рожно заглянул в переход. Гулкая темнота туннеля была усеяна огоньками фонарей и горящих свечек. На полу сидели люди -- по одиночке, по двое или трое, группами по 5-6 человек. Некоторые тихо беседовали, некоторые читали, некоторые курили или просто лежали, уставившись в потолок. Какая-то девица в дальнем конце туннеля негромко играла на гитаре и пела -- слов песни было не разобрать. Эрик выпустил рукоятку пистолета, и тот скользнул в карман дубленки. Движимый любопытством, он медленно пошел по коридору... на него никто не обращал внимания. Табачный дым клубился в лучах фонарей, люди неразборчиво шевелились в полумраке. Большинство было не старше тридцати -- бородатые, длинноволосые или, наоборот, бритые наголо -- часто татуированные -- одеты в живописные тряпки... Всюду валялись рюкзаки. С десяток негров сгрудилось на корточках вокруг ковшика с бурой жидкостью, кипевшей на крошечной спиртовке; на полу возле них были разбросаны надувные матрасы, циновки и экзотические музыкальные инструменты. Чуть дальше сидела компания среднеазиатов с непроницаемыми лицами и тусклыми черными глазами -- они ничего не делали и даже, кажется, не разговаривали друг с другом. Еще дальше располагались то ли немцы, то ли скандинавы. Эрик медленно побрел вглубь туннеля. "Эй, чувак! -- окликнул его заросший до глаз парень в свисавших клочьями кожаных штанах. -- В первый раз здесь?" -- "Да". Справа от парня развалилась необыкновенно чумазая девица с зелеными волосами, торчавшими, как у игрушечного тролля; слева полулежала заморенная глистообразная блондинка. (Эта группа сидела несколько на отшибе от остальных.) "Тебя кто привел?" -- "Никто". Перед парнем и девицами было расстелено лоскутное одеяло, на котором лежало несколько морковок, сигареты россыпью, три маленьких бумажных пакетика, кучка белого порошка на куске газеты, термос и блюдце с горящей свечой. "Передача есть?" -- поинтересовался парень. "Какая передача?... -- удивился Эрик. -- Вы имеете в виду радиоприемник?" Парень и девица-тролль необидно засмеялись, заморенная блондинка выдавила на бледно-голубое лицо слабую улыбку. "А ты, видать, остряк!... -- похвалил парень. -- Присаживайся". Эрик неловко опустился на пол и, преодолевая головокружение, на секунду закрыл глаза. Сидеть на мраморном полу было холодно и неудобно, в висках пульсировала пронизывающая боль. "Меня зовут Рико, -- представился парень. -- А это Марго и Принцесса". -- "Эрик". Заморенная Марго быстро-быстро заморгала глазами и громко чихнула -- с ее лица полетели облака пудры. "Закуривай", -- Рико указал на рассыпанные по одеялу сигареты. "Спасибо, не курю", -- отвечал Эрик. Зеленовласая Принцесса откинулась на лежавший позади нее грязно-красный рюкзак и закрыла ладонями лицо. Сквозь дыры в ее джинсах виднелись на удивление чистые белые трусики. "Ну, тогда нюхни... -- Рико пододвинул в направлении Эрика бумажку с белым порошком. -- Как Иисус Христос -- с первым встречным делюсь!" На лице Марго появилось недовольное выражение, но она ничего не сказала. "Нюхнуть?... -- не понял Эрик. -- А что это за порошок?" -- "Ну, ты даешь! -- вяло удивился Рико. -- Ты зачем сюда пришел?" -- "А не стукач ли он часом? -- еле слышно поинтересовалась блондинка. -- Что-то не похож он на наркома..." -- "Я не стукач и не нарком, -- сказал Эрик. -- Я вообще не понимаю, кого вы называете наркомами... -- он помолчал. -- Я вчера напился пьян и уснул в метро". На мгновение наступила тишина. "На, -- Рико протянул Эрику маленькую стеклянную трубочку. -- Всасываешь носом этот порошок... -- он прикрыл глаза и сделал длительную паузу, словно прислушиваясь к чему-то, -- ...и тебе станет хорошо". После секундного колебания Эрик положил трубочку на одеяло: "Спасибо, но..." -- он попытался встать, однако потерял от головокружения равновесие и повалился на бок. "Сядь на место", -- неожиданно жестко сказал Рико. Не обращая внимания, Эрик еще раз попытался встать... медленно... сохраняя равновесие... сначала на четвереньки, потом... "Хосе! -- окликнул кого-то Рико через его голову. -- Фернандо!" Из темноты выступили две тяжеловесные фигуры: широкие плечи, низкие лбы, выдающиеся вперед челюсти. Зеленовласая Принцесса подняла голову и следила за происходившим мутными глазами. "Садись, -- сказал Рико, -- в ногах правды нет". Эрик опустился на мраморный пол, голова его кружилась -- он все еще ощущал себя пьяным. "Зачем вам нужно пичкать меня наркотиками... да еще против воли?" -- спросил он. "Просто причуда", -- небрежно отвечал Рико. Заморенная Марго разглядывала Эрика с презрительным любопытством; пламя свечи нервно плясало, отбрасывая на ее лицо длинные угловатые тени. "Хосе, дай ему соломинку и рафинад", -- приказал Рико. В руках у Эрика оказалась давешняя трубочка и бумажка с белым порошком. "Смотри, как надо!" -- неожиданно вмешалась Принцесса. Она села по-турецки и развернула один из лежавших на одеяле пакетиков (в котором оказался такой же, как у Эрика, белый порошок); в руках у нее откуда-то появилась стеклянная трубочка. Фернандо и Хосе стояли по обе стороны от Эрика, как часовые. Заморенная Марго стала рыться тонкими, как спички, руками в лежавшем возле нее рюкзаке. Принцесса вставила трубочку в ноздрю и, водя другим концом по бумажке, вдохнула порошок. "Ну?... -- подбодрил Эрика Рико. -- Теперь ты". Фернандо присел на корточки и взял Эрика за запястье... "Я сам", -- сказал тот и поднес трубочку к носу. Сначала он не почувствовал ничего, кроме щекочущего ощущения в переносице. Потом внезапно, как по мановению волшебной палочки, исчезли головокружение и тошнота. "Ну что?... Доходит? -- спросил Рико снисходительно. -- А ты, дурашка, не хотел!..." Хосе и Фернандо опустились на пол и застыли в расслабленных позах. Эрик тоже сел поудобнее. Очертания предметов вокруг стали резкими и четкими, как в мультфильме. "Чая горячего хочешь?" -- предложила Принцесса. "Спасибо, да". Откуда-то донесся ритмичный звук там-тама. Сидевшие по соседству немцы (или скандинавы) сгрудились вокруг чего-то, не видного за их широкими спинами. Принцесса налила чай в колпачок стоявшего на одеяле термоса и протянула Эрику. Марго достала откуда-то небольшой пузырек темного стекла, вытряхнула на ладонь с десяток таблеток и, не запивая, проглотила; потом взяла с одеяла морковку и стала медленно жевать. (Нижняя челюсть ее двигалась вверх-вправо-вниз-влево, как у козы. Глаза были закрыты.) Эрик попытался развязать тесемки ушанки и на этот раз преуспел. Рико, Фернандо и Хосе закурили -- в воздухе запахло табаком и еще чем-то... то ли паленым сеном, то ли сандаловыми палочками. Никто ни с кем не разговаривал. Эрик снял дубленку, сложил в виде подушки, бросил сверху шапку и подсунул себе под спину... ему стало удобно и хорошо. Он обвел взглядом новых друзей -- Фернандо и Хосе застыли, как каменные надолбы, изредка поднося к губам сигареты. Марго хрустела морковкой. Рико откинулся навзничь -- сигарета торчала из его рта вертикально, как телескоп. Зеленовласая Принцесса сидела, обхватив руками колени, и раскачивалась, как китайский болванчик. На ее обветренных устах играла загадочная улыбка. "Вот, например, я, -- сказала девица, будто продолжая давно начатый разговор. -- В восемнадцать лет из дома ушла и ни разу о том не пожалела. И ведь образцовая семья была: отец -- доктор наук, загрязнение оптической среды изучал, мать -- зав. сектором эротики в министерстве культуры РЕФКР. В школе тоже все нормально: отличница, член бюро класса, председатель гигиенического кружка. А как кончила школу, так все у меня почему-то переменилось". Принцесса поморгала глазами и почесала (через дыру в штанине) ляжку левой ноги. Пламя свечи плясало в ее мутных зрачках двумя огненными язычками. "Или, скажем, у Нонки, подруги моей, тоже ведь жизнь не задалась! Познакомилась она на дискотеке с парнем, а тот возьми, да окажись рыцарем-драконоборцем! С тех пор и поговорить-то с ней нормально не получалось: ты ей про одно -- она тебе про другое... все мечтала того дракона найти, который своим зловонным дыханием атмосферу загрязнил. Погуляла Нонка со своим суженным месяца два, замуж вышла, да и укатила на Байкал мечту свою воплощать..." Огни фонарей и свечек заполняли темноту, как светлячки. Где-то неподалеку бархатный баритон читал приторно-певучие стихи. "Уколись, -- Рико протянул Эрику наполненный чем-то шприц. -- Я сегодня угощаю". Марго и Принцесса неподвижно распластались на полу, как морские звезды; их груди напоминали четыре уснувших (на какое-то время) вулкана. Хосе и Фернандо застыли статуями Мыслителя. "Как уколоться?" -- удивился, но не испугался Эрик. Хаотические шорохи насыщали пространство туннеля, как летучие мыши. "Хосе, объясни ему", -- лениво произнес Рико. "Перетягиваешь руку выше локтя, -- монотонно забубнил Хосе, -- засучиваешь рукав..." "Или, например, я, -- сказал Фернандо, будто продолжая давно начатый разговор. -- Сейчас, можно сказать, совсем смирный стал, но раньше... Помнится, когда в первый раз позыв ощутил, так сам испугался. Четырнадцать лет мне было -- на уроке труда в доску гвоздь заколачивал... а за соседнем верстаком Кончита Тимошенко работала. И вдруг чувствую -- хочется мне ее молотком по башке уделать. Хочется и все тут... зачем, почему -- сам не знаю... Удержался я в тот раз -- минут десять зубами скрежетал, пока позыв прошел, -- но все же удержался! А месяца через два опять: в школу иду -- глянь, Кончита впереди меня шагает... на меня и накатило -- уж не знаю, чем она меня околдовала! Однако же опять я сдержался -- и даже легче, чем в первый раз... верно, потому что молотка у меня под руками не оказалось". Фернандо задумчиво пожевал пухлыми ярко-красными губами и застенчиво улыбнулся. "После тех двух случаев у меня долгий перерыв был. Кончил школу, в Новосибирский Университет поступил: физфак, аспирантура -- кандидатскую по спиновым стеклам защитил. Потом женился на младшей дочке третьего секретаря обкома. Тесть нам трехкомнатную квартиру в Академгородке справил, и стали мы жить-поживать да добра наживать. Однако ж не хватало мне чего-то... сидишь, иной раз, за столом, уравнение пишешь -- а рука сама к молотку тянется. Ну и решился я, наконец, в один зимний вечер: одел тренировочный костюм, будто на пробежку иду, молоток за пазуху сунул..." Черная пустота коридора обнимала Эрика, как прозрачная вата. Время непрерывно меняло скорость своего течения -- то замедлялось до полной остановки, то ускорялось, стягивая интервалы между событиями в не имевшие длин точки. Окружающие предметы превратились в геометрические фигуры со множеством мелких плоских граней, как на картинах Сезанна. Слова вылетали из ртов -- но не летели в уши, а взмывали вверх и с хрустальным звоном разбивались об облицованный несбывшимися желаниями потолок. Заострения человеческих лиц прокалывали воздух, как гигантские иглы. Скудный свет от фонарей и свечек медленно, но неуклонно таял... и, в конце концов, померк совсем. Когда свет забрезжил опять, вокруг Эрика было совсем темно. Он стоял на узком карнизе, прилепившись лбом, грудью, животом и коленями к отвесной стене. Позади зияла глубокая расщелина -- он не видел ее, но твердо знал о ее существовании. Насколько она глубока?... Что находится на дне?... Кто, какие неведомые существа обитают на другом берегу?... Даже если б ответы на эти вопросы были достижимы, они все равно были бы непостижимы... Эрик повернул, сколько мог, голову и посмотрел вниз: далеко, на самом дне блестели две серебрянные нитки, уходя, как евклидовы прямые, в бесконечность. И еще какие-то провода. И лужа маслянистой жидкости. Несколько секунд (минут?... часов?...) он размышлял о значении увиденного... и наконец понял: он находится в логове дракона. Того самого, который своим зловонным дыханием загрязнил атмосферу! (Кто-то, кажется, рассказывал о таком драконе... нет, вспомнить было невозможно.) Эрик опустил веки, мысленно воссоздавая образ чудовища: покрытое стальной чешуей тело, мощные короткие лапы с длинными блестящими когтями, слизистая бородавчатая морда. Жало, расположенное на кончике длинного, как хлыст, хвоста, источало яд. Во лбу дракона горел круглый, как лампа, глаз; на носу пыхала жаром огнедышащая ноздря. Нет, погоди!... не огнедышащая, а дымодышащая, -- а то как же он тогда загрязнил атмосферу?... И не просто дымодышащая: выходивший из этой ноздри газ в равных долях состоял из паров диоксина, синильной кислоты и ртути... и еще радиоактивной пыли. Эрик попытался представить себе, каким должен быть у дракона обмен веществ, но потерпел неудачу... а-а, плевать! Сейчас важны не теоретические, а практические аспекты жизни! Как унести отсюда ноги? Сколько на это потребуется времени? Когда чудовище вернется в свое логово? От напряжения мысли кожа на лбу Эрика собралась в гармошку -- но тут он услыхал отдаленный рев: дракон возвращался! Возвращался чем-то рассерженный... яростно размахивая перепончатыми крыльями... издавая разъяренный вопль на всех частотах звукого спектра... скрежеща острыми, как пилы, зубами... то сжимая, то разжимая когти... хлеща себя по бокам хвостом... По стенам пещеры поползли исходившие из драконьего глаза блики -- чудовище приближалось!... Бежать, бежать немедленно, иначе будет поздно!!... Эрик попытался сделать шаг в противоположном от дракона направлении, но... остался стоять на месте. Попытался еще раз... и опять остался на месте! Что-то держало его!! Держало за руки!!!... Только сейчас Эрик осознал, что руки его распростерты по стене -- будто он хочет ее обнять. Потные раскаленные ладони испытывали тошнотворное ощущение несвободы. (На какое-то мгновение он даже подумал, что распят -- прибит гвоздями к холодному цементу скалы.) Он изо всех сил дернулся, пытаясь освободиться, но державшие его неведомые силы не поддались. "Ты чего, рехнулся? -- поинтересовался до жути обыкновенный голос. -- Накачал я тебя на свою голову!..." Эрик не нашелся, что ответить... его захлестнула паника -- дракон был уже совсем рядом!... Желтое пламя, исходившее из глаза чудовища, несперпимо жгло левую щеку, безумный крик раздирал левое ухо. Эрик заметался, однако неподвижно закрепленные ладони опять удержали его на месте... от ужаса он закрыл глаза и вжался в стену. Дракон стал приближаться чуть медленнее... медленнее... еще медленнее... "Готовься, сейчас наша очередь!" -- шепнул до жути обыкновенный голос. Тяжело отдуваясь, чудище проползло мимо прилипшего к стене Эрика и остановилось. Оно промахнулось!... Или ничего не заметило!... Эрик замер. С шипением, дракон вздохнул, слепо посмотрел по сторонам и пополз дальше... чуть быстрее... еще быстрее... еще быстрее... Ноги чудовища ритмически ударяли в истоптанную землю: так-так-так... так-так-так... так-так-так... быстрее и тише... быстрее и тише... еще быстрее и еще тише. "Пошли!" -- сказал до жути обыкновенный голос и дернул Эрика за руку. Спотыкаясь, тот стал боком двигаться вправо. Постепенно становилось светлее. Непривычно свободная левая ладонь неуклюже хваталась за стену. Наконец он оказался в гулком объемном пространстве, залитом ярким светом и ограниченном снизу плоской гладкой поверхностью. "Теперь разбирайся сам!... -- фыркнул в ухо до жути обыкновенный голос. -- Я пошел!" Не находя более опоры, правая ладонь Эрика беспомощно заметалась в воздухе. Окружавший яркий свет вдруг стал еще ярче... еще ярче... несперпимо ярким!... и вдруг, перейдя в свою противоположность, стал темнотой. Очнулся Эрик с ощущением изменившегося пространства и прошедшего времени. Так-так-так... так-так-так... -- стучали колеса поезда, -- так-так-так... так-так-так... "Вы сходите, молодой человек?" -- донеслось откуда-то издалека. У-у-у... у-у-у... -- выл обтекавший поезд воздух. (Эрик стоял, погрузившись в желтый свет, слушая окружающие шумы, держась рукой за холодную железную стойку.) "Вы сходите или нет? -- просочилось сквозь стук колес. -- Давайте, поменяемся местами..." Независимо от своей воли, Эрик оказался вовлечен в странно-стесненные медленные перемещения... А-а, это он едет в вагоне метро!... Кругом тряслось и корчилось многотелое, многоголовое сверхсущество, состоявшее из стиснутых до взаимного проникновения людей. "Мне тоже сходить, товарищ, -- вмешался женский голос. -- Давайте, и я с вами поменяюсь". Эрик отдрейфовал куда-то в сторону и прислонился лбом к вечной, как коммунизм, надписи "Не прислоняться, двери открываются автоматически"... прохладное стекло приятно холодило кожу. Позади окна поплыли бронзовые буквы: К... р... а... с... н... о... пресненская. Поезд заскрипел тормозами и встал. Двери вагонов зашипели и отворились. Куда Эрик едет?... Почему после того, как он заснул на Площади Свердлова, в цепочке его воспоминаний зияет черный гулкий провал? Кто его разбудил утром?... Он зажмурился и помассировал виски... нет, память была пуста, как заброшенный колодец. "Осторожно, двери закрываются, -- четко выговаривая слова, сказала механическая женщина. -- Следующая станция -- Белорусская". Эрик вдруг вспомнил темный широкий проход, пронизанный лучами фонарей... что это?... отголоски вчерашнего путешествия по канализации?... Он почувствовал неясную тревогу: в темном проходе произошло что-то важное. "Господи! -- посетовал справа от Эрика солидный мужчина средних лет. -- Ведь десять часов уже, а все час пик!" -- "А я тебе говорю, Куролесников негодяй и подлец!..." -- убеждала коренастая мужеподобная брюнетка слева от Эрика свою подругу -- полную женственную блондинку. "Станция Белорусская, -- вмешалась механическая женщина холодным до фригидности голосом, -- переход на Горьковско-Замоскворецкую линию". Тесемки ушанки Эрика болтались, развязанные, под подбородком... а ведь он, помнится, завязал их мертвым узлом... Почему в его памяти, как рыбья кость, застряло странное слово "молоточник"?... Он сунул руку во внутренний карман -- пистолет, глушитель и бумажник оказались на месте. Пол в широком темном проходе был мраморным, как в метро... может, это и было метро?... Почему его дубленка стала такой грязной?... "Осторожно, двери закрываются, -- объявила механическая женщина. -- Следующая станция -- Новослободская". Многотелое, многоголовое сверхсущество с нечеловеческой силой съежилось в отчаянном усилии вместиться в ограниченное со всех сторон пространство поезда. Обрывки воспоминаний заметались в голове Эрика, как раненые птицы. Слепые бельма выключенных телевизоров уставились на него из-под потолка вагона. Эрик почувствовал, что его сознание меркнет, но не испугался -- ибо знал, что тело его развило способность к самостоятельному существованию. Он вернулся в свое тело, когда то шло куда-то по улице. Мела метель -- настолько густая, что было почти темно. Тело дошагало до угла, повернуло налево, пересекло улицу и вошло в какой-то двор -- четко и целеустремленно, будто имея перед собой ясно поставленную задачу. Что оно собирается делать? Осторожно оглядываясь, тело выбралось через калитку в узкий переулок и оказалось перед высоченным бетонным забором с колючей проволокой наверху. Из расположенного рядом подъезда выползла крошечная оборванная старушонка и, сгибаясь под бременем лет и ударами вьюги, заковыляла по тротуару. Из-под ворот заброшенного гаража выползла мутантная кошка-летяга, повела шальными желтыми очами, взлетела по забору, перемахнула через колючую проволоку и исчезла на той стороне. Эрик проследил взглядом ее траекторию и остолбенел -- заполняя весь горизонт, за забором высилась башня Лефортовской тюрьмы. Зачем его сюда принесло?!... Он перехватил бразды правления своим телом, резко повернулся и пошел в обратном направлении. Когда тело и сознание Эрика соединились в следующий раз, он выходил из метро на станции Арбатская. Он прошел мимо кинотеатра "Художественный", пересек Бульварное Кольцо и углубился в лабиринт арбатских переулков. Некоторое время он блуждал без цели и направления, пока не обнаружил себя в каком-то дворе, созерцающим странный -- круглый, как колонна, -- дом. Эрик дернул входную дверь -- та распахнулась. Преодолевая непонятно откуда взявшийся ураганный ветер, Эрик поднялся по винтовой лестнице на крышу -- круглую площадку радиусом метров десять. Там стоял старик в черной каракулевой шубе: "Хотите, я почитаю вам стихи?" -- спросил он, потирая изборожденный морщинами лоб. Тут-то Эрик и понял, что старик является галлюцинацией -- скорее всего, безвредной... -- так что можно расслабиться и отдаться поэзии! (И, будто в доказательство сего умозаключения тучи на небе превратились в гроздья голубой ваты, а падавший из них снег -- в лепестки роз.) "С удовольствием!" -- ответил Эрик и отошел в сторону, чтобы не мешать. Прочитанное стариком стихотворение Вечер. Пустынные коридоры. Одиночество. Близкие и родные рассеяны по земному шару. Сорок прожитых лет висят за плечом бесполезным сроком. Глухая боль в сердце и непривычное отсутствие мыслей. Боль в сердце -- из-за нанесенных мне и нанесенных мною ран и разочарований. Отсутствие мыслей -- неиспытанное доселе чувство -- льется на разлинованную бумагу. За окном комнаты -- смех... Господи, почему я здесь никому не нужен? Господи, почему туда, где я нужен, я никак не могу добраться? Господи, почему тех, кто мне нужен, никогда не бывает рядом? Когда-нибудь, в один из таких вечеров, я закончу все разом. Что я несу... у меня не поднимется рука сделать такую глупость! У меня слишком много аппетита и интереса к жизни! (А изнутри кто-то неприятным голосом возражает: "Аппетит и интерес к жизни?... Побойся Бога! Раньше -- может быть, но только не сегодня. Сейчас ты ощущаешь лишь тоску и щемящую боль в сердце".) Ну и что?... Я знаю точно: боль и тоска отступят! Они скоро снимут ледяные ладони с моего тела. (А изнутри кто-то неприятным голосом возражает: "Так-то так, но ведь с каждым годом боль становится все острее! А приступы тоски одолевают тебя все чаще и длятся все дольше! И когда-нибудь, в один из таких вечеров...") Ерунда! Отнять собственную жизнь у меня просто не хватит духа... Как бы ни было больно, полное забвение еще страшнее! ("Подожди, скоро боль пересилит трусость... такое уже случалось. Не ты будешь первым и не ты -- последним!") Господи, надо же так расклеиться (говорю я себе), даже слеза прошибла... Полно себя жалеть -- завтра будет новое утро! Завтра появятся новые люди и новые впечатления. Завтра придет письмо от кого-нибудь, кто меня любит. Я закрываю глаза и расслабляю мысли, а потом повторяю про себя раз за разом: новые люди и новые впечатления, ощущение чего-то достигнутого. И главная цель в жизни -- защитить тех, кого любишь, от враждебного мира. (А изнутри кто-то неприятным голосом возражает: "Мир сильней тебя -- защитить никого не удастся. И когда-нибудь, в один из таких вечеров...") Старик закончил стихотворение и поклонился. "У меня есть вопрос, -- шагнул вперед Эрик. -- Когда написано это стихотворение и от чьего лица?" Тучи на небе вернулись к своему естественному состоянию, а лепестки роз опять стали снежинками. "На прошлой неделе, -- лаконично отвечал старик. -- От моего". -- "Я не хочу показаться невежливым, -- удивился Эрик, -- но 'Сорок лет', упомянутые в стихотворении, никак не могут быть вашим возрастом". Несколько долгих секунд царило неловкое молчание, потом старик разлепил тусклые и морщинистые, но невидимые под респиратором губы: "Н-да... -- он был, очевидно, смущен из-за вскрывшегося обмана, -- в таком случае, молодой человек, стихотворение написано от вашего лица!" -- "Этого тоже не может быть, -- не согласился Эрик. -- Во-первых, мне не сорок, а только тридцать лет. Во-вторых, у меня нет родных. И в-третьих, все мои близкие живут в Москве, а вовсе не 'рассеяны по земному шару'! -- он помолчал, а потом добавил: -- Кстати, их всего трое... так что слово 'рассеяны' в любом случае является преувеличением..." "На вас не угодишь, молодой человек... -- несколько раздраженно заметил старик. -- Может, вы просто не любите и не понимаете поэзии?" Эрик заколебался... его придирчивость действительно могла быть обусловлена неприятием всего жанра, а вовсе не низким качеством данного образца. "Если вы предпочитаете прозу, -- продолжал старик, -- я могу прочитать вам рассказ или сказку... -- он на мгновение закатил глаза, видимо, выбирая подходящее прозаическое произведение, -- ...скажем, легенду о бездетной чете колибри... хотите?" -- "Э-э... -- промямлил Эрик, не желая оскорбить пожилого человека, -- ...я, вообще-то..." -- "Это очень красивая, очень старинная и очень редкая легенда! -- торопливо заговорил старик. -- Давным-давно на берегу безграничного океана жила молодая чета колибри. Они очень любили друг друга и были счастливы во всех отношениях, за исключением одного: у них никак не заводились птенцы. Как-то раз, в одно прекрасное утро самка колибри нашла на берегу океана крупную жемчужину и отнесла ее в гнездо. Она хотела, чтоб ее возлюбленный полюбовался находкой, но тот улетел собирать нектар. Сидя на краю гнезда, самка созерцала блестевшую в лучах утреннего солнца жемчужину... с окена дул легкий бриз, воздух был напоен ароматами тропических растений. Вокруг шелестели пальмы, светло-голубое тропическое небо покрывало мир ласковым шатром. 'Смотри, дорогой, -- шутливо прощебетала самка, когда ее возлюбленный вернулся в гнездо, -- я, наконец, снесла яйцо!' -- 'О как я рад, как безмерно счастлив!' -- воскликнул самец..." "Погодите! -- вскричал Эрик. -- Я, кажется, слыхал эту легенду раньше... -- он на мгновение задумался. -- Точно слыхал! Я знаю, что случится потом: когда обман самки вскроется, самец в ярости покинет ее и поклянется страшной клятвой, что не вернется никогда. Через пять дней несчастная самка умрет от одиночества и несчастной любви, а жемчужина почему-то превратится в необыкновенно ядовитый минерал". -- "Странно... -- пролепетал красный от стыда старик. -- Уверяю вас, это очень старинная и очень редкая..." -- "Я вспомнил! -- перебил Эрик. -- Мы проходили вашу легенду в школе... и не легенда это, кстати, а рассказ какого-то современного писателя... я даже помню название: 'Камень'!" Не ввязываясь в дальнейшие споры, старик исчез. Эрик оказался стоящим перед дверью странного круглого здания. При ближайшем рассмотрении дверь оказалась забита крест-накрест досками. Четко, как гвардеец, Эрик повернулся кругом и пошел прочь. Когда он очнулся в следующий раз, было уже темно. Метель кончилась -- что и позволило Эрику сразу же заметить произошедшее в его отсутствие изменение. А именно: все предметы, за исключением людей и их одежды, стали почему-то зеркально отражающими! Он ясно видел вереницу своих отражений на стене ближайшего дома, на тротуаре, на кузове проезжавшего мимо грузовика... На эти, так сказать, первичные образы накладывались вторичные: к примеру, отражение тротуарного отражения в стене дома и наоборот. И так далее -- третичные образы, четверичные... Эрик поднял голову и увидал вогнутый зеркальный купол, накрывавший город сверху. Господи, кто все это сделал и зачем?!... Он на мгновение провалился в черное забытье... но тут же вернулся в себя, зная ответ на свой вопрос -- будто нырнул на дно океана информации за жемчужиной абсолютного знания. Разгадка поражала простотой: за гражданами зеркального мира легче следить! Эрик рассмеялся, радуясь собственной догадливости: если коэффициент отражения зеркальных поверхностей близок к единице, то многократно отраженные лучи могут распространяться от объекта на очень далекие расстояния. А раз так, то за человеком можно проследить по цепочке его отражений! Обучи кэпэгэшников разбираться в перепутавшихся образах многих людей -- и пусть себе следят за подозреваемыми, не выходя из кабинетов! Да чего там кэпэгэшники... такую работу может выполнить и ЭВМ!! Эрик присел на корточки и попытался сцарапать зеркальные слой с тротуара, однако серебристая субстанция держалась крепко. Проходившая мимо девица шарахнулась, испуганно оглянулась и ускорила шаг. Стой!... а если подозреваемый зайдет в закрытую со всех сторон комнату?!... Несколько секунд Эрик лихорадочно размышлял, а потом догадался: это наверняка запрещено Уголовным кодексом СЕКР!!... В каждом помещении по закону должно быть отверстие -- окно или незакрывающийся дверной проем... более того, стены комнат по закону не должны образовывать геометрически правильных фигур -- чтобы траектории отражений не замыкались, а заполняли доступное пространство всюду-плотной массой взаимно-пересекающихся, расходящихся лучей! Эрик восхитился хитроумием и математической изобретательностью КПГ... зря говорят, что они все идиоты!... И тут же ему стало страшно -- ибо день и ночь, что бы он ни делал и где бы ни находился, недреманное, всевидящее око КПГ следило за ним! Он почувствовал себя муравьем, мечущимся под объективом микроскопа... однако виду решил не подавать. Он выпрямился, расправил плечи и гордо выпятил подбородок, показывая следившему за ним по цепочке изображений кэпэгэшнику (а может быть, компьютеру), что догадывается об их подлых приемах, однако нисколечко не боится. Когда Эрик вернулся в себя в следующий раз, поверхности предметов уже перестали отражать... КПГ почему-то отказался от своего трюка. А может, зеркальный мир -- так же, как старик на крыше круглого дома, -- был галлюцинацией?... Сознание Эрика раздвоилось: он, вроде бы, понимал, что с восприятием действительности у него нелады, но все же не мог удержаться от нелепых, а зачастую и опасных, выходок. К примеру, сейчас ему взбрело в голову, что нужно во что бы ни стало разыскать ту, изданную до 85-го книгу, из-за которой разгорелся весь сыр-бор. С одной стороны, оставлять ее под ковриком бывшей соседки было действительно нехорошо -- бедная женщина могла попасть из-за этого в беду. С другой стороны, его арест при попытке достать крамольную книгу ничем Вике Марковой не поможет... скорее наоборот! Несколько минут он размышлял, как должен поступить в такой ситуации смелый и порядочный, но в меру благоразумный человек, и пришел к выводу, что... э-э... на месте разберется. Эрик огляделся: он стоял у метро Новослободская -- всего лишь в пятнадцати минутах ходьбы до его бывшего дома... Это был знак свыше! -- он торопливо пересек Каляевскую и зашагал дворами в направлении Маяковки. Ветер и метель стихли, толпы народа на темных улицах поредели. В магазинах кишели самые неорганизованные, а также самые хладнокровные граждане, отложившие новогодние покупки до последней минуты. Эрик пересек Четвертую Тверскую-Ямскую, прокрался в темную арку дома номер 13 и осторожно заглянул за угол: вход в его бывший подъезд заливал яркий свет. Ничего не происходило. Чувство опасности кололо виски Эрика острыми блестящими иглами: впереди притаилось что-то неопределенно-угрожающее. Он закрыл глаза, пытаясь просчитать, где кэпэгэшники могли устроить на него засаду... однако мысли растекались, оставляя лишь смутное ощущение угрозы... угрозы, связанной с его бывшей квартирой. (Господи!... что у него с головой?! Почему он потерял способность концентрироваться?...) Эрик подсунул пальцы под очки и помассировал веки, потом тщательно осмотрел двор, но никого не обнаружил... то ли наблюдение было снято, то ли следившие за подъездом топтуны не захотели утруждаться в новогодний вечер. Оставалась лифтерша -- увидав Эрика, старая карга могла стукнуть в милицию. И как совпало: стоило Эрику подумать о лифтерше, как дверь подъезда отворилась и укутанная до глаз старушечья фигура заковыляла в сторону входа в домуправление... старуха пошла в туалет! А, может, перехватить чайку!... Или посудачить со своей лучшей подругой из третьего подъезда!!... Она даже не заперла за собой дверь!!!... Последнее обстоятельство окончательно развеяло сомнения Эрика в целесообразности задуманной операции -- он выбрался из укрытия и быстрым шагом направился к заветной двери. Чувствуя себя уязвимым, как боец под перекрестным огнем, он пересек двор и вошел в подъезд. Лифт стоял внизу -- Эрик осторожно закрыл дверь, нажал кнопку возьмого этажа и сдвинул респиратор под подбородок. На стене кабины красовался последний антиникотинный шедевр старика Бромберга: Куренье -- вред, табак -- отрава! Доводит он до ПРЕСТУПЛЕНЬЯ! Все сигареты, даже "Ява", Должны считаться НАКАЗАНЬЕМ. Эрик усмехнулся очевидному плагиату, вышел из кабины и, не закрывая двери, неслышными шагами подошел к викиной квартире. Трясущейся рукой он приподнял край коврика и увидал завернутую в газету книгу -- в точности, как он оставил. Где-то наверху раздался звук открывающейся двери и детский смех. Сердце Эрика колотилось в груди, как самый большой, самый гулкий барабан оркестра. Лампочка под потолком лестничной площадки бросала тусклый луч на свежевыцарапанное слово "хуй" на свежевыкрашенной стене. За дверью викиных соседей звучал ушераздирающий визг модного ансамбля со странным названием "Московские Сорочки" (ходил слух, что они начинали с рекламы мужских рубашек). Эрик засунул сверток с книгой в карман дубленки и направился к лифту. Потом остановился... какая-то подспудная, неосознанная мысль не разрешала ему уйти. Что-то он здесь оставил... что-то, за чем всегда хотел вернуться... Кот!... Он забыл про Кота!... Ни секунды не сомневаясь в необходимости предстоящего действия, Эрик беззвучно закрыл дверь лифта и на цыпочках спустился на два этажа. Отовсюду, как во сне, раздавались угрожающие шумы и шорохи -- пробивавшиеся сквозь стены голоса, музыка... За надежно запертыми дверями квартир люди накрывали праздничные столы, заворачивали в блестящую бумагу новогодние подарки, ждали гостей. Звуки живущего своей жизнью дома казались сейчас особенно пугающими -- но не исходившей от них угрозой, а равнодушной безразличностью серой громады ко всему, что находилось за пределами ее микроскопических интересов. Дверь бывшей квартиры Эрика была опечатана -- он приложил к ней ухо, но не услыхал ничего. Проведя кончиками пальцев сверху по дверной раме, он достал (очевидно, не найденный при обыске) запасной ключ и вставил в замочную скважину. Потом спохватился -- вытащил из внутреннего кармана пистолет и навернул на него глушитель. С почти неслышным, но все же оглушающим щелчком он отпер дверь (бумажные полоски печатей лопнули и затрепетали на сквозняке) и вошел в квартиру. Чувство неопределенной угрозы сдавливало его грудь, затрудняя дыхание. Посреди передней валялась опрокинутая тумбочка. Пол усеивали осколки стенного зеркала. Эрик поставил замок на собачку, затворил дверь, сунул ключ в карман и переложил пистолет в правую руку. "Кот!" -- шепотом позвал он в сторону двери в спальню. Ответом была тишина. "Кот!" -- шепотом позвал он в сторону кухонной двери. Ответом была тишина. Неслышно ступая меж осколков стекла, Эрик прошел на кухню. Где-то бесконечно далеко, то ли на пятом, то ли на седьмом этаже, раздался неопределенный шум. Ароматы разорения и насилия органично вплетались в уютные запахи бывшего жилища. Кухонный стол был разломан на несколько частей. Осколки посуды усеивали пол. От дыры, зиявшей в центре раковины, разбегалась паутина трещин. Кота нигде не было. Эрик попятился, повернулся на месте, пересек переднюю и встал на пороге темного проема, ведущего в спальню. Какие-то объекты (обрывки постельного белья?...) светлели впереди. Темнота означала, что шторы были задернуты. Эрик щелкнул выключателем -- безрезультатно... видимо, доблестные гигиенисты при обыске разбили лампочку. Он вдруг почувствовал тошноту и слабость, черный мир поплыл вокруг головы по часовой стрелке -- безумие, душившее приступами весь день, вернулось в виде физической немочи. Он снял шапку, отер со лба испарину и шагнул в темноту... еще один шаг... еще один... еще... Что-то мягкое (кусок материи?) прицепилось к его каблуку и несколько шагов волочилось следом -- пока он не поднял ногу и не потряс ею в воздухе. Где-то далеко проплывали угловатые контуры мебели. "Стой, -- раздался справа-позади негромкий голос. -- Стой на месте. Пистолет брось на пол". Эрик прирос к месту, где стоял. "Брось пистолет на пол, -- повторил голос невыразительно. -- Считаю до двух: раз..." Пальцы Эрика разжались и выронили пистолет. "Руки подними над головой". Эрик подчинился. Он услыхал мягкие, кошачьи шаги, приближавшиеся сзади... Трах-х! Что-то жесткое (рукоятка пистолета?) ударило его по затылку -- ноги у него подкосились, и он упал лицом вперед. Сознания он не потерял и попытался встать... сначала на четвереньки... потом на коле... трах-х! Получив еще один удар, он снова упал... снова встал на четвереньки... сил подняться на колени уже не нашлось. Он сел на пол, откинувшись спиной на удачно подвернувшуюся стену. Боли он не чувствовал, просто окружающий мир стал безмолвным и статичным, как черно-белая фотография. "Кто тебе сказал, что ты можешь перехитрить КПГ?" -- спросил тусклый, невыразительный голос. Эрик разомкнул губы, чтобы ответить, но слова застряли в горле. "Кто тебе сказал, что ты умнее нас?" Из темноты раздался щелчок -- в глаза Эрику ударил яркий свет. Кто это?... Что это за серая фигура, таящаяся позади источника света? Из какого кошмара доносится этот негромкий холодящий кровь голос? "Кто дал тебе, подонок, право бороться за свою жизнь, если Родина хочет ее отобрать?" Гигантская тень, отброшенная серой фигурой на стены комнаты, угрожающе раскачивалась меж черных силуэтов мебели. Валявшиеся повсюду обломки и обрывки некогда целостного бытия стали враждебны своему бывшему хозяину и злобно шипели, как ядовитые змеи. На верхушке стоявшего в углу шкафа происходило медленное, неясное движение. Брошенный Эриком пистолет тускло блестел в ярких лучах фонаря -- совсем рядом, в полуметре от его правой руки. "Даже не думай", -- понял направление его мыслей голос. В конусе света появилось тяжелое никелированное изделие и нацелилось Эрику в лицо. "Хе-хе-хе!... -- раздался мелкий неприятный смех. -- Хе-хе-хе!..." И в этот момент Эрик догадался... вернее, почувствовал... или даже понял... что разговаривает с Человеком В Сером Костюме!... Тем самым, вышедшим из его кошмаров!!... "Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!! -- торжествующий смех грохотал все громче и громче, глаза Человека горели в темноте, как огни курьерского поезда. -- Ха-ха-ха-ха-ха-ха!!!" Спасенья нет -- Эрик обречен... был обречен с самого начала... ему осталось лишь достойно встретить смерть! Он всегда знал, что Человеку В Сером Костюме суждено прикончить его!!... Стараясь не думать о том, что через мгновение кусок раскаленного свинца пробьет ему лоб, Эрик протянул руку в сторону лежавшего на полу пистолета. (Краем глаза он успел заметить, что -- одновременно с его движением -- на плечо серой фигуры прыгнула с верхушки шкафа какая-то тень.) Бах-х! -- грохнул выстрел, но Эрик остался жив... на голову ему посыпались куски штукатурки. "А-а-а