редупреждать вас о том, что некоторые сведения не подлежат разглашению. Причем это касается не только служебных тайн, но и чисто личных. Вот, например, опишите мне свой первый сексуальный опыт. Застигнутая врасплох, я испытала легкое замешательство и растерянность. Всмотревшись в показания датчиков, доктор озадаченно нахмурился, хмыкнул и произвел быстрые манипуляции с консолью. Я могла руку дать на отсечение, что он перелистывал мою медицинскую карточку в поисках отчета гинеколога. Затем многозначительно произнес "ага" и с удивлением взглянул на меня. Я с трудом удержалась от ухмылки. Видать, дяденька даже помыслить не мог, что девятнадцатилетняя девушка еще может оставаться девственницей. -- Гм-м... -- протянул он. -- Н-да... Ну, ладно. Тогда расскажите мне что-нибудь такое, о чем я знать не должен. Я подумала о других галактиках. О, теперь подействовало!.. Доктор удовлетворенно кивнул: -- Отлично. Что вы почувствовали? -- Ну, как будто кто-то тихонько шепнул мне на ухо: "Осторожно!" -- Так-так, четко выраженная вербальная реакция, -- констатировал он. -- Это хорошо. Конкретные проявления действия блока индивидуальны и зависят от склада личности. У одних в голове звенит звоночек, другие чувствуют, как их мысли наталкиваются на какой-то барьер, у некоторых, но очень немногих, случаются соматические реакции, вроде затруднения дыхания или легкой зубной боли. Сначала я подумал было, что у вас именно последнее, но... В общем, все в порядке. Психообработка прошла успешно. Теперь ступайте прогуляйтесь часика три, -- быстрый взгляд на хронометр, -- до семнадцати ноль-ноль. Обязательно пообедайте, пообщайтесь со своими новыми сослуживцами, а потом возвращайтесь сюда -- к тому времени блок должен закрепиться, и тогда я основательно проверю, как он функционирует. Идти на доклад к начальству не нужно, вы все еще находитесь в распоряжении медсанчасти. Выйдя из кабинета психолога, я застала в приемной Анн-Мари, которая сидела в кресле и просматривала какую-то электронную книгу. Блок ей поставили еще раньше, передо мной, но она все же решила дождаться меня. То ли просто за компанию, то ли считала, что я не обойдусь без ее опеки. -- Ну как, нормально? -- спросила она. Я кивнула: -- Да, в полном порядке. -- Вот и хорошо. Может, пойдем перекусим? -- С удовольствием. Когда мы покинули медсанчасть, я поинтересовалась: -- А какая у вас реакция. Ну, в смысле, как действует ваш блок? -- Вполне стандартно, обычный звоночек. А у тебя? -- Доктор назвал это вербальной реакцией. -- В самом деле? -- Анн-Мари с легкой завистью взглянула на меня. -- Здорово! -- Почему здорово? -- Потому что редко встречается. Пока тобой занимались, я кое-что вычитала об этом. Вербальная реакция свидетельствует о высоком творческом потенциале личности в сочетании с развитым воображением и аналитическим складом ума. Я зарделась. Ну, положим, что о творческом потенциале, развитом воображении и аналитическом складе ума я знала и раньше, по многочисленным тестам. Но все равно мне было приятно. -- Пообедаем в ближайшем офицерском клубе, -- предложила Анн-Мари. -- А заодно и повращаемся среди "осовцев" в неформальной обстановке. Сейчас еще рано, народу должно быть немного, так что сильно доставать нас не будут. Только имей в виду: в таких клубах уставные взаимоотношения не действуют. Честь старшим по званию не отдавай и не жди, что тебе будут салютовать прапорщики. Представь, что ты находишься на "гражданке", и обращайся с людьми в зависимости от их возраста, а не чина. Это, конечно, не касается адмиралов -- но в офицерские клубы они наведываются крайне редко. -- Спасибо за предупреждение, -- сказала я с улыбкой. -- Мне это известно. Ведь мой отец тоже офицер. В клубе, являвшем собой некий гибрид кафе, бара и игрового салона, действительно было малолюдно. За двумя расположенными по соседству столиками обедали семь офицеров, еще двое сидели у стойки автоматического бара и пили коктейли, а в противоположном конце просторного зала четверо человек, устроившись вокруг накрытого зеленым сукном стола, перекидывались в карты. Все они были в галлийской военной форме. Когда мы вошли, присутствующие поприветствовали нас вежливыми кивками, и только один из сидевших за стойкой бара, парень лет двадцати пяти, со знаками различия старшего лейтенанта, немного развязно воскликнул: -- Ага! Видать, это те самые новенькие. Поставив на стойку недопитый коктейль, он соскочил с вращающегося стула, подошел к нам и церемонно поклонился: -- Мое почтение, дорогие дамы. Добро пожаловать в нашу команду. Да уж, офицерский клуб есть офицерский клуб. За его пределами этот парень не посмел бы так фамильярно обращаться к Анн-Мари, у которой на погонах было четыре нашивки -- три широких и одна узкая. Представляться друг другу нужды не было -- именные планки говорили сами за себя. Лейтенанта звали С. Арсен. О том, что скрывалось за "С", можно было только гадать (скорее всего, "Серж", очень распространенное галлийское имя), но среди военнослужащих считалось нормой называть коллег по фамилии или по званию. Арсен смерил меня внимательным взглядом, вероятно, прикидывая мой возраст и полувопросительно произнес: -- Еще один компьютерный вундеркинд, да? -- Ошибаетесь, старлей Арсен, -- ответила я и, как бы невзначай откинула волосы с правого виска, демонстрируя отсутствие импланта. -- Я пилот-навигатор. -- О! В самом деле? И сколько же часов вы налетали, мадемуазель? -- Более двух с половиной тысяч, -- ответила за меня Анн-Мари, бесцеремонно приплюсовав к моим шестистам сорока часам практики на гражданских судах еще и время, которое я провела на "Заре Свободы", когда корабль под моим контролем (но отнюдь не управлением) летел от Дзеты Дэваки к Махаварше. -- Из них две тысячи в боевой обстановке. Лейтенант стушевался. Даже здесь, в клубе, он не решился подвергать сомнению слова старшего по званию. Между тем один из картежников, капитан третьего ранга, по возрасту ровесник Анн-Мари, порывисто встал из-за стола и быстрым шагом направился к нам. -- Разрази меня гром! -- воскликнул он, приблизившись. -- Я не ошибся. Это же дочь Жоффрея Леблана! Из надписи на его планке явствовало, что его зовут Сен-Клер. Имя мне ничего не говорило, зато лицо казалось смутно знакомым. -- Простите, корвет-капитан... -- начала было я неуверенно, но затем все вспомнила. -- Ах да! Я видела вас на похоронах отца. -- Совершенно верно, мичман. -- Сен-Клер был настолько любезен, что произнес мое звание на английский манер: "энсин", дабы подчеркнуть его отличие от французского "ансень". -- Мне выпала честь служить под началом капитана Леблана. К сожалению, недолго, всего три месяца. В его команде я числился бортинженером, но для того рокового задания меня заменили более опытным офицером. То ли мне показалось, то ли в его голосе и впрямь прозвучали виноватые нотки. Он словно извинялся за то, что не погиб вместе с моим отцом. Глупо, конечно, но порой и я сама испытывала острое чувство вины за то, что по счастливой случайности осталась в живых... Сен-Клер вежливо поздоровался с Анн-Мари и вновь обратился ко мне: -- Так значит, вам сразу после школы присвоили лейтенантский чин? Ну и правильно. Вам нечего делать в академии, среди юнцов, которые знают о войне лишь по фильмам и виртуальностям. К этому времени нас окружили и другие присутствовавшие в клубе офицеры. Посыпались вопросы. Но капитан Сен-Клер решительно пресек их: -- Погодите, господа, не все сразу. Позже я все объясню, а сначала позвольте дамам заказать обед. По всему видно, что они только вырвались из лап наших эскулапов. Им нужно подкрепиться. И пропустить по рюмочке для разрядки. Мужчины тотчас бросились сдвигать столы, чтобы выслушать обещанную Сен-Клером историю, а мигом возникший официант получил заказ на два стандартных обеда и буквально через полминуты вернулся с тележкой, уставленной аппетитно пахнущими блюдами. Когда мы устроились за столом, лейтенант Арсен принес из бара две хрустальные рюмки, наполненные янтарно-золотистой жидкостью, с виду похожей на коньяк, который не так давно развязал язык дяде Клоду. Скорее всего, это и был коньяк. Грамм по пятьдесят в каждой рюмке, не меньше. А может, и все семьдесят пять. -- Выпейте, -- посоветовал капитан Сен-Клер. -- Это поможет вам расслабиться. Эскулапы не станут возражать, наоборот -- дополнительная проверка для блока. Ага, легко сказать. Я в жизни еще не пила ничего крепче шампанского. А вдруг блок не выдержит и "слетит"? И я проболтаюсь о других галактиках... "Эй, осторожно! -- прошелестело в моей голове. -- Секрет". Сама знаю, что секрет. Нечего напоминать... Ну ладно, попробуем. Если блок "слетит", то грош ему цена. Проверка действительно не помешает. Надеюсь, от одной рюмки я не опьянею в стельку. Это было бы чересчур. Глубоко вдохнув, я вслед за Анн-Мари залпом выпила коньяк. Спиртное неприятно обожгло мне гортань, и я поспешила запить его соком. А в целом ничего страшного не случилось. Думать стало легче, спало напряжение, я перестала чувствовать себя скованно в незнакомом окружении и охотно принялась за еду. А капитан Сен-Клер начал рассказывать о моих приключениях семилетней давности. Другие офицеры внимательно слушали его, и чем дальше, тем острей я чувствовала на себе их уважительные взгляды. Формально моя история не была засекречена, но о ней знали лишь очень немногие. Правительство и военное командование решило не предавать ее гласности, чтобы не провоцировать других подростков на подобные выходки. Среди моих сверстников и так хватало сорвиголов, то и дело пытавшихся тайком пробраться на военные корабли, а мой удачный пример вполне мог породить резкий всплеск численности "космических зайцев". При других обстоятельствах скрыть это не удалось бы, но как раз тогда произошло столько эпохальных событий, что дело благополучно замяли, и о нем не упомянули ни в одной сводке новостей. Ну а мое молчание было куплено медалью "За доблесть" -- правда, с убедительной просьбой не хвастаться ею перед друзьями и, особенно, перед журналистами. Я не хвасталась -- ни разу. Когда Сен-Клер закончил свой рассказ, присутствующие после недолгого обсуждения сошлись во мнении, что я заслужила как хорошей порки за своеволие, так и награды за мои действия в критической ситуации. Также они согласились с тем, что мне не нужно было учиться в академии для получения офицерского чина. Хотя последнее, я полагаю, было сказано скорее из вежливости. А вообще, мне очень понравились "осовцы". Впрочем, мне нравились они и раньше -- еще когда был жив мой первый отец, к нам домой иногда захаживали его сослуживцы; но то было восприятие со стороны, к тому же детское восприятие -- взрослые дяди и тети, окутанные ореолом таинственности и героизма, выполнявшие самые опасные и ответственные задания, были для меня кем-то вроде полубогов. А теперь я и сама стала взрослой, теперь я видела все в ином свете, и люди, сидевшие рядом со мной, были вовсе не супергероями. Они просто делали свое дело, не обязательно связанное с героизмом, но делали его на высочайшем профессиональном уровне -- иначе не работали бы в ОСО. Вскоре разговор перешел к текущим событиям, и мы узнали последние известия с фронтов. Габбары продолжали атаковать огромными силами, но альвы держались стойко. Они, конечно же, были готовы к такому повороту событий, так как хорошо знали злобный нрав своих бывших соратников по античеловеческой коалиции. Другие члены Четверного Союза -- пятидесятники, дварки и хтоны, -- хоть и были застигнуты врасплох, все же успели сконцентрировать достаточные силы, чтобы защитить находящиеся под их контролем человеческие планеты. Для них эти миры и люди, там проживающие, представляли большую ценность. Они были их козырной картой в противостоянии с остальным человечеством, залогом их относительной безопасности, гарантом неприменения с нашей стороны тех радикальных мер, к которым мы прибегали, воюя с прочими чужаками -- и в первую очередь, с габбарами. Никто из присутствующих не знал наверняка, собираются ли наши войска воспользоваться ситуацией и попытаться освободить еще хоть одну из плененных планет. А если кто-то и знал, то, разумеется, держал эти сведения при себе. Скорее всего, такая попытка будет предпринята -- или уже предпринимается. Хотя как сказать. При данных обстоятельствах это чревато катастрофическими последствиями. Атаки габбаров слишком массированы, и наше вмешательство вполне может сыграть им на руку. А вот позже, после того как обе воюющие стороны изрядно потреплют друг друга и разойдутся зализывать раны, тогда другое дело... Ну и, конечно, в разговоре мы не обошли стороной подоплеку всего происходящего -- уничтожение альвами системы Джейханны. Это событие повергло многих людей в шок, но наше руководство, как всегда, оказалось на высоте и оперативно рассекретило часть информации о странглетном запале, недвусмысленно дав понять, что мы тоже располагаем таким оружием. Теперь высшие правительственные и военные чины ломали себе голову над тем, как подготовить общество к очередной порции правды -- что одним взрывом Сверхновой дело не ограничится, а последует цепная реакция по всему Большому Магеллановому Облаку. Нам, ясное дело, приказали держать рот на замке. Потому-то мы с Анн-Мари помалкивали, не участвуя в дискуссии о том, какие дополнительные меры безопасности следует предпринять в связи с появлением у альвов этого адского оружия. А лейтенант Арсен искренне негодовал по поводу того, что мы до сих пор ни разу не применили странглетный запал против габбаров, довольствуясь только глюонными бомбами. Капитан Сен-Клен велел ему заткнуться и авторитетно предположил, что наше руководство рассчитывало придержать этот козырь в рукаве, пока не будут освобождены все человеческие планеты. А потом, по его мнению, мы бы одним махом покончили со всеми чужаками, устроив в каждой из их систем (коих в общей сложности насчитывалось более трех тысяч) взрыв Сверхновой. Идея сама по себе была неплоха -- однако неосуществима. Применить в пределах Галактики странглетный запал значило обречь ее на гибель, причем не в таком уж отдаленном будущем. Мы на это никогда не пойдем. Альвы тоже -- ведь они, хоть и мохнатые ублюдки, все же не дураки и не самоубийцы. Одно дело запустить цепную реакцию взрывов звезд в Большом Магеллановом Облаке, где после изгнания людей безраздельно царствовали габбары, совсем другое -- поджечь свой собственный дом. Ну а на самый крайний случай, если вдруг произойдет непоправимое, у нас, людей, все равно останется выход. Да-да, именно то, о чем спьяну проболтался дядя Клод -- путь в другие галактики. Так что мы не пропадем, не погибнем вместе с родной Галактикой... Вот только интересно: как нашим ученым удалось "пробить" каналы третьего рода, ведь для этого нужна прорва энергии. И еще одно: области входа-выхода таких каналов имеют размеры всего несколько метров в поперечнике. Допустим, со стороны входа их можно расширить -- примерно по той же технологии, по какой мы сужаем каналы первого и второго рода. Но как быть с противоположным концом канала? Н-да, еще та задачка?.. Все эти мысли в сочетании с легким алкогольным опьянением послужили неплохой тренировкой для моего блока. Тихий голос в голове то и дело напоминал мне об осторожности, поначалу это здорово действовало на нервы, но постепенно я привыкла к нему и стала спокойно воспринимать его предостережения. Думать он мне совсем не мешал -- и это было главное. Три часа в обществе новых сослуживцев промелькнули незаметно. Периодически в клубе появлялись новые офицеры, мы знакомились, беседовали, а под конец заявилось несколько старых "осовцев", которые работали с моим первым отцом и иногда захаживали к нам в гости. Они были искренне рады нашей встрече и выражали свое удовлетворение (надеюсь, не фальшивое), что дочь Жоффрея Леблана будет служить вместе с ними. Особенно меня потешило их отношение ко мне -- не снисходительное и покровительственное, как в бытность мою ребенком; они держались со мной на равных, как с коллегой, даром что я была гораздо младше их и по возрасту, и по званию. Все-таки здорово получилось! Если бы не дядя, летела бы я сейчас на Землю, чтобы приступить к занятиям в военной академии. Еще неделю назад это казалось мне пределом мечтаний, зато теперь я содрогалась при одной мысли о том, что могла бы потратить целых четыре года на учебу. А так я уже офицер, и к тому времени, когда мои сверстники закончат академию, наверняка стану лейтенантом. Полным лейтенантом, без добавления "junior grade". На войне способный и инициативный человек быстро продвигается по службе -- а уж этих качеств мне не занимать. Нет, определенно, я должна поблагодарить дядю Клода. И непременно сделаю это при первом же удобном случае. 4 Психологические тесты показали, что мой блок работает нормально. Когда с медицинскими вопросами было покончено, в отдел вернулся адмирал Лефевр и вызвал нас с Анн-Мари к себе. Со мной он беседовал недолго и вскоре отпустил меня с миром, выдав суточную увольнительную, чтобы я могла как следует отдохнуть, устроиться на новом месте и уладить прочие дела. А вот Анн-Мари начальник ОСО попросил задержаться, и по его виду было ясно, что им предстоит долгий и серьезный разговор. Таким образом я оказалась предоставленной сама себе и первым делом созвонилась с отцом. Он немедленно ответил на мой вызов, однако сразу извинился, что не сможет уделить мне много времени, потому как сейчас занят и освободится не раньше, чем через пару часов. Мы договорились, что свяжемся позже, и я отправилась осматривать свое жилье. Предоставленная в мое распоряжение квартира была стандартной лейтенантской каютой с некоторыми дополнительными удобствами, вроде ванны вместо обычного душа, индивидуального пищемата, способного приготовить простейшие синтетические блюда и напитки, а также небольшого портала станционной сети грузовых коммуникаций, через который можно было отправлять и получать малогабаритные контейнеры со всякой всячиной. Два таких контейнера уже поджидали меня в специальной нише -- один из них был тот самый, который мы с Анн-Мари отправили со склада обмундирования, а во втором находились мои личные вещи с "Зари Свободы". Там же я обнаружила короткую записку: "Мои поздравления, мичман Леблан". И подпись: "Лейтком Л. Сигурдсон, капитан „З.С."". Я улыбнулась. Лайфа тоже можно поздравить -- он получил долгожданное звание лейтенанта-командора и наконец стал капитаном корабля. А вот папа явно расстроится из-за того, что у него отняли любимую игрушку. Небось, он рассчитывал, что и дальше будет командовать "Зарей Свободы", только теперь уже в составе Отдела специальных операций. Но нет, не выгорело. Интересно, что ему дадут взамен? Самое меньшее, думаю, тяжелый крейсер класса "АВ". А может, и "АА". Я временно переложила все свои вещи на койку, отправила пустые контейнеры на склад и принялась наводить шмон в каюте. В смысле -- придавать ей жилой вид, привнося небольшую толику личного хаоса в царивший вокруг идеальный порядок. Это заняло у меня около часа, после чего квартира из безликой стерильной норы превратилась в уютное гнездышко, несшее на себе отпечаток моей неповторимой индивидуальности. Справившись с этим делом, я приняла ванну -- что было отнюдь не лишним после всех медицинских процедур в сочетании с рюмкой коньяка. Затем, посвежевшая и взбодренная, облачилась в парадный мундир, сколола на затылке волосы и нахлобучила форменную фуражку. Вдоволь налюбовавшись собой в зеркале (зрелище было просто отпадное), я устроилась перед терминалом, включила видеозапись и стала диктовать письмо маме. Разумеется, всей правды я ей не рассказала. Сообщила лишь, что при содействии дяди Клода (типа по его протекции) получила офицерское звание и теперь вместе с папой служу в ОСО. Я перечислила кучу вещей, которые следует переслать сюда из дому и попросила сделать это как можно скорее. У меня не было никаких сомнений, что вместе с вещами явится и мама собственной персоной. Оставалось лишь надеяться, что она не устроит мне душераздирающей сцены, вроде той, когда я, вопреки всем ее уговорам, подала заявление в Аннаполис. Зато дяде она наверняка выскажет все свои претензии. Я ему, бедняге, не завидую -- когда мама сердится, то становится сущей пантерой. Ну а я была ее детенышем, которого она всеми силами стремилась уберечь от военной службы, уже отнявшей у нее и отца (в смысле, моего деда), и мужа (моего первого отца). Мама вовсе не была пацифисткой, просто не хотела потерять и меня. Я ее прекрасно понимала, но ничего поделать не могла -- служить во флоте было мечтой всей моей жизни... Надиктовав письмо, я отправила его по назначению. Теперь сигналу понадобится минут сорок, чтобы пройти по цепочке из восьми каналов первого рода отсюда до Солнечной системы, а потом еще три часа -- чтобы достигнуть Земли. Я быстро сосчитала, что письмо будет получено в начале шестого утра по московскому времени -- а мама сейчас жила в Москве, работая главным архитектором в проекте реставрации разрушенного габбарами храма Христа-Спасителя. Поскольку она просыпалась не раньше восьми, то ответа от нее следовало ожидать как минимум часов через десять. Еще некоторое время я сидела перед терминалом, прикидывая в уме, кому из друзей и подруг послать от себя весточку. Некоторые из них просто лопнут от зависти, когда увидят меня в новеньком офицерском мундире... Впрочем, эту затею пришлось отложить на будущее, так как ко мне наконец-то явился отец. Он охватил цепким взглядом обстановку каюты и с улыбкой произнес: -- Здорово ты здесь устроилась. И форма тебе идет, словно ты родилась в ней. Как твое самочувствие? Я поняла, что он спрашивает о психоблоке. -- Все в порядке, па. Уже привыкла. А ты? -- Только начинаю привыкать, -- ответил отец, усаживаясь в кресло в углу каюты. -- Я к тебе прямиком из медсанчасти. -- Ты голоден? -- Не так чтобы очень, но от парочки сандвичей не отказался бы. Я подошла к пищемату, заказала сандвичи и два стакана томатного сока. -- Следовало бы налить тебе немного спиртного, -- сказала я, возвращаясь с подносом, -- но у меня ничего нет. -- Не беда. По пути сюда я выпил жестянку пива, этого достаточно. Сейчас мне нельзя напиваться, я при исполнении. Через три часа пройду повторный медосмотр, а потом начнется обычная предстартовая беготня. -- Ох! -- огорчилась я, хотя и ожидала это услышать. -- Улетаешь на задание? -- Да. -- Отец проглотил сандвич и запил его глотком сока. -- Собственно, я пришел попрощаться. Если у тебя нет никаких дел, проведу с тобой все оставшееся время. -- Да, конечно, папа, я свободна, я... А куда ты летишь? Надолго? Он с сожалением покачал головой: -- Извини, это не подлежит разглашению. Привыкай, лапочка, к секретности. Ты служишь в ОСО. Я разочарованно вздохнула: -- Да, понимаю... А что будет со мной? -- Насколько мне известно, после увольнительной ты получишь назначение пилотом-стажером, на крейсер класса "AВ". Должность, конечно, не ахти какая, но для тебя это будет неплохой практикой. А через несколько месяцев, если хорошо себя зарекомендуешь, станешь полноправным штатным пилотом. Гм, крейсер класса "АВ", это совсем недурственно. Даже более чем недурственно. "А" означает, что корабль принадлежит к категории тяжелых крейсеров, а "В" -- второй разряд по боеспособности. Пять основных пилотов, два навигатора, целая команда инженеров, шестнадцать отдельных артиллерийских расчетов, эскадрилья шаттлов-истребителей с соответствующим личным составом, полк космической пехоты... Короче, здорово! Можно не сомневаться, я себя хорошо зарекомендую. А лет через пять доберусь до кресла первого пилота. Ну, минимум, второго -- а во флотском табеле о рангах это не хуже, чем быть капитаном корвета. Жаль только, что командовать кораблем будет не отец. Увы, это против правил -- служить под непосредственным руководством близкого родственника... Мои размышления прервала мелодичная трель звонка. На экране дверного монитора возникло лицо Анн-Мари. -- Тоже зашла попрощаться, -- прокомментировал отец. Я впустила Анн-Мари в каюту, и та прямо с порога заявила: -- Я буквально на минутку, чтобы спросить... -- Тут она увидела отца, вытянулась по стойке "смирно" и отдала честь: -- Бригадир-адмирал, сэр! Черт побери, какая же я растяпа! Только сейчас я обратила внимание, что в петлицах воротника отцовской форменной рубашки вместо привычных орлов красуются серебряные звезды. И на именной планке уже написано не "CAPT", а "CMDR". Конечно, будь у него погоны, я бы сразу заметила разницу, но это нисколько не оправдывало меня. Я должна была заметить в любом случае. "Вот тебе, детка, наглядный пример, почему нельзя служить под началом родственника, -- подумалось мне. -- Ты видишь в нем не старшего офицера, не командира, а любимого папочку..." Отец поморщился: -- Вольно, фрегат-капитан. И забудьте про "адмирала". Я просто коммодор. Ни рыба, ни мясо, что-то вроде альвийского надполковника. -- Он ухмыльнулся. -- При нашей встрече контр-адмирал Симонэ зыркнул на меня исподлобья, как на врага народа. А все из-за этой дурацкой звездочки. В скобках замечу, что все эти недоразумения с лишней звездой у земных адмиралов были вызваны тем, что в галлийской военной иерархии отсутствовал аналог чина коммодора. Во флоте Терры-Галлии этому званию соответствовала должность командира бригады, которую занимал либо капитан первого ранга, либо контр-адмирал, зависимо от обстоятельств. В первом случае такого офицера называли бригадиром-капитаном, а во втором -- бригадиром-адмиралом. Наконец я опомнилась и, не стесняясь присутствия Анн-Мари, поцеловала отца в щеку. -- Поздравляю с повышением, папа. Теперь ты будешь командовать бригадой? Или линкором? -- Пока ни то, ни другое. Сейчас у меня особое задание. Анн-Мари вопросительно посмотрела на него: -- Так Рашель не в курсе? На лице отца явно отразилось замешательство. -- Конечно, нет. И не должна быть в курсе. Сами понимаете, это секретная миссия. -- Но, сэр... Да, конечно. Между этими "но, сэр" и "да, конечно" случилась одна вещь: отец повернул голову и украдкой от меня подмигнул Анн-Мари. Но он не учел одного обстоятельства -- что я увидела это в настенном зеркале. -- Кажется, -- произнесла я, пристально глядя на отца, -- кое-кто здесь принимает меня за дурочку. Что происходит, господа старшие офицеры? Насчет чего я не в курсе? Отец смутился, как смущался всегда, когда ему приходилось о чем-то умалчивать, что-то скрывать от меня, а порой (и, разумеется, ради моего же блага) лгать мне. Анн-Мари сказала: -- Извини, Рашель, возникло недоразумение. Со слов адмирала Лефевра я поняла, что тебя тоже хотят привлечь к этому заданию. Твое имя в нашем разговоре не упоминалось, просто... просто некоторые обстоятельства дела навели меня на такую мысль. Теперь я вижу, что ошиблась. -- Значит, некоторые обстоятельства, -- повторила я и вновь посмотрела на отца: -- Сэр, я требую объяснений. Меня собирались включить в вашу команду или нет? Только честно. Он опустил глаза. -- Первоначально твою кандидатуру рассматривали, но затем отклонили. -- А можно спросить почему? -- Из-за нашего родства. Я буду руководителем операции, а ты -- моя дочь. Пусть и приемная, но все равно дочь. Я понурилась. Что тут сказать, аргумент непробиваемый. Всего минуту назад я получила наглядный урок тому, как вредят родственные связи уставным взаимоотношениям. Хотя нет, что-то тут не так! Ведь моя кандидатура все же рассматривалась. Невзирая на то, что я дочь руководителя операции. Значит, в деле имелся некий нюанс, который позволял в данном конкретном случае пренебречь общим правилом, сделать из него исключение. Иначе обо мне даже не упоминалось бы. -- Вот интересный вопрос, -- задумчиво проговорила я, как бы обращаясь в пустоту. -- Кто же первый высказал соображение насчет родства? Отец еще больше смутился. Однако ответил: -- Ну... В общем, я. -- И каковы были ваши мотивы, сэр? Вы опасались, что наши отношения повредят делу, или вами руководил страх за меня? На сей раз он промолчал. Тогда я обратилась к Анн-Мари: -- А ваше мнение, мэм? -- В свете того, что мне известно об этой миссии, -- бесстрастно произнесла она, -- скорее второе, чем первое. Лично я не думаю, мичман, что ваше родство с руководителем группы сильно повредит заданию. Вновь повернувшись к отцу, я спросила: -- Итак, к кому я должна идти? Он обреченно вздохнул: -- Ты даже не спросила, что это за задание. -- Каким бы оно ни было, я согласна. -- Почему, мичман? Личные мотивы? -- Никак нет, сэр. Раз мою кандидатуру предлагали, несмотря на наше родство, значит я действительно пригожусь вам. Отец поднялся с кресла. -- Ладно, сдаюсь. Однако не спеши. Сперва мне нужно связаться с адмиралом Дюбарри. -- В этом нет нужды, коммодор, -- отозвалась Анн-Мари. -- Адмирал-фельдмаршал ждет мичмана Леблан, -- тут она быстро взглянула на часы, -- через двадцать три минуты. Отец укоризненно посмотрел на нее: -- Черт побери! Так все это было подстроено? -- Да, сэр. Адмирал Дюбарри попросил меня разыграть маленький спектакль. Во-первых, чтобы лишний раз проверить вашу дочь на сообразительность, а во-вторых -- дать ей возможность самой сделать выбор, без какого-либо давления со стороны. Она вполне могла принять ваш аргумент насчет родства и дальше не настаивать. Отец досадливо закусил губу. -- Я должен был догадаться. Я же знал, какая вы хорошая актриса, фрегат-капитан. Вам бы не в армии служить, а сниматься в фильмах госпожи Гарибальди. Анн-Мари усмехнулась: -- Я об этом подумаю... когда закончится война. 5 Когда я вошла в лифт и уже протянула руку, чтобы нажать нужную кнопку, меня остановил окрик: "Подождите!". А спустя несколько секунд в кабину стремглав влетел молодой парень в славонском военном мундире. Он был худощав, почти моего роста, чуть ниже, лет шестнадцати, максимум семнадцати на вид. Короче, еще сопляк. А однако, этот сопляк был офицером, лейтенантом, о чем свидетельствовали погоны и соответствующая надпись на именной планке. Звали его П. Валько. На каком слоге делать ударение -- не ясно. Для себя я решила, что на втором -- так звучит лучше. Волосы у него были русые, гораздо длиннее положенного по уставу, лицо -- круглое, скуластое, глаза -- карие, широко расставленные, взгляд -- дерзкий, задиристый. Этим самым задиристым взглядом он смерил меня с ног до головы и произнес: -- Привет, прапор! Мне на шестой ярус. -- Сам дурак, -- ответила я, нажимая соответствующую кнопку. -- Никакой я не "прапор", а земной мичман. То есть лейтенант, равный тебе по званию. Разбираться надо. Валько фыркнул: -- Глупая девчонка! Шуток не понимаешь, что ли? При этом он тряхнул головой, его волосы слегка взметнулись, и на виске взблеснула сенсорная пластина компьютерного импланта. Теперь мне все стало ясно -- и его нагловатое поведение, и "неуставная" длинна волос, и то, почему он, такой молодой, уже офицер. Валько был кибером -- или, как официально называлась его специальность, системным оператором кибернетических устройств. Проще говоря, он был высококлассным инженером-математиком, который через свой имплант мог управлять компьютерами на базовом, цифровом уровне. Это не шло ни в какое сравнение с ментошлемами; установленное через имплант соединение делало мозг оператора частью компьютерной системы, человек и машина как бы сливались в одно целое. Киберы были очень ценными специалистами, но их карьера не отличалась долговечностью. Лет через десять активной деятельности, самое большее через пятнадцать, они теряли профессиональную пригодность, удаляли имплант и уходили на покой с многомиллионным банковским счетом, внушительной пенсией и роскошным букетом нервно-психических расстройств. Те же из них, кто не в силах был расстаться с имплантом, вскоре сходили с ума и остаток своих дней проводили в кататоническом ступоре, имея возможность общаться с внешним миром только через соединение с компьютером. Однажды я видела документальный фильм про таких людей, там показывали госпиталь, где их содержали. Подключенные к системам жизнеобеспечения киберы-кататоники здорово напоминали пребывающих в коме больных, с тем только различием, что их разум функционировал, вечно блуждая в дебрях виртуальных реальностей -- разумеется, автономных, без возможности доступа к глобальной сети. Эти "бескрышные" гении с отключенными нравственными тормозами были способны на что угодно -- от мелкого хулиганства до крупномасштабных информационных диверсий. Просто так, не корысти ради, а по причине своего сумасшествия... -- Ну, чего вылупилась? -- сердито произнес Валько; очевидно, мой взгляд был весьма красноречив. -- Кибера никогда не видела? Так можешь потрогать. Не бойся, я не кусаюсь. -- Извини, -- пробормотала я сконфуженно. -- Просто... так неожиданно. Я не стала уточнять, что неожиданностью для меня была не сама встреча с кибером (ОСО тоже нужны специалисты такого профиля), а его юный возраст. Хотя, если хорошенько поразмыслить, мне следовало быть готовой к подобной встрече. Ведь в офицерском клубе лейтенант Ансельм предположил, что я "еще один компьютерный вундеркинд". Отсюда напрашивался логичный вывод, что такой вундеркинд у них уже был. Мы вышли из лифта и вместе направились по одному из коридоров. -- Нам просто по пути? -- спросил Валько, подозрительно покосившись на меня. -- Или ты сопровождаешь меня из любопытства? -- Больно ты мне нужен, -- в тон ему ответила я. -- Я иду по своим делам. -- Ага. Ну смотри мне. Его нахальные манеры уже не раздражали меня. Для него я была всего лишь девчонкой, почти сверстником, а не сослуживцем, и точно так же он обращался бы со мной, будь я хоть в капитанском мундире. По большому счету он не был военным, а форму на него напялили только потому, что так положено. Обычно киберы, работающие на армию, сразу получают звание капитана-лейтенанта, однако в случае с Вальком, наверное, решили, что для его возраста это будет чересчур. Зато оклад у него, можно не сомневаться, на порядок выше адмиральского жалования. -- Когда ты закончил школу? -- поинтересовалась я. -- В двенадцать. А университет -- в пятнадцать. К шестнадцати стал доктором математики. Тогда и воспользовался своим законным правом на установку импланта. А потом меня загребли в армию. Еще вопросы есть? -- Гм... А "загребли" -- это в каком смысле? -- Да нет, никакого принуждения. Это я так фигурально выразился. Мне предложили, я сказал "да". Вот и все. -- Давно на службе? -- Четыре месяца. А в ОСО меня перевели две недели назад. Мы уже миновали несколько поворотов, но все равно продолжали идти вместе. -- Чем дальше, тем больше мне кажется, -- произнес Валько, -- что ты идешь туда же, куда и я. -- У меня тоже такое предчувствие, -- заметила я. -- Кстати, меня зовут Рашель. А тебя? -- Я предпочитаю, чтобы ко мне обращались по фамилии, -- уклончиво ответил он. -- Почему? -- Просто так привык. Мое имя... э-э, мягко говоря, оно мне не нравится. -- И что же это за имя? -- Ни за что не угадаешь. Персиваль. -- О боже! -- сказала я. Да, действительно, я бы ни за что не угадала. Я ожидала что-то вроде Прохора, Панкрата или, на худой конец, Поликарпа -- но уж никак не Персиваля. -- Вот то-то же, -- сокрушенно подтвердил парень. -- Моим родителям казалось, что это будет так романтично, а получилось... Персивалько! Лучше называй меня по фамилии. -- Хорошо, -- согласилась я. -- Валько, так Валько. Предчувствие нас не обмануло. Миновав пост дополнительной охраны, мы вошли в просторный конференц-зал Отдела специальных операций, где уже находилось десятка два парней и девушек лет шестнадцати -- семнадцати. В отличие от нас, они были не в лейтенантских мундирах, а в новеньких кадетских униформах с наспех приметанными погонами уорент-офицеров. И, в отличие от Валька, они серьезно относились к военному уставу, поэтому мигом прекратили разговоры и поприветствовали нас по всем правилам -- как старших по званию. Честно говоря, я ожидала от своего спутника чего-то вроде "Вольно, прапоры!", но он в ответ небрежно взмахнул рукой, изображая некое подобие салюта, и вполне доброжелательно произнес: -- Привет землякам. И остальным тоже. В самом деле, большинство присутствующих, судя по эмблемам на рукавах, были славонцами. Также я увидела нескольких своих соотечественников -- не галлийцев, а землян, почти наверняка славянского происхождения. Между ними затесалась рыжеволосая красавица с Нового Израиля. Еще были парень и девушка, очень похожие друг на друга, бесспорно брат и сестра, с золотисто-пурпуровыми нашивками Терры-Кастилии. Вот, пожалуй, и все. Валько сразу присоединился к своим соотечественникам и завел с ними непринужденный разговор. О чем шла речь, я не поняла, поскольку беседовали они на незнакомом мне языке. Скорее всего, на русском, а может, и нет -- Славония была одной из немногих планет, где реально существовало многоязычие. Я же не была столь раскована и непосредственна, как Валько, хоть и застенчивой меня нельзя было назвать. Просто мне требовалось некоторое время, чтобы освоиться в компании незнакомцев, поэтому я с минуту простояла в одиночестве, оглядываясь по сторонам с деловитым видом, а затем не спеша направилась к группе землян. Те с самого начала посматривали на меня с откровенным любопытством, однако первыми подойти не решались -- и все из-за нашей разницы в чине. Откуда им было знать, что свое звание мичмана я получила лишь благодаря неосведомленности мадам Пети. Когда мы познакомились, ребята вкратце поведали мне свою нехитрую историю. Еще недавно они учились в старшей школе -- кто в выпускном классе, кто в предвыпускном, а несколько дней назад их буквально вытащили из постели посреди ночи, напялили военную форму и без всяких объяснений отправили сюда, сообщив лишь, что по специальному приказу главного командования они призваны на военную службу. Уже здесь им присвоили подофицерские звания и только тогда соизволили объяснить, что для них есть работа, правда, не сказали, какая. В общем и целом ребята были не против такого развития событий, все они и так собирались стать военными, но происходящее их несколько ошеломило -- что, впрочем, было совершенно естественно. Дальнейшему нашему разговору помешало появление в конференц-зале старшего офицера -- и не кого-нибудь, а самого председателя Объединенного Комитета начальников штабов. Вчерашние школьники вытянулись по струнке, аж зазвенели. Мы с Вальком отреагировали гораздо сдержаннее, как и подобает кадровым военным. Адмирал-фельдмаршал Дюбарри, ответив на приветствия кивком, устроился в кресле во главе стола, активировал свой терминал и произнес: -- Здравствуйте, господа. Присаживайтесь, пожалуйста. Когда мы расселись, он заговорил: -- Прежде всего, небольшое вступление. Вас не должна обманы