прибытия.
От всего случившегося за последние несколько минут у меня окончательно
ум за разум зашел.
-- Так вы уже все знаете?
-- Да. Еще на станции мы подключились к вашему бортовому компьютеру и
наблюдали за всем происходящим на корабле.
-- Значит... значит, вы все-таки доложили командованию?
-- Не совсем так, -- ответила Анн-Мари Прэнтан. -- Оно с самого начала
знало о захвате вашего крейсера месье Раманом. Вернее, с того момента, как
он внедрился в станционную инфосеть и попытался проникнуть к излучателю.
Неужели вы думаете, что нашу защиту способен обмануть какой-то
хакер-одиночка?
-- Но... погодите! Почему же вы сразу его не обезвредили?
-- Потому что не успели вовремя восстановить контроль над компьютером
корабля. А когда восстановили, месье Раман уже держал в заложниках
мадемуазель Леблан и мадемуазель Агаттияр. В тот момент он как раз беседовал
с вами, так что мы знали о его требованиях. Поэтому начальство поручило мне
подстроить "случайную" встречу с вами и вызвать вас на откровенность.
Собственно, главным моим заданием было выяснить, сдержит ли ваш бывший друг
свое обещание, можно ли полагаться на его слово.
"Господи! -- подумал я удрученно. -- Какой же я идиот! Как я мог
поверить, что она, офицер военного флота, притом находящегося в боевой
обстановке, помогает мне по собственной инициативе, без ведома
руководства... Нет, я все-таки в доску гражданский человек".
-- А почему это поручили именно вам? -- спросил я, немного собравшись с
мыслями.
-- Ну, во-первых, мы с вами в некотором роде были знакомы, поэтому вы
не насторожились, когда я навязала вам свою компанию. А во-вторых, как
сотрудник Службы Безопасности, я обладаю соответствующей подготовкой для
проведения подобного рода операций.
-- Так вы не связист?
-- Почему же, связист. Я офицер связи СБ. Когда мы услышали позывные
корабля, который уже три месяца числился погибшим, то, естественно, вами
сразу занялось наше ведомство.
-- Понятно, -- сказал я. -- Хотя... Вы могли бы не хитрить, а сразу
сказать мне все как есть.
-- Сначала мы так и собирались сделать. Но потом решили, что вы,
чувствуя за собой поддержку, будете вести себя слишком уверенно и тем самым
насторожите месье Рамана. А так вы сильно нервничали, к тому же, не зная об
осведомленности командования, вы испытывали определенное чувство вины,
которое явственно отразилось на вашем поведении.
Я кивнул:
-- Вот теперь мне все ясно... Гм, кроме одного. Почему вы не приказали
компьютеру парализовать Ахмада, как только он деактивировал боеголовку?
-- Из-за задержки во времени. Мы не рисковали подходить к вашему
кораблю ближе чем на десять световых секунд, а блок идентификации бортового
компьютера по-прежнему был отключен. Таким образом, мы могли лишь дать ему
команду парализовать человека, находящегося там-то и там-то. Но эта команда
опоздала бы на двадцать секунд, поэтому для верности мы ждали, когда месье
Раман войдет в рубку управления, сядет в капитанское кресло и займется
корректировкой курса.
-- Но альв вас опередил, -- заключил я.
-- Вот именно, -- кивнула Анн-Мари. -- Для нас это стало полнейшей
неожиданностью... Кстати, мы уже приближаемся. Минуты через три пойдем на
стыковку. Вам, капитан, ничего делать не надо -- корабль идет ровно, без
вращения, и наш пилот со всем справится сам. Мы заберем с вашего борта месье
Рамана и альва, а взамен вы получите меня. -- Женщина позволила себе слегка
улыбнуться. -- Я временно прикомандирована к вам в качестве офицера связи.
Ну и еще буду присматривать, чтобы вы снова не влипли в какую-нибудь
историю.
Я не поверил своим ушам.
-- Так мне оставляют "Зарю Свободы"?
-- Да, вы по-прежнему ее капитан и по-прежнему остаетесь в составе
Девятнадцатой эскадры. За то, что вы не доложили о присутствии на борту
пленных, командование решило просто наложить на вас дисциплинарное взыскание
с занесением в личное дело. -- Еще одна беглая улыбка. -- Так что в
ближайшие десять лет можете не рассчитывать на повышение в чине.
Поскольку я никогда не мечтал об адмиральских погонах, это известие
меня совсем не расстроило. Я оставался командиром корабля -- и это было
самое главное.
-- Мы вернемся в бригаду капитана Лоррена?
-- Да. По моим подсчетам, нам удастся догнать ее часов за восемь.
-- А... это... Его уже предупредили, что мы не... не "les fucking
dеserteurs"?
-- Он с самого начала это знал. Просто играл свою роль.
Я покачал головой:
-- Ему следовало бы стать актером. Как, впрочем, и вам,
капитан-лейтенант... -- Тут я кое о чем вспомнил. -- А Рашель тоже заберут?
-- Это зависит от нее самой. Командование эскадры обратилось за советом
к вице-адмиралу Бриссо, а тот настоял на том, чтобы его племяннице
предоставили право выбора. Он заявил, что Рашель -- такой же боец, как и все
остальные. -- Анн-Мари немного помолчала, явно колеблясь, но потом добавила:
-- Если хотите знать мое неофициальное мнение, то вице-адмирал просто
побоялся, что его обвинят в смешивании служебных обязанностей с семейными
привязанностями. Помните, чьи это слова?
-- Конечно, помню.
В этот момент компьютер сообщил, что получен запрос на стыковку.
Быстрым нажатием клавиши я дал свое "добро" и вновь заговорил к Анн-Мари:
-- Да, еще одно, капитан-лейтенант. Можно ли обратиться к вашему
начальству с просьбой... ну, не уничтожать альва?
Лицо женщины стало серьезным, почти что строгим.
-- Мы не изверги, господин капитан первого ранга. Мы не убиваем чужаков
только за то, что они чужаки. Мы воюем против врагов. В числе других
военнопленных, альв Григорий Шелестов будет депортирован в свою родную
систему Бетельгейзе. Ведь за ним не числится никаких преступлений. -- Она
сделала паузу. -- Убийство предателя, разумеется, не в счет.
глава восьмая
ЗЕМЛЯ
1
Она висела в пространстве перед нами -- большая голубая планета,
местами укрытая густым облачным слоем, местами лишь подернутая легкой
туманной дымкой, сквозь которую проглядывались расплывчатые очертания
материков и крупных островов, окруженных глубокой, пронзительной синевой
океанов.
Мы, вся команда крейсера "Заря Свободы", стояли в просторном смотровом
зале флагманской заградительной станции "Аквитания", почти вплотную к
огромной прозрачной стене, а наши взгляды были устремлены к Земле --
планете, которая была нашей общей прародиной, но на которую уже свыше ста
лет не ступала нога человека. Она находилась совсем рядом, до нее было рукой
подать, однако она по-прежнему оставалась для нас недосягаемой. Все
орбитальные оборонительные порядки чужаков были давно сметены, вокруг Земли
скопилась добрая половина всего Первого Флота Освобождения -- и замерла в
растерянности, не решаясь нанести по планете удар.
Вся остальная Солнечная система уже принадлежала людям, и, если не
принимать во внимание отдельных мелких очагов сопротивления в астероидном
поясе, войну можно было считать законченной. Мы не церемонились, штурмуя
Марс, Венеру, Меркурий, Луну, Титан, Европу, Ганимед, другие спутники
Юпитера и Сатурна, мы не заботились о сохранности их космодромов, военных
баз, заводов, жилых куполов, прочих сооружений и коммуникационных систем, мы
выкуривали чужаков как могли, не думая о том, сколько потом понадобится сил
и средств на восстановление разрушенной экономики.
Однако Земля была для нас неприкасаемой. Мы не могли так кощунственно
обойтись с колыбелью всей человеческой расы, с планетой, которая вобрала в
себя многие тысячелетия нашей истории. В далеком и безумном XX веке люди
сумели удержаться на грани ядерной войны; в не менее безумном XXI веке нашим
предкам удалось предотвратить, казалось, уже неизбежную экологическую
катастрофу; а во второй половине прошлого века, сто восемнадцать лет назад,
когда громадный флот Иных заблокировал планету и предъявил ультиматум --
либо капитуляция, либо штурм с применением оружия массового уничтожения, --
тогдашние жители Земли выбрали первое.
Многие называли это малодушием и, в сущности, были правы. Но как бы то
ни было, Земля осталась в целости и сохранности. Пусть и оскверненная более
чем столетним господством чужаков, она продолжала быть той самой Землей,
одно упоминание о которой вызывало у каждого человека в любом конце
Галактики тоскливое щемление в груди. Святая Земля, Земля Изначальная, мать
всех других миров, где расселились люди. Ни у одного человека не поднялась
бы рука причинить Земле боль, нанести ей рану -- ни позитронной ракетой, ни
термоядерной бомбой, ни острым, как бритва, лазерным лучом или сжигающим все
на своем пути плазменным залпом...
И габбары это прекрасно понимали. Представители других рас, чьи колонии
находились на Земле, -- дварков, альвов, пятидесятников и хтонов, -- уже
покинули планету, сдались в плен и теперь ожидали депортации в свои родные
миры. Но габбары наотрез отказывались капитулировать, и на то было целых две
причины. Первая, психологическая: их раса мало ценила жизнь индивидуума как
такового, поэтому страх смерти не был для них решающим стимулом, они
исходили из того, что чем дороже продадут свои жизни, тем больше пользы
принесут всему своему народу.
Вторая причина их упорства была этической: в отличие от людей или тех
же альвов с дварками, этика габбаров не содержала такого понятия, как
"честное слово", -- обещания, не подкрепленного осязаемыми материальными
гарантиями или убедительными логическими аргументами. Если представители
других рас сдались, поверив на слово командованию, что им сохранят жизнь,
габбары просто по самому складу своего мышления не могли согласиться на
такие условия. Им нужен был веский аргумент, как-то: "Убирайтесь отсюда,
либо мы уничтожим вас, и ваша смерть не принесет никакой пользы вашей расе".
И хотя главное командование уже приводило этот аргумент, звучал он не
слишком убедительно. Габбары были отнюдь не глупы, они понимали, что люди не
посмеют бомбить свою прародину, поэтому оставались на планете и регулярно
запускали в кружащие над ними станции и корабли ракеты, которые, впрочем,
еще ни разу не достигали своей цели -- система противоракетной защиты у
галлийцев была просто превосходной.
Эта тупиковая ситуация длилась уже целую неделю, а между тем, из шести
других систем, включая Махаваршу, приходили оптимистические известия об
освобождении планет с минимальными потерями. Только в локальном пространстве
Бай-Син еще продолжались ожесточенные бои -- Страну Хань с ее девятью
миллиардами жителей охранял довольно мощный флот габбаров, а у вассальной им
расы келлотов в этой системе имелась своя, хоть и не очень плотно
населенная, планета. Тактика сражения там была немного другой -- галлийский
флот пытался вытеснить габбаров из системы, вынудить их бежать по нескольким
специально оставленным открытыми каналам второго рода. Однако до сей поры
план этот не сработал...
Земля медленно поворачивалась перед нами, и наконец из-за горизонта
показался глубоко вдающийся в океан дельтовидный полуостров Индостан, иногда
еще называемый Индийским субконтинентом. Рита, ее отец и Шанкар смотрели на
него горящими глазами -- этот маленький клочок суши был родиной их предков,
которые более тысячи лет назад переселились на Махаваршу. У Шанкара даже
заблестела на реснице слеза.
"Сейчас он опять скажет, что теперь может спокойно умереть, -- подумал
я, то ли с сочувствием, то ли с иронией, сам не пойму. -- Вот только бы еще
ступить на эту землю -- и можно смело отправляться в могилу..."
Но Шанкар ничего не сказал. Он просто смотрел на Индию жадным взглядом
и молчал. Молчали также и Агаттияр с Ритой.
Что же касается меня, то я не питал отдельной привязанности к какой-то
одной части планеты -- слишком уж много кровей перемешалось в моих жилах. По
одной из линий мои предки были из Центральной Европы, по другой -- из
Северной Америки и Британии, а предки матери моего отца как раз происходили
из Индии. Я одинаково сильно любил всю Землю -- от Северного полюса до
Южного. И испытывал боль при мысли, что сейчас на ней хозяйничают чужаки...
Лайф Сигурдсон с нетерпением ждал появления Скандинавии, Рашель с
Анн-Мари Прэнтан и Мелиссой Гарибальди -- Франции, и только Арчибальд
Ортега, который, как и я, был родом с Полуденных, полностью разделял мои
чувства, равномерно распределенные по всей планете.
Впрочем, восторженно и с обожанием Арчибальд смотрел не только на
Землю. Время от времени он украдкой бросал аналогичного содержания взгляды
на Анн-Мари, а она отвечала ему благосклонными улыбками. Похоже, между ними
намечался служебный роман. Если считать и меня с Ритой, то на нашем корабле
было уже две влюбленные парочки -- многовато для такого небольшого экипажа.
Но, с другой стороны, меня это радовало. В последние дни Ортега перестал
смотреть на меня волком из-за Риты, и между нами наконец воцарились мир и
дружба...
И все-таки Шанкар не удержался. Правда, на этот раз он выразился
немного иначе:
-- Доживу ли я до того дня, когда смогу войти в священные воды Ганга?..
Вице-адмирал Клод Бриссо, который сопровождал нас в этой экскурсии по
станции, отрывисто кивнул:
-- Доживете, сэр, не беспокойтесь. Мы все-таки заставим этих мартышек
освободить Землю. И очень скоро.
-- Каким образом? -- сразу поинтересовался Агаттияр. -- Ведь вашу
угрозу они не восприняли всерьез.
-- Следующую воспримут, -- уверенно ответил дядя Рашели. -- Вот
дождемся окончательного освобождения всех систем, предъявим им
доказательства того, насколько мы сильны, а на десерт кое-что сообщим.
Кое-что такое, от чего они сразу подожмут свои хвосты и дадут с Земли деру.
-- И что же именно? -- не уступал профессор.
Вице-адмирал замялся:
-- Пока это тайна. Большая тайна.
Рашель дернула его за рукав:
-- Ну, дядя, расскажи! Пожалуйста.
Бриссо обвел нас всех задумчивым взглядом и остановился на Анн-Мари. Та
сказала:
-- Мне известна эта тайна, вице-адмирал. Разумеется, неофициально, но
из вполне надежных источников.
Клод Бриссо покачал головой:
-- Да уж, от вас, "эсбешников", ничего не утаишь... Ну ладно, так тому
и быть, -- сказал он, обращаясь прежде всего к Шанкару. -- Вы полномочные
представители наших союзников, так что... В общем, это новейшее
бактериологическое оружие.
-- Ого!.. -- Лицо Агаттияра вытянулось. -- Вы осмелитесь применить
такую гадость? Заразить ею всю планету? А ведь последствия могут быть еще
почище ядерной бомбардировки.
-- Только не в этом случае. Данные бактерии -- результат многолетней
работы наших ведущих биологов. Они были выведены еще четверть века назад и с
тех пор прошли надежное тестирование. Они действуют крайне избирательно,
только на организм габбаров, для всех других форм жизни, включая человека и
даже близких родичей габбаров -- земных горилл, они совершенно безвредны.
Зато сами габбары мрут от них как мухи. После заражения фактически
отсутствует инкубационный период, первые признаки болезни проявляются уже
через полчаса, а спустя еще три часа она поражает все их внутренние органы,
после чего, в течение одного-двух часов, они дохнут. Кроме того, в генную
структуру бактерий заложен специальный механизм, который в каком-то там
тысячном поколении подавляет их репродуктивную способность, и все они
гибнут, прекратив размножаться. Проще говоря, через шесть с половиной дней
после атаки на Земле не останется ни одного габбара и ни единой
"противогаббарской" бактерии.
Мне показалось, что Рашель сейчас запрыгает от восторга и станет
хлопать в ладоши. Но ни того, ни другого она не сделала, просто на ее лице
отразилось глубокое, торжествующее удовлетворение.
"Господи! -- подумал я. -- Что они делают со своими детьми?!."
-- А как же риск мутаций, -- не уступал Агаттияр. -- Ведь мутировавшие
бактерии могут не потерять репродуктивной способности. А потом приспособятся
и к другим формам жизни.
-- Нет, сэр, это исключено. Бактерии мутагенно устойчивые. Вдобавок в
их ДНК привит специальный комплекс, который проверяет всю генную структуру и
при малейшем отклонении уничтожает мутировавшую особь. Таких "контролеров"
там несколько, и они как бы подстраховывают друг друга. Я же вам сказал, что
работа над этим оружием велась четверть столетия, и ученые дают
стопроцентную гарантию, что к исходу седьмого дня не останется ни единой
бактерии.
Шанкар, который в течение всего этого разговора хранил молчание,
наконец произнес:
-- Да, вице-адмирал, это весьма эффективное оружие. Но оно подобно
джину в бутылке -- выпустишь его, а потом назад не загонишь. Я имею в виду
не заражение Земли, тут я все-таки склонен доверять вашим ученым, меня
заботят социальные последствия такого акта. Боюсь, они будут не слишком
положительные.
Клод Бриссо с мрачным видом кивнул:
-- Целиком согласен с вами, месье Шанкар. Поэтому от души надеюсь, что
до применения этого оружия дело не дойдет и достаточно будет одной лишь
угрозы.
2
Когда через час, осмотрев всю Землю целиком, мы уже собирались уходить,
вице-адмирал Бриссо задержал меня:
-- Капитан Матусевич, я хотел бы поговорить с вами лично.
Он провел меня в соседнее со смотровым залом безлюдное помещение и
сказал:
-- Прежде всего, рад сообщить вам, что вы представлены к высшей
государственной награде нашей планеты -- Ордену Наполеона Бонапарта. Его
вручают только за самые выдающиеся заслуги перед Террой-Галлией и всем
человечеством.
-- Но, сэр... -- пробормотал я, застигнутый врасплох. -- Я же не
совершил ничего выдающегося. Я просто воевал как все -- не хуже, но и не
лучше.
-- Ну, тут как сказать. Крейсер под вашим командованием был одним из
лучших не только в бригаде и эскадре, но и во всем Первом Флоте. Впрочем,
награждают вас не за это, а за то, что вы сделали на Махаварше. Благодаря
вам, вашим решительным действиям, план верховного командования сработал
безукоризненно, и ваша планета была освобождена с наименьшими потерями. По
недавно полученным сведениям, ваше правительство тоже собирается наградить
вас, но это уже его внутреннее дело. А мы намерены отметить ваши заслуги
своей наградой.
Я был страшно смущен и растерян, однако сумел взять себя в руки и
осторожно заметил:
-- Профессор Агаттияр и господин Шанкар сделали не меньше меня.
-- Мы уже говорили с ними об этом. Намекнули, что хотим наградить их,
но оба безапелляционно заявили, что награды заслуживаете именно вы, что без
вас ничего не получилось бы. Так что этот вопрос закрыт. -- Клод Бриссо
решительно махнул рукой, как бы подчеркивая, что больше обсуждать нечего. --
Но, собственно, я хотел поговорить с вами о другом. Это чисто личное,
семейное дело.
-- Да?
-- Так вот, при нашей первой встрече, увидев вас на экране, я был
по-настоящему потрясен. Вы, наверное, не знаете этого...
-- Знаю, сэр, -- вежливо перебил его я, хотя старшего по званию, в
общем-то, перебивать нельзя. Но сейчас между нами шел чисто личный разговор.
-- Я успел увидеть фотографию капитана Леблана, прежде чем Рашель спрятала
ее.
Он кивнул:
-- Ну, тогда мне будет легче рассказать все остальное. После той первой
встречи я был так заинтригован, что совершил небольшую бестактность, которая
заключалась как в том, что я стал копаться в личной жизни других людей, так
и в том, что использовал для этого свое служебное положение. Словом, я
сделал запрос на Терру-Галлию и поручил одному доверенному человеку, кое-что
разузнать о семье моего зятя Жоффрея. Вчера я получил результаты его
неформального расследования. И вкратце история такова. В 3461-ом году, когда
началась война с Иными, некий Влодзимеж Матусевич работал в посольстве
Мазовии на Терре-Галлии. У него был сын Стефан, шестнадцати лет, который
учился в обычной галлийской школе, где училась и девушка по имени Жюли
Леблан. Ребята дружили уже несколько лет, Стефан был частым гостем в семье
Лебланов, а Жюли нередко бывала у Матусевичей. И те и другие родители
подозревали, что между их детьми есть нечто гораздо большее, чем просто
дружба. Однако с началом войны Влодзимеж Матусевич отправил жену, сына и
обеих дочерей на родину, полагая, что там они будут в большей безопасности,
чем на Терре-Галлии. Но он жестоко просчитался -- вскоре Мазовия подверглась
атаке вражеских войск, и в результате долгих и кровопролитных боев планета
была оккупирована. Как теперь выяснилось, из всей семьи Матусевичей уцелел
только Стефан, который был депортирован на Махаваршу. Насколько я понимаю,
он и был вашим предком. -- Клод Бриссо сделал глубокую паузу, давая мне
время осмыслить все услышанное, после чего продолжил: -- А между тем, через
восемь с половиной месяцев после отъезда юного Стефана с Терры-Галлии у Жюли
Леблан родился мальчик, которого она назвала Владом. Она не скрывала, чей
это сын, и Влодзимеж Матусевич принимал активное участие в воспитании внука,
но так и не смог убедить Жюли дать малышу фамилию отца. Маленький Влад
остался Лебланом, а Жоффрей Леблан был внуком его внука. -- Вице-адмирал
развел руками. -- Вот и вся история, капитан. Ничего сверхъестественного в
вашем сходстве с отцом Рашели нет. Это всего лишь ваши общие
игрек-хромосомы, которые в пятом поколении выкинули такой конек, сделав вас,
дальних родственников, похожими как братья-близнецы.
Некоторое время я потрясенно молчал.
-- Так значит... -- через силу промолвил я. -- Значит, мы с Рашелью не
чужие. Она моя сколько-то-там-юродная племянница... Хотя нет, -- уточнил я,
сосчитав поколения своих предков. -- Кузина. Далекая кузина.
-- Ну, это уже не имеет значения. Главное, что Рашель видит в вас
своего отца. Я это заподозрил сразу, а позже убедился окончательно. Детская
психология отрицает смерть, вернее, не хочет ее принимать как данность; она
ищет любую лазейку, малейшую зацепку, чтобы оспорить ее существование. А
ваша встреча -- с точки зрения теории вероятностей уникальное событие! --
дала Рашели не только зацепку. Для нее это стало подарком судьбы, и где-то
на подсознательном уровне она воспринимает вас как своего отца. Не как
замену ему, вроде любимого дядюшки, не как суррогат, наподобие отчима, а как
самого что ни на есть настоящего отца. -- Клод Бриссо проницательно
посмотрел на меня. -- Я скажу вам еще кое-что, капитан. Вы не только похожи
на Жоффрея внешне. Вы такой же по своему характеру, складу ума, у вас
необычайно схожие голоса, мимика, жестикуляция и даже одинаковая манера
управления кораблем. Если бы я верил в чудеса, то, право же, решил бы, что
вы и есть Жоффрей Леблан -- воскресший и помолодевший лет на пять.
3
С завтрашнего дня мы, в составе своей бригады, только что переведенной
с уже свободного от чужаков Марса, подключались к патрулированию Земли. Но
сегодня у нашей команды была увольнительная, и каждый из нас делал, что
хотел. Так, например, Лайф Сигурдсон по своему обыкновению засел за
виртуальные тренажеры, оттачивая технику пилотирования современными
кораблями. Хотя, надо сказать, это было излишне: как верно подметил Агаттияр
еще на пути от Звезды Дашкова до Пси Козерога, за прошедшие тысячу лет
никакого качественного скачка в развитии человеческой цивилизации не
произошло, и высококлассный пилот из начала XXVII века оставался таким же
высококлассным пилотом и в конце века XXXVI. А Сигурдсон, безусловно, был
пилотом самого высокого класса. Пилотом, что называется, от Бога. Как и я
сам, замечу без ложной скромности.
Мелисса же перебрала на себя часть Ритиных обязанностей и теперь
заведовала камбузом и всем бытовым хозяйством "Зари Свободы". Готовила она
ничуть не хуже Риты и вообще превратила корабль в уютное гнездышко. Поэтому
до недавнего времени я искренне считал ее обычной домохозяйкой, решившей
попутешествовать с другом семьи на его личной яхте. Но тут я глубоко
заблуждался. К моему удивлению, обнаружилось, что на самом деле Мелисса была
писательницей, притом довольно популярной в свою эпоху. Она-то и в полет
отправилась ради того, чтобы набраться новых впечатлений для очередной
книги.
Все это я выяснил лишь несколько дней назад, еще когда мы воевали в
окрестностях Марса. Во время увольнительной я просто так, ради чистого
интереса, сделал в станционной инфосети запрос на Лайфа Сигурдсона и Мелиссу
Гарибальди, соответственно граждан Норвегии и Франции, живших на рубеже XXVI
и XXVII веков. Про Лайфа ничего не нашлось, зато на запрос о Мелиссе я
получил из бортовой библиотеки короткую биографическую справку, а также
список из девяти романов и семи киносценариев, названия которых явственно
свидетельствовали об их принадлежности к приключенческому жанру. Тогда мне
стало ясно, чем занималась Мелисса, когда почти все свободное время
проводила в каюте, сидя за терминалом. Она писала -- но не дневник, как я
думал раньше, а новую книгу. Пользуясь своей прерогативой капитана, я,
конечно, мог бы получить доступ к ее текстам и прочитать их при помощи
компьютерного переводчика, но совесть не позволяла мне злоупотреблять своим
служебным положением для удовлетворения неуместного любопытства.
Лишь сегодня, заглянув на камбуз и застав ее одну, я набрался
решительности и спросил у Мелиссы, о чем она сейчас пишет. Женщина ничем не
выдала своего удивления моей осведомленностью и с улыбкой ответила:
-- Сейчас я пишу правду. Впервые за всю свою жизнь я пишу одну правду и
ничего, кроме правды. Ну, разве что приправленную небольшой толикой
авторской фантазии, без этого не обойтись. Я еще не решила, как будет
называться роман, но начинается он на вашей родной планете Махаварше. В
первой главе летчик, мечтающий о звездах, встречает в аэропорту девочку со
звезд. Они еще не знают друг о друге самого главного: девочка -- того, что
летчик мечтает о звездах, а он -- что она принесла эти звезды с собой. Тем
не менее, даже не зная об этом, они влюбляются друг в друга с первого
взгляда -- но не как мужчина и женщина, а как отец и дочь.
Я вопросительно посмотрел на нее:
-- Неужели это так заметно?
Улыбка Мелиссы сделалась слегка снисходительной:
-- Ради Бога, Стас! Этого не заметит только слепой. Да и то вряд ли...
Из камбуза я пошел было к Рашели, собираясь немного посидеть с ней и
поболтать -- все равно о чем, мне нравилось беседовать с ней на любую тему,
даже о маленьком рыжем котенке, с которым она дружила в четырехлетнем
возрасте. К моему огорчению, девочка как раз спала, утомленная длительной
прогулкой по станции. Я не решился ее будить и вместо этого направился в
медсанчасть.
Как я и ожидал, Рита была там -- почему-то она предпочитала лазарет
своей каюте. Сидя на диване, она читала какую-то книгу и, когда я вошел,
встретила меня какой-то вымученной, немного напряженной улыбкой.
-- Ты тоже устала? -- спросил я, присев рядом с ней на диван и обнял ее
за талию.
-- Да так, немного, -- рассеянно ответила она.
-- Так давай отдохнем, -- предложил я. -- Вместе. И активно.
Я хотел было поцеловать ее, но Рита проворно уклонилась и убрала мою
руку со своей талии.
-- Нет, дорогой, сейчас неподходящее время. Да и вообще... -- она
умолкла в нерешительности.
-- Что "вообще"?
Рита потупила глаза.
-- Ну... я думаю, что пора с этим завязывать. Терапия оказалась
успешной, однако не стоит ею злоупотреблять.
-- Что ты такое говоришь?! -- Я пораженно уставился на нее. -- Для тебя
это была только терапия? Ты просто лечила меня?
Она покачала головой:
-- Нет, Стас, это была не только терапия. Наши отношения значили для
меня больше, гораздо больше, но... но дальше я не могу. Просто не могу.
-- Чего ты не можешь? -- все еще не понимая ничего, спросил я.
-- Не могу дальше выносить ревность Рашели -- тихую, затаенную, но
очень лютую. Это выше моих сил. Я не хочу становиться между вами.
-- О, Боже... Она что, знает о нас?
-- Да, знает. Она сразу обо всем догадалась. А ты даже не заметил?
-- Нет, -- ошарашено пробормотал я. -- Не заметил. Я думал, Рашель
ничего не знает.
-- Знает-знает. И ей это страшно не нравится. Она видит в тебе своего
отца, а наши с тобой отношения никак не вписываются в эту картину. С ее
точки зрения ты изменяешь ей -- с какой-то незнакомой, посторонней женщиной.
Это очень ранит ее.
Я откинулся на спинку дивана и закрыл ладонями лицо.
-- Господи, что же делать? Ведь я... я, кажется, начинаю влюбляться в
тебя. Я думал, что наконец встретил женщину, о которой мечтал всю...
-- Молчи! -- перебила меня Рита с мукой в голосе. -- Ты встретил меня
слишком поздно. Перед этим ты уже повстречал девочку, о которой мечтал
многие годы. Девочку, которая воплотила в себе твой идеал дочки. А я в вашей
компании оказалась третьей лишней.
-- Но...
-- Никаких "но", Стас. В этой ситуации нет места для компромиссов. Ты
должен отказаться либо от меня, либо от Рашели. Третьего не дано.
Я посмотрел Рите в глаза. Там я увидел слезы, боль и отчаяние. А за
ними робко прятались нежность и любовь. Та самая любовь, которую я так долго
искал. Наконец-то я нашел ее. Однако...
-- Я не могу отказаться от Рашели, -- тихо, почти шепотом произнес я.
-- Не могу...
-- Да, -- обреченно кивнула она. -- Я это знаю.
4
На следующее утро, когда мы уже находились в предстартовой готовности,
ожидая приказа отшвартоваться от станции, на связь с нами вышел сам
главнокомандующий флотом, адмирал-фельдмаршал Дюбарри, и распорядился
отменить старт. Меня, Шанкара, Агаттияра и Ортегу он пригласил к себе на
флагман, а остальным членам нашего экипажа дал увольнительную на
неопределенный срок, вплоть до особого распоряжения.
Полет на быстроходном катере к флагманскому линкору Первого Флота
Освобождения занял не более четверти часа. Там, прямо у швартовочного
терминала, нас встретил адъютант адмирала-фельдмаршала и провел в
конференц-зал корабля, где, помимо самого главнокомандующего, находилось еще
несколько высших офицеров, включая Клода Бриссо, а также трое штатских. В
момент нашего появления они что-то живо обсуждали, причем во главе стола
сидел не Дюбарри, а один из штатских -- среднего роста худощавый мужчина лет
шестидесяти, скуластый, темноволосый, с проницательными серыми глазами и
высоким выпуклым лбом.
Когда мы вошли, большинство военных, поприветствовав нас, быстро
покинули конференц-зал, и с нами остались лишь трое штатских да еще
адмирал-фельдмаршал Дюбарри с вице-адмиралом Бриссо. Мужчина, который
председательствовал на недавнем совещании, поднялся со своего кресла и
энергично пожал нам руки -- сначала Шанкару, потом Агаттияру и мне, а после
нас уже Ортеге.
-- Меня зовут Поль Карно, -- представился он. -- Я министр иностранных
дел Терры-Галлии и, по совместительству, глава временной администрации Земли
и Солнечной системы. Прошу вас, присаживайтесь, господа.
Пока мы устраивались в предложенных нам креслах, Дюбарри счел своим
долгом объяснить:
-- О прибытии господина министра нам стало известно еще вчера вечером,
но о вашем новом статусе мы узнали лишь два часа назад, когда его корабль
долетел до Земли. Иначе мы предупредили бы вас заблаговременно.
-- Что за новый статус? -- поинтересовался Шанкар.
Поль Карно сделал нетерпеливый жест рукой.
-- Давайте обо всем по порядку. -- И прежде всего он представил нам
двух других штатских, которые, как и следовало ожидать, оказались первым и
вторым заместителями министра иностранных дел. Затем Карно продолжил: --
Наше ведомство было восстановлено совсем недавно, с началом операции
"Освобождение", но до этого весь наш штат почти в полном составе руководил
секретным проектом "Ответный удар". На Землю я направлен не только в
качестве главы временной администрации, но и для подготовки встречи на
высшем уровне руководства всех освобожденных планет. Мы решили провести ее
здесь, а не на Терре-Галлии, как предполагалось вначале. Это будет более
символично.
Шанкар хмыкнул, но ничего не сказал. Впрочем, и так было ясно, о чем он
подумал: ведь Земля-то по-прежнему во власти габбаров.
Выдержав паузу в ожидании реплики Шанкара, министр заговорил снова:
-- В ближайшие дни в Солнечную систему должны прибыть полномочные
представители правительств других государств для проведения предварительных
консультаций. Что касается вашей родины, Махаварши, то она со своим
представительством уже определилась: главой делегации назначен месье Раджив
Шанкар, а его помощниками -- господа Агаттияр, Матусевич и Ортега. Что
касается мадемуазель Агаттияр, то в соответствующем постановлении вашего
правительства она фигурирует в качестве переводчика, но на нашу первую
встречу мы решили ее не приглашать, поскольку все присутствующие здесь более
или менее сносно изъясняются по-английски.
Слова "более или менее сносно" были явным преуменьшением -- Поль Карно
говорил настолько бегло и безукоризненно, что если бы не "месье" и
"мадемуазель", его можно было бы принять за уроженца Полуденных островов.
-- Кто сейчас возглавляет наше правительство? -- спросил Шанкар.
-- Сам император Махаварши. По имеющимся у нас сведениям, все ключевые
посты в новом кабинете заняли руководители Сопротивления.
"Значит, ему все-таки не удалось удержаться в тени", -- подумал я.
А вот Шанкар удовлетворенно кивнул:
-- Это правильно, так и должно быть. Как я понимаю, господин министр,
наша система уже полностью очищена от чужаков?
-- Да, сэр. Несколько эскадрилий легких кораблей спрятались было в
метеоритном поясе, но нам удалось убедить их капитулировать.
Нереи-пятидесятники и дварки, в общем, здравомыслящие существа, они быстро
поняли безнадежность своего положения и предпочли сдаться. То, что мы
полностью закупорили каналы, предотвратив даже возможность прибытия
подкрепления, произвело на них очень сильное впечатление.
-- На нас, кстати, тоже, -- признался Шанкар. -- Интересно, как давно
вы это умеете? Двадцать лет? Пятьдесят? Восемьдесят? Или, может, с самого
начала? Хотя последнее вряд ли. Скорее, я поставил бы на семьдесят лет.
Все пятеро наших собеседников уставились на него с таким видом, словно
этот девяностолетний старик совершил перед ними несколько умопомрачительных
кульбитов, а потом прошелся колесом по всему конференц-залу.
Первым опомнился адмирал-фельдмаршал и грозно посмотрел на Клода
Бриссо:
-- C'est vous, qu'a laiss chapper?
Тот страстно принялся открещиваться от своей причастности к утечке
информации, но Шанкар перебил его:
-- Успокойтесь, господа. Мне никто об этом не говорил, я сам обо всем
догадался. Я много прожил на свете, у меня богатый опыт подпольной
деятельности, и я за версту чую, где пахнет конспирацией. Так когда же вы
научились закупоривать каналы?
Министр подумал немного, затем вздохнул, словно бы говоря: "Была не
была!", и ответил:
-- Да, вы правы, месье Шанкар. Мы знали, что рано или поздно об этом
догадаются, однако не думали, что это произойдет так быстро и разоблачит нас
человек со стороны. Способ закупорки каналов существует уже семьдесят три
года.
-- И тогда же, -- продолжал высказывать свои догадки Шанкар, -- вы
добились резкого снижения расхода энергии на сжатие каналов. И научились
фиксировать их новое расположение в стационарном состоянии, не требующем
дальнейшей энергетической подпитки.
-- Совершенно верно. Именно тогда нашими учеными была разработана новая
технология управления каналами. Она основывалась на тех же фундаментальных
принципах, но ее реализация была совсем другой. С тех пор наши излучатели
способны воздействовать не только на отдельные каналы, но и на всю дром-зону
целиком, меняя ее конфигурацию и физические характеристики. С прежней
энергоемкой технологией мы просто не смогли бы справиться со всеми ста
миллиардами каналов.
-- Так я и думал, -- произнес Шанкар. -- И, если не ошибаюсь, тот
случай, когда ваши следящие системы якобы неверно определили канал, по
которому ушел разведчик Иных, был подстроен специально. Тогда вы -- вернее,
ваши предшественники, -- заполучили в свои руки сильный козырь, который
смогли выложить перед народом Терры-Галлии: мол, дорогие соотечественники,
придется нам потуже затянуть пояса и больше работать на оборону, иначе нашу
планету постигнет участь всех остальных человеческих миров.
Министр Карно потрясенно молчал, глядя на Шанкара со странной смесью
восхищения и какого-то суеверного ужаса.
-- Я снимаю перед вами шляпу, господин посол, -- наконец проговорил он.
-- И склоняю голову перед вашим умом. Всего за несколько дней вы разгадали
тайну, которую мы тщательно хранили семь десятилетий под самым носом у всей
Терры-Галлии.
-- Гм-м... -- протянул Шанкар. -- Я все же думаю, что время от времени
среди вас находились люди, которые начинали подозревать правду. Но ваши
спецслужбы работали выше всяких похвал, они вовремя вычисляли таких умников
и привлекали их к работе над проектом.
-- Да, сэр, разумеется.
-- Но почему? -- невольно вырвалось у меня. -- Зачем это понадобилось?
Шанкар повернулся ко мне:
-- А вы сами подумайте, мистер Матусевич. Как бы иначе они воспитали
трехмиллиардную нацию воинов, каким бы еще способом они заставили
демократически избранный парламент выделять от двадцати до двадцати пяти
процентов бюджетных средств на оборону?.. А впрочем, пусть это вам объяснит
сам господин министр. Ведь я руководствуюсь лишь собственными
умозаключениями, а он располагает фактами.
Поль Карно утвердительно кивнул:
-- Дела обстояли именно так, как и сказал месье Шанкар. Если не
учитывать человеческую психологию, то логика действий напрашивалась совсем
другая: полностью закрыть для чужаков нашу дром-зону, закупорить каналы и
интенсивно готовиться к войне за освобождение всего остального человечества.
И если бы на это требовалось лет десять-пятнадцать, мы бы, наверное, так и
поступили. Но наши экономисты и военные стратеги подсчитали, что нам
понадобится как минимум шестьдесят лет. А наши психологи ответили: при
существующей демократической системе это невыполнимо, большинство людей
просто откажется работать в поте лица и терпеть лишения ради достижения
столь отдаленной, пусть и великой цели. К тому же, добавили они, за годы
изоляции, не чувствуя реальной угрозы, мы станем чересчур мягкотелыми, мы не
сможем воевать по-настоящему, без колебаний посылать на смерть собственных
детей и внуков. Тут к психологам присоединились эксперты-историки и в
качестве примера привели случай из далекого прошлого Земли, когда в конце XX
века вспыхнул балканский конфликт. Там воевало между собой несколько народов
-- они принадлежали к одному этносу, имели общий язык и схожие культуры, но
исповедовали разные религии... Впрочем, речь не о них, а о тех, кто пытался
примирить их или хотя бы воспрепятствовать дальнейшей междоусобице. Это были
войска ООН. В числе прочего, они взяли под свою защиту один город --
кажется, он назывался Аржанвилль...
-- Это слишком буквальный перевод, господин министр, -- заметил
молчавший до сих пор первый заместитель. -- Его название было Сребреница.
-- Ну да, Сребреница. Так вот, этот город защищал контингент, состоящий
из военных частей небольших европейских стран, которые уже пятьдесят лет
жили в мире, да и во время Второй мировой войны фактически не сопротивлялись
фашистам. И когда одна из враждующих сторон окружила Сребреницу, захватила в
плен два десятка военнослужащих и, пригрозив убить их, потребовала сдачи
города, то... Как вы думаете, месье Матусевич, что сделал контингент ООН?
Я ответил б