н забыть... Валера, ровнее рейку держи, посвети спичкой на деление! Так, тысяча семьсот тридцать... тридцать четыре, ни фига не видать впотьмах! Цифры угадываешь, просто-таки, иной раз. Записал что-то в полевую тетрадочку. Валера тем временем вошел во храм - не перекрестясь, не поклонившись, - отметил с осуждением городовой, - и вскоре его хлипкая фигура в ватнике замелькала в проемах башни. "Да как же это, церковь-то заперта?" - изумился в очередной раз страж. - Стой, хватит наверное. Рейку из окна выставь, вот так. Ровно держи, беру отсчет... Слазь. - Что за отсчет? - посмел полюбопытствовать городовой. - А это где уровень воды предполагается... - не отрываясь от записи сообщил геодезист. - Тут все вокруг, что видишь, дед, затоплено будет на хер! - Свят, свят, свят! Упаси нас, святые угодники! Это что ж, наводнение такое? - Преобразование природы, сказано тебе! Все под воду пойдет, одна колокольня торчать будет - во-он по тот карниз! Экскурсанты смотреть будут с катеров, смеяться... Рукотворное море, вот что тут будет. - Да как же это? - убивался городовой. - Надо, дедушка. Река должна ток давать, работать на страну. - А... а Божий храм? - В смысле, памятник архитектуры? Придется пожертвовать, старик. Ничего, новый дворец культуры вам где-нибудь отгрохают, не убивайся... Подошел Валера, стал молча разбирать теодолит. Городовой все переваривал услышанное. - Ты знаешь, - сказал наконец Валера, - с этой самой колокольни посмотришь - ошалеть можно, такая красота. Даже и подумалось мне... - Чего тебе подумалось, голова тесовая? - Подумалось, может оно и так неплохо... - А то как же! - обрадованно встрял городовой. - Совершенно, замечу вам, благополучно. Рыбные промыслы, пеньковый завод господина Калюжного, винокурни повсеместно... - Н-да... Винокурни жаль, но этого добра, дед, не убудет, поверь. Ладно, заговорились мы тут с тобой. Идем, водила заждался. Прощай, служба! А почему б водиле и не подъехать было прямиком сюда? Опять же загадка... Валера опять взвалил на себя основной скарб, старший геодезист закинул реечку "на плечо", и оба, все так же громко пререкаясь, зашагали в обратном направлении, вверх по Почтовой. Городовой ошеломленно смотрел им вслед, и лишь когда скрылись, обернулся, перекрестился на храм. Перекрестился - и с трепетом заметил, что лампада над входом не горит, погасла. Странный квохчущий звук возник вдали, в зареченских предместьях и, постепенно затихая, умолк в бездонной ночи. Предвыборная листовка Первичный мужской признак демократии - править должны посредственные люди. Если правят какие-то яркие личности, это уже извращение демократии, это начало харизмы, то-есть, всенародного обожания. Мы-то знаем теперь, чего ждать от харизматических вождей - Гитлер, Сталин, Мао-цзедун, Хомейни, Ельцын... Править должен рядовой малосимпатичный человек. Он не должен блистать умом и какими-то талантами, это лишнее. Не должен быть особенно терпим. Чувство справедливости - на зачаточном уровне. Среднеразвитая алчность, но без зарывания, пускай знает меру. Среднепьющий - нельзя быть другим в пьющей стране. Пускай бабник, однако без чрезмерностей, опять же, пускай и фиаско терпит время от времени, как и прочие обычные граждане. Итак, любить его особенно не должны, да и он сам никого особенно любить не должен. Может в целом любить народ - это ни к чему не обязывает, что такое народ - никто не знает, пускай любит. Такое распространенное увлечение государственного человека. Еще какие-нибудь невинные слабости. Может играть в шахматы (посредственно), может быть привязан к собачке - но не до самозабвения. В смысле ораторского искусства, само собой, чтоб был не Цицерон. Но и не отъявленный заика. Нужно, чтобы его две-три мысли легко формулировались и воспроизводились в случае публичных выступлений. В случае избрания такого вот персонажа, ни у кого из рядовых избирателей не поднимется рука на демократические институты, обеспечившие приход к власти очередного монстра - для большинства на троне окажется такой же человек, как и он сам. А потому голосуйте за....................( заполните прочерк своей фамилией). Заботы пенсионеров Остервенение нынешней городской жизни вместе с транспортным психозом вызвало и такой еще всеобщий заскок - неодолимое желание каждую секунду осведомляться, а какая же это секунда, которой минуты, часа, дня месяца, года, и так далее. Я как-то сосчитал, сколько в квартире хронометров - девятнадцать штук, включая наручные, напольные, настольные, настенные, старые, новые, будильники, таймеры, карманные, электронные, медальон (это у Катерины, дочки), на гирьках, словом, всякие... Ну и само собой, когда такой вот батальон тикалок, все они показывают время через пень-колоду, каждый - свое, а позавчера и вовсе паралич наступил: самый надежный будильник, который вот уже три года безупречно работал (правда, лежа ничком), - откинул таки копыта и в самый неподходящий момент. Утро, час пик, весь город рефлекторно приходит в движение (хотя - куда? половина ж безработных), счет на секунды, а у нас хоть бы одна стрелка шелохнулась! И по радио, как назло, сплошная реклама да попса - эти новые радиожокеи, видать, считают полезным едва проснувшегося шизоида заправить трескучими попевками да плохосрифмованными призывами чего-то там купить. На что купить, на какие шиши, недоумки? - Пап! - заорала наконец Катерина, перекрывая очередного Шуфутинского, - Пап, набери службу времени, а то я чувствую уже поздно. Ноль-ноль-восемь. Память у молодежи - еще такое вот держится в уме. Хотя, правда, державы падают, а телефонные номера сохраняются. Но если раньше по этому номеру какая-то сиплая утроба тут же размеренно вещала: "...сковское время... надцать часов... квак минут", то теперь вместо этого ангельский до потустороннести голос стал меня увещевать с регулярностью метронома: "ждите... ждите... ждите..." Под это воркование хотелось то ли заснуть, то ли повеситься, но я ведь тоже не последний из тертых совков - другой бы уже давно вылетел на лестницу, бабахнув дверью (как Катерина), а я все ждал, сцепив зубы, вскипая злобой к очередному бытовому свинству. Переход к капитализму и всяким свободам никак не отразился на обыденном хамстве. Чего ж я ждал? Предполагалось после длительного и постылого вслушивания издевательское, бездушное пиканье аппарата, и я внутренне был к этому готов, повторяю - закалился за свою жизнь, железобетоном оброс в окружающей дури... И что ж, вы думаете, я услыхал наконец? Вот такой текст: - В целях улучшения обслуживания горожан, с первого октября в центре и на окраинах открывается разветвленная сеть салонов "Службы времени", обеспечивающих нашим клиентам различные виды услуг, согласно прейскуранту. Часы работы салонов назначены таким образом, чтобы их удобно было посетить до и после работы и удовлетворить спрос населения без очередей и проволочек. Адреса салонов: Юрьевская 15, бульвар Симона Петлюры 8, проспект Ленина 174, улица Ивана Сранька 74... В нашем городе мирно уживаются старые и новые названия. Я не стал дальше слушать треп автоответчика. Это прошибло даже мой железобетон. Надо же - после получаса ожидания сообщают адреса каких-то салонов, где что - каждый желающий после работы в удобное для себя время сможет узнать который час? Нет, такое спускать нельзя, тут гражданское чувство, невзирая ни на какую атрофию за годы катаклизмов, должно срабатывать. Ну, негодяи! Берегись, жулье, не все вам спускать! Распалился я, давно уж такого не случалось. Или общая утренняя нервозность зацепила? Даром, что на пенсии уже три года, а все еще, как боевая кляча, реагирую на всеобщую побудку... Во всяком случае, обнаружил я себя уже в штанах и при галстуке, а в душе тем временем занималось пламя справедливого возмездия. Когда-то, видать еще в пору становления советского бытового обслуживания возник, наверное, естественный вопрос - как быть, ежели клиент, скажем, недоволен? Вижу эту сцену прямо-таки воочию: этакий вальяжный законодатель из службы быта задрал высокопоставленные брови: - Недоволен? Нехай жалуется, тля! Дайте ему для утешения книжечку специальную, чтоб туда плакался. Знаете нашего человека - он любит, когда все записано-запротоколировано. Пускай туда обижается. Вот так. И сановник похлопал розовой ладонью по столешнице, довольный своей придумкой. - И название дайте этой книжице какое-нибудь официальное, скажем "Книга жалоб и причитаний", предложений то-есть. Тут конечно подхалимы с папками подмышкой заржали угодливо... Но - осуществилось! И сколько поколений требовали (вполне серьезно) эту невзрачную тетрадку! И как им отказывали! А ведь скоро и это забудется, и тетрадки эти, исписанные и опечатанные, сгинут в отвалах макулатуры... Жаль, имя сановника не сохранила история, а то бы сейчас памятники ему торчали на всех перекрестках - сидит, словно дедушка Крылов, а вокруг постамента персонажи и тома народного эпоса: "Дошло до меня, о владыка, что в гастроном No33 завезли протухшую рыбу, килограмм которой я приобрел, не спросясь Аллаха..." "... приемщица пункта гр. Онуфриева в грубых и матерных выражениях отказалась поставить союзки на сапоги, тогда как другие посетители выходили с союзками..." "... сообщаем также, что эта парикмахерская в лице заведующей Чухляк Инны Павловны относится к нанесению услуг клиентам абы как, о чем свидетельствует несчастный случай с носом майора Ковалева, который уже обратился по этому поводу в военную прокуратуру..." Какая бумажная гора народного творчества пропала, вместе с Союзом! Распаляя себя такими мыслями, шел я по родной моей улице Бассейной, (ныне Ивана Сранька, или как там его), в поисках пресловутого салона - номер дома, само собой, выскочил из памяти. Но не обманул меня эльф-автоответчик: над узеньким лазом в полуподвал сияла надпись с подсветкой "Служба времени", а в окошке посвечивал огонек - работал салон, невзирая на ранний час, в целях улучшения обслуживания. Я спустился по стертым ступеням вниз. На моей памяти здесь перебывало много чего: и слесарная мастерская, и ЖЭК, и овощная лавка, и молодежное кафе - теперь вот "салон". Обставлено было как контора средней руки у начинающего спекулянта-оптовика. - Который час? - со всем возможным сарказмом осведомился я у блеклой девушки за конторкой. - У вас что, глаз нету? - вежливо ответила та, кивнув на цифербллат под потолком. Легенда насчет того, что с приходом рынка уйдет и наше хамство - потихоньку иссякает. Куда ж оно уйдет, если носители его остались на тех же местах? Я немного сник, прошел как-то запал, вечно я его растрачиваю в перебежках из одной траншеи быта в другую. Девушка продолжала что-то писать - так уж повелось у нас, любое должностное лицо обязано владеть ручкой. - И это все, что вы имеете предложить? - спросил я, накрутив агрессивность. Приемщица подняла глаза на миг, и я оторопел. Я всегда так реагирую на этот новый тип девиц, будто целиком на стальном каркасе, с ледяшками вместо глаз. Весь мой железобетон становится трухой под их морозильным взглядом. - Мужчина, не дурите мне голову. Вон ценник на стене, ознакомьтесь и давайте заказ. Шляются, сами не знают зачем... Я послушно отошел к прейскуранту. И только начал читать - забыл напрочь обо всех жалобах и бытовых невзгодах, а также и о том, зачем пришел. Еще раз перечел прейскурант, этакий обычный, набранный на компьютере листок. Оглянулся. Девица тем временем закончила свою писанину и посматривала на меня с легким омерзением, впрочем, иначе они смотреть не умеют. Замечали, как у нас интересно складываются отношения - водитель трамвая ненавидит пассажиров, продавщица - покупателей, официант или таксист глубоко презирают рядовых клиентов за бедность - и все это при том, что их благосостояние напрямую зависит от нашего брата, от потребителя то-есть. Само собой, потребитель платит взаимностью. Пенсионеров, нашего брата, кстати, ненавидят особо - нам в трамвае полагается бесплатно, как же такое можно стерпеть? - Мужчина, надумали что-нибудь? - Сейчас... - машинально я порылся в карманах, - вот только... Вообще, с чего так дешево? Все-таки, биографический реверс... Затраты те еще, я думаю, хоть это и иллюзия, так я понял? - Не надо умничать, клиент. Стоимость ниже, пока раскрутка идет, пользуйтесь. А услуги у нас натуральные, это вам кто-то лапшу вешает, а вы слушаете, как идиот... По какому пункту заказываете? Я решил плюнуть на "идиота" - уж слишком захватило. - По... по четвертому. - До сорока... - девица бегло заполнила квитанцию. - Дату давайте точно, - (я назвал день своего восемнадцатилетия), - фамилия, адрес? - Зачем вам? Оттуда ж меня не выудить, если остаться захочу. Я пытался шутить, но всего как бы холодком обдавало. Девица пренебрежительно так бросила: - куда вы денетесь! - но я тогда не обратил внимания. Взвинчен был. Она поцокала ноготком по клавиатуре. - С вас рубль восемьдесят три... Тут у нас по-старинке новые национальные деньги - гривны - называют рублями. Я вручил две смятые бумажки, она отсчитала мелочь, сунула квитанцию... До того все обыденно - но все ж, этот трепет, с чего? Будто и в самом деле нырнешь сейчас в юность... - Пройдите туда вон. Вошел в зашторенную кабинку, вроде для голосования или примерки, вместо урны стояло кресло. - Уселись? - спросила девица из-за шторки. - А надо? - поинтересовался я зачем-то. Напал вдруг тик - веко задергалось. - Ну тогда стойте, - легко согласилась девица, - включаю. Что-то коротко щелкнуло и гуднуло. Я закрыл глаза, сам не знаю отчего. Сейчас... Неужели? - Готово, мужчина, выходите. Девица отдернула шторку, я вышел. Пока пребывал в кабинке, появились еще клиенты - школьник с батоном, который он регулярно обкусывал с конца, и старушка в очках. - Девушка, что ж это... Не сработало? - Реверс закончен. Все, клиент, выходите, люди ждут. И снова полоснула меня ледяным взглядом. Я все понял. Железобетон стремительно окружал меня, обретая форму противотанкового дота. В бойницу высунулось орудие главного калибра - по моему разумению. Только спокойно, только не сорваться... - Жалобную книгу, будьте добры. Книгу жалоб и преклонений! Немедленно! Теперь я понял, почему так дешево. Эту липу можно спустить лишь за пустяковую сумму, иначе скандал, разоблачение. Человек более-менее спокойно переносит всякие надувательства на сумму до трех рублей, то-есть гривен, дальше начинается законное возмущение. И то - если бы они хоть кадрик дали из той замшелой поры, хоть две-три нотки из какой-нибудь песенки... Нет же, вот такой циничный обман. Никаких иллюзий, это уж точно! - Жалобную книгу! По первому требованию! - Ты смотри! Еще названия какие помнит... Нет здесь никаких таких книг, посетитель. Приемщица впервые глянула на меня с некоторым, я бы сказал, интересом - я уже был для нее не просто безликим "мужчиной", а каким-то реальным затруднением, скандалистом, который может, чего доброго, и премиальных лишить. Она с видимым усилием взяла себя в руки. - Мужчина, чем вы недовольны? Вас что, не обслужили? Я набрал воздуха и выпучился на подлую девку. - Меня надули! На рубль восемьдесят! Не было никакого реверса, никакого перемещения, и намека не было. Заведующего! Книгу! Приемщица явно шла по верхнему пределу терпимости. - Ну как же не было, посетитель, гляньте, вот у меня на мониторе - тридцать восемь лет, десять месяцев, одиннадцать дней, часы, минуты, все по тарифу. Посмотрите, бабушка, - призвала она старушку в свидетели.Старушка охотно заглянула на экран и прошамкала: - Вше правильно, молодой человек. Я для нее все еще числился в молодых. Для этой пигалицы - "мужчина", номинально, разумеется. Вечно эти старухи подыгрывают надувалам, а ведь сами жертвы. - Не было никакого биографического реверса, бабка! - заорал я. - Тут очередная обираловка под новой вывеской. Как стоял в этой загородке, так и вышел оттуда... Будто дурня деревенского, жулье чертово! Жалобную книгу, быстро! Тут и приемщица слетела с тормозов. - Вы кто такой, посетитель? Депутат парламента? Инвалид войны? Никто, ноль, пенсионер... Развыступался на пустом месте! - С вами станешь инвалидом безо всякой войны! -...а базарит! С утра мозги засрал на весь день! С какой отрадой освобождалась она от пут вынужденной вежливости, как являла во всей красе свой природный дар! - Нина! Выдь хоть на минутку, тут один децибел такой заявился, базар поднял! Тоже закономерность: рядом с такой вот акулой всегда найдется мягкая отзывчивая Нина, которая как может замазывает злобные укусы и копытные пинки напарницы, лучистым взглядом своим врачуя душу униженного и оскорбленного. Книгу жалоб, впрочем, тоже не дает. - Что вам... - (секунду колебалась, как обратиться, "господин", или "товарищ". Заглянула в квитанцию), - товарищ Черняк? Чем вы недовольны, расскажите пожалуйста? Подняла ко мне лунноликую славную мордашку. Я, остывая, пробубнил снова мои претензии. Приемщица тем временем вкривь и вкось заполняла квитанцию бабке, зыркая иной раз в мою сторону, точно гиена на издыхающего осла. Дергается осел, никак не может принять съедобное положение... - ...ошибка всех новичков, - объясняла тем временем Нина, - им кажется, что они, ну как бы сказать, сознают это перемещение. Вроде бы принимают участие, ну как экскурсия в автобусе, когда все видно... Впрочем, вот инструкция по использованию оборудования на четырех языках, там все сказано. Вот, читайте: время - категория, позволяющая исключительно пофазное, - обратите внимание, товарищ Черняк, - пофазное воспроизведение ситуаций, имевших место в прошлом, в запрашиваемом отрезке. Следует объяснить перемещаемым, что Службой времени обеспечивается буквальное воспроизведение временного этапа, оговоренного в квитанции. Момент убытия клиента и момент его появления фактически совпадают, что затрудняет проверку реального факта перемещения... Нина спрятала в стол эту толстую книжицу. Видно ее частенько совали в нос дурням, вроде меня. - Вот оно что, - реагировал я тупо. - Значит, по-вашему, я там побывал? - Само собой, - пленительно улыбнулась Нина. - От этой даты по сию секунду вы прожили почти тридцать девять лет. За рубль восемьдесят всего. Согласитесь, это не обдираловка, это вам не азерский рынок... Кстати, что это за дата? Такой прием называется "отвлекающий маневр". Тонкий психологизм, на который Нинины антиподки неспособны, извилин акульих нехватает... Так называемый личный контакт, что, конечно же, разряжает. - День рождения, - буркнул, насквозь понимая ее нехитрый подкат, и тем не менее поддаваясь. - Восемнадцать лет мне тогда стукнуло. - Да что вы! - она чуть не поздравлять-целовать меня бросилась. - Такое не забывается... - В том-то и дело, что забывается, - опять вскипел я. - Понимаете, девушка, абсолютно ничего не осталось, как не было вовсе. Начисто не помню это событие, а ведь в жизни раз бывает. Потому-то и хотел, как говорится, освежить в памяти... - Ну и считайте, что освежили, только опять забыли по дороге. У нас, чтоб вы знали, частное предприятие, нам ни к чему, чтоб рекламации, мэр договор аннулирует. У нас получают за свои деньги именно то, что хотят. - Так вы ж сами сказали - не сознаешь этого, - все еще упирался я. - И почему все же такая дешевизна? Подозрительно... - Первый раз вижу клиента, который жалуется на дешевизну. А вообще-то потому, что самое начало, службу только что открыли, для привлечения клиентуры. Такса конечно же мизерная, работаем в убыток, но дальше накинут. Так что пользуйтесь, пока доступно. Нина еще раз улыбнулась мне последней обезболивающей улыбкой (было ясно, что злополучная "Книга" совсем утратила свое значение, да и существовала, пожалуй, лишь в моей советской памяти), и скрылась за дверью. - Пять шестьдесят две, - отчеканила приемщица старушке. Интересно, куда предполагала та завеяться на такую сумму, не иначе как в прошлый век. - Пройдите, бабушка, сядьте там. Включаю. Щелкнуло и гуднуло. Я представил, как старушку, словно из огромного пушечного жерла, как шарик на резинке мгновенно отшвырнуло в невообразимую давность, за толщу лет, почти в небытие, из которого она медленно, шаг за шагом, день за днем станет выбираться - в детских кружевных платьицах, в легких девических одежках, в прекрасных женских нарядах (какая бы ни стояла эпоха, женские наряды прекрасны), в нейтральных костюмах среднего возраста, и наконец, темненько так одетой преклонной бабушкой выходит из-за шторки... Боже, неужели она вышла после всех своих восьмидесяти? Я уже не пытался вообразить себе ту огромную жизнь, что отшумела только что за старушечьей спиной - фантазии ни у кого не хватит на такое, но вот школьник с батоном только теперь привлек мое внимание. Приемщица как раз оформляла ему еще один рейс в прошлое на двадцать семь копеек. - Минутку, юноша! - я поймал его за рукав возле самой кабинки. - Тебе-то зачем, объяснить можешь? Школьник (по-старому сказал бы "пионер") воззрился на меня, а приемщица прошипела в неопределенном направлении: - Ну, хмырь, ко всем цепляется! Я б таких в дурку с ходу сажала. За свой рубль все нервы вымотает... Я игнорировал тявканье гиены. Пионер подумал секунду. - Это... ну, новую жизнь хочу начать. Я засмеялся с высоты моего понимания предмета. - Ты что, не видел, как тут обстоит дело? Зашел-вышел, как был, так и остался. Мороженого лучше купи... Новую жизнь ему, видите ли! Действительно, новее жизни, чем у этого школяра, трудно было себе представить. Свежестью морды он напоминал батон, который уже наполовину сожрал. Но все оказалось не так просто. - Есть идея... - школьник глянул исподлобья. - Разобраться нужно, может оно вперед работает. Мне б вперед года на два, чтоб подрасти, и тогда я Чурилову роги сверну запросто! - Мальчик, становись, - проскрипела девица. Пионер отпрыгал свои десять лет и вышел из кабинки. В приемной набралось уже порядочно народу. А что если и в самом деле?... Я, между нами, технический нигилист. Не верится мне как-то, что все вокруг объясняется взаимодействием токов, полей и рычагов. Раз надо было позвонить бывшей жене в Одессу (еще при Брежневе, вон когда!), так мне автомат по ходу беседы каждые полминуты выдавал монетку, опять же возникла неприятность с телефонисткой. Потом один специалист объяснял, что так не бывает, не может быть в принципе и баста. Я его переубеждать не стал, он прав по-своему. С ним не может быть, верно, а со мною и не такое возможно. Думается мне, Техника - а это на мой взгляд такое глобальное и вполне одушевленное существо - устраивает свои штучки именно таким как я, потому что для бывалого технаря она вся как на ладони, и ей с ним неинтересно, а мне она отродясь была непостижима. Кто ж удержится от искушения подурачить мегатерия-гуманитария? И еще - она в принципе неверная, ненадежная, это лишь представление, что сплошная сталь и электроника, а ведь и короткие замыкания, и трубы лопаются, и из поднебесья падают, то-есть, отказ, как в том случае с междугородним автоматом. Только - кому отказ, а кому монетка, и такие бывают неисправности. И вот тогда я отплачу этой хамке - представляете, застопорило, я там на своем дне рождения, ну да он мне и даром не нужен, дело принципа, - а здесь скандал, исчез клиент - уголовный казус, зовут гарантийного мастера из центра, а если техника к тому ж импортная - из Токио какого-нибудь, и все тщетно, и все зря... Нет, нельзя упустить шанс, зло должно быть наказуемо в корне. - Ну-ка, девушка, еще раз на рубль восемдесят. В общем, повторить... Та опять дала волю своей злопамятности. - Что вам тут - пивной бар? Ему, видите ли, повторить... наглость! Не депутат, не заслуженный донор, никто - значит, станьте в конец, мужчина, вас обслужат в порядке очереди. Зловеще ухмыляясь, я стал в хвост. Моровое поветрие Сограждане, теперь-то уж точно до всех нас должно дойти, что по стране ходит не привидение с Марксовой бородой, не призрак революции в буденновке, с огненными очами, нет - по стране ходит смерч, невидимый и бесшумный, но с огромной разрушительной силой. Как и все смерчи, действует он по принципу пылесоса, всасывает в свою воронку все что попадется, и многое из того, что нас окружало перевел в мусор, в небытие, в щепу. Да и многих наших засосало - сотрудников, друзей, просто знакомых, и это ведь все понимают, для удобного объяснения всем говорится, что такой-то, мол, давным-давно в Канаде, или в Австралии, но никому не хочется думать, что сейчас вот, в этот самый момент Коля Семашко, или там Арон Кляцкий заверчены в бешеную пустоту, в холодный непроглядный мрак и обречены вертеться там до скончания века. Нет, лучше думать что в Австралии, в Канаде... Огромные области как-бы прочесаны этим смерчем, опустошены фабричные корпуса и конторы, высажены окна в гигантских цехах, все время что-то горит или затопляется, а в моем мирном городе, где не было ни танков, ни ракетных установок, словно в филиале Чечни то и дело натыкаешься на развалины, на остовы огромных зданий с проваленными перекрытиями, выломанными балконами, без крыш, где и бывалые бомжи не рискуют притулиться... Но - зрелища развалин становятся привычны. Теперь как-то можно и вникнуть в настроения римлян после капитуляции, после разрушения столицы варварами: они озабочены были не восстановлением города, не отпором, они беспокоились лишь насчет того, чтобы привычные им зрелища да цирковые бои не прекратились. С крахом Рима они уже смирились, их интересовали только удовольствия быта. В переводе на нашу реальность, это если бы мы выбрались из подвалов после уничтожающей бомбежки и первым делом побеспокоились: а как там теперь, "Коломбо" дадут в пятницу, или хрена? Нетрудно предсказать, что таких будет достаточно. Вообще, чем пещернее быт, тем больше интереса к жизни миллионеров. Когда в нетопленной халупе вдруг дают свет, и подагрическая старуха могла бы справить чего по хозяйству за эти два светлых часа, она, думаете, захромает вокруг плиты? Как бы не так: скорей в кресло, внучонка рядом с собой под одеяло (ведь холод собачий!), и во все глаза в допотопный телик. Что там сегодня коварный дон Игнасио? Как там синьора Тереза, отошла небось от своей придури - не есть мучное? На диво простые латиносы со своими двумя извилинами обеспечивают сегодня духовной пищей мой народ, вроде б вполне неглупый. Однажды уже было похожее: после кончины великого грузинского махараджи вдруг на серый советский экран повалили валом индийские фильмы - с плясками, с песнями, с чернявыми разбойниками, цыганистыми красавицами - жемчужина в ноздре... Но быстро схлынуло, разве что узбеки до сих пор не потеряли интереса, а у нас вскоре вдруг мощно поднялось отечественное кино. На ровном месте, на "Свинарке и пастухе"! Ну, теперь-то долго не поднимутся, простым глазом видно, разве что придется культивировать какое-то особое искусство, среди развалин и опустошения. Но простым обывателям больше по душе наблюдать обеспеченную жизнь миллионеров, по контрасту. Да, еще мародеры. Как там в "Войне и мире", помните, покинутая столица сравнивается с мертвым ульем, где на всяком шагу можно наблюдать сцены разбоя и умирания? Граф знал что писал; он участвовал в двух войнах - Чеченской, той еще, и Крымской кампании. Но и он, думаю, был бы изрядно озадачен нашим запустением безо всякой войны. Толстой пишет, что город, полный бесхозного добра, как бы сам собой провоцирует на грабежи; хотя впоследствии выясняется, что златотканная скатерть не может согреть под Смоленском, а старинная виолончель не спасет в ледяной Березине - инстинкт схватывания сильнее. И может быть, тут не столько желание украсть, сколько более человеческое - сохранить, ибо очевидно, что все это имущество обречено на гибель. Стратегия ящиков Из мародеров новейшей поры был и конструктор первой категории (по-старому) Чиркин. По своему изначальному положению он не мог так уж нахапаться в момент Великого Краха, там действовала крупная администрация, и не какому-то Чиркину было с ней тягаться. Но потом, когда на месте бывшего ценного оборудования остались торчать лишь крепежные болты, а последнюю бронзовую втулку увезли оборотистые прибалты на свои склады цветных металлов - настала пора одиноких охотников. Первый заход упомянутого смерча работал как бы сквозь крупное сито, многое осталось или же было утеряно по дороге, впопыхах, потому для таких вот индивидуалистов, волков прерии оставалось еще много поживы, поживы несравнимой по масштабам с той, что поимела тогдашняя администрация, однако достаточной для скромного существования. Чиркин промышлял по заброшенным промышленным предприятиям, по фермам, не гнушался он и бывшими конторами, институтами, обезлюдевшими за годы свободы. Не знаю понятия более неопределимого, чем свобода. Не знаю символа более обманчивого. Так вот, Чиркин, человек весьма высокой квалификации и вообще-то глубоко порядочный, консерватор по натуре, по жизни приведен был в такое положение, когда только такой промысел и мог удержать его на плаву. В те годы многие пристойные люди бросились было в частный бизнес (так это именовалось для приличия), однако их довольно быстро потопили и вытеснили настоящие акулы, полупреступники да и натуральные паханы, так что этот самый бизнес довольно быстро приобрел свой теперешний вид. К чести Чиркина он вовремя распознал тенденцию и сразу избрал свою стезю, назовем ее тропою золотоискателя-одиночки. Такой золотоискатель странствует по ущельям да распадкам, намывая себе на каждой стоянке по щепотке золотых блесток, но внутренним стержнем, который держит его в этом занятии, конечно же маячит видение золотой жилы. Мечтой Чиркина было заполучить ядерную боеголовку, даже пускай одиночный ядерный заряд, который можно сбыть заинтересованному лицу, или стране. То, что заинтересованное лицо, или страна могут быть оголтелыми маньяками (а кому еще нужна такая штука?), Чиркин старался отодвинуть на второй план своего сознания, он вообще усердно пытался выработать в себе новое мировоззрение, по которому прибыль - это вещь желанная и положительная, чем бы там она сперва не достигалась, а в дальнейшем от нее одни плюсы. Это называлось рыночным менталитетом. При коммунистах за него сажали и расстреливали. Но - чего-чего, а боеголовки на первых порах бдительно охранялись, да и не везде можно было узнать, где же сейчас еще торчат неразобранные раветы - с одной стороны привычная секретность, с другой - обычная неразбериха, при которой один генерал не знает, чего там имеется за пазухой у другого, а ведь воевать вместе! Вот так и проиграли в Грозном...Максимум, чего достиг пока бывший конструктор, это обнаружил и довольно удачно сбыл титановую болванку килограмм в семьдесят. Но хитрый эстонец рассчитался с ним отечественными купонами, которые за месяц впятеро обесценились, после чего пришлось опять рыскать в поисках. Многие за эти годы насмотрелись на обезлюдевшие проектные залы да цеха, по которым сквозняк из разбитых окон перегоняет из угла в угол какие-то бумажки, полиэтиленовые кульки...Висят еще какие-то перекошенные "соцобязательства", "доски почета" с выцветшими снимками как бы покойников, громоздятся в углах барельефы, всякие там Марксы-Ленины да Дзержинские, и человек ностальгический, да еще советской складки бродит по этим покинутым помещениям чуть ли не в слезах - а вот разведчик типа Чиркина зорко отмечает: так, хорошо, доска на алюминиевом уголке 50х50, а Маркс так и вовсе находка - бронзовый сплав и килограмм на пятьдесят потянет (не жалели у нас бронзы на увековечение смутьянов да тиранов)! Теперь надо бы придумать, как его половчее вывезти с территории: или завалить мусором в тачке, или совсем открыто на носилках с подручным из юношей, а если на проходной бабка заинтересуется, то вот тебе письмо из районного комитета компартии, коммунисты собирают свои изваяния в одно место, мол, скоро пригодятся... Словом, мысли охотника вполне конкретны и свободны от печали. К слову, Чиркин брезговал торговлишкой упраздненными реликвиями, мертвечиной, вроде переходящих красных знамен да орденов, ему больше по душе был каждодневный поиск стального проката и цветных металлов. Швеллеры он сбывал застройщикам (уже и покупатели появились постоянные), а всякие баббиты да припои оптовику Юрканису, Но - это были те самые щепотки песка, основная же мечта маячила все в том же непредставимом отдалении. Однако ж, движет человеком именно генеральная идея, а не сиюминутные потребности. Однажды Чиркин с чувством радостного изумления обнаружил вдруг, что напрочь засекреченный объект, мимо которого он частенько проезжал на своем раздолбанном "опеле", теперь охраняется едва ли в четверть того числа часовых, что раньше ему полагались, а в сплошной железобетонной стене вокруг появились вполне проходимые дыры. Так, смекнул Чиркин, и сюда дошло. Дыры, само собой, проделали местные мародеры, да только по гигантским размерам объекта (по прикидкам Чиркина занимал он гектаров двадцать), здесь целому полку аматоров-одиночек можно было таскать года три. А там, глядишь, в каком закоулке, надежно закутанная в брезент, в крепкой деревянной обрешетке и хранится забытая при ликвидации базы боеголовка! Как многие соотечественники, Чиркин очень смутно представлял себе боевую ядерную технику, но совершенно правильно предполагал, что при всеобщем бардаке и тут могут произойти потери и утруски. В общем, он-таки получил липовый пропуск на объект, назывался тот туманно "Стратегическим резервом Приднепровского ВО" и на первый взгляд производил впечатление закрытого военного городка, каких тысячи наплодила Советская армия. Вокруг плаца торчали пустые казарменные корпуса, за жиденькой сосновой порослью угадывались полуразграбленные жилые дома офицерского состава, а на вертолетной площадке серели силуэты двух вертолетов, издали вполне целые, вблизи же... Штабные помещения были ободраны до железобетонных конструкций, все Фрунзе, Чапаевы и Жуковы исчезли в неизвестном направлении, а скорее всего давно уже покоились на складе у Юрканиса, и наиболее уцелевшей деталью стратегического резерва можно было признать разве что ворота КПП - шестиметровые, с наспех приваренным трезубом вместо звезды. К удивлению Чиркина, караул абсолютно не интересовался, чем там занимается гость, больше того - дежурный офицер тут же предложил ему брать спокойно чего приглянется за смехотворную таксу, две полубутылки. Бывший конструктор почувствовал над своей головой веяние удачи. Но военные - люди дела. Стальная метла прошлась по стратегическому резерву, и теперь, если б вздумалось напасть на Приднестровский ВО хотя бы половецкому хану Кобяку, напрасно взывали бы из штаба округа, не по чем было взывать, все телефоны-телетайпы вынесли доблестные защитники. Помните, как в первоисточнике: "а поганого Кобяка из луку моря, отъ железныхъ великыхъ пълков половецкых яко вихоръ выторже!". Короче, без Святослава не обойтись, а станет ли он так уж сражаться за нынешних петлюровцев - еще вопрос. Невинный вывоз цветных металлов с территории резерва ни в коей мере не отвлекал Чиркина от основной его задачи. Без сомнения объект закладывался с тем, чтобы в случае нужды серьезно поддержать войска округа, а чем же их тогда предполагалось поддерживать? Ядреным чем-нибудь, не иначе. К тому времени наплодили этих чудовищных зарядов великое множество, чуть ли не каждой роте полагалась боеголовка, так что должна была затеряться, Чиркин надеялся. - Когда под землю сводишь? - поинтересовался он на третий день у того же капитана, который, выяснилось, готов был уступить весь военный городок за вполне приемлемую цену. - В подвал, что ли? Да хоть сейчас, только чего ты там возьмешь, одни ящики... Ящики! Как раз это вдохновило Чиркина более всего: в этих самых ящиках и могли скрываться эти самые боезаряды. Но в подвале (именно в подвале штаба, никаких там подземных ярусов не оказалось), и в самом деле громоздилась гора обычных дощатых ящиков, какие в торговле идут под бутылки с пивом и прочую снедь. Пустые, разломанные, дощатый хлам... Чиркин смотрел на них с глубоким разочарованием. Офицер докурил сигарету и сказал: - Я ж тебя предупреждал - ничего тут нету, одна пустая тара. Ну, походи-посмотри, может чего и заинтересует, а я наверх пошел. Как бы чего не сп.....ли, глаз да глаз нужен! Чиркин двинулся дальше по подвалу, недоумевая, для чего могла понадобиться такая куча ящиков в подвале штаба, не иначе как перед ликвидацией объекта штабные поголовно упивались пивом с отчаяния. Однако в соседней комнате он обнаружил разгадку: на голой кирпичной стене во всю высоту ее и в ширину не меньше метров пяти красовалась композиция из ящичных днищ, плоская такая мозаика, которую аматор сперва принял за грубый остов карты Советского Союза, во всяком случае часть ее. Но - почему из ящиков, странно... Однако, присмотревшись, он обнаружил (высшее образование все-таки!), что это вовсе не Советский Союз, а совсем наоборот - Соединенные Штаты! Масляной краской на этой грубой конструкции были размечены границы штатов, а некоторые даже и надписаны - Нью-Мексико, там, Айдахо, Вирджиния. Больше в довольно-таки вместительном зале ничего не было, разве что груда кирпичей в углу. Без сомнения, это был ободранный остов огромной карты, с которой сняли все что могли - и пластиковое покрытие, и подсветку, и латунные буквицы названий, остался лишь дощатый контур. Стена вокруг испещрена была отпечатками солдатских сапог (тренируются наши гвардейцы в пинках с лету), а возле Вашингтона нарисована была угольком и довольно умело женщина с подробностями. Чиркин плюнул в ее сторону и тоже пошел наверх. Особой добычи в тот день он не извлек. Но вот вечером ждал его сюрприз. В новостях показали президента Клинтона и бабу, которая его обвиняла в домогательствах. Удивительное дело, но сходство с нарисованной на стенке было несомненное. Как раз с того для начался великий американский скандал. Ясное дело, Чиркин не увидел связи в этих двух фактах и продолжал прикидывать, где же там еще может скрываться эта боеголовка. Назавтра он снова заглянул в подвал со схемой из ящиков, но так ничего и не обнаружил. Уходя, оросил краешек Флориды. И - на тебе вот! - вечером показали страшное наводнение в этом штате: дороги затоплены, крыши сорваны, закатав штаны куда-то бредут флоридцы через мутные волны... Смотри-ка ты! - воскликнул Чиркин. - Да неужели? Теперь он посетил штабной подвал с гораздо большей осмотрительностью. Он обследовал дощатую схему со всей своей инженерной дотошностью, но кроме ящичных днищ, гвоздей да кирпичной подосновы ничего не смог обнаружить. Не тянулось от Флориды (на которую пошло не больше двух ящиков) никаких замаскированных толстых кабелей, все было совсем обычно на вид, больше того - противно. Чтоб удостовериться в этом окончательно, Чиркин шваркнул кирпичиной по Калифорнии. Вечером приник к телевизору - ничего. Облегченно вздохнул и отошел ко сну. А наутро национальное радио сообщило о довольно-таки сильном землетрясении в штате Калифорния с эпицентром именно там, куда угодил аматор своей половинкой. И только тогда Чиркин понял, что получил доступ к таком