяснить, что случилось, -- но вместо этого сразу бросился в холл с явным намерением поскорее выпроводить меня. И в-третьих, я не понимал, почему в таком случае Рашель потчевала меня сказками о своей покойной тетушке, а не сказала прямо: я еду в гости к старому другу моего деда... Да уж, дело тут было нечисто. Но, по большому счету, меня это не касалось. Рашель хотела встретиться с профессором Агаттияром, и я помог ей до него добраться -- а дальше пусть они сами разбираются. Меня это не должно интересовать... А однако интересовало, очень интересовало. Я всегда был крайне любопытным человеком. Агаттияр вернул мне кредитку и еще раз поблагодарил за заботу о Рашели, откровенно давая понять, что нам уже пора прощаться. При всем своем любопытстве, я был человеком тактичным и ненавязчивым, поэтому принял его намек к сведению и с сожалением заявил, что должен уходить. Но тут в наш разговор вмешалась Рита. Похоже, она не уловила всех скрытых нюансов ситуации, и, вопреки планам отца, принялась упрашивать меня остаться у них на ужин. Усилием воли профессор скрыл раздражение, мигом проявившееся на его лице, и из вежливости вынужден был присоединиться к предложению дочери, надеясь, что я все-таки откажусь. Я бы и впрямь отказался, тем более что совсем недавно обедал, однако любопытство в конце концов возобладало над соображениями такта, и я принял их приглашение. Агаттияр был заметно раздосадован, зато Рита наоборот -- обрадовалась. -- Вот и отлично, -- сказала она, стрельнув в меня своими блестящими черными глазами. -- Сейчас я накрою стол. Только сначала посмотрю, как там девочка. Заглянув в комнату для гостей и убедившись, что Рашель по-прежнему крепко спит, Рита отправилась на кухню. Когда дверь за ней закрылась, Агаттияр натянуто улыбнулся и произнес: -- А вы явно приглянулись моей дочери. Обычно она не очень-то жалует молодых людей, которые заходят ко мне в гости. Правда, в основном это мои сотрудники или аспиранты -- представители скучной, по ее мнению, профессии. А вы совсем другое дело. Летчик, человек действия... Вы женаты? -- Разведен, -- сказал я. -- Детей нет. -- И тут же, без всякого перехода, спросил: -- А как зовут деда Рашели? Последовавшая затем длительная пауза была весьма красноречива. В данный момент профессор не ожидал от меня такого вопроса и потому растерялся. Придумав историю о друге молодости, он наверняка позаботился и об имени, однако сейчас, застигнутый врасплох, не смог сразу вспомнить его. -- Жан-Поль Лафонтен, -- наконец ответил Агаттияр. -- Но мы называли его просто Джоном, так привычнее... Кстати, а вас как зовут? В смысле, ваше личное имя. Было ясно, что он хочет увести разговор от неудобной для себя темы. Я решил не давить на него -- ведь, в конце концов, он был здесь хозяином, а я только гостем. -- Стефан, -- сказал я. -- Но чаще меня называют Стасом. -- Вот как? Почему? Ведь "Стас" -- это сокращенное от "Станислас", а вы должны быть Стивом. -- По идее, да. Однако я с детства привык быть Стасом. Это наша давняя семейная традиция, возникшая еще до того, как мои предки переселились на Махаваршу. Уже много поколений старшим сыновьям в нашем роду поочередно дают имена Стефан и Влодзимеж, а сокращенно Стас и Влад. Моего отца зовут Владом, дед был Стасом -- ну, и так далее. -- А откуда были ваши предки? -- С Мазовии. Когда чужаки захватили планету, на ней оставалось в живых лишь около ста тысяч человек. Сначала их отправили в концентрационные лагеря на Калхале, а потом, вместе с жителями других аннексированных планет, депортировали на Махаваршу. Агаттияр как-то виновато посмотрел на меня, затем быстро отвел глаза. -- А вот мои предки не сопротивлялись захватчикам. Мы сдались практически без единого выстрела, капитулировали сразу, как только в наше локальное пространство вошел флот Иных. Взамен за это нам оставили планету и даровали некое иллюзорное подобие свободы. -- Он сделал короткую паузу. -- Думаю, вы, как летчик, особенно остро ощущаете эту иллюзорность. Я помрачнел. -- Даже острее, чем вы думаете. Я работаю на суборбитальных маршрутах. Мой собеседник понимающе кивнул. 5 Дальнейший наш разговор, в ожидании обещанного Ритой ужина, проходил довольно вяло. Агаттияр вежливо расспрашивал меня о работе, я так же вежливо отвечал ему, однако слушал он меня вполуха, то и дело нетерпеливо ерзая в кресле. В данный момент его занимал только один вопрос -- как долго я собираюсь досаждать ему своим присутствием. В конце концов мне стало до того неловко, что я волевым усилием обуздал свое любопытство и решил уйти, не дожидаясь ужина. Я как раз размышлял о том, под каким бы благовидным предлогом мне откланяться, когда в холле раздался короткий мелодичный перезвон. Агаттияр дернулся, словно его ударило током. Если раньше он был просто взволнован (ну, и еще раздражен тем, что я никак не ухожу), то сейчас в его взгляде мелькнул настоящий страх. Страх панический -- вроде того, который я видел в глазах Рашели, когда мы повстречали незнакомца в метро. Резко повернувшись к терминалу, он отрывисто произнес: -- Компьютер, внешний обзор! Покажи парадный вход. -- Слушаюсь, хозяин, -- почтительно отозвался бесполый механический голос. Сию же секунду на встроенном в стену стереоэкране возникло изображение широкоплечего молодого человека приблизительно моих лет, может, чуть младше -- на вид ему было от тридцати до тридцати пяти. Профессор сразу расслабился и облегченно вздохнул: -- Все в порядке. Это Сайид Махдев, один из моих ассистентов на кафедре. Он живет за несколько домов от нас и часто захаживает в гости без приглашения. Формально ко мне, но на самом деле -- к Рите... Черт, как некстати! -- В сердцах добавил Агаттияр и направился к входной двери. Я так и не понял, вырвались ли последние слова у него невольно, или это был тонко рассчитанный намек, что и мое присутствие здесь неуместно. Вскоре из передней донесся немного хрипловатый голос: -- Добрый вечер, профессор. Перед вашим домом стоит чей-то флайер. Я пришел не вовремя? -- Да нет, что вы, Сайид, -- прозвучал ответ Агаттияра, однако в его любезном тоне все же чувствовалась неискренность. -- В нашем доме вы всегда желанный гость. Мы как раз собираемся ужинать. Надеюсь, вы не откажетесь? -- Благодарю, сэр, но я к вам буквально на минутку. Проходил мимо, вот и решил заглянуть, поздороваться с Ритой. Давненько ее не видел. Они вошли в холл, и профессор познакомил нас, представив меня как сына своего старого университетского друга. Тем самым он фактически признавался мне в том, что солгал насчет Рашели. Впрочем, я был далек от того, чтобы обвинять Агаттияра в тугодумии или недостатке изобретательности. Просто сейчас он был до такой степени растерян и сбит с толку, что его мозг отказывался работать с должной быстротой и эффективностью. "Ну и дела! -- подумал я. -- Интересно, что же такого он обнаружил на том диске?.." Из кухни выглянула Рита и приветливо улыбнулась новому гостю: -- Здравствуйте, Сайид. Отец уже пригласил вас на ужин? Если нет, то приглашаю я. -- Очень жаль, но у меня дела, -- ответил он вежливо. -- Я хотел лишь повидать вас. В последний раз мы встречались дней десять назад, и я подумал, что будет нелишне напомнить вам о своем существовании. Рита заметно смутилась, подошла к нам и протянула Махдеву руку. Но вместо того, чтобы пожать ее, он вдруг отступил на два шага, выхватил из кармана пистолет и направил его на нас. Любезно-слащавая мина мигом слетела с его лица, сменившись выражением жесткой решительности. -- Стойте на месте! Все трое. Пожалуйста, без глупостей. Любое резкое движение -- и я буду стрелять. Пистолет в его руке был не муляжом и не игрушкой, это я понял сразу. Я, конечно, не военный и не полицейский, а всего лишь пилот гражданской авиации, однако знакомство со всеми видами вооружения входило в программу подготовки летного состава, поэтому я без труда опознал лучевик "RD-28" -- стандартное табельное оружие армейских офицеров. Кроме того, я моментально определил, что пистолет снят с предохранителя и переключен в режим полуавтоматического дискретного огня. -- В чем дело, Сайид? -- произнесла Рита, моргая от растерянности глазами. -- Что случилось?.. -- Она вопросительно взглянула на отца: -- Папа, что здесь происходит? У Агаттияра был жалкий, подавленный вид. Его плечи ссутулились, руки безвольно свисали вдоль туловища, а мигом постаревшее и осунувшееся лицо выражало полную обреченность. -- Это моя вина, дочка, -- тихо промолвил он, беспомощно глядя на своего ассистента. -- Я идиот. Законченный кретин. Я наивно полагал, что за четверть века ко мне уже утратили всякий интерес, я даже мысли не допускал, что за мной могут следить... А оказывается, меня до сих пор принимают всерьез. -- Совершенно верно, профессор, -- подтвердил Махдев, продолжая держать нас под прицелом. -- Вас по-прежнему принимают всерьез. Еще восемь лет назад я докладывал начальству, что вы просто безобидный старый маразматик, который не стоит нашего внимания. К счастью, мои рекомендации снять с вас персональное наблюдение были отклонены. До сего дня я считал, что трачу свое время впустую, но теперь все годы, проведенные с вами, окупились сполна. Эта малышка -- самая крупная дичь из тех, что попадали в наши силки на этой дрянной планетке. И поймал ее я, именно я! Послышалось тихое шуршание открываемой двери, и из гостевой комнаты вышла Рашель, закутанная в простынь. Одной рукой она придерживала свое импровизированное одеяние, а другой энергично протирала заспанные глаза. Махдев слегка повернул голову в сторону девочки. Повернул чуть-чуть, лишь самую малость, но при этом его внимание все-таки распределилось между нами и Рашелью. И я немедленно воспользовался этим. Повторюсь: я не военный, а гражданский летчик, но кое-какой подготовкой все же располагаю. Чтобы иметь допуск к полетам, тем более на суборбитальных маршрутах, нужно постоянно держать себя в отличной физической форме, не менее пяти часов в неделю проводить в спортзалах за разными тренажерами и ежедневно делать пробежки. К тому же в авиацию людей с замедленной реакцией не берут. Действовал я без раздумий, подчиняясь инстинктам, а не разуму. Уверен, что одним из руководивших мной инстинктов, был отцовский. Я не понимал сути приходящего, но из слов Махдева твердо уяснил одно: ему нужна была Рашель. Его слова о "крупной дичи" звучали зловеще, а страх и обреченность Агаттияра заставляли предполагать наихудшее. Я не мог допустить, чтобы с девочкой случилось несчастье. Махдев все же успел выстрелить, но я точно просчитал свой рывок и, поднырнув под его руку, сумел уклониться. Лазерный импульс наверняка угодил бы в грудь Агаттияру, если бы не молниеносная реакция Риты. Словно прочитав мои мысли, она резко дернулась в сторону, потянув за собой отца, и тем самым спасла его от неминуемой смерти. В следующее мгновение я выбил у противника пистолет и сжатой в кулак правой рукой что было силы врезал ему в челюсть. Будь это какой-нибудь фильм-боевик, Махдев без труда устоял бы на ногах, и мы с ним продолжили бы обмениваться ударами. Однако в жизни все происходит иначе -- человек весьма хрупкое и уязвимое существо, поэтому тот из противников, которому удается нанести точный и прицельный удар, обычно побеждает. После моего классического апперкота Махдев оказался в таком же классическом нокауте, а кисть моей руки пронзила острая, нестерпимая боль. Кажется, я вскрикнул. Хотя не уверен, потому что в это же время закричала Рашель -- громко и пронзительно. Своими большими, исполненными ужаса глазами она смотрела на Махдева, который, весь потемнев от натуги, безуспешно пытался подняться с пола. Превозмогая боль, я собирался подойти к нему и пару раз пнуть его ногой в поддых, чтобы он угомонился, но тут меня опередил Агаттияр. Добравшись до пистолета, он схватил его и с угрюмой решимостью всадил в своего ассистента целую очередь лазерных импульсов, отпустив гашетку только тогда, когда спина Махдева превратилась в обожженное месиво. Рашель мигом перестала кричать. Бросившись ко мне, она зарылась лицом на моей груди и расплакалась. Левой рукой я поглаживал ее всклокоченные волосы, а правую отвел немного назад, чтобы девочка невзначай не задела ее и не причинила мне дополнительную боль. Я и так уже до крови искусал себе губы, стараясь хоть немного отвлечь болевые рецепторы моего мозга от искалеченной кисти. К счастью, долго страдать мне не пришлось. Как и в предыдущем случае, Рита проявила чудеса быстроты и сообразительности. Спустя несколько секунд она появилась рядом со мной с открытой аптечкой и первым делом раздавила у меня под носом какую-то капсулу. Я вдохнул аэрозоль с легким, освежающим ароматом, и мне сразу полегчало. Между тем Рита, не теряя времени даром, прижала инъекционную ампулу к моему правому предплечью и сделала мне укол. Острая боль в кисти и запястье быстро прошла на убыль, а вскоре исчезла вовсе. -- Благодарю вас, -- с облегченным вздохом произнес я. -- Очень уж неловкий получился удар. -- У вас могут быть вывихи и переломы, -- сказала Рита. -- Нужно срочно... -- Нет, дочка, -- вмешался Агаттияр, по-прежнему сжимая в руке пистолет. -- Сейчас некогда этим заниматься. Травма не смертельная, мистер Матусевич переживет. А нам нужно уходить. Немедленно! Вскоре за девочкой начнется настоящая охота. Рашель наконец отстранилась от меня, посмотрела на него и неуверенно промолвила: -- Профессор... -- Молчи, милая, -- перебил ее Агаттияр. -- Потом поговорим. Мой дом прослушивается, и тебе лучше не выдавать своих секретов. -- Но вы... вы знаете? -- Да, знаю. Знаю самое главное, я уже смотрел твой диск. И об этом стало известно нашим врагам. -- Он подошел к бездыханному телу Махдева и ногой перевернул его лицом вверх. -- Я был слеп и глуп. Целых двенадцать лет я изо дня в день видел этого чело... это существо, мы много работали бок о бок, он был частым гостем в моем доме, но я ни на миг не заподозрил, кто он на самом деле. И это при том, что я прекрасно знал, как можно опознать пятидесятника, а полчаса назад даже снисходительно поучал мистера Матусевича... Ты, детка, сделала очень неудачный выбор, явившись ко мне. Пока он все это говорил, я внимательно разглядывал лежащего на полу Махдева. Кожа у него была значительно темнее, чем при жизни, челюсть сильно выдалась вперед, нос напротив -- втянулся в лицо, глаза стали раскосыми, а уши оттопырились и заострились кверху. Но при всем том он мало чем напоминал тех пятидесятников, которых я изредка видел в старых фильмах. Скорее он был похож на просто уродливого человека. Уловив мое недоумение, Агаттияр объяснил: -- Под воздействием болевого шока у него началась обратная трансформация. Я не позволил ей закончиться -- в своем естественном облике пятидесятники очень живучи и проворны. -- Он снова повернулся к Рашели: -- Одевайся, детка, мы сейчас уходим. Нам крупно повезло, что Махдев действовал в одиночку -- видимо, хотел сам пожать все лавры от твоей поимки. Если бы он сообщил о тебе своему начальству, сюда явился бы целый отряд его соплеменников, и никакое геройство мистера Матусевича нас бы не спасло. Тем не менее мы должны поторопиться. Рита, тебе тоже стоит переодеться -- сари не лучший наряд для беглецов... Только поскорее. Ну же! -- Хорошо, папа. -- Рита подхватила с дивана одежду Рашели, взяла девочку за руку, и они вместе выбежали из холла. Когда мы с Агаттияром остались вдвоем, он сгреб с журнального столика все пять жетонов на метро, сунул их себе в карман, туда же положил и пистолет Махдева, предварительно поставив его на предохранитель, а затем обратился ко мне: -- Мистер Матусевич, я очень сожалею, что вы впутались в эту историю. Вы стали жертвой рокового стечения обстоятельств. Я советую вам сейчас же уйти. Вас, разумеется, найдут и будут допрашивать. Вы переживете несколько очень неприятных дней, но затем вас оставят в покое... Ну, конечно, я не могу гарантировать это на все сто процентов, но скорее всего так и будет. Мой дом прослушивается, а может, и просматривается, все операции с компьютером контролируются. Ознакомившись с записями, пятидесятники убедятся, что вы ни во что не замешаны. Единственно они могут вменить вам в вину нападение на их соплеменника, но слишком жестоко мстить за это не станут. В конце концов, Махдева убил я, а вы просто напали на человека, который угрожал вам оружием. Пятидесятники -- не жестокая раса, у них есть твердые представления о справедливости. Я отрицательно покачал головой: -- Нет, профессор, я никуда не уйду. Я не отстану от вас, пока Рашель не окажется в безопасности. Он пристально посмотрел на меня. -- Ваша забота о девочке делает вам честь. Однако учтите: если мы покинем дом вместе, вы будете обречены. Наши власти не защитят вас, на это не стоит надеяться. Вместе с нами вы станете изгоем, за вами будут охотиться -- как чужаки, так и люди. Возможно, пострадают ваши друзья и родственники, все, с кем вы часто контактировали. За ними будет вестись слежка, их делами заинтересуется полиция. Если за кем-нибудь из них водятся тайные грешки, они наверняка всплывут на поверхность. А сами вы, можно не сомневаться, будете объявлены во всепланетный розыск как особо опасный преступник. Я нисколько не преувеличиваю, мистер Матусевич. Ставки в этой игре очень высоки. Не буду лукавить, последние слова профессора здорово поколебали мою решимость. Нарисованная им картина произвела на меня гнетущее впечатление, и я сильно подозревал, что он ничуть не сгустил краски. Однако на раздумья и сомнения времени уже не оставалось -- через несколько секунд в холл вернулись Рита с Рашелью. Дочь Агаттияра была одета в брючный костюм свободного покроя, в руке она держала белого цвета кейс с красным крестом. На девочке же был ее прежний наряд -- брюки, рубашка и курточка. -- Ну что, уходим? -- спросила Рита. Я встретился взглядом с ясными глазами Рашели. Девочка смотрела на меня с надеждой и безграничным доверием, она видела во мне своего защитника и покровителя, для нее я был человеком, который уже дважды выручил ее из беды и рядом с которым она чувствовала себя в безопасности. Я вспомнил, как всего лишь пару минут назад, она, завернутая в простыню, такая испуганная и беззащитная, бросилась ко мне и прижалась к моей груди, заливая китель слезами. Эти слезы еще не высохли... -- Уходим, -- сказал я твердо. -- Все вместе. 6 Для бегства мы воспользовались моим флайером, поскольку в машинах Агаттияра и Риты вполне могли стоять "жучки". Однако профессор попросил Рашель и дальше воздерживаться от каких-либо высказываний по существу дела -- ведь флайер мы собирались бросить, а в нем был компьютер, у которого имелась память. И хотя производители утверждали, что он (то есть компьютер) предназначен исключительно для управления машиной и не регистрирует разговоров между пассажирами, все равно стоило перестраховаться. В конце концов, это был материк с его чертовым социализмом, допускающим вмешательство государства в частную жизнь граждан под предлогом заботы об общественном благе. Флайер вел Агаттияр. Рашель сидела рядом с ним в пассажирском кресле, а мы с Ритой расположились на заднем сидении, и девушка, воспользовавшись флюороскопом из весьма кстати прихваченного медицинского кейса, обследовала мою травмированную руку. -- Ничего серьезного, -- наконец заключила она. -- Несколько свежих микротрещин, немного пострадали сухожилия, а в остальном полный порядок. Ни вывихов, ни переломов нет. А судя по тому, как вы побледнели, я было решила, что дела обстоят гораздо серьезнее. -- У меня пониженный болевой порог, -- объяснил я. -- Короче, плохо переношу боль. Из-за этого медкомиссия едва не забраковала меня. -- Понятно. -- Рита обмотала мое запястье эластичной лентой и закрепила ее. -- Думаю, этого хватит. Просто держите руку в покое и не нагружайте ее ничем. Через пару часов действие лекарства пройдет, вы снова почувствуете боль -- но уже не такую сильную, и, надеюсь, перетерпите ее. -- Перетерплю, -- пообещал я. -- Кстати, профессор, куда мы летим? Или это тоже секрет? -- Да нет, никакого секрета. Все равно маршрут флайера рано или поздно проследят. Мы доберемся до площади Дхавантари, а там пересядем на метро. -- Но ведь станция есть и рядом с нашим домом? -- возразила Рита. -- Ха! Она одна и никогда не бывает перегруженной. А возле Дхавантари целых шесть станций с множеством пересадок. Сейчас час пик, во всех переходах люди плывут сплошным потоком, ежеминутно проходят десятки поездов, и чужакам придется хорошенько потрудиться, чтобы просмотреть записи нескольких сотен камер, выловить нас среди толпы и определить, в каком направлении мы уехали. Благо у нас есть жетоны, так что кредитками пользоваться не придется. Даже если предположить, что Махдева вот-вот хватятся, то у нас в запасе еще как минимум час. Находись кто-нибудь из его соплеменников неподалеку, он бы, без сомнения, вызвал его на подмогу. Не объясняя сути дела, просто сказал бы, что предстоит небольшая операция. В этом я совершенно уверен. Я не сумел обнаружить в Махдеве пятидесятника, он играл роль человека блестяще, но за двенадцать лет я хорошо изучил его характер. Он был честолюбив, не упускал случая утереть нос старшим, стремился доказать, что он умнее других, его поступки порой отличались чрезмерной импульсивностью, однако в известной осмотрительности ему нельзя было отказать. То, что он решил действовать без какого-либо прикрытия... -- Профессор умолк, а затем досадливо выругался: -- Ах, проклятье! Нам стоило бы сперва сходить к нему домой и стереть с его компьютера все записи. Как я сразу до этого не додумался?! А теперь уже поздно. Слишком рискованно возвращаться. -- Да, рискованно, -- поддержала его Рита, боясь, как бы отец не изменил свое решение. -- И бессмысленно. Все записи могли автоматически копироваться куда-нибудь в другое место. Например, на главный сервер их... этой... ну, штаб-квартиры. -- Вряд ли. Я уверен, что сетевыми коммуникациями чужаки не злоупотребляют -- ведь де-юре они находятся у нас нелегально, и им вовсе не хочется излишне "светиться", привлекая к себе внимание хакеров. Да и тогда бы Махдев не действовал в одиночку. Следовательно, записи из нашего дома получал только он. Некоторое время мы летели молча. Наконец Рита нерешительно произнесла: -- Папа, я не совсем понимаю, что происходит. Вернее, совсем не понимаю. Но я полностью доверяю тебе, я знаю, что ты поступаешь правильно. И все же... Насколько это серьезно? -- Это очень серьезно, дочка. Ты же сама видела, как вел себя Махдев. И как быстро он появился! Он присматривал за мной двенадцать лет и, конечно же, не мог все свободное время сидеть за терминалом, наблюдая за происходящим в нашем доме. Но, когда я вставил диск Рашели в считыватель, его следящая программа наверняка взвыла от содержащейся там информации. Едва взглянув на экран, он моментально сообразил, какая добыча идет ему в руки. -- Диск вы забрали? -- отозвалась Рашель. -- Да, он у меня, -- Агаттияр похлопал по карману. -- И твой дистанционный пульт тоже. Так что успокойся. -- Вы смотрели только фильм, или... -- она замолчала. Профессор покачал головой: -- Увы, милая, не только фильм. Также я заглянул и в файлы спецификации... Надеюсь, в них не указаны координаты? -- Нет, там только общие технические характеристики. Я специально проверяла. -- Это уже лучше, гораздо лучше, -- облегченно промолвил профессор. -- Но ради Бога, детка! Зачем ты вообще взяла с собой диск? Зачем ты так рисковала? -- Чтобы у меня были доказательства. Я боялась, что вы не поверите мне. Агаттияр вздохнул: -- Я бы поверил. Сразу поверил, без всяких доказательств. Ведь я так долго ждал этого дня. Мечтал, верил, надеялся... -- Затем он на секунду повернул голову и виновато взглянул на Риту: -- Я уже извинился перед мистером Матусевичем, а сейчас прошу прощения у тебя, доченька. Если бы я мог, то оставил бы тебя дома, положившись на милость чужаков. Но это было невозможно. Они ни за что не поверят, что Рашель обратилась ко мне из-за тех событий, которые произошли еще до твоего рождения, теперь они утвердятся в мысли, что все эти годы я участвовал в Сопротивлении, а ты была моей соратницей. Твою мать никто не тронет, она давно ушла от нас, зато с тобой церемониться не стали бы. Рита положила руку на его плечо. -- Не надо извинений, папа. Я все равно не оставила бы тебя. Никогда, ни за что... А ты действительно был замешан в тех событиях? -- Да, был, хоть и опосредствованно. Меня не зря подозревали, но доказать ничего не смогли. А потом... Через несколько месяцев я узнал, что стану отцом. Я испугался -- и за тебя, и за себя, и за твою мать. Я решил отказаться от борьбы, которую считал напрасной и безнадежной. -- Он немного помолчал, затем грустно подытожил: -- Махдев назвал меня старым маразматиком. Но на самом же деле я просто старый трус. Слушая их разговор, я наконец понял, о чем идет речь. Это случилось немногим более четверти века назад, когда я был десятилетним мальчишкой. Группа ученых и инженеров из Ранжпурского Института физики втайне от всех построила пять ракет класса "земля-орбита", снабженных позитронными боеголовками огромной разрушительной силы и обладающих необычайной маневренностью, которая позволяла им преодолеть мощную противоракетную защиту. Однажды ночью они произвели их запуск и уничтожили две боевые станции Иных, а еще одну основательно повредили. После этого вся планета с ужасом ожидала ответных актов возмездия, но чужаки ограничились лишь тем, что потребовали от властей казнить всех причастных к диверсии лиц и наложили на Махаваршу одноразовую продовольственную контрибуцию в размере трети годичного валового сельскохозяйственного продукта. Оба эти требования были выполнены, а второе из них нанесло ощутимый урон планетарной экономике -- но тем не менее до сих пор на могилах всех сорока трех казненных заговорщиков круглый год лежат свежие цветы... Мы долетели до площади Дхавантари, и Агаттияр посадил флайер на стоянку возле крупного торгового центра. Когда мы выбрались из машины, он сказал: -- Идем в супермаркет. Там есть вход в подземный пассаж, а дальше уже решим, к какой станции метро нам направиться. Так мы и сделали. Двигаясь сквозь толпу людей, заполонивших в это вечернее время главный вестибюль торгового центра, я наклонился к Рашели, которая шла рядом, крепко вцепившись мне в руку, и тихо спросил: -- Так кто же ты? Ни секунды не колеблясь, она прошептала мне на ухо: -- Меня действительно зовут Рашель. Я с планеты Терр-де-Голль. По-вашему, это Терра-Галлия. глава вторая ГОСТЬЯ ИЗ КОСМОСА 1 В крупных мегаполисах, таких, например, как Нью-Калькутта, подземка была самым удобным способом передвижения, однако я всегда предпочитал воздушные виды транспорта и с тех самых пор, как в двадцатилетнем возрасте обзавелся собственным флайером, крайне редко пользовался услугами метрополитена. Поэтому неудивительно, что через пару десятков станций и нескольких пересадок, я совершенно потерял ориентацию и даже приблизительно не представлял, в какой части города мы сейчас находимся. Во время последней пересадки, когда мы проходили по тоннелю с витринами небольших магазинчиков, Агаттияр вдруг остановился возле одного из них и, попросив нас немного обождать, вошел внутрь. Через минуту он вернулся с двумя новыми телефонами и отдал мне один из них, а второй сунул себе в карман. -- Пришлось воспользоваться деньгами Рашели, -- объяснил профессор уже на ходу. -- Они, конечно, тоже "засвеченные", я внес их серийные номера в компьютер, но это не страшно. Сейчас не середина прошлого столетия, тысячные купюры стоят не так много, чтобы все операции с ними отслеживались. Номера попадут базу данных только после того, как магазин сдаст наличную выручку в банк. Так что у нас в распоряжении есть минимум несколько часов до закрытия магазина. Но нам хватит и получаса. Проехав еще три или четыре станции, мы вышли из метро в каком-то тихом пригородном райончике и зашагали по тротуару вдоль неширокой улицы, по правую сторону которой располагались небольшие особняки, похожие на тот, в котором жил сам Агаттияр, а слева тянулся парк с чисто символической решетчатой оградой. Чуть дальше, за деревьями, виднелся пруд, поблескивавший в лучах заходящего солнца. Несмотря на хорошую погоду, парк в этот вечерний час был пуст и безлюден, лишь по дорожке вдоль ограды медленной трусцой бежал тучный мужчина средних лет в синем спортивном костюме. Мы прошли по тротуару около сотни метров, затем свернули в парк и остановились возле одной из скамеек. -- Вы останетесь здесь, -- произнес Агаттияр. -- А я пойду на разведку. -- С этими словами он указал на двухэтажный дом в самом конце улицы: -- Там живет единственный человек, который может нам помочь. Единственный из тех, кого я знаю и кому полностью доверяю. -- А если за ним следят? -- спросила Рита. -- Как за тобой. Профессор отрицательно покачал головой: -- Нет, это исключено. Во всяком случае, маловероятно. Если бы этот человек попал хоть под малейшее подозрение, он уже давно был бы мертв. Он -- не я, он... Впрочем, я все равно не вижу другого выхода. Я больше не знаю никого, кто мог бы дать нам надежное убежище и помочь Рашели с ее проблемами. А тут счет идет на дни, даже на часы. -- Агаттияр достал из кармана телефон. -- Но мы, конечно, подстрахуемся. Сначала я пойду один и все выведаю, а вы будете следить за происходящим с помощью телефона, который я дал мистеру Матусевичу. Если окажется, что я попал в ловушку, немедленно выбрасывайте аппарат и бегите обратно к метро. Честно говоря, я не знаю, что вы будете делать дальше, у меня нет никаких других вариантов. Постарайтесь затеряться в городе, и... В общем, я полагаюсь на вас, мистер Матусевич, на вашу находчивость. Вот, держите. Быстро оглядевшись вокруг и убедившись, что поблизости никого нет, он передал мне пистолет, позаимствованный у Махдева, а Рашели вернул диск и дистанционный пульт. Затем с помощью телефонов мы установили связь. Агаттияр усилил до предела чувствительность микрофона и отключил динамик, а я наоборот -- максимально увеличил громкость на своем аппарате. -- Получилось нечто вроде "жучка", -- прокомментировал Агаттияр, пряча свой телефон в карман. -- Но я все же надеюсь, что эта предосторожность окажется излишней. -- Послушай, папа! -- встревожилась Рита. -- А если чужа... если враги держали "жучки" не только в нашем доме, но и в твоей одежде. А может, и в моей. -- Ну, тогда мы все покойники. Включая и того человека, к которому я иду. Но нет, дочка, никаких следящих устройств у нас нет. Одно дело четверть века прослушивать наш дом и контролировать все операции компьютера, а совсем другое -- постоянно цеплять "жучки" на одежду или другие личные вещи. В течение нескольких месяцев, это еще куда ни шло; но делать это все двадцать шесть лет... нет-нет, на такой риск они бы не пошли. К тому же я ведь не зря велел тебе снять кольца, часы, сережки и все такое прочее. А насчет тряпок можешь не беспокоиться: у тебя, как медика, настоящая мания чистоты, едва ли не каждый день ты бросаешь всю ношеную одежду, и мою и свою, в чистящую машину -- а таких нагрузок ни один "жучок" не выдержит. -- Он прокашлялся. -- Впрочем, ладно. Хватит об этом. Как бы то ни было, в ближайшие минуты все выяснится. Поцеловав на прощанье дочь и Рашель, а мне крепко пожав руку, Агаттияр двинулся к ряду особняков. Когда он оказался на противоположной стороне улицы, из динамика моего телефона раздался его голос: -- Если вы хорошо слышите меня, потрите лоб. Я так и сделал. -- Отлично, -- сказал профессор. -- Теперь присаживайтесь на скамейку и делайте вид, что просто отдыхаете. Молодая семья вышла на прогулку. Мы сели -- я посередине, Рита справа, а Рашель слева, -- и принялись усиленно изображать из себя отдыхающую семью. Тем не менее искоса мы наблюдали за тем, как Агаттияр неторопливо дошел до нужного ему дома, поднялся на крыльцо и позвонил в дверь. Поскольку расстояние было изрядное, мы не разглядели, человека, который впустил его внутрь. Зато из телефона довольно четко донесся насыщенный мужской баритон: -- Здравствуйте, сэр. -- Произнесено это было с отменной вежливостью, но с нотками полнейшего безразличия в голосе. Таким тоном обычно говорят дворецкие и секретари, которые наперед знают, что посетитель явился не к ним, а к их боссу. -- Чем могу вам служить? -- Добрый день, -- ответил Агаттияр. -- Я хотел бы повидать господина Вадьяпати. -- Вы условились о встрече? -- Нет. Но я уверен, что он согласится меня принять. Передайте ему вот это. Последовала пауза. Очевидно, Агаттияр вручил ему визитку или черкнул на бумаге свое имя. Скорее всего последнее -- ведь вряд ли профессор носил в своей домашней одежде (пусть и весьма представительной на вид) визитные карточки. Хотя кто знает... -- Хор