жки в связи, порожденные огромными расстояниями. Корабль тормозил с максимальным ускорением, стремительно приближаясь к Махаварше. Прогноз, выдаваемый компьютером на тактический дисплей, свидетельствовал о том, что через тридцать восемь с половиной минут мы, совершив четверть витка вокруг планеты, со скоростью чуть меньше первой космической войдем в плотные слои атмосферы над западным побережьем материка и устремимся прямиком к городу Паталипутре, где сейчас проживало свыше восьмидесяти процентов всего населения Махаварши. Про себя я вновь зааплодировал Сигурдсону. Неискушенным людям кажется, что управлять кораблем проще простого -- ведь все расчеты производит компьютер, а пилоту приходится лишь выбирать между предложенными ему вариантами курса. Но как раз в этом выборе и заключается вся суть пилотского мастерства. Одно дело открытый космос -- там действительно достаточно лишь задать направление движения и график набора скорости либо торможения, а потом можно бить баклуши, следя лишь за тем, чтобы не произошло какого-нибудь сбоя в работе бортовых систем; предыдущие семнадцать часов полета от дром-зоны до Махаварши именно так мы и провели. Но совсем другая ситуация складывается, когда космос перестает быть пустым -- вблизи планет, астероидов или в районе скопления других кораблей (особенно если часть их принадлежит противнику). Тут в действие вступает так называемая задача многих тел -- и в чисто физическом ее аспекте, и в тактическом. Число предлагаемых компьютером вариантов маневрирования существенно увеличивается, подчас на целый порядок, а поскольку он (в смысле компьютер) всего лишь безмозглая биоэлектронная машина, лишенная свободы воли, интуиции и воображения, то в данных обстоятельствах роль пилота резко возрастает и становится определяющей. В принципе, компьютер способен и сам совершить все необходимые действия -- как то: вывести корабль на орбиту, посадить его на планету, благополучно миновать метеоритный пояс или убежать от противника, -- однако проделывает это с гораздо меньшей эффективностью, чем под руководством человека-пилота. Разумеется -- под умелым руководством. И поэтому совсем не удивительно, что Рашель зачислили в военно-космическую академию без всяких вступительных экзаменов -- лишь на основании ее школьных тестов и данных медосмотра. А свою профессиональную пригодность она доказала еще в неполные двенадцать лет, когда, оказавшись единственным уцелевшим человеком на "Заре Свободы", взяла на себя управление кораблем и сумела выполнить возложенное на погибший экипаж задание. Рассказывая о своих тогдашних приключениях, Рашель явно скромничала, утверждая, что во всем полагалась на компьютерные расчеты и заранее подготовленную программу автопилота для челнока. Как свидетельствовали бортовые записи, раз за разом ей все-таки приходилось делать выбор между предложенными вариантами, и последующий анализ подтвердил, что все ее решения были тактически верные и наиболее оптимальные при тех обстоятельствах. Когда мы приблизились к планете на расстояние ста тысяч километров, Анн-Мари доложила: -- Нас вызывают на связь, командир. -- Установить связь, -- тотчас распорядился я. -- Изображение на мой терминал. Спустя пару секунд включился монитор внешней связи, и на экране возникло смуглое лицо мужчины лет шестидесяти пяти, безусого и безбородого, с коротко остриженными черными как смоль волосами, в которых, как прежде, не проглядывалось ни малейшего намека на седину. Увидев меня, мужчина улыбнулся: -- Здравствуйте, капитан Матусевич. Махаварша приветствует вас. Чисто автоматически я козырнул. -- Здравствуйте, сэр. -- С моих губ едва не сорвалось "ваше величество", однако в последний момент я заменил его на простое "сэр", вспомнив, что мой собеседник не любит всяких помпезных обращений. Падма XIV, носивший титул императора Махаварши, в свое время был номинальным главой государства, насчитывавшего свыше пяти миллиардов граждан, и не имел практически никаких властных полномочий. В последние же годы ситуация коренным образом изменилась, и теперь де-факто он стал абсолютным монархом для сорока тысяч своих подданных, каждый из которых был как минимум лет на пятнадцать старше его. Правда, на планете присутствовало еще порядка двух сотен молодых добровольцев, главным образом медицинских работников, ухаживавших за стариками. В основном они были гражданами Земли или Мира Барнарда, и Падма считал их не своими подданными, а просто подчиненными -- сотрудниками огромного дома престарелых, в который ныне превратилась Махаварша. А ведь совсем недавно, всего лишь семь лет назад, наша планета занимала второе место по численности населения среди всех тридцати восьми человеческих миров. Однако крайне уязвимое расположение Махаварши вблизи центра Галактики, в области плотного скопления звезд, не позволяло надежно защитить ее от чужаков посредством блокировки дром-зоны. Вражеские армады могли атаковать планету, совершив перелет от одной из соседних систем, находящихся в радиусе нескольких световых месяцев, а человечество, хоть и превосходило Иных в научно-техническом отношении, было слишком малочисленным и обладало ограниченными ресурсами для ведения "открытой" войны. Поэтому было решено эвакуировать все население Махаварши на другие планеты, в том числе и на Землю, уже полностью очищенной от габбаров и готовой принять своих исконных жителей, своих родных детей -- людей. В возрождении Земли приняли участие все освобожденные человеческие миры, и Махаварше, в силу естественных причин, досталась наибольшая квота -- миллиард сто миллионов человек. Согласно первоначальному плану, остальные четыре миллиарда должны были расселиться по семи другим планетам, влившись в тамошнее общество, однако они (и это "они" в равной степени касалось как самих махаваршцев, так и жителей упомянутых планет) не были в восторге от подобной перспективы. Сто лет назад человечество уже пережило одно "великое переселение народов", когда Иные насильственно переправляли всех уцелевших в войне людей на отведенные под резервации планеты, и последствия возникших в связи с этим социальных, культурных и межэтнических проблем до сих пор давали о себе знать, причем подчас довольно остро. Саму Махаваршу эти неприятности обошли стороной, поскольку ко времени капитуляции планета и без того была густо заселена, удельная часть суши на ней составляла менее десяти процентов от общей площади поверхности, и она просто физически не могла принять слишком много вынужденных переселенцев. А те несколько десятков миллионов человек, которых чужаки все же доставили на Махаваршу (в числе коих были мои предки по мужской линии), очень быстро и практически безболезненно ассимилировали -- главным образом, в либеральное и довольно космополитическое общество Полуденных островов. Когда было объявлено об эвакуации всего населения планеты, мои земляки-островитяне, в отличие от жителей материка, относительно спокойно восприняли это известие и в большинстве своем охотно согласились переселиться на Землю, в Северную Америку и Британию, где находились их исторические корни. Да и те семьсот пятьдесят миллионов континентальных махаваршцев, чьим семьям по итогам общенациональной лотереи достались счастливые билеты с пометкой "Земля", тоже не особо протестовали, так как им предстояло возродить на юге и юго-востоке Азии великое индийское государство. Остальные же, мягко говоря, были недовольны: ведь мало того, что им приходилось покинуть планету, на которой тысячу лет проживали их предки, так еще вдобавок они окажутся на положении бедных родственников в других населенных мирах, где сложилась совсем иная культура, традиции и обычаи. В конечном итоге проблема решилась сама собой -- вернее, стараниями галлийских военных. Пока полномочные представители семи недавно освобожденных планет проводили напряженные консультации, руководство Терры-Галлии решило воспользоваться возникшими между Иными разногласиями, а также тем шоком, в который повергло их применение глюонных бомб и технологии полной закупорки каналов. Галлийский флот, понесший в ходе первого этапа операции "Освобождение" потери ниже предусмотренных, атаковал еще две контролируемые чужаками системы -- Барнарда и Сигмы Октанта. Ни в той, ни в другой больше не было людей, однако обе они имели важное значение -- как с военно-стратегической, так и с чисто моральной точек зрения. Мир Барнарда был старейшей человеческой колонией за пределами Солнечной системы, в определенном смысле он являлся символом космической экспансии человечества; ну а Сигма Октанта, иначе именуемая Южной Полярной, находилась всего в сорока световых годах от Дельты Октанта, и ее четвертая планета Полярис была ближайшим к Терре-Галлии населенным миром. К тому же Полярис принадлежал габбарам -- расе, повинной в гибели девяти миллиардов жителей Страны Хань, и люди просто психологически не могли смириться с таким соседством. Система Барнарда была освобождена в течение двух недель -- глиссары, убедившись, что терпят поражение, предпочли сдаться; зато в локальном пространстве Поляриса войскам пришлось хорошенько потрудиться, чтобы сломить отчаянное сопротивление габбаров, которые по самому складу своего мышления не признавали капитуляции. Но в конце концов обе системы перешли под полный контроль людей, а жители материковой части Махаварши, к всеобщему удовлетворению, обрели себе новую родину -- Мир Барнарда. Что же касается Поляриса, то он сильно пострадал в ходе военных действий, так что восстанавливать и заселять его было решено совместными усилиями всех планет Содружества. А на очереди были и другие человеческие миры, которые люди, опираясь на свое техническое превосходство над другими расами, постепенно, но неумолимо освобождали из-под власти чужаков... -- Несказанно рад вас видеть, капитан, -- искренне проговорил император. -- Давненько мы с вами не встречались. -- Почти шесть лет, сэр, -- ответил я. -- Все собирался посетить Махаваршу, дважды подавал рапорт, чтобы меня отправили в одну из таких экспедиций, но никак не складывалось. -- Наконец-то вы добились своего. -- Да, в связи с некоторыми обстоятельствами. -- Я глубоко вдохнул и произнес: -- Сэр, у меня для вас печальное известие. Умер господин Шанкар. Я долго репетировал эту фразу наедине с самим собой, стараясь произнести ее как можно суше и отстраненнее. Однако ничего у меня не получилось -- на слове "известие" мой голос сорвался, и в нем проступили замогильные нотки. Падма низко склонил голову, его лицо застыло, словно маска. Хотя нельзя было сказать, что это известие застало его врасплох. Похоже, всякий раз, когда на Махаваршу прибывал очередной корабль, он ожидал услышать эти слова. Все-таки Шанкар был очень старым человеком, а прожитая им жизнь была далеко не спокойной и размеренной. Молчание длилось ровно минуту. Затем император поднял голову и грустно посмотрел на меня: -- Он лишь полгода не дожил до своего столетнего юбилея. Когда это случилось? -- Почти две недели назад. -- Он сильно болел? -- Совсем не болел. Господин Шанкар умер во сне -- просто заснул и больше не проснулся. Врачи уверяют, что он ничего не почувствовал. Остановилось сердце, и все. Ему давно хотели поставить кардиодатчик, но он наотрез отказывался. Говорил, что в таком случае не сможет работать -- при каждом нарушении сердечного ритма в его кабинет будет врываться целая бригада медиков. Губы Падмы слегка изогнулись в горьком подобии улыбки: -- Узнаю Шанкар. Старик всегда был таким... Он много работал в последнее время? -- Говорят, как обычно -- с раннего утра до поздней ночи. Вечером накануне своей смерти он как раз проводил заседание правительства. Мы еще немного помолчали. Корабль между тем неумолимо приближался к планете, и вскоре нужно было начинать предпосадочные маневры. -- Где его похоронили? -- спросил император. -- Еще нигде. Урна с его пеплом находится у нас на борту. Господин Шанкар завещал похоронить его на Махаварше, рядом с могилами его расстрелянных соратников. Падма кивнул: -- Да, так я и думал... А вам, стало быть, поручили проводить его в последний путь? -- Я сам вызвался, сэр. А вместе со мной и другие члены нашей тогдашней команды. Все, за исключением господина Агаттияра. -- От него по-прежнему никаких вестей? Я покачал головой: -- Ничего конкретного, кроме ежегодных поздравительных открыток, которые нам с Рашелью передают через главное командование. Возможно, с Ритой он общается чаще -- но сама она в этом не признается. Император вновь кивнул: -- Понимаю. Профессор Агаттияр исчез шесть лет назад, оставив для дочери письмо, в котором просил прощения, что покидает ее и больше никогда не вернется. И в правительстве, и в Объединенном Комитете начальников штабов, куда обращалась Рита, ей подтвердили, что он добровольно пожелал участвовать в неком секретном научном проекте. О том, что это за проект, не было сказано ни слова, однако сомневаться не приходилось -- речь шла о той самой глубоко законспирированной группе ученых и инженеров, которые занимались технологией управления каналами, а также создали глюонную бомбу. Из всего этого следовало, что Агаттияра мы не увидим до самого конца войны -- что было равносильно "до смерти". Его или нашей, не суть важно... -- Кто-то еще прилетел с вами? -- поинтересовался император. -- Да, сэр. На борту корабля находится восемнадцать пассажиров. И среди них один... одна, которую вы особенно рады будете видеть. На мгновение лицо Падмы просветлело: -- Сати!.. -- Но в следующую секунду его мимолетная радость сменилась тревогой. -- Но ведь это... это рискованно. Хотя в нашей системе чужаки ведут себя смирно, но все же... -- Да, безусловно, -- согласился я. -- Вашу дочь пытались отговорить, но она ничего не хотела слышать. Она заявила, что... гм... что на корабле под моим командованием ей ничего не грозит. Некоторое время мы смотрели друг другу в глаза. Наконец император произнес: -- Пожалуй, Сати права. Такой капитан, как вы, выберется из любой передряги. -- Затем он расправил плечи и принял деловой вид. -- Вы будете сажать корабль на планету или оставите его на орбите? -- Садимся на планету, сэр, -- ответил я. -- "Заря Свободы" малогабаритный крейсер, он вполне может приземлиться и на неработающую полосу. Корабельные антигравы выдержат нагрузку. -- Посадочная полоса у нас функционирует нормально, -- заверил меня император. -- В меру своих сил мы поддерживаем ее в рабочем состоянии. -- Он покосился немного в сторону, скорее всего, на монитор, где выдавались сведения о нашем местоположении. -- Ну все, пора переключать вас на нашего диспетчера. А я больше не буду отвлекать вас, капитан. Поговорим уже после посадки... Хотя нет, все же скажите мне вкратце: что важного произошло за последние три месяца? Какую-нибудь планету освободили? -- Землю Диксона. Хтоны уступили ее практически без боя -- в последнее время контроль над ней обходился им слишком дорого. На планете проживает менее пятидесяти миллионов человек, а хтонам приходилось держать там двадцатимиллионную армию. Для них это оказалось непосильным бременем. Сами по себе хтоны слабая раса; ну а их партнеры по Четверному Союзу -- дварки, альвы и пятидесятники -- отказались помогать им в охране Земли Диксона, которая из-за своей малочисленности не представляла для них никакой ценности. К тому же они не хотели брать на себя дополнительную ответственность, у них и так хватает забот. -- Понятно. А... пострадавшие планеты есть? Падма, конечно, имел в виду "уничтоженные", но из суеверия не произнес этого слова. Вопреки оптимистическим расчетам наших военных стратегов, за семь лет, прошедших с момента бомбардировки Страны Хань, габбарам удалось уничтожить еще пять человеческих планет -- Лахор, Малайю, Новую Калифорнию, Сан-Клементе и Бахмани. Как раз после гибели второй из них ранее нейтральные пятидесятники были вынуждены присоединиться к антигаббарской коалиции альвов, дварков и хтонов. Малайя находилась под их контролем, и они, боясь мести со стороны людей, буквально выжгли огнем две габбарские планеты. Мы поверили в искренность пятидесятников и не стали применять против них глюонные бомбы, зато габбары и их союзники иру'улы ответили сполна. В общей сложности, с этими пятью планетами погибло более полутора миллиарда человек; за их жизни габбары с иру'улами заплатили семьюдесятью миллиардами своих -- но для людей это было слабым утешением... -- К счастью, нет, -- ответил я. -- Командование уверяет, что такого больше не повторится. Земля Диксона была последней в "группе риска", но теперь она в наших руках. А другие еще не освобожденные человеческие планеты -- их осталось одиннадцать -- Четверной Союз бережет от габбаров как зеницу ока. По последним разведданным, которые мне известны, альвы вообще решили перестраховаться и сейчас интенсивно переселяют жителей Эсперансы, Земли Вершинина и Аррана на Новороссию, где у них сконцентрированы огромные силы. -- Вот это скверно, -- сказал император. -- Если альвы сосредоточатся на охране одной планеты, то ее освобождение будет весьма и весьма проблематичным... Ну, ладно, поговорим об этом позже. А то мне уже сигнализируют, что пора отключать визуальную связь, чтобы не мешать вам при посадки. Передаю вас в руки нашего диспетчера. Счастливой посадки, "Заря Свободы". -- Спасибо, сэр, -- отсалютовал я уже гаснущему экрану. 3 Почти на самой окраине городского кладбища Паталипутры есть небольшая аллея, вдоль которой расположены в ряд сорок три скромных надгробия, похожих друг на друга, как близнецы. Имена на них были высечены разные, даты рождения -- также, зато день смерти везде был указан один и тот же. Здесь нашли свое последнее пристанище ученые и инженеры Ранжпурского Института Физики, которые треть века назад предприняли отчаянную и безнадежную попытку поднять на Махаварше всеобщее восстание против чужаков. Собственно, мятежников было больше, чем сорок три, но некоторые из них, в том числе профессор Агаттияр, избежали участи своих товарищей, потому как следствию не удалось доказать их вину, а глава и идейный вдохновитель заговора, Раджив Шанкар, сумел бежать из тюрьмы в ночь накануне казни. Вернее сказать, его похитили из камеры смертников -- вопреки его же собственному желанию. И только сейчас, спустя тридцать четыре года, он воссоединился в Вечности со своими друзьями и соратниками... Под оружейный салют строя убеленных сединой ветеранов Сопротивления урну с пеплом Шанкара опустили в свежевырытую могилу, после чего присутствующие горсть за горстью засыпали ее землей. Затем рыхлый холмик тщательно утрамбовали, а поверх него установили такое же скромное надгробие. Как и на всех остальных, на нем было высечено только имя с днями рождения и смерти. Две эти даты разделяло без малого сто лет. Первым цветы на могилу возложил император Махаварши, Падма XIV. Преклонив колено, он тихо промолвил: -- Я знаю, старик, при жизни ты так и не смог простить нас -- всех тех, кто был причастен к твоему освобождению, кто не позволил тебе умереть вместе с остальными. Ты понимал, что это было необходимо; понимал, что ты был нужен нам живым; понимал, что мы могли спасти только одного из вас -- и сделали этот трудный выбор в твою пользу. Все это ты прекрасно понимал, однако простить нас было выше твоих сил. -- Император сделал короткую паузу. -- Говорят, что мертвые прощают все. Надеюсь, это так. Надеюсь, что теперь твоя мятущаяся душа обрела покой, а мы дождались от тебя прощения. Следующей была дочь Падмы, двадцатисемилетняя принцесса Сатьявати. Положив свой букет, она с минуту молча стояла перед надгробием, а в ее красивых черных глазах блестели слезы. Раджив Шанкар был для нее не просто премьер-министром страны, которую она номинально возглавляла. В последние пять лет он фактически заменил ей отца, был ее наставником и советником -- но не в государственных делах (никакими властными полномочиями она не обладала), а просто как человек, как друг, как старший товарищ. Предварительно предполагалось, что Сатьявати возглавит Королевство Индию на Земле, но когда махаваршцы получили в свое полное распоряжение систему Барнарда, она отправилась туда вместе с большинством своих соотечественников. Земная Индия, как и в довоенные времена, стала республикой, а в Мире Барнарда была провозглашена конституционная монархия -- правопреемница Государства Махаварши. Однако Сатьявати наотрез отказалась принять королевский титул, ссылаясь на то, что ее отец, глава императорского дома, еще жив и обозримом будущем умирать не собирается. В итоге Сатьявати объявили регентом нового королевства -- что, впрочем, сути дела не меняло. И так, и этак все ее обязанности сводились к исполнению представительских функций, а реальная власть принадлежала всенародно избранному Национальному Собранию, которое по своему усмотрению формировало Кабинет Министров. В Мире Барнарда уже дважды проводились парламентские выборы, и оба раза на них уверенно побеждала Лига Свободы во главе с Радживом Шанкаром. Теперь же, с его смертью, правящая партия лишилась своего руководителя, государство -- премьер-министра, а страна -- харизматического лидера... Вслед за Сатьявати последние почести Шанкару воздали прибывшие на "Заре Свободы" его соратники -- в прошлом ведущие деятели подполья на Махаварше, а ныне высокопоставленные правительственные чиновники. Среди пассажиров моего корабля также было два не-махаваршца -- дядя Рашели, адмирал Клод Бриссо, заместитель начальника Генерального Штаба ВКС Терры-Галлии, и доктор Поль Карно, председатель Совета Министров Земной Конфедерации. По своей должности они часто общались с главой правительства Мира Барнарда, и за эти семь лет у них с Шанкаром сложились теплые, дружеские отношения. Дальше настал наш черед -- членов команды крейсера, вместе с которыми Шанкар участвовал в боях за освобождение Солнечной системы; а затем мимо надгробия медленно поплыл людской поток, сплошь состоящий из стариков -- последних жителей Махаварши. Здесь их собралось около двадцати тысяч -- добрая половина населения планеты. Они шли по аллее не спеша, им некуда было торопиться, и каждый из них ненадолго задерживался у могилы, чтобы вслух или мысленно сказать пару слов величайшему представителю их поколения, который еще при жизни стал легендой для многих миллионов соотечественников. Мы не стали мешать старикам прощаться с Шанкаром и направились к выходу из кладбища, где располагалась стоянка легкового транспорта и вход на станцию метро. Я собирался было влезть в флайер, где уже разместились Рашель и Анн-Мари, но тут ко мне подошла принцесса Сатьявати. -- Отец просит, чтобы вы полетели вместе с ним, -- сказала она. -- А я составлю компанию вашим друзьям. Не возражаете, капитан? Не дожидаясь моего ответа, Сатьявати проскользнула в кабину и устроилась в водительском кресле. В некотором недоумении я пожал плечами и кивнул: -- Никаких возражений, принцесса. -- Вот и хорошо. Тогда встретимся во дворце. С этими словами она захлопнула дверцу и включила двигатель. Я помахал рукой, прощаясь с Анн-Мари, послал Рашели воздушный поцелуй (дочь, разумеется, ответила мне тем же) и направился к флайеру императора. Падма уже ждал меня в своей машине и оказался настолько любезен, что предоставил водительское место в мое распоряжение. Видимо, он знал, что я очень не люблю летать в качестве пассажира; впрочем, этого не любят все без исключения пилоты. Когда я поднял флайер в воздух, император сказал: -- Сначала сделайте пару кругов над кладбищем, а потом летим в дворец. Я так и поступил. Внизу по аллее все плыл людской поток, и на том месте, где был похоронен Раджив Шанкар, уже возвышался внушительный холм живых цветов, полностью скрывший под собой надгробие. Не были обделены вниманием и могилы его соратников, которые положили свои жизни на алтарь грядущей победы. На первый взгляд, их жертва казалась напрасной -- ведь тогда они ничего не добились, и лишь через двадцать шесть лет Махаварша была освобождена войсками Терры-Галлии. Но именно память о тех событиях не позволила нам окончательно впасть в летаргию, смириться с неволей, на которую обрекли нас чужаки, и где-то в глубине души, на подсознательном уровне, мы были готовы к борьбе за свою свободу. И четверть века спустя, когда это понадобилось, на планете вспыхнуло всеобщее восстание, которое отвлекло на себя внимание оккупационных войск и позволило галлийскому флоту без существенных потерь захватить контроль над нашей дром-зоной. Это отчасти смягчало нам, выходцам с Махаварши, чувство стыда за то, что в свое время мы практически без боя капитулировали перед Иными, а потом более ста лет безропотно прожили под их властью, тогда как жители многих других планет сражались до конца и, даже потерпев поражение, все равно продолжали сопротивляться захватчикам... -- Шанкар был великим человеком, -- произнес Падма, когда я начал набирать высоту, присоединяясь к другим флайерам, следовавшим к центру Паталипутры, где располагался императорский дворец. -- Сказать по правде, я не верил ему, когда он обещал, что за пять лет Мир Барнарда станет вровень с Террой-Галлией и Землей. Не верил, хотя для этого имелись все объективные предпосылки -- и развитая экономика планеты, почти незатронутая войной, и четырехмиллиардный человеческий потенциал. Не верил, потому что знал наших соотечественников -- трудолюбивых, самоотверженных, готовых сносить тяготы и лишения, но в большинстве своем безынициативных, привыкших во всем полагаться на помощь и покровительство государства. Однако Шанкар сумел с этим справиться, ему удалось переломить психологию махаваршцев, изменить традиционную систему ценностей общества и заставить его динамично развиваться... -- Император немного помолчал. -- Жаль, что он покинул нас так рано. -- Теперь ему нужна достойная замена, -- после некоторых колебаний сказал я. Уже семь лет я был гражданином Земли и чувствовал себя стопроцентным землянином, но все равно продолжал считать нынешних жителей Мира Барнарда своими соотечественниками, и мне было небезразлично их будущее. -- Нужен человек, который по своему авторитету и влиянию на людей мог бы сравниться с господином Шанкаром. Лично я думаю, что такой человек есть. Император кивнул: -- Я понимаю, что вы имеете в виду. Однако и вы должны понимать, что это невозможно. -- Да, невозможно, -- согласился я, переключая флайер на автопилот. -- Но необходимо. Он пристально посмотрел на меня: -- Точно так же ответила мне Сати. Вы с ней обсуждали этот вопрос? Я покачал головой: -- Нет, сэр, не обсуждал. Просто это очевидно. Бывают ситуации, когда необходимость перевешивает невозможность. -- Гм-м, -- протянул Падма. -- Вы опять в точности повторили ее слова. Для полноты совпадения вам следует еще сказать, что мне вовсе не обязательно совмещать королевские обязанности с правительственной должностью. Мол, я вполне могу отречься от короны и уже в качестве рядового гражданина принять портфель премьер-министра. -- Я думал о таком варианте, -- ответил я. -- Он напрашивается сам собой. -- Да уж, напрашивается, -- со вздохом согласился император. -- А сорок тысяч стариков, остающихся на Махаварше никто в расчет не берет. -- О них могут позаботиться и другие. Вы же сами убедились, что человечество не бросило их на произвол судьбы. А вы сейчас нужны в системе Барнарда. Нужны четырем миллиардам людей, которые до сих пор считают себя вашими подданными. Нужны целой планете -- и не какой-нибудь, а входящей в тройку ведущих человеческих миров. Это ваш долг, сэр. Долг, который превыше тех обязанностей, что вы взяли на себя семь лет назад. С минуту мы летели молча. Наконец Падма произнес: -- Не буду с вами спорить, мистер Матусевич. Мне хватает споров с дочерью и министрами. А вас я пригласил сопровождать меня не для разговоров о политике. Меня интересует, как вы поживаете. Должен сказать, я был здорово удивлен, когда увидел вас в прежнем звании и в прежней должности. Что-то вы застряли на служебной лестнице и выше не продвигаетесь. Я пожал плечами: -- Почему это застрял? По-моему, все нормально. Ведь свое нынешнее звание я получил вроде как авансом, а теперь вот отрабатываю его. Согласитесь, сэр: капитан гражданской авиации, хоть он и носит четыре золотых шеврона, все-таки не ровня капитану военно-космического флота. Максимум чего я заслуживал, да и то с большой натяжкой, это второй ранг -- то есть, по-нашему, звание командора. Просто так получилось, что Рашель заставила меня надеть отцовский мундир, а галлийское командование решило смириться с этим, понимая, что понижение в звании уязвит меня. Та же ситуация и с должностью: я одним махом пересел с суборбитального грузовоза в капитанское кресло высококлассного боевого крейсера. Во флоте есть много офицеров старше меня и по возрасту, и по выслуге лет, которые могут лишь мечтать о таком назначении. Император скептически хмыкнул: -- Вы чересчур скромны, капитан, и явно недооцениваете своих способностей. Вы не принадлежите к числу тех "многих офицеров"; вы личность в высшей степени незаурядная, талантами вас природа не обделила. К тому же сейчас идет война, а на войне продвижение по службе определяется не возрастом и не выслугой лет, но реальными боевыми заслугами. Я немного разбираюсь в наградах, -- он выразительно посмотрел на орденские планки с левой стороны моего парадного мундира, -- и вижу у вас не только побрякушки, которые раздают всему личному составу по случаю очередной победы. За эти семь лет вы ухитрились заполучить едва ли не все высшие ордена и медали планет Содружества. Рядом с вами Арчибальд Ортега, даром что носит адмиральские звезды, выглядит сопливым новобранцем. И тем не менее он неуклонно движется вверх, а вы остаетесь на месте. На мой взгляд, это чудовищная несправедливость со стороны вашего начальства. "Вот черт! -- обеспокоенно подумал я. -- Не хватало еще, чтобы он выразил свое возмущение земному правительству. А с него станется..." -- Я не считаю это несправедливостью, -- осторожно произнес я. -- И начальство тут, в общем, ни при чем. Дело в том, что я сам не стремлюсь к повышению -- ни в должности, ни в чине. -- Вот как? -- удивился Падма. -- Почему? Разве вам не хочется командовать чем-то побольше, повнушительнее -- тяжелым крейсером, дредноутом или даже линкором? Или возглавлять бригаду кораблей? -- Представьте себе, сэр, не хочется. Я вполне доволен своей "Зарей Свободы". На ней я и капитан, и первый пилот, и навигатор; я не только командую, но и собственноручно управляю своим кораблем. Это именно то, о чем я всегда мечтал. А командир крупного судна просто сидит себе на капитанском мостике, раздает ценные указания и контролирует действия подчиненных. Тоже ответственная работа, не спорю, но она не для меня. Император ненадолго задумался. -- Да, я припоминаю из вашего досье, что в виртуальных реальностях вы отдавали предпочтение кораблям средних и малых габаритов. Вроде той же "Зари Свободы"... И все же сейчас идет война, -- настойчиво повторил он. -- А на войне у солдата не спрашивают, что ему нравится, а что -- нет. Его направляют туда, где он принесет больше пользы. Может, я ошибаюсь, но почему-то мне кажется, что в должности командира легкого крейсера вы не используете в полной мере свой огромный потенциал. Я вовсе не льщу вам, мистер Матусевич, я действительно так считаю. Неужели ваше начальство другого мнения? Под его пристальным, проницательным взглядом я смутился. -- Нет, сэр, оно... пожалуй, оно разделяет ваше мнение. Но мне пока удается выкручиваться. -- И каким же образом? -- Ну, в самом начале, когда земной флот только формировался, меня оставили в прежней должности, так как в моем личном деле имелось свежее взыскание за то, что я не доложил своевременно командованию о присутствии на корабле двух пленников -- Ахмада Рамана и альва Шелестова. Года четыре назад это взыскание было снято, и уже начали поговаривать о моем скором повышении -- меня собирались назначить капитаном флагмана эскадры. Мне это совсем не нравилось, и я... короче, я заработал еще одно взыскание. Проступок был несерьезным, всего лишь нарушение субординации, но этого оказалось достаточно, чтобы меня вычеркнули из списков на повышение. -- На целых четыре года? -- Только на полтора. Потом мне еще дважды приходилось прибегать к подобной уловке. В последний раз, после освобождения Цзяньсу, речь шла о производстве в коммодоры и передаче под мое командование бригады. Падма недоуменно покачал головой: -- Странный вы человек, капитан. -- Просто я не создан для военной службы. Из меня получился плохой солдат. -- Не плохой, а всего лишь недостаточно честолюбивый, -- уточнил он. -- Это одно и то же. Какой-то древний полководец, уж позабыл его имя, говорил: плох тот солдат, который не хочет стать генералом. А я именно такой. Я не храню в своем шкафу новенький адмиральский мундир, мне ни к чему высшие командные должности, я просто хочу летать. В мирное время я, наверное, стал бы капитаном Свободного поиска или вольным торговцем. Но пока хоть одна человеческая планета находится во власти чужаков, я не могу оставаться в стороне. -- Да, понимаю, -- сказал Падма. А потом, без всякого перехода, произнес: -- Дочь мне говорила, что вы развелись с женой. Я помрачнел. -- Совершенно верно, сэр. Еще два года назад. -- Почему? Не сошлись характерами? Я ответил не сразу. Но все же ответил: -- Да нет, вроде бы сошлись. Просто... -- Я замялся. -- Луиза так и не смогла забыть своего первого мужа. Она старалась, очень старалась -- но не смогла. Будь я меньше похож на Жоффрея, у нас бы все получилось, мы идеально подходили друг к другу. А так... а так я постоянно напоминал ей о нем. Во мне она видела его, она любила меня не как Стефана Матусевича, а как Жоффрея Леблана. Мы оба надеялись, что со временем это пройдет, но ничего не менялось. Целых пять лет мы терпели ради Рашели, а когда она стала достаточно взрослой, чтобы понять нас, мы разошлись. Тихо и мирно, без ссор и скандалов, как подобает воспитанным людям. В своем коротком рассказе я, разумеется, сгладил некоторые острые углы. Все пять лет, проведенных с Луизой, были для меня сущей пыткой, а для нее -- настоящим кошмаром. Наши мучения усугублялись еще и тем, что в целом мы отлично ладили и были, как принято говорить, созданы друг для друга. Жоффрей Леблан нашел себе идеальную жену, которая так же идеально подходила и мне... Но увы, я оказался вторым и в глазах Луизы был лишь тенью ее первого мужа. Бедняжка просто сходила с ума, когда у меня проскальзывал какой-нибудь типично "жоффреевский" жест, или я, разговаривая по-французски, нечаянно употреблял один из характерных оборотов, перенятых у Рашели, которая в свою очередь переняла их у отца. Однажды Луиза призналась мне, что в такие моменты ей кажется, что она попала в загробный мир и встретилась с покойным Жоффреем... Короче, при всей нашей совместимости, нормальной супружеской четы из нас не вышло. Получилась лишь жалкое подобие семьи, внешняя видимость, своего рода иллюзия, существовавшая исключительно для Рашели. А потом, когда дочка подросла и начала подозревать неладное, нам не оставалось ничего другого, как немедленно разойтись. Теперь, оглядываясь назад, я порой удивляюсь, что мы вообще сумели продержаться так долго. Да и то это оказалось возможным только потому, что в среднем семь или восемь месяцев в год я проводил вдали от дома, на разных заданиях... Император достал сигарету, из вежливости спросил моего согласия и лишь затем закурил. -- Зато с Рашелью у вас все в порядке, -- заметил он. -- Это сразу чувствуется. Вам удалось заменить ей отца. И даже более того: вы не просто заменили, вы стали ей отцом. "Что правда, то правда", -- мысленно согласился я, вспомнив, как во время одной из наших немногочисленных встреч после развода Луиза напрямую обвинила меня в том, что я украл у нее дочь. И, в сущности, так оно и было... -- Рашель была очень милой девочкой, -- между тем продолжал Падма. -- А теперь стала прелестной молодой девушкой. Хотя чересчур серьезной для своего возраста. Наверное, вам трудно с ней. -- Трудно, -- признал я и улыбнулся. -- Но приятно. Нашему дальнейшему разговору помешала заливистая трель комма. Император немедленно включил связь, и на экране возникло смуглое лицо мужчины моих лет -- того самого диспетчера, который помогал мне при посадке корабля. Он был одним из волонтеров, которые вместе с Падмой добровольно остались на Махаварше, чтобы помогать живущим здесь старикам. -- Да, Шанти? В чем дело? -- Похоже, назревают проблемы, сэр, -- взволнованно доложил диспетчер. -- Серьезные проблемы. Только что мы получили сообщение от чужаков. Пятидесятники срочно перебрасывают в наше локальное пространство Второй сторожевой флот Суоми, а дварки -- свои дислоцированные в этой системе части. В груди у меня похолодело. Неужели это из-за нас -- вернее, из-за прибывших на "Заре Свободы" пассажиров? Каким-то образом они проведали, что корабль доставил на Махаваршу принцессу-регента Мира Барнарда, заместителя начальника Генштаба Терры-Галлии, а также председателя правительства Земли с доброй дюжиной министров, и решили не упускать такую ценную добычу... Хотя нет, вряд ли. Весьма сомнительно, чтобы пятидесятники и дварки пошли на такую авантюру. Они знают, как устроено наше общество, и должны понимать, что потеря отдельных лидеров не нанесет человечеству никакого ущерба, а скорее наоборот -- лишь сплотит людей и подтолкнет их к еще более решительным действиям. Судя по выражению лица императора, он думал о том же, что и я. И пришел точно к таким же выводам. -- Чем чужаки объясняют свои действия? -- спросил он. -- Угрозой вторжения габбаров. В сообщении говорится, что она вполне реальна, но почему -- не уточняется. Авангард флота уже покинул дром-зону и на полной скорости движется к Махаварше. Его прибытия следует ожидать часов через двадцать. -- Это все? -- Да, сэр. Радиограмма короткая, и я почти дословно пересказал ее содержание. Если желаете, могу переслать текст оригинала. -- Нет, не надо. -- Падма повернулся ко мне: -- Меняйте курс, мистер Матусевич. Мы летим в космопорт. Сейчас я свяжусь с остальными и сообщу им о новых обстоятельствах. Пренеприятнейших обстоятельствах... 4 Уже третий час мы совещались в главной диспетчерской космопорта -- вся команда "Зари Свободы", наши высокопоставленные пассажиры и император с несколькими приближенными из числа волонтеров. За это время ситуация ничуть не прояснилась, а скорее еще больше запуталась. Сразу по прибытии в космопорт мы отправили чужакам запрос с требованием дополнительных объяснений, более конкретных, чем абстрактная угроза нападения габбаров -- ведь таковая угроза существовала всегда, а нынешние меры предосторожности были беспрецедентными по своему размаху. Порой пятидесятники с дварками увеличивали численность патруля до одной или двух эскадр -- это случалось в периоды обострения обстановки на фронтах, либо когда в здешнее локальное пространство наведывался габбар