тков осторожности и развязали ему язык. Я с самого начала должна была предвидеть, что в таком состоянии он способен сболтнуть лишнее. Но меня подвело любопытство, мне очень хотелось узнать, что же за оружие применили альвы. И вот узнала... больше, чем следовало. -- Анн-Мари обреченно вздохнула. -- А теперь мы стали носителями сверхсекретной информации. Крохотной ее частички -- но вполне достаточной, чтобы изолировать нас от всего мира или, что еще хуже, подвергнуть глубинному психокодированию. В этот момент в дверях столовой появилась Мелисса, катившая перед собой тележку с использованной посудой. Оценив быстрым взглядом обстановку, она озадаченно спросила: -- Что здесь происходит? Анн-Мари мрачно посмотрела на нее и ответила: -- Лучше тебе не знать, дорогуша. Тебе и так крупно повезло, что ты не вернулась двумя минутами раньше. глава вторая РАШЕЛЬ: МИССИЯ 1 Нет, надо же как крупно я влипла! Нарочно не придумаешь... Мой родной дядюшка Клод подсунул мне неслабую свинью своими пьяными откровениями. Впрочем, я тоже хороша, что слушала его разинув рот и развесив уши, хотя прекрасно понимала, о каких опасных вещах он говорит. Да и отец с Анн-Мари -- они же старше меня и должны были предвидеть, чем это закончится. Но их так увлек рассказ о странглетах, что они позволили дяде выболтать важнейшую информацию. И пусть она лишена всякой конкретики, пусть мы не знаем никаких деталей, существа дела это не меняет. Даже тех нескольких слов о других галактиках хватило с лихвой, чтобы перевести нас, рядовых граждан Земли и Терры-Галлии, в разряд лиц, посвященных в важнейшую государственную тайну... Наша судьба решалась на самом высоком уровне. По прибытии в систему Дельты Октанта наш крейсер сразу направился к главной космической базе вооруженных сил Терры-Галлии, расположенной всего в миллионе километров от заблокированной дром-зоны. Там же находилась и ставка Объединенного Комитета начальников штабов Содружества, и внепланетная резиденция галлийского правительства. Мы втроем -- я, отец и Анн-Мари -- уже битый час околачивались в небольшой гостиной президентских апартаментов, а по соседству, в кабинете, заседал импровизированный трибунал в составе премьер-министра Земли Поля Карно, президента Терры-Галлии Жаклин Пети и председателя Объединенного Комитета, адмирала-фельдмаршала Альбера Дюбарри. Сейчас у них "на ковре" был дядя Клод, виновник всего случившегося; ну а мы в гнетущем молчании дожидались решения своей участи. Возможно, кто-нибудь другой на моем месте только радовался бы, что влез в эту заваруху. Например, Гильермо дель Торез, помешанный на физике парень, с которым я училась в выпускном классе. Сейчас он потирал бы руки в предвкушении того, как вместо Сорбонны прямиком попадет в глубоко засекреченный исследовательский центр, где лучшие умы человечества выдают на-гора открытия, одно поразительнее другого. Да уж, Гильермо был бы счастлив. Наверно, ему бы в голову не пришло, что его запросто могут подвергнуть психокодированию, после которого он будет годиться разве что в лаборанты. Но нет, с ним бы ничего подобного не сделали -- у него действительно светлая голова, он безусловно станет талантливым ученым и принесет немало пользы науке и человечеству. Ну а я? Обычная себе девчонка, далеко не дура, но и не гений, таких как я вокруг пруд пруди. Однако у меня есть свои амбиции, свои планы на будущее. Я хочу выучиться и стать звездным капитаном, как папа. А потом адмиралом -- и командовать эскадрой. Или целым флотом. А может, и всеми Военно-Космическими Силами Земли. Каково звучит -- адмирал флота Рашель Леблан! Хотя, конечно, мне больше нравится "адмирал-фельдмаршал", но раз уж в земных ВКС его заменили на "адмирал флота", то так тому и быть. Главное суть, а не название. К тому же есть одна приятная мелочь: у галлийского адмирала-фельдмаршала на погонах четыре звезды, а у земного адмирала флота -- аж пять! Вот только возникла непредвиденная проблема -- между мной и моей блестящей карьерой вклинилась дядина неосторожность. Мягко говоря, неосторожность; а если говорить прямо, то глупость и безответственность. По его милости мне стало известно, что мы научились проникать в другие галактики. Это невероятно, это потрясающе, это величайшее открытие со времен первого межзвездного полета. Люди веками мечтали путешествовать к другим галактикам, и теперь их заветная мечта, похоже, сбылась... Но пока это секрет. Секрет, который знают лишь очень немногие и о котором мне, курсанту Рашели Леблан, девятнадцати лет от роду, знать никак не положено. Тем не менее я знаю -- и в этом моя беда. Как и всякий нормальный человек, я совсем не хотела, чтобы кто-то копался в моей голове, вмешивался в мою психику, программировал мой разум. То, что Анн-Мари рассказала о последствиях психокодирования, здорово напугало меня. Правда, позже, успокоившись, она немного смягчила свои слова, привела несколько примеров удачной карьеры "закодированных" работников СБ, заметив, что некоторые из них впоследствии даже дослужился до адмиральского звания. Но когда я спросила ее, чем занимались такие адмиралы, Анн-Мари была вынуждена признать, что не более чем канцелярской работой. А меня это совсем не устраивало, я не собиралась становиться простым исполнителем. Пусть лучше ограничат мою физическую свободу, пусть замкнут меня в том пресловутом подземном городе, где проводятся секретные разработки; в конце концов, ведь не могут же ученые, вроде профессора Агаттияра, делать все сами, им обязательно нужны помощники и лаборанты. Я никогда не мечтала о научной работе, хотя по всем точным дисциплинам была одним из лучших учеников в школе; но если придется выбирать между тюрьмой и "прочисткой мозгов", то я без колебаний предпочту первое... Наконец двери распахнулись, и в комнату вышел дядя Клод. По его виду, не такому мрачному и подавленному, как час назад, я поняла, что дела наши обстоят лучше, чем он ожидал. -- Ну как там? -- одновременно вырвалось у отца и Анн-Мари. -- Мою отставку не приняли, -- устало ответил дядя. Еще во время полета, едва очухавшись от выстрела парализатора и мгновенно протрезвев, он только и талдычил о том, что уйдет в отставку и добровольно подвергнется психокодированию. -- А в качестве наказания мне вживят антиалкогольный блокиратор. Боюсь, что теперь, дорогая Рашель, я не смогу выпить даже бокала шампанского на твоей свадьбе. Это он так пошутил. Ха, совсем не смешно... -- А что будет с нами? -- нетерпеливо спросила я. -- С тобой и твоим отцом хотят еще поговорить, прежде чем принимать решение. А вас, фрегат-капитан, -- обратился он к Анн-Мари, -- переводят в прямое подчинение Объединенного Комитета. С этой минуты вы являетесь сотрудником Отдела специальных операций. Насколько я знаю, полгода назад вы подавали соответствующий рапорт. -- Так точно, адмирал! При этом известии лицо Анн-Мари просияло. Оно и понятно: ведь Отдел специальных операций, а короче ОСО, выполнял самые сложные и важные задания, для которых не годились люди с ограниченной инициативой и слабой мотивацией. ОСО был элитным подразделением разведки и контрразведки, так что психокодирование Анн-Мари не грозило. Кстати сказать, мой отец (в смысле, первый отец -- Жоффрей Леблан) работал как раз в ОСО. Дядя натянуто улыбнулся: -- А где же ваше "благодарю"? Ведь именно мой длинный язык позволил вам получить это назначение... Впрочем, я шучу. Вопрос о вашем переводе и так был фактически решенным делом. Только сейчас я обратила внимание, что он ведет себя немного странно. Как-то неестественно возбужден, глаза его лихорадочно блестят, а зрачки расширены почти на всю радужную оболочку. -- Что с тобой, дядя? -- обеспокоенно спросила я. -- Тебя заставили принять "наркотик правды"? -- Нет, всего лишь эйдетик. Чтобы освежить мою память. Я дословно пересказал наш тогдашний разговор, и они убедились, что больше никаких секретов я вам не выдал. -- Разве что собирались сказать о чем-то, что начинается со слова "ортогональные", -- заметила Анн-Мари. Дядя кивнул: -- Даже это я вспомнил. В точности: "владеют принципом ортогональных..." -- после чего вы меня отключили. Но вы ни за что не догадаетесь, о чем я собирался сказать. Даже если бы я успел произнести и второе слово, вам бы это все равно ничего не дало. Термин слишком неудачный... гм, или напротив -- весьма и весьма удачный. Это с какой стороны посмотреть. -- Зато о других галактиках ты сказал прямо и недвусмысленно, -- заметила я. -- Это не настолько критическая информация. Главным образом мы опасались, что я мимоходом обронил что-нибудь такое, из чего вы затем смогли бы прийти... м-м, к весьма нежелательным выводам. Но ничего подобного в моих словах, к счастью, не было. Если бы вы, капитан, -- повернулся он к отцу, -- не поспешили удалить из памяти компьютера запись нашей беседы, мы бы все сэкономили массу нервов. -- Тогда это представлялось мне разумной мерой предосторожности, -- сказал отец. -- Теперь я признаю, что погорячился. Ваши слова о достижимости других галактик меня сильно потрясли. -- Да, конечно, это важная информация. Но, повторяю, не критическая. К тому же я не сообщил вам никаких конкретных деталей. Вы поверили мне только потому, что я занимаю высокое положение в руководстве и имею доступ к государственным тайнам. Если вы расскажете об этом своим друзьям, знакомым и родственникам, они, возможно, тоже поверят вам -- но с изрядной долей скептицизма. А дальше это пойдет уже в качестве обычных слухов и сплетен, наряду со многими небылицами о наших секретных открытиях и разработках. -- Мы никому не станем говорить, -- твердо заявила я. Дядя Клод улыбнулся: -- Я в этом не сомневаюсь, дорогая. Просто обрисовываю гипотетическую ситуацию... Впрочем, не такую уж гипотетическую. Пару раз случалась утечка сведений, что якобы мы научились открывать каналы третьего рода. Особого резонанса эти слухи не вызвали -- им не поверили и они быстро сошли на нет. Наше общество слишком привыкло к разного рода дезинформации. Все это я веду к тому, что вам не грозит глубинное психокодирование. -- Значит, -- произнес отец, -- для нас этот инцидент обойдется без последствий? -- Нет, последствия будут. Как-никак, а вы посвящены в важную государственную тайну. Капитан Прэнтан уже получила свое -- и ей повезло, что это совпало с ее желаниями. А о последствиях для вас с Рашелью я говорить не уполномочен. Да и не знаю наверняка, что вам предложат. Хоть и догадываюсь. Так что давайте подождем. Ждать пришлось недолго. Минут через пять в гостиную вошли вершители наших судеб -- президент Жаклин Пети, премьер Поль Карно и адмирал Дюбарри. Мадам Пети, с которой до этого мы не виделись, тепло поздоровалась с нами и заботливо спросила, не проголодались ли мы. Отец от имени всех нас заверил, что нет, не проголодались, но она все же распорядилась по интеркому, чтобы нам принесли чай с бисквитами. Госпожа президент обращалась с нами скорее как радушная хозяйка, чем глава правительства самой могущественной из человеческих планет. Если верить рассказам, она всегда так вела себя в неформальной обстановке, подкупая собеседников своей мягкостью и обходительностью, которые слабо вязались с ее репутацией жесткого и решительного политика. Мадам Пети называли величайшим государственным деятелем за всю историю Терры-Галлии. Ее ставили вровень с такими легендарными историческими фигурами как Наполеон Бонапарт, Шарль де Голль или Маргарет Тэтчер, а некоторые шли еще дальше и утверждали, что она самый выдающийся политик всех времен и народов. Впрочем, это было явным преувеличением. Госпожа президент, безусловно, была умелым организатором и талантливым руководителем, она блестяще справлялась со своими обязанностями -- как, собственно, справлялось большинство ее предшественников. Просто семь лет назад, на исходе своего первого президентского срока, она оказалась в нужное время в нужном месте -- именно ее подпись была поставлена под приказом о начале крупномасштабной военной операции против Иных. Молниеносное освобождение восьми человеческих планет обеспечило ей убедительную победу на следующих выборах, и даже в прошлом году, когда на парламентском уровне симпатии большинства избирателей перекинулись от либералов к консерваторам, она все равно была переизбрана на третий срок. Мадам Пети любили и уважали; я думаю, что если бы не конституционное ограничение, то через пять лет ее бы избрали и в четвертый раз. Когда президентский секретарь доставил в гостиную поднос с угощением и удалился, премьер-министр Карно, удобно расположившись в кресле, заговорил: -- Итак, господа, дела обстоят следующим образом. Тщательно разобрав весь ход вашего тогдашнего разговора, мы установили, что адмирал Бриссо не выдал вам никаких других секретов, помимо того, что мы располагаем возможностью проникновения в другие галактики. Это тоже важная тайна, разглашение которой таит в себе определенную опасность. Меньше всего в данном случае нас беспокоит, что о ней проведают Иные. Эти сведения ничем им не помогут и лишь заставят их еще больше бояться нас. А вот что действительно опасно, так это распространение подобной информации среди людей. Сейчас наша экономика работает на войну, главная наша цель -- освобождение оставшихся под властью чужаков человеческих миров, и пока мы не можем позволить себе такие масштабные проекты, как освоение других галактик. А между тем значительная часть граждан освобожденных планет по-прежнему живет в страхе перед чужаками и не чувствует себя в безопасности даже за надежно заблокированными дром-зонами. Они привыкли не бороться с опасностью, а избегать ее, убегать от нее. -- Поль Карно сделал паузу и посмотрел на отца. -- Лично вас это не касается, месье Матусевич, но многих бывших махаваршцев -- да. Извините, если мои слова задели вас. -- Все в порядке, сэр, -- невозмутимо ответил отец. -- Если ваши слова и задели меня, то только потому, что это истинная правда. И, кажется, я понимаю, к чему вы клоните. Едва станет известно, что открыт путь в другие галактики, много людей захотят переселиться туда. Бросить все нажитое, начать с чистого листа, терпеть тяготы и неустроенность жизни первопоселенцев -- лишь бы оказаться подальше от чужаков. -- Совершенно верно, капитан, -- кивнул премьер-министр. -- А мы, как демократически избранные правительства, не сможем противиться воле значительной части наших сограждан. А если даже воспротивимся, то на следующих выборах к власти придут те, кто пообещает начать массовую колонизацию других галактик. В результате придется существенно сократить военные расходы, и освобождение оставшихся одиннадцати планет, где томятся в неволе девять миллиардов наших собратьев, растянется на несколько десятилетий. Мы не можем, мы не вправе этого допустить. -- Я полностью согласен с вами, сэр. И уверен, что моя дочь придерживается такого же мнения. -- (На всякий случай я энергично кивнула.) -- Но боюсь, что одних наших обещаний держать рот на замке для вас будет недостаточно. -- Вообще-то достаточно, -- произнесла мадам Пети. -- Вполне. К тому же вы не располагаете никакими конкретными фактами, а вероятность того, что вам поверят на слово, ничтожно мала. Однако есть умная пословица: береженого Бог бережет. Поэтому мы предлагаем вам подвергнуться небольшой психообработке. Это не кодирование, нет. Это такой же блок, что установлен у меня с господином председателем, у обоих присутствующих здесь адмиралов, а также у многих правительственных чиновников и военных, имеющих дело с секретной информацией. Вмешательство в ваш разум будет минимальным, оно затронет лишь определенные ассоциативные связи и ни в коей мере не отразится на качестве ваших мыслительных способностей. Последнее могу вам гарантировать -- по себе знаю. "Ах, какие мы вежливые! -- немного раздраженно подумала я. -- Надо же: „мы предлагаем". Можно подумать, что у нас есть выбор. Сказали бы просто: „вам необходимо" или „мы так решили". Но нет же -- они предлагают. А отказа не примут..." Отец, видимо, думал точно так же. Он все понял, поэтому не стал со мной советоваться, а коротко ответил: -- Да, мэм, мы согласны. -- Только тут есть одна проблема, -- вновь вступил в разговор месье Карно. -- Она чувствительно затрагивает интересы мадемуазель Леблан. Боюсь, теперь она не сможет приступить к занятиям в военной академии. Ого! Это уже плохо. Это очень-очень скверно... -- Но почему? -- спросила я. -- Потому что при первом же всестороннем медицинском осмотре, которые в Аннаполисе проводятся ежеквартально, ваша блокировка будет обнаружена. Вокруг этого, разумеется, возникнет нездоровый ажиотаж. Я, впрочем, могу распорядиться, чтобы вы проходили плановые медосмотры не в академии, а при Генеральном Штабе, но тогда ваше начальство заинтересуется, с какой стати для вас сделано исключение. -- Премьер-министр развел руками. -- Сожалею, мадемуазель, но Аннаполис для вас закрыт. Как и другие военные академии и колледжи. -- И что же делать? -- расстроилась я. -- Тоже мне трагедия! -- отозвался молчавший до сих пор адмирал Дюбарри. -- Я, например, ни в каких академиях не учился, а записался во флот рядовым... Гм-м. Хотя потом, конечно, поступил на офицерские курсы. -- Ну, в нашем случае это не пройдет, -- сказал Поль Карно. -- Рядовой или сержант с таким психоблоком вызовет не меньше вопросов, чем курсант. Если мадемуазель Леблан так тверда в решении связать свою жизнь с военным флотом, то специальным распоряжением я могу зачислить ее на действительную службу с присвоением подофицерского звания. Думаю, для этого она обладает достаточной квалификацией. -- Он перевел взгляд на меня: -- Насколько мне известно, вы проходили не только стандартную школьную программу, но и целый ряд факультативных курсов. -- Да, господин председатель, -- подтвердила я, мигом воспрянув духом. На поверку мои дела оказались не так уж плохи. -- За последние пять лет я изучила все теоретические дисциплины, необходимые для пилота-навигатора. Прошла несколько практических курсов, в том числе по обращению с любыми видами индивидуального оружия. По всем обязательным и факультативным предметам, кроме военной истории, у меня высший бал. -- А что с историей? -- поинтересовалась госпожа президент. -- На контрольных тестах я один раз споткнулась. Спутала генерала Гранта с генералом Ли. Губы мадам Пети тронула легкая улыбка: -- Если честно, то я не могу припомнить, кто из них на какой стороне воевал. -- А еще, -- поспешила добавить я, -- я много занималась на виртуальных тренажерах. -- На любительских? -- спросил Дюбарри. -- Нет, сэр, под контролем инструкторов. -- (Собственно говоря, только этим отличались любительские тренажеры от так называемых профессиональных. Инструкторы следили за тем, чтобы их подопечные не подыгрывали себе, а действовали строго в рамках условий, максимально приближенных к реальным.) -- Я прошла утвержденную правительством программу для подготовки гражданских пилотов, выполнила все необходимые нормативы, а зимой, на рождественские каникулы, и этим летом, когда закончила школу, налетала шестьсот сорок часов на настоящем... -- Тут я осеклась, сообразив, что сболтнула лишнее. Но деваться уже было некуда. -- Ну, понимаете, я обратилась за помощью к господину Шанкару, когда он был с визитом на Земле. А ему... ему не смогли отказать. -- Особенно министр транспорта, -- сразу все понял месье Карно. -- Черт возьми, в моем правительстве процветает кумовство! -- Непотизм есть везде, -- заметила мадам Пети. -- И хорошо, если бы он проявлялся только в таких безобидных формах. Однако вернемся к мадемуазель Леблан. В свете последнего обстоятельства я не вижу больше никаких препятствий, чтобы зачислить ее во флот в звании мичмана. Премьер-министр громко закашлялся. Отец с дядей Клодом вежливо улыбнулись. Я же от изумления перестала дышать. Зато адмирал Дюбарри был сама невозмутимость. -- Боюсь, мадам, у нас возникло небольшое терминологическое недоразумение, -- проговорил Поль Карно, уняв свой кашель. -- Вам, должно быть, известно, что четыре года назад мы восстановили систему званий, которая существовала в Земной Конфедерации в довоенное время? -- Да, знаю. И мне жаловались, что это породило много путаницы. -- Еще бы! -- проворчал Дюбарри. -- Наши лейтенанты до сих пор не могут смириться с тем, что должны приветствовать земных младших лейтенантов как старших по званию. А из-за появления чина коммодора, который не имеет у нас соответствия, многие галлийские адмиралы стали проявлять недовольство тем, что носят на одну звезду меньше, чем равные им по рангу земные адмиралы. -- Так добавьте себе лишнюю звездочку, и всех дел, -- пожал плечами Карно. -- Вы, военные, прямо как дети. Что же касается нашей системы званий, то мы просто следуем традициям. А традиции, особенно земные традиции, надо возрождать и лелеять, невзирая на возможную путаницу. И к слову сказать, первыми эту путаницу породили наши предки, отцы-основатели Терры-Галлии, когда ввели во флоте звания капитана-лейтенанта и старшего лейтенанта. В итоге мичманы оказались "за бортом", превратившись в подофицеров, прапорщиков. У нас же, на Земле, прапорщики называются уорент-офицерами, а мичман как таковой соответствует галлийскому лейтенанту. -- Ага, теперь ясно, -- сказала мадам Пети и проницательно посмотрела на меня. -- Похоже, что из-за своей неосведомленности я внушила юной леди напрасные надежды. Извините, мадемуазель, но с мичманом вам придется обождать. -- Зачем же ждать? -- неожиданно вступился за меня Дюбарри. -- По-моему, вы предложили дельную идею. Семь лет назад кадет Леблан сумела привести потерпевший крушение корабль к Махаварше, совершила на "призраке" посадку на планету и вступила в контакт с тамошним подпольем, выполнив тем самым задачу, возложенную на погибший экипаж. Потом она участвовала в сражении за Солнечную систему и проявила себя с лучшей стороны. Когда все закончилось, мы вручили ей медаль "За доблесть" и отправили обратно в школу. Безусловно, мы поступили правильно -- девочке нужно было получить нормальное образование. А теперь она уже взрослая девушка, у нее есть практический опыт и теоретические знания. Лично я считаю, что кадет Леблан вполне заслужила на младший лейтенантский чин. Я опять затаила дыхание. О небо, неужели получится?! Неужели я стану полноценным офицером, а не каким-то там прапорщиком?.. Поль Карно и Жаклин Пети переглянулись. -- А почему бы и нет, -- сказала госпожа президент. -- В самом деле, -- согласился господин председатель. -- Одним мичманом больше, одним меньше... Ну что ж, мадемуазель, так тому и быть. С сегодняшнего дня вы призываетесь на действительную службу в Военно-Космические Силы Земной Конфедерации с присвоением вам звания мичмана. От восторга я готова была завизжать и захлопать в ладоши. В порыве благодарности мне хотелось броситься на шею месье Карно... или адмиралу Дюбарри, который настоял на этом решении... или мадам Пети, из-за чьей ошибки, собственно, и состоялось мое назначение... Но, разумеется, ничего этого я не сделала. Я ведь уже не ребенок, которому подарили красивую игрушку; я взрослая женщина, офицер, и должна вести себя подобающим образом. Пока я лихорадочно соображала, что следует отвечать в таких случаях, премьер-министр снова заговорил: -- А теперь насчет вашего места службы, капитан Матусевич и мичман Леблан. Мы полагаем, что вам, как и фрегат-капитану Прэнтан, больше всего подойдет Отдел специальных операций при Объединенном Комитете начальников штабов. Это самое удобное для вас окружение. Сотрудники ОСО постоянно имеют дело с теми или иными государственными тайнами, у всех них присутствует психоблок, который установят и вам, так что вы ничем не будете выделяться в этой среде. Поль Карно замолчал, явно ожидая реакции на свои слова. Отец согласно кивнул: -- Да, сэр. Пожалуй, это самый оптимальный вариант. -- У нас есть и другое предложение, -- сказала мадам Пети. -- Возможно, более заманчивое для вас. В ближайшей к нам галактике М31, известной под названием Туманность Андромеды, работает несколько наших исследовательских групп. Если пожелаете, мы отправим вас туда; но вы должны иметь в виду, что это будет означать для вас длительную изоляцию от всего остального мира. Вы сможете вернуться обратно лишь после окончания активной фазы войны -- то есть, когда будет освобождена последняя человеческая планета. А это может растянуться на многие годы. Я увидела, как у отца загорелись глаза. Да и у меня, признаться, дух перехватило. Быть в числе первопроходцев другой галактики -- далекой, чужой, еще совсем неизведанной и наверняка таящей множество загадок. Шаг за шагом изучать новый мир, наугад совершать "затяжные прыжки", прокладывая межзвездные трассы, исследовать звезды, которые могут иметь пригодные для жизни планеты -- в нашей Галактике таких систем, соответствующих критерию Лопеса-Слуцкого, обнаружилось более двух миллионов, и чтобы проверить их все, понадобилась почти тысяча лет. В Туманности Андромеды их вряд ли намного меньше, мы лишь положим начало освоению нового жизненного пространства для человечества -- пространства, свободного от чужаков... Хотя почему свободного? Ведь и там могут быть другие разумные расы. Нашлись же они здесь -- восемь в самой Галактике и одна, глиссары, в Малом Магеллановом Облаке. Но в любом случае мы не повторим ошибки наших предков, мы не станем помогать тамошним Иным достичь звезд. Пусть себе живут на своих планетах и даже не мечтают о космосе. Нам хватит и здешних, доморощенных чужаков... Отец посмотрел на меня, а я посмотрела на него. Я поняла, о чем он думает, а он понял, что я согласна с ним. -- Это действительно заманчивое предложение, -- медленно произнес отец. -- Тем более заманчивое, что я всегда мечтал быть путешественником и исследователем, а не воином. Но как раз по этой причине я не могу его принять. Мое место здесь, на войне -- пока не будет освобождена последняя человеческая планета. А другие галактики обождут, нигде они не денутся. Адмирал Дюбарри одобрительно кивнул. А месье Карно с довольной улыбкой протянул мадам Пети руку. Госпожа президент достала из нагрудного кармана стофранковую купюру и вложила ее в ладонь премьер-министра. -- Я проиграла пари, -- объяснила она. -- И очень рада этому. Мы собираемся поручить вам крайне важное и ответственное задание, капитан Матусевич. На свете есть только двое человек, способных справиться с ним. И один из них -- вы. 2 А потом нас с Анн-Мари выгнали в шею. Нет, конечно, я выразилась фигурально. Физического насилия никто не применял, просто нам тонко намекнули, что наше присутствие при разговоре с отцом совсем необязательно, и предложили заняться своими делами. К каковым делам относились: а) моя явка в канцелярию здешнего представительства земного Генштаба для официального зачисления на действительную службу в Военно-Космических Силах Земли; б) наше с Анн-Мари прибытие в распоряжение Отдела специальных операций, где нас должны внести в список личного состава, поставить на довольствие и выделить жилье; в) все прочее, связанное с пунктами "а" и "б", -- получение необходимых документов и реквизитов, обмундирования и табельного оружия, обустройство на новых квартирах, знакомство с начальством и будущими сослуживцами, etc.; г) визит в медсанчасть ОСО, где мы пройдем положенный в таких случаях медосмотр и подвергнемся обещанной "мягкой" психообработке -- по заверению госпожи президента, это совсем не опасно и лишь чуточку неприятно. Короче, дел действительно хватало, и все же мне было немного досадно, что меня так бесцеремонно выдворили в самый интересный момент разговора. Анн-Мари испытывала те же самые чувства, но тщательно скрывала их под маской безразличия -- сказывалась "эсбэшная" выучка. Впрочем, скоро я позабыла о своей досаде, занятая приятными для себя хлопотами. В канцелярии меня обслужили по первому разряду, словно я была по меньшей мере командором, а то и капитаном. Определенно, на сотрудников произвело сильное впечатление, что чин мичмана присвоил мне сам верховный главнокомандующий, поэтому обошлись со мной весьма и весьма предупредительно, вся бюрократическая канитель была сведена к минимуму, и в течение получаса я получила на руки офицерское удостоверение, табельный пистолет-парализатор, служебную кредитку, копию приказа о моем переводе в ОСО, комплект знаков различия и именных планок для всех видов обмундирования, а также направление в хозяйственную часть, где меня должны были обеспечить оным обмундированием. К тому времени Анн-Мари уже успела сбегать в расположение галлийского Генштаба за приказом о своем переводе, и в хозчасть мы пошли вместе. Там с меня сняли все мерки и вскоре вывалили передо мной целую гору новенькой, упакованной в пластиковые пакеты одежды. С немалым трудом преодолев искушение облачиться в парадный мундир, я в конечном итоге остановила свой выбор на повседневной рабочей форме -- брюках и рубашке цвета хаки. Переодевшись, я прицепила к поясу кобуру с парализатором, вдела в петлицы воротника мичманские значки и укрепила с правой стороны груди именную планку. Все остальные вещи, включая мою прежнюю курсантскую форму, я сложила в небольшой контейнер, собираясь оставить его на хранение, пока не устроюсь на месте своей службы. -- Нет, не так, -- остановила меня Анн-Мари. -- Ты еще не поняла, куда мы попали. Она переложила контейнер на платформу для доставки грузов и произнесла в микрофон: -- ОСО, жилой отсек младшего комсостава, каюта мичмана Леблан. Я ожидала, что компьютер, запросив сведения в станционной базе данных, выдаст сообщение об ошибке, но ничего подобного не произошло. Подхваченный гравитационным полем, контейнер послушно нырнул в люк грузовой шахты и исчез, а на экране дисплея высветился текст: "Отправлено по назначению". -- Вот видишь, -- сказала Анн-Мари. -- Здесь все делается оперативно, без проволочек. Мы еще не успели представиться начальству, а нам уже выделили жилье. Ну ладно, пошли. Будем представляться. Мы направились по хитросплетениям коридоров к сектору, где располагался Отдел специальных операций. По пути нам то и дело встречались офицеры, сержанты и рядовые -- главным образом галлийцы и земляне, но нередко также попадались барнардцы, славонцы и замбезийцы, а временами -- военнослужащие других человеческих миров. В большинстве своем они были младше Анн-Мари по званию, поэтому приветствовали нас первыми. Я отвечала им в зависимости от их ранга -- именно так, как было принято в земном флоте. Анн-Мари искоса поглядывала в мою сторону и слегка улыбалась. Наконец она произнесла: -- Знаешь, Рашель, ты удивляешь меня. -- Чем? -- спросила я. -- Прежде всего выбором формы. Я была уверена, что ты наденешь парадный мундир или, по крайней мере, выходной. -- Я так и собиралась сделать, -- честно ответила я. -- Но потом передумала. -- Почему? -- Ну, я представила себе, как иду рядом с вами в новеньком белом кителе, со сверкающими нашивками на погонах, а встречные снисходительно думают: "Во как вырядилась девчонка! Небось сегодня впервые напялила офицерский мундир". Улыбка моей спутницы сделалась шире: -- А так ты выглядишь бывалым солдатом, который со дня на день ожидает повышения в чине. Я промолчала, так как не поняла -- всерьез она говорит или шутит. Анн-Мари между тем продолжала: -- Да, сразу видно, что ты одержима военной карьерой. Многие другие восприняли бы твой энтузиазм за обычную юношескую экзальтированность, но только не я. Потому что вижу в тебе родственную душу. Сама я в твои годы была точно такой же. Для меня стало настоящей трагедией, когда после школы я провалила вступительные экзамены в военную академию. -- О-о... -- сочувственно протянула я. -- А что было потом? -- Тогда я пошла в университет, училась по специальности "сетевые коммуникации", баловалась хакерством. Именно баловалась, на любительском уровне -- не хотела гробить себе мозги вживлением импланта, довольствовалась ментошлемом. И тем не менее в конце третьего курса мне удалось выйти на тщательно законспирированную группу агентов-пятидесятников, которых проворонила наша контрразведка. Я посмотрела на Анн-Мари с восхищением: -- Ух ты, здорово! А я и не знала. -- Это было засекречено. Добыча оказалась такой серьезной, что меня сразу взяли на службу в СБ, а после прохождения офицерских курсов присвоили звание лейтенанта. В двадцать пять я стала старшим лейтенантом, а в двадцать восемь, накануне операции "Освобождение", меня повысили до капитана-лейтенанта и зачислили в группу, обеспечивающую безопасность станций со сжимающими излучателями. Да и в последующие семь лет моя карьера развивалась неплохо. Через годик-полтора я рассчитываю получить первый ранг, а дальше... -- Анн-Мари заговорщически подмигнула мне. -- Дальше посмотрим. Может, я стану первой женщиной в чине адмирала-фельдмаршала. "Ого!" -- подумала я. Да уж, мы действительно родственные души. Хорошо хоть не конкуренты: она служит в галлийском флоте, а я -- в земном. При входе в сектор ОСО стоял усиленный пост охраны. Однако нас пропустили без проблем, как только мы удостоверили свои личности. Видимо, и здесь были предупреждены о пополнении личного состава Отдела. По пути я внимательно вглядывалась в каждого встречного, надеясь увидеть кого-нибудь знакомого, который служил вместе с отцом. Но знакомых мне не попадалось, что, впрочем, неудивительно -- ведь с тех времен Отдел специальных операций превратился из небольшого подразделения армейской разведки в огромную самодостаточную организацию, напрямую подчиненную объединенному командованию, а численность его личного состава возросла едва ли не в сотню раз. Когда мы поднимались в лифте на ярус, где располагался штаб, Анн-Мари снова заговорила: -- А вот твой отчим, похоже, совсем лишен амбиций. Его высоко ценят в руководстве, он давно мог бы стать адмиралом, командовать целым соединением, а то и эскадрой, но ему это неинтересно. У него нет никакого честолюбия. -- Во-первых, вы ошибаетесь, -- сказала я. -- Насчет амбиций и честолюбия. И то и другое у него есть, просто он еще не наигрался в звездного капитана. -- Как это? -- Очень просто. До тридцати шести лет отец жил мечтами о звездах, о космических полетах. Нам с вами трудно представить, как он мучился и страдал все эти годы. Мы не были прикованными к планете, над нами не летали станции чужаков, небо для нас всегда было открыто. А отец... Нет, это нельзя передать словами. Вам нужно было видеть его лицо, когда он впервые вышел в космос. С тех пор прошло больше семи лет, но он до сих пор находится... ну, даже не знаю, как это назвать. В состоянии эйфории, что ли. Он не хочет думать о карьере, потому что все его мысли заняты звездами. Как я понимаю, он боится, что продвижение по служебной лестнице помешает ему в полной мере наслаждаться полетами. -- Понимаю, -- произнесла Анн-Мари, выходя из лифта. -- В некотором смысле он еще мальчишка. -- Да, возможно. -- Но ты сказала "во-первых". А что во-вторых? -- Во-вторых, -- немного замявшись, ответила я, -- у меня к вам просьба: не называйте его моим отчимом. Это слово немного... э-э, задевает меня. Он мой отец, и точка. Я так думаю о нем, так воспринимаю его. Анн-Мари кивнула: -- Хорошо, я учту твое пожелание. Хотя вряд ли она поняла меня. Я сама понимала себя с трудом. Я вполне отдавала себе отчет, что человек, которого сейчас я называю отцом, и тот, кто в детстве качал меня на руках, -- разные люди. Однако в душе я не делала между ними никаких различий. Когда семь лет назад я повстречала в аэропорту Нью-Калькутты мужчину, поразительно похожего на моего покойного отца, Жоффрея Леблана, то я... Просто не знаю, как объяснить, что со мной произошло. Это было как удар молнии. И в тот момент для меня свершилось чудо -- мой отец воскрес... А вот мама, к сожалению, воспринимала все по-другому. Для нее мой новый отец оставался чужим. Она старалась, очень старалась привыкнуть к нему, смириться с этой заменой, но ничего у нее не выходило. Это страшно огорчало меня. Иногда мне было обидно до слез, что у нас так и не получилось нормальной семьи. 3 Начальника Отдела специальных операций, адмирала Лефевра, на месте не оказалось. Как сообщил его секретарь, около часа назад он ушел по вызову адмирала-фельдмаршала Дюбарри. Сопоставив время, мы с Анн-Мари легко догадались, куда ушел Лефевр и с кем сейчас разговаривает. Судя по всему, отцу собирались поручить действительно важное задание -- и наверняка связанное с нынешним кризисом. Причем, по словам мадам Пети, он был одним из двоих, кто способен справиться с этим делом. Ну и ну! Интересно, кто же второй?.. Я была заинтригована. Вместо Лефевра нас принял его заместитель, контр-адмирал Симонэ. Он выполнил все необходимые формальности в связи с нашим зачислением в Отдел, немного побеседовал с нами о том о сем (так сказать, для предварительного знакомства с новыми подчиненными), после чего отправил нас в медсанчасть для стандартного осмотра и последующей психообработки. Как и обещала мадам Пети, ничего особо страшного в этой процедуре не было. Установка психоблока заняла не более получаса и осуществлялась посредством обычного ментошлема, без использования всяких там адских приспособлений, вроде временных нейрошунтов, как при глубинном психокодировании. В течение всего этого времени у меня кружилась голова -- то сильно, то слегка, перед глазами вспыхивали искорки и проплывали радужные пятна, а несколько раз ощутимо поташнивало. Но в целом все прошло нормально -- я ожидала гораздо худшего. Когда дело было сделано, доктор-психолог отпустил своего ассистента, снял с меня шлем и спросил: -- Ну как вы себя чувствуете? -- Да вроде в порядке, -- ответила я, тряхнув головой. -- Правда, мысли путаются. Как после долгой работы в виртуальной реальности, только посильнее. -- Это нормально, -- заверил меня доктор. -- Скоро все пройдет. Пока сидите, не вставайте. Сейчас мы проверим, как действует ваш блок. Он укрепил на моих висках сенсорные датчики и устроился за столом перед компьютерным терминалом. -- Прежде всего, мадемуазель, вы должны иметь в виду, что такая психообработка не гарантирует сохранение тайн, в которые вы будете посвящены по долгу службы. Из вас их можно будет вытянуть с применением "наркотиков правды" или банальных физических пыток; также вам ничто не помешает рассказать о них по собственному желанию. Современная медицина еще не располагает средствами надежной блокировки тех или иных секретов, не причиняя непоправимого ущерба мозговой деятельности. К сожалению, человеческий разум не настолько устойчив, как у нереев-пятидесятников, которые способны выдержать самое глубокое психокодирование без ощутимых последствий для качества мыслительных процессов. Но, с другой стороны, у нас более гибкое и динамичное мышление, чем у них... Впрочем, хватит о чужаках, вернемся к вашему блоку. Это не психокод как таковой, а лишь своего рода предохранитель. Он будет п